Текст книги "Парагвайский вариант. Часть 1 (СИ)"

Автор книги: Олег Воля

сообщить о нарушении

Текущая страница: 17 (всего у книги 17 страниц)

– Я бы предпочёл США, – подумав, произнёс Солано.

– А почему туда?

– Сначала скажи, ты про модернизацию Парагвая думаешь? Завозить производства и инженеров собираешься?

– Разумеется! – воскликнул Карлос. – Только об этом и думаю! Я рассчитываю в течение года-двух добиться признания Парагвая у европейских держав и взять там кредиты на развитие. Это, конечно, не быстро, но другого пути я не вижу.

– Не стоит влезать в долговую кабалу, если без этого можно обойтись, – покачал головой Солано.

– Но в бюджете очень мало свободных денег, – возразил Карлос. – Нам нечем платить за заводы и людей.

– Если поискать, то найдётся. Я сейчас всё объясню, но начну немножко издалека, – улыбнулся Солано. – Итак. Представь, что у некоего государства в денежном обороте всего миллион монет. Все привыкли и кое-как живут. Товарами обмениваются. Услугами. Что произойдёт, если монет станет меньше? Вполовину, например.

Солано уставился на отца, ожидая ответ. А тот задумался.

– Каждую монету будут ценить больше, и на неё можно будет купить больше, чем раньше. А ещё люди начнут обмениваться товаром напрямую или суррогаты какие-нибудь возникнут.

– Правильно. Но главное, что желающие продать товар или труд будут испытывать трудности, как и те, кому нужен товар или чей-то труд. А теперь представь, что монет, наоборот, не убавилось, а прибавилось. Скажем, на пятьсот тысяч.

– Ну, очевидно, что цены возрастут. Что же ещё?

– А ещё наличие свободных денег оживит активность. Тот, кто не мог продать свои услуги из-за отсутствия платёжных возможностей у клиентов, начнёт зарабатывать больше. И тратить тоже будет больше. Строители будут продавать чуть больше домов, отделочники и мебельщики будут дополнительные дома обставлять. Кто-то, наконец, позволит себе коней и телегу и так далее. Небольшая инфляция скоро рассосётся, потому что оживившаяся экономика будет теперь потреблять для своего полноценного функционирования больше миллиона монет. Бартер исчезнет, все перейдут на расчёты в монете.

Карлос задумчиво покивал. Объяснение казалось здравым.

– А если поддерживать уровень инфляции в пределах двух-пяти процентов ежегодно, то экономика будет постоянно возрастать. Делать накопления будет невыгодно – они будут обесцениваться. Выгоднее будет их вложить во что-нибудь доходное или купить вечно дорожающее – землю, например.

– Погоди, – удивился Карлос. – Как может обесцениваться золото или серебро?

– Ну, во-первых, может. Вспомни историю. Что произошло с Испанией и Европой, после того как из Америки хлынул поток серебра и золота? За полтора столетия с момента плавания Колумба цена хлеба выросла в шесть раз. Просто потому, что в экономику ввалили слишком много драгоценного металла.

– Я, конечно, помню про «революцию цен», но нам-то это не грозит, – возразил Карлос. – Ты же сам говорил, что в недрах Парагвая нет сокровищ.

– Совершенно верно. Но я не сказал тебе главное – у людей не должно быть ни серебра, ни золота. По крайней мере, как средств платежа. Население этого условного государства изначально согласилось обменять драгоценный металл на банкноты один к одному. Это дало правителю возможность сконцентрировать в своих руках миллион настоящих монет, которые он мог потратить на закупки за пределами острова. Но он не только заместил серебро на бумагу, но и напечатал её чуть больше, чтобы оживить экономику и оплатить какие-то дорогостоящие проекты внутри государства.

Солано улыбнулся.

– Сколько монет вращается в торговом обороте Парагвая?

– Не знаю, – развёл руками удивлённый Лопес-старший. – Много, конечно. Казна собирает около двухсот тысяч, но это только часть всех денег. Думаю, десятая, не больше.

– Я тоже так думаю, – кивнул Солано. – Значит, вводя бумажные деньги, ты можешь изъять около двух миллионов песо. Хотя, конечно, не мгновенно. Все эти средства дадут возможность построить современную промышленность. И её существование подтолкнёт экономику Парагвая так, что только успевай деньги допечатывать.

Лопес-старший достал трубку, набил её табаком, раскурил и погрузился в размышления. Солано не мешал. Вопрос серьёзный.

Скрипел гребной вал и беговая дорожка. Стучали по дереву копыта мулов. Шлёпали по воде плицы гребного колеса. Ветерок, пронизывающий постройку, разносил запах табака.

– Ну, скажем, все два миллиона мы не соберём, – наконец отмер Лопес-старший. – Но три четверти денег с оборота можно изъять. И половину даже относительно быстро. Но ведь где-то надо будет заказывать печать банкнот. Наша типография слишком примитивная для этого.

– Вот потому я и хочу поехать в США, – согласился Солано с выводами отца. – Там именно сейчас царит вакханалия в этом вопросе. Свои денежные знаки печатает не только каждый штат, но и каждый банк или даже крупная компания. Вследствие этого там очень комфортные цены на заказ такого рода полиграфии. А если повезёт, то, может быть, удастся купить и типографию целиком. И тогда мы не только сами себе будем банкноты печатать, но и на заказ.

– Ты про бумагу забыл, – нахмурился Лопес-старший. – Мы даже простую писчую вынуждены закупать, а для ценных бумаг нужна особая.

– Значит, и этот вопрос предстоит решить.

– Нам и железоделательный завод нужен тоже. И оружейный. И всё это нужно как можно скорее. А казна с трудом двести тысяч песо сможет выделить. И то часть из этого на представительские расходы уйдёт. У нас же четыре дипломатические миссии запланированы.

– А куда четвёртая? – не понял Солано.

– В Бразилию.

– Ну, на ней можно и сэкономить, – усмехнулся Солано. – Там и одного толкового человека хватит. А миссию в Британию и Францию можно совместить. Не вижу смысла их делать раздельными. Я считаю, что главной должна стать миссия в США. Во-первых, есть шанс быстрее получить признание, во-вторых, там всё можно купить дешевле и проще, чем в Европе.

Карлос что-то прикинул в уме и согласился.

– Да. Возможно придётся ужиматься.

– А ещё надо использовать возможность внутреннего займа под процент, – продолжал Солано. – Дополнительно займ можно сделать выигрышным. Сами облигации можно и в старой типографии напечатать. Тут водяные знаки не так важны, если облигации будут номерные и именные. Сделать их в виде книги с листами фиксированной стоимости. Лист отдаётся вкладчику, а на корешке фиксируется его имя и данные. Так подделать лист будет невозможно. Если ты зажжёшь энтузиазмом парагвайцев, то какую-то сумму они тебе одолжат.

Карлос потёр подбородок и выколотил прогоревшую трубку в реку.

– Ну, наверно, сотню тысяч ещё можно будет собрать, – согласился он. – Можно ещё продать что-то из государственных имуществ.

– Ну вот. На первый раз насобираем. А чтобы потратить деньги наиболее рациональным образом, я сам должен за ними присмотреть. Для этого в руководители миссии нужен свой человек, который не будет мне мешать.

Солано вопросительно уставился на отца. Тот опять впал в задумчивость.

– Хорошо подошёл бы твой дядя, Хуан Висенте Лопес, но я его хочу в Бразилию направить. Нам сейчас очень важно наладить там контакт, а Хуан прекрасно знает бразильцев и имеет некоторые связи. Не могу я его оттуда забрать. Но я подумаю насчёт кандидатуры.

– Только умоляю тебя, брата Базилио не надо, – криво усмехнулся Солано. – Мы с ним не уживёмся.

Карлос шутку не поддержал и тяжело вздохнул.

– Я и сам с ним теперь ужиться не могу.

* * *

В этот момент, за сто километров к югу, брат Базилио поперхнулся кагором и закашлялся. Отец Кальво встревоженно поднялся было помочь, но Базилио остановил его жестом. Перекрестившись, он отдышался и продолжил:

– Эта нечисть пыталась прельстить и меня. Сулила епископский сан в Парагвае.

– Искушение вполне в духе падшего духа, – заметил Кальво, поглаживая распятие на груди. – Были ли другие откровения?

– В основном о грядущих сражениях. Он очень точно предсказал ноябрьскую битву в Корриентесе.

– Как и подобает духу лжи по имени Вайн, – вздохнул Кальво. – Ты записывал его слова?

– Да. Всё, что услышал.

Базилио встал, достал из потемневшего дубового секретера стопку листов.

– Многое относится к далёкому будущему. Вот, например… – он зачитал: – «Люди станут общаться друг с другом на любые расстояния при помощи электричества. Они будут говорить так, будто собеседник рядом, когда он будет далеко. И даже видеть друг друга смогут на электрических зеркалах».

Отец Кальво поморщился.

– Больше на бред сумасшедшего похоже.

– А вот ещё, – кивнул Базилио и продолжил: – «Люди создадут летательные аппараты, которые позволят им преодолевать огромные расстояния. За один день можно будет долететь из Асунсьона в Москву».

– Это сказки, – отмахнулся Кальво. – Явно, что демон морочил тебе голову.

– Я тоже так считаю. Но я фиксировал всё, что он говорит. Однако кое-что там было и серьёзное. Например, он упомянул, что через тридцать лет Италия объединится, и папская область отойдёт к светским властям. Папа Пий Девятый объявит себя «узником Ватикана» и откажется признать Итальянское государство. И все последующие папы будут соблюдать это заточение вплоть до тысяча девятьсот двадцать девятого года. В этот год Церкви отдадут крошечный клочок земли и выплатят компенсацию.

– Как интересно! – воскликнул Кальво. – Назвал ли он имя будущего понтифика?

– Нет. Сослался на незнание, – развёл руками Базилио. – Но он сообщил, что именно этот понтифик провозгласит догмат о непорочном зачатии Девы Марии. И случится это в 1854 году.

– Интересно. Интересно. Слуга нечистого смешивает правду с ложью, – Кальво подтянул к себе пачку бумаги.

– Я не слишком много времени уделял этим расспросам, – виновато развёл руками Базилио. – Моя цель была изгнать его из несчастного племянника. В какой-то момент случилось то, что разум отрока померк. После этого он уже ничего не отвечал ни при каких расспросах.

Отец Кальво осуждающе покачал головой.

– Экзорцизм не поле для экспериментов. Как говорил святой Августин, «намерения наши могут быть прекрасны, но поступки наши оказываются пагубны». Так чем же всё это закончилось?

– В декабре за сыном приехал сам Карлос и увёз его. С того момента я Франциско больше не видел. Знаю, что он некоторое время жил в доме отца, а потом внезапно исчез. По словам Карлоса, он уехал в Европу на лечение. Выходит, что брат всем солгал?

Отец Кальво задумчиво покивал, подтверждая вывод.

– Кстати, Патиньо был похищен из тюрьмы примерно в это же время, – продолжил Базилио. – Получается, что Карлос и в этом замешан? Он же был его защитником на суде.

– Да, брат мой. Путь того, кто вступает в сделку с нечистым, всегда отмечен преступлениями. Брат твой впустил тьму в свой дом, – тихо произнёс Кальво. – Ты говорил с ним после этого?

Базилио тяжело вздохнул.

– Увы. Он избегает общения со мной. А на семейных торжествах он вежлив, но замкнут, как и его супруга.

– Найди путь к его душе. Восстанови доверительные отношения. Держи этого отступника ближе к сердцу. Нам надо знать всё о происходящем внутри этой семьи. Это вопрос безопасности нашей Матери Церкви и всего христианского мира. Я и сам постараюсь познакомиться с отцом одержимого.

– Ему не стоит знать о вашей миссии, – нахмурился Базилио.

– Разумеется, брат мой. Разумеется. Он ничего не узнает.

* * *

– Мне нужны документы, отец, – сказал Солано, когда «мулоход» развернулся в обратный путь. – Подлинные для Франциско, и на имя Юджина Виктора Дебса. Оба с датой рождения на двадцать первый год.

– Совершеннолетний, значит, – усмехнулся Карлос. – И незаконно рождённый к тому же.

Солано с такой иронией взглянул на отца, намекая на сомнительные обстоятельства его официального рождения, что Лопес-старший отмахнулся.

– Сделаю я тебе документы. Могу даже Дебса уроженцем Буэнос-Айреса сделать. Есть варианты.

– Не надо, – возразил Солано. – Я современного Байреса не знаю. Вдруг «земляк» встретится. Провалюсь на незнании мелочей. Лучше ещё и на моих парней бумаги выправь. На всякий случай. Кечуа и амазонец со мной поедут.

– Вот зачем ты с этим швейцарцем спорил, – проворчал Карлос. – Отправили бы этого туземца действительно навоз за коровами выгребать. Толку-то от него?

Солано неопределённо махнул рукой. Он действительно увлёкся противостоянием с расистскими взглядами натуралиста и взвалил на себя лишнюю обузу, но «взявшись за гуж, не говори, что не дюж».

– Кстати, о швейцарце. Можешь его с собой в Асунсьон забрать? А лучше сразу в Буэнос-Айрес сплавить? Меня его присутствие уже утомило изрядно.

– Я сделаю лучше, – щёлкнул пальцами Карлос Лопес. – Я же тебе не говорил, но в Асунсьон Бонплан приехал. Он согласился возглавить университет. Это тоже будет поводом для отбеливания репутации страны в Европе после диктатуры Франсии. Вот я этого Тшуди с Бонпланом и сведу. Они друг друга наверняка эффективно займут на какое-то время.

– Это великолепная новость! – восхитился Солано. – Отдаю должное твоей государственной мудрости, отец. С таким контекстом гораздо проще будет общаться с европейцами. Можно даже подумать и о включении Бонплана в миссию.

– Думал уже, – согласился Карлос. – Можно. Но не сразу. Сначала надо почву подготовить. А вот твоего натуралиста можно и сразу использовать. Он молодой, на подъём лёгкий. Да и без денег он уже совершенно. Так что помочь в нашем случае ему будет и несложно, и выгодно.

– Лишь бы он там на радостях языком болтал поменьше, – поморщился Солано. – А так, да! Отличный кадр. Но меня больше другое беспокоит. Вот, например, закупим мы станки, навербуем людей. А как их доставить в Парагвай, если Парана заблокирована, а Энтре-Риос падёт под ударами Росаса?

– Почему сразу падёт? – удивился Карлос. – Там у местных жителей довольно сильный энтузиазм насчёт своей независимости. Мы в агитации нажимали на свободу торговли с Европой. Состоятельные круги свою выгоду прочувствовали и идею восприняли. Вон, после ноябрьской битвы почти тысяча пленных влилась в ряды армии Корриентеса.

– В прошлый раз также было, – пожал плечами Солано. – Но не помогло. Ферре не ужился с Пасом и отстранил того от командования. А в декабре в битве при Арройо-Гранде Росас разгромил унитариев и осадил Монтевидео. Если так случится и на этот раз, то путь в Парагвай останется только один – по суше от бразильского Порту-Алегри. А это чертовски тяжело.

Карлос помолчал и согласился.

– Зарекаться не буду. Посмотрим. Но ваше возвращение будет у меня на контроле, и все варианты я буду прорабатывать. К вашему возвращению вся информация будет у брата Висенте в Рио-де-Жанейро.

– А когда едем?

– Я рассчитывал, что сразу после конгресса. Но в связи с внутренним займом придётся отложить отъезд минимум на месяц. То есть стартуете в начале марта. Да и то только миссии в США и Бразилию. Остальные чуток подождут.

– И каким маршрутом?

– От Асунсьона до Корриентеса на барке. Оттуда обозом до Конкордии – дней десять-двенадцать. Там кораблём – или сразу в Рио, или через Монтевидео. Это как брат Хосе договорится. Груз немалый. Минимум три тонелады серебра (1).

– А как просто было в двадцать первом веке, – вздохнул Солано. – Мгновенные банковские переводы любых сумм по всему миру за мизерный процент. А тут каких-то жалких сто тысяч песо тащить быками на пяти повозках по разбитым дорогам. Кошмар!

– Все так живут. Можно, конечно, и сейчас воспользоваться переводами банкирских домов. Я уже выяснял. Ротшильды в Рио охотно примут серебро в обмен на вексель. Но минимум десять процентов от суммы придётся им за это отдать.

– Жадные твари! – выругался Солано, органически не переваривавший банкиров вообще и Ротшильдов в частности. – Чёртовы паразиты!

Карлос молча развёл руками.

– Я тебе с собой ещё одну сумму дам, – продолжил он. – Ту самую, что Патиньо в доме Франсии спрятал. Я её так и не оприходовал в казну. Это у тебя будет фонд на дачу взяток. Ведь без этого обойтись не получится.

Солано кивнул. Коррупция была нормой жизни во все времена.

– Деньги миссии подотчётны, а с этим серебром поступай по своему усмотрению.

– Спасибо, отец. Всё на благо Парагвая.

– И семьи, – добавил Карлос, погрозив пальцем.

(1) В XIX веке в Парагвае использовались старые кастильские меры веса и объёма. Тонелада (tonelada) ≈ 920 кг. Монета в один песо весила 27.5 грамма. Сто тысяч песо монетой это 2 750 кг. То есть примерно три тонелады.

* * *

По-хорошему, Солано следовало подождать готовности миссии в старом доме в Росарио. Но как можно было удержаться и не присутствовать на историческом событии? Как не погулять по Асунсьону, который не забыл ещё власть Хосе Гаспара Родригеса де Франсии? Поэтому в Асунсьон с Карлосом Лопесом отплыл не только Тшуди, но и он сам.

В отличие от натуралиста, Солано высадился не в городе, а на той самой коневодческой эстансии на противоположном берегу Рио-Парагвай, с которой и начался год назад анабазис Франсиско Солано Лопеса. Там пришлось провести целый день. Впрочем, было не скучно. Карл, Рамон и Фелипе устроили маленький праздник в честь «их друга Юджина».

На следующий день приплыл секретарь отца – Доминго Санчес. Он привёз приличную одежду, средства для маскировки внешности и гостя, который представился как Люк Крессол.

– Погодите, – прищурился Солано. – Не вы ли тот самый англичанин, которого парагвайская стража схватила на Бермехо и упекла на пожизненное по приказу Франсии?

– Да, – удивлённо подтвердил гость. – А откуда вы это знаете?

– Передаю вам привет от одного из ваших спутников – дона Симона. Помните такого?

– Конечно! – воскликнул Крессол. – А где вы его видели? Он свободен? Он здесь, в Парагвае?

– Нет. Он сейчас живёт в Лиме. Ему повезло чуть больше, чем вам. Его освободил и отпустил сам Франсия. Я о вас от него слышал.

– Чудны дела твои, Господи!

– Воистину, – чуть скучающим тоном вклинился Санчес. – Уважаемый сеньор Крессол принял назначение главой дипломатической миссии в США. Именно он будет официальным лицом Парагвая в диалоге с властями. А сеньор Юджин Виктор Дебс, – секретарь теперь обращался к Крессолу, – наделён полномочиями по подбору персонала и покупке нужных для Парагвая производств. Его мнение по этому вопросу будет определяющим.

– Да? – с сомнением оглядел Солано будущий начальник. – А вы не слишком молоды для столь ответственной миссии?

– У меня достаточно опыта и кругозора, мистер Крессол, – ответил Солано на английском, а потом добавил на французском, – У вас будет возможность в этом убедиться.

Санчес недоумённо посмотрел на Солано и поспешил добавить:

– Сеньор Лопес целиком и полностью доверяет мистеру Дебсу. У вас совершенно разные задачи. Сеньор Лопес надеется, что вы будете эффективно работать вместе.

– Приложу все силы, – кивнул Солано.

– Несомненно, – почти синхронно произнёс Крессол.

– Да ниспошлёт вам Господь удачу на вашем пути, – подытожил секретарь.

* * *

К третьему сентября Солано выкрасил хной волосы в рыжий цвет и обзавёлся накладной бородой и усами.

«Теперь меня и родная мать не узнает», – размышлял Солано, глядя на результат своих усилий в мутное зеркало в доме директора эстансии.

И она действительно не узнала. Солано близко наблюдал супружескую пару Лопесов перед началом мероприятия. Они оба общались с каким-то лысым, как коленка, доминиканским монахом.

До начала конгресса было ещё несколько часов, и Солано погулял по Асунсьону. Город вызывал разочарование. Это была большая деревня, застывшая между колониальным прошлым и неуклюжими попытками модернизации. Дома, больше похожие на хижины, жались к грунтовым дорогам, которые после дождя превращались в непроходимые болота. Лишь кое-где тротуары напоминали о цивилизации – грубо расколотые брёвна, уложенные вдоль улиц.

При всём при этом город был не так уж и мал. Численность жителей в нём переваливала за десять тысяч. Очень неприятно поразила Солано повальная привычка парагвайских детей к курению. Дымили дети лет с шести-семи. Даже девочки. И никто не обращал на это внимания, воспринимая как норму.

По всему городу были разбросаны хаотичные рынки, где можно было купить и фрукты, и рыбу, и мясо одновременно. Наверное, не стоит упоминать о том, что такого понятия, как санитария, для торговцев и покупателей просто не существовало.

При диктаторе Гаспаре Франсии хаотичный план города переделали под традиционную сетку улиц. Но сквозь эту регулярность местами проступала старая колониальная планировка. Да и по мнению Солано сетка городу не подходила, ибо совершенно игнорировала рельеф, далёкий от плоскости.

Наконец, колокол храма начал бить в неурочное для молитв время и это был сигнал к началу работы конгресса. Собрание проходило в городском «Кабильдо». Небольшой зал с трудом вместил всех депутатов и горсточку избранных гостей. В избранные попал и «мистер Дебс».

Первым с докладом выступил Роке Алонсо. Он отчитался об историческом воссоединении «исконно парагвайских земель» и представил публике депутатов от провинции Мисьонес. Зал аплодировал и генералу, и новым депутатам. А Солано оценил риторику выступления. Типа не мы под шумок захватили спорные территории, а они сами вернулись в родную гавань, как только образовалась возможность.

Следом выступил Лопес, и его речь была куда длиннее. Он отчитался о большой проделанной работе внутри Парагвая и закончил выступление публичными извинениями перед Эми Бонпланом.

– … все эти несправедливости в адрес глубокоуважаемого учёного камнем лежали на наших сердцах, и я от лица всего народа принёс ему письменные извинения и пригласил возглавить вновь создаваемое высшее учебное заведение Парагвая. К великому нашему счастью, высокомудрый учёный принял наши извинения и предложения. И сегодня я горд и счастлив представить вам будущего ректора университета Асунсьона Эме Жака Александра Бонплана!

Под бурные аплодисменты учёный бодро взошёл на подиум и занял место Лопеса, который отошёл, аплодируя вместе со всеми. Сухонький старичок, напоминавший высохший гербарий, преобразился. Его глаза горели, как у юноши, а морщинистое лицо озарила улыбка. Казалось, он впитал в себя энергию зала.

Речь учёного была взволнована, сбивчива и полна оптимизма. Он говорил о науке, просвещении, о нераскрытом потенциале парагвайской молодёжи. Было ясно видно, что он ничего заранее не готовил. Но он пылал энтузиазмом воспользоваться предоставившимся случаем на ниве просвещения.

После того как он закончил, зал снова устроил ему овацию. Хлопки как-то внезапно синхронизовались, и сотни людей били ладошами в такт, подобно одному гигантскому существу. Раскрасневшийся Бонплан раскланялся, как оперная звезда, и уселся на место.

Когда зал успокоился, слово было предоставлено представителю Корриентеса. Он рассказал о растущей угрозе со стороны Буэнос-Айреса и публично объявил о результатах референдума и о провозглашении республики «Энтре-Риос». В конце он высказал надежду на скорейшее признание новорождённой республики со стороны Парагвая.

Вот после этого выступления снова вышел Лопес и объяснил депутатам, что формального провозглашения акта о независимости Парагвая не было, и предложил проголосовать за составленный им текст. Разумеется, голосование было единогласным.

– Возлюбленный народ наш, коего я рад приветствовать в лице его лучших представителей. Сегодня мы совершили решительный шаг в нашей истории. Мы порвали с двойственностью и нерешительностью, которые долгие годы вынуждены были проявлять, дабы уменьшить риски для нашей молодой нации со стороны алчных соседей. Но сегодня мы готовы на весь мир заявить: Парагвай – свободная и суверенная страна. Мы желаем развиваться и торговать, находясь в мире со всеми нашими соседями. Но если понадобится, то все мы, как один человек, поднимемся на защиту нашей родины и не опустим оружия до тех пор, пока угроза не развеется, как дым над горящим домом агрессора. Слава Парагваю!

В этот момент квартет, примостившийся в углу зала, начал играть замысловатую мелодию «Canto Patriótico» (Патриотическую песню), игравшую роль гимна.

Зал встал и подхватил:

О патрия! Ту суэло саградо

Бахо эль соль де ла либертад,

О й вэмос ту сьело деспехадо,

Т рас сиглос де опресьон и мальдад.

О Родина! Твоя святая земля

под солнцем свободы,

сегодня мы видим твой ясный простор,

после веков угнетения и зла.

Конец первой книги.