Текст книги "Парагвайский вариант. Часть 1 (СИ)"

Автор книги: Олег Воля

сообщить о нарушении

Текущая страница: 15 (всего у книги 17 страниц)

Теперь следовало точно и безупречно распорядиться этой информацией к своей выгоде и к выгоде Британии. Авантюристы правы. Если слухи о золоте просочатся, то в Калифорнию хлынут тысячи – десятки тысяч искателей удачи. И их план прибрать эту территорию к рукам Её Величества действительно хорош.

«Как жаль, что сейчас я не могу покинуть Перу, – подумал Хадсон. – После смерти Гамарры и оккупации Куско моё отсутствие может быть истолковано как недобросовестность. Нет, лучше действовать через сына и письма – пусть они едут в Лондон, а я останусь здесь и буду играть свою роль до конца».

Обмакнув перо, он начал писать – без пауз, без колебаний. Слова лились легко, словно он давно держал их наготове.

Достопочтенному Джорджу Гамильтону-Гордону, 4-му графу Абердин

Главному Государственному Секретарю Её Величества по Иностранным Делам

Лондон

Милостивый государь,

Позвольте мне обратить ваше внимание на чрезвычайно важные обстоятельства, которые, как мне стало известно, могут затрагивать интересы Великобритании в западных провинциях Мексиканской республики.

Для подтверждения этих сведений я за свой счёт организовал экспедицию, которую возглавил мой сын, Эдвард Джеймс Хадсон. Результаты его расследования оказались настолько значимыми, что я воздерживаюсь от их изложения на бумаге, особенно учитывая отсутствие возможности использовать надёжное шифрование.

Поэтому я осмелюсь просить Ваше Превосходительство о личной аудиенции для моего сына, который в настоящее время находится в Лондоне. Он готов лично представить Вам информацию, которая может иметь существенное значение для интересов Короны. Полученные мной сведения позволяют предположить, что эти материалы могут обеспечить нашему правительству стратегическое преимущество в преддверии возможного усиления напряжённости в указанном регионе.

С глубочайшим уважением,

Ваш покорный слуга,

Уильям Томас Хадсон

Консул Её Величества в Перу

Перечитав письмо, консул остался им доволен и приступил ко второму. Тому самому, которое вручит в руки самого министра сын. Там уже не надо писать экивоками, а, наоборот, нужно писать прямо и чётко.

«Говорят, – подумал консул, – лорд Абердин не любит переворачивать лист. Любую информацию для него надо уложить на одной странице. А лучше всего на её половине».

Милостивый государь,

Результаты экспедиции в Верхнюю Калифорнию подтверждают наличие богатейших месторождений золота. По предварительным подсчётам, этот регион способен давать десятки тысяч фунтов чистого золота в год. Только в разведочных шурфах мы нашли более шестидесяти фунтов золота. Это не случайность, а настоящий клад.

Формально эта территория принадлежит Мексиканской республике, которая, как известно, испытывает острую нехватку средств и задолжала британским банкам. Я предлагаю рассмотреть возможность передачи этих земель во вре́менное управление Великобритании в счёт погашения долга.

Если мы упустим этот момент, Соединённые Штаты не преминут воспользоваться ситуацией. То, что сегодня кажется забытым уголком мексиканских территорий, завтра может стать источником колоссальных богатств для Вашингтона. История и Её Величество королева не простят нам упущенных возможностей.

Информация здесь в Перу известна лишь немногим надежным людям и передаётся исключительно вам, поскольку последствия её утечки могут быть катастрофическими.

С глубочайшим уважением,

Эдвард Джеймс Хадсон

«Ах да. Надо бы выполнить обещание и упомянуть источник сведений, – усмехнулся Хадсон. – Быть неблагодарным просто невыгодно. Если эти джентльмены и в самом деле умеют находить золото, то с ними стоит дружить».

Перо консула немного увеличило объём текста и вывело постскриптум:

p.s. Агустин Фарабундо Марти и Юджин Виктор Дебс были непосредственными источниками информации о калифорнийских месторождениях. Я ходатайствую перед Вашим Превосходительством о рассмотрении вопроса о предоставлении им британского подданства, о котором они просят в знак признания их заслуг.

Консул ещё раз полюбовался игрой света на неровной поверхности самородка и вызвал сына. Ему снова предстояло путешествие. Но теперь уже в Лондон. К началу своей собственной славной карьеры.

* * *

«Мулоход» спокойно шлёпал по воде под управлением проводника. Уже две недели они шли по бесконечной водной равнине между островов и торчащих из воды зарослей. Как назло, дожди прекратились, небо расчистилось, и солнце начало яростно припекать. Испаряя тысячи тонн воды.

Тут же в небеса взмыли бесконечные полчища голодных комаров. Они облаками кружились над островками суши, и проводник старательно от них уклонялся, не надеясь на репелленты и сетки.

Жара, сырость, духота, насекомые – всё это действовало угнетающе. Даже мулы передвигали ноги как-то вяло. Тем не менее по спокойной воде плот шёл с хорошей скоростью, и у Солано была надежда скоро найти выход в систему Рио-Парагвай.

– Мистер Дебс, – соблюдая конспирацию, обратился к Солано Рамон. – У нас, кажется, проблемы.

– Минус песо, – усмехнулся Солано. – Не по-французски.

– Да и чёрт с ним, – отмахнулся гаучо, и это означало, что вопрос и правда серьёзный. – Мне уже давно казалось, что проводник наш неправильно нас ведёт. А сегодня утром, в мою вахту, я видел, как он какие-то фигуры собой делал. Причём он думал, что я сплю.

– То есть? – не понял Солано.

– Ну, у меня бабка из индианок с Пилькомайо. Она мне рассказывала, что у племён выше по течению был такой обычай – сигналы передавать. Что-то вроде танца. Ну и этот наш болотный тоже что-то подобное изображал. Руками и ногами, конечно, всякие выделывал и смотрел куда-то в одну точку. Девой Марией клянусь, он кому-то сигнал посылал.

Солано нахмурился. Исключать вариант стычки с местными он не мог.

– Хорошо. Всех тихонько предупреди. Пусть проверят оружие.

Сам он тоже проверил свой пепербокс, а потом подтянул буксируемую лодку и выкопал из-под кучи древесного угля кожаный мешок. В нём хранилось несколько самодельных гранат. Сковырнув восковую печать, Солано вставил в тела бомбочек пороховые трубочки и обновил заряд трута в своем «огненном жезле».

День шёл, как обычно. Кто-то готовил еду на жаровне. Кто-то смазывал салом уже сильно потёртые упорные подшипники. Двое стояли на носу лодок и периодически отталкивали шестами мусор и лупили по головам обнаглевших крокодилов. Доктор Тшуди препарировал водяную змею, рассматривая её пасть в большую лупу. Но в целом работали молча, ибо условие Солано не отменял, а лексикона было мало для свободных тем.

Солано и сам понимал, что сильно усложнил жизнь парням, поэтому старался их развлечь и помочь с изучением языка. Поэтому он негромко запел:

Фрере Жако, фрере Жако,

Дорме ву? Дорме ву?

Соне ле матиньэ! Соне ле матиньэ!

Дин, дан, дон. Дин, дан, дон.

Эту простую песенку для начинающих изучать язык знали все и подхватили неровным хором. Вообще-то, это было забавно. Семеро взрослых мужиков (ну, Солано тоже ростом всех уже почти догнал) посреди затопленного леса орут детскую песенку с чудовищным акцентом. Следом исполнили ещё несколько, а потом стало не до песен.

Плот заложил дугу и уткнулся в берег. Проводник, сделавший это, рванул было к зарослям. Но Рамон сделал ему подножку, и индеец со всей дури вписался головой в гребной вал «мулохода», и кулём упал на палубу.

Впрочем, всем тут же стало не до него. В корабль полетели копья, камни и стрелы. Бо́льшая часть попала в плетёные стены, но что-то влетало и в окна. Экипажу пришлось укрываться от обстрела.

В щели плетёной стены было видно, как на берег выплеснулась толпа, и человек десять ринулась к потерявшему ход плоту, потрясая дубинками и топорами. Внезапно в их набегающий поток прилетело что-то, оставляющее дымный след. Вслед за этим раздался оглушительный грохот и истошный визг раненых. Второй дымный след полетел в опешивших стрелков. Взрыв получился ещё удачнее: граната разорвалась не на земле, а над головами нападающих, обдав всех своими готовыми поражающими элементами. Третий взрыв окончательно обратил всех в бегство.

– Сеньор Лопес! Лодки сзади! – заорал кто-то.

И действительно. Засада была не только на суше, но и на воде. Из-за острова выгребало два каноэ, наполненных вооружёнными людьми. Лодки нацелились на корму замершего плота. Они не могли видеть, что произошло на берегу, поэтому по их намерениям не было нанесено морального удара.

На этот раз зазвучали обычные ружейные выстрелы. Пять стволов дали слитный залп. Пороховой дым на мгновение заволок обзор, но было видно, что атакующий напор сник только у одного каноэ. Больше половины его экипажа оказалось выбито, и неуправляемое судёнышко скользило по воде чисто по инерции. А вот второе каноэ вынырнуло из прикрытия первого и уже закладывало поворот, чтобы высадить экипаж на открытую корму плота и перебить разрядивших своё оружие европейцев.

Сделать это индейцы не успели. Солано, не торопясь и тщательно целясь, всадил все шесть пуль из своего пепербокса. Расстояние было не больше трёх метров, и результат оказался стопроцентным. Второе неуправляемое каноэ закачалось на воде.

– Перезарядиться! Контролируйте берег! – крикнул Солано, сам занявшись зарядкой своего проторевольвера.

– Сеньор Солано! На берегу только раненые. Все сбежали.

– Хорошо. Хватай шесты и отталкивай плот. Что с мулом?

А один из мулов действительно истошно ржал и брыкался, лёжа на беговой дорожке.

– Копьё ему в бок прилетело, – огорчённо констатировал гаучо.

Солано подошёл, на ходу надевая капсюли на брандтрубки. Мул действительно был серьёзно ранен. Кровь из широкой раны заливала доски.

– Досадно, – покачал головой Солано.

Он приставил к уху мула ствол пепербокса и выстрелил. Животное дёрнулось и затихло.

– Раненые есть? – спросил он, обводя экипаж взглядом. – Доктор Тшуди, что у вас с головой?

– Чем-то попали, – ответил швейцарец, прижимая ко лбу платок. – Наверно, стрелой по касательной.

– Ах ты паскуда! – взревел вдруг Рамон и бросился куда-то на пол.

Удивлённые соратники вскоре увидели, что гаучо за ногу вытаскивает из-под беговой дорожки забившегося туда проводника.

– Убью мерзавца! – рычал гаучо, выхватывая свой нож.

– Погоди, Рамон, – остановил его Солано. – Не убивай его!

– Почему, сеньор Солано? Он же всех нас под стрелы своих дружков подставил!

– Потому что у нас теперь на одного мула меньше, – усмехнувшись, пояснил Солано. – Если ты его убьёшь, то сам будешь по этой дорожке идти целый день.

Рамон озабоченно посмотрел на мулов, потом на индейца, сплюнул, но нож убрал.

– Доплывём до Асунсьона, там и зарежу.

– Сеньор Солано, может, ещё пленных возьмём? – предложил один из кечуа, указывая на лодку, откуда торчали несколько испуганных голов.

Идея была одобрена, но осуществить её не удалось. Плот слишком медленно разворачивался, и выжившие индейцы успели догрести до берега.

Им вслед прозвучало несколько выстрелов, и добежал до зарослей только один. Искать его в лесу, разумеется, никто не собирался.

* * *

– Значит, вы, сеньор Солано Лопес? – улыбаясь, подсел к попаданцу швейцарский натуралист после того, как обработал собственную рану и забинтовал голову. – Вы преисполнены удивительными талантами для столь молодого человека. И вашей решительности можно только аплодировать. Мало какой юноша так спокойно себя чувствовал бы, убив толпу народа своими бомбами, пристрелив в упор шестерых индейцев и добив несчастного мула. Не раскроете тайну своей личности?

Солано скрипнул зубами от досады. Ну вот, чего стоило швейцарцу просто ничего не заметить? Ни оговорок экипажа, продиктованных экстремальной ситуацией. Ни хладнокровной эффективности видавшего всякое в своей жизни старого дипломата. Теперь надо выдумывать какое-то объяснение.

– Многие знания – многие печали, месье Тшуди. К чему вам всё это?

– Если бы я не искал знания, то никогда не оказался бы в этих диких землях. Любая разгаданная тайна – капля смысла в моей жизни.

– Это звучит несколько вразрез с религиозными христианскими установками. Там смыслы совершенно иные.

– Я не пастор, а учёный. Я не молюсь господу, когда грохочет гром и сверкают молнии. Ибо в этом нет смысла. Атмосферное электричество глухо к молитвам, – усмехнулся Тшуди. – Но мне кажется, вы пытаетесь мне заговорить зубы. Напрасно, сеньор Солано. Нам плыть ещё долго, и я всё равно буду биться над этой загадкой.

– Ваше упорство, конечно, делает вам честь как учёному, но может привести к проблемам. Например, я могу распорядиться, и вас посадят в эту пирогу, – Солано махнул рукой на трофейное судёнышко, – выдадут запас провизии и весло. И гребите куда хотите.

Тшуди нахмурился и даже немного отодвинулся от Солано.

– Вы не посмеете, – неуверенно произнёс он. – Это будет убийством.

– Ну, вы же сами говорили, что не видели ещё такой решимости, как у меня. Так откуда вам знать, посмею я или нет? Здесь закон джунглей, а ягуар – судья.

Тшуди встал и коротко поклонился.

– Прошу прощения за мою назойливость, мистер Дебс. Сожалею, что вызвал ваше раздражение…

– Садитесь, доктор, – перебил его Солано и похлопал рядом с собой. – Я не собираюсь вас убивать или причинять зло. В худшем случае просто высажу в первом попавшемся цивилизованном поселении. Но если вы сможете держать язык за зубами, то и этого не понадобится. Поймите меня правильно. Я не хочу, чтобы в ваших путевых записках освещались мои тайны.

– Вы совершенно правы, мистер Дебс. Каждый имеет право на личные тайны, – согласился доктор Тшуди и сел обратно.

– Меня зовут Франциско Солано Лопес, – махнул рукой на конспирацию попаданец. – Я сын Карлоса Лопеса, нынешнего правителя Парагвая. Я просто инкогнито путешествовал по андскому региону и знакомился с миром. То, что у меня такой характер, – данность. Я тут ни на что не влияю.

– Счастлив ваш отец, имея такого сына, – удивлённо покачал головой швейцарец. – Но что же я могу писать, а что нет?

– Пишите про Юджина Дебса. Потом, в своих записках, вы расстанетесь с ним в Асунсьоне и больше никогда не увидите. Если судьба сведёт нас ещё раз, то сначала постарайтесь узнать, под каким именем я вам встречусь. Возможно, я снова буду Юджином. Для вас такое условие приемлемо?

– Да. Вполне, – кивнул доктор. – Думаю, что наша встреча неизбежна. Мир образованных людей на самом деле так мал, а вас непременно жизнь приведёт в Европу. И я буду счастлив вам оказать там любую помощь.

– Очень хорошо, доктор. Но давайте сначала определимся, куда нам плыть. На нашего пленника надежды мало. А у вас, наверняка, есть компас.

– Само собой! – воскликнул Тшуди и пошёл рыться в багаже.

Солано же встал и подошёл к беговой дорожке. Там, обливаясь потом, вышагивал индеец. Его запястья были привязаны к ограде. Он не мог не идти по движущейся дорожке. И свою массу он добавлял к массе мулов, а следовательно, передавал усилие на гребные колёса.

– Жить хочешь? – спросил его по-португальски Солано.

Индеец молча посмотрел на него исподлобья.

«М-да. Пациент ушёл в себя, – подумал Солано. – Надо его как-то встряхнуть».

Через некоторое время он снова подошёл к индейцу.

– Смотри сюда, вéрми, – произнёс Солано и исполнил фокус с подменой большого пальца морковкой и протыканием его через платок острыми предметами.

Глядя, как гвозди пронзают плоть бледнолицего хозяина, индеец задёргался в своих путах. Отшатнувшись, он навалился спиной на мула, потерял остойчивость и упал на движущуюся ленту дорожки. Солано, не меняясь в лице, выдернул колюще-режущие предметы, сдёрнул платок и продемонстрировал свой палец – совершенно неуязвимый к стали.

Он рывком поднял индейца на ноги. Тот, чтобы не потерять равновесия, снова продолжил идти, глядя на Солано расширенными глазами.

– Мне не нужна твоя смерть. Мне надо переплыть болото. Если ты поможешь мне в этом, останешься живым. Будешь вести себя как животное – убью как животное. Выбор за тобой.

– Я показать! – закивал он, как попугай. – Я знать болото. Я знать река надо вам. Не надо меня мбота пира.

Последние два слова Солано не понял, но и по контексту было ясно, что испуганный индеец просит «не делать с ним ничего противоестественного».

– Так куда нам плыть, вéрми?

Индеец огляделся по сторонам, посмотрел на тень от хижины и извиняющимся тоном произнёс:

– Я сейчас не могу сказать. Я позже сказать. Но надо на юг плыть. Я вас на север завёл.

– Понятно, – нахмурился Солано и отошёл к доктору.

У того было какое-то сложное выражение лица. Более того, сложные лица были и у гаучо. А вот двое кечуа улыбались во весь рот. Они-то секрет фокуса не просто знали. Они его сами показать могли.

– Что опять не так? – устало спросил Солано доктора.

– Вы обладаете неуязвимостью? – с некоторым испугом спросил Тшуди, а гаучо перекрестились.

Солано рефлекторно шлёпнул себя ладонью по лбу и тяжело вздохнул.

– Ну как вам не стыдно, доктор, – произнёс он и обратился к кечуа: – Парни, прикройте нас.

И Солано повторил фокус, отгородившись от индейца спинами Супно и Руми. Секрет был настолько прост, что Тшуди заливисто рассмеялся, хлопая себя по коленкам. Гаучо его хохот поддержали. Заражаясь весельем, хохотали и кечуа. И ещё долго все не могли остановиться. Видимо, нервное напряжение нашло себе путь для разрядки.

– Боже! А я с ума схожу от недоумения, – стонал Тшуди. – Как же вы меня обманули! Вы воистину преисполнены талантов.

Солано, единственный сохранивший спокойствие в этом балагане, изъял из рук временно неадекватного доктора его компас и сориентировался по стрелке. Подкорректировав курс, он уселся на бамбуковый короб с багажом и призадумался, оглядывая бескрайнюю водную гладь.

«Время утекает стремительно, – мысленно ворчал он. – Скорость и так маленькая, теперь упадёт ещё больше. Надо делать парус».

* * *

Через день плот немного преобразился. Из запасных шестов, бамбука и красного полотнища дельтаплана получилось соорудить вполне приличный бермудский парус. Дельтаплан с парусом имеет прямую генетическую связь, так что особых переделок и не понадобилось. Просто с ветром он теперь взаимодействовал не горизонтально, а вертикально.

Плот теперь пошёл чуточку резвее. Но и хлопот прибавилось. Причём и с любопытным швейцарцем тоже. Он с таким страданием на лице смотрел на непонятную конструкцию, вынырнувшую из глубин багажа Солано, что пришлось пояснять ему назначение полотнища.

– Летать? На этом? – Тшуди сглотнул, будто подавился собственным вопросом. – Но… как⁉

– Элементарно, Иоганн, – усмехнулся Солано. – Я вам даже покажу, когда доберусь до дома.

– Буду ждать с нетерпением.

Пленный индеец, к которому прилипло прозвище «вéрми» (червяк по-португальски), наконец сориентировался, куда он всех завёл и начал подсказывать курс. То, что курс верный, удалось даже уточнить. Им навстречу попался небольшой караван из лодок, возвращающихся в Вила-Белу. Глава каравана подтвердил, что путь плавучего дома с красным парусом и мельничными колёсами по бокам действительно лежит в реку Яуру.

Через несколько дней они уже шли по ней между бразильским левым берегом и парагвайским правым. Места были глухие, и поселений видно не было. Солано решил, что пора решать судьбу пленника, и предложил ему обещанную свободу.

– Не отпускать меня. Я не идти домой, – опустился на колени индеец. – Меня домой убить.

– Ну а мне-то ты зачем? – удивился Солано. – Иди куда хочешь.

– Я хочу служить тебе, Пае́ Тоба́(1), – индеец простёрся ниц.

Солано почесал заросший подбородок и хмыкнул.

– Отбросов нет. Есть ресурсы.

(1) Пае́ Тоба́ – Payé Tobá «шаман огня»

Глава восемнадцатая

Патиньо проявляет себя как настоящий вождь

Едва караван Солано скрылся в лабиринте горных долин Анд, на Патиньо обрушились дела. Эхо дерзкого налёта на Куско, словно круги по воде, расходилось всё шире по землям Перу. И с каждым днём к Мачу-Пикчу стягивались люди: разорившиеся крестьяне, дезертиры, горняки, беглые пеоны. Народ шёл по цепочке от общины к общине, через родственников, случайных попутчиков, торговцев, что везли соль и ткани в горные селения. И все дороги вели сюда – в последний оплот инков, где теперь ковалось что-то новое.

Солано, конечно, напирал на конспирацию. Он считал, что впускать в древний город кого попало – безумие. Но Патиньо не было времени на сложные схемы проверки и фильтрации. Он считал риск оправданным.

В основном народ шёл простой, без особых навыков. Крестьяне, привыкшие к мотыге, но не к мушкету; пастухи, умевшие выследить ламу, но не солдата; индейцы, говорившие только на кечуа и с трудом понимавшие испанские команды. Но среди этой серой массы попадались настоящие жемчужины.

Одну из таких редких находок – настоящую звезду – Патиньо встретил в начале ноября. Это был Антонио Навала Уачака – человек-легенда. Простой туземный крестьянин, получивший официально от испанской короны чин генерала. И вот он сидел перед Патиньо – седой, морщинистый, в потрёпанном военном мундире. За спиной у него стояли двое телохранителей – такие же ветераны, с лицами, изрезанными шрамами и глазами, привыкшими высматривать опасность.

Его история Патиньо была известна ещё до встречи. Воспоминание о республике Икича было ещё свежо. Она была разгромлена совсем недавно. Всего три года назад. А до этого 25 лет успешно противостояла республиканским силам, сохраняя сначала верность короне, а потом просто защищая свои права и обычаи. И все эти годы во главе восставшего народа стоял Уачака, бывший пастух, ставший полководцем.(1)

Он умел читать сердца людей, зная, когда нужно дать им свободу, а когда – прижать к земле каблуком сапога. Его отряды, одетые в лохмотья, выигрывали сражения у профессиональных солдат, а его имя, шёпотом произнесённое в горных селениях, заставляло дрожать чиновников из Куско и Лимы.

Мужчина был уже в годах, но глаза горели прежним огнём. Старый мундир сидел на нём как влитой. На груди поблёскивали награды, пожалованные ещё испанским вице-королём за верную службу – теперь же они служили символом двойственности его пути. В разговоре он непроизвольно давил на собеседника, используя харизму и груз своего славного прошлого.

– Глупо делать ставку на язычников, сеньор Патиньо, – с лёгкой брезгливостью смотрел старый генерал, сам по крови кечуа, на группу шаманов, направлявшихся к обиталищу Куракку Акулек на Уайна-Пикчу. – Они коварны и лживы. Их клятвы не стоят ничего, ведь их не свидетельствует Бог истинный. Их демоны всегда позволят им обмануть истинного христианина.

Патиньо внутренне усмехнулся. Пришло время надеть маску. Он знал, что Уачака, как и большинство его солдат, верили в Христа.

– Уважаемый сеньор Уачака, я не меньше вашего опасаюсь их необязательности, – ответил он. – Но пока что все договорённости они выполняют. А вам нет необходимости с ними иметь дело.

– Вы сами, надеюсь, не язычник? – с подозрением уставился на Патиньо старый генерал.

– Что вы! Я крещён при рождении, – совершенно не соврал Поликарпо и без запинки оттарабанил символ веры. Его голос звучал ровно, без тени сомнения.

Но генералу не стоило знать, что Патиньо от Христа отрекся и сейчас бубнил слова, не имеющие для него смысла.

Старик смягчился.

– Хорошо, парень. Ты доброе дело затеял. Я готов помочь этой вашей Армии Воли Народа, если это надо.

– Разумеется! – воскликнул Патиньо, позволяя себе лёгкую нотку восторга. – Нужны толковые люди. Нужны те, кто сможет учить добровольцев. И офицеры нужны. Думаю, что и вы сами вполне можете возглавить боевое крыло нашей организации.

Старый генерал нахмурился.

– Не понимаю пока… – Он медленно покачал головой, будто прогоняя навязчивую мысль. – Вы что же, свою республику собрались строить?

– Нет, разумеется, – покачал головой Патиньо. – Нам не нужен кусочек Перу. Нам оно нужно всё. А так же Боливия, Чили, Эквадор. Станете нашей вооружённой рукой? Ваш опыт войны – это неоценимый дар. Вы нужны нам! Вы нужны народу!

Польщённый старик откинулся на спинку стула и самодовольно сложил руки на груди.

– Разумеется, я вам помогу. Затем и приехал. Но разве у вас есть армия?

– Пока нет. И вам придётся её сформировать. Скоро для этого созреют благоприятные условия, – загадочно усмехнулся Патиньо.

* * *

И они созрели.

В полном соответствии с предсказанием Солано, 19 ноября в битве при Ингави президент Агустин Гамарра был убит, а армия Перу потерпела сокрушительное поражение.

Стоит, наверно, пояснить, что такое армии Перу и Боливии.

Это не были европейские регулярные войска с чёткими уставами и вымуштрованными солдатами. Армия Перу, как и боливийская, напоминала лоскутное одеяло – отряды, собранные местными касиками, асьендадо и провинциальными властями. Каждый влиятельный человек приводил своих людей: кого-то – за обещание платы, кого-то – под угрозой расправы, а иных – просто потому, что они были его пеонами и не имели выбора.

Если местный «сеньор» поддерживал правительство – он собирал ополчение. Если он не хотел помогать своей республике, то он и не пытался кого-то собрать. Поэтому центральная власть всегда зависела от благосклонности олигархата.

Получалась странная смесь феодальной вольницы и колониальных пережитков: где-то в строю стояли ветераны войны за независимость, а рядом – индейцы, впервые взявшие в руки мушкет. Кадровая армия, конечно, была, но при подобного рода мобилизациях она растворялась в толпе новобранцев, хоть как-то придавая ей боеспособность.

Исход сражения зависел не столько от тактики, сколько от настроя этих людей. Если война казалась им «правильной» – как в случае с Боливией, – они дрались отчаянно. А если повод для войны людям не нравился, то мораль их была невысока, и поражение включало цепную реакцию распада.

После Ингави армия Перу попросту рассыпалась.

Причём боевые потери были тут ни при чём. Сотни вооружённых дезертиров прятались по горным долинам или горными тропами возвращались домой, бросая ружья, чтобы не тащить лишний груз. Некоторые, правда, сохраняли оружие или продали его по дороге в обмен на еду или выпивку.

Этот поток деморализованных солдат стал целью старого генерала. Имя Антонио Уачака, как магнит, притягивало людей. А новая идеология, которую бойко объясняли комиссары Патиньо, придавала новичкам смысл и цель. Армия, спрятанная в горах, росла с каждым днём. И если с кормёжкой сотен, а позже и тысяч людей Патиньо мог решить вопрос через кечуанские общины, то вот материальные припасы и минимальная оплата офицерам и капралам требовали живого серебра.

И очень вовремя в газете El Comercio появилось лаконичное сообщение:

«Господа Дебс и Марти. Поездка на север закончилась успешно. Предположения подтвердились. Жду вашего визита. W. T. H.»

Инициалы принадлежали Уильяму Томасу Хадсону, и это значило, что Патиньо следовало поспешить в Лиму.

Для пущей безопасности он отправился в путь, вырядившись в офицера, в сопровождении дюжины солдат в форме. Солдаты были из кечуа, а форма раньше принадлежала охранникам монастыря Санто-Доминго.

* * *

Консул принял компаньона как родного. Даже не понадобилось снимать номер в отеле, поскольку в особняке Хадсона для Фарабундо Марти, конечно же, нашлась гостевая комната.

– Я изнываю от желания организовать в Калифорнию ещё одну экспедицию, – делился душевными муками консул с компаньоном, нервно постукивая пальцами по столу. – Это золото просто жжёт руки. Оно шепчет мне: «Приди, возьми меня. Меня там много. Я всё твоё». Это с ума сводит. Я без изрядной порции бренди теперь даже заснуть не могу.

На его ладони блестел тот самый самородок, размером с куриное яйцо.

– Но я понимаю. Незаметно этого не сделать. А разрушить наш великий замысел из-за собственной алчности я не могу себе позволить, – он понизил голос, – Бескровно тайну не сохранить. А ради этого металла уже пролилась кровь.

Патиньо насторожился.

– Что случилось?

– Сын рассказал, что когда этот кусок металла нашли, то все ваши кечуа сгрудились посмотреть и перестали контролировать ситуацию вокруг. И надо же было случиться такому совпадению. Какой-то мужчина с подростком, видимо, сыном, именно в этот момент шли берегом ручья. Они незамеченными подошли к толпе и своими глазами увидели золото.

Хадсон замолчал и отпил бренди, его рука слегка дрожала.

– И дальше что? – подтолкнул его Патиньо, сохраняя нейтральный тон.

– Незваные гости тоже возбудились находкой. Но ненадолго. Ваши люди забили их кирками и лопатами и похоронили по частям в поисковых шурфах, – голос Хадсона дрогнул. Он шумно вздохнул и признался. – Это очень тяготит мою душу. Хотя, конечно, моей вины тут нет никакой.

Он перекрестился.

– Само собой, – повторил этот жест Патиньо, не позволяя себе ни малейшего осуждения. – Судьба у этих бедолаг была такая. Видать, господа прогневили.

Консул закурил сигару и сделал ещё глоток, будто пытаясь заглушить тяжёлые мысли.

– Остаётся молить Господа, чтобы миссия моего сына в Лондон принесла плоды. И мы смогли бы легально начать добычу.

– Но если миссия молодого Хадсона провалится, то мы не будем сдерживаться, компаньон, – усмехнулся Патиньо, присоединяя дым от своей сигары к сизому облаку под потолком. – Под мексиканским ли, британским ли или американским флагом – без разницы, это золото всё равно будет нашим.

Они чокнулись бокалами в акте взаимопонимания, звон стекла эхом отдался в тишине комнаты.

* * *

– Дона Симона арестовали десять дней назад, – начал разговор трактирщик Чото, когда Патиньо встретился с ним в Кальяо.

Патиньо нахмурился.

– Ты в опасности?

– Вряд ли. Его загребли с кучей отребья и одним днём приговорили к принудительным работам на Чинча. Гуано копать. Там народ мрёт как мухи. Постоянно новые люди нужны. А Симон слишком досаждал властям своими историями про чудесный Парагвай. Вот и попал. Я его выручить просто не успел.

– Плохо, конечно, – покачал головой Патиньо, мысленно просчитывая варианты. – Но я как раз об этих островах и хотел с тобой поговорить. Я планировал в перспективе организовать налёт на эти острова и забрать оттуда людей. Теперь это становится первоочередным. Давай думать, как это сделать.

Трактирщик даже оторопел от предложения, но быстро взял себя в руки.

– Хм… Остров охраняется.

– Как? Кем? Сколько нужно людей?

– На самом острове охрана невелика. Они там скорее учётчиков и прочее начальство охраняют. А от побегов с острова караулят корабли береговой охраны. Их там два. Они меняются время от времени. Это или шлюп, или марсельная шхуна. На одном – четыре пушки, на втором – шесть. Вахту там несут бдительно. Внезапно не напасть.

– Хорошо, – кивнул Патиньо, принимая информацию к сведению. – А заключённых кто возит?

– Транспорт в порту фрахтуют, – пожал плечами трактирщик. – А то и не фрахтуют, а просто заставляют отвезти груз людей в качестве штрафа за какую-нибудь мелкую провинность.