Текст книги "Стройки Империи (СИ)"

Автор книги: Олег Измеров

сообщить о нарушении

Текущая страница: 9 (всего у книги 21 страниц)

– Можно просто Нинель, – произнесла дама с легким оттенком снисхождения.

– Можно просто Виктор.

– Софи, вы просто прекрасно смотритесь вместе, – продолжил Иннокентий, держа в руке раскрытое меню, – тебе нужен был зрелый мужчина.

– Ты прав, – заметила ему Нинель, – быть зрелым мужчиной, это как раз то, что иногда тебе не хватает.

– Постараюсь исправиться. С годами.

Похоже, что это ее бывший приятель, сказал себе Виктор. А это новая его бывшего. Соня что-то хочет ему доказать?

"А кто-то сейчас пропадает... А, может быть, к лучшему это, а?" – мурлыкали в стиле ранних битлов прилепленные под потолком шары колонок. "Оловянные солдатики", заря русского рока.

– Что ты будешь? – спросил он Соню, развернув меню.

– На твой вкус.

– Тогда исполним перформанс – вишневый квас, окрошка, мясо в горшочках, блины, и все это употребляем в пищу.

– У, а я думала, ты исполняешь только хэппенинг.

– Когда я участвую в акции, цель которой мне неясна, то предпочитаю исполнить перформанс.

– Вы, наверное, уже читали солженицынский "Архипелаг ГУЛАГ"? – улыбнулся Иннокетий.

«Это что, у них тут диссиденты? Или наоборот, провокация? Или творческие шестидесятники выявляют в своей среде сексотов?»

– Не в моем вкусе, – уклончиво ответить Виктор.

– Смело, – качнул головой Иннокентий, – смело. Когда человек говорит, что книга, удостоенная Сталинской премии, не в его вкусе – это говорит о независимом мышлении.

Это же надо так вляпаться, подумал Виктор. Александр Исаевич оказывается у Фрола Козлова в фаворе. Или его разыгрывают? Или это опять совершенно другой «Архипелаг»? Да и не рановато ли в шестьдесят восьмом?

– Ну, что поделать, – вздохнул он. – Не воспринимаю я как-то этот слог.

"В любом случае это можно представить, как шутку".

Его собеседник не обиделся.

– Ну что ж, – ответил он, это всего лишь очередной виток спора физиков и лириков. Точнее, конфликт оптимистичных и пессимистичных взглядов на научный, технический и нравственный прогресс. А я вот – нонконформист, мне по душе выбор истинных человеческих ценностей.

– Да, я вижу этот выбор, – Соня взглянула в сторону Нинель.

– Софи, ну, зачем упрощать? Просто так бывает – живет человек, и в один прекрасный день ему вдруг открывается зияющая бездна бытия. Бездна, о которой он раньше не подозревал, расточая дни и часы на суету повседневных дел. Может, он просто повзрослел, может, это неожиданная страсть, может, что-то еще, о чем никто не знает. Это уже неважно. После этого события в жизни уже нет покоя. Есть риск, жажда принимать решения, каждое из которых не дает гарантий успеха...

– Экзистенциально.

– Полмира на гребне волны, поднятой Сартром и Камю. Это судьба. Вы думаете, "Архипелаг" получил Сталинскую за особые литературные достоинства? Политика, только политика. В стране должен быть свой великий писатель-экзистенциалист. Независимость от импорта чужих идей. Скажите, – он обратился к Виктору, – вот вы тоже не живете, как все, не довольствуетесь нашими разноцветными гитарами, вашей душе нужны "Жуки", "Катящиеся камни", "Шокирующие голубые". Экзистенциализм есть в каждом.

– Фирма "Мелодия" выпускает, – уклончиво ответил Виктор.

– Конечно. И это политика. Показать, что мы часть мировой культуры. А народ ограничивает себя плачущей девочкой в автомате. И августом, в котором сбыться не может что-то такое, что сбывается ранней весной. Утрирую, конечно. Но думаю, что все человечество никогда не станет жить идеей ефремовского аскетизма, которую насаждают нам в виде культа всеобщей экономии. Ну почему, например, я вместо "Москвича" не могу иметь семисотый "БМВ"? Это ведь тоже микролитражка.

– У тебя есть семисотый "БМВ", – равнодушно заметила Нинель. – Кабриолет цвета мечты.

Виктор заметил, что Нинель не пытается выглядеть роковой женщиной. Превосходство под видимой скромностью и терпением.

– Да, но чего это стоило? – Иннокентий достал платок, провел им по потеющему лбу и продолжал. – Связи, знакомства, подпольные маклеры, фининспекция, чуть ли не ГУГБ из-за реваншистов в Германии. Конечно, и здесь можно сказать – «Все так поступают». Но каждый из нас должен себя спросить – а есть ли у меня право действовать, как все, чтобы с меня брало пример человечество? Реваншисты тоже оправдываются тем, что они – как все. Я считаю, что каждый человек должен отвечать за то, что он протаптывает колею, из которой потом не выбраться всем. А вас, Виктор Сергеевич, что волнует?

– Меня волнует, кто же такой загадочный Боржич, у которого мы собрались. Основатель нового направления в искусстве или местный меценат?

– Ни то, ни другое, – улыбнулась Соня. – Председатель кооператива. У нас завод выпускает только хлебный квас в бочках. Боржич стал варить домашний квас, в общем, кучу сортов, и открыл сеть кафе. Минздрав поддерживает, потому что это полезно.

– А обком рассчитывает, что это заменит пивные, – добавил Иннокентий.

– Правильно рассчитывает, – губы Нинель затронула улыбка. – Гораздо приятней посидеть у Боржича, чем в маленковской пивной.

– Намечается что-то вроде капустника?

– Нет, что вы. Здесь мы общаемся, свободно обсуждаем всякую всячину, заводим знакомства, слушаем оценки других о себе. Просто подойти к незнакомому человеку и сказать – "Здравствуйте, вчера был на вашей выставке, и мне показалось, что в полотне "Утро в кондитерском отделе" чувствуется влияние Сикейроса" – так пока не принято. А здесь это возможно.

"Короче, социальная сеть. А меня включили в группу. Интересно, для чего?"

Перед эстрадой медленно кружились три молодые пары, не обращая внимания ни на кого. Немолодая официантка в праздничном деревенском наряде принесла заказ. Густая постная окрошка оказалась аппетитной, и совсем не похожей на общепитовский «холодный борщ из свеклы»; на нечто подобное Виктор случайно наткнулся на практике в Полтаве, в одной из местных столовых.

– Сергей Константиныч! Сергей Константиныч!

В кафе появился пожилой полноватый мужчина в коричневом пиджаке.

– Это Курагин! – шепнула Соня Виктору. – Облуправление культуры!

22. Двойное убийство в кафе Боржич.

Курагин, улыбаясь и приветствуя знакомых как кинозвезда, прошел к их столику и решительно сел на резной табурет.

– Софья Петровна, так это и есть товарищ Еремин, который увлекается музыкой в стиле рок? Очень приятно!

– Я, собственно, не музыковед, – осторожно поправил Виктор.

– Это неважно. Все мы с чего-то начинали. Кстати, вам не доводилось воевать на Ленинградском фронте? Ваше лицо немного знакомо... или я ошибаюсь...

– Нет, увы...

"Сейчас начнет докапываться. Надо переводить на современную музыку."

– Значит, обознался, – продолжал Курагин. – Там меня первый раз ранило, в госпитале лежал. Хотели ногу отнять, хирург хороший попался, спас. Вот показалось, не в госпитале ли видел. Ну да ладно, что теперь об этом. Меня вот какой вопрос интересует. Советская культура не может закрываться от новых молодежных стилей, тем более, в наш век техники. Будут слушать, переписывать. Вы, конечно, знаете, что у нас есть политика интеграции новых молодежных субкультур в нашу культуру, создание произведений в новых стилях, выражающих наши, советские ценности...

"А, вот почему битлы свободно. "

–...Выступая в Перми, Фрол Романович Козлов сказал, что Министерству культуры не хватает опережения. Умения не просто реагировать на события в современной музыкальной жизни, а активно их формировать. В связи с этим хотелось бы вас спросить – куда, на ваш взгляд, идет развитие массовой музыкальной культуры? Что будет слушать наша молодежь в семидесятых?

– Но я же не музыковед, – повторил Виктор.

– У нас тут конфликт поколений. Старшие, грамотные знатоки музыки рок просто не воспринимают, а у молодежи все на ура, нет критического взгляда. Вы– единственное исключение. Так что скажете?

– Ну, диско будут слушать, – вырвалось у Виктора.

– Что это такое?

– Музыкальный стиль такой. Ритмы на основе сальсы.

– Сальсы? – Курагин оживился. – Вполне возможно. В США как раз новая волна, мода на сальсу.

– Но сальса, это не главное... Диско – это не просто музыка, это способ слушать музыку. Это музыка для дискотеки. Дискотека, это, как сказать...

– Вроде кафе с музыкальным автоматом, где танцуют? У нас в Брянске тоже такие есть.

– В семидесятых дискотека будет другой. Она будет в больших залах, и там представление ведет диск-жокей, который рассказывает о группах, о хитах, то-есть, популярных записях, составляет программу, ну и заводит публику, как тамада на свадьбе. И цветомузыка.

– Цветомузыка? Идея Скрябина? Это интересно. Но сейчас к ней интерес падает.

– Падает интерес к неэффектным приставкам. А там будет световое шоу. Прожекторы, шар с зеркалами, лампы-вспышки.

– Как в цирке? Представляю... Пожалуй, это будет захватывать, особенно молодежь.

– Но самое главное – это будет музыка. Музыка, созданная специально для звукозаписи. С трюковой записью, когда один человек исполняет несколько партий, один музыкант играет на разных инструментах, синтезаторы.

– Электронная музыка? Как у Мещерина и АНС? Очень перспективное направление. Здесь мы, честно говоря, еще мало работаем. Вы знаете, что ученые предложили для синтеза звуков использовать ЭВМ?

– Цифровые синтезаторы? Да, за ними будущее.

– Слушайте, а вы не могли бы примерно хотя бы голосом изобразить вот это?

– Но я же не певец. Смеяться будете.

– Я тоже не Айвазовский. Пойму.

"Что же ему изобразить-то? Лишь бы про биографию снова не спрашивал. Из "Бони М" или отечественное? А если... Ладно, Ральф Зигель здесь не обидится."

– Есть одна вещь, ну на слова не обращайте внимания, это еще так, рыба для рифмы, текста нет. Значит, начало вот так – надо ритмично, зажигательно – Ху! Ха! Ху! Ха!

Мы мчались – ветер бил в глаза раскосые,

С дальних стран – Ху! Ха! Ху! Ха!

Дрожит земля, услышав имя грозное -

Чингис-хан! – Ху! Ха! Ху! Ха!

Пускай коней копыта

Взметнут песок,

Не раз от смерти были

На волосок,

Но силы нет, чтоб одолела нас!

Чин-Чин-Чингис-хан-

Топот копыт по степи ураганом мчится,

Чин-Чин-Чингис-хан-

В бой нас зовет, пусть под ноги ковыль клонится,

Чарку подыму я – о-хо-хо-хо!

За дружбу боевую – а-ха-ха-ха!

Чему бывать, тому не миновать!

– А дальше? – спросил Курагин.

– Еше не придумал.

Курагин потер пальцем перенсицу.

– А знаете, мне понравилось, серьезно, – сказал он после некоторой паузы. – Есть, знаете, русская удаль. И даже рыба, как вы говорите, подходит.

– "Минтай – рыба на все вкусы!" – вставил с улыбкой Иннокентий.

– Э нет, здесь есть зерно. Насколько понял, это ведь блоковскими "Скифами" навеяно – "С раскосыми и жадными очами". Панмонголизм, идея России как переходного звена между Западом и Востоком, звена, без которого разразится мировая катастрофа. "Держали щит меж двух враждебных рас Монголов и Европы!" Верно?

– Ну... – Виктор не знал, как ответить на такой вопрос без ошибки, – без борьбы нашего народа за мир Восток и Запад себя точно уничтожат... Уничтожили бы.

– Вот. Идея интуитивно верная, соответствует художественной форме. Только слово "Чингиз-хан", не совсем, он вроде как завоеватель считается. Ну это ладно, у нас есть профессиональные поэты, члены Союза, они сделают текст как надо. Софья Петровна, ну, раз вы товарища Еремина для русского рока открыли, вам и карты в руки. Сможете со своими ребятами записать и аранжировать?

– Спрашиваете! Конечно, справимся!

– И о самом представлении, о номере вместе подумайте, о предложении, как устроить новую советскую дискотеку...

«Так, Соня, значит, привела меня сюда, чтобы убить двух зайцев. Заставить ревновать своего бывшего и продвинуться в шоу-бизнесе. Двойное убийство в кафе. А полулегальный „Джингис-хан“, под которого весь конец семидесятых оттягивались, значит, выразитель блоковской идеи уникальности России. Убиться веником.»

...До остановки Соня держала его под руку. Погода испортилась, небо завесило потемневшим от влаги и сумерек туальденоровым халатом, и по лужам расходились кольца от мелких, занудных капель. Двое под зонтом. Соня говорила без умолку.

– Я сегодня переговорю с ребятами, и мы позвоним, когда можно будет встретиться. Мелодию я запомнила, сегодня запишу. "Чингис-хана" надо посвятить Александру Блоку. А у тебя идеи таких песен есть еще, да? Надо готовить концертную программу, а с "Чингис-ханом" будем пробиваться на всесоюзный конкурс... А, вот мой автобус. Дальше не надо провожать, чао, я позвоню на работу, до встречи!

Ее лицо за окном на задней площадке утонуло в холодной дали промокшей улицы. Капли падали в лужи, и у Виктора вдруг возникло чувство, что он в каком-то черно-белом неореалистическом фильме шестидесятников; нет, мир вокруг оставался цветным, но непогода поздней осени создавала какой-то непередаваемый колорит картин Ордынского, Хуциева или Лиозновой. В душе была какая-то светлая поэзия неустроенности – этих луж, этой небесной сырости, потемневших кирпичных стен, паутины озябших веток, трещин на асфальте, торопящихся прохожих в куртках и пальто, с темными зонтами, в кепках, шляпах и платках. Возможно, в другое время эта картина показалось бы ему унылой и скучной, но здесь в этом спешащем по своим делам мире, чувствовался беспорядок строительной площадки после только что законченного дома, окруженного кучами строительного мусора, ненужными досками, канавами, которые еще не успели зарыть, остывшей гудроновой печью, угловатой и похожей на сгоревший танк, и только что сколоченной опалубкой для заливки будущего бетонного тротуара.

У этого мира было ясное будущее. У него, Виктора, в этом мире было ясное будущее – по крайней мере, в этот момент так казалось. Будущее было у Сони, у этих прохожих под навесом остановки, у девчонки за рулем автобуса. Это было их будущее, они его строили и им управляли. Нечто похожее Виктор чувствовал месяц назад во сне, где видел деревья и незнакомые здания у Старого Аэропорта, и было просто хорошо, как будто решены все проблемы.

23. «Умирая, они боролись».

– Нам, кажется, по пути? Вы ведь к переезду идете?

Анжелика с хозяйственной сумочкой в руках приближалась к нему со стороны сквера Камозина.

Секунду назад он остановился у памятника комсомольцам у "Победы". Мемориал был совсем иным, чем в нашей реальности; вместо бетонной стелы-кирки, пронзенной стволом винтовки со штыком, здесь тянулась вверх гигантская раскрытая ладонь Прометея с трепещущим в сумеречном небе алым цветком Вечного Огня, совсем как в фильме "Туманность Андромеды". На невысоком, грубо обтесанном гранитном камне, лежащем перед ладонью, были высечены слова:

«УМИРАЯ, ОНИ БОРОЛИСЬ»

Раньше этот памятник как-то некогда было разглядывать, надо было устраивать жизнь. Сегодня он шел мимо него в кинотеатр, расслабиться и отвлечься. Три зала, на ближайший сеанс ждать не так уж долго.

– Оригинальное решение, – он кивнул в сторону памятника. Лика поняла это, как утвердительный ответ.

– Да, это конкурс объявляли... Понимаете, у меня такая беда случилась – отвалился штекер от телевизора. Ну этот, которые новые, трубочкой. А сейчас к монтеру поздно, воскресенье, артель "Победа" закрыта, надомники отдыхать хотят, вот думаю, кто из ребят поближе живет, может, спросить...

– Паяльник нужен, – ответил Виктор.

– А у меня есть паяльник. Обычный, правда, не низковольтный. И там к нему припой и канифоль. Покойный супруг любителем был. Но я не знаю, как паять.

– Ну так давайте я посмотрю, если сам штекер нормальный, там делов на десять минут. Все равно делать нечего.

– Правда? Слушайте, вы просто находка. Тут недалеко идти...

Маленковская шестерка отличалась от привычных Виктору хрущевок еще более низкими потолками. Квартира Лики на четвертом этаже была привычной комнатой-двадцатиметровкой с проходной нишей, к которой лепилась небольшая кухня и узкий квадрат прихожей, куда выходили двери санузла и встроенного шкафа. Интерьер был более чем стандартным: у окна, в углу напротив ниши – телевизор «Ладога-67» на тумбочке под кружевной накидкой, у дальней стены – диван кровать, над которым висит обязательный коврик, письменный столик у окна и круглый обеденный под трехрожковой люстрой – посередине. Остальное пространство у стен делили трехстворчатый гардероб и низкий сервант с панорамным стеклом, за которым отсвечивал джентльменский набор дятьковского хрусталя; на открытой полке, возле кувшина и фарфоровых статуэток – ночник из оргстекла и транзистор. Увенчанная будильником книжная этажерка горделиво несла коричневый чемоданчик проигрывателя. У дивана – бра-тюльпанчик.

Транзистор сразу привлек внимание Виктора: не какой-нибудь, а экспортная "Даугава", такая же, что ему предлагали в магазине, за тысячу сто, компактная, элегантная, как рояль и блестевшая серебряной гальваникой. За такую цену можно купить радиолу.

"Подарок, наверное."

– У вас хороший вкус, Анжелика Николаевна.

– Вешайте одежду в прихожей, берите тапочки. Паяльник у меня в ящике на кухне лежал. Сейчас подам.

– И подставку под горячее там захватите заодно, чтобы паяльник класть.

Штекер был просто оторван, что показалось Виктору странным; первоначальная пайка была хорошая.

– Неудачно дернули? – спросил он Лику, которая тащила инструменты и табуретку.

– Я его при грозе всегда вытаскиваю и сую в батарею, чтобы молния не попала. Не выдержал, наверное. В старом телевизоре покрепче был.

– Так у вас коллективная антенна. Разве там нет заземления? Вы просто узнайте в ЖКО, может, и не надо антенну тергать...

– Спасибо, я обязательно уточню!

Лика удалилась на кухню, и оттуда послышался гром кастрюль и звук закипающего чайника.

– Ну вот и все. Пользуйтесь.

Виктор повернул ручку громкости и подождал, когда нагреется. Заиграла музыка, и на экране появилась сельская улица.

– Это новый клуб колхоза "Рассвет", – радостным голосом сообщил диктор, – он стал настоящим центром культурного отдыха односельчан. Помимо художественной самодеятельности, здесь работают различные кружки...

– Спасибо... – Лика метнулась к серванту и в ее руке появилась бутылка беленькой.

– Ни-ни, ни в коем случае!

– Извините... Сколько с меня.

– Да ну что вы, право! Я ж по знакомству. Вместе работаем.

– Виктор Сергеевич, ну что ж это такое? Я вас не отпущу, пока не попробуете моего пирога. Вы же сказали, вам все равно спешить некуда. А у меня телевизор, вы не представляете, что по нему иногда показывают...

– В Ленинграде открылся первый международный симпозиум по проблемам развития компьютерной анимации, – подтвердил спрятавшийся в ящике диктор, – участникам был показан короткометражный фильм "Кошечка", впервые в мире с начала и до конца нарисованный вычислительной машиной...

"Этак их и съемками "Аватара" не удивишь", подумал Виктор, "Стругацкие в этом мире будут писать сценарии для блокбастеров..."

– Вот, – Лика встряхнула "Брянским рабочим" с недельной программой, – сейчас будет "Карнавальная ночь". Моя любимая комедия. Идемте, поможете мне собрать на стол.

На кухне уже занял свое почетное место возле розетки пузатый "Саратов" с ручкой, как у автомобиля; на нем стоял похожий на "Селгу" новенький приемник "Комсомолец", с антенной и двумя диапазонами коротких волн.

Пока Виктор расставлял на прозрачной полиэтиленовой клеенке «под кружева» тарелки и блюдца, Лика выудила из серванта графинчик с красной наливкой и маленькие стаканы.

– Спасибо, не надо, я не употребляю... – попытался снова запротестовать Виктор, но Лика его осадила.

– И прекрасно! Просто идеальный мужчина! Я тоже не употребляю, это просто каплю в лечебных целях, чтобы не простыть. На улице дождь усилился. Это брусничная. А пить мы будем краснодарский чай с вареньем.

Старая добрая «Карнавальная ночь» сохранила название, но внутри оказалась немного другой. Не было любимого народом Ильинского. Вместо него Огурцова сыграл не менее любимый народом и более молодой Папанов. Папановский Огурцов по фильму оказался бывшим начальником КВЧ зоны: жесткий человек с командным голосом, который хотел, чтобы все было по уставу: вот тут – терем-теремок, столько-то кубометров теса, тут – лектор про жизнь на Марсе, бабу-ягу... тут Огурцов говорил не «воспитаем в своем коллективе», а «подберем из своего контингента». Новый Огурцов был по-своему логичен, и больше напоминал Дынина из «Добро пожаловать, или посторонним вход воспрещен». И секретарша у него была не Носова, а Аросева, пани Моника, как в «Безумном дне». Лектора Никадилова сыграл Мартинсон; лектор у него вышел не наивным старичком – ботаником, которого Виктору всегда было откровенно жаль, а энергичным болтуном-демагогом, которому было совершенно о чем говорить, и который от жизни на Марсе до лезгинки успел проскочить международное положение, проблемы любви и дружбы и урожаи свеклы. В общем, был явный сдвиг в сторону сатиры.

Полной неожиданностью для Виктора оказалось отсутствие Гурченки. Точнее, Леночка Крылова была, но играла ее... не догадаетесь... Надежда Румянцева. Правда, пела за нее за кадром Анна Котова, но энергетика образа была потрясающей. Роль электрика Гриши Кольцова досталась Леониду Быкову – вышел наивный принципиальный юноша, которого Леночка Крылова постоянно подбивала на разные поступки; зато в сцене со звуковым письмом стеснительный Быков смотрелся даже органичнее.

– Вы знаете, – заметила Лика, – я тоже каждый раз смотрю и не могу оторваться, все уже по-новому видится.

– Да, – согласился Виктор, – у меня действительно ощущение, что в такой постановке вижу первый раз.

– На следующей неделе в "Победе" будет "Убийство в библиотеке", надо будет сходить. Никулин играет.

Виктор ждал, что Лика начнет расспрашивать его о прошлом, но она сама обходила эту тему, непринужденно ведя беседу на темы, для которых Виктор мог найти простые ответы: об игре актеров, вставных номерах в фильме и джазовой музыке.

– Я смотрю, вы тоже любите эстраду, – заметил он. – А в проигрывателе не надо ничего заодно посмотреть?

– Нет-нет, – торопливо ответила она, – с ним все в порядке, и вообще я не часто им пользуюсь.

Проницательный читатель ждет фразы «После фильма Виктор Сергеевич помог Анжелике Николаевне убрать со стола и вымыть посуду».

Таки да.

24. Дожить до понедельника.

– Надежда Румянцева просто наша Джульетта Мазина, – продолжала Лика под впечатлением от фильма. – Помните ее в «Девчатах»? А «Московские приключения» вместе с Мастрояни?

"Даже с Мастрояни? Повезло. Мастрояни повезло."

– Да, потрясающий диапазон. Особенно комедийные роли.

– На улице дождь усилился... Сейчас "Музыкальный антракт" идет, может, переждете?

– Ненадолго.

Они сели на диван. На экране показалось лицо Кристалинской. "В нашем городе дождь, он идет днем и ночью..." Совсем как в фильме "Доживем до понедельника".

– Оказывается, вы любите не только зарубежную эстраду?

– С детства люблю эту песню... Что я говорю – мне кажется, что эту песню я люблю с детства. Она в старом добром стиле сентиментального романса.

– Я знаю, что она вам напомнила. "Что молчишь, дорогая, вниз ресницы склоня..." "Недотрога", помните? Была пластинка Виноградова.

– Начало там хорошее. Тадам-тадам, тадам-тадам, – та-а-дам... Кстати, о французской эстраде – вы в кабинете сразу мне напомнили Жаклин Буайе.

– Ох, – и Лика расхохоталась, – значит, я выгляжу на пять лет моложе паспорта? Кстати, вы на меня тогда не обиделись за бюрократизм?

– Ничуть. Каждый должен исполнить свой долг.

– Тогда, я, наверное, смогу задать вам один вопрос... вы, похоже, из тех людей, которые отнесутся к этому спокойно.

"Что-то из биографии? Где был во время войны?"

– Скажите, – продолжала Лика, – как вы относитесь к тому, чтобы взять меня замуж?

– Прямо сейчас?

– Я что, похожа на женщину, которая предлагает себя мужчине на вечер подобным образом?

– Нет, я подумал, что это шутка.

– Совершенно серьезно. Пойти в загс, зарегистрироваться. Создать нормальную семью. Я была замужем один раз... овдовела... Нельзя все время жить прошлым.

– У меня даже нет паспорта.

– Но мы же не завтра идем. С паспортом уладится, я помогу.

«Интересный вариант. А как же Соня? И потом... Здесь какой-то подвох. Чего это она так сразу.»

– Подождите... То-есть, вы уверены, что у меня не найдется семья?

– Мы живем в век техники. С нашего ВЦ можно по "Стреле" связаться с облстатом, а от них – с Москвой. Как кадровик, я должна знать, за что расписываюсь. Еремин Виктор Сергеевич, родившийся в марте семнадцатого года, ни в одном паспортном столе и загсе не зарегистрирован. Ни сам по себе, ни в браке, ни как отец, сын или прочий родственник.

– То-есть, вы уверены, что я не беглый анонимщик... то есть алиментщик?

– Уверена. Не жулик, не аферист, не шпион. Вы пришли устраиваться под своей фамилией. У меня стаж работы с людьми, я это чувствую.

– Ну, раз вы в курсе, вас не смущает?

– Нисколько. Это не главное.

– Анжелика Николаевна, вы прекрасная женщина и чудесная хозяйка, но понимаете...

– Понимаю. Я видела вас с Софьей Петровной у остановки. И нисколько не переживаю по этому поводу. Софья Петровна хорошая девушка, красавица, а для одинокого мужчины, очутившегося в незнакомом городе, просто естественно случайное мимолетное увлечение.

– Вы предлагаете прервать отношения?

– Зачем? Они сами исчезнут. Люди привыкают друг к другу, а затем начинается просто жизнь – репетиции, концерты, дежурства на заводе, освоение продукции в производстве... Как поют на эстраде – "Первых писем и объятий пыл, то ли есть, то ли был..." Незаметно, и вы и она начнете друг другом тяготиться. Вам Виктор Сергеевич, нужен уют, постоянство, спокойная и налаженная жизнь, дом, куда вы приходите с вечными производственными проблемами, и где вас встречает та, которая вас понимает, как инженера. Я могла бы просто подождать... Но, думаю, мы взрослые люди. Не тороплю и не предлагаю решать немедленно.

Она откинулась на спинку дивана, положив ногу на ногу, и заложив руки за голову, демонстрируя беззащитность.

– Ну что ж, – пожал плечами Виктор, – жизнь покажет. Я просто не могу бросать человека.

– И это правильно, – улыбнулась Лика. – Именно это мне в вас и нравится. Сами понимаете, молодежный коллектив, вчерашние студентки, загадочный незнакомец с новыми идеями – о вас уже весь корпус судачит – какая-нибудь влюбится, как старшеклассница в учителя. А вы умеете держать себя в руках и у вас не сносит крышу.

– Неужели я здесь единственный, кому не сносит крышу? Если не секрет, почему именно я? Вы же не скажете, что это любовь с первого взгляда?

– Не скажу. Виктор Сергеевич, вы слышали когда-нибудь об электронных свахах?

– Никогда не доверял личную жизнь компьютерам. А что, если программа сглючит?

– Напрасно. Наука установила, что люди, вступившие в брак с помощью ЭВМ, почти никогда не разводятся. Академик Берг сказал, что через десять-пятнадцать лет все будут советоваться с машиной. Век информации. Короче, у нас на ВЦ ребята достали такую программу, а у меня, как кадровика, есть электронная картотека и ваша анкета. И представьте себе, для меня машина выбрала вас. Именно вас. Просто созданы друг для друга.

– И что же теперь делать?

– Сегодня, наверное, уже ничего. А то еще буду думать, что разрушила чье-то счастье. Кстати, слышала сегодня новость от подруги. Объявилась банда, на вокзале грабит ячейки, ну эти, автоматические камеры хранения, знаете. И милиция не знает, как это делают...

По Почтовой через переезд медленно ползли скопившиеся перед электричкой машины. Шел мелкий, как пыль, снег, он висел пеленой в свете газоразрядных уличных трубок и желтоватых фар, пятнами раскрашивал землю, прочерчивая линии теплотрасс и беспорядочные мазки луж, оседал на крышах и багажниках машин, залетал в форточки, предвещая нежданную близость зимы.

"Анжелика просто развлекается от одиночества. Кокетничает. Хотя по обстановке, квартира наверняка куплена и выплачена. Содержать одной, конечно, тяжеловато. Брак по расчету? Компьютер и может организовать брак по расчету. Например, семейность поможет идти по служебной лестнице."

Виктор заметил, что на послевоенных двухэтажниках уже начали ставить красные флажки в тройные железные кронштейны. Ну да, скоро Седьмое Ноября. Годовщина революции.

"И что это за намек на грабежи камер перед уходом? Запоминается первая и последняя фраза. Проверка? Лика как-то связана с теми, кто пытался проникнуть в комнату? То-есть, я забираю коробку, на меня нападают на обратном пути, пока не найден другой тайник?"

Дойдя до эконома, он оглянулся назад, перед тем, как войти; немного подождал в вестибюле у окна, чтобы видеть, кто на улице. Признаков "хвоста" видно не было.

"Ей безразлично, что я встречаюсь с Соней. Ей безразлично, что у меня нет прошлого, и что человек с моей фамилией и датой рождения не найден, то-есть, что я живу под чужим именем. Допустим, она считает, что я уголовник, и скрываюсь с очень крупным хабаром. Настолько крупным, что можно рисковать купленной квартирой, ибо – регистрация брака, то-есть, выйдет с конфискацией. Вот квартира и смущает. Проще вытянуть денег в неофициальной связи. Хотя брака пока нет, предложить и расписаться не одно и тоже. Либо слишком уверена, что за мной не придут. Иначе все это "ну возьмите меня" слишком странно, тем более, без явного желания близости. Похоже, никого нет... Пора идти."

Алая звезда на шпиле вокзала расплывалась в снежном тумане. На перроне в лучах прожекторов, словно привидения, перемещались силуэты пассажиров. Со стороны Фасонки послышался резкий свисток и нарастающий гул. В суете прибывшего поезда проще взять кладь.

Пакет оказался на месте, и плотные грани коробки чувствовались сквозь бумагу. Виктор со вздохом облегчения положил его в авоську.

В экономе было прохладно, маленький термометр-сувенир на стенке показывал девятнадцать. Виктор зашторил окна и начал разворачивать коробку.

Внезапно он вздрогнул.

Внутри, в газетную бумагу была завернута пара крупных гаек. Ни мобильника, ни денег.

25. Волк за флажками.

Только без паники, подумал Виктор. Спокойно разберем, кто это мог сделать и чем это грозит. Сами по себе эти предметы ценности в данный момент не имеют, и их утрата проблемы не создает.

«Допустим, это гэкаведешники. Но вряд ли они положат гайки. Им проще взять у ячейки с поличным, или ничего не трогать, а установить слежку, чтобы связи выявить. Имитировать кражу, чтобы посмотреть, как прореагирую? Глупо. Я у них на виду, они сами дали вид на жительство. Проще вызвать повесткой. Вариант второй – уголовка. Опять-таки какая? Если это охотники за мифическими бриллиантами, вряд ли они гайки подложат. Они хотели, чтобы я не пошел сразу в милицию, а с краденым, я, конечно, не пойду. Они думали, что воруют у фраера, им надо было выиграть время... Зачем надо было выиграть время? Наводчик в зале. Милиция при тревоге может обратить внимание, может перекрыть выходы. Значит, скорее всего, это просто вокзальные воры, и это случайность.»