Текст книги "Роковые обстоятельства"

Автор книги: Олег Суворов

сообщить о нарушении

Текущая страница: 8 (всего у книги 14 страниц)

Распорядившись подать себе карету, Макар Александрович бережно убрал драгоценность во внутренний карман сюртука. Одевая шубу, он скользнул взглядом по висевшему на стене портрету Александра II, со вздохом подумав о том, что его давно пора сменить, тем более, что газеты уже пестрели объявлениями типа: «Портреты императора Александра III хорошего исполнения, масляными красками или в олеографии, для личных помещений и присутственных мест». Да, и еще он собирался зайти на Михайловскую улицу, где в помещении дворянского депутатского собрания проводилась подписка на сооружение в городе памятника покойному императору, которого торжественно погребли совсем недавно – пятнадцатого марта.

Погрустневший следователь покинул здание. В принципе от Итальянской улицы до Ново-Конюшенного моста можно было дойти пешком минут за десять, однако последняя неудача с преследованием «таинственного дарителя» вынудила Гурского к большей предусмотрительности. Если бы тогда рядом случился извозчик, то он непременно догнал бы взяткодателя и, возможно, имел бы полную ясность в деле о самоубийстве Надежды Симоновой.

И его предусмотрительность полностью себя оправдала! Стоило Гурскому подъехать к трехэтажному дому советника Белогривова, как еще не покидая кареты, он увидел стоявший перед подъездом новенький экипаж, в который усаживалась нарядная молодая женщина, попутно отдававшая распоряжения провожавшей ее горничной.

Макар Александрович без труда узнал старшую дочь титулярного советника Екатерину Павловну Симонову, по мужу Водопьянову, поскольку видел ее в доме Симоновых в день смерти Юлия, когда была арестована гувернантка. Он приказал своему кучеру быть наготове и последовать за экипажем, как только тот тронется с места.

Преследование оказалось весьма недолгим – проехав узкими переулками и обогнув решетку Михайловского сада, экипаж мадам Водопьяновой остановился напротив торгового дома, на первом этаже которого размещалась мясная лавка. Заинтересованность Гурского еще больше возросла, когда он увидел, как молодая женщина вышла из кареты и направилась прямо туда.

Макар Александрович был не на шутку озадачен: почему жена мелкого чиновника разъезжает в прекрасном экипаже, но при этом не брезгует посещать подобные торговые заведения, не передоверяя это дело собственной кухарке или горничной? Кажется, в расследуемом им деле появилась новая загадка…

За неделю до трагедии
Глава 15
«ВЫ МЕНЯ ОСКОРБЛЯЕТЕ!»

У роскошного особняка банкира Дворжецкого, чей парадный подъезд украшали барельефы в виде львиных морд, Катрин к своему – и весьма неприятному! – удивлению столкнулась с Трофимом Петровичем, в лавке которого все ее семейство имело обыкновение покупать мясо. Она неоднократно видела мясника, еще когда жила в доме родителей, поэтому, переехав к мужу, продолжала посылать в его лавку. Судя по тому, что он удостоился чести быть поставщиком одного из самых богатых людей Петербурга, предприятие Трофима Петровича процветало.

Мясник имел самый довольный вид и дружески беседовал со швейцаром. Узнав одну из своих постоянных покупательниц, он вежливо поклонился, однако Катрин не удостоила его даже кивка, надменно пройдя мимо. Трофим Петрович не обиделся, а усмехнулся и лукаво подмигнул свояку, который служил у банкира привратником.

Катрин, конечно же, не слышала, о чем принялось «судачить мужичье», но напряжение от встречи с нежелательным свидетелем заставило ее придерживаться заранее избранной манеры поведения. Не разыгрывать из себя робкую и испуганную курсистку, а держаться строго и хмуро, имея вид покорности судьбе – точно героиня, решившая пожертвовать собой ради близких. Почему бы не сыграть эту роль – не одной же Надин мнить себя актрисой!

Если разница в возрасте между сестрами составляла неполные шесть лет, то разница в характерах была разительной. Катрин отличалась рассудительностью, цинизмом и хладнокровием, пойдя этим в отца, а Надин, напротив, была типичной «маминой дочкой» – скромной, застенчивой, склонной легко впадать в панику и разражаться слезами. Отсюда неудивительна и та легкая снисходительность, с которой старшая из сестер относилась к младшей.

Оставив шубу швейцару, Катрин в сопровождении ливрейного лакея поднялась наверх и, пройдя длинную анфиладу комнат, украшенных старинными картинами и статуями, оказалась в огромной гостиной, в центре которой царил белый рояль.

– Как прикажете доложить? – учтиво осведомился внезапно появившийся секретарь, отпуская лакея.

– Мадемуазель Симонова, – холодно отвечала Катрин и, с легкой запинкой, добавила: – Екатерина Симонова.

– Извольте подождать.

Катрин кивнула и, немного побродив по гостиной, остановилась у рояля. Внешне она оставалась спокойной, однако в глубине души постепенно нарастал тяжелый ком сомнений и тревог. Скорей бы все закончилось, скорей бы покинуть этот дом, начинавший давить на нее поистине дворцовой роскошью. Только бы доктор не подвел, и ей удалось разыграть все так, чтобы Дворжецкий ни о чем не догадался! Зато какой замечательной помещицей она потом будет…

Открыв рояль, Катрин задумчиво ткнула пальцем в блестящие клавиши из слоновой кости, но тотчас же, словно устыдившись нестройных звуков, гулко разнесшихся по всему залу, вернула крышку на место. В их семействе сестры всему учились вместе, однако Надин играла на рояле намного лучше Катрин и вообще считалась артистической натурой.

– Пожалуйте, мадемуазель.

Она вздрогнула, услышав вкрадчивый голос незаметно вернувшегося секретаря. Тот виновато улыбнулся, склонился в поклоне и, одной рукой придерживая створку двери, второй сделал приглашающий жест:

– Михаил Иннокентьевич изволит вас ждать.

Катрин приосанилась и прошествовала в кабинет походкой королевы, с предельной отчетливостью стуча каблуками по паркету.

При ее появлении развалившийся в кресле банкир не потрудился даже встать – и Катрин внезапно охватила злость от этого неявного оскорбления. Когда Дворжецкий заговорил, то голос его оказался весьма приветлив, а вот оборот речи можно было бы подобрать и поучтивее!

– Чего изволите, сударыня? – осведомился банкир, окидывая цепким взглядом стройную фигуру посетительницы и пряча в уголках жирных губ глумливую усмешку, которую она сегодня уже видела при входе – усмешку циника, предвкушающего бесстыдство.

– Как? – Катрин была неприятно поражена этим вопросом. – Разве вы меня не ожидали? Я пришла, чтобы исполнить условие известной вам сделки… – И она замолчала, с тревогой следя за безмятежно улыбающимся Дворжецким.

– А… вот вы о чем изволите говорить… Да-да, конечно… Присаживайтесь, что же вы стоите.

Зашуршав юбками, Катрин опустилась на стул, по-прежнему прямо держа спину, и вопросительно посмотрела на банкира. А тот, явно наслаждаясь ситуацией, нисколько не торопился приступить к главному, напоминая в этот момент сытого кота, который от нечего делать не прочь поиграть с беспомощной мышью.

– А вы красивы, – после продолжительной паузы, занятой внимательным изучением Катрин, заявил он. – Очень даже красивы…

– Благодарю, – сухо отвечала она, испытывая все нарастающее напряжение.

Следующая пауза, на ее взгляд, тянулась бесконечно долго, и она чувствовала себя при этом настолько неуютно, что не смела проявить инициативу, – да и вряд ли это было уместно. Оставалось терпеливо ждать, когда же эта «проклятая жирная туша» соблаговолит оказать ей внимание, использовав как предмет для удовлетворения своей гнусной похоти.

Наконец Дворжецкий тяжело поднялся с кресла и, обойдя письменный стол, вплотную приблизился к Катрин, едва не касаясь ее плеча своим массивным животом. Она оцепенела от неприятного ожидания, как вдруг банкир наклонился, и его пухлая рука жадно ухватила ее за грудь.

Подчиняясь инстинктивному желанию, Катрин хотела было резко передернуть плечами, чтобы сбросить с себя эту «жирную лапу», однако усилием воли сумела сдержаться, заметно порозовев при этом. И ее румянец не остался незамеченным!

– Вот как, – с удовлетворением проурчал банкир, убирая руку и немного отодвигаясь в сторону, – да вы, сударыня, даже покраснели… А что если я заставлю вас прямо сейчас задрать юбку?

«Проклятая свинья! – по-настоящему вспыхнув от злости и унижения, думала Катрин. – Что это он затевает?»

– Мы не могли бы обставить это как-то иначе? – заметно волнуясь и оттого сбиваясь с ранее намеченного тона, неуверенно попросила она.

– Как это – иначе? – притворился непонимающим Дворжецкий.

– Ну, в более интимной обстановке…

– А, вот вы о чем… Хорошо-с, тогда соблаговолите пройти в спальню и раздеться!

Катрин резко вскочила с места и, повинуясь жесту хозяина дома, быстро прошла в глубь кабинета, где находилась дверь, скрытая тяжелыми бархатными портьерами. За ней оказалась полутемная спальня с огромной кроватью под балдахином. Гардины были тщательно задернуты, и комната освещалась только ночником.

Думая, что банкир идет следом, Катрин оглянулась, но дверь за ней оказалась закрытой. Пожав плечами, она немного подумала и начала расстегивать платье. Раздеваться без горничной было непривычно, однако выбора не оставалось. Спустив платье вниз, Катрин перешагнула через него и оставила лежать на ковре. В комнате царила тишина, нарушаемая только шелестом ее юбок, правда в какой-то момент ей показалось, что она слышит сдавленное и похотливое мужское сопенье.

«Ах, так за мной подсматривают, – подумала она, мысленно усмехаясь, – интересно, зачем ему это понадобилось? Но так даже лучше – не придется разыгрывать смущение, раздеваясь в его присутствии…»

Катрин медленно расшнуровала корсаж и аккуратно положила его на кресло. Затем присела на край постели и стала расшнуровывать ботинки, делая вид, что целиком поглощена этим занятием, но не забывая чутко прислушиваться. Когда она начала стягивать чулки, сопенье сделалось совершенно явным, но это лишь настроило ее на веселый лад.

«Вот скотина! Ладно, перетерпим, лишь бы все это не слишком затянулось…»

Сняв панталоны и нижнюю рубашку, Катрин осталась совсем нагой. Одним прыжком вскочив на постель и проворно скользнув под одеяло, она поежилась – скользкий шелк оказался обжигающе холодными. Кое-как согревшись, она расположилась прямо посередине, натянула одеяло до кончика носа и стала спокойно дожидаться дальнейших событий.

Ожидание затягивалось, – прошло около десяти минут. Катрин следила за временем по старинным каминным часам, стоявшим напротив постели.

«Однако этот жирный боров не торопится!» – подумала было она, как дверь бесшумно растворилась, и в комнату легко проник высокий человек. Катрин вновь занервничала и напряглась – несмотря на полумрак, перепутать массивную тушу банкира с этой худой фигурой было совершенно невозможно!

– Что это значит? – негромко спросила она, приподнимаясь на постели и обеими руками придерживая одеяло. – Кто вы такой?

– Не беспокойтесь, сударыня, – так же тихо отвечал вкрадчивый мужской голос, – вам совершенно незачем беспокоиться…

– Да кто вы такой?

– Боюсь, мое имя вам ничего не скажет… Впрочем, Георгий Васильевич Данилян, к вашим услугам, – и мужчина сделал шаг вперед.

– Но что вам угодно? – испуганно воскликнула Катрин, не сводя глаз с темной фигуры и тщетно пытаясь рассмотреть затененное полумраком лицо.

– Меня к вам прислал Михаил Иннокентьевич Дворжецкий, – самым будничным тоном ответил этот странный человек, в своей черной одежде напоминающий призрак – впрочем, похоже не имеющий угрожающих намерений.

– Зачем?

– Неужели сами не догадываетесь? – насмешливо поинтересовался Данилян.

– Но такого уговора у нас не было!

– А вам, сударыня, не все ли равно? Деньги-то уже получены…

– Как вы смеете! Я буду кричать!

– Да зачем же это? – вполне искренне удивился загадочный собеседник, начиная неспешно расстегивать свой длинный сюртук.

– О Боже! Да что это вы делаете?

– Как изволите видеть, раздеваюсь.

– Не смейте!

– Да почему же нет? Рассудите сами – вы пришли сюда отдаться за деньги, так какая вам разница с кем придется иметь дело? Подумайте о том, что если вы сейчас откажетесь, то сделка будет считаться несостоявшейся, и аванс вашему папеньке придется вернуть сполна.

Растерянная Катрин, сидя на постели и продолжая прикрываться одеялом, лихорадочно соображала. Что все это могло значить, и почему Дворжецкий прислал вместо себя этого человека? Не кроется ли здесь какая-то дьявольская ловушка?

– Так что, сударыня, – поторопил Данилян, полностью расстегнув сюртук и готовясь его снять, – думайте. Как видите, я покорнейшим образом жду.

– Ладно, – нерешительно кивнула Катрин, – если Михаил Иннокентьевич решил, то…

– Вот и чудесно, – разом избавляясь от сюртука, обрадовался собеседник, – я так и думал. Однако хочу вас сразу предупредить об одном прискорбном обстоятельстве – я, к сожалению, отнюдь не так богат, как наш общий друг и благодетель – почтеннейший Михаил Иннокентьевич, а потому смогу заплатить вам рублей пятьсот, ну, от силы, тысячу, – на этот раз его вкрадчивый голос был настолько глумлив, что Катрин похолодела от ужаса.

– Постойте, постойте, – дрожащими губами забормотала она, – какую тысячу, о чем это вы… Сумма сделки была совсем иной!

– Все верно, – спокойно согласился Данилян, приближаясь к постели и вступая в свет ночника, так что теперь Катрин могла рассмотреть его притворно-серьезное лицо. – Но, согласитесь, ведь и условия сделки были совсем иными, – и он, улыбаясь, поглядел на молодую женщину сверху вниз.

– Что вы имеете в виду? – замирая от испуга, пролепетала она.

– Впрочем, – не отвечая на ее вопрос, продолжал издеваться собеседник, – и тысяча рублей, надо вам заметить, деньги совсем немалые. Я думаю, что ваш муж, уважаемый Аристарх Данилович Водопьянов, не будет возражать… Можете не беспокоиться – уж с ним-то мы всегда сумеем договориться! – и он принялся демонстративно развязывать галстук.

– Стойте! – не своим голосом вскричала Катрин. – Прекратите немедленно! Что все это значит?

И тут, словно отвечая на ее вопрос, в спальню с шумным вздохом протиснулся и сам банкир, держа в руке подсвечник о трех свечах, отчего в комнате стало достаточно светло.

– А что вас так возмущает, сударыня? – иронично поинтересовался Дворжецкий. – Мой поверенный дешево оценил вашу красоту – всего-то в тысячу рублей? Так поторгуйтесь с ним и сами назовите цену!

– Вы меня оскорбляете!

– Разве при вашем-то бесстыдстве и прохиндейство это возможно?

– Но как вы узнали?

– А вот это уже не ваша забота! Одевайтесь и возвращайтесь к супругу, мнимая вы дева, – и он грозно возвысил голос, – да не забудьте передать своему отцу, что банкир Дворжецкий не принимает к оплате фальшивых банкнот! Аванс господином Симоновым уже получен, а потому либо он выполнит условия сделки и пришлет мне свою младшую дочь, которая, я надеюсь, не чета вам и окажется настоящей девственницей, либо я его в Сибири сгною, – и он знает за что!

Глава 16
ПЕРВЫЙ ПОЦЕЛУЙ

В отличие от Катрин, рано усвоившей манеры светской дамы, Надежда оставалась девушкой простой и скромной, как настоящая Золушка, поэтому почти всегда одевалась и раздевалась самостоятельно. Отчасти это было вызвано тем, что она стеснялась лишний раз тревожить горничную Машу, с которой они были ровесницами и почти подругами; отчасти потому, что у нее не хватало терпения дожидаться, пока та явится на ее зов из другого конца здания.

Вернувшись с прогулки и быстро избавившись от верхней одежды, разрумянившаяся Надежда подошла к трюмо. Любуясь на собственное отражение, она томно распустила свои чудесные белокурые волосы и, улыбаясь каким-то потаенным мыслям, начала причесываться.

Через несколько минут в дверь комнаты постучали.

– Ах, это ты, Машенька, – Надежда мельком оглянулась на горничную – молодую девушку с круглым миловидным лицом и проворными маленькими руками, – и продолжила плавно водить расческой по волосам. – Заходи… Что скажешь?

– Ой, барышня, да вы вся сияете! – всплеснула руками прислуга. – Уж не влюбились ли?

– Почему бы и нет? – усмехнулась Надежда, после чего с заговорщической улыбкой снова оглянулась и, поманив пальцем, шепотом добавила: – Не знаю, влюбилась я или нет, но сегодня меня впервые в жизни поцеловал мужчина.

– О Господи, да кто же это?

– Ты его не знаешь. Он студент Медико-хирургической академии… Зовут Денисом.

– Студент? О Господи!

– Да что это ты все охаешь да имя Господа нашего всуе поминаешь! – притворно рассердилась Надежда. – А по мне так все чудесно и даже петь хочется! Да и погода сегодня чудо как хороша.

– Но как же это он вас поцеловал-то?

– Что за глупые вопросы? Ты не знаешь, как мужчины целуют женщин?

– Знаю, – задорно улыбнулась горничная, демонстрируя ямочки на щечках.

– Ну то-то же, – и Надежда наставительно погрозила ей пальцем.

Она неспроста не стала развивать эту тему, поскольку первый в ее жизни поцелуй оказался на удивление нелепым – сначала Денис неуклюже ткнулся в щеку мокрыми усами, а потом, когда она робко подставила ему губы и закрыла глаза, он вдруг как-то нелепо заводил губами по ее лицу и даже обслюнявил кончик носа. Впрочем, все это было так мило и забавно – особенно выражение его ошалевших от счастья глаз, что Надежда была очень довольна произошедшим. Тем более, что напоследок Денис высказал признание, прозвучавшее цитатой из душещипательного романа: «С тех пор, как я узнал вас, дни пролетают для меня, как чудный сон!»

– Кстати, ты чего пришла? – поинтересовалась она, снова отворачиваясь к зеркалу.

– Папенька вас к себе требуют.

– Так что ж ты сразу не сказала, глупая! Он в кабинете один?

– Нет, там все ваше семейство – и маменька, и мадам Катрин с мужем.

– Вот как? Хорошо, Машенька, поди скажи, что сейчас иду.

Надежда не представляла, чем был вызван этот семейный совет, а потому озабоченно нахмурилась. Правда, взглянув на себя в зеркало, тут же рассмеялась: как это глупо и некрасиво – выглядеть нахмуренной при таком замечательном настроении!

Войдя в кабинет отца, она застала там следующую сцену – Павел Константинович по привычке прохаживался по пушистому персидскому ковру, сестра Катрин сидела в кресле, за которым как часовой стоял ее муж, а маменька расположилась на диване, держа в руке платок и имея столь траурный вид, словно бы недавно вернулась с похорон.

– Что-нибудь случилось? – поздоровавшись со всеми, тут же поинтересовалась Надежда, обращаясь преимущественно к отцу, который подошел к ней, чтобы рассеянно поцеловать в щеку. – И почему у вас всех такой странный вид?

– Проходи, садись, – сказал Павел Николаевич, указывая ей на стул. – Нам необходимо сообщить тебе нечто очень важное.

«Уж не собираются ли они выдать меня замуж? – испугалась девушка. – Но за кого, и почему так внезапно? Боже, как я скажу об этом Денису!»

– Я вас слушаю, папенька…

– Видишь ли, девочка, могу заявить тебе безо всякого преувеличения, что от твоего нынешнего решения зависит судьба всего нашего семейства… Да-с, можно сказать, что именно судьба, – останавливаясь напротив притихшей Надин и выжидательно взирая на дочь, повторил Симонов.

– Да что же я такого могу решить, папенька? – с дрожью в голосе взмолилась она, не на шутку напуганная подобными приготовлениями.

Надин испугалась еще больше, когда Ангелина Николаевна вдруг шумно вздохнула, тяжело поднимаясь с заскрипевшего дивана.

– Нет, я не могу при этом присутствовать, – простонала она, распространяя вокруг себя запах валерьянки, – извини меня, Павел Константинович, но я лучше пойду… Прости меня, Наденька!

– Да за что же, маменька? – чуть не плача, спросила младшая дочь.

Но Ангелина Николаевна, не отвечая, лишь махнула рукой, с зажатым в ней платком.

– Проводи ее, – негромко приказала Катрин, оборачиваясь к мужу, – и побудь с ней, пока мы не закончим.

Аристарх Данилович послушно кивнул и, предложив теще руку, бережно вывел ее из кабинета. Надин проводила мать жалобным взором, словно теряя последнюю надежду, после чего снова посмотрела на строгие лица отца и сестры.

«Прямо как те испанские инквизиторы!» – неожиданно вспомнилось ей.

– Да-с, так, пожалуй, будет лучше, – словно разговаривая сам с собой, кивнул Павел Константинович, оставшись наедине с дочерями. – Видишь ли в чем дело, Надин… Волею судеб, один могущественный негодяй сделался злым демоном нашей семьи и теперь преследует нас, не ведая пощады…

Уловив на себе укоризненный взор Катрин, Симонов осекся, сообразив, что невольно подыгрывая театральным увлечениям младшей дочери, взял слишком мелодраматичный тон, более пригодный для трагедийный пьесы, чем для семейного разговора.

– Иными словами, – заговорил он уже более спокойно, – этот человек обзавелся фальшивыми векселями, якобы выданными мной в разное время разным лицам, и теперь шантажирует, угрожая разорением и бесчестием.

В этом месте Павел Константинович остановился, чтобы взглянуть на старшую дочь. Прочитав в ее глазах молчаливое одобрение совместно придуманной ими истории, он продолжал:

– Этот страшный человек действительно может пустить нас по миру, и тогда даже трудно представить себе нашу дальнейшую судьбу… Переживет ли это твоя мать – ты сама видела, в каком она сейчас состоянии… И какая судьба ждет вас с Юлием…

– Да что же это такое? – теряя голову от града этих мучительных вопросов, вскричала Надин. – И за что нам все это? Почему он нас преследует, папенька?

Симонов переглянулся с Катрин, словно задавая ей молчаливый вопрос или ожидая дальнейшего одобрения, и она чуть покачала головой: «Пока рано».

– Не за что, а почему, девочка моя, – как можно мягче постарался ответить Павел Константинович. – Дело в том, что этот похотливый негодяй нагло домогался твоей старшей сестры, но она его с негодованием отвергла, и тогда он поклялся отомстить… Это очень злой и очень опасный человек, Надин, а потому спасти нас может только одно – мы не должны ему перечить. Катрин уже ходила к нему и пыталась уговорить оставить нас в покое… Она даже готова была принести себя в жертву, но он выставил ее и жестоко над ней посмеялся… Теперь вся надежда только на тебя!

– Вы хотите, чтобы я тоже пошла к нему и попросила не губить наше семейство? – наивно поинтересовалась младшая дочь.

И вновь, в который уже раз, Павел Константинович переглянулся со старшей дочерью, но теперь уловил в ее глазах знак согласия.

– Ему этого уже мало, девочка моя, – грустно улыбнулся он, подходя к Надин и поглаживая ее по плечу, – этот человек… этот опасный человек…

– Да кто же он такой, папенька?

– Это банкир Дворжецкий, Надин, – впервые подала голос доселе молчавшая сестра.

– О Боже! Недаром он сразу показался мне отвратительным и ужасным, как Калибан!

– Это все так, но…

– Он обещает погубить нашего отца, Надин! – перебив Павла Константиновича, истерично выкрикнула Екатерина. – Спаси его, спаси нас всех!

– Да что же я такого могу сделать?

– Он требует, чтобы мы принесли тебя в жертву его похоти! – сильно волнуясь и потому снова сбиваясь на мелодраматичный тон, вторил старшей дочери Симонов.

– И что же? И вы хотите, чтобы я… – задрожав и сильно побледнев, Надежда поднялась со своего места, отчаянно глядя на отца и сестру, в надежде узреть хоть малейшее облегчение. Однако Павел Константинович упорно отводил взгляд, а глаза Катрин были блестящими и холодными, словно глаза кобры.

– Ты должна ему отдаться, Надин! – неожиданно воскликнул Симонов и тут же метнулся вперед, чтобы поддержать падающее тело младшей дочери. – Что с ней?

– Обморок, – вскочив с места и, помогая отцу перенести сестру на диван, сердито отвечала Катрин, – кажется, дорогой папенька, мы с вами переиграли…

– Но, как ты думаешь, нам все-таки удастся ее уговорить?

– Удастся… если только до этого мы ее окончательно не угробим!