Текст книги "Лекарство против СПИДа"
Автор книги: Олег Суворов
Жанр:
Прочие детективы
сообщить о нарушении
Текущая страница: 7 (всего у книги 14 страниц)
Глава 9
– Неужели ты мне так ничего и не расскажешь?
– Нет.
– Почему?
– Не могу и не хочу.
– Тогда поедем домой.
– Нет.
– Как же так, мы все-таки муж и жена.
– Ну и что…
Они медленно шли по улице, и Денис все время пытался заглянуть ей в глаза, но Галина отворачивалась. Первое волнение, радость, растерянность уже прошли, и теперь все его попытки хоть что-то выяснить о том, что случилось той ночью, наталкивались на ее холодные, односложные, невыразительные ответы. Все-таки надо отдать должное Анастасии – она не стала устраивать никакого выяснения отношений, ограничившись Одним-единственным взглядом, в котором Денис без всякого труда прочитал: «Ну и подлец!» После этого она ушла на кухню, а вскоре к ней присоединилась Ирина, оставив молодоженов одних. Денису хотелось поскорее выбраться из этого дома, поэтому он предложил жене пойти прогуляться, она равнодушно кивнула, и вот теперь они идут рядом, но… Что, черт возьми, все это значит? Они женаты или нет? Почему она даже не попыталась выяснить, каким образом он оказался у Анастасии, да еще с этим дурацким букетом?
– Пойдем хоть зайдем в какое-нибудь кафе.
– Не хочу…
Все-таки Галина улыбающаяся и оживленная и Галина хмурая и замкнутая настолько отличались друг от друга, что это просто сводило его с ума. Одну из них он нежно любил, другой боялся. Да, наверное, произошло что-то ужасное, может быть, ее изнасиловали или она потрясена убийством Сергея, если произошло на ее глазах. Но почему она ничего не хочет говорить своему мужу? Кто же еще должен о ней заботиться и утешать? Когда она наконец избавится от детских привычек и будет вести себя как взрослая женщина?
– Ну тогда скажи мне, чего ты хочешь? Что будем делать?
– Не знаю… ничего не хочу.
– А куда мы тогда идем?
– Я хочу вернуться к Ире.
– А как же я?
– Не знаю.
Денис стиснул зубы, чтобы сдержать рвущееся наружу раздражение, а затем отвернулся и закурил. Нет, это совершенно невозможно! Он так искал свою жену, так бесновался от ее пропажи – и вот теперь… хоть бы она вовсе не находилась!
И тут он вспомнил про экстрасенса, и про то, что обещал расплатиться с ним, когда жена будет найдена. Зная о ее увлечении мистикой и чудесами, он рассказал Галине о своем посещении экстрасенса, рассчитывая хоть этим пробудить в ней какой-то интерес. И действительно, она слушала его достаточно внимательно.
– Может быть, заедем к нему? – предложил он в конце своего рассказа.
Она заколебалась, но затем кивнула головой.
Денис отправился звонить, и хоть в этом ему повезло. Александр Павлович должен был проводить занятия со слушателями и предложил ему приехать прямо сейчас.
Встретила их все та же миловидная и приветливая девица, которая запомнилась Денису по предыдущему визиту. Она предложила раздеться и провела их в большой зал с высокими потолками, который когда-то служил мастерской художника, а теперь был переоборудован для проведения занятий – то есть перед небольшим подиумом было расставлено несколько рядов стульев. На стене развешаны изображения знаков зодиака, сделанные, как показалось Денису, из папье-маше и весьма искусно, хотя раскрашены мрачновато. В углу стояла лекторская трибуна, на которой возвышался какой-то странный, притягивающий взоры предмет, совершенно непонятного предназначения. Сверху, видимо из спрятанных колонок, лилась экзотическая музыка, похожая на звуки индийских ситаров. Шторы плотно задернуты, помещение освещали лампы дневного света.
Усадив Галину, Денис с любопытством стал присматриваться к собравшимся, которых было не меньше двадцати человек. Конечно, здесь присутствовали и неизменные пенсионерки в шерстяных шалях, головных уборах и с толстыми тетрадками в руках. Сидели и несколько бородатых, дурно одетых и неопрятных Молодых людей из тех, которых всегда можно встретить в редакциях с толстыми папками собственных рукописей. Трое из них привели с собой и девиц – бледных, застенчивых и некрасивых. «Красивые нынче все по ночным клубам обитают», – не без ехидства отметил про себя Денис. Неподалеку от него, на первом ряду, вальяжно раскинулся какой-то седовласый, тщательно выбритый господин в элегантном сером костюме и ярком фирменном галстуке. Он как-то высокомерно и с явным пренебрежением осматривал остальную публику, делая при этом резкие, отрывистые движения, которые выдавали в нем потенциального, а то и действительного пациента' психдиспансера.
Денис отметил и несколько скромно одетых женщин лет тридцати-сорока, пенсионера с орденскими планками, приколотыми на карман черного пиджака, и трех девушек, судя по всему, студенток. Они постоянно перешептывались и оглядывались по сторонам. Одна из них была типичной старой девой – полная, безо всякой косметики да еще в очках, зато две другие имели круглые и весьма симпатичные мордашки, которые с таким любопытством уставились на Дениса и Галину, что ему захотелось им подмигнуть.
Короче, публика была весьма типичной для любого бесплатного сборища, и Денис почувствовал себя здесь весьма нелепо, снова начиная утрачивать всякое уважение к экстрасенсу. К тому же и начало лекции показалось ему на редкость традиционным, отдающим очередным шарлатанством «а-ля Кашпировский». Впрочем, у Александра Павловича вкус был получше…
На подиум вышла высокая благоухающая дорогими духами женщина с весьма благородным, «дворянским» лицом. На вид ей было лет сорок, но фигура еще сохраняла стройность, а модная французская кофта даже привлекла внимание Галины.
– Тоже такую хочу… – очень по-детски прошептала она Денису.
– Купим, зайчик, обязательно купим, – радуясь ее желанию, тоже шепотом ответил он.
А дама тем временем громким звучным голосом рассказала о том, как Александр Павлович сначала продиагностировал, а затем и вылечил у нее какое-то тяжелое женское заболевание, названия которого Денис так и не разобрал. Более того, «благодаря просветляющему духовному влиянию Александра Павловича» она наконец-то «обрела смысл жизни почувствовала себя счастливой». «И даже в отсутствие мужа?» – ехидно подумал про себя Денис. После дамы на подиум вышел один из неопрятных и бородатых молодых людей, который представился аспирантом философского факультета МГУ. То и дело ссылаясь на Платона, Гегеля и Будду, он авторитетно, заявил, что «новое учение о свободе практически не имеет аналогов в истории человеческой мысли», а потому «способно открыть человечеству новые духовные горизонты».
Наконец, одетый во все черное, что придавало ему некоторое сходство с нотариусом или врачом из французского романа девятнадцатого века, появился и сам Александр Павлович. Ласково улыбаясь, он поприветствовал всех собравшихся, дождался полной тишины и начал говорить. Чем дольше он говорил, тем быстрее улетучивался скептический настрой Дениса, ибо за словами экстрасенса стоял не обычный набор высокопарных фраз об «информационно-энергетических полях», Мировой Душе или Тайной Гармонии Вселенной, а четкая и хорошо продуманная концепция.
– Все люди делятся на тех, кто просто живет, и на тех, кто ищет смысл жизни, – говорил Александр Павлович. – Одни руководствуются целями общества, другие ставят перед собой собственные цели. Для первых важна хоть какая-то определенность, для вторых высшей ценностью является свобода. Тоталитаризм живет и будет жить в душах тех людей, которым неинтересно задаваться вопросом о смысле жизни, ибо свобода тревожна, непонятна, и поэтому ненавистна. Либерализм – это естественное пристанище тех людей, которым дороже всего свое собственное «я», которые не хотят жертвовать им, как, впрочем, и «я» других людей, во имя какой-то одной, объединяющей цели – если только этой целью не является свобода. А сознавая самоценность своей личности, разве можно посвящать свою единственную жизнь тем целям, которые поставлены не тобой?
Мы все воспитаны тоталитаризмом, однако это не просто какая-то политическая система, нет, его корни вросли в души людей, и поэтому мало избавиться от власти КПСС, надо избавиться и от духовного рабства. А разве не духовное рабство несет нам религия в лице того же православия? Разве духовный тоталитаризм Поместного собора лучше духовного господства почившего в бозе Политбюро? Александр Павлович сделал паузу и, убедившись в полном внимании слушателей, продолжал: – Любой тоталитаризм начинается с того, что какое-то общество или даже просто группа людей заявляют о наличии общей цели. И не важно, какой будет эта цель – всеобщее счастье или преступление, – важно, что с определенного момента ее достижению будут подчинены все силы и средства данного общества.
Стоит ли говорить о том, что у любой религии есть эта общая цель, которую, обобщая все заповеди, можно сформулировать так – находиться как можно ближе к Отцу Небесному при жизни, чтобы воссоединиться с ним после смерти. Тут непременно возникает иерархия ценностей: «грехи» и «богоугодные поступки».
Второй момент логично вытекает из первого – возникает неравенство, поскольку все люди делятся на более полезных для достижения данной цели – «богоугодных» – и менее полезных. Вообще говоря, стремление к делению окружающих на «своих» и «чужих» заключено в природе человека как стадного, общественного существа. Тоталитаризм делит людей на «преданных» и «подозрительных», национал-фашизм – на «чистокровных» и «нечистокровных», религия – на «верующих» и «неверующих». При таком делении главное достоинство человека состоит в принадлежности к «своим», и лишь потом в дело вступают какие-то иные критерии. Я же в своем учении предлагаю самое простое: деление по личным достоинствам каждого человека. Христиане могут возразить, сославшись на Библию, что «для Христа нет ни эллина, ни иудея», но здесь надо вспомнить о том, что отношение верующих к неверующим всегда оставалось враждебным в те времена, когда у них была возможность карать, и снисходительно-пренебрежительным – когда такой возможности не было. Интересно отметить, что любая вера сильна не «истинностью» своего учения – да и как можно подтвердить или опровергнуть такую истинность, если в основе ее лежит любовь к Богу? – а количеством верующих. Разве можно говорить об истинности любви? Она или есть, или нет. Поэтому всякой религии присуща и еще одна, общая с тоталитаризмом, черта – это стремление к. постоянной экспансии…..
На этом месте две пенсионерки поднялись со своих мест и, пригнув головы, стали пробираться к выходу. Возникла небольшая пауза, воспользовавшись которой Денис коснулся рукой колена жены.
– Ты чего? – спросила она.
– Да нет, просто так… Тебе нравится?
Она неопределенно пожала плечами.
– А тебе?
– Чем-то напоминает Фридриха фон Хайека, был такой знаменитый экономист. Однако я еще не разобрался, к чему он клонит. Останемся и будем слушать дальше?
– Да.
Александр Павлович внимательным взглядом окинул свою аудиторию и продолжил:
– Далее, когда имеется общая цель, то все средства данного общества или данной группы людей направлены на ее достижение, поэтому для удовлетворения интересов простых граждан никаких средств уже просто не остается. Помните, как Остап Бендер, получив свой миллион, так и не смог построить особняк «в мавританском стиле», поскольку строили «только для коллективов и организаций» и все строительные материалы уже были «распределены по заявкам промышленности и кооперации»? А что такое нынешняя грандиозная стройка храма Христа Спасителя, как не тот же рецидив тоталитаризма? Решение о такой стройке принимают государственные чиновники, которые распоряжаются государственными деньгами, большую часть которых составляют деньги неверующих, и что в итоге?
А в итоге этих самых государственных: средств не хватает на нужды людей, в них нуждающихся: на пенсии, богадельни, пособия кормящим матерям и т. д. Но разве вера в Бога нуждается в роскошном храме? Разве сам Бог нуждается в том, чтобы молитвы к нему возносили в окружении ослепительно сверкающей мишуры? Не напоминает ли все это историю с гигантскими авианосцами времен «холодной войны» и противостояния лагерей «капитализма и социализма»? В качестве военного средства такие авианосцы очень уязвимы, но зато способны производить внушительное впечатление на жителей «третьего мира», убеждая их в мощи того или иного «лагеря». И не похож ли возводимый храм на некий «идеологический авианосец», необходимый церкви для того, чтобы, поразив воображение, расширить ряды верующих? Кому нужен этот храм – Богу или русской православной церкви, чтобы, ослепив воображение, увеличить число верующих, а тем самым способствовать собственному процветанию. Верующие ли эти пастыри, живущие во имя земных благ? Нет, они – бессознательные атеисты!
Идем дальше. Чтобы облегчить достижение поставленной цели, вводится запрет на ее критику, поскольку единодушие значительно облегчает любую совместную работу. Ну а цензура – это конец истины. Надо ли говорить о церковной цензуре и религиозном фанатизме? Этому бесконечное множество примеров. Да, существует какое-то Высшее начало, да, есть такие вещи, которые в принципе недоступны нашему разуму! Почему то или иное олицетворение – Христос, Аллах, Магомет – выдается за само высшее начало? Почему именно православие является «правильной верой», а католицизм нет? Каждая религиозная конфессия требует верить именно в ее Бога и исполнять именно ее обряды – почему? Да потому, что нетерпимость к инакомыслию – неотъемлемая черта любой тоталитарной системы! Нельзя мыслить свободно в рамках религиозных догматов – это то же самое, что «свободно» блуждать по лабиринту!
– А что, ей-богу неплохо, – хмыкнул Денис, наклоняясь к Галине, – если бы он был моим преподавателем, то я охотно ходил бы к нему на лекции…
Она в этот момент смотрела куда-то в сторону и ничего не ответила.
– Надо сказать и о том, что. принадлежность к коллективу освобождает человека от совести, и он становится иждивенцем, утрачивая такие качества, как самостоятельность, способность к риску, ответственность. Нравственным становится то, что служит достижению общей цели вне зависимости от средств. Вместо морали вводится квазимораль, одни правила поведения предназначены для избранных, другие – для всех остальных. Религия очень гордится тем, что является основой морали, что следование ее заповедям удерживает людей от совершения антиобщественных и аморальных поступков, то ли из страха перед Божьей карой, то ли из опасения попасть в ад. Но это только у «рабов Божьих», у людей, склонных к тоталитарным формам мышления и поведения, совесть должна обязательно опираться на Бога! Им, как и детям, обязательно требуется Отец, который бы строго следил за их поведением, наказывая непослушных и поощряя отличившихся. Свободному человеку достаточно только одной заповеди: «Не делай другому того, чего не желаешь себе». Или – в положительной форме – «поступай по отношению к другому так, как хочешь, чтобы он поступал по отношению к тебе». Но разве для следования этим заповедям обязательно требуется Божественный Надзиратель? Разве нельзя просто иметь совесть, независимо от угрозы божественной кары?
Александр Павлович сделал театральный жест, за которым последовала небольшая пауза.
– Это дети, совершая нехорошие поступки, оглядываются на родителей, взрослые же не совершают скверных поступков именно потому, что они скверные. Свободные люди уважают свободу других, поскольку она – основа их собственной свободы. И потому мораль либеральная так же отличается от морали, христианской, как поведение взрослых от поведения детей. Одними нужно руководить, другие следуют Моральным заповедям совершенно свободно. Одни – «моральные иждивенцы» религии, которые прибегают к ней за отпущением грехов; другие сами действуют и сами отвечают за последствия своих действий. И, кстати, если главная моральная заповедь – это любовь к Богу, то любовь к человеку поневоле отодвигается на второе место и порой приносится в жертву первой. На этом построено множество коллизий, вроде отказа от земной любви и ухода в монастырь, создавших сюжеты прекрасных романов. Ну а что касается квазиморали – то есть одних правил поведения для избранных, других – для всех остальных, то сама религия и является такой квазиморалью, поскольку является основой моральных заповедей для верующих, тем самым как бы оставляя неверующих за пределами морали.
Что происходит в итоге установления любой тоталитарной системы? К власти приходят худшие! В тоталитарном государстве – к власти над телами, в аналогичной тоталитарной системе церкви – к власти над душами. А то, что религия – система тоталитарная, я, надеюсь, уже достаточно убедительно вам доказал. И дело здесь даже не в постыдных проделках отдельных представителей церкви, а в правах на особо веское слово. Причем это право обеспечивается не личной мудростью говорящего, а Тем, представителем которого этот говорящий является. Вы сами можете уловить сходство с нашим недавним прошлым, когда весомость сказанному придавалась тем обстоятельством, что это говорилось от «имени партии, народа, государства». Но ведь любой религиозный деятель высказывает лишь свою интерпретацию той или иной догмы, применительно к той или иной политической ситуации – вот о чем всегда надо помнить…
В этот момент Денис оглянулся назад и увидел ту миловидную девушку, которая отвечала по телефону и открывала дверь приходящим. Она стояла у двери, прислонившись к косяку, и внимательно слушала экстрасенса. «Неужели у него такая молодая любовница? И чём он её прельстил, неужели этими обличениями тоталитарной сущности религии? Странно…»
…Однако здесь вы можете возразить, что главным делом любой религии является терапевтическая роль. Мы абсолютно бессильны перед лицом неизбежной смерти, и это бессилие способно свести с ума от ужаса. Поэтому религиозные обряды, связанные с поминовением душ умерших, похоронами, поминками и т. д. могут играть очень полезную роль, поскольку способны смягчить душевную тоску.
Но давайте задумаемся вот над чем нам неизвестно, ни что такое Бог, ни что такое душа, ни то, что произойдет с нами после смерти. Но если все-таки есть какие-то иные, внетелесные, формы духовного существования, то можно с уверенностью утверждать следующее: чем более духовно развитым человек является при жизни, тем больше у него шансов сохранить свою духовную целостность и после смерти! А высшая духовность заключена именно в свободе! Пусть мы незнаем, как устроен Мир и что лежит в его основе, пусть не уверены в том, существует ли бессмертие души, но есть такие вещи, которые мы знаем наверняка и которые с большой долей вероятности можем предположить. В мире материи бессмертия нет – там есть лишь постоянный круговорот веществ, поэтому – и я повторю это еще раз – если и есть у нас какие-то шансы на бессмертие, то они заключены лишь в духовности, поскольку только дух способен существовать вечно. Представим себе, что смерть – это задумчивость, из которой нет выхода. Тогда свобода – это способ пробуждения от задумчивости!
И в заключение я хочу сделать лишь еще одно замечание. Духовность духовности рознь. В самом деле, есть люди, которые прославились необычными деяниями, составившими славу человечества, а есть и те, которые известны открытием какой-нибудь зоны. Представляете себе – в честь одних называют планеты и улицы городов, а Графенберг прославился тем, что открыл такую точку в женских гениталиях, при стимулировании которой возникает вагинальный оргазм.
Так что не всякая духовность гарантирует бессмертие, а лишь та, которая имеет отношение к свободе. Во время нашей следующей встречи я расскажу вам о том, какими путями достижима свобода и какими путями мы можем развивать и укреплять свою подлинную духовность. Благодарю за внимание.
– Лучше бы поподробнее рассказал о зоне Графенберга, – не удержался Денис. – Судя по всему, он то ли отставной философ, то ли гинеколог…
– У него такой проникновенный голос.
Денис с любопытством взглянул на жену.
– Хочешь познакомиться с ним поближе? Тем более, что мне еще надо с ним рассчитаться за прошлый сеанс.
– Хочу.
– Ну тогда пошли.
Они дождались, пока основная толпа слушателей оделась и вышла, а затем Денис подошел к ассистентке и попросил проводить их к Александру Павловичу. Экстрасенс сразу узнал его и все вспомнил.
– Я очень рад, что ваша жена нашлась, – ласково сказал он после того, как Денис представил ему Галину. Я был уверен, что все будет в порядке.
– Сколько я вам должен?
– Да вы сначала сядьте и расскажите о том, что вас терзает. Я вижу, что и вы, и ваша жена пребываете в каком-то подавленном настроении.
– Мне нечего вам рассказывать, потому что я и сам ничего не знаю, – хмуро буркнул Денис, искоса взглянув на Гали? ну, – а она ничего рассказывать не хочет.
Александр Павлович пристально, что весьма не понравилось Денису, посмотрел на потупившуюся Галину и неожиданно предложил:
– А хотите, я проведу сеанс успокоительной терапии? Стоит это недорого, зато вы сразу почувствуете себя намного легче. Я разработал методику такой терапии, основываясь на собственном учении.
Денис недоуменно пожал плечами и оглянулся на жену.
– Ты хочешь?
– А что это за сеанс?
– Сейчас я вам все объясню, – охотно отозвался Александр Павлович, – но сначала давайте решим насчет вас, – и он вопросительно посмотрел на Дениса.
– Если позволите, то я бы лучше посидел в сторонке и понаблюдал, – и он кивнул головой на большое мягкое кресло.
– Как вам будет угодно. Только прошу вас сохранять полнейшую тишину и ни в коем случае не перебивать. Ну что, приступим?
Галина кивнула, а Александр Павлович подошел к своему столу, достал оттуда коробочку с какими-то таблетками, затем наполнил стакан водой из графина и протянул ей.
– Вот, проглотите эту таблетку и запейте водой.
– А что это?
– Я объясню вам потом, когда вы уже почувствуете ее действие, – ласково улыбаясь, произнес экстрасенс. – Не бойтесь, ведь все будет происходить в присутствии вашего мужа.
После того, как Галина проглотила таблетку и, сделав один мелкий глоток, поставила стакан на стол, экстрасенс подвел ее к мягкой, удобной кушетке, предложил лечь и закрыть глаза. Пока она устраивалась, он нажал кнопку вмонтированного в стол магнитофона, и кабинет заполнили звуки какой-то странной, обволакивающей сознание музыки. Денис наблюдал за всеми этими манипуляциями с некоторой настороженностью И неизвестно откуда взявшимся беспокойством. Что-то ему во всем этом не нравилось, но что именно, он и сам не мог себе объяснить.
А тем временем экстрасенс заговорил, и голос его был уже совсем не тем, что на лекции, в нем появились какие-то вкрадчивые, убаюкивающие и одновременно властные интонации.
– Дышите глубоко, спокойно и как можно ровнее. Ни о чем не думайте – только слушайте музыку, дышите ровно и внимайте собственному состоянию расдавленности и покоя. Но самое главное – гоните все мысли, какими бы они ни были – приятными или беспокоящими. Если почувствуете какое-то неудобство – дайте мне знать, слегка пошевелив рукой.
Скоро вас охватит, уже начинает охватывать состояние глубочайшего умиротворения. Во Вселенной, где вы будете пребывать, не существует никаких земных проблем и огорчений – только теплый, спокойный и невыразимо приятный свет. Блаженство, покой и свобода… Свободу нельзя почувствовать, выразить или понять – в ней надо пребывать, и вот вы уже пребываете в ней, вы свободны, раскрепощены, и вас уже абсолютно ничто не тяготит и не беспокоит…
Даже Денис начал поддаваться обаянию этого бархатного, проникновенного голоса. Так и хотелось закрыть глаза и погрузиться в блаженную дремоту, прислушиваясь только к плавной музыке, похожей на долгую вибрацию каких-то волшебно-космических струн. Он, не отрываясь, смотрел на лицо жены и видел, как оно словно бы разгладилось, хмурость исчезла, появился легкий румянец, сделавший Галину необыкновенно привлекательной. Вот она, совсем рядом, любимая, красивая, спокойная и… отрешенная, не думающая ни о чем на свете, даже о нем, ее муже! Эта мысль невольно заставила его встрепенуться. Что за черт! Состояние полнейшего успокоения и отрешенности от всего земного – совсем не то состояние, в котором ему хотелось бы видеть свою молодую жену, которая пока еще так и не стала ею. Она должна быть страстной, нежной, заботливой, а не пребывающей в философско-невозмутимом покое. Как бы этот сеанс успокоительной терапии не успокоил её настолько, чтобы лишить всяких желаний вести нормальную супружескую жизнь!
Через пятнадцать минут сеанс был окончен, Денис расплатился с Александром Павловичем и вслед за Галиной вышел на улицу.
– А ты знаешь, что за таблетку он тебе дал?
– Нет.
– ЛСД. Наркотик.
– Ну и что? Зато мне было так приятно. И я обязательно приду на следующий сеанс.
Денис содрогнулся. Неужели произошло то, о чем он подумал всего несколько минут назад?
– Тебе так понравился этот экстрасенс? – осторожно спросил он.
– Да, понравился! – с вызовом ответила она.
– Но ведь он же подавляет твою волю! Неужели ты не понимаешь, что, критикуя в своей лекции тоталитаризм, он сам действует именно тоталитарными методами?
– Я не понимаю, о чем ты говоришь.
– Ну как же… – Денис поневоле начал горячиться. – Он сам говорил, что тоталитаризм начинается тогда, когда у группы людей или у государства появляется какая-то одна, главная цель, на достижение которой идут все средства, люди делятся на угодных и неугодных… ну и так далее. Но ведь если этой целью сделать даже свободу, то все равно тоталитаризм неизбежен! Свобода не может и не должна быть целью, она только средство, позволяющее каждому человеку самому добиваться своих целей! И именно здесь этот экстрасенс и лукавит. Обещая свободу, он незаметно становится духовным вождем, который уже может вести своих последователей туда, куда захочет.
– Александр Павлович не вождь, а учитель! – упрямо возразила Галина.
– Да называть он себя может кем угодно! – излишне громко и раздраженно воскликнул Денис, не обращая внимания на то, что они шли по весьма оживленной улице.
– А что ты на меня кричишь?
– Я не кричу, но и не хочу, чтобы ты случайно попала под чары этого умного проходимца. Музыка, наркотики, вкрадчивые речи…
– Какое ты имеешь право так говорить о людях, которых вид ишь всего второй раз?
«Нам честного лишь время обнаружит, довольно дня, чтоб подлого узнать!»
– Да сам ты кто!
Денис слишком поздно спохватился.
Ссора уже зашла слишком далеко, и он так и не понял, что именно вызвало эту странную вспышку раздражения Галины. Она вдруг остановилась посреди улицы, не доходя ста метров до станции метро, повернулась к нему и гневно потребовала:
– Оставь меня в покое! Ты меня раздражаешь!
– Но подожди, я же не… – растерянно залепетал он.
– Все, пока.
– Куда ты?
– К Ире. И не надо меня провожать.
– Да какого черта, ведь ты моя жена!
– Если ты сейчас вздумаешь меня преследовать, то мы разведемся!
Потрясенный, Денис остался стоять на месте, следя за тем, как она быстро смешалась с толпой и вошла в вестибюль метро. И это – его. супружеская жизнь?








