Текст книги "Почему он выбрал Путина?"

Автор книги: Олег Мороз

сообщить о нарушении

Текущая страница: 13 (всего у книги 39 страниц)

Результаты опросов

(Май, июнь, июль, август 1999 года)

Впервые в число претендентов на президентский пост Степашин был включен в мае 1999 года, когда он стал премьер-министром. По данным Фонда «Общественное мнение», 29 мая проголосовать за него были готовы 4 процента опрошенных.

В дальнейшем популярность Степашина возрастала. 9 июля ФОМ опубликовал данные опросов, из которых следовало, что с момента назначения его на премьерский пост уровень доверия к нему вырос в четыре раза с 6 до 24 процентов. Среди тех, кого опрошенные готовы были выдвинуть на пост президента, Степашин занимал пятое место после Зюганова, Примакова, Лужкова и Явлинского. «Если бы президентские выборы проводились в ближайшее воскресенье», за него проголосовали бы семь процентов.

Однако ярче всего популярность Степашина выявлялась, когда речь заходила о выборе одного из двух кандидатов во втором туре президентских выборов. Здесь он «выигрывал» и у Зюганова, и у Лужкова, и у Явлинского. «Проигрывал» же только Примакову.

В середине августа «президентский» рейтинг Степашина составлял уже 11 процентов.

«Ястребы» срывают переговоры

Как уже говорилось, стремясь мирно решить чеченскую проблему, Степашин энергично готовил встречу Ельцина с Масхадовым. Между тем тревожные события стали происходить на границах между Чечней и Дагестаном, а также Ставропольским краем. Пришло сообщение, что 17 июня вечером и ночью с 17-го на 18-е чеченские боевики напали на посты милиции и внутренних войск. Погибли люди. 18-го к месту ночного боя в Дагестане были направлены боевые вертолеты. Столкновения продолжались и в последующие дни.

В конце июля, когда боевики неизвестного происхождения (их сразу же окрестили ваххабитами) стали регулярно нападать на расположения милиции и внутренних войск в районе дагестанского Кизляра, Аслан Масхадов предложил провести встречу представителей правоохранительных органов Дагестана и Чечни, чтобы покончить с нападениями и перестрелками. Такая встреча состоялась на КПП «Гюрзельский мост». Договорились общими силами обеспечивать безопасность дагестанско-чеченской административной границы. Однако тишины и покоя за этим не последовало…

7 августа отряд «непримиримых» численностью около 650 человек захватил несколько дагестанских сел в труднодоступной горной местности на административной границе с Чечней. Это стало началом затяжной операции по очистке этих сел, не ясно то ли от действительно пришлых, то ли от местных боевиков.

Было вполне очевидно, что кто-то поставил перед собой четкую цель сорвать встречу Ельцина и Масхадова, да и вообще осложнить и без того непростые отношения между Москвой и Грозным.

Люди, близкие к Степашину, спрашивали его, как могло так получиться: он столько сил положил на мирное решение чеченской проблемы и вот…

− Кинули! Сволочи! − был ответ.

Резко изменилась и тональность его публичных речей на эту тему.

Бандиты есть бандиты, сказал он, выступая в этот день (напомню, 7 августа) перед журналистами, с ними надо поступать соответствующим образом. Заявления и разговоры, которые ведутся руководством Чечни о том, что оно якобы контролирует ситуацию, остаются только разговорами.

При этом премьер предупредил:

Ошибки, которые были допущены в 1994 году, мы повторять не будем. Хватит, русский солдат там погибать не будет.

Что под этим имелось в виду, было не вполне ясно. Среди прочего, возможно, что федералы теперь будут использовать какое-то новое высокоточное оружие, о котором говорилось в те дни во время поездки Степашина по Поволжью. Так или иначе, русские солдаты погибают на Северном Кавказе до сих пор…

8 августа, по согласованию с Ельциным, Степашин срочно вылетел в Махачкалу, чтобы на месте разобраться в происходящем, принять необходимые меры. Перед поездкой, комментируя ситуацию на Северном Кавказе, он заявил, что будет действовать решительно. По словам Степашина, события 1994 1995 годов в Чечне кого-то пугают, «руководители республики (по-видимому, имелось в виду Дагестана. О.М.) боятся брать на себя ответственность». «Я не боюсь», сказал Степашин.

…То обстоятельство, что Степашин фактически «проморгал» события в Дагестане, наряду с некоторым другими его промахами, конечно, не могли не отразиться на его дальнейшей карьере. Да, фактически она заранее была предрешена Ельциным, но, как уже говорилось, у некоторых близких к президенту и сочувствующих премьеру людей, до какого-то момента все-таки сохранялась надежда, что Степашин сумеет как-то переломить предрешенность своей судьбы. Теперь этой надежды почти не осталось.

ОТСТАВКА

Еще одна неожиданная «рокировочка»

9 августа Ельцин, по сообщениям прессы, должен был принять Степашина в очередной раз. Предполагалось, что, среди прочего, президент и премьер снова будут говорить о подготовке к декабрьским выборам в Думу.

Однако этому разговору не суждено было состояться. Встреча прошла с совершенно другой «повесткой дня». 9-го утром Ельцин принял Степашина, поблагодарил его за хорошую работу и… отправил в отставку. Все произошло примерно так же, как и с Примаковым. Для широкой публики это известие опять стало громом среди ясного неба.

Однако люди осведомленные знали, что Ельцин собирался отправить Степашина в отставку еще 5 августа (как раз на той встрече, о которой Степашин рассказал в «Известиях), для чего и вызывал его к себе в Кремль. Однако в тот раз премьеру удалось уговорить президента не предпринимать такого шага. Увы, этот уговор отдалил окончательное решение лишь на четыре дня…

9-го Степашин, по его словам, вновь высказал президенту «свою позицию» по поводу собственной отставки (в общем-то, можно догадаться, какова она была), но, как говорил он позднее, послать правительство в отставку «это право президента, он президент, верховный главнокомандующий».

Я был, есть и буду вместе с ним до конца, добавил Степашин. Я искренне благодарен этому человеку за то, что мальчишкой он ввел меня в большую политику.

Вот такими на деле оказались «ровные деловые и человеческие» отношения президента и премьера.

Исполняющим обязанности премьера Ельцин назначил директора ФСБ Владимира Путина.

Если он что-то решил, дальнейших колебаний нет

Еще одна любопытная деталь, связанная с отставкой Степашина… Категорически против нее был Анатолий Чубайс, в ту пору один из ближайших неформальных советников Ельцина. Он был убежден, что Степашин готовый кандидат в президенты. Когда Анатолий Борисович узнал, что готовится эта отставка, он прореагировал на эту новость необычайно бурно.

Вы идиоты! кричал он Волошину и Юмашеву. Вы сейчас просто угробите страну! У вас есть реальный кандидат в президенты… Да, я знаю все его недостатки, но Сергей это абсолютно вменяемый человек, представитель нового поколения. Убирая его, вы просто приведете к власти Примакова и Лужкова, это я вам на сто процентов гарантирую.

После такого напора Юмашев, по его словам (он мне и рассказал обо всей этой истории), «очень сильно завибрировал», а Волошин отправился к президенту и передал ему точку зрения Чубайса.

Однако в своем решении отправить Степашина в отставку президент был непреклонен. Он вообще почти никогда не колебался после того, как примет решение. В таких ситуациях все его дальнейшие помыслы были направлены лишь на то, чтобы это решение «продавить».

«Он не менял своих демократических убеждений»

Отклики на очередную правительственную «рокировочку», естественно, были разные. Депутат Госдумы, известный деятель демократического движения Сергей Юшенков назвал решение о замене Степашина на Путина «не совсем удачным». По словам Юшенкова, Степашин известен в течение десяти лет и за это время «он не менял своих демократических убеждений». К тому же, добавил Юшенков, «частая смена правительств ничего хорошего не дает».

«Не менял своих демократических убеждений»… В общем-то, редко про какого генерала такое можно услышать. Тем ценнее эта характеристика, данная Степашину известным демократом. Хотя, насколько крепки «демократические убеждения» у таких государственных деятелей, как Степашин, уже говорилось.

Президент Татарстана Минтимер Шаймиев также посчитал отставку правительства Сергея Степашина «несвоевременной». По словам Шаймиева, общественное мнение не было подготовлено к смене правительства, между тем, «если общество выбрало демократический путь развития, то президент страны обязан считаться с общественным мнением».

Многие люди недоумевают, почему же произошла отставка Сергея Степашина и его кабинета, сказал Шаймиев, и это недоумение вполне обоснованно.

Аналогичная точка зрения была у Юрия Лужкова (возможно, оба этих деятеля Лужков и Шаймиев, в ту пору тесные союзники, − прямо согласовали тут свои позиции). Московский мэр заявил, что отставка Сергея Степашина выглядит «абсолютно нелогично»: премьер-министру «даже не дали отработать 100 дней». Что касается назначения Путина, то и оно кажется Лужкову непонятным. Хотя он и относится к Путину «довольно ровно», это назначение, по словам Лужкова, выглядит «довольно тревожно»: «здесь нет ясности».

Мы что, хотим усилить силовые структуры, силовую линию в действиях нашей государственной власти? сказал Лужков. Или же перед нами стоят другие задачи подъема промышленности, стабилизации в сельском хозяйстве и другие.

Были и иные отклики. Борис Березовский высказал мнение, что отставка Степашина объясняется его «недостаточной твердостью»: в частности, он не сумел ни «отстоять позиции Кремля перед лицом оппозиции», ни создать политическую силу с прицелом на парламентские выборы, ни «навязать себя новому блоку «Отечество Вся Россия».

Вообще-то, Сергей Степашин действительно выглядит довольно мягким человеком, однако за тот срок, который был ему отпущен, и более твердые люди без мощной поддержки Администрации президента, других структур вряд ли смогли бы сделать то, чего хотел бы от Степашина Березовский например, «создать политическую силу с прицелом на парламентские выборы».

Некие неназванные представители кремлевской администрации (цитирую по сообщению РИА «Новости») утверждали, что Степашин выполнил основную задачу, поставленную перед ним президентом, «полностью пресек возможность левого реванша»: при Примакове реформаторы отступали, при Степашине вернули свои позиции, при Путине должны будут перейти в наступление.

Увы, никакого такого наступления при новом главе правительства, а затем и государства не последовало. Получилось скорее обратное движение.

Что касается зарубежных политиков, они комментировали смену правительства в Москве довольно скудно и неохотно: главной причиной тому было, по-видимому, то обстоятельство, что почти никто из них не знал, что собой представляет Путин.

Президент называет преемника

Непосредственно в день отставки Степашина Ельцин выступил с очередным телеобращением к россиянам. До их сведения было доведено, что основной причиной замены премьера послужило желание Бориса Николаевича за год до президентских выборов обнародовать имя своего преемника на посту главы государства и предоставить ему возможность за оставшийся без малого год проявить себя (хотя прямо слово «преемник», естественно, не прозвучало).

Я решил назвать человека, сказал Ельцин, который, по моему мнению, способен консолидировать общество. Опираясь на самые широкие политические силы, обеспечить продолжение реформ в России. Он сможет сплотить вокруг себя тех, кому в новом XXI веке предстоит обновлять великую Россию. Это секретарь Совета безопасности, директор ФСБ России Владимир Владимирович Путин.

Ельцин сказал, что хорошо знает этого человека, «давно и внимательно наблюдал за ним» еще со времен, когда тот был первым вице-мэром Санкт-Петербурга, а последние годы они работали «бок о бок». По словам Ельцина, на всех должностях Путин «действовал уверенно и твердо, добивался хороших результатов», «имеет огромный опыт государственной работы».

Я в нем уверен, сказал Ельцин. Но хочу, чтобы в нем были также уверены те, кто в июле 2000-го года придет на избирательные участки и сделает свой выбор.

Все. Вопросов насчет дальнейшей судьбы Путина больше не оставалось.

Хорошо, конечно, когда президент прекрасно знает своего преемника, однако, неплохо было бы, чтобы и другие люди хоть немного его знали, особенно как государственного деятеля, человека, имеющего «огромный опыт государственной работы». Увы, таким знанием мало кто обладал (да и самого «огромного опыта» у бывшего разведчика за плечами в тот момент, конечно, не было). Даже после того, как Путин стал президентом, у всех и у нас, и за рубежом, в голове и на языке долго еще вертелось: кто же он такой, этот Путин? (Вспомним, знаменитый вопрос одного из иностранных корреспондентов позже он не раз повторялся: «Кто вы, мистер Путин?) Такого полного незнания не было ни при одном из предыдущих назначений на высокий пост ни в случае Черномырдина, ни в случае Примакова, ни в случае Степашина. Ни при первом избрании президентом самого Ельцина.

Кстати, президентский пресс-секретарь Дмитрий Якушкин признал, что Путину предстоит пережить «определенное недоверие к себе», поскольку та «специфическая» работа, которой он занимался ранее, требовала меньшей публичности.

«Во всем виноваты Аксененко и… Березовский»

Когда Ельцин вызвал Степашина, чтобы объявить ему об отставке, премьер, как говорили, помимо Волошина, застал в президентском кабинете и Аксененко. Все, как в Сочи. Вообще в те дни, перед отставкой Степашина, все, кто близко соприкасался с бывшим железнодорожником, уверяли, что давно не видели его таким «решительным и довольным».

Возможно, по своему неведению, он полагал, что теперь-то уж точно настал его звездный час, что именно он сменит Сергея Вадимовича…

Что касается самого отставленного премьера, он, надо думать, был уверен, что его отставка это уж точно дело рук Аксененко и его подручных. Прощаясь 9 августа с членами правительства, свои последние слова он решил произнести стоя. При этом, поднимаясь со своего места, он бросил в сторону Аксененко язвительную реплику, довольно двусмысленную: «Не стоит засиживаться, Николай Емельянович?!»

Если же говорить о том, кого еще, помимо Аксененко, Степашин подозревал в своем фиаско… В те времена многие в Кремле и Белом доме, кто терял свои посты, даже и не очень значительные, виновником своего несчастья почему-то неизменно считали Бориса Абрамовича Березовского. Это все, дескать, его происки. Не стал исключением и Степашин. Говорят, даже если сейчас спросить Сергея Вадимовича, кто непосредственно устроил его отставку, он тоже назовет имя зловредного олигарха. Хотя, мол, и Аксененко очень много ему, Степашину, навредил, однако на финишной прямой все дело сделал Березовский, работавший на Путина: что-то он там нашептал такое на Степашина то ли президенту, то ли Волошину, то ли еще кому…

Результаты опросов

(20 августа 1999 года)

Отставка Степашина не была одобрена населением. И не только потому, что он начинал нравиться все большему числу людей. Раздражала сама по себе частая смена правительств, становившаяся уже как бы нормой. Непонятно было, чего же все-таки хочет Ельцин. О нарастающем раздражении свидетельствовали, в частности, опросы Фонда «Общественное мнение». Отставку Черномырдина одобрила почти половина опрошенных 47 процентов (не одобрили 35). Отставку Кириенко, хотя она и случилась непосредственно после дефолта, приветствовали уже менее трети респондентов 28 процентов (не приветствовали 47). У весьма популярного Примакова соответствующие цифры были 8: 81, у быстро набиравшего популярность Степашина они оказались 4: 82. То есть отрицательно отнеслось к его увольнению подавляющее большинство населения.

Десант, обреченный на гибель

Итак, Ельцин реализовал тот план, который давно наметил (и о котором уже говорилось). В своей книге «Эпоха Ельцина» бывшие помощники президента так об этом пишут:

«Ельцин… разработал и воплотил в жизнь двухходовку в своем стиле одновременно рискованную и выверенную. Первым ходом отправил в отставку Примакова и его правительство и предложил Думе кандидатуру Степашина…

К ЭТОМУ МОМЕНТУ ПРЕЗИДЕНТ И ЕГО ОКРУЖЕНИЕ, ВЕРОЯТНО, УЖЕ ОСТАНОВИЛИ СВОЙ ВЫБОР НА ПУТИНЕ (выделено мной. О.М.) Но было рискованно сталкивать малоизвестного стране чиновника с популярным Примаковым: в этой борьбе можно было утратить последнюю фигуру. Поэтому он расчетливо использовал Степашина как штурмовой отряд, который должен погибнуть, но расчистить путь основным силам».

И все же оставалась какая-то, пусть не очень большая, вероятность, что Ельцин может изменить свой план и остановить свой окончательный выбор на Степашине. Почему же все-таки не изменил, не сделал Степашина своим преемником? Вроде бы все необходимые качества для этого у Сергея Вадимовича имелись? По крайней мере, их было не меньше, чем у Путина, а проявились они к тому времени − благодаря премьерству − в более полной мере. Причина, как мне говорили осведомленные люди, была довольно странной, если не сказать смехотворной: считалось, что Сергей Вадимович пребывал «под тотальным влиянием жены». И когда он стал премьером, это проявилось в полной мере: банк его супруги сразу же пошел в гору, она принимала министров, других высокопоставленных чиновников, давала им указания…

− И что, − спрашиваю, − с этим ничего нельзя было поделать?

Выясняется: нельзя. Со Степашиным вроде бы говорили на эту тему, пытались как-то воздействовать на него − все напрасно.

Обо всем этом, естественно, сразу же доложили Ельцину.

Вот ведь, оказывается, какие обстоятельства, бывает, решают судьбы России!

Кстати, на проблему «руководящих» жен Ельцин давно обращал внимание, независимо от супруги Степашина. Каждому ясно: жена это тот человек, который каждое утро, каждый вечер, каждую ночь может что-то нашептать на ухо своему мужу, в том числе и президенту. Такого человека нельзя сбрасывать со счетов. Нельзя закрывать глаза на ее, женино, влияние. Еще в восьмидесятые годы от Ельцина можно было, например, услышать, что Горбачев «не мужик», что страной рулит Раиса Максимовна (это, конечно, говорилось в узком кругу). Поэтому Наину Иосифовну Борис Николаевич даже близко не подпускал к политике, к государственным делам…

Возвращаясь к Степашину… Если отвлечься от жены, Сергей Вадимович вообще представлялся многим, кто с ним общался, человеком чересчур мягким, недостаточно волевым. От Валентина Юмашева, например, я услышал:

− После событий в Первомайском я много говорил с Сергеем (напомню: Степашин был одним из руководителей той операции. − О.М.) Для меня стало полной неожиданностью: он оказался человеком крайне нерешительным, неспособным взять на себя ответственность.

Наконец, еще один вопрос: даже если бы так случилось, что Ельцин все же остановил свой выбор на Степашине как на преемнике, сумел бы тот выиграть выборы у тандема Примаков − Лужков? На этот счет существуют большие сомнения. Упомянутый тандем обладал огромными ресурсами − и ресурсами популярности, и финансовыми, и административными… Да даже и Зюганова Степашин вряд ли сумел бы одолеть…

ПРЕЕМНИК НАЙДЕН

НА ДАЛЬНИХ ПОДСТУПАХ…

Первая ступенька во власть

Когда смотришь на биографию Путина, не видишь никаких особых причин, почему именно этот человек должен был стать преемником первого президента демократической России. Скорее наоборот, все вроде бы говорило, что вряд ли этот персонаж будет очень сильно востребован демократической властью.

Окончив в 1975-м юрфак Ленинградского университета, молодой юрист сразу же был направлен не без его желания, разумеется, на работу в КГБ (очень демократическая и очень «юридическая» организация!), 10 лет прослужил в ленинградском же ее управлении. Следующие пять лет с 1985 по 1990-й занимался шпионской деятельностью в составе дрезденской разведгруппы (численностью в шесть человек), входившей в организацию под официальным названием «Представительство КГБ СССР при Министерстве госбезопасности ГДР».

В январе 1990-го, когда коммунистическая ГДР фактически уже развалилась со всеми вытекающими отсюда последствиями для ее «советских друзей», Путин, дослужившись до подполковника, вернулся в Россию, в Ленинград. Оставаясь сотрудником КГБ, стал работать «под крышей» своей альма-матер ЛГУ, помощником ректора по международным связям.

В советское время такие помощники, референты, а особенно кадровики «в штатском» были рассованы по всем госучреждениям.

Трудно сказать, сколько Путин просидел бы на этом месте, если бы будем так считать не случай. Согласно рассказу самого Владимира Владимировича, один из его друзей по университету то ли просто преподаватель, то ли профессор попросил его «помочь» Собчаку, который к этому времени стал председателем Ленсовета.

Собчак взял его к себе в советники. Собственно говоря, с этого момента с мая 1990 года, можно считать, Путин и оказался на рельсах, которые всего лишь через десять лет привели его на вершину власти. Они, конечно, не обязательно должны были туда его привести, но так вот получилось… Важным, если не решающим, обстоятельством на первом этапе этого движения стало как раз то, что Путин оказался рядом со знаменитым в ту пору российским демократическим деятелем Анатолием Александровичем Собчаком.

Соответственно, великой загадкой, думаю, навсегда останется, как мог Собчак так «лопухнуться» приблизить к себе и продвинуть достаточно высоко наверх по крайней мере, в масштабах города, человека, которому вскоре предстояло стать могильщиком российской демократии.

Впрочем, это была ситуация весьма характерная для тогдашних демократов первой волны. Многие из них были замечательными, честными, порядочными людьми, обладали светлой головой, хорошо поставленной речью, прекрасно чувствовали себя на митинге, на трибуне, а вот когда им пришлось перейти на административную работу логика событий подталкивала их к такому переходу, опять-таки многие из них «поплыли»… Выяснилось, что даже в людях в «кадрах» они разбираются весьма слабо. Относятся к их подбору с непростительным легкомыслием.

Сам Путин так описывает процедуру своего устройства на работу к Собчаку:

«Я встретился с Анатолием Александровичем в Ленсовете, в его кабинете. Хорошо помню эту сцену. Зашел, представился, все ему рассказал. Он человек импульсивный, и сразу мне: «Я переговорю со Станиславом Петровичем Меркурьевым (ректором ЛГУ. О.М.). С понедельника переходите на работу. Все. Сейчас быстро договоримся, вас переведут». Я не мог не сказать: «Анатолий Александрович, я с удовольствием это сделаю. Мне это интересно. Я даже этого хочу. Но есть одно обстоятельство, которое, видимо, будет препятствием для этого перехода». Он спрашивает: «Какое?» Я отвечаю: «Я вам должен сказать, что я не просто помощник ректора, я кадровый офицер КГБ». Он задумался для него это действительно было неожиданностью. Подумал-подумал и выдал: «Ну и… с ним!»

Такой реакции я, конечно, не ожидал… Мы ведь с ним видимся первый раз…»

Такая вот «упрощенная» процедура приема. Совсем, как в Запорожской Сечи: «Отче наш» знаешь?» «Знаю» «Горилку пьешь?» «Пью» «Ступай в четвертый курень!»

Впрочем, существует также версия (ее трудно подтвердить или опровергнуть), что Путин был специально внедрен Лубянкой в ближайшее окружение Собчака, и все годы пребывания рядом с ним, а возможно, и дальнейшие годы оставался сотрудником ФСБ, просто перейдя на более глубокий уровень конспирации. Одна из газет писала по этому поводу:

«Было ли это самостоятельное решение Путина (переход на работу к Собчаку. О.М.) или он последовал за Собчаком, что называется, «по рекомендации»? Точный ответ может дать только сам Путин или его вышестоящие начальники, но вторая гипотеза представляется все-таки более верной. Как истинный «служивый», подполковник Путин вряд ли пошел бы на такой шаг без соответствующей санкции. И, наверное, недаром все последующие шесть лет работы Путина в Ленсовете, а затем в мэрии, он считался человеком, попросту говоря, приставленным к будущему мэру для контроля за его действиями. Как бы то ни было, тандем Собчак Путин выглядел достаточно странно: профессор-демократ, при всяком удобном случае разражавшийся гневными филиппиками против партийной номенклатуры и «вооруженного отряда партии» Комитета госбезопасности, и кадровый разведчик, отдавший лучшие годы службе именно в этом отряде».

Так или иначе, то обстоятельство, что Путин ряд лет проработал бок о бок с Собчаком, был одним из ближайших его сотрудников, приобрел благодаря этому репутацию демократически ориентированного деятеля, в дальнейшем стало для него как бы солидным рекомендательным письмом, своеобразным пропуском в федеральную властную среду, в ту пору еще сохранявшую некоторые признаки тяготения к демократии, по крайней мере внешние.

Питер налаживает международные связи

Через год, в июне 1991-го, Путин получает от Собчака повышение. Из советника превращается в председателя Комитета по внешним связям мэрии (в 1994-м на него возлагаются еще и обязанности первого зама Анатолия Александровича в городском правительстве).

Борис Немцов, в свое время работавший нижегородским губернатором, так описывает круг обязанностей человека, отвечающего за внешние связи «на региональном уровне»:

«Это, по большому счету, представительские функции, не требующие принятия каких-то важных решений. Заместитель губернатора по международным делам отвечал за встречу иностранных делегаций, ездил вместе с губернатором по городам-побратимам, следил за чистотой в местах скопления иностранных туристов, их питанием и так далее».

Впрочем, сам Путин и его бывшие коллеги по питерской администрации представляют тогдашнюю международную деятельность своей мэрии в более солидном виде: мол, путинский комитет курировал создание в Петербурге валютной биржи, открыл первые в стране представительства западных банков, стал привлекать в город иностранных инвесторов, поучаствовал в прокладке оптоволоконного телефонного кабеля до Копенгагена, озаботился подготовкой специалистов, знающих языки…

Так что дело вроде бы не ограничивалось встречей и проводами иностранных делегаций.

Правда, вполне самокритично Путин признает, что были в этой солидной деятельности и ошибки, и просчеты. Не уследили, например, за предпринимателями, которые вывозили за границу сырье, а в обмен должны были завозить продукты для города: некоторые поставщики растворились вместе с продуктами…

В прессе тогда возник скандал. Расследованием этого дела занималась депутатская комиссия во главе с известной в ту пору демократической деятельницей Мариной Салье. На репутацию Путина была брошена тень…

Еще один прокол случился с игорным бизнесом, над которым Путин, по его словам, попытался «установить жесткий контроль», передав 51 процент акций игорных заведений специально созданному муниципальному предприятию. И снова ловкачи без труда «объегорили» контролеров: в документах показывали им лишь убытки; доходы же уводили налево «черным налом».

Репутация собчаковского заместителя и тут не улучшилась: его обвинили в коррупции, в том, что он имеет немалый доход от деятельности казино…

Август 1991-го

Почти всю горбачевскую перестройку, когда вся страна бурлила, когда расшатывались и низвергались основы основ, Путин тихо просидел в Дрездене: днем писал и подкалывал в папку отчеты, иногда выезжал на вербовку агентов и на встречи с ними, вечером пил пиво в компании сослуживцев этот напиток он всегда уважал (за время своей шпионской работы в ГДР прибавил, по его собственному признанию, двенадцать килограммов). В общем, был не вполне в курсе происходящего на родине. Главное же, не догадывался, что вся его прошлая жизнь, все его прежние представления о добре и зле летят ко всем чертям.

Впрочем, еще и вернувшись в Россию, он какое-то время как бы пребывал в неведении, что, собственно говоря, там творится.

«…До этого момента (до августовского путча. О.М.), признавался он позднее, я не мог оценить всей глубины процессов, происходящих в стране. После возвращения из ГДР мне было ясно, что в РОССИИ ЧТО-ТО ПРОИСХОДИТ (выделено мной. О.М.), но только в дни путча все те идеалы, те цели, которые были у меня, когда я шел работать в КГБ, рухнули».

Путин вспоминает, что в дни августовского мятежа они с Собчаком «предприняли довольно много активных действий»: выезжали на Кировский завод, на другие предприятия, выступали перед рабочими, объясняя людям, как им следует относиться к происходящему в Москве…

Странно, что сам Собчак в своей книге «Хождение во власть» на страницах, посвященных августовскому путчу, почему-то не пишет об этих совместных с Путиным поездках (он вообще ни разу не упоминает в этой книге имя Путина). Говоря об августовских событиях, о своих энергичных шагах, нацеленных на то, чтобы предотвратить в Ленинграде повторение того, что происходило в Москве, он в качестве своего партнера и помощника много раз называет тогдашнего своего зама контр-адмирала Вячеслава Щербакова. Именно он, а не Путин, в изложении Собчака, был в те августовские дни фигурой № 2 во властных структурах северной столицы. Он сопровождал повсюду мэра, метался между Мариинским дворцом и штабом Ленинградского военного округа, пытаясь, как и Собчак, не допустить ввода войск в город (в конце концов им это удалось).

Кстати, не вполне ясно, оставался ли еще в тот период Путин сотрудником КГБ или уже покинул ряды этой славной организации. Сам он в книге «От первого лица» говорит об этом довольно невнятно:

«В тот момент я уже не был офицером КГБ. Как только начался путч, я сразу решил, с кем я. Я точно знал, что по приказу путчистов никуда не пойду и на их стороне никогда не буду. Да, прекрасно понимал, что такое поведение расценили бы минимум как служебное преступление. Поэтому 20 августа во второй раз написал заявление об увольнении из органов».

Непонятно: если ты уже не офицер КГБ, то какое же «служебное преступление» ты совершишь, если не подчинишься приказу ГКЧП? И потом если ты уже не офицер КГБ, то зачем тебе писать еще один рапорт об увольнении из этой организации?

Наконец еще одно. Путин говорит журналистам, берущим у него интервью для книги: мол, чтобы его второй рапорт об увольнении не «затерялся» где-нибудь в кабинетах КГБ, как первый, он попросил Собчака позвонить его начальству. Мэр «тут же» позвонил председателю КГБ Крючкову, и уже на следующий день Путину сообщили, что его рапорт подписан.

Напомню, дело происходило 20 августа 1991 года, в разгар путча. Что-то не верится, чтобы в этот критический момент у Собчака не было более важных дел, чем обращаться с мелкой частной просьбой к фактическому руководителю мятежа. Не верится и в то, что этот главный мятежник, который, видимо, уже чувствовал, что их затея с ГКЧП терпит крах, и которого уже на следующий день ожидал арест и «Лефортово», стал бы заниматься вопросом об увольнении какого-то там ленинградского кагэбэшника не очень высокого ранга. Вообще, я думаю, он очень сильно удивился бы, если бы у него в кабинете в тот момент раздался бы подобный телефонный звонок. Во всяком случае, я на его месте послал бы Собчака… Куда подальше.