Текст книги "Тимур и его «коммандос»"

Автор книги: Олег Верещагин

сообщить о нарушении

Текущая страница: 1 (всего у книги 12 страниц)

Верещагин Олег Николаевич
Тимур и его «коммандос»

В удачу поверьте —

И дело с концом!

Да здравствует ветер,

Который в лицо!

Мальчишкам из клуба «ПОГОНЯ» —

с благодарностью за их существование!

Автор.

Благодарю Пашку Зубкова,

ученика 8-го класса Кобяковской ООШ

Кирсановского района Тамбовской области,

который взял на себя тошнотворный и неподъёмный для меня труд

– перепечатать эту повесть на компьютере заново.

Кстати!

Все претензии за ошибки и оЧЕПЯтки, которые вам встретятся – к нему…

ЧАСТЬ 1.

МОСКВИЧИ В ПРОВИНЦИИ.

Будет новая беда —

Прямиком спеши сюда.

Чай и мы в лесу не звери,

Чай поможем – завсегда.

Л.Филатов.

"Про Федота-стрельца,

удалого молодца".

1.

ГДЕ-ТО НА СЕВЕРНОМ КАВКАЗЕ. НАЧАЛО 90-Х ГОДОВ ХХ ВЕКА.

Несколько домов в станице уже горели. В безветренную жаркую погоду дым отвесно поднимался вверх на большую высоту и только там нехотя расплывался широкими лепестками. Слышно было, как часто и безобидно потрескивают сухие, отрывистые очереди автоматов Калашникова – в разных концах станицы, перебивая друг друга: стреляющих было много. Донёсся истошный людской крик… Временами гулко бухали охотничьи ружья – кто-то пытался защищаться. Тогда автоматная стрельба становилась злей и гуще в каком-то одном месте, хлопали один или два нестрашных гранатных разрыва – и всё… Защищаться станичникам было почти нечем – согласно новому законодательству "независимой реcпублики" иметь огнестрельное оружие могли лишь "представители господствующей нации"

Впрочем их тоже убивали. Уже давно в станице бок о бок жили разные люди. И трудно было представить себе, что твой сосед может оказаться "оккупантом" и "врагом нации". Не один и не два человека попытались – кто словом, а кто силой! – остановить убийства русских. И поплатились. Те, кто пришёл в станицу ранним утром, были злы. И у них были автоматы.

Пришедшие называли себя "воинами Аллаха". Но мечеть, построенную недавно, они подожгли тоже, потому что старый мулла первым попытался их остановить, а когда его просто оттолкнули – проклял убийц и хватал их за руки, не давая стрелять в "неверных". Пришельцы застрелили старого священника на пороге дома бога, которому молился он – и они.

Мальчику было четырнадцать или пятнадцать лет. Он уцелел потому, что встал немного раньше остальных жителей станицы – проверить снасти перед рыбалкой. Отец говорил, что пора уезжать на север, семья уже собралась и, перебирая удочки, кукан, баночки с наживкой, сложенные заранее в сарае, мальчик лениво думал, что это глупая затея – с отъездом. Нет, он был уже не сопляком и видел, что творится. Но не верилось в то, что случилось этим утром.

Поэтому он всё-таки едва не погиб. Когда послышался звон разбитого стекла, автоматные очереди, а потом – два гранатных разрыва, и из-за дома во двор вошли несколько незнакомых людей с оружием, он просто застыл растерянно в дверях сарая и стоял минуту, не меньше. И только когда двое всё ещё не замечавших его – каким-то чудом! – убийц пошли к сараю, и он разглядел их лица, и ещё старую советскую, офицерскую форму одного, и капитанские звёздочки на его погонах, и понял, что сейчас умрёт – только тогда он бросился через весь сарай, спотыкаясь о барахло, к заднему окошку, пролез в него каким-то не представляемым образом и через огород побежал со всех ног к речке. А сзади коротко хлопнул взрыв – в сарай бросили гранату. Просто так входить в чёрное нутро поопасались и не пожалели небольшой округлой РГД5, похожей на фрукт киви, которые скоро появятся в магазинах на севере, куда так и не уехала семья мальчика…

Ни отец. Ни мама. Ни старшая сестра.

Теперь он лежал за камнями на холме реки. Мокрая одежда давно высохла, но он, не двигаясь, вжимался в камни и никак не мог поверить, что всё, происходящее – правда.

ГЛАВА 1.

Пистолет Данила купил на Воронежском железнодорожном вокзале.

Его звали именно Данила, и он с упрямой решимостью отстаивал своё имя, предотвращая попытки сократить его на модного "Дэна" самым доступным любому мальчишке способом – с помощью кулаков. Способ был доходчивым – к пятому классу Данилой его стали называть все. И вот сейчас он скучал возле чемоданов. Люська утащила маму покупать мороженое, и Светлана Александровна, беспомощно пожав плечами, сказала сыну:

2.

– Постой с вещами, мы сейчас…Принести тебе мороженое?

– Не надо, мам, спасибо, – отказался Данила. – Вы идите, я покараулю.

Светлана Александровна улыбнулась. Она выглядела усталой, как и всякий человек, фактически уже месяц занимающийся переездом с детьми, и Данила внезапно ощутил жалость. Его матери – уверенной, деловой, настоящей бизнесвумен – вовсе не шла эта усталая растерянность, с которой она оглянулась на сына, когда неугомонная Люська целеустремлённо утащила её куда-то вниз, где успела разведать ларьки с мороженым.

Данила поглубже сунул руки в карманы джинсов и с интересом оглянулся – высокий худощавый подросток с тёмно-рыжими лохмами над внимательным прищуром серых глаз, длинноногий и плечистый; даже просторная безрукавка не могла скрыть его спортивного телосложения. Данила увлекался футболом, плаванием и боксировал уже два года, хотя никогда не задумывался, зачем ему нужен спорт – просто он чувствовал себя неуютно, если не двигался и предпочитал лучше идти, чем стоять и бежать чем идти.

То, что он успел увидеть по пути на юг, ему понравилось. Дважды побывав с матерью и сестрой за границей, он плохо знал Россию за пределами Московской области. Воздух тут был свежее московского, насыщенного смогом и особенно жуткого в жаркую погоду люди говорили по-другому, смешно напирая на некоторые буквы, и казались проще и доступнее; было не так шумно – всё это привлекало вниманием и примирило Данилу с переездом. Пришлось ведь оставить школу, немногочисленных, но хороших друзей, спортивный клуб и привычную с детства Москву. С некоторой опаской Данила подумал о том как будет устраиваться на новом месте. Матери что – она едет работать, ей не понять проблем четырнадцатилетнего подростка (хотя Данила смутно подозревал, что причина переезда – и в нём и в Люське), которые возникают, когда являешься на совершенно новое место. Данила хорошо помнил, как несладко приходилось новичкам в его собственном классе – престижном и элитном.

Кроме того "юг" ассоциировался у Данилы как что – то связанное со словами "фронт", "Чечня", "экстремисты", "боевики". Слова были тревожными, и он помнил, что именно на этом вокзале, где они сейчас ждут поезда и грузовую платформу под BMW и прицеп, несколько лет назад прогремел взрыв. Взрывы гремели и в Москве – во время памятного теракта в метро искалечило хорошего знакомого Данилы, искалечило непоправимо всего лишь потому, что он случайно оказался там, в переходе. Но Данила не мог избавиться от ощущения, что именно сейчас въезжает в прифронтовую зону.

Правда, люди вокруг выглядели вполне обычными. Да и не шляться же тут, в самом деле, террористам? После успешных действий русских войск они и у себя-то прячутся, а уж за пределами Кавказа давно ничего не взрывали…Данила бездумным взглядом проводил высокого мужчину в полувоенном, широко прошагавшего на перрон по центру вокзала. Мужчина был похож на отца.

Мальчик вздохнул. Он скучал по отцу, хотя временами начинал его ненавидеть за развод, на котором именно отец настоял, когда Даниле было шесть лет, а Люська ещё не воспринималась, как разумное существо. Жили они тогда плохо, всё шло наперекосяк, и отец ушёл. Но одновременно Данила страшно гордился отцом. Как-то перебирая в библиотеке подшивки журналов для школьного реферата, он обнаружил большую статью с фотографией отца и фамилией, вынесенной в заголовок рваными красными буквами. Статья была о русских добровольцах на Балканах и командире отряда. Фамилия стояла чужая, но отца Данила узнал сразу, а журнал спёр самым наглым способом. Можно было заказать ксерокопию, только не оказалось нужных денег…

И всё-таки он не захотел встретиться с отцом, когда тот в прошлом году приехал на Мальту, где Серёгины отдыхали. Приехал, как сказала Светлана Александровна, чтобы

3.

встретиться с сыном.

Данила не вышел к нему.

Мальчишка подумал, что зря отказался от мороженого.

– Парень.

Данила обернулся. Звали явно его. Рядом стоял мужчина лет 30 – темноволосый, небритый, одетый в старый камуфляж, вытертые джинсы и раздрызганные кроссовки. Водкой от него не пахло, но и симпатий незнакомец не вызывал совершенно. Через плечо у мужчины висел армейский рюкзак.

– Да? – настороженно спросил Данила.

– Ты проездом? Москвич? – настойчиво спросил незнакомец. Мальчишка покосился на двоих сержантов, стоявших совсем недалеко, возле газетного киоска, и ответил:

– Вам это зачем, извините?

Он давно усвоил, что с незнакомцами лучше не разговаривать, а уж если заговорил – держаться вежливо, но неопределённого тона. Поболтать можно, а что-то рассказывать – зачем?

– Да ты не бойся, я не бандит и не маньяк, – мужчина подвигал челюстью и улыбнулся: – хотя конечно, это ведь каждый может сказать-то.

– Именно, – подтвердил Данила, улыбнувшись в ответ.

– Я сразу допёр, что ты из центра, – добавил незнакомец и вдруг спросил, понизив голос, но прямо: – Слушай тебе оружие нужно?

– Оружие? – вырвалось у мальчишки. – Какое оружие? – он снова огляделся. Сержанты никуда не ушли – стояли, лениво посматривая по сторонам, держа руки на коротких автоматах. – какое оружие? – Повторил Данила.

– Хороший пистолет, – торопливо сказал мужчина. – Слово, очень хороший! Тэтэ, настоящий польский, не китайский. Восьми зарядка. Патроны _ не дефицит, их завались…Ещё сменная обойма и полста патрон к ней. Я б не продал, но… – он со страдальческим видом махнул рукой: – Короче бабки нужны. Завис, как люстра под потолком.

Данила никогда в жизни не делал ничего противозаконнее кражи того журнала и подбрасывание петард в почтовые ящики особо вредным соседям. Но ПИСТОЛЕТ?! Как и все мальчишки, Данила обмирал при одном виде оружия. А уж иметь его – СВОЁ СОБСТВЕННОЕ?! Это была даже не мечта, а сон. Тщательно культивируемая жизнью в большом городе осторожность ещё что-то шептала…но одновременно с этим еле слышным шепотом он услышал свой собственный голос:

– Покажите.

Мужчина кивнул и, присев на лавку, поставил рядом рюкзак. Распустил горловину лениво и неспешно, словно решил просто покопаться в своих вещах. Данила присел рядом.

Прямо сверху на каком-то барахле лежал пистолет. Почему-то при виде его Данила тут же пришло в голову определение "боевой"– ничто другое к увиденной вещи не приходило. Это был определённо ТТ-"Тула-Токарев", прославленный пистолет времён Великой Отечественной и – увы – любимое оружие сегодняшних "братков". Его сразу же хотелось взять в руки – большой, длинный, с насечёнными щёчками рукояти из зернистой пластмассы, вытертом на округлом курке, спуске и мушке воронением.

– Не палёный? – бывалым тоном спросил Данила. Продавец хмыкнул:

– Ну…Ты что, на малине его покупаешь? Убивать из него убивали. Но там, где это было, палёного оружия не бывает. Там война. Берёшь?

В кармане джинсов Данилы лежали почти три тысячи рублей – часть из тех денег, которые он заработал, разнося рекламу. Эту работу ему устроила мама, хотя она и карманными деньгами снабжала Данилу довольно щедро – желание сына подработать ей

4.

понравилось. Для Москвы деньги это были небольшие, но здесь?..

– Сколько? – спросил он небрежно. О ценах на такое оружие ему ничего не было известно, но он знал, что "макаров" стоит в коммерческом исполнении двести долларов – почти вдвое больше, чем у него было.

– Две триста, – назвал мужчина странную, некруглую цифру – и Данила подумал, что он, кажется, честный: запрашивает, точно подсчитав, сколько ему нужно, а не от балды, чтобы бабки срубить с пацана. – За весь комплект – с патронами и обоймой, и продавец помялся и извиняющимся тоном добавил: – Дешевле не могу. Я потому к тебе и подошёл – у нас просто так никто не купит, а с теми, кто может, связываться неохота. Вижу – парень из Москвы, ну, думаю, рискну… Есть сколько?

На ощупь, ориентируясь по знакам для слепых на купюрах, Данила отсчитал четыре пятисотенных и три сотни, потянул из кармана.

– Есть?! – мужчина, следивший за его манипуляциями, откровенно просиял: – Куда тебе скинуть-то?

– Данила поднял с чемоданов и расстегнул свою спортивную сумку – легкую, из синтетики, с эмблемой компании " BRITISH AIRWAYS".

ГЛАВА 2

Поезд Воронеж-Ростов-на-Дону проходил через Горенск-Колодезный – город у границы с Украиной, куда и ехали Серёгины. Данила не отходил от окна в коридоре – тут было удобнее смотреть, чем в купе, где мешали столик и активно лезущая под локоть Люська.

Он и представить себе не мог, что существуют на свете такие просторы! До Воронежа за окнами поезда тянулись леса, из них внезапно выскакивали города, деревни, сёла, дороги, развертывались вдоль поезда ленты речек, открывались голубые глаза озёр. Потом шли участки, степи, рассечённые заградительными полосами, лесов стало меньше, а иногда подолгу тянулись зеленеющие поля. Поезд проскакивал небольшие станции, на которых останавливались лишь электрички и пригородные дизели – и Данила наблюдал за кусочками жизни совершенно ему незнакомых людей, подсмотренными из окна купейного вагона. Это было интересно и странно: вот ты видел мальчишек на велосипедах, вот мужчина курит на крыльце – а в следующую секунду всё увиденное осталось где-то далеко позади. Даниле нравилось немного подумать, пофантазировать, чем занимаются увиденные мельком люди сейчас, когда между ними и поездом – уже несколько километров. У каждого из них своя жизнь – и может быть, они тоже думают об увиденном в окне прогрохотавшего "скорого" парнишке… Данила несколько раз прошептал про себя, запомнившиеся строчки из любимого кинофильма "Брат-2": "Я не знал, что у меня есть огромная семья…" Потом прошла мимо проводница, покосилась недоуменно, и он, смутившись, больше ничего не шептал, а просто смотрел. Ему, привыкшему либо к Москве, либо к ленивой многолюдности дачного посёлка, либо к дальним курортам, эта бесконечная завораживающая ширь за окном казалась сказкой. Вон, над небольшой речушкой – белая крепость, как из буклетов "Золотого Кольца России". Здорово. И почему-то впечатляет больше, чем Кремль. Мальчишки загорают у подножия стен, над обрывом – с уроков, наверное, умотали. Тут уже можно загорать…

Дверь купе была открыта, и Данила видел, когда заворачивался, широкие листы "Воронежского курьера" с заголовками передовицы "Задолженности по зарплате будут выплачены!" – и ниже мелким шрифтом: "Встреча мера с представителями профсоюзов".

Прямой жирный шрифт "миньон", кегль пятнадцать пунктов, отметил Данила профессионально. Трудно не научиться разбираться в журналистском деле, когда мама – журналист.

5.

Отвернувшись к окну, он улыбнулся – там у подножия холмов мелко зеленели какие-то фруктовые рощицы. Мама где могла покупала местные газеты – это профессиональное, она даже неинтересные статьи читала очень внимательно, изучая, как они написаны, напечатаны проиллюстрированы. Железный мама человек.

– Красиво, правда?

Светлана Александровна вышла в коридор, доставая сигарету и становясь рядом с сыном, глядя в окно.

– Это абрикосы, – кивнула она на рощицы. – Те самые, которые в магазине за деньги.

– Ты бросила, – напомнил Данила суровым голосом, говорившим, что разговорами о бесплатных абрикосах его не отвлечёшь. – По утрам опять будешь кашлять.

– Не ворчи, – озорно сказала женщина, взлохматив сыну волосы. – Я могу позволить себе расслабиться?

– Ложись на диван, подними ноги повыше и упрись ими в стенку, – посоветовал Данила, косясь на сигарету. Мать волновалась, вот что это означало. – Люська дрыхнет?

– Уснула, – Светлана Александровна сунула сигарету в угол красивого рта, потом решительно смяла её и бросила за окно. – Ну вот, не дал покурить.

– Я мог получить наследственную астму, – поучительно сказал Данила. – Ты куришь в нашем присутствии и подаёшь нам плохой пример. Вдруг мне захочется попробовать?

– Держи, – Светлана Александровна достала пачку "Парламента". – Понравится – скажешь.

– Ладно, – засмеялся Данила – Мам, да ты не волнуйся, мы там нормально устроимся. Все. Ты же сама говорила – это твоя малая родина.

– Даниил, – задумчиво и серьёзно ответила Светлана Александровна, – ты по своей сопливости и не представляешь себе, что такое – руководить газетой.

– Газетой! – фыркнул Данила, небрежно вывешивая руку за окно. – Городская многотиражка, весь штат наверняка меньше техобслуги в твоём отделе. И название дурацкое "Красный Маяк!" Ещё бы назвали "Красный фонарь"!.. Ма, почему ты не захотела купить пистолет? Или даже дробовик, тебе разрешили бы…

– Ты же знаешь, я боюсь оружия и не умею с ним обращаться, – Светлана Александровна сощурилась подозрительно: – А зачем тебе оружие?

– Нам, – уточнил Данила. – Юг. Террористы. Будённовск. Одноногий Джон Басаев.

– Любая газета – посильнее бомбы, напомнила мама. – Даже в райцентре. Особенно в райцентре, потому что там меньше конкуренции и борьбы за умы людей… А насчёт названия – правда старомодное, но менять его опасно.

– Почему? – удивился Данила.

– Люди, особенно в провинции, вообще консервативны, – поучительно ответила Светлана Александровна. – Новое название может отпугнуть подписчиков, а от этой газеты и её рейтинга, не забывай, зависит наш уровень жизни. Но эти проблемы я как-нибудь решу, а вот ты…

– Я свои проблемы тоже решу сам, – с уверенностью (которую он не ощущал) пообещал мальчик.

– Кулаками? – грустно осведомилась у единственного сына мама.

– Почему нет? – Данила продемонстрировал крепкие кулаки.

– Ох, не этому я тебя учила, – вздохнула Светлана Александровна. – Наверное, нужно было как-то тебя по-другому воспитывать.

– Да я же просто тебя успокаиваю, ма! – возмутился Данила. – Тебя послушать я просто ищу, где подраться! А я, между прочем никогда первый не начинаю.

– И на дискотеке, когда тебя забрали?

6.

– А фиг ли эти рэперы свой дубовый музон крутят?! Мы им сперва сказали – мирно сказали! – чтоб валили. Там знаешь. Какие слова есть, в этих песенках? "Убей свою мать за то, что она родила тебя!" Ясно? А они в ответ: "Чисто брат, крутим, что хотим!" Какой я им "брат"? Данила сморщил нос.

– Ты хоть помнишь, каким образом я тебя вытащила из КПЗ? – печально осведомилась Светлана Александровна.

– Ну и что? ты бы видела как разбегались они! – гордо ответил Данила.

– Ну а за чем ты кричал: "Валите отсюда, понаехали разные!…" Данила, у них же на родине у кого война, у кого что. Что за расизм домашнего разлива?

– Ма, я этого не понимаю, – честно признался Данила. – У них война. А мы-то, тут причём? Я, Вован, Санёк, Рафик – он кстати, татарин, Рауф – азербайджанец, но я же с ними дружу, а они со мной, нормальные ребята! А эти? Мы, что ли, к ним пришли и войну организовали эту? Они, что от нас в Россию сбежали. Сами у себя всё разорят, разворуют передерутся и бегут по белу свету, да ещё и разную гадость с собой привозят. Ты знаешь, про что я. И при чём тут расизм какой-то?

– Не хочу с тобой спорить, – задумчиво сказала Светлана Александровна.

– Потому, что ты сама так считаешь, – лукаво улыбнулся Данила.

– М-м… Да, может быть.

– Считаешь, и не "может быть", а "точно".

– Данила, – предостерегающе сказала Светлана Александровна, – насчет оружия. Ты этот разговор уже не первый раз заводишь, и я беспокоюсь. Чем дальше на юг, тем больше шансов его найти. И если я…

– Клянусь не бриться, не пить, не курить и не трогать руками найденные пушки и танки до особого разрешения товарища Серёгиной, моей мамы, единственной и неповторимой.

Светлана Александровна взлохматила волосы снова. Кажется, она раздумала курить.

– Подстричься бы тебе надо.

– Не пугай меня, ма, – укоризненно сказал Данила.

…Что у него есть дедушка – мамин папа – Данила знал вcегда, хотя никогда дедушку не видел. Бессменный редактор газеты Горенска-Колодезного "Красный Маяк", он прервал всякие отношения с дочерью Светланой, когда она, в середине 80-х окончив журфак Воронежского Государственного Университета, подалась в Москву вместо того, чтобы вернуться на родину – уехала с каким-то парнем, которого даже не представила отцу. Отношений с дочерью убеждённый коммунист-редактор, считавший, что от трудностей бегать в столицы – худший вид трусости, никаких не поддерживал, даже не известил её о смерти матери.

В начале 90-х семья Серёгиных вместе со всей страной, газетой, где работала Светлана Александровна и спортшколой, где трудился её муж, отец Данилы и Люськи, вступила в период кризиса и, не выдержав его развалилась в 93-м. Светлана Александровна с двумя детьми билась, как рыба об лёд, стараясь удержаться на плаву, не пойти на дно, что временами ей явно грозило. От природы решительная (она и в Москву поехала не потому, что испугалась трудностей!), Серёгина ушла из помирающего издания и начала бороться за существование самостоятельно. помогли упорство женщины и чудо – её пригласили на работу в одну из крупных московских газет, тогда как раз становившихся могучей силой, которой побаивалась и мафия, и правительство. Кому – то из руководителей издания вспоминались талантливые статьи "С.А.Серёгиной", читанные когда-то, и он озаботился найти журналистку.

На новом месте Светлана Александровна развернулась с лихой настоящей русской бизнесвумэн. К середине 90 – х прошлые годы вспоминались как далёкий кошмар, а ещё через

7.

пару лет Серёгины жили в двухэтажной квартире престижного района, по городу передвигались на новеньком BMW, Данила (а позже – и Люська) пошёл из старой школы в "элитную", летом семья ехала отдыхать на хорошие заграничные курорты или жила на большой даче в Подмосковье. Светлана Александровна заняла пост начальника отдела и очень гордилась тем, что всего добилась без махинаций и жульничества, только своим талантом и упорством. Может быть, ещё и поэтому Данила выглядел среди многих своих одноклассников "белой вороной", искренне считавшей, что бросать куски гамбургеров в школьном туалете нехорошо – он помнил время, когда на самом деле знал, что такое БЫТЬ ГОЛОДНЫМ.

Но вместе с достатком (по меркам Москвы; в других местах это назвали бы

"богатством") к Светлане Александровне пришло непроходящее беспокойство. Не за себя за детей. За внешним благополучием Москвы и москвичей, как грязные подсобки за сверкающей витриной универмага, скрывалось множество отвратительных вещей, даже неизвестных жителям "глубинки" – и хорошо знакомых Светлане Александровне; особенно – как журналисту. В городе встречалось множество людей со странноватыми наклонностями. Данила помалкивал, но женщина хорошо знала, что в его классе почти половина учеников пробовала или регулярно употребляет наркотики. Курили и выпивали там почти все, в том числе – девчонки. Ей даже страшно было представить себе, что и её мальчик может однажды попробовать эту гадость. Она – то хорошо знала, что все россказни о якобы "вылечившихся" наркоманах – обычная реклама клиник и лекарств. Подрастала Люся – а с девочками в сто раз больше проблем, чем с мальчиками…

Себе Светлана Александровна могла признаться в том, что сейчас она с большим удовольствием покинула бы город, в который так стремилась, из-за которого порвала с отцом, в котором добилась успеха. Просто уехала бы вместе с семьёй именно в глубинку, и скучая по ней, представляла себе несколько идиллически. Уехать было можно. Денег скопились достаточно, и они не лежали мертвым грузом, а были аккуратно распределены по банковским долларовым вкладам и ценным бумагам надежных компаний, приносившим немалые дивиденды. Квартира стоила столько, что где-нибудь в Карелии или белгородской области на её стоимость можно было купить двухэтажный особняк, пару машин не из худших, дачу и участок земли.

Проблема была в том, что Данила совершенно правильно определял мать, как "трудоголичку". Светлана Александровна физически не могла не заниматься журналистикой – своим любимым делом. А найти в провинции место журналиста было ой как непросто – да и неприятно, несколько лет поруководив двумя сотнями людей, подчиняться кому-нибудь в числе двадцати-тридцати сотрудников заштатной газетёнки.

Неизвестно, какой выход нашла бы Светлана Александровна из сложившегося положения. Нашла бы наверняка – это точно, но когда? Однако в апреле 2001 года, в самом начале месяца, умер отец. Дед Данилы и Люськи.

Светлана Александровна съездила на похороны. Вернулась задумчивая и печальная, ничего толком не рассказала. Как понял Данила, дед умирал очень тяжело, умирал от рака, но до последнего момента не желал видеть дочь. Вплоть до того дня, когда болезнь свалила его в постель, он продолжал руководить своей газетой. Теперь уже именно СВОЕЙ – в середине 90-х, когда "Красный Маяк" без дотаций стал тонуть, теряя подписчиков, сокращая штаты, упрямый (вот в кого пошла Светлана Александровна – да и сам Данила, наверное, и Люська!) старик за гроши выкупил у администрации. И стал не только главным редактором – теперь уже независимым! – но и владельцем. Опираясь на оставшихся самых верных сотрудников и приняв на работу кое-кого из молодых (о своей дочери он и не вспомнил!) старый журналист сумел поставить дело так, что газета не только выправилась, но и начала приносить прибыль, и вновь поднял тираж и застращал тех, кто по мнению редактора, "мешал нормально жить

8.

людям". Если не в областных масштабах, то в районных – точно. Отцу Светланы Александровны даже предлагали баллотироваться в мэры Горенска-Колодезного, но он отказался, заявив, что каждый должен делать ту работу, в которой разбирается.

Потом старик умер. Умер от болезни, которая настигает чаще всего именно тех, кто не умеет жить, волнуясь лишь за себя. Наверное, он всё-таки понимал, что умирает, задолго до того как слёг. Иначе просто не успел бы просто составить завещание, согласно которому всё имущество – движимое и недвижимое – завещал дочери, от которой шестнадцать лет открещивался с прямо-таки средневековым фанатизмом. Светлана Александровна ничего никому не сказала, но вместе с завещанием ей передали аккуратно собранные вывески ВСЕХ её напечатанных в Москве статей. Отец собирал их все эти годы.

И тогда Светлана Александровна решила: ЕДЕМ.

Скандал на работе был страшный, настоящая битва, в которой она выстояла одна против всех, кто искренне или из корыстных побуждений не хоте отпускать её с работы. В конце концов расчёт ей дали, хотя с тех пор иначе как "безумная Светка" не упоминали. Позади осталась беготня, хлопоты с продажами и покупками, с досрочными экзаменами для Данилы и досрочными мелкими и крупными делами, встающими на пути любой другой мигрирующей семьи.

Серёгины ехали на малую родину – в Горенск-Колодезный, Воронежская область.

ГЛАВА 3

Ольховая имела только одну сторону. Второй её стороной была аллея, давшая улице своё название. Аллея, в свою очередь, росла по берегу спокойной речки с желтоватой водой; над речкой серел простой железный мостик.

Почти половины самой улицы не было тоже. На её месте громоздились серо-пыльные развалины. В одном из дворов Данила заметил беседку, увитую хмелём – беседка сохранилась, а самого дома не было.

– Это террористы взорвали? – спросила с заднего сиденья машины до сих пор настороженно молчавшая Люська.

– Нет, конечно, – успокаивающе ответила Светлана Александровна. – Тут будут строить дома для семей офицеров, которых выводят откуда-то с юга, вот и снесли старые здания. Надеюсь, наш дом пощадили.

Но развалины всё равно производили гнетущее впечатление. Скрашивало лишь общую неприглядность то, что во многих местах среди них возились люди, урчала и взрёвывала техника, и уже поднимались кое-где фундаменты новых зданий. Строили тоже военные, машины помечали знаки строительных войск, тех самых стройбатов, которые все так клянут и которыми пугаю призывников.

– Тут есть гарнизон? – поинтересовался Данила. Светлана Александровна кивнула:

– Пограничники – рядом украинская граница.

Мимо проплыли одни развалины – обтянутые жёлтой лентой с чёрной записью МИНЫ. Несколько человек в скафандроподобных рылись среди руин с миноискателями и щупами, протыкая их острыми штырями щебень и землю. На обочине лежали… мины. Кучками, словно стройматериал. На одной из кучек сидел офицер с блокнотом. На другой – тоже, только вместо блокнота у него был бутерброд с колбасой. Двое солдат с автоматами за плечами, ленивые и раскисшие от жары, гоняли от ограждения стайку мальчишек несознательного возраста, тщетно пытавшуюся скрыть свой эгоистичный интерес к сложенным на обочине предметам.

– Господи, – вздохнула Светлана Александровна, – ну и соседство!..

…Война прошла через Горенск-Колодезный дважды. В июле 1942 года войска 4-й

9.

танковой армии вермахта, преследуя отступавшие на Сталинград части нашего Юго-Западного фронта, оккупировали город. Но захватчики пробыли в нём недолго. Уже в декабре того же года 1я Гвардейская армия генерала Кузнецова с ходу освободила Горенск – Колодезный, выбив из него итальянцев, которым генерал Паулюс доверил прикрывать флаги своей армии при наступлении на Сталинград. Союзнички немцев воевать не умели и не хотели – они просто драпали от гвардейцев, оставив город почти неразрушенным.

Но за короткий период войны в Горенске-Колодезном осталось немало подарков, подобных тем, что лежали на обочине дороги. К счастью, большинство из них были заскладированы и не представляли такой опасности, как безо всякого порядка разбросанные боеприпасы или установленные по давно уничтоженным планам минные поля. Но всё равно – приятного мало. Хотя местные жители научились к смертоносным сюрпризам философски – почти как жители далёкого молдавского села в старинном смешном и непонятном фильме "Трембита", где на мины ставили корыта и вешали их для баланса на колодезные подъемники – "журавли".

Однако, для приезжих это было немалым испытанием. Обнаружить в саду дома, куда приехал отдыхать на лето, полутонную авиабомбу, которую хозяева используют как стояк для навеса – согласитесь, это немного нервирует.

…Ольховая оказалась длинной, и вскоре пошли вполне обычные дома, которые можно встретить и на окраинах Москвы. Возле них встречались такие же обычные люди. Почти каждый дом не выходил окнами прямо на улицу, а стоял в глубине солидного участка, прикрываясь весёлой майской зеленью кустов и деревьев. Из-за калиток наблюдали за проезжающей машиной философского вида здоровенные собаки, которых Люська провожала скучающим взглядом.

N207 был вполне обычным двухэтажным домом за железной, в петлях хмеля, оградой, окружавшей подзапущенный сад, через который вела узкая дорожка из серых плит ракушечника. Ставни дома закрыты, зелёная краска на них местами облупилась. "Он спит, – неожиданно подумал Данила, – и ждёт, наверное, кто придёт к нему…а может ему снится прежний хозяин?"