Текст книги "Партизаны. Судный день."

Автор книги: Олег Солод

сообщить о нарушении

Текущая страница: 4 (всего у книги 13 страниц)

Генерал сел за стол и раздраженно хлопнул по нему ладонью.

– Что это еще за звонок?! Так хорошо все шло… Рудаков! – позвал он адъютанта.

Глава четвертая
Заговор

Посреди фермы Бодуна стоял ладно скроенный домик. Чувствовалось, хозяин срубил его с любовью и для себя. К дому подъехала телега, на которой восседал старик Терентий.

– Мир этому дому, – поздоровался он, входя.

– Заходи, Терентий, – пригласил хозяин.

– Здравствуй, Семен Михалыч.

Бодун выглянул в окно.

– Ты один сегодня, никак?

– Один. Аки перст.

– А где ж твои бабы?

– Бабы-то? Да где ж им быть. Известно где. В деревне бабы.

– Чего-то я не пойму, – забеспокоился Бодун. – Позавчера вместо пятерых три приехали, вчера – одна, сегодня вообще никого. А птица как же? Ей уход нужен.

Терентий степенно присел на лавку.

– Так чего ж тут не понять, Михалыч. Как энти служивые к нам прибыли, бабы словно с цепи сорвались. Марья вчерась, не поверишь, пехом в ихнюю часть поперла. Надоть, говорит, одежу людям подшить. Знаю я ейное подшивание. Хахель у ней там. Из ученых. Алена, почитай, который день с дохтуром.

– Алена? – насторожился Бодун. По голосу чувствовалось, что эта информация его взволновала.

– Алена, – подтвердил Терентий. – Он у нас в деревне анбулаторию открыл. Бабы-то поначалу пошли, а потом чего-то спужались. Дохтур к Алене на поклон: так мол и так, помогите, уважаемая Алена Николаевна, наладить контакт с населением. Та покочевряжилась малость, а когда её Николаевной обозвали, так и растаяла. Вот они таперича и налаживают. Да что там Алена, когда Никаноровна…

– Что? И Никаноровна туда же? – не поверил Бодун.

– Да почище молодых. «Заходите, Поликарп Сергеевич… Ждем вас, Поликарп Сергеевич…» – передразнил Терентий.

– Это кто же такой?

– Плотник ихний. Мужчина в возрасте, а туда же. Бабы у них в городе перевелись, что ли?

– Ну, а остальные как? Семеновна с Петровной тоже ухажеров нашли?

– Тут бог миловал. Контингенту для них подходящего нету.

– И то хлеб, – несколько успокоился фермер. – Хоть эти ездить будут. Но вообще-то не дело это. Вдвоем им не управиться.

– Ты, Михалыч, погоди планы строить, – опустил Бодуна с небес на землю дед. – Энтих двоих из деревни тоже палкой не выманить.

– Как? – не понял тот. – Ты же сказал – для них контингента нету?

Терентий согласно кивнул.

– Нету. Вот они и ждут.

– Чего ждут?

– Подкрепления.

– Это Семеновна-то? Она ж у тебя в маразме.

– В маразме-то она в маразме, а когда надо – понимает. Вдруг енерал какой в возрасте прибудет. А она в отъезде. Вот и караулит. И Петровна с ней. Хотел Салтычиху привезть. Эта вроде согласная. А тоже говорит: «Чего я одна поеду?» Конпания ей нужна.

– Погоди, Терентий. Ты ж меня без ножа режешь, – взволновался Бодун. – Страус птица хоть и неприхотливая, а внимания требует.

Старик вздохнул.

– Я тебе так, Михалыч, скажу. Баба – она как страус. Ей тоже без внимания никак.

Озадаченный Бодун присел рядом с ним на лавку.

– Ты меня прямо ошарашил. И где же выход? Может, перерезать их всех?

– Баб? – испугался старик.

– Каких баб? Страусов!

Терентий придвинулся поближе к Бодуну и принял заговорщицкий вид.

– Нет, Михалыч, ты пока погодь птицу бить. Есть у меня один план, как эту проблему решить.

– План? Какой план?

– А вот послухай. Проблема-то у нас в чем?

– В бабах твоих.

– Не в бабах. Проблема в воинах. Ежели б они не возвернулись, так и в бабах спокойствие было бы. Так?

– Так, – согласился Бодун.

– Вот я и думаю. Надо командирам ихним отписать, чтоб забрали их отсюдова. Мол, безобразничают, ироды, спасу нет гражданскому населению. А коли их отсюдова заберут, так и бабы угомонятся, и птицу бить не надо. Как Виссарионыч сказывал, нет человека – и проблемы нету.

Бодун задумался.

– Заберут? – этот вариант не очень устраивал фермера. С тех пор как «партизаны» начали помогать ему по хозяйству, он понял, насколько тяжело в лесу одному, и не хотел возвращаться к прежнему состоянию. – Тоже не очень здорово. Они мне охотничье хозяйство налаживать собрались. Сколько лет сам думал, да руки не доходили. Твои-то бабы для этого не годятся. А с мужиками я за месяц все обделаю – песня будет.

– Смотри, Михалыч, – предупредил Терентий, – как бы другую песню запеть не пришлось. Как птица твоя подохнет…

– Типун тебе на язык. – Бодун посмотрел на старика и хитро прищурился. – Кстати, я не пойму, тебе-то они где дорогу перешли? Али трон твой зашатался?

Старик моментально встрепенулся, поскольку прозорливый фермер попал в самую точку.

– Какой такой трон? – возмутился он подобному предположению. – Эх, Михалыч… Я к тебе с дорогой душой, вижу – хозяйство гибнет, а ты… – старик с досадой махнул рукой и встал.

– Погоди, – удержал его Бодун. – Пошутил я, пошутил. Просто тебе-то от них никакого вреда нет – одна польза. И помощь, и компания…

– Конпания? – Терентий снова сел на лавку. – Скажу я тебе, что это за конпания. Первого дня, как пришли, – гвоздей ящик забрали, стекло оконное… Думаю, что ж, Терентий, коли надо – жертвуй, не жалей. Свои берут, не вороги.

– Терентий, побойся бога. Они ж свое вернули, – напомнил фермер. – Какая жертва?

– Свое?! – вскинулся дед. – А телевизор «Радуга»?! Двести пятьдесят целковых в райцентре платил! А таз?!

– Какой еще таз?

– Лично мною купленный. Новый почти что. А материи сколько на анбулаторию пустил? А сетка пятнистая?! Ну, то Алена сболтнула, правда. – Помянув Алену, Терентий вспомнил, что Бодун неравнодушен к молодой знахарке и попробовал применить другую аргументацию. – Я чего боюсь, Михалыч. Закрутят девке голову, девка-то молодая, а куды она потом с дитем?

– С каким еще дитем? – вытаращился фермер. – Ты что несешь?

Терентий отвернулся.

– Я-то не несу. Она бы не принесла.

Повисла тяжелая пауза. Терентий, почувствовав, что на сей раз пущенная им отравленная стрела попала в цель, вкрадчиво сказал:

– Решайся, Михалыч. Отпишем бумагу – и заживем, как жили. Плохо ли?

– Да нет, неплохо, – согласился Бодун. – Только хозяйство бы достроить… – тоскливо произнес он, не в силах сразу расстаться с радужными планами. – Может, я с твоими бабами поговорю? Пусть день у меня, а день с ними…

– Да разве ж они тебя послухают? – продолжал увещевать старик. – Ты меня слухай…

Неожиданно за окном послышался звук приближающегося мотоцикла.

– Чего это? – насторожился Терентий. – Никак служивые?

Бодун встал, радостно улыбаясь.

– Да, нет. У них такой техники нет. Дочка это моя.

– Олеська, что ли?

Бодун выглянул в окно.

– Она самая. Видно, каникулы в институте начались.

Не успел фермер выйти из дома, как дверь шумно распахнулась, и в избу вихрем влетела девушка лет двадцати совершенно городского вида – в короткой маечке, из-под которой выглядывал соблазнительный фрагмент стройной фигурки, в джинсах и кроссовках.

– Папка! – девушка бросилась на шею Бодуну.

– Здравствуй, доча, – растрогался фермер.

– Здравствуй, дядя Терентий, – вырвавшись из отцовских объятий, девушка подбежала к старику и чмокнула его в щеку.

– Здорово, егоза.

– Папка, дай чего-нибудь поесть, – попросила Олеся. – Умираю, как есть хочу.

– Конечно, конечно, – тут же засуетился Бодун. – Садись за стол, сейчас я тебя угощать буду.

Терентий поднялся, чувствуя, что хозяину теперь не до него.

– Пойду я, Михалыч. У вас тут дело семейное.

– Что за глупости, – запротестовал Бодун. – А ну-ка, садись. Какой же гость уходит, когда в доме радость? Сейчас вместе и отпразднуем. – Бодун выставил на стол бутыль самогона.

– Ну, разве чтоб не разбивать компанию… – немедленно согласился Терентий.

Экипаж вертолета «Ми-8Т», бортовой номер 716, готовился к полету. Полетное задание экипажа состояло из двух частей. Первую задачу пилотам поставил командир звена. В соответствии с ней они должны были выполнить учебно-тренировочный полет по заданному маршруту. Второе, куда более серьезное, задание летчики получили от прапорщика Москаленко. Согласно ему, им следовало несколько отклониться от предписанного командиром маршрута и сбросить груз в квадрате 14. Груз – внушительных размеров ящик – стоял в грузовой кабине, на всякий случай прикрытый ветошью.

Пилотировал вертолет экипаж в составе командира майора Титова и второго пилота старшего лейтенанта Быкова. Старлей, лишь год назад выпустившийся из училища, заметно нервничал. Его летная подготовка в основном ограничивалась симуляторами и тренажерами – в училище хронически не хватало учебных машин и горючего. В части на это скидок не делали. Здесь жизнь била ключом. За шесть месяцев службы Быков уже третий раз поднимался в воздух.

Командир смотрел на него покровительственно. Он придерживался устойчивого мнения, что научиться летать можно только на собственном опыте, ценой проб и ошибок. Как только вертолет набрал высоту и лег на курс, он передал управление Быкову.

– Дуй в квадрат 14, поможем прапорщику.

Старший лейтенант скосился на командира.

– Все будет нормально, – успокоил тот. – Чуток в сторону прыгнем – никто и не заметит. Место-то найдешь?

– Так точно, товарищ майор.

– Ну-ну, – скептически отозвался командир, откидываясь в кресле и прикрывая глаза. – Веди машину.

Это покровительственное «ну-ну» решило судьбу «партизанов». Через десять минут полета второй пилот потерял ориентир. Предписанный им официально маршрут он знал назубок, а насчет квадрата 14… Если б была возможность посмотреть по карте заранее, но прапорщик Москаленко привез свой ящик перед самым вылетом. Прошло еще пять минут, и старший лейтенант встал перед выбором: или признаться командиру в том, что он заблудился, или… В конце концов, груз предназначался не своим.

– Товарищ майор, квадрат 14, – решился Быков на второй вариант. Прапорщик ничего не говорил о том, что груз будут встречать. Может, и пройдет.

Командир открыл глаза и посмотрел за борт.

– Чего-то я здесь ничего не вижу, – удивился он. Впрочем, Москаленко не вдавался в подробности, а лишь попросил выкинуть ящик в квадрате 14. И раз это квадрат 14… – зависни-ка… – дал команду майор.

– Ох, и обожралась же я, – выдохнула Олеся, сыто потягиваясь.

Действительно, еды на столе заметно поубавилось. Уровень самогона в бутылке тоже сильно отличался от первоначального, хотя тут обошлось без участия Олеси.

– Еще бы, – улыбнулся Бодун. – В городе-то, небось, таких продуктов нет. Все эти… как их… чипсы да гамбургеры?

– В городе сейчас все есть, – беспечно ответила Олеся. – Были бы деньги, а купить все можно.

– Вот-вот, – кивнул фермер. – Скоро вы там деньги есть и будете.

– Папа, не начинай, – поморщилась Олеся. – Тебе, кстати, еще не надоело робинзонить-то? Может, кончишь валять дурака и вернешься?

Терентий нахмурился.

– Олеська! Ты как с отцом говоришь?

– Нормально, дядя Терентий. Это ж у нас не первый раз такая дискуссия.

– А если не первый раз, так чего начинаешь? – недовольно спросил Бодун.

– Привет. Это я начинаю? Ты первый сказал.

– Олеська! – патриархальный Терентий не выдержал и хлопнул кулаком по столу.

– Да ладно, Терентий, – успокоил его фермер. – Дочку мою не знаешь? На нее стучи – не стучи…

– Вот именно, – подтвердила Олеся. – Дядя Терентий, я просто никак поверить не могу. Каждый раз приезжаю – и каждый раз не могу. Думаю, может, на этот раз образумился. Нет, я как понимаю? Построил себе дачу – хорошо. Приезжай на лето, живи. Но чтобы годами, в полном одиночестве?!

– Чего это вдруг – в одиночестве? – фермер показал на Терентия. – А это кто ж, по-твоему? Привидение?

– Нет, дядя Терентий, вы не подумайте чего, – оправдалась девушка, – я к вам очень хорошо отношусь, но, вы меня извините, променять город…

– Олеська, все, – прервал ее Бодун. – Кончай агитацию. А то мы сейчас с тобой опять разругаемся. Я психану, ты психанешь… И потом, если тебя мое одиночество беспокоит, – можешь успокоиться. Уже не один.

Олеся с интересом подняла брови.

– Не один? Это что-то новое. Нет, правда, это действительно сюрприз. И кто же она? Хорошенькая поселянка?

Теперь уже Бодун гневно нахмурил брови.

– Олеська! Что ты несешь?!

– Не угадала? А кто?

– Да есть тут одни, служивые… Армия к нам вернулась, – пояснил Терентий.

– Армия вернулась? Что это значит?

– То и значит, – сказал отец. – Тут недалеко заброшенный военный городок был. Да ты знаешь. Сейчас туда «партизанов» прислали.

– Каких еще партизанов? – спросила девушка, явно не знакомая с военной терминологией.

– Двухмесячники. На сборы приехали. Нормальные ребята. Там кого только нет. Директор компьютерной фирмы, строитель, актер даже.

– Актер? – заинтересовалась Олеся. – Здесь, в лесу? Отпад.

– Слышал? – Бодун повернулся к Терентию. – Это их в городе теперь так говорить учат.

– Папка, перестань, – отмахнулась девушка. – Сейчас все так разговаривают.

– Все? – не унимался отец. – Что-то я от них таких слов не слышал. И, между прочим, тоже могли бы в город уйти, начальству нажаловаться. Их же без ничего сюда забросили. Еды на один день дали – и все. А тут – одни развалины. Электричества нет… Да вообще ничего нет. Но эти остались. Сами своими руками все обустраивают. Уже и ток себе провели, и едой себя обеспечили.

– Обеспечили? – взвился Терентий, которому мимоходом наступили на больную мозоль. – Ты, Михалыч, случайно не забыл, кто их обеспечил? Не слушай батю, Олеська. Пустой народ. Только знай себе грабют. Вот меня взять. Первого дня, как пришли – ящик гвоздей им отдал, стекло оконное…

Олеся не обратила на слова старика никакого внимания.

– Папка, но это же супер! Крутой экстрим! У нас по телевизору народ выбрасывают на необитаемый остров без ничего. Так люди чего только не делают, чтобы их туда взяли! А тут – на халяву! Отпад! – История о «партизанах» так раззадорила Олесю, что импульсивная девушка решила немедленно завязать с ними знакомство. – Ты говоришь, заброшенный городок? Папка, я сейчас туда смотаюсь.

– Ты что? И думать забудь! – запротестовал Бодун.

Но справиться с дочкой ему было не по силам.

– Папка! Я же заснуть не смогу, пока сама все не увижу! Я быстро, – девушка пулей выскочила из-за стола.

– Олеся! – крикнул ей вслед Бодун, но поздно.

– Я скоро вернусь! – с улицы донесся удаляющийся треск мотоцикла.

Бодун посмотрел на Терентия и беспомощно развел руками.

– Видел, Терентий? Никакого сладу нет. – Он с досадой махнул рукой. – Давай-ка мы с тобой выпьем, что ли.

Оба опрокинули по стаканчику. Хитрый Терентий моментально придумал новый план по привлечению фермера на свою сторону. Он украдкой посмотрел на ушедшего в свои думы Бодуна и осторожно сказал:

– Михалыч, что я тебе скажу… Только не серчай, а пропала девка.

– Ты что несешь, старый? – вытаращился тот. – Из ума выжил?

– С ума – не с ума, а дело говорю. Сам прикинь. Коли уж Никаноровна не устояла, куды твоей молодой? Там народ видный. Один этот ученый чего стоит. Как глянет на бабу, у той сразу титьки торчком. Или энтого взять, актера. Давеча рассказывал, в театре играет. Какого-то Зайцева. Главная роль. Куды ж твоей устоять? Молодая, глупая. Окрутят в момент.

– Да перестань, – произнес Бодун, но уже с явным беспокойством. – Там цивилизованный народ, – довольно неуверенно добавил он.

Терентий притворно вздохнул.

– Мое дело – сказать, а там уже сам решай. Вон, Алена, на что боевая баба, а и та… – ввернул он.

Бодун помолчал.

– Я ее завтра домой отправлю.

– Это Олесю-то? А кто говорил: стучи – не стучи?

– Тут ты прав, – согласился фермер.

– То-то и оно, что прав. – Терентий придвинулся к Бодуну. – Михалыч, послушай старика. Пока не поздно – бумагу писать надо.

– Бумагу? – внутренне фермер уже решился под влиянием новых обстоятельств поддержать план Терентия, но, поскольку инстинктивно чувствовал, что дело то – нехорошее, лишь сказал: – А кто ее отправит, бумагу-то?

Терентий тут же воспрял духом.

– Михалыч, ты только напиши, а я ради такого дела самолично в райцентр наведаюсь. – Он с надеждой посмотрел на Бодуна. – Только тянуть бы не надо. А то, пока суд да дело…

– Ладно, старый черт, – сдался фермер. – Уговорил. – Он подошел к шкафу, достал бумагу и авторучку. – Куда писать-то будем?

– Известно куда. В Кривохуково. Ихнему начальнику воинскому.

Бодун покачал головой:

– Бесполезно. Эти все на тормозах спустят. Или других пришлют. Шило на мыло выйдет. В газету писать надо. В Питер. Тут уж без скандала точно не обойдется.

– Правда твоя! – согласился Терентий. – Вишь, как ты сразу ловко рассудил. Правда твоя. В газету!

– Пиши, – фермер в последний момент решил снять с себя долю ответственности и придвинул бумагу с ручкой старику.

– Я? – растерялся тот, явно рассчитывая на противоположное.

– А как же. Раз ты повезешь, тебе и писать надо.

– Так я не шибко грамотный, – приврал Терентий, надеясь все же отвертеться.

– Терентий, ты мне мозги не крути, – прикрикнул Бодун. – Я тебе не Семеновна. Сам придумал, сам и пиши.

– Ладно, твоя взяла, – дед взял ручку. – А как писать-то?

– Пиши так… – Бодун немного задумался. – Главному редактору газеты… Теперь пропусти. Газету мы потом напишем, тут хорошо подумать надо. Дальше пиши так: «Глубокоуважаемый господин редактор…»

– Господин? – удивился Терентий.

– Господин, господин… Они теперь там все господа.

Терентий заводил пером по бумаге.

– Написал. Дальше как?

– Глубокоуважаемый господин редактор, – принялся диктовать Бодун. – Позвольте довести до вашего сведения факты вопиющих нарушений… – Он поморщился. – Черт, паскудное дело мы с тобой затеяли. Может, все-таки…

Терентий поспешно схватил фермера за руку.

– Михалыч, ты о дочке вспомни. О дочке! Уже, поди, в логове у них.

– Ладно, пиши дальше, – вздохнул Бодун. – Глубокоуважаемый господин редактор…

Олеся подняла голову на шум. Над лесом, чуть в стороне от нее, шел вертолет.

«Надо же, сколько здесь военных стало, – удивилась девушка. – И сухопутные, и авиация вот. Наверное, учения какие-нибудь. Не иначе».

От вертолета отделилась черная точка, над которой вскоре раскрылся белый купол парашюта. Точка медленно и плавно принялась опускаться вниз.

– Возвращайся на заданный маршрут, – распорядился майор, вернувшись в кабину.

– Команда принята, – подтвердил Быков, с облегчением включая автопилот. Помимо естественного беспокойства, его мучили угрызения совести. В конце концов, груз явно кому-то предназначался.

«Может, они все-таки его найдут? – утешал себя старший лейтенант. – Может, это близко?»

Константин Сергеевич, главный режиссер и художественный руководитель театра, в котором перед внезапным призывом служил искусству Алексей Бревнов, был раздражен до необычайности. До заявленной в афишах премьеры «Винни-Пуха» оставалось всего ничего, а репетиции шли трудно. Необычайно трудно.

– Лука Силыч, – умолял Константин Сергеевич заслуженного ветерана сцены, – что недостойного для себя вы находите в роли Иа-Иа? Ума не приложу! Философ, циник, сыплет афоризмами, безусловный авторитет для остальной четвероногой братии.

– Вот именно, – холодно заметил ветеран. – Четвероногой! Я, батенька, коли помните, Паратова играл в «Бесприданнице». Да так, что Михалкову и не снилось. Дон Гуана в «Каменном госте» игрывал… «О, тяжело пожатье каменной его десницы!» – неожиданно возопил Лука Силыч, заставив режиссера вздрогнуть. – Каково? А тут – четвероногая братия. Лука Силыч Парфенов с молодости на четырех ногах не хаживал. Не приходилось! Даже, помнится, как премьеру «Чайки» отмечали, Треплев-то к третьему часу – в зюзю. До положения риз, как говаривали. А я – ни-ни. Спина прямая, глаз остер. Помню, Табаков мне признавался: «Вы, Лука Силыч, должны играть офицеров. Стать, выправка – все при вас. Куда там Лановому…»

– Лука Силыч! – прервал режиссер поток стариковских воспоминаний. – Я ж вам который раз толкую: не надо на четырех ногах. Ходите на двух. Мы именно так и решаем этот образ. Ваш Иа – осел с гордо поднятой головой. «То есть, практически ты и есть», – мстительно подумал Константин Сергеевич.

– Ну ежели так… – милостиво согласился ветеран.

– Именно так! Именно. Пожалуйте на сцену.

Лука Силыч размеренной поступью звезды отправился на сцену, где, нетерпеливо переминаясь с ноги на ногу, ожидала его появления маленькая чернявая актриса, исполнительница роли Совы.

– Горшок Сове! – торопливо крикнул Константин Сергеевич, искренне надеясь, что по пути к Луке Силычу не вернется строптивость.

Выскочивший на сцену ассистент пихнул актрисе в руки огромный цветочный горшок.

– Вы что, поменьше не нашли? – недовольно сказал режиссер. – Если бы Винни ел столько меда, его бы давно сразил диабет.

– Константин Сергеевич, так надпись иначе не помещалась, – оправдался ассистент.

– Надпись? – режиссер присмотрелся. Буквы, которые удалось увидеть из зала, привели его в недоумение. Константин Сергеевич сбросил очки со лба на нос, но после этого недоумение только возросло. – А ну-ка, принесите мне сюда этот горшок, – потребовал он.

Ассистент с горшком в руках спустился в зал. Константин Сергеевич взял сосуд в руки и вытаращился. Надпись на горшке гласила: «Про зря вля бля сдине мраш деня про зря бля бля вля».

– Это что за похабщину вы здесь вывели?! – возмутился режиссер. – Я-то думал сначала, мне издали померещилось.

Ассистент вздрогнул.

– Где?

Палец режиссера немедленно уткнулся в концовку фразы.

– Вот здесь. И не только.

Ассистент добросовестно перечитал написанное.

– Константин Сергеевич, в книге именно так, – уверил он.

– В детской книге?!

– Я переписал точь-в-точь. Перевод Бориса Заходера, – на всякий случай уточнил ассистент.

– Книгу сюда, – потребовал режиссер. – Немедленно.

Через минуту книга была у него в руках. Константин Сергеевич с нескрываемым изумлением разглядывал печатные страницы.

– Действительно. Потрясающе… Что же имел в виду Борис Заходер? – Режиссер посмотрел на год издания. – Семьдесят пятый… Возможно, это такая фига в кустах? Попытка сквозь гнет цензуры донести до читателя гнетущую атмосферу годов застоя, – принялся гадать Константин Сергеевич. – Выразить таким образом свой протест, свое неприятие…

– Так ведь книжка детская. Разве дети поймут? – осторожно усомнился ассистент.

– Вы правы, – согласился Константин Сергеевич. – Надпись убрать, – распорядился он. – Не знаю, что имел в виду Заходер, но у нас такой похабщины не будет. Убрать. Немедленно.

Ассистент с готовностью кивнул и умчался за кулисы. Константин Сергеевич похлопал в ладоши.

– Лука Силыч, Екатерина Геннадьевна… Прошу меня простить – небольшая пауза. Не готов реквизит. Давайте пока пройдем сцену, где Винни лезет на дерево за медом.

Первоначально Константин Сергеевич собирался буквально воплотить в жизнь первоисточник. Винни предполагалось отправить за медом на воздушном шаре. Но неоднократные испытания показали, что шар, способный оторвать от сцены весьма дородного Пуха, должен иметь чудовищные размеры. Теперь медвежонок лез на дерево с помощью веревочной лестницы. Сам Пух настаивал на деревянной, но режиссер потребовал веревочную, втайне надеясь, что, корячась на веревках во время репетиций, Винни хоть немного сбросит вес.

На сцене появилось бутафорское дерево с заблаговременно привязанной лестницей. Мрачный Винни с неудовольствием оглядел реквизит.

– Когда-нибудь я с нее навернусь, как пить дать.

– А кто вам говорил, что в искусстве будет легко? – заметил Константин Сергеевич. – Нина Георгиевна! – позвал он исполнительницу роли Пятачка. – Вы где?

– Я здесь.

Появившаяся из-за кулис актриса комплекцией немногим уступала Пуху, а ростом превосходила его чуть ли не вдвое. Собственно говоря, роль Пятачка так же подходила Нине Георгиевне, как морскому офицеру – кавалерийские шпоры. Однако у актрисы, помимо всех ее очевидных недостатков, было и весомое достоинство – ей крайне благоволил главный спонсор театра. Понятно, что это обстоятельство с лихвой компенсировало не только недостаток актерского мастерства, но и шок малолетних зрителей, чей ужас при первом появлении массивного поросенка не поддавался описанию. Константин Сергеевич уже показывал отдельные сцены спектакля на зрителе и был прекрасно осведомлен об этом.

– Вы готовы, Нина Георгиевна? – спросил он.

Актриса откашлялась и произнесла глубоким контральто:

– Кажется, дождик собирается.

– Благодарю. Винни – начинаем.

Актер, тяжело вздохнув, полез на дерево. Когда он проделал более половины пути, Константин Сергеевич скомандовал:

– Пчелы!

Из-за кулис раздался оглушительный рев, причиной которого могло быть только одно: прохождение истребителем звукового барьера непосредственно над зданием театра. Частично заглушить этот акустический удар смог лишь звук падения человеческого тела. Винни от неожиданности сорвался-таки с лестницы.

– Прекратите! – заорал Константин Сергеевич.

Звук мгновенно оборвался. Из-за кулис с крайне озадаченным выражением на лице выглянула Аня Фомина.

– Можно узнать, что это было? – с похвальным хладнокровием спросил режиссер.

– Константин Сергеевич, – принялась оправдываться Аня, – вы же сами знаете. Не выходит у меня жужжать. Вот я знакомых и попросила. У них ульи на даче. Они мне на диск записали, а я вывела по громкой. Только, кажется, громкость не рассчитала, – виновато добавила она.

Лежавший на сцене Винни слабо застонал.

– Я же говорил, что когда-нибудь сорвусь. Я же говорил!

– Вот и не надо было каркать! – перебил его причитания Константин Сергеевич.

«Господи, хоть бы Бревнов скорее вернулся, что ли», – с тоской подумал он.

Несмотря на бездорожье, мотоцикл лихо подкатил к воротам базы. Опустив упор, Олеся соскочила на землю и осторожно заглянула в приоткрытые ворота.

– Bay! – восхитилась она. – Отпад.

Сразу за воротами стояло чучело в солдатской форме, которое раньше пугало ворон в саду у Марфы. Теперь чучело разжилось штанами и сапогами. На шее чучела висела картонка с надписью: «Стой! Стреляю!»

Олеся вошла и огляделась вокруг.

– Как прикольно-то.

Неожиданно за спиной у нее раздался негромкий возглас:

– Ух ты!

Олеся повернулась на звук. У забора стоял молодой человек в военной форме и с неподдельным интересом смотрел на нее.

– Ты несбыточный мираж или настоящая? – спросил Алексей.

– Настоящая, – Олеся неожиданно для себя слегка покраснела.

– Не верю. Откуда ты взялась?

– С фермы. Я к отцу приехала.

– И это очень кстати, – Алексей широко улыбнулся. – Очень, – повторил он.