Текст книги "Партизаны. Судный день."

Автор книги: Олег Солод

сообщить о нарушении

Текущая страница: 2 (всего у книги 13 страниц)

Он осмотрел стенку, оклеенную канцелярскими бумажками. Бумажек было столько, что стена напоминала огромную рыбу с отставшей от неведомой болезни чешуей. Впрочем, ни на одной «чешуйке» ключевое слово «партизаны» не значилось. Майор не знал, что бумажка, которую он написал сам себе для напоминания, давно валяется под столом, сорванная порывом ветра.

«Впрочем, – успокоил себя Терентьев, – ничего страшного с ними за четыре дня случиться не могло. Сухой паек они с собой взяли. Вода в городке есть, а еда, если расходовать экономно…»

Тем не менее следовало срочно позаботиться о вверенном ему, пусть и против воли, личном составе. Правда, самому майору заниматься этим было совершенно недосуг. В данный момент он сочинял рапорт о проведении батальоном учений и раздумывал над тем, сколько единиц бронетехники подать, как нуждающихся в ремонте. По-настоящему, причем еще до всяких учений, в ремонте нуждалась примерно половина батальонного парка. Терентьев испытывал большой соблазн списать все на боевые потери. Но в этом случае получится, что вероятный противник вывел из строя колоссальное количество бронетехники. Возникал резонный вопрос: можно ли считать задачу батальона выполненной при таких потерях? С другой стороны, если о небоеспособных машинах не писать вовсе, они так и останутся небоеспособными. Денег на их ремонт никто не даст. Очевидно, следовало предпочесть золотую середину. Но золотая середина – это сколько? Майор как раз бился над этим вопросом, когда позвонил комбат. Понятно, что «партизаны» со своими проблемами пришлись очень некстати. И все же забывать о них не следовало. Майор снял трубку телефона и набрал номер.

– Склад?

– Так точно, – отрапортовал здоровый усатый мужик, восседавший за столом в канцелярии воинского склада.

– Майор Терентьев. С кем я говорю?

– Прапорщик Хохленко, товарищ майор.

– Значит, слушай сюда, Хохленко. У нас на базе, которая в лесу, три «партизана» сидят. – Майор знал, что на базе находится больше людей, но остальные «партизаны» были приписаны к другой части, командир которой аналогичным образом избавился от ненужной обузы. – Возьми в гараже «ЗИЛ», загрузи туда продовольствия на неделю и отправь на базу. Все понял?

– Так точно, товарищ майор, – подтвердил Хохленко.

Майор повесил трубку. Прапорщик Хохленко дело знал, и о дальнейшей судьбе «партизанов» можно было не беспокоиться. В случае чего – доложит.

Прапорщик Хохленко действительно знал свое дело. Знал он и о том, что «ЗИЛ» никуда поехать не может, поскольку не далее как вчера молодой водитель из последнего пополнения, с отличием окончивший на гражданке школу водителей, въехал на нем в телеграфный столб и пробил радиатор. Майору об этом Хохленко докладывать не стал, потому как радиатор худо-бедно заварят – чего беспокоить начальство по пустякам? Водитель пострадал больше: нервный шок и увечья. Нервный шок был получен после аварии, а увечья – после разбора результатов езды водителем-наставником. Впрочем, об этом Хохленко майору тоже не докладывал. Принял меры сам. Знал прапорщик еще и о том, что, будь даже «ЗИЛ» на ходу, до базы на нем все равно не доедешь – дорога давно заросла. Значит, продукты надо тащить на своем горбу, а на такое дураков нет. Правда, крути – не крути, продукты нужно отправлять. Поэтому мудрый прапорщик Хохленко снял трубку телефона и позвонил в соседнюю летную часть своему приятелю прапорщику Москаленко.

– Здорово, Москаль.

– Здорово, Хохол. Есть проблемы?

– Да есть маненько. У тебя вертушка в ближайшее время никуда не полетит?

– Может, и полетит.

– Слушай, не в службу, а в дружбу. Мне в квадрат 14 нужно недельный запас продуктов на троих человек отправить.

– Это на заброшенную базу, что ли?

– На нее самую. Там у нас три «партизана» сидят. Я и подумал: может, твой летун даст крюка, кинет с парашютом? Ему раз плюнуть, а мне день пехом горбатиться. Продукты я тебе подброшу. «ЗИЛок» починю – и сей же час.

– Ладно, поговорю с мужиками.

– Вот спасибо. С меня причитается.

– Вестимо дело. Смотри, не зажми.

– Москаль, ты чего? Когда я зажимал? Чтобы я своему земеле…

– Ладно, охолони. Шучу.

– Дошутишься, – заводной Хохленко решил в ответ подначить земляка. – Слушай, я вот никак не могу в толк взять. Ты мне объясни, как у нас в Украине такая обидная фамилия могла произойти – Москаленко?

– Ничего не обидная. Фамилия старинная. Гетман такой был.

– Гетман – Москаль?! Не бреши! Не могло такого быть, чтобы москаля на гетмана поставили.

– А вот и могло! Я грамоту видел. Грицко Москаль.

– Брешешь, Петро. Ой, брешешь. Шобы сам гетьман из москалей был, то не можно… – от волнения Хохленко частично перешел на украинский.

– Тю! Чего это – не можно? Вот ты сам, к примеру, хохол, а кому служишь?

– Я? – вскинулся Хохленко. – Ты меня не ровняй! Я – как Мазепа.

– Это как же?

– А вот так. Пока швед не напал, я присяге верный. А поскольку швед на нас в жизнь не нападет…

Два прапорщика Российской армии, моментально забыв о первоначальной цели своего разговора, в очередной раз принялись выяснять, кто из них более предан национальной идее.

Глава вторая
Доктор Левинсон и его супруга

Виктор Всеволодович Левинсон, дипломированный кардиолог небольшой частной клиники, а ныне лейтенант медицинской службы, и пожилой плотник Поликарп Сергеич Рожнов, пошедший в армию по договоренности с военкомом вместо своего непутевого внука, прибыли в деревню Семеновка с целью оказания посильной помощи местному населению. За поясом плотника был топор, в руках у доктора – медицинский чемоданчик. Подойдя к избе старой Марфы, местной целительницы, Виктор заметил во дворе ее дочь Алену – тридцатилетнюю черноглазую красотку.

– Добрый день, хозяйка, – поздоровался Виктор.

Алена стрельнула в него ведьмовскими глазами.

– Здравствуйте.

– Погоди-ка, Сергеич, чего-то в сапог попало, – остановил спутника доктор.

Оперевшись о забор, он стянул сапог и старательно вытряхнул несуществующий камешек. Любопытная Алена продолжала косить в его сторону глазами. Виктор не спеша надел сапог обратно.

– Вот ведь делают нынче обувь, – пожаловался он, потоптав сапогом о грунт.

– Пойдем, что ли? – спросил непонятливый Сергеич.

– Сейчас, – Виктор посмотрел на Алену, придумывая очередной предлог для того, чтобы задержаться. – Хозяйка, а водички у вас можно попросить?

– Пить, что ли, хотите?

– Еще как. Путь-то неблизкий.

– Тут до Терентия рукой подать, – удивился Сергеич.

Доктор с досадой поморщился.

– Обожди, Сергеич. Так как насчет водички? – спросил он Алену.

Та пожала плечами.

– Чего ж не подать.

Когда девушка скрылась в доме, плотник спросил:

– Вроде не жарко сегодня. Чего тебя разморило?

Виктор повернулся к нему.

– Сергеич, я не пойму, ты не въезжаешь или издеваешься?

Плотник посмотрел на Виктора. Наконец, до него дошло.

– Тьфу ты. С вами, молодежь, не соскучишься.

– Да ладно тебе. Тоже мне – старик.

– Старик – не старик, а сначала дело – потом баловство. К тому же, ты вроде женатый, – добавил Сергеич с явной ноткой осуждения в голосе.

– И что такого? Я просто так, без задней мысли. Почему не пообщаться с красивой девушкой?

– Ну-ну. Николай вон так общается, что аж с лица спал.

– Я бы попросил не обобщать! – вспыхнул доктор.

Из дома появилась Алена с кружкой воды в руках. Подойдя к забору, она протянула ее Виктору.

– Спасибо, – поблагодарил тот, принимаясь пить нарочито медленно. – А я тут у вас временную клинику решил открыть. У Терентия. Так что, если есть необходимость, буду рад помочь.

– Нам без надобности, – неожиданно резко ответила Алена. – Напились, что ли? – она выхватила кружку с остатками воды у Виктора из рук и ушла в дом.

– Чего это она? – удивился доктор.

На этот раз Сергеич проявил куда большую догадливость.

– Сам думай. Она ж у них вроде ведьмы. На пару с бабкой.

– И что?

– А ведьма в деревне, что в городе профессор. Ты у ней всю клиентуру отобьешь.

– Ах, черт, – спохватился доктор. – Я как-то не подумал.

– То-то и оно. Идем… – поторопил плотник. – А то я тут Никаноровне обещал ворота поправить, – пояснил он с ноткой некоторого смущения в голосе.

– Никаноровне? – прищурился Виктор. – Ай да Сергеич. А то – старик, не старик.

– Поговори у меня… – сердито бросил плотник, отводя глаза.

Знай доктор, как проводит сейчас время его законная жена Маргарита, и чувство некоторой неловкости, испытываемое им всякий раз при виде Алены, исчезло бы без следа. Виктор, скорее всего, и думать бы про Алену забыл. Но доктор, то ли к счастью, то ли на горе себе, ничего не знал и знать не мог.

Именно по этой причине Маргарита чувствовала себя на вершине счастья. Единственным человеком, с которым она могла поделиться своими сокровенными мыслями, была подруга Юля. Днем Юля обычно работала, но от телефонных звонков Маргариты это ее не спасало.

– Юлька? Привет! Слушай, я вчера наконец встретилась с Хреновым.

– С каким Хреновым? – не поняла подруга.

– Что значит – с каким? Я же тебе рассказывала. Помнишь, ко мне мальчик приходил, разносил листовки про кандидатов в депутаты.

– Ах, вот ты о ком. Ты с ним познакомилась, что ли?

– Вот именно! Это такой мужик! Короче, Юлька, им стоит заняться по-настоящему.

– Ритка, ты совсем сумасшедшая, – попыталась урезонить подругу Юля. – Не забывай, у тебя есть Левинсон.

– Вот именно, что есть. Левинсон никуда не денется. Он – мой запасной аэродром. Но, Юлька, так хочется высокого полета!

– Смотри, не залети, – предупредила Юля, но любопытство уже разбирало девушку. – И как ты его нашла, этого Хренова?

– Как нашла? Очень просто. У него же встречи с избирателями. Примарафетилась и пошла… В общем, слушай, я тебе сейчас расскажу…

Помещение для встреч с избирателями оказалось обычной жилконторой. На входе бабушка-дежурная, сидя на стуле, вязала носок.

– Скажите, встреча с кандидатом в депутаты состоится здесь? – на всякий случай уточнила Рита.

– Здесь, здесь, – кивнула дежурная. – Вы в зал проходите – там они.

В зале, куда вошла Рита, ключом била политическая жизнь. Из-за установленной на сцене трибуны держал речь кандидат Хренов. Рядом с ним, за столом, лениво оглядывая помещение, сидел массивный охранник. Впрочем, особой бдительности не требовалось – депутату Хренову внимали ровно три избирателя. Точнее, избирательницы. Две старушки на первом ряду, судя по их виду, действительно слушали, о чем идет речь. Третья – в середине зала – мирно дремала.

– Как я уже говорил, – вдохновенно вещал Хренов, несмотря на мизерность аудитории, – основной приоритет моей избирательной программы – защита интересов тех слоев граждан, которые против своей воли оказались отброшенными на обочину жизни бурными ветрами нахлынувших на страну перемен. Прежде всего я имею в виду бюджетников и, конечно же, пенсионеров. То есть вас.

Одна из старушек одобрительно кивнула.

– Правильно, сынок.

– Конечно, вы уже привыкли к обещаниям иных кандидатов. Но лично я никогда не бросаю слов на ветер. И вы очень скоро сможете убедиться, что слова Геннадия Хренова никогда не расходятся с делом.

Маргарита, демонстративно стуча высокими каблуками, прошла через все помещение и уселась на первом ряду прямо напротив кандидата. Активные старушки посмотрели на нее с неодобрением. Взгляд телохранителя оживился. Для Хренова прибытие новой слушательницы также не прошло незамеченным.

– От своего имени, – продолжил он, косясь на Маргариту, – я хочу сделать вам очень привлекательное предложение: вступить в клуб моих избирателей. Вступительный взнос невелик – всего пятьсот рублей. Но сразу после выборов эти пятьсот рублей превратятся для вас в пятьсот долларов.

Спавшая старушка при упоминании долларов моментально проснулась.

– Чтобы это произошло… – Хренов опять скосил глаза на Маргариту, которая явно нервировала его своим прямым невинным взглядом. – Чтобы это произошло, каждому члену клуба достаточно будет привести на избирательный участок еще пять человек.

Активные старушки забеспокоились.

– Сынок, а если нету столько денег? – спросила одна из них. – Тогда как же?

– А сколько у вас есть? – спросил Хренов.

– Сто пятьдесят только с пенсии отложила.

Хренов лучезарно улыбнулся.

– Вы знаете, вам исключительно повезло. Я как раз собирался об этом говорить. Только сегодня и только для участников этой встречи вступительный взнос понижен до ста пятидесяти рублей. Сдать можно прямо сейчас. Мой помощник выдаст вам членские билеты.

Охранник засуетился и достал из кармана пачку цветных картонок. Старушки в нерешительности посмотрели друг на друга.

– Алё, вступать кто-нибудь будет или нет? – поторопил их охранник.

– Я вступаю, – решительно заявила Маргарита. – Причем беру все членские билеты. Все, сколько у вас есть. Очень выгодное предложение.

– Это как это – все? – моментально вскинулась одна из старушек.

– А вот так, – Рита достала из сумочки кошелек.

– Что ж это деется? – возопила вторая старушка. – Она последняя пришла! Пускай после нас берет! – Бабушка подскочила к охраннику. – Сначала мне давай.

– И мне! И мне! – обе оставшиеся слушательницы, включая ту, что досель мирно дремала в середине зала, ринулись к сцене.

Вокруг охранника немедленно возникло локальное столпотворение. Пока старушки отоваривались членскими билетами, Хренов спустился с трибуны и подошел к Маргарите.

– Как вас зовут? – спросил он.

– Маргарита.

– И зачем, Маргарита, вы это сделали?

Рита смело посмотрела кандидату прямо в глаза.

– Люблю авантюристов. Сама такая.

Хренов пожевал губами и после некоторой паузы произнес:

– Мы можем встретиться с вами… в несколько иной обстановке?

– Конечно, – кивнула Рита. – Через пять дней, в ближайшее воскресенье. Отель «Рэдиссон». Бар. Шесть вечера. И ни минуты опоздания. – Она развернулась и покинула зал.

– Что? Так и сказала? – не поверила Юлия.

Маргарита довольно засмеялась:

– Так и сказала.

– Неужели пойдешь?

– Конечно.

– А почему именно через пять дней?

– Ожидание разжигает любопытство. И потом, пусть не думает, что я готова прибежать по первому его зову.

– Да-а… Слушай, а твой Хренов точно банкир? Чего это он по мелочам тырит?

– Настоящий, я проверяла. А что по мелочам тырит – так каждый банкир с этого начинал. И потом, ты знаешь, сколько у нас в городе старушек? Курочка по зернышку… – Рита бросила взгляд на часы и спохватилась: – Ой, что же это я болтаю. Мне в парикмахерскую бежать пора. Все, Юлька, пока! Потом позвоню, расскажу, как было дело.

– Сумасшедшая, – покачала головой Юлия, кладя трубку.

На избе Терентия белел аккуратно пришпиленный листок бумаги. Надпись на листке гласила: «Доктор Левинсон ведет прием амбулаторных больных с 12.00».

Перед домом с узелками в руках стояли Петровна, Семеновна и Салтычиха. Салтычиха первой заметила идущую по улице Марью – соломенную вдовушку, на лице которой так и светилось счастье.

– Ишь, лыбится, – злобно прокаркала Салтычиха, для которой чужая радость всегда была личным оскорблением.

– Чего ж не лыбиться? Энтот… служивый-то от ней уж за полночь ушел, – поделилась своим наблюдением Петровна.

– Служивый, как же. Аспид он, а не служивый. Бочку с отравой забрал. Энти, что первыми пришли, и то не польстились. – Салтычиха свирепо посмотрела на подошедшую Марью, вроде как и не виновную в реквизировании злосчастной бочки.

– Здравствуйте, соседки, – поздоровалась Марья.

– Доброго здоровья, – ответствовала Петровна.

– Здравствуй, Марья, – закивала всегда всем довольная по причине старческого маразма Семеновна.

Салтычиха предпочла промолчать.

– А ты, Салтычиха, чего ж не здоровкаешься?

– Много чести будет, – бабка демонстративно отвернулась.

– Ох и злющая ты баба, Салтычиха, – засмеялась Марья, которой в этот день, похоже, ничто не могло испортить настроения. – Гляди, лопнешь.

Салтычиха повернулась к ней.

– Зато стыда не потеряла. Под кажного мужика не кидаюсь.

Улыбка моментально сошла с лица Марьи.

– Под кажного? А что, боюсь спросить, многие предлагают?

Петровна, не сдержавшись, издала короткий смешок.

– Ах, ты… – захлебнулась в бессильной злобе Салтычиха. – Да чтоб тебя… Да я…

– Но-но, – Марья погрозила ей пальцем. – Гляди, Алене скажу, она тебе устроит мужиков. Каждую ночь с кладбища приходить будут.

Поскольку в способности Алены все жительницы Семеновки верили беспрекословно, Салтычиха воздержалась от очередной обидной реплики. Лишь свирепо зыркнула в сторону Марьи и отвернулась.

– А вы чего это, бабы, здесь обосновались? – поинтересовалась та. – Опять какое собрание намечается?

– Так энта… как ее… анбулатория сегодня открыться должна, – пояснила Петровна.

– Чего? – не поняла Марья.

– Лекарня. Доктор городской лекарню открыть обещался. Вот, ждем.

– Ах, вон оно что, – Марья задумалась. – Надо будет как-нибудь зайти. А то что-то вчера в грудях стрельнуло. Алена обещала какой травки дать. Может, и доктор городской чего скажет?

Дождавшись, пока Марья отойдет на безопасное расстояние, Салтычиха пробурчала:

– Скажет он тебе. Я тебе сама скажу, от чего у тебя в грудях стреляет.

Дверь избы отворилась, на крыльцо вышел Терентий. Среди бабок тут же началось волнение.

– Как там, Терентий? Не открылась еще анбулатория? – спросила Петровна.

– Какая тебе анбулатория, коли дохтура нету? – недовольно бросил Терентий. С прибытием военных жизнь в деревне сделалась суетной. К тому же появление молодых мужчин мигом передвинуло его с центра внимания односельчанок на периферию, потому в последнее время Терентий большей частью был не в духе.

– Чего ж это он? Обещался в двенадцать прийтить.

– Может, и придет, раз обещался, – Терентий присел на скамеечку перед крыльцом и закурил. – А по мне б, так лучше и не приходил.

– Чего это ты? – удивилась Петровна.

– А то. В первый-то раз я к ним с дорогой душой. Стекло оконное возвернул, гвоздей ящик. Сетку еще… Чтоб Алене пусто было, – в сердцах добавил Терентий, вспомнив обстоятельства, сопутствовавшие сдаче маскировочной сети. – Так нет же! Мало им. Телевизер вот увезли, – пожаловался дед.

– А на што он тебе, Терентий, телевизер? – спросила Петровна.

– Как «на што»? Вещь дорогая. Двести пятьдесят рублёв в райцентре отдал, а эти – хлоп на телегу! – и поминай, как звали. И таз еще с ним прихватили.

– Какой таз?

– Новый почти. Я в ем яблоки вымачивал.

– Помню, мать мне говорила, – немедленно ввернула Салтычиха: «Белые пришли – грабют, красные пришли – тоже грабют».

– Так вроде нет уж ни красных, ни белых, – засомневалась Петровна.

– А привычка, видать, осталась.

Семеновна, по слабости ума, стояла рядом молча и тихо улыбалась.

Увлекшись беседой, сельчанки не заметили, как к дому подошли «партизаны».

– Здравствуйте, – поприветствовал их доктор.

Терентий вздрогнул, выронил окурок и расплылся в заискивающей улыбке:

– Здравия желаю.

– Здравствуйте, здравствуйте, – закивали Петровна и Салтычиха.

Семеновна молча поклонилась военным в пояс.

– Простите, что опоздал, – извинился доктор. – Было тут… одно дело.

– Так я пойду, Виктор? – спросил Сергеич, видимо, продолжая начатый в дороге разговор.

– Иди, конечно. Я, как прием закончу, за тобой зайду, – доктор скрылся в доме вслед за Терентием.

Петровна уважительно посмотрела вслед уходящему плотнику и заметила Салтычихе:

– Энтот вроде серьезный мужчина, обстоятельный.

– Обстоятельный, как же. Тоже вчерась у Никаноровны… засиделся.

– Иди ты? – поразилась Петровна.

– Точно говорю. Все они одним миром мазаны. Только о том и думают, как женщину обесчестить.

– Будет тебе, Салтычиха, – неожиданно вступила в разговор Семеновна. – Чай они пили.

– Как же, чай… – не поверила та. – Ты-то почем знаешь?

– Да знаю я, – Семеновна смущенно потупилась. – В окошко подглядела.

Виктор выглянул из дверей.

– Я так понимаю, тут все ко мне?

– К тебе, сынок, к тебе… – елейным голосом произнесла Салтычиха.

– Тогда, кто первый – прошу, – он скрылся внутри.

Между бабками немедленно вспыхнула перебранка.

– Моя очередь идти, – заявила Салтычиха.

– Чего это – твоя, когда я первая пришла? – возмутилась Петровна.

– Нет, я – первая!

– Да когда я подошла, тебя тут и духу не было!

– Отходила я, курей покормить. Очередь заняла – и отошла.

– Да чтоб ты совсем отошла, коли врешь так бесстыдно.

– Это я вру?! – взвилась Салтычиха.

Пока спорщицы бросали друг дружке в лицо эти страшные обвинения, Семеновна тихонько обошла их стороной и шмыгнула за дверь.

Изменившаяся обстановка в привычной избе Терентия вогнала ее в робость. В горнице был отгорожен угол, завешенный простынями. Чистая белая скатерть украшала стол. На столе обнаружилась картонка уголком со старательно выведенной надписью «Анбулатория». Судя по орфографии, картонку изготовил неравнодушный к наглядной агитации Терентий. На скамье у стола стояли крынка с водой и пустое ведро. Рядом лежало чистое полотенце.

– Настоящий кабинет соорудил, – похвалил хозяина Виктор, разбирая свой чемоданчик. – Молодец, Терентий.

Старик довольно приосанился.

– Так мы что ж… Мы с понятием… Хотел вот таз тебе, чтоб руки мыть. Так ваши реквизировали, – не удержался он, чтобы не излить душу.

– Таз? – удивился Виктор. – Зачем им таз понадобился?

– Я то ж думаю: для чего им таз-то сдался? И не так, чтобы новый таз…

– Насчет таза я разберусь, – пообещал Виктор.

– Вот-вот, сынок. Заступись за старика. А то что ж такое получается: белые пришли…

Никем не замеченная Семеновна, тихой мышкой стоявшая в дверях, решилась обнаружить себя.

– Можно войтить, али как?

Виктор сделал приглашающий жест.

– Конечно. Входите.

– Здравствуйте вам, – поклонилась Семеновна.

– Виделись уже, – буркнул Терентий.

– Проходите, пожалуйста, – еще раз пригласил Виктор. – Присаживайтесь.

Семеновна робко села на лавку напротив него.

– На что жалуетесь? – спросил доктор, приветливо улыбнувшись.

– Как?

– С чем пришли?

Семеновна всполошилась.

– Ой, что ж я, дура старая… – Она принялась поспешно развязывать принесенный с собой узелок. – Вот тут яичек пяток, творогу свежего…

– Погодите, погодите, – остановил ее Виктор. – При чем тут яички?

– Так как же… – насторожилась Семеновна. – Или мало будет?

Доктор внезапно догадался, что речь о его гонораре, и энергично замахал руками.

– Уберите, уберите… Мне ничего не нужно. Прием бесплатный.

Семеновна посмотрела на него недоверчиво.

– Бесплатный?

– Абсолютно. Итак, на что жалуетесь?

– Как? – вновь спросила Семеновна.

Виктор тревожно подумал, что лечить в деревне будет посложнее, чем в городе.

– Болит у тебя чего, Семеновна? – пришел ему на помощь Терентий. – Болесть какая?

– Ах, болесть… Да кто ее знает. Бывает, как у Марьи, в грудях стеснение. Как наклонишься или ведро подымешь – то и вздохнуть тяжко.

– Понятно, – кивнул Виктор. – То есть, если я вас правильно понял, боли обычно связаны с физической нагрузкой?

– Как? – в третий раз спросила Семеновна.

– Понятно. – Виктор встал и засучил рукава. – Слей-ка мне, Терентий.

Старик полил из крынки ему на руки. Виктор вытер руки и некоторое время подержал их на весу перед собой.

– А теперь, Терентий, выйди.

– Слушаюсь, – дед беспрекословно направился на двор.

Семеновна с беспокойством посмотрела ему вслед.

– Терентий, куда это ты?

– Куда надо, – веско заявил тот. – Ты доктора слушай. Я-то тебе зачем?

Как только он появился на крыльце, Петровна и Салтычиха синхронно повернулись к нему.

– Ну? Чего там?

– Выйтить велел.

– На что?

– Почем я знаю?

– На то. Обесчестить надумал, – гнула свое Салтычиха.

Виктор, все так же держа руки перед собой, подошел к насторожившейся бабке.

– Нут-тес… Раздевайтесь.

Семеновна подпрыгнула на лавке.

– Чего?!

Виктор посмотрел на нее с недоумением.

– Раздевайтесь.

– Как? – повторила свой излюбленный вопрос Семеновна.

Доктор понял ее по-своему.

– До пояса.

Семеновна отшатнулась.

– Это зачем?

Виктор почувствовал, как внутри него нарастает глухое раздражение.

– Слушайте, вы зачем ко мне пришли?

– Я думала, травку какую дашь, – сказала Семеновна, пугливо бегая глазами. – Алена прошлый месяц мне отвару дала, так сразу отпустило.

– При чем тут Алена? – Виктор невольно повысил тон. Уже второй раз за день у него возникали проблемы с конкуренткой. – У нее свои методы, а у меня свои. Раздевайтесь быстро. Меня другие ждут.

Последняя фраза окончательно добила Семеновну. Проявив несвойственную ей резвость, она сорвалась с лавки и, забыв узелок, пулей выскочила из избы.

Виктор посмотрел ей вслед, так и оставшись стоять с вытянутыми руками.

– Куда это она?

Петровна и Салтычиха все еще пытали Терентия, когда дверь избы распахнулась. Изнутри, будто ошпаренная, выскочила Семеновна и, пробежав мимо, понеслась по улице.

– Семеновна, ты куда? Чего случилось-то? – крикнула ей вслед Петровна.

Семеновна остановилась и заголосила.

– Ой, бабы, беда. Я только вошла, только села, а он ручищи закатал, подошел ко мне, да как крикнет: «А ну раздевайся!» Ох, страх, бабы! Ох, страх… – Всплеснув руками, Семеновна чесанула вниз по дороге.

– Что я говорила! – воскликнула Салтычиха с торжеством в голосе. – Обесчестил!

– Иди ты, – отповедь Петровны прозвучала не очень уверенно.

За спиной у них заскрипела дверь. На крыльцо выглянул доктор.

– Кто следующий – заходите.

Петровна и Салтычиха переглянулись и дружно пустились бегом со двора, разбежавшись за калиткой в разные стороны.

Виктор с удивлением посмотрел на Терентия.

– Что это с ними такое?

Тот философски заметил:

– Да черт их разберет. То квохчут: «Мушшины! Наконец-то мушшины приехали!» А как до дела доходит – и стрекача. Одно слово – бабы.

Виктор долго смотрел на старика, честно пытаясь понять смысл произнесенной им фразы, но это ему так и не удалось.