Текст книги "Стройки Империи (СИ)"
Автор книги: Олег Измеров
Жанры:
Альтернативная история
,сообщить о нарушении
Текущая страница: 10 (всего у книги 21 страниц)
Виктор сунул гайки с бумагой обратно в коробку, открыл шкафчик под раковиной и кинул коробку в мусорное ведро.
«Как же они могли сделать это? Вроде все правильно. Неужели... Черт, я идиот! Ведь знал же, знал!.. Нет, нет, они не могли это сделать сейчас, нет. Хотя вообще да. Но они же не догадались! В моей реальности не догадались! Лет через десять... Если эти ка-меры только появились, должно пройти время, должны прийти новые, грамотные, изобре-тательные воры. Или попаданец...»
Он заходил взад и вперед по комнате; если, конечно, можно было так назвать пару шагов вперед и назад.
«И что они теперь будут делать? Снесут в УГБ? Это если только у них угрозыск на хвосте сидит, и они боятся, что с артефактами им шпионаж припаяют. Не стали бы они вообще лазить, легли на дно. Тихо подкинут в УГБ? Они такие патриоты? Как-то не верится. Самое простое – выбросить от греха, или припрятать. Скорее всего, припрятать. Почему? Жадность. А вдруг за это нехилые деньги заплатят. Тогда кто-то попозже выйдет на связь. Дескать, случайно нашел. И выйдет на связь тоже случайно. Будем ждать. А пока они облегчили мне задачу, спрятали артефакты. Готовим ужин и опять за историю.»
...Очередная смена руководства совпала с началом космической эры. В 1959 году Берия передал пост главы правительства Косыгину «в связи с необходимостью коренной реформы системы управления экономикой», а сам возглавил Госкомитет по строительству и архитектуре, гдеи пребывал по настоящее время. Козлов стал генсеком в 1961 году, в связи с уходом Маленкова на пенсию. Булганин же просидел в своем более спокойном кресле до 70-летия, и его сменил приятный и остроумный Леонид Ильич Брежнев.
Политику Эйзенхауэра учебник охарактеризовал как непоследовательную и половинчатую. Гонка ядерных вооружений не была разморожена, зато усилилась гонка обычных. Борьба за военное превосходство переместилось на территорию третьих стран, выросло число малых войн, переворотов, оживились террористические организации.
Мечты о мирной, демилитаризованной Европе с буржуазными демократиями постепенно начали таять. В шестидесятом году в Венгрии произошла попытка неофашистского переворота, сопровождавшаяся массовыми жертвами, так, что пришлось вмешиваться советским войскам; хотя Штаты этот переворот не поддержали, он стал пробным шаром дестабилизации Европы. В Румынии установилась буржуазно-националистическая диктатура, впрочем, до поры до времени поддерживавшая отношения с СССР. Еще сложнее вышло с Германией, из которой страны-победители вывели войска по договору, заключенному при Дьюи. Демократической и демилитаризованной республики не получилось, и после восстановления экономики к началу шестидесятых во власти незаметно оказались люди с нацистским прошлым или мечтой о реванше.
Приход Кеннеди в 1961 году под лозунги "энергичного ответа русско-китайскому союзу" означал открытый переход к холодной войне, но войне особого рода. Стратегией этой войны, как было описано в учебнике, стали "действия по обострению отношений СССР и КНР с промышленно развитыми странами, имеющие целью постепенной изоляции ведущих социалистических стран и втягивание их в неядерные войны по всему миру". При Кеннеди ООН стала фактически так же беспомощна, как Лига Наций в тридцатые, и Козлов даже поставил вопрос о переносе штаб-квартиры ООН в нейтральную Швейцарию.
К концу первого президентского срока Кеннеди из-за своего популизма угодил в яму, которую рыл для русских. Карибского кризиса так и не произошло, и вообще Куба после национально-освободительной революции осталась нейтральным островом, поддерживающим отношения как с СССР, так и с США. Американские компании, потерявшие из-за Кастро больше миллиарда национализированных баксов, проявляли недовольство и требовали немедленных разборок по понятиям. Милитаризация реваншистской Германии, хотя она и шла по планам сталкивания СССР со странами Европы, в США понравилась тоже не всем – многие помнили, чем закончился эксперимент с Гитлером. По тем же причинам конгрессмены не позволили Кеннеди протолкнуть милитаризацию Японии, как "восточного противовеса". К шестьдесят третьему году, после двухлетнего рывка, замедлился рост экономики. Наконец, как и в нашей истории, в Южном Вьетнаме произошел очередной переворот, и проамериканский режим дышал на ладан, благо из Северного Вьетнама в Южный перебрасывались уже целые воинские части. Накануне выборов 1964 года перед демократами замаячил призрак повторения корейской капитуляции, что открывало путь в Белый Дом Барри Голдуотеру, ястребу, агрессивному антикоммунисту, которого постоянно склоняли в советской прессе нашей реальности, и стороннику начала гонки ядерных вооружений. В этих условиях Кеннеди не то, что была нужна маленькая победоносная война в Индокитае – надо было просто показать американским обывателям, что их Джон круто сварен.
И под этот шумок "эскалации американской агрессии" в Европе, в 1966 году произошло тихое присоединение Австрии к Германии. Новый аншлюс обошелся без танков – бархатная, ненасильственная "революция достоинства", отстранившая от власти коалицию народной и социалистической партий и толпы народа с лозунгами "Австрия – это Германия", "Хотим в Священный Союз" и "Тадден наведет порядок" особой тревоги у европейского сообщества не вызвали. Следующим кандидатом на евроинтеграцию, похоже, должна была стать Чехословакия, где неожиданно усилились антисоветские настроения. Повторение сценария тридцатых нарушала Япония, с шестьдесят четвертого года взявшая курс на рост экономического сотрудничества с СССР, правда, не отказавшись от претензий на острова. И, наконец, в союзники Германии снова напросилась Турция, в поисках немецких инвестиций, как альтернативе антипомещичьей реформе.
«Они вышли из-под контроля», подумал Виктор, откладывая книги. «США доигрались с выращиванием карманных агрессоров. Накрылась конвергенция. Германия нарастит ресурсы, захватывая страны Европы, а там создание ядерных ракет – вопрос времени. Кеннеди в нашей реальности прекрасно штамповал „Минитмены“ и „Б-52“. Если он не хочет лезть в ядерную гонку, как Голдуотер, значит, просто не может. Кризис и политическая нестабильность. Ядерная гонка угробит Штаты экономически. Что же у нас в остатке? Ядерная война в Европе с ограниченным числом зарядов и высокими иллюзиями реваншистов выжить. И попаданец ничего не изменит. Рустам сказал – Тадден популист, и нацики его уберут. Придут не политики, придут вожаки отмороженной толпы, а на них не воздействуешь, как на маразматика-фюрера. Мы все на реакторе, который идет вразгон.»
26. Поколение убедителей.
– Виктор Сергеевич! Доброе утро.
Уля Филоненко, сияющая, как заря, догнала его на подходе к инженерному корпусу. Щеки ее раскраснелись от ветра, дыхание парило: ночью снова морозило, и выпавший снег покрывал землю тонкой ветхой простыней, проявив полосы теплотрасс. Колючий, щекочущий горло туман полз с реки, где на середине еще кружила легкими водоворотами на старых опорах моста незастывшая рябь; водосточные трубы показывали утренним прохожим ледяные языки и школьники, спешившие на занятия, раскатывали в черные полосы вчерашние лужи на тротуаре.
– Вы пешком? Я каждый день езжу с Софьи Перовской, а сегодня бац – новость! – она встряхнула зажатым в руке номером "Брянского рабочего". – В Брянске планируют делать автобусное метро!
– Автобусное метро? Это как? Под землей на автобусах?
– Вот! – и Уля развернула газету. На рисунке Виктор увидел что-то вроде гибрида мостовой фермы и восьмиколесного ракетовоза, но с выпуклым, как экран кинескопа, лобовым стеклом.
– Видите? Это новый львовский автобус на сто двадцать человек, – продолжала она на ходу. – Турбина на природном газе с электроприводом позволит развивать скорость до ста километров в час. В Брянске есть газопровод, и такие автобусы пустят между районами города, они будут мчаться, как такси. Конечно, это все вначале делали для военных. Сюда, сюда! – и она потянула Виктора в ближайший лифт, где были места.
– В автобусе будет низкий пол, – щебетала Уля, когда кабинка ползла наверх. – Остановку сделают в один уровень со входом, и будем прямо шагать в двери, как в метро... Ой, здесь выходим.
– В десять часов, – бросил ему Петросов, проходя мимо кульмана. – Совещание в десять, в классе техучебы. Успели что-то подготовить?
– Рисунки есть, записку не закончил.
– Без записки, тезисно набросайте.
– К вам Анжелика не заходила? – в дверь отдела просунула голову Марина, споткнувшись каблуком-шпилькой о порог.
– Нет, не видели...
– С утра ее вызывают, а она не пришла. Вообще на работу не вышла.
– Может, заболела?
– Она бы позвонила с автомата. Она всегда звонит.
– Кто-нибудь видел ее?
– Я вчера видел, – ответил Виктор. – Встретила на улице, попросила зайти к ней штекер подпаять, я помог. По виду вроде как нормально. Но это вечером было, мало ли что могло случиться.
– Магла на улица нога подвэрнут, скорый помощ отвез. Тфу, тфу, нэ слгазыт.
Кабинет техучебы, похоже, служил и конференцзалом. Вместо компьютера и лазерного проектора в центре, на тумбе из стальных трубок возвышался здоровый ящик эпилиаскопа, с двумя объективами: узким и длинным, словно ствол пушки – для диапозитивов, и толстым, с большой круглой линзой над ящиком с жалюзи и дырками для охлаждения лампы – для рисунков. «Аппарат Гарина в натуре...».
По праву хозяина территории, совещание вел Сдолбунов, который не стал тратить время на вступление, а сразу представил московских гостей. Александр Вениаминович Ваганин, человек моложе сорока, с высоким лбом, аккуратной стандартной канадкой и внимательными, сверлящими глазами, над которыми, словно козырьки дота над амбразурой, нависали черточки бровей, оказался замзавотделом ширпотреба их госкомитета (примерно так это звучало, если не утомлять читателя полным титулом или еще менее понятными аббревиатурами). Второй гость оказался постарше, и был представлен публике, как Кадаченко Василий Евграфович, инструктор ЦК, курировавший сложную бытовую технику. Был он похож на вузовского замдекана: доброжелательное выражение лица, редкий пробор с проседью и светлая тройка с синим галстуком. Ему же по старшинству Сдолбунов и первое слово; но Кадаченко вежливо отказался.
– Полагаю, здесь народ молодой, а молодежь у нас грамотная и сознательная, ее за Советскую власть агитировать и призывать ударным трудом крепить могущество страны не надо. Она нам сама ударный труд показывает. Партия, как вы знаете, у нас теперь концептуальная власть, так что моя задача – послушать, понять ситуацию, разобраться, что мы там, у себя в Москве, еще недоработали и упустили. А по сути вопроса, думаю, все исчерпывающе сообщит Александр Вениаминович.
Ваганин поднялся с места в президиуме, щелкнул тумблером эпидиаскопа. На экране появился магнитофончик, похожий на «Десну».
– Вкратце еще раз напомню предмет разговора, если до кого-то не было доведено. Пять лет назад "Филипс" создал компактную кассету, и, чтобы перекрыть кислород японцам из "Сони", отказался от платы за лицензию. Этот коммерческий ход привел к тому, что филипсовская кассета стала вытеснять с рынка кассеты фирм "Ар-Си-Эй", "Грюндиг" и прочие, фактически претендуя на то, чтобы стать мировым стандартом звукозаписи. То, что кассетам принадлежит будущее в бытовой звукотехнике, можно не сомневаться – это что-то вроде записываемой пластинки. Три года назад многим казалось, что все просто – зачем изобретать велосипед, надо делать то же самое. Но не тут-то было...
Он сменил фотку на листок с графиками. "Презентация", подумал Виктор.
–...Героические усилия НПО "Искра" позволили нам выяснить три неприятные вещи. Во-первых, для производства компактной кассеты с пленкой шириной три и восемь на уровне Запада нужны новые капвложения, и это снижает отдачу от тех вложений, которые сделали в Шостке и Казани, чтобы наладить производство пленки "Сирена" шесть и три миллиметра для люкс-стереозаписи. "Филипс" рассчитывает выиграть за счет мирового рынка. Такого же выигрыша на мировом, догоняя лидера, мы не получим, а внутренний ограничен Союзом – массовый китайский покупатель может позволить себе максимум дешевые транзисторы, а "ганьбу" консервативны и смотрят на хорошие катушечные. Во-вторых, кассетный магнитофон – сложная бытовая техника, которая требует квалифицированных рабочих кадров и хорошо оснащенного производства, поэтому мы пока не можем даже частично перенести его в Китай для удешевления. В-третьих, качество звука даже у самого "Филипса" хуже катушки, из-за чего оперативно созданную "Припять", по сути, аналог филипсовского магнитофона шестьдесят пятого года, наш покупатель просто не принял. Кассетные магнитофоны ведущих зарубежных фирм и сейчас уступают катушке по таким показателям, как уровень шумов и диапазон воспроизводимых частот...
Для иллюстрации Ваганин ткнул указкой в графики на экране. Смотрелось убедительно.
– Цель нашего разговора. Высказать идеи, как мы можем резко изменить положение с показателями кассетных магнитофонов на компактной кассете, либо предложить альтернативу в виде улучшения катушечных магнитофонов до того момента, когда сама компактная кассета не начнет вытесняться более прогрессивными видами звукозаписи, например, гибким магнитным диском или поперечно-строчной оптической записью...
"С поперечно-строчной он, положим, загнул...."
– По принципу "совещания пиратов", прошу высказываться, начиная с самого молодого и неопытного участника, а потом проведем мозговой штурм.
Коллектив захмыкал и оживился. Ваганин вопросительно поглядел на начальника бюро.
– Понимаете, Александр Вениаминович, – ответил Сдолбунов, стараясь сохранить серьезный вид, – самый молодой у нас самый старый. Техническое противоречие по Альтшуллеру.
– А, ну если по Альтшуллеру, так может, и дадим слово первым?
Виктор неторопливо поднялся с места, положил рядом с эпидиаскопом картонный файл с рисунками и подошел к доске.
– Товарищи, как следует из выступления товарища Ваганина... Ну, в общем, мы имеем типичную для бизнеса ситуацию, когда производить новый товар не на чем, сделать качественнее, чем у конкурентов, мы не можем, сделать дешевле, мы не можем, но нам надо забрать этот сегмент рынка. Значит, нам нужна новая идея. Нам нужна идея, которая изменит реальность на рынке. Которая изменит взгляды потребителей на товар так, что в глазах покупателя товар конкурента обесценится, и теперь конкурентам придется догонять нас.
– И что за идея? – раздался голос с "камчатки". На невидимого оппонента зашикали.
– Вопрос правильный, товарищи! – отпарировал Виктор. – Поясняю. Смотрим сильное и слабое место "Филипса". Сильное место – это кассета. А слабое место – то, что "Филипс" сейчас пытается делать кассетники в том же формфакторе, что и переносные катушечники и транзисторы шестидесятых. Они льют новое вино в старые меха! И на этом можно сыграть!
– И в каком же формфакторе предлагаете делать вы? – на лице Ваганина отразился интерес пополам со скепсисом.
– Семидесятых!
По кабинету пронеслось приглушенное "У-уу..." Ничего, подумал Виктор, главное сейчас – веско обосновать.
– Делаем для кассеты новую линейку аппаратов, которые будут на пике спроса в семьдесят восьмом. Вот тут у меня эскизы.
Он вытащил из файла первый рисунок и сунул его под лампу эпидиаскопа.
– Первое изделие назовем "дека". Это чисто стационарный аппарат, который входит в комплекс с подобными по длине, ширине и оформлению корпусами – приемник, усилитель, дека, проигрыватель. Покупатели изделия – меломаны, любители хорошей музыки, качественного звука. Пока их немного, но, по мере роста благосостояния советских граждан, людям надоест слушать музыку на уровне патефона, начнут искать хорошую, надежную и удобную аппаратуру. А кассета позволяет легко менять записи, и еще – мы делаем в деке функции отката, просмотра и автопоиска, при которых пленка быстро протягивается, слегка касаясь головок, и схема считает число пауз. Так легко найти нужную запись...
– Погодите, погодите... – Ваганин поднял руку, пытаясь остановить Виктора. – Но ведь проблема кассетных магнитофонов – это как раз плохое качество звука и надежность!
– Вот теперь главное, – и Виктор сунул под лампу следующий лист, – мы делаем кассету на освоенной нашей промышленностью пленке шириной шесть и три десятых и со скоростью девять с половиной!
– Это как у Ар-Си-Эй, что ли?
– Поменьше. У Ар-Си-Эй была вдвое больше, это неудобно. А это будет сто пятьдесят на сто. Вот здесь, – Виктор показал указкой на экране, – вырезы, где входят подвижные стойки ЛПМ. Когда кассета вставлена, они отходят вниз и вытягивают ленту на головки. И это избавляет нас от визгов и скрипов, когда засоряется прижим кассеты. И ЛПМ сам неубиваемый, как у катушечного.
– Интересно. То-есть, вы предлагаете создать с нуля новую кассету?
– Причем для ускорения можно попытаться наладить партнерство в этом деле с фирмой "Сони"... ну, если политические вопросы там какие не помешают. Сейчас "Филипс" фактически перешел "Сони" дорогу, они будут пытаться искать альтернативу. А у них есть опыт пробиваться на западные рынки.
– С японцами, говорите... А вы знаете, дельцы от "Сони" действительно вышли на МРЭП с предложениями сотрудничества, совместных производств и прочее. Вот идей говорить с ними пока маловато. А кассета... Вы потом изложите подробно, это интересная мысль.
– Обязательно, – кивнул Виктор. – Продолжим. Для того, чтобы создать спрос на деки, необходимо перестать смотреть на магнитофон как на средство самодеятельной звукозаписи. Конечно, функция такая остается, но в основном на деках будут слушать качественные студийные записи, которые будут покупать в магазинах. Я тут походил – даже в этом районе неплохой выбор.
– Но это же надо новые студии создавать... – начал Сдолбунов, но тут Виктору на помощь неожиданно пришел Ваганин.
– Выйдем через облисполкомы на артели промкооперации, – сказал он, – для качественной перезаписи с катушечных копий тут особо сложной техники не надо. Будут писать по заказам.
Значит, «Elcaset» тут появится на восемь лет раньше, подумал Виктор. Тогда, в середине семидесятых, этот формат опоздал, а сейчас... Через пару пятилеток подтянем процессоры и лазеры и займемся компакт-дисками, а элкасеты доживут в фонотеках до девяностых. И «Сонька» уже партнер на равных. Китайский-то рынок за нами, хе-хе.
– А остальная продукция ряда? – в голосе Ваганина уже появились нотки нетерпения.
– Да, значит, следующий продукт... – и Виктор снова сменил эскиз под лампой, – назовем его "бумбокс". Название эффектное, для экспорта подходящее. Это фактически замена радиолы. Центральный блок с магнитофоном и приемником в пластмассовом корпусе, к нему пристегиваются колонки... две акустические системы, каждая с двумя динамиками, основной и "пищалка" для высоких частот. Сверху ручка, можно использовать, как стационарный аппарат, можно вынести в сад, во двор, как патефон, принести на место отдыха на природе потанцевать. В будущем для массового потребителя, в том числе и на экспорт.
– На Запад не пойдет, – поморщился Сдолбунов, – дешево смотрится.
– Вот навороченный корпус, с металлизацией... Это ж простор для дизайнеров! И потом, для продвижения на Западе создаем и пропагандируем субкультуру уличных танцев брейк и хип-хоп.
– Чего-чего?
– Спортивно-акробатический танец, когда танцоры по очереди импровизируют из разных элементов под музыку, соревнуясь друг с другом в сложности и красоте композиции. В Союзе может использоваться для пропаганды физвоспитания.
– Позвольте мне один вопрос, не относящийся прямо к заклепкам...
Спокойно сидевший до этого Кадаченко привстал и подошел к экрану.
– Товарищи, современный маркетинг в капстранах – это не только система управления предприятием, которая создает условия для приспособления производством к общественному спросу, это еще и способ заставить людей покупать товары, которые им не всегда нужны. Вы, Виктор Сергеевич, предлагаете пойти еще дальше. Вы предлагаете с помощью маркетинга менять образ жизни людей, чтобы при измененном образе жизни у них возникла потребность именно в вашем товаре, а не товаре конкурентов. Вы предлагаете от управления производством перейти к управлению потребителем. Я правильно понял?
"У, а это уже политика. Попробуем вывернуться."
– Ну, я не предлагал так широко. В данном случае такой прием поможет нам выиграть гонку со странами капитализма, и одновременно поможет физическому развитию молодежи.
– А вы зря не предлагали широко, – улыбнулся Кадаченко. – У нас до сих пор производство товаров массового спроса развивалось само по себе, а работа по воспитанию нового человека – сама по себе. А ведь вещи, их реклама, влияют на сознание человека. Вещи могут сформировать обывателя, эгоиста, а могут и добросовестного труженика, скромного, чувствующего свой долг перед обществом. Более того, экспортируя наши товары массового спроса на мировой рынок с помощью таких методов, которые предложил товарищ Еремин, мы можем экспортировать наш советский образ жизни, нашу мораль. Тот же самый, как его, брейк и хип-хоп – наши композиторы могут написать для этого музыку, наши поэты – слова, переводчики переведут на другие языки – и мы можем проповедовать гуманизм, дружбу народов, коллективизм через наши, советские бумбоксы. Над этим стоит подумать. Извините, я вас отвлек... Продолжайте.
"Потрясающе. "
– Так, на чем я... Так, третий вид товара, как совершенно правильно было отмечено в выступлении...
Кадаченко махнул Виктору рукой, дескать, без чинов.
– Короче, – Виктор сменил лист, – экспортное название для этого вида товара – "Уолкмен", или, по-русски, человек на прогулке. Это проигрыватель кассет на наушники, размер примерно с футляр для очков, питается от двух никель-кадмиевых аккумуляторов "Уран". Динамика нет, наушники -ракушки в ухе, только воспроизведение и перемотка в одну сторону. Вместо стирающей вторая воспроизводящая головка, доходит до конца пленки, включается реверс, проигрывает вторую дорожку, и так до бесконечности. Человек носит "Уолкмен" в футляре на поясе. Он может идти по улице, ехать в автобусе, работать и слушать свою любимую музыку. Поскольку там только маломощный усилитель, схема резко упрощается. Все это носится в маленькой кобуре на поясе.
– Так кассета больше него будет.
– Поэтому для "Уолкмена" создается специальная кассета примерно пятьдесят на тридцать миллиметров, с магнитной лентой для компакт-кассет толщиной вначале восемнадцать микрон. При скорости два и четыре десятых сантиметра в секунду продолжительность звучания такой кассеты будет, как у долгоиграющих пластинок, впоследствии можно будет уменьшить толщину вдвое.
– А вас не смущает то, что интерес населения к миниатюрным приемникам быстро упал? Торговля не хочет брать айфоны, они залеживаются.
– Так в приемнике вы слышите то, что транслирует станция. А здесь человек сам выбирает для себя то, что хочет слышать, не мешая окружающим. Молодежь будет брать.
– А что думает молодежь? – Ваганин обратился к публике.
– А я бы купил – крикнул с места Толик из электронщиков. – Макет паяешь и "Аргонавтов" слушаешь.
– Ага. "Алконавтов", – съязвила Лара, сидевшая рядом. – А сколько будет стоить?
– А мы за счет масштаба производства – прогрессивные технологии. Вот так.
– Да, кстати о технологиях, – заметил Виктор. – В миниатюрном ЛПМ применяем штампованные детали и вместо роликов зубчатые колеса из полиамидов и термопластичного полиуретана. Так что надо сосредоточить выпуск лентотяг на одном заводе с максимальной автоматизацией и мощным инструментальным производством, чтобы снизить себестоимость.
– О чем мы говорим? Благосостояние китайских трудящихся растет...
– Благодаря нашим заводам там. И стройкам в Сибири.
– Какая разница? Главное, что растет, а раз штука при массовом производстве дешевая, будут брать вслед за транзисторами. Это же какой рынок!
– Оснастка. Высокоточные станки кто выделит? Особенно под пленку и головки.
– Мужики... и миленькие старушки тоже... это же опять предмет для торга с "Сонькой". Если внешэконом не против...
Разговор плавно перетекал в мозговой штурм вокруг деталей и технического исполнения. Камень, брошенный в реку времени в точке неустойчивого течения, поворачивал ее русло.
27. Бригада.
– Ну что ж вы от нас кадры прячете?
Они стояли впятером в пустеющем кабинете профобучения – Виктор, Петросов, Сдолбунов, Ваганин и Кадаченко. Народ шумно растекался по секторам и отделам: процесс пошел и пока не требовал руководящего направления.
– Только на днях приняли.
– Переманили с ящика?
– Нет, случайно. По направлению.
– Случайно в таких вещах не бывает, – хмыкнул Ваганин, и обратился к Виктору: – Раньше где работали?
– Да тут такая история получилась, долго рассказывать... В общем, очутился в этом городе без денег и паспорта.
– Без паспорта? – переспросил Кадаченко. – За это не беспокойтесь. К концу недели будете с паспортом. Заедем в облисполком, переговорим. Если, конечно, не в бегах, был у меня раз такой случай. Если честно, ничего не натворили?
– Да откуда? – искренне удивился Виктор. За время после попадания ему не довелось даже перейти улицу в неположенном месте.
– Ну, тогда к вам пока вопросов нет, вы свободны, главное, больше не теряйтесь: ваше КБ будем расширять, – подытожил Ваганин. – А пока хотелось, пока есть немного времени, хотелось бы с Константин Аркадьичем обговорить некоторые вопросы...
Когда Виктор вернулся с обеда, его тут же подозвал Петросов.
– Темой руководить доводилось?
– Да, есть опыт.
– Это хорошо. Но это на будущее. Пусть сначала все утвердят, включая новое штатное расписание и зарплату. В общем, под вашу идею нас расширяют. Теперь лишь бы не сглазили...
В дверь снова заглянула Марина. Она была почему-то взволнована.
– Извините... Виктора Сергеевича срочно вызывают.
Она сказала именно "вызывают", не говоря к кому.
– Ладно, – махнул рукой Петросов, – потом обговорим...
Они шли с Мариной по коридору; когда они миновали стеклянную дверь начальника бюро, в душе у Виктора закралось странное беспокойство. Впереди снова замаячила дверь кабинета техучебы.
– Сюда, пожалуйста...
За дверью Виктора уже ждали три человека в милицейской форме. Два молодых парня сержантского состава и один постарше, без фуражки, которую он положил на стол. Марина предпочла выскользнуть обратно в коридор.
– Проходите, пожалуйста. лейтенант Щегольцов, Семен Павлович, следователь, – старший назвал подразделение, которое Виктор не запомнил, – вы не могли бы нам помочь и ответить на несколько вопросов?
– Относительно прошлого?
– Нет, насчет потери памяти я в курсе. Вы говорили, что заходили вчера вечером домой к гражданке Найденовой, Анжелике Николаевне.
– Да. Я ее случайно встретил на улице, она попросила подпаять штекер к антенне. Поскольку мы в одном трудовом коллективе, я решил помочь.
– Поподробней, пожалуйста. В какое время заходили, когда ушли, что делали.
– А она что, пропала?
– Вам сейчас объяснят. Расскажите, пожалуйста.
– Ну, я пришел к ней, подпаял штекер, это было как раз перед началом кино, "Карнавальной ночи", минут за пятнадцать-двадцать. Анжелика Николаевна предложила мне магарыч, но я отказался, я не пью..
– Не пьете, это хорошо... А дальше?
– Дальше, раз я отказался, она предложила попить чаю и посмотреть "Карнавальную ночь". Я согласился, чтобы не обижать. Потом помог убрать посуду, говорили, была какая-то музыкальная передача, уже не помню, где-то не более получаса, я попрощался и ушел.
– Это все? Вы хорошо помните?
– Ну да. Провалов памяти у меня больше не было.
– Ничего странного не произошло? Не заметили? Может, кто-то еще был в квартире?
– Нет, больше никого – ну, если нигде не прятался. А что произошло?
– Понимаете, Виктор Сергеевич, – Щегольцов говорил медленно, подбирая слова, – гражданка Найденова была сегодня обнаружена в своей квартире без признаков жизни, висящей на бельевом шнуре.
– Кошмар... – вырвалось у Виктора. – Но я не заметил никаких признаков депрессии или склонности к самоубийству. Даже наоборот.
– А что-нибудь странное в разговоре?
– Да, была одна вещь, которая показалась мне необычной. Она предложила мне взять ее замуж.
– Она призналась вам в любви?
– Нет, совсем нет. Она сказала, что выбрала меня с помощью ЭВМ.
– И что вы ей ответили?
– Она знала, что я встречаюсь с другой женщиной, и сообщила мне, что подождет, пока мои отношения с ней не распадутся. То-есть, она была уверена, что мы, то-есть, я, что я расстанусь с той женщиной через какое-то время и смогу взять ее замуж. Она все это обсуждала спокойно, никакой личной драмы не чувствовалось.
– Иными словами, вы считаете, что ваш отказ никак не мог служить причиной самоубийства?
– Она вообще не была похожа на человека, способного на самоубийство. Скорее, холодная, расчетливая, волевая. Но и не роковая. Слишком уж напрямую – если это, конечно, не часть более тонкой игры – привлечь внимание экстравагантностью, отделить себя от соперниц, вызвать любопытство к себе. Я, конечно, могу ошибаться, поскольку не знаком с ней долгое время...
– А с той, другой женщиной вы знакомы долгое время, и кто она?
– Это Соня Ларина, певица. Нет, недолго, мы случайно познакомились. Был дождь, она замерзла.
– Значит, случайно познакомились с гражданкой Лариной и случайно зашли к гражданке Найденовой. Одну минуточку...
Лейтенант пододвинул к себе потертый белый телефон и стал крутить диск.
– Клавдию Сергеевну дайте... Это Щегольцов. Клава? Как результаты. Да? Да... Понятно. Спасибо.
– Виктор Сергеевич, – произнес он, повесив трубку, – экспертиза установила, что гражданка Найденова не покончила жизнь самоубийством. Это было убийство с инсценировкой самоубийства. В квартире, кроме ваших отпечатков пальцев и гражданки Найденовой, других не обнаружено. Чем вы это объясните?
– Я ушел незадолго до девяти. Никого на лестничной клетке не видел. Оснований подозревать кого-то конкретно у меня нет.
– Хорошо... – Лейтенант надел фуражку, и спрятал в папку листы бумаги, на которых записывал ответы Виктора. – К сожалению, я вынужден вас задержать по подозрению в причастности к убийству гражданки Найденовой и допросить в отделении. Прошу следовать с нами.
"А вот это уже задница, полная. Элементарно труп повесят. Надо колоться."
– Семен Павлович, – обратился Виктор к лейтенанту, – у меня просьба государственной важности. Просьба позвонить в управление госбезопасности товарищу Корину, Валентину Ивановичу, и сообщить, что я, то-есть, гражданин Еремин, вспомнил.