Текст книги "Порядок и хаос бессмертных (СИ)"

Автор книги: Олег Шолохов

сообщить о нарушении

Текущая страница: 11 (всего у книги 22 страниц)

Для слуги было удивительно услышать за армейскую настойку. Зная о невероятной коллекции всевозможных вин высшего качества со всего мира, господин выбрал именно самый крепкий и обжигающий напиток, который только могли сварить у них в ордене. Причем пили его не из-за приятного вкуса, а больше от безысходности, желаня быстро опьянеть, податься обволакивающему дурману. Но смятение в мыслях не показалось на лице и, с той же смиренностью, Милас пошел исполнять порученные ему задания.

Не прошло и десяти минут как слуга вернулся с грязной бутылкой мутной жидкости и двумя золотыми бокалами для них, думая какое кощунство использовать столь дорогой сервис для питья этого напитка. Поставив на стол питье и бокалы, он осмотрел комнату, пытаясь найти того, для кого был приготовлен второй бокал. Но кабинет был пуст, за исключением его господина. Не вправе задавать вопросы, Милас с недоумением покидал кабинет, поинтересовавшись лишь тем, нужно ли от него еще что-то. Получив ответ о его ненадобности, тот, поклонившись, закрыл за собой двери.

– Я уже и не знаю, кого из вас я боюсь больше, и кто из вас больше кукловод. Чувствую себя пешкой в чужой игре. Хотя почему чувствую, я она и есть. Я благодарен тебе за снятие проклятья его глаз, Райнар. Но ты переходишь черту, ты изменился и, кажется, ты уже ближе к Блегсколу, чем даже к своим друзьям или партнерам.

– Если все пойдет по плану, то не пострадают ни мои друзья, ни сам ты. Он думает, что играет в свою игру, но ошибается, думая, что он играет в нее сам.

– Ты думаешь, он не заметил твоего присутствия? – Уже надпивая из бокала, спрашивал Малахок.

– Конечно заметил, и он знает, что влияние его глаз не действует больше на тебе. Потому ему и было так смешно из-за твоей актерской игры.

– Все, мне конец. Я подписал себе смертный приговор. Райнар, он же Бог! Что за игры ты с ним затеял, разве ты надеешься еще противостоять ему?

– Если бы он хотел тебя убить, убил бы сразу. Но ты нужен для осуществления наших планов, мое преимущество в том, что он не знает, как много я смог подчерпнуть в другом мире. И в каких мирах побывал после. Для него мои мысли и планы так же окутаны туманом, как и его для меня. Поэтому мы все время прощупываем друг друга, не идя на полноценную конфронтацию. Но и это продлиться не долго, я заставлю его действовать, я должен увидеть грань его бездействия и контроля над событиями. А насчет тебя, можешь быть абсолютно спокоен, ты мелкая сошка для него. После сегодняшнего дня, ты уже вряд ли его увидишь, те задания, которые он тебе дал, перевернут мир с ног наголову. Легкий конфликт ордена скалы и орисани перерастет в катастрофу масштаба всего континента. Поэтому, если не хочешь быть участником сего действий, отправляйся на Сикон. Доживи свой век на том континенте.

– Как же все-таки я стар… – Положив руку себе на лоб, говорил Малахок. – Пожалуй, я прислушаюсь к твоему совету. Отправлюсь сражу как отдам последние распоряжения. Спасибо, Райнар.

– Конечно, мой верный партнер, – вслух сказал бывший император.

«Глупец, тот континент останется в стороне от этой войны, но это не значит что Малек, Дэмитер, Сареф и, я думаю, те две бессмертные девушки после освобождения Астории не спровоцируют другую войну. Но тебе этого сейчас знать не нужно, не переживай, я предупрежу друзей о твоем прибытии и скажу им как тебя можно будет использовать. Твои ресурсы, знания и умения, очень даже пригодятся. Стар ты, конечно! Под этой мантией скрыто тело воина, очень сильного воина, и тебе еще предстоит сразиться. А что бы ты не дай бог не прикрылся делами правления, о культе хаоса на континенте, куда ты отправляешься, я позабочусь. Пора искоренять религию из этого мира» – уже мысленно с улыбкой на лице говорил себе Райнар.

– Выпьем, Малахок, и пускай нам сопутствует удача.

– За удачу, Император!

Глава 37

Город Акрон

После разговора с Акварией, Малек отправился посмотреть, как его друзья. Убедившись в их крепком сне, он сам решил ненадолго сомкнуть глаза. Поездка через пустыню, ночное сражение и утренний переизбыток информации вымотали его. Не многие люди смогли бы преодолеть такие изнуряющие события и быть в состоянии бодрости до нынешнего утра. Удивительная закалка, выносливость и упорство, граничащая с твердолобостью, вот тебе необходимые аспекты, приобретенные за военное время, которые помогли Малеку. Но, не беря в расчет все эти качества, даже он не может справиться с усталостью. Лишь упав на мягкую пастель, Малек забылся в глубоком сне.

Он проспал до следующего утра. Проснувшись, увидел Демитэра и Сарефа, которые сносили ближайшее тела ни в чем не повинных людей на место их сжигания. Это меньшее что они могли сделать и чем себя занять до пробуждения своего друга. Да и трупный запах уже начал пропитывать воздух, если ничего не сделать, то воздух будет полностью отравлен.

Облокотившись о перила балкона, Малек наблюдал эту жестокую картину. Привыкший к такому количеству мертвых, даже он не мог примериться с мыслью о гибели целого города, ужасно, когда люди, не замешанные в войне или же сражениях, не принимавшие участие в интригах или хоть нарушении закона, попадали под горячую руку правителей, генералов, или, как уже сейчас можно сказать, Богов. «Смерть на поле брани это естественно, ты пришел с мечом, значит ты можешь и умереть от меча. Но вот такая смерть, неблагородная, необязательная, в которой нет нужды или необходимости, смерть лишь из прихоти. Я не хочу привыкать к такому проявлению жестокости» – мыслил для себя бывший командующий.

– Утро, Малек, – окликнул друга Демитэр, – проснулся наконец, умой лицо и спускайся, помоги нам. Аквария нам пересказала что произошло, и так же ваш с ней разговор. Бессмертное проклятье, бессмертные как люди, кто бы мог подумать. Ну да, успеем еще об этом поговорить. Нужно тела с ближайших улиц снести и сжечь. Корабль до Сикона прибудет лишь завтра к вечеру. Так что еще день нам нужно здесь пробыть. А запах гнили, простят меня погибшие, не будет на пользу нашему здоровью и аппетиту.

– Хорошо, сейчас спущусь. И, кстати, где Аквария?

– Она у той девочки, Мондис. Она еще не приходила в себя, ее все так же лихорадит, – ответил Сареф.

Закончив короткий разговор, друзья продолжили свое неприятное занятие, а Малек направился быстро умыться, выпил бокал вина, закусив куском вяленого мяса. И так же отправился на улицы.

К полудню тела, которые ближе всего были расположены к постоялому двору, были собраны в одном месте, сформировав гору внушительных размеров. На ярком палящем солнце разложение тел происходило быстрей; рои мух, мерзкая вонь, от которой то и дело выворачивало желудок, распространялись по улицам города. Вонь было столь невыносимой, а мухи надоедливыми, что мужчинам приходилось даже в такую жару обматываться в одежды и закрывать повязкой нос и рот. Хоть такая защита не очень действенная, но это было лучше, чем ничего.

Все окна и двери были наглухо закрыты, что бы хоть одно место в городе оставалось пригодным для отдыха. В момент, когда Малек и Демитэр закидывали на гору очередную мертвую женщину, из-за открытых дверей вышла Аквария и, прикрывая рот рукавом, пригласила мужчинам зайти отобедать и отдохнуть.

Зайдя в помещение и плотно закрыв за собой двери, друзья в первую очередь решили смыть с себя пот и грязь, а также запах, который, казалось, пропитал их до кончиков волос. Закончив с банными делами, они выкинули грязную одежду и оделись в заранее приготовленную хозяйкой постоялого двора новую.

Войдя в зал, увидели уже накрытый стол множеством блюд, которые еще испускали горячий пар и баловали обоняние голодных мужчин.

– Неужели ты сама это все приготовила? – Спросил Сареф, усаживаясь за стол.

– Конечно, мне было не комфортно просто наблюдать за вашей работой, поэтому я решила помочь вам таким способом, ведь я хоть и бессмертная, но физическая сила у меня на уровне хрупкой женщины.

– Зато уровень мастерства в готовке у тебя явно выше человеческого, это невероятно вкусно, – похвалил хозяйку Демитэр, жадно проглатывая кусок жареного мяса.

– Благодарю за похвалу, – слегка поклонилась Аквария, – вы удивитесь, но переживала по поводу вкуса. Я очень давно лично не принимала участие в этом. Мне очень приятно и лестно слышать вашу похвалу.

– Я все же не могу перестать удивляться, – начал говорить Малек, – ты очень человечна. Не прими за грубость, но ты живёшь столько тысячелетий, а в тебе все еще не умерли такое качества как воспитанность, переживание, нервозность, страх, сострадание. Я помню выражения твоего лица в тот момент, когда Блегскол сказал о своем намерении убить всех. Ты можешь объяснить мне почему так? Что помогло тебе сохранить все эти качества за такой длинный промежуток времени? Ведь, признаюсь, даже я в свои тридцать пять лет, которые для тебя как мгновение, повидал столько смертей и горя, что невольно привык к этому, с каждым разом мое сердце все меньше трепещет и замирает при всех видах проявления жестокости. Я даже уже перестаю чувствовать страх перед сражением, – на мгновение Малек замолчал и пытался что-то вспомнить, – вот даже недавнее сражение с Блегсколом, я не могу вспомнить момент, когда во мне возник бы страх, лишь некое покалывание в висках и дрожи в руках. Но это скорей была неуверенность, чем страх.

Аквария, которая не с большим желанием утоляла аппетит, лишь изредка клала маленький кусочек чего-то в рот и, запивая такими же маленькими глотками вина, не спешила с ответом. Казалось, этот вопрос поставил ее в затруднительное положение. Она не могла объективно ответить или же подобрать слова, что могло объяснить ее «человечность». Мужчины не давили на нее и терпеливо ждали, попутно доедая остатки блюд со стола. Когда с трапезой было покончено и все принялись подливать себе терпкого напитка, неторопливо смакую его богатый вкус. Видимо, Аквария достала лучшее из ее запасов, ведь хранить его уже не было никакого смысла.

Возможно так совпало, или же женщина специально ждала момента, когда каждый насытиться едой, начала неспешно говорить.

– Мне трудно подобрать слова что бы ответить вам. В тебе говорит твоя наивность, Малек. Твоя, как ты сказал, привычка для меня звучит не более, чем шутка и невежество. В этом невежестве я могу упрекнуть и себя, в самом начале, когда я только получила это дар, проклятье, как вам будет больше угодно, я относилась ко всему так же, как и ты, и со временем даже еще более цинично. Но мне кажется, что чем больше времени проводишь на земле, тем больше ты меняешься, и не в сторону безразличия или апатии, а в сторону сочувствия и сопереживания. Меняется лишь масштаб. Когда твой век жизни имеет границы и он так скоротечен, для тебя становиться трагедией потеря одного человека: матери, отца, ребенка, друга. А для таких как я, трагедия это нечто большее. Смертный не может видеть, как сотворился город и как он пришел к краху, он не видит рассвет семьи во всех ее поколениях. А я могу, я могу помочь в этом всем. От самого начала до самого их конца. Вот так же и этот город, я послужила началом его основания, я помогала семьям, которые обосновались здесь. Я растила его, как родного ребенка, на протяжении не одного века. Он рос на моих глазах. Да, люди рождались и умирали, строились новые здания, росли деревья и сады, так же они рушились и пропадали. Но город стоял развивался и расширялся. Теперь представь, сколько лет мать проводит со своим ребенком: тридцать, сорок, пятьдесят лет? А в самом драматичном варианте год и меньше. И как она убивается из-за горя, такое отчаянье доводит до могилы. Срок в пятьдесят лет для меня мгновение, за которое не измениться коренным образом ничего. Но даже за этот период времени вы страдаете, радуетесь. Ваше счастье, которое длиться несколько лет, у вас отобрали – снова эмоции. А теперь возьми отведенный вам век счастья, отведенное время с детьми и любимыми, и приумножь в десятки и сотни раз. И в один миг это забирают. То, что ты растил и строил столетиями, исчезает, представь ту агонию и бессилие которые сковывает сердце. И вашему несчастью еще есть оправдание, так хотели бессмертные, такова судьба, закон мира. У нас нет этих оправданий, мы и есть закон, мы и есть бессмертные, которые управляют этим миром. Ни или так вам кажется. А мы, со всей своей силой и властью, контролем законов и правлением мира, не можем изменить абсолютно ничего. Ты можешь вообразить это бессилие, когда ты даже не можешь найти оправдание той или иной трагедии…

Голос Акварии уже не был ровным. Она то кричала, то шептала. Слезы подступали к ее глазам, кубок в руках дрожал. Чем больше слов она произносила, тем тяжелее ей было продолжать. Взяв короткую паузу, она пыталась взять себя в руки и закончить свой драматичный монолог. Ее рассуждения о человеческих чувствах отразились и на ее слушателях. Его слова проникали в самые глубины души, мысли были заполнены ее отчаяньем. И сейчас в сердце они понимали, что никакой это не дар, а самое ужасное проклятье. Сареф, как новоиспечённый бессмертный ветра, жадно вникал в каждое произнесенное слово, он со страхом смотрел в свое будущее.

– Чем дольше живешь, – наконец решилась на последние слова Аквария, – тем тяжелее… Тем, как ты выразился Малек, человечнее мы становимся. Простите, я пойду посмотрю как там Мондис, – уже не в силах сдерживать слезы, Аквария быстро удалилась, не желая показывать свою слабую ранимую сторону.

В зале повисло тягостное молчание, да и к чему сейчас нужны были слова, к чему пытаться оспорить ее речи, приводить доводы и аргументы. С уверенностью можно сказать, что она сама себе приводила в пример все, что могла, говорила все приободряющее слова. А со всем своим опытом, со всей мудростью, которую приобрела, ее слова имели еще больший вес и правоту.

Глава 38

Континент Сикон, недалеко от главного отделения ордена хаоса.

Мужчина с темными волосами неспешно шагал по лесным тропам. Лес занимал большую часть территории этого континента, всегда заснеженный, с огромными деревьями, которые как исполины тянули ветви к небу. Играющий на лучах солнца снег звонко хрустел под ногами путника. Морозный воздух обдувал покрасневшие щеки, борода была покрыта инеем от собственного дыхания и конденсата тепла тела и мороза. Широкий белый плащ полностью скрывал тело спутника от наступающего ветра, единственно голова была полностью открыта, свисающий капюшон не был использован по назначению. Весь в белом среди снегов, как призрак, ходящий промеж деревьев, он мог быть незамеченным никем, только длинный черный волос развивался на ветру, как будто говоря: «Вот он я, и пускай я буду замечен всеми».

Неизменные хозяева вековых лесов континента – лилейные волки, величественные создания с невероятно красивым белоснежным мехом. Больших размеров, до трех метров высотой и до четырех метров в длину. Невероятно выносливые и свирепые, с необычайной гордостью, разумом и, что еще более невероятно для диких животных, пониманием чести и достоинства. Они многие годы правили на этом континенте, не имея естественных врагов, даже в лице людей. Они занимали свое место правителей и до этого момента.

Нынешняя империя Гравиденс успела заполучить в свои руки лишь эти территории, которые были дикими и необузданными. За прошедшее время правления империя успела основать лишь несколько городов, которые могли соответствовать и конкурировать по численности населения, развитости и культуре с городами родного континента. Будучи расположенными ближе к побережью океана, их влияние не распространялось в глубь лесов, и лилейные правили там как единовластные цари.

Леса не были необитаемы людьми, если вам могло так показаться. Там располагались редкие маленькие деревни охотников, до которых не добрались длинные руки императора Райнара. Так же разбросанные по обширным территориям леса крепости и общины орденов хаоса, войны, луны, льда и грома.

Часть из них, а именно лед, луна и гром, были закрытыми общинами, не принимающих посетителей, они лишь жаждали уединения и спокойствия, для того чтобы служить своему покровителю. В то время, как последователи войны и хаоса напротив расширяли свои территории, искали больше власти и влияния. И такие необжитые земли были многообещающим вложением, особенно после распространения влияния империи.

Но до этого момента ни влияние империи, ни влияние самих орденов не могло пошатнуть власть этих гордых существ. И сейчас за путником следила пара лиловых глаз, внимательно рассматривая и выжидая. Выпуская пар из ноздрей, бесшумно прижавшись к земле, волк ждал момента напасть, или же он не был уверен в своем решении. Почему-то от этого человека исходила аура силы, с которой он мог не справиться. Но его гордость была сильнее страха, и он готовился нападать, еще лишь пара шагов от странника в его сторону.

Но тут, как почувствовав намеренья хищника, человек остановился, не сделал те пару роковых шагов. Вскинув голову и осмотревшись по сторонам, странник остановил свой взгляд на том месте, где сидел в засаде лилейный волк.

– Прошу тебя, хозяин леса, – начал говорить к зверю, как к человеку, странник, – я не хочу сражаться, я не посягаю на твои владения. Прости мою грубость, если я нарушил твой покой или границы твоей территории.

Волк, казалось, понял человека, может не сами слова, но тот тон и то смирение в голосе. Он ощутил их своим чутьем. Еще немного поразмыслив, он встал из-за своего укрытия и громким рычанием поприветствовал человека.

Взору странника предстал один из этих величественных созданий. Белоснежный, как чистейший снег на вершине гор, яркими лиловыми глазами, по которым было видно всю мудрость и непокорность зверя. Широкие массивные лапы с такими же белыми длинными когтями. Ряд белоснежных острых зубов скалился в сторону странника. Волк все еще был настороже, хоть он и вышел из засады, но не утратил желания сразиться.

– Прими мою благодарность, о гордый правитель этих земель. Не знаю, поймешь ли ты мои слова, но сегодня мне предстоит убить и так много людей, их необязательная жертва и так ляжет на мои плечи. Их, возможно, невинная кровь, окропит мой клинок и оросит мои руки. И все же, их невинность лишь передо мной, а вина может быть перед другими людьми, или, может, даже перед вашим благородным родом. Этим я смогу оправдать свои действия. Но ты другой, ты хищник, это твоя природа и натура, в тебе нет жажды убийства ради удовольствия, в тебе нет жадности или тщеславия. Твоей убийство я не смогу себе оправдать, оно ляжет камнем мне на сердце. Потому прошу, дай мне смиренному возможность спокойно пройти. – И, как в подтверждение своих миролюбивых намерений, странник склонил низко голову перед зверем, показывая свое желание о мире.

Разум все больше было видно в глазах волка, а также некое здравомыслие и рассуждение. Его оскал сошел с морды, дыхание стало спокойным и ровным. Он лишь пристально смотрел на стоявшее напротив существо, обдумывая его слова и поведение. Все то время, что волк был неподвижен и думал какое решение принять, человек так же не поднимал головы. Лишь ветер пел свою песню, гуляя между веток и кустов, только снежинки падали в своем хаотичном танце, укрывая и без того высокие сугробы.

Наконец волк решил и для себя, что не хочет сражаться, он завыл не так протяжно и без злобы, привлекая внимания странника. Тот, в свою очередь, поднял голову и посмотрел в лиловые глаза. Увидев глаза человека, волк полностью уверовал в мирное настроение его. И, использовав пример странника, так же склонил голову и прикрыл глаза, как будто говоря: «Я принимаю твою просьбу, человек. Можешь проходить с миром, ни я, ни мои родичи не тронут тебя в этих лесах».

«Сказав» эти слова, волк в последний раз посмотрел на человека и, развернувшись, побежал прочь с этого места.

– Благодарю, благородный.

Еще раз поклонившись, человек продолжил свой неспешный уверенный шаг.

– Еще пара дней пути и я буду на месте. Можно было, конечно, и ближе переместиться. Но слишком уж красив этот лес, так приятны эти холодные дуновения и так чарующа песнь ветра. Слишком много проблем возникло в последнее время, и такая приятная одинокая прогулка лишь поможет мне смириться и подготовиться. Нужно забыть то, кем я был, или, может, я и был тем, кем становлюсь. Мне нужен был лишь толчок. Ведь через несколько дней я стану монстром, я уже не смогу сказать, что это был лишь дурман моей проклятой крови. Я осознано совершу то, что намереваюсь. Как бы отреагировали Малек, Мефисто и другие, зная обо всем? Если бы я объяснил причину своих поступков, приняли бы они их? Поняли меня или же стали ненавидеть? Мне страшно… Я боюсь того, в кого превращаюсь. Те путешествия в другие миры, время в которых течет гораздо быстрей, чем здесь. Ведь они не знают, пока у них прошло чуть более полу года. Я странствовал уже как триста лет. Как же бредово это звучит. Даже для меня, который сам себе это говорит. Триста лет скитаний изменят кого угодно. Все те жестокие сражения, через которые я прошел, всех тех людей которых встретил. Да я даже полюбил, я завел семью и воспитал дочь, которая умерла смертной на моих руках. Седой и морщинистой, но столь прекрасной и любимой в моих глазах. Как же жесток удел бессмертия… Лишь тогда я на время пожалел о том, что достиг вот этой силы. Но позже лишь больше устремил свой взор к поставленной цели. Сейчас я знаю к чему иду, чего желаю. И даже после стольких лет, стольких знакомств, новых лиц, любви и ребенка, я никогда не забывал этого мира, я никогда не забывал своих друзей, товарищей, отца, мать, сестру… Я никогда не забывал ту клятву крови с Блегсколом! Я всегда буду возвращаться, здесь мой дом, мои планы и цели.

Как друзья поведут себя узнав все то, что я узнал: об этом мире, о сущности Блегскола, о истине его силы и слов, о значении бессмертных и их влиянии на этот мир, и моих приключениях и о утерянной семье? И стоит ли им знать всю истину? Я сам не знаю ответа, но благо сейчас он мне не нужен. Лучше просто идти вперед, а время еще есть.

Погруженный в свои мысли, иногда говорящий сам с собой, странник продолжил свой путь по извилистым заснеженным тропам. Уверено и спокойно, без остановок для сна, отдыха или еды. Неустанно, шаг за шагом, преодолевал километры пути.

И вот через два дня, когда солнце уже доходило до своего зенита, он наконец увидел цель своего похода. Меж деревьев уже были видны стены небольшой деревни, покрытые слоем льда и снега. Из-за скудности ресурсов, практически все постройки были выполнены преимущественно из добытого в лесу дерева, но также имелись каменные возведения: центральное здание, кузница и склад продовольствия. Небольшая территория, огражденная деревянной стеной, могла вместить в себя не более двух-трех тысяч людей.

Главные ворота были полностью открыты, что удивило странника. В таком суровом месте нападения диких животных, или тех же лилейных волков, были постоянным явлением. Стражники и жители должны быть всегда на стороже и держать ворота закрытыми, открывать их лишь по необходимым причинам. К тому же, для охотников, дровосеков и патрульных были спроектированы специальные ворота поменьше, которые в эксплуатации требовали меньших затрат времени и сил.

Накинув капюшон и присев возле дерева неподалеку от врат, путник из любопытства начал наблюдать. Он хотел знать причину такого неожиданного действия со стороны ордена хаоса. Ответ не заставил себя долго ждать.

Не больше, чем через час, когда он начал наблюдение, к воротам начал подъезжать отряд всадников и пеших воинов. Закутанные в звериные шкуры, через мех которых под лучами солнца играли металлические пластины доспехов. Шум, крики и ругательства разносились по округе.

– Тащите эту зверюгу, мать вашу. Крепче держи, сука!

Громче всех кричал, по-видимому, капитан этого отряда, верхом на лошади браня и подгоняя своих подчинённых.

– Тварь то здоровенная! Сам бы попробовал силком тащить его, ублюдок! Еще и живьём.

– Нам нужно его сердце еще бьющееся, иначе нельзя. Слышал мастера алхимика?

– Та знаю, сука. Но перестань ты уже так орать! – Ответил кто-то из подчинённых.

«Видимо дисциплина и субординация это не то, что имеет для них какое-то значение» – подвел итог для себя странник. И продолжил смотреть, что же за зверя они тащили с такими усилиями, но в сердце он уже подозревал и опасался того, кто это может быть.

– Какая досада, мои подозрения оправдались, – тихим голосом промолвил странник.

Лилейный волк, скованный цепями и веревками, со множеством кровоточащих ран от мечей, копий и стрел, не имел возможности даже завыть, так как пасть его плотно связана толстой веревкой. Передние и задние лапы связаны вместе, лежа на боку, не имея возможности встать, его тащили, как мешок с мусором. Лишь лиловые глаза горели яростью, всепоглощающей ненавистью и злобой. Единственное его желание было разорвать всех своих противников в клочья, впить свои клыки и когти в плоть обидчиков, воздать им сторицей ту боль и позор, который ему причинили.

Странник не сразу понял, тот ли это волк, которого он повстречал пару дней назад. Но когда тот, учуяв его запах, посмотрел прямо на него, все сомнения рассыпались, как песок на ветру. Его взгляд был столь многословен. Он не просил о милостыни, он не просил о помощи. Ему нужна была смерть. Достоянная смерть в бою. Его не страшила кончина от меча или когтей, его принижало положение узника. Скованный, опозоренный, это было худшее из всех возможных наказаний для такого благородного существа.

Странник понял его желание, но выполнять его он не хотел. Он пришел сюда не за этим. Но и бездействовать он тоже не намеревался. Той же неспешной, уверенной походкой он вышел из укрытия, скинул капюшон с головы и направился в сторону зверя.

Будучи долгое время незамеченным, он подошел на расстояние десяти шагов от пленника, и лишь тогда услышал слова, адресованные в его сторону.

– Твою мать! А ты еще что за хрен с горы? – Кричал командир на лошади.

Не обращая никакого внимания на слова и того, кто к нему обращается, странник все так же шел к волку. Не оборачиваясь, не смотря по сторонам, его взгляд был прикован к лиловым глазам.

– Стой, сука! Какого ты творишь, падла? – Еще громче крикнул командир, из-за силы вопля его вены на шее и лбу начали вздыматься, и он потянулся к рукояти своего меча.

Но и сейчас странник был непроницаем. Ни еще больший крик, ни попытка достать меч не возымели никакого успеха. Его внимание так и не переключилось ни на что кроме этих лиловых глаз.

– Я не буду убивать тебя. Зачем нужна твоя смерть? Неужели ты предпочтешь смерть мести? Если я освобожу тебя, ты убьешь их? Лично я пришел за их жизнями, и если моя цель приобретет еще и помощь тебе в мести, я буду только этому рад, – спросил странник закованного зверя.

Тот, недолго думая, показал взглядом, что он согласен с каждым его словом. Как только зверь согласился на предложение, странник начал свой кровавый пир. Первым пал командир, что так и не успел достать свой меч, который примерз к ножнам на морозе. За ним, так ничего не осознав, начали погибать и остальные. Рубящие и колющие удары вихрем пронеслись по всем, кто был рядом с волком. Всего пара мгновений, лишь как человек успеет моргнуть, отряд из тридцати человек погиб, кроме одного солдата, который стоял как статуя. Окутанный страхом, он не мог понять, что произошло.

Лишь когда его соратники один за другим начали падать замертво, у кого голова полетела в сторону от тела, у кого фонтан кровь хлынула из ран, ни стонов, ни криков, мгновенная смерть тридцати человек, мочевой пузырь солдата не выдержал, он обмочился, сам того не понимая. Даже глазом пошевелить он не решался, его пугала мысль, что он так же пошевелиться, и голова слетит с плеч. Ему оставалось лишь смотреть на то, как странник одну за одной режет веревки и разбивает звенья цепи.

Полностью освободив новоиспеченного друга, он отпрыгнул на пару шагов, давая тому встать в полный рост, отрястись от стрел и текущей крови с шерсти. Волчий вой раздался громом на многие километры вокруг, ставя в известность о скорой мести и свободе.

Совершив свои действия, волк не направил сразу свой гнев в сторону деревни. Он терпеливо ждал, когда его спаситель начнет действовать. Демонстрация недавних способностей странника показала, кто из них сильней, и для него теперь не стало зазорным подчинится силе такого могущественного существа.

Странник в свою очередь направил шаг в сторону окаменевшего солдата.

– Сколько людей в деревни? – спросил странник.

Тот молчал, не смея даже моргнуть. Не думая долго, странник ударил того по лицу ладонью, разбивая губы и выбивая пару зубов. Кровавый след от харканья кровью окропил собой белоснежный снег, на фоне которого кровь была еще более красной и насыщенной. Это действие возымело нужный эффект и вывело из оцепенения воина.

– Сколько людей в деревни? – Повторил он свой вопрос.

– Одна тысяча шестьсот восемнадцать, – быстро, как дисциплинированный солдат, отвечал воин.

– Дети, женщины в поселении есть?

– Это охотничье и военное поселение, господин, в нем только мужчины, воины и ремесленники. Наши семьи живут в ближайшем городе в двух неделях пути на лошади.

– Ты не представляешь как я рад это слышать. Прости, что задержал. Отправляйся к друзьям.

И снова, как ветер, пронесся во шее воина, и его голова упала с плеч. В этот раз странник не прятал свой смолянисто черный меч, широкий и длинный двуручный меч. Никаких украшений, гравировки или резьбы. Лишь лезвие и рукоять.

– Я не долго смогу поддерживать такой темп убийства, друг мой. Так что давай начнем и закончим как можно быстрей, – обратился странник к волку.

Тот в подтверждение слегка кивнул и оскалил свои острые белые зубы.

Теперь уже невероятный тандем, человека и зверя, воина и волка, обрушил свой гнев и ярость на стены и людей этого поселения. Весь день крики агонии, звон мечей, рычание зверя разносились по округе.

К вечеру, когда солнце уже наполовину скрылось за высокими деревьями, некогда белый снег приобрел бордовый окрас, белоснежный мех волка также стал красным от запекшей крови врагом. Он стоял на главной улице деревни, тяжело дышал, его лапы тряслись от напряжения, тяжелое дыхание вздымало грудную клетку то вверх, то вниз. Когти на лапах частично были изломаны, к его уже нанесенным ранам добавились свежие, более тяжелые и кровоточащие. Но он был доволен и горд, месть свершилась. Он совершил самый жестокий и опасный бой за всю его жизнь. И вышел победителем. Он победоносно протяжно завыл, доказывая свою победу, словно говорил всем живущим рядом, что он король и сильнейший в этих лесах.