Текст книги "Парагвайский вариант. Часть 1 (СИ)"

Автор книги: Олег Воля

сообщить о нарушении

Текущая страница: 6 (всего у книги 17 страниц)

Но тряпок и палок было недостаточно. Нужны были металлические узлы креплений конструкции и предельно прочные и надёжные расчалки. А таковыми Иван считал только шёлковые шнуры. На кузнечно-слесарные работы и на покупку фурнитуры требовались деньги, и начать надо было с их заработка.

* * *

Хосе Фейхоо, ректор Колледжа наук и искусств, потирал лысину и собирался с мыслями, чтобы начать писать очередное письмо с мольбой о материальной помощи своему учебному заведению. Да только к кому?

Креольская элита всё не может успокоиться и делит власть. Нынешний президент Перу Агустин Гамарра строит планы аннексии Боливии. Откуда здесь взяться деньгам на Новый Университет, открытый с фанфарами и речами о «свете разума для новой нации». Он теперь походил на старую библиотеку: пыльные аудитории, облупившаяся позолота на портретах, и два профессора-пенсионера, которым просто некуда идти, бормотали лекции двадцати студиозусам, чьи потрёпанные камзолы красноречивее слов говорили о выборе между философией и ужином.

– Отец Хосе, к вам посетитель, – просунулась в дверь голова Бенито – сынишки дворника, который исполнял роль курьера, бегая по городу.

«Кого там чёрт принёс? Прости, Господи!» – подумал ректор, не ожидая от визита ничего хорошего.

В дверь вошли двое: мужчина в выцветшем сюртуке – явно метис, чьи предки смешали кровь конкистадоров и инкских князей, – и худощавый мальчишка, чей взгляд странно сочетал детскую любознательность с холодной расчётливостью взрослого.

– Мы бы хотели арендовать у вас аудиторию, – после приветствий пояснил цель своего визита мужчина. – Для публичной демонстрации возможностей человеческого разума.

– Балаганщикам место на площади Майор! – возмутился ректор. – Здесь храм знаний, сеньор!

– Это не балаган или театр. Мы хотим продемонстрировать высокое искусство иллюзии и невероятные способности человека. Это ли не роднит нас с задачей, стоя́щей перед вашим колледжем?

Ректор посмотрел на них и недоверчиво переспросил:

– Что вы собираетесь показывать?

– Я могу запомнить сто любых слов, названных на любом языке, – вклинился в разговор мальчик. – И повторить их в любом порядке и последовательности.

Хосе Фейхоо несколько мгновений переводил взгляд с одного посетителя на другого, а потом потребовал:

– Докажите.

– Загадывать слова будете вы? – уточнил мальчик.

– Вот ещё, – усмехнулся ректор. – У меня здесь есть кому проверить вас. Идёмте.

И он повёл странных посетителей за собой по галерее, обрамлявшей внутренний дворик университета. Дворик был квадратным, со сторонами по двадцать метров. Большие окна аудиторий выходили как раз во двор, и было видно, что практически все они пусты. За одним исключением.

Ректор извинился перед профессором и прервал лекцию.

– Докажите свои слова, и мы поговорим об аренде.

– Хорошо, – кивнул мужчина и обратился к студиозусам. – Амиго, я вижу, у вас есть грифельные доски. Напишите на них нумерованный список ста любых предметов на любых языках, и мой ассистент продемонстрирует вам свою феноменальную память. Он без труда запомнит их и повторит в любой последовательности. Прошу.

Ректор кивнул, подтверждая просьбу, и студенты зашумели, перекрикиваясь и толкаясь. Наконец, пять досок, исписанных по двадцать строк, были готовы, и сами студенты их громко и чётко зачитали. Половина слов была на латыни, были и немецкие, и французские, и даже на кечуа и аймара.

Аудитория испытала настоящий шок, когда мальчик, совершенно не напрягаясь, повторил их все и потом спокойно отвечал на выкрики: «С семидесятого до сорокового в обратном порядке! Каждое третье! Все числа, кратные пяти!»

Хосе Фейхоо вынужден был признать правоту посетителей, и они вернулись к переговорам в ректорский кабинет.

– Вы меня впечатлили, юноша, – обратился он к феномену. – Не желаете поступить в наш университет, когда придёт время?

– Я подумаю, – скромно потупился мальчик.

– Итак, – вернул разговор к теме визита мужчина. – Я полагаю, пяти процентов с выручки за каждое представление вам будет достаточно?

– Да вы что, издеваетесь⁈ – возмутился ректор. – Не меньше половины. Вы же не на базаре, а на территории почтенного учебного заведения.

– Вот именно из почтения к профилю вашего заведения я и предлагаю десять процентов, – кивнул мужчина. – Даже церковь не берёт со своих прихожан больше.

– Церковь не несёт света образования в массы, а нам приходится преодолевать немыслимые препятствия на этом пути. Сорок.

– Наше представление только подчеркнёт, какие способности таятся в человеке, что несомненно привлечёт к вам новых абитуриентов и жертвователей. Двадцать.

– О боже! Да куда нам ещё студентов? – взмолился ректор. – Я не могу найти средства, даже чтобы поддержать текущую работу колледжа. Тридцать.

– Хорошо, я согласен на двадцать пять и печать афиш на вашей типографии.

– Работу типографии вы оплатите отдельно, но на двадцать пять я согласен.

На том и договорились. Мальчишка всё это время смотрел на торгующихся мужчин и явно получал от всего этого удовольствие.

– И пусть ваши студенты поработают зазывалами, – внезапно предложил он. – Они уже получили бесплатное представление и вполне могут отработать такой аванс.

Ректор посмотрел на мальчика и внезапно спросил:

– Девяносто третье слово?

– Друкерай, – ответил мальчик не задумываясь. – Но я понятия не имею, что это такое.

Ректор потёр подбородок и пробормотал:

– Это типография по-немецки. Ну что же. Какую аудиторию вы хотите занять?

– Я думаю, что мы займём весь двор, – улыбнулся в ответ мужчина.

* * *

Куско – город очень необычный. Не сказать, что красивый. Чего красивого в хаосе кривых и узких улочек, застроенных весьма простыми строениями, у которых на первом этаже традиционно не делали окон.

Но этот колониальный городок стоял на месте старой столицы империи Инков. Он как бы раздавил её, но куски прошлого выглядывали из-под гнёта настоящего. Улочки шли там, где их проложили прежние владыки города. Камни под ногами когда-то были обтёсаны и уложены в рамках обязательных государственных работ – «миты». И конечно же, полигональная кладка. Таинственная и неповторимая. Которая намекала на загадочное прошлое андского региона.

Солано и Патиньо шли по Кордоба дель Тукуман, как раз такой улочке, узкой и кривой, мощёной инкским булыжником и обрамленной стенками из причудливых камней, подогнанных друг к другу с немыслимой точностью.

– И всё-таки это нечестно – выдавать божественный дар твоей памяти за обычные человеческие способности, – проговорил Поликарпо, замедляя шаг. – Ты говорил, что всему этому можно научить других. Создать группу, которая будет разъезжать по окраинам и внушать уважение и трепет перед нашей организацией. Но я не верю, что найдётся хоть один человек, равный тебе.

Солано прищурился от лучей солнца, точно попавших в створ домов на перекрёстке.

– Согласен. Повторить мой трюк в полном объёме невозможно. Но если сузить задачу до одного испанского языка – сотню слов запомнить реально. Нужна лишь система.

– Какая система⁈ – Поликарпо, резко замер.

Солано усмехнулся, взял его за руку и потянул дальше, будто ведя ученика через лабиринт знаний:

– В испанском шесть гласных и двадцать три согласных. Каждой цифре присвоим пару согласных. Ноль – «С» или «Z» (cero), единица – «N» (uno). Логика вторична – главное, чтобы ассоциации стали рефлексом. Например, десять – «Nuez» (орех). «N» – единица, «Z» – ноль. Если под десятым номером дано слово «топор», представляешь, как орех раскалывают топором. Так запоминаешь связь. (1)

Поликарпо молчал, но в его взгляде читался скепсис, смешанный с любопытством.

– Дома потренируемся, – Солано хлопнул его по спине как равного. – Детские мозги схватывают это мгновенно. Наберём группку мальчишек – убедишься, что я прав.

Они зашли домой, поели и отправились в квартал, который облюбовали для себя кузнецы. Воздух здесь пах угольной гарью и окалиной. Первому кузнецу они принесли искорёженный ствол от мушкета – реликвию Войны за независимость.

– Чинить? – с сомнением переспросил кузнец, разглядывая разорванный сварной шов районе казённой части. – Это будет сложно.

– Напротив, – улыбнулся Поликарпо. – Нужно превратить казённик в правильный цилиндр. И тщательно проковать так, чтобы выдерживал нагрузку.

Кузнец нахмурился, но кивнул.

У второго мастера Патиньо заказал замысловатую «кочергу» с необычно изогнутой рукояткой и загнутым концом круглого сечения, по диаметру как раз входящему в ствол.

В этих железной трубе и кочерге скрывался ключ к иллюзии «левитации». Просто? Да. Но для зрителей, не знающих физики – чистая магия.

* * *

Через три дня настал час первого представления. Афиши, напечатанные на университетской бумаге, висели на стенах таверн и у входа в собор. Текст их гласил:

'Спешите! Впервые в Куско!

Удивительные и невероятные способности к запоминанию!

Мальчик 14 лет повторит сто случайных слов в любой последовательности!

Его наставник, обученный шаманами народа кечуа, приоткроет частичку тайны своих наставников. Исчезновения, неуязвимость, полёты предметов!

Приходите 23 мая в воскресенье после дневной мессы во двор университета.

Вход платный. Пол песо с человека'.

Объявление дополнили восхищённые студенты своими восторженными рассказами. Им было обещано вознаграждение со сборов, поэтому старались они искренне. Скучающий по развлечениям город оживился и ждал назначенного времени с предвкушением.

В городских церквях и соборах отслужили мессу, и народ потянулся к старому королевскому университету. Давно он не видел такого наплыва посетителей. Узкая улочка перед университетом уже заполнилась народом, а посетители всё ещё не заканчивались.

– Что делать будем? – спросил ректор, выглядывая с балкончика на толпу, медленно просачивающуюся во входную дверь. – Боюсь, все не влезут.

– Видимо, пол песо – это даром, – задумчиво ответил Поликарпо Патиньо, разглядывая группу работяг-подёнщиков. – Надо было брать по два.

Опыта в устроении шоу у Патиньо и ректора не было, и они поняли, что явно продешевили. Цена в пол песо была сравнима с дневным заработком ремесленника в Куско. Оказывается, что на невиданное развлечение масса народа легко готова отдать такую сумму.

Мощёный каменный двор университетского патио, уставленный скамейками, вытащенными из аудиторий, вполне вместил любопытных. Беглый подсчёт по головам давал цифру примерно в триста зрителей разных социальных слоёв. От господ в цилиндрах с дамами в капорах до индейцев-кечуа в домотканых пончо и вязаных шапочках. У всех нашлись лишние деньги на зрелище.

Наконец, двери захлопнулись. Раскланялся гитарный дуэт из студентов, что развлекал публику во время ожидания начала, и на сцену, сколоченную из досок и драпированную старыми университетскими гардинами, поднялся Патиньо.

Его одеяние было дикой смесью костюмов из разных культур и народов Америки. Здесь были и расписные пончо, и амулеты, и перья. Верхнюю часть лица скрывала маска с клювом кондора, через прорези в которой метис созерцал плотную толпу.

За задником сцены зарокотали барабаны, и он начал:

– В своём непостижимом могуществе творец мира и великий учитель Виракоча даровал мне и моему ученику величайшие возможности. Они вызывают удивление и восхищение у всех, кто их видел. Сегодня настал этот день и для жителей Куско – узреть невероятное.

Патиньо оказался прирождённым шоуменом. Публика была всецело во власти его голоса. На сцену тем временем вынесли два стула с высокими спинками, на них уложили доску и сверху водрузили Лопеса-младшего, который по такому поводу тоже носил маску и бесформенный балахон. Патиньо подошёл к мальчику и вогнал в специальное отверстие в полу конец старого мушкета, загримированного под жезл, после чего снова отвлёк внимание публики, пока Солано вставил в ствол этого мушкета конец кованой кочерги. Она была ремнями прочно привязана к телу и легко, не сгибаясь, принимала на себя вес мальчишки. Поэтому, когда стулья и доску убрали – толпа ахнула! Мальчик завис в воздухе, бедром прикасаясь к жезлу. Патиньо специально несколько раз взмахнул рукой над Лопесом и под ним, доказывая, что ни верёвок, ни подпорок нет.

Люди в толпе крестились или хватались за амулеты. Либо и то, и то одновременно. Равнодушных не было. Даже у студентов, стоявших в первом ряду оцепления, отвисли челюсти.

После такой демонстрации Патиньо приступил к заявленной программе первой части и предложил загадывать слова. Трое студентов с карандашами и бумагой пошли по толпе, с трудом пробиваясь сквозь людей. Дальнейшее действо отличалось от давешней сцены в аудитории только тем, что Солано отвечал на вопросы, лёжа на воздухе, как на невидимой кровати. Первый акт на этом завершился.

Снова выскочили гитаристы, и четверть часа занимали паузу. А народ бурлил и обсуждал увиденное, едва ли обращая внимание на старания музыкантов.

Вторая часть началась с простых фокусов на левитацию черепа незаметной проволочкой, разрезание верёвки, протыкание пальца, исчезновение платка и игр с железными кольцами, которые то сцеплялись друг с другом, то расцеплялись по воле фокусника. После чего настала кульминация шоу. На сцену вынесли столик и поставили сверху обычную с виду корзину из тростника.

– То, что моя плоть неуязвима для железа, это ничто по сравнению с неуязвимостью моего ученика. Сейчас вы все убедитесь в этом.

Корзина была невелика, и все видели, что мальчик поместился в ней с трудом. После чего крышку закрыли, и Патиньо принялся пронзать её всевозможным холодным оружием из личной коллекции ректора. Финальным аккордом было втыкание здоровенного двуручника вертикально в крышку корзины.

Чей-то истошный крик: «Он мёртв!» – едва не спровоцировал давку. В толпе раздавались крики. Кому-то стало плохо. Толпа напирала на цепочку студентов, прижимая их к сцене. Всё могло закончиться печально, но Патиньо вовремя это пресёк зычным:

«Тихо все!»

И начал вытаскивать клинки под завораживающий монолог и рокот барабанов. Разумеется, в конце из корзины вылез живой и невредимый Солано.

Толпа облегчённо выдохнула и разразилась аплодисментами. Толпа орала «¡Olé!»

Секрет был очень прост – корзина не была такой уж тесной, как казалось. Кроме того, у неё было разрезанное на сегменты дно, которое позволяло телу провалиться в пространство стола, задрапированное скатертью. Так что лезвия пронзали только воздух.

На этом выступление и закончилось.

На прощанье Патиньо объявил о выступлении в следующее воскресенье и о повышении цены до двух песо. Толпа вместо возмущения зааплодировала – как будто дорожающий билет делал чудо истиннее.

Пока взбудораженный народ под неутомимый гитарный дуэт неспешно расходился, ректор и Патиньо считали кассу. За один вечер удалось выручить без малого двести песо. Из них четверть причиталась университету, а из оставшейся суммы надо было выплатить обещанное студентам, гитаристам и типографии.

– Думаю, в следующее воскресенье будет ещё больше народа, – уверенно заявил Хосе Фейхоо. – Сейчас публика такую рекламу вам сделает. Да и по второму разу многие из них придут.

– Надо было цену ещё выше назначать, – покачал головой Патиньо.

– Народ обидится, – возразил Солано. – Не надо так. Просто учтём на будущее, что страдающий и угнетённый народ Перу при необходимости вполне себе платёжеспособен.

* * *

Появление денег позволило заказать сложные железные конструкции для будущего дельтаплана и накупить у старьёвщиков всяких мелочей для новых иллюзий. Например, удалось купить за гроши спиральную пружину от часов – необходимый элемент фокусов с исчезновением. В каретной мастерской нашлась лишняя пластина слюды, из тех, что использовали в качестве окошек. Ну и, конечно, шелковые ленты, шнуры и нити. Одной бобиной всё это хозяйство было не купить, не те времена, потому пришлось брать ассорти в разных местах.

Всерьёз за постройку дельтаплана Солано решил взяться после второго выступления, а пока занялся новым реквизитом. К прочим трюкам добавился «летающий столик», весь секрет которого состоял в лёгкой бальсовой конструкции и тонких стальных штырях, спрятанных в рукавах мага. А вместо протыкания корзины Солано решил исполнить классику жанра – распиливание человека.

Это должно стать бомбой!

Но требовалось привлечь к трюку помощника. И таковым стал Бенито, сын дворника. С помощью его отца соорудили хитрый ящик, в котором счастливый Бенито должен был прятаться до выступления. В момент, когда Солано залезал в этот ящик, Бенито должен был выставить в прорези свои ноги, чтобы все считали их ногами Солано. А дальше дело техники.

* * *

В воскресенье, 30 мая 1841 года, сбылось предсказание Хосе Фейхоо. Два песо никого не отпугнули. Двор университета не только заполнился до предела. Пришлось допускать публику даже на галерею второго этажа. Но не на всю. Солано волновался, что сверху окажется видны некоторые секреты фокуса, так что галерею открыли только наполовину.

Впрочем, без сюрпризов не обошлось. Хосе Фейхоо пришлось вступить в пререкания с заместителем префекта города.

– А я требую, чтобы с суммы сборов был уплачен налог в городскую казну, – верещал чиновник, похожий на голодную крысу.

– Можете требовать сколько угодно! Университет – это самоуправляемая территория, и я уже взыскал упомянутый вами налог в пользу нашего учебного заведения. Спасибо вам, – с сарказмом добавил ректор. – Я хоть так сумел получить поддержку от города.

– Это возмутительно! Я этого так не оставлю!

– Я полностью с вами солидарен, любезнейший, – кивнул ректор. – Это действительно возмутительно – оставлять без денег единственное высшее учебное заведение Куско. Ах, чтобы сказал об этом Боливар!

Покрасневший чиновник с трудом протиснулся на выход сквозь непрерывный поток публики под смешки студентов и ректора. Но, как оказалось, его угрозы были не пустым звуком. Во второй части представления во двор ворвались альгвасилы – городская стража.

– Прекратить шабаш! – Краснорожий коррехидор, начальник городской полиции, тыкал шпагой в сцену. – Арестовать негодяев!

Но куда там. Возмущённая толпа вовсе не спешила расступаться, и служителям закона пришлось силой прокладывать себе путь к цели.

А тем временем на сцене Солано, скрючившись, уже сидел в одном ящике, просунув голову и руки, а во втором сын дворника также скрючившись, шевелил ногами. А посередине стоял с пилой в руке раздосадованный Патиньо. Ему и парочке студентов-ассистентов пришлось срочно утаскивать ящики за кулису, оставив публику в недоумении о дальнейшей судьбе распиленного мальчика.

О! Какую волну слухов породило это событие. Много лет спустя, давясь от смеха, Солано слушал целый цикл историй о распиленном мальчике, который искал свою половину. А в Куско этот случай вошёл в любимейшие городские легенды.

Альгвасилы так и не успели. Патиньо и Солано, ведо́мые парой студентов, покинули университет через крышу соседнего здания. Сценические костюмы и реквизит пришлось бросить.

Через два дня от ректора приехал один из профессоров в сопровождении дворника и привёз почти двадцать килограммов денег в дерюжном мешке. Записка, приложенная к посылке, гласила:

'Передаю вам вашу часть выручки в 737 песо. Долю университета и гонорары студентам и ассистентам я вычел. Никогда не видел, чтобы за один раз можно было заработать столько денег. Поневоле призадумаешься – а тем ли делом я занят. Впрочем, это шутка.

А вот что не является шуткой, так это враждебное отношение к вашему выступлению со стороны городского головы и церковных властей. Я не понимаю, что на них нашло, но ваше выступление объявлено языческим ритуалом, и теперь будет преследоваться во всех городах Перу. Учтите это.

Тем не менее ко мне обратилась группа состоятельных горожан с просьбой организовать выступление для узкого круга зрителей. Оплата будет соответствующей, и если вас это интересует, то я могу свести вас инициаторами этого предложения.

В любом случае я вам благодарен и за развлечение, и за неплохие деньги, так вовремя пришедшие в казну университета. Напоминаю таинственному юноше, что двери колледжа открыты перед ним, и желаю вам удачи.

Хосе Фейхоо, ректор Коллежа наук и искусств.

p.s. Наша типография по-прежнему к вашим услугам'.

– М-да, – протянул Солано. – Фокусами в Перу больше не заработать.

– Мы не будем давать частных вечеринок? – вопросительно приподнял бровь Патиньо.

– Нет, – покачал головой Солано. – Там слишком высока вероятность засветить свои подлинные личности. И не забывай, что является нашей истинной целью. Не увлекайся деньгами ради денег. Нам пока и этого достаточно.

Солано обвёл рукой кучку монет на столе комнаты.

– Но если они нам понадобятся, то можно и устроить, – упрямо подытожил метис. – Наверное, не надо было нажимать на индейскую тему, – вздохнул он. – Можно было изобразить европейцев или индусов.

– Век живи – век учись, – глубокомысленно произнёс Солано и мысленно добавил:

«И дураком помрёшь».

(1) Смотри подробности в мой статье на АТ /post/607119

(Примечание) В Боливии и Перу середины XIX века уровень цен был таков:

Хлеб (кукурузный): 0,05–0,1 песо за килограмм. Бутылка вина (местного): 0,5–1 песо. Простая рубаха: 1,5–3 песо за штуку. Костюм (мужской): 10–20 песоТопор: 2–4 песоГитара (испанского производства): 8–15 песо. Лама в розницу: 3-4 песо (оптом дешевле)

Типичная заработная плата:

Шахтёры: около 0,5–1 песо в деньРемесленники: 0,8–1,5 песо в деньСредний класс (учителя, чиновники и т.д.): 30-50 песо в месяц

Глава седьмая

Иван-Солано совершает первый полет, а Санчо, преследуя его, становится свидетелем чуда и впадает в отчаяние

Надёжность дельтаплана была вопросом жизни и смерти для Солано. Умирать до срока не входило в его планы, ведь его особо предупредили о печальной участи в случае неудачи. Однако полёт был необходим ему как воздух. Возможно, эта мысль превратилась в навязчивую идею, но кто осмелится спорить с человеком, которого считают посланником самого бога?

Запасы бамбука оказались более чем достаточными. Восемь шестов длиной в три метра и диаметром около четырёх-пяти сантиметров идеально подходили для задуманного. Если бы Солано строил свободнонесущий планер, такой материал вряд ли выдержал бы нагрузку, но для дельтаплана этого было вполне достаточно, учитывая прочные расчалки, которые возьмут на себя бо́льшую часть нагрузки.

В торцы бамбуковых шестов загнали на клею цилиндры из твёрдых пород дерева и обмотали проволокой. Сопряжения были железными, проверенными многократным избыточным грузом. Полотно использовали изначально запланированное – хлопчатобумажные пропитанные тенты, хотя Солано теперь мог позволить себе шёлк. Но экономия средств была важнее, впереди предстояли большие расходы, а будет ли ещё возможность столь удачно заработать – оставалось неизвестным. Впрочем, на алую кошенильную краску для полотнищ деньги Солано не пожалел.

После того как каркас был собран, его аккуратно разложили поверх растянутых полотнищ, по которым мелом нанесли разметку будущих крыльев. Сложная выкройка не требовалась, однако места наибольшей нагрузки, такие как передняя кромка крыла и средняя часть, соединяющаяся с килевой балкой, были усилены дополнительными полосами ткани и швами.

Через неделю дельтаплан был полностью готов к первому полёту, но Солано решил провести полноценные статические испытания, как самый настоящий авиаконструктор. Лучший на планете в данный момент.

Далеко за городом нашли подходящее место, где росло дерево с нужным уклоном, и на него подвесили дельтаплан вверх ногами. Затем стали равномерно сыпать на полотно землю и песок. Смысл этого действия пришлось разъяснить своим помощникам:

– Когда крыло находится в полёте, оно словно опирается на воздух всей своей массой, а воздух, в свою очередь, оказывает давление на крыло снизу вверх. Таким образом, переворачивая и нагружая полотно, мы фактически воспроизводим эффект воздействия воздуха во время полёта.

Судя по выражению глаз присутствующих, Солано понял, что его слова цели не достигли.

«Поймут позже, во время процесса», – решил он про себя и продолжил испытания.

К сожалению, подходящего безмена найти не удалось, поэтому нагрузка оценивалась «на глаз», по количеству высыпанной земли. Когда на ткань накидали около трёхсот килограммов, Солано решил, что этого достаточно. Ведь сам он вместе с конструкцией весил не больше ста пятидесяти, а двукратный запас прочности его вполне устраивал. К тому же дерево начало угрожающе трещать. Не хотелось рисковать своим, с таким трудом созданным летательным аппаратом.

Почти целый час дельтаплан висел под тяжестью груза, пока Солано внимательно изучал состояние каждой расчалки и каждого шва. Ничего не вызывало опасений. Следующим этапом стали динамические испытания. Солано пристегнулся карабином к точке подвеса и совершил несколько коротких пробежек, слегка отрываясь от земли. Конструкция была, конечно, слишком тяжёлой, особенно для несовершеннолетнего пилота. Но, как говорится: «Тяжесть – это хорошо. Тяжесть – это надёжно».

Первый взлёт произошёл в тот же день. Ветер отсутствовал. Солнце как раз начало припекать выбранный склон, и Солано решил, что условия идеальны для пробы. Да и не терпелось уже.

Его спутники, Патиньо и двое кечуа, наблюдавшие за происходящим, восторженно закричали, когда после короткого разбега дельтаплан поднялся в воздух, унося Солано в небеса. Аппарат отвечал на движения пилота медленнее, чем тот, на котором Иван Долов летал по молодости и в совсем другое время. И неудивительно. В высокогорье Анд воздух был разряженный, и для того чтобы это скомпенсировать, пришлось в полтора раза увеличивать площадь крыла. Соответственно, вырос и вес всей конструкции. Так что ощущался дельтаплан очень необычно. Но тем не менее управлялся он достаточно уверенно и держал тело пилота в воздухе без особых проблем.

Сам Солано заорал от восторга и поддался искушению. Он начал карабкаться в небо, совершая круг за кру́гом, ловя тёплые потоки воздуха, поднимающиеся от прогретого солнцем склона. Мимолётный страх исчез, уступив место ощущению свободы и лёгкости, словно он превратился в птицу.

Но вскоре птица поняла, что скоро замёрзнет и рухнет. Холодный встречный ветер быстро лишил его тепла, заставляя дрожать даже под плотной одеждой. Голова, прикрытая лишь вязаной шапочкой, быстро замёрзла, и уши начали болеть от холода. Осознавая опасность, Солано завершил свой полёт и, совершив широкий круг, плавно приземлился туда, откуда стартовал.

Когда Солано освободился от ремней и направился к своим спутникам, те неожиданно опустились перед ним на колени.

– Что это вы делаете? – удивлённо спросил он.

– Мы наконец полностью осознали твоё могущество, – ответил за всех Патиньо. – И мы последуем за тобой, куда бы ты ни повёл нас.

Солано глубоко вздохнул, но ничего не сказал.

«Они сами помогали мне строить этот планер, – думал Иван Долов, разбирая дельтаплан на части. – Я подробно объяснил им принцип работы каждого элемента этой конструкции. И всё-таки они продолжают видеть во всём волшебство. Ну что же, пусть так. Зато я могу быть уверенным, что на старых пердунов это тоже произведёт неизгладимое впечатление, и мой возраст в их глазах перестанет иметь значение. Чего я и добиваюсь».

* * *

Санчо был стар, а это значило, что он был достаточно опытен. И его опыт подсказывал, что единственная ниточка к сбежавшему Франциско – это прокля́тый шаман язычников. Что бы там ни писал пацан в своей записке. Через неделю после побега Санчо остановился на постой в деревне, откуда можно было контролировать дорогу к той долине, где жил Кураку Акуллек. Семья, предоставившая ему кров, была креольской, и потому он не особо опасался, что за ним будут следить.

Он не только платил за постой, но и помогал хозяевам и их соседям по плотницкой и столярной части. Вечерами он развлекал их многочисленными байками из своей бурной молодости. Так прошли две недели, когда местные мальчишки доложили ему, что «хрустальное сердце» спустился с гор и поехал куда-то в сторону Куско. Санчо понял, что это именно то, чего он ждал, и, к огорчению хозяев, покинул гостеприимный кров.

Чтобы не спугнуть добычу, он ехал на почтительном расстоянии, отставая от маленького каравана язычников на полдня пути. Потеряться они не могли, поскольку встречные путники исправно сообщали Санчо о караване, который он якобы старался нагнать. Так он и сопровождал их до Куско.

В большом городе он чуть не потерял их из виду, но старый уважаемый шаман – это не иголка в стоге сена. Вскоре о его местонахождении стало известно, и Санчо начал расспрашивать вокруг дома какого-то торговца шерстью: не мелькал ли здесь неизвестный мальчик месяц назад. К досаде Санчо, оказалось, что мальчик не только мелькал, но и жил здесь весь месяц. Однако недавно съехал куда-то с тремя спутниками и навьюченными лошадьми.

«Опять они ускользают! Как будто сам дьявол помогает им!» – в отчаянии подумал Санчо.

Раздражённый Санчо решил утопить своё горе в алкоголе и зашёл в кабак на улице Триумфа, что отходила от Главной площади. Там-то он и услышал восторженный рассказ одного из зрителей недавнего выступления заезжего мага и его юного помощника.

– Он висел в воздухе! Понимаешь? – размахивал руками плюгавый мужичок в помятом сюртуке.

– Да висел он, наверное, на чём-то, – возразил его собутыльник, значительно превосходящий его в толщину.

– Над ним небо было. Там в принципе не могло быть никаких верёвок. А под ним стулья убрали, – возразил первый. – А потом парень стал загаданные слова по памяти называть.

– Эка невидаль, – фыркнул второй. – У меня тёща слово в слово может повторить то, что я на прошлой неделе ей сказал.

– Да тёще-то и напрягаться не надо, – усмехнулся третий. – Ты всё время одно и то же говоришь.

Он подлил первому и попросил:

– Ты давай продолжай.

– Ну так вот, – благодарно кивнул первый, опрокинув в себя выпивку. – После перерыва у колдуна на сцене столик стоял. Он подходит к нему, в одной руке, значит, череп у него, вторую кладёт, а столик возьми и давай от колдуна улетать. Он за ним по всей сцене бегал, пока успокоил. Положил он череп, накрыл его платком, чёрным, и тот тоже полетел! Маг платок за углы держит, а череп под ним беснуется и наружу рвётся!

– Дева Мария! – перекрестился толстяк. – Что за ужас ты рассказываешь?

– Так и было! – воскликнул первый. – Потом, после черепа, он показывал, как может верёвку разрезать пополам, а она от его магии снова срастается.

– Ох ты! – выдохнул третий.

– А под конец снова мальчишка тот появился. Маг его в тростниковую корзину засунул и давай саблями да шпагами протыкать. Утыкал корзину, как баба – клубок шерсти спицами. Крышку открыл, а парню хоть бы хны. Жив-здоров.