Текст книги "Новое место жительства (СИ)"

Автор книги: Олег Верещагин

сообщить о нарушении

Текущая страница: 9 (всего у книги 14 страниц)

10. Я С Н О П О Л Ь Е

   Последние три часа мы шли по незаметному глазом, но явному для тела, особенно ног, подъёму. Это куда хуже, чем, скажем, очень крутой, но короткий склон. Я промок насквозь, не только майка и камуфляж, но и стенка рюкзака промокла, ноги в кроссовках скользили, а воздуха не хватало, и я поймал себя на том, что часто болезненно зеваю. Да что там – я бы вообще сдох на этом подъёмище, если бы не моя походная закалка.

   Юрка тоже явно устал – время от времени он небрежно смахивал со лба пот ладонью. А точнее – размазывал его, потому что ладонь тоже была мокрой. В сторону летели брызги. Я бы начал на него злиться, скажи он хоть слово типа «ну ещё немного осталось!» или «ты как там?» Но он просто шёл впереди меня.

   Как‑то незаметно позади остался мокрый ельник в тенистой низине, потом – снова обступившие нас на короткое время дубы. Дорога тоже где‑то потерялась. Мы шли редким сосняком. Я таких сосен не видел ни разу в жизни. Они были не просто огромные. Кроны возносились на толстых – в два обхвата! – золотисто–алых, как червонное золото, стволах на высоту не меньше чем десятиэтажки. Подлеска почти не было, землю засыпал слой иголок (и он был скользкий, от чего желание любоваться окружающим слегка угасало). Сосны росли далеко друг от друга и напоминали колонны в храме. В храме, где звучала музыка. Тут, внизу, было тихо, но, наверное, наверху никогда не прекращался ветер, потому что я слышал ровный могучий гул крон и видел, как они раскачиваются.

   Если бы сейчас строили такие храмы – я бы непременно был верующим.

   А сколько в здешних лесах было жизни! Нет, сосняк как раз оказался почти безжизненным, только пару раз я видел на стволах любопытных белок, да три или четыре раза замечал гадюк, стремительно скользивших прочь от нашего пути. Но до этого – я не уставал поражаться обилию и разнообразию живых существ. Все они были непугаными. Это смешило и глупо умиляло. Я подозревал, что и волки, и рыси, и кабаны тут тоже непуганые – а тут уж чему умиляться… Но поди ж ты.

– Смотри, – вдруг сказал Юрка, прервав мои размышления. Он остановился, а я – как заведённый автомат – ещё пару секунд шагал, переставляя ноги, пока не понял, что Юрка стоит перед камнем – высокой бесформенной серой гранитной глыбой, у которой, тем не менее, была гладко срезана обращённая к нам грань. На этой грани белели ровно высеченные и аккуратно залитые пластиком строчки:

– Пришли, – сказал Юрка и подбросил на спине рюкзак. – Километр остался. Всё.

   Он посмотрел на меня и с улыбкой подмигнул. Я подмигнул тоже. Мы обошли камень с двух сторон и налегли на этот самый последний километр…

   …Сосны отступили, и последние полкилометра мы шагали по грудь в высокой траве. Здесь дул сильный и ровный тёплый ветер – в лицо, отчего идти было ещё труднее. Горячее небо выглядело серым, размытым. На Земле я бы решил, что сейчас будет гроза, но при здешнем солнце такое небо наоборот предвещало устойчивую жаркую погоду. Стрекотала по сторонам разная мелочь, перепрыгивала с травинки на травинку. А впереди – впереди всё ближе и ближе становилось это самое небо. Только небо. Больше – ничего.

   Я понял, что там обрыв.

   Я догнал Юрку и пошёл рядом. Видно было, что он волнуется, как волнуется человек, который показывает другому что‑то очень дорогое, возможно – даже созданное своими руками. И ждёт: одобрит? Нет? А то и просто посмеётся – обиднее всего… Он то и дело смотрел на меня и быстро отворачивался, словно обжигался. Пот катился по его лицу градом. Но лицо Юрки было решительным. . Совсем не смешно до смешного решительным. На нём просто читалось: «Мне наплевать, что ты скажешь. Это – моё, и если тебе не нравится – можешь убираться!»

   А я… я неожиданно вспомнил. В книге этого не было, но было в фильме, который мне, кстати, нравился меньше книги. И тем не менее, в книге – этого не было. Боромир лежит на спине и говорит склонившемуся над ним Арагорну: «Я бы пошёл за тобой, мой командир. Мой вождь. Мой король…» И умирает с этими словами.

   Мы вышли на обрыв. Навстречу нам летело с тёплым сильным ветром высокое серое небо. А внизу… и вокруг…

– Смотри, – сказал Юрка, поднимая руку. – Смотри, это Яснопольское княжество, Славка.

   Его глаза светились собственным светом, как светятся в темноте настоящие бриллианты. Но я заметил это лишь мельком, потому что передо мной лежала земля, красивее которой я не видел никогда в своей не очень длинной, но всё‑таки насыщенной впечатлениями жизни.

   Ей не было конца, этой земле. Только изо всех сил приглядевшись, можно было различить, что где‑то далеко–далеко на севере и западе синеют невероятно далёкие горы. На востоке – ближе, но всё равно далеко – начиналась нестерпимо отблёскивающая солнцем гладь, как будто там лежала полоса полированного металла.

– Это море? – тихо спросил я. Юрка ответил:

– Океан. Сверкающий океан; за ним мы ещё не бывали.

   Я больше ничего не стал спрашивать. Зачем? Узнаю потом. А пока я не мог оторвать взгляда от Яснополья. Поразительно – я видел перед собой целый мир, не исковерканный и не отравленный человеком… Я сейчас куда лучше понимал чувства и слова Юрки – да. Это был его мир. Только его. отданный ему и зависящий от него и таких, как он. Надежда. И ответственность…

   …Наверное, когда‑то эта гигантская долина, закрытая с двух сторон горами, а с другой – плато, на котором мы стояли – была полностью покрыта лесом. Да и сейчас тут мало что изменилось – куда ни смотри, везде в первую очередь взгляд натыкался на зелёную шкуру – то ровную, то слегка сморщенную скрывающимися под нею холмами. Тут и там я видел реки, а одна – самая большая – разрезала долину пополам и впадала в океан. Пятна лесных озёр казались глядящими в небо глазами.

   Но я видел поднимающиеся тут и там дымки. Я видел просеки и расчищенные места. Я видел в небе несколько планеров!!! Сперва‑то я – так настраивал общий фон – принял их за птиц, но это были планеры или какие‑то очень на них похожие летательные аппараты. В долине жили люди – и, наверное, немало. Просто их число скрадывалось огромностью открывшегося нам пространства. По–моему, долина была размером с какую‑нибудь Бельгию–Данию–Голландию, не меньше.

– Восемь тысяч человек, – сказал Юрка, хоть я его ни о чём не спрашивал, вообще молчал. – Никого старше шестнадцати. Пока. Зато есть почти сто, родившихся уже здесь.

– А как же ранняя беременность? – с трудом нашёл в себе силы сыронизировать я, отрываясь от развернувшейся передо мною картины. – Подростковая незрелость?

– Незрелость бывает в мозгах, – серьёзно ответил Юрка. – А у здешних этим и не пахнет. И никто не называет здесь детей «нежелательными последствиями» или «залётом».

– Если честно, мне кажется, что это сон, – признался я. – Только привыкну, что не сплю – и опять что–такое вижу, как во сне…

– Кстати. Скоро вечереть начнёт, – Юрка поднял голову. – А нам спускаться ещё не меньше часа. Пошли‑ка, вон там начинается тропа.

   Он резко, оглушительно свистнул, и я увидел, как, с цокотом осыпая каменные лавинки, куда‑то в сторону и вниз метнулось по крутому склону небольшое стадо серо–рыжих, похожих на коз животных.

* * *

   Когда мы спустились, то ощущение бескрайнего солнечного пространства исчезло, и я вздохнул разочарованно. Но разочарование оказалось недолгим. Уж очень красиво было вокруг сейчас.

   Тропинка, по которой мы спустились, продолжалась вдоль берега непонятно откуда появившегося тихого ручья. И зелень – понимаете, зелень, к которой я никак не мог привыкнуть, вездесущая, свежая, сочная, как на полотнах некоторых художников…

   Впрочем, теперь я не успел как следует осмотреться. Юрка остановился – встал столбом. На его лице появилось непонятное выражение: странная, почти непредставимая смесь радости, недовольства, осторожности, дружелюбия и насмешки. А через секунду я услышал слитный конский топот.

   Уж этот‑то звук я ни с чем не мог спутать!

   Прямо к нам приближалась кавалькада из дюжины всадников. Какие‑то десять–пятнадцать секунд – и они компактным отрядом появились из‑за деревьев и густых кустов подальше по течению ручья. Отряд скакал прямо к нам, не оставалось сомнений, что не только прямо – но и именно к нам.

   Честно говоря, первым делом я обратил внимание (по привычке лошадника, уже месяц не садившегося в седло) на их коней – разномастных, разных статями, прямо скажем – сбродных, но ухоженных, буквально вылизанных – шедших ровной рысью. Конская сбруя была богато украшена бляшками и вышивкой; под высокими сёдлами стелились длинные чёрные вальтрапы, стремена походили на американские ковбойские – большие «коробки», а не просто дужка с перекладинкой.

   И только разглядев коней и их убранство, я понял другое: всадники тоже очень интересны. Интересней коней, по правде сказать.

   Они скакали вроде бы без строя, но двое явно держались впереди. Один – самым первым, второй – чуть позади. Этот второй держал древко небольшого прямоугольного знамени, упёртое в носок ноги.

   Надо сказать, что знамя выглядело грозно, совсем не шуточно. Но и его я рассматривал недолго.

   Всадникам было примерно столько же лет, сколько нам с Юркой. Кто‑то старше, кто‑то младше, кто‑то как раз наш ровесник… Здесь были только мальчишки, хотя и длинноволосые. У некоторых волосы были распущены по плечам, но у большинства – заплетены в две косы за ушами. Около колена слева у каждого был прикреплён небольшой круглый щит со всё той же стилизованной волчьей головой на чёрном фоне. На луке седла – шлем, такой же, как у Юрки на фотографии. На каждом – кожаная броня с нашитыми или приклёпанными бляхами. Руки закрыты кожаными наручьями и перчатками, ноги от ступни до колена – поножами, тоже из кожи. У широкого пояса слева – длинные ножны, справа – ножны покороче. Сзади у седла – топор на длинной рукояти, арбалет и колчан со стрелами. У правого колена – копьё–рогатина. Позади на конском крупе – длинная скатка плаща поверх парной большой сумы.

   И знаете что? Это не выглядело ни съёмками фильма, ни выездом ролевиков. Ролевиков я навидался тучу, как снимают фильмы – тоже видел. Мог сравнить честно и беспристрастно.

   Так вот. Это просто куда‑то ехали люди. Привычно, как всегда.

   Странными были только лица, которые я разглядел, когда они подскакали поближе. Странными именно потому, что лица оказались совершенно обычными физиями, каких полно по вечерам в любой песочнице, разве что очень, до коричневинки, загорелыми. И именно поэтому я напрягся – как будто вошёл в чужой двор и нос к носу столкнулся с вылезшей из песочницы компанией.

   Но Юрка был совершенно спокоен. Он улыбался, а глаза были какими‑то тёплыми, растроганными, что ли?

   Шагах в десяти от нас передний всадник, бросив поводья знаменосцу, ловко – прямо на ходу, перекинув ногу перед собой через седло – соскочил наземь и я увидел, что он тоже улыбается. У него был широкий пухлогубый рот, зеленовато–серые, потемней моих, с прищуром глаза и старый уродливый шрам во весь лоб.

– Ты же только ушёл, – сказал он, сдёргивая высокую перчатку–крагу.

– Я ухожу и я возвращаюсь, – сказал Юрка нейтральным тоном. Они с подошедшим к нам всадником пожали друг другу предплечья… и я подумал немного нервно, что, кажется, отношения между ними – кто бы ни был этот всадник – не очень… но вслед за этим Юрка и этот парень обнялись. Крепко. – Владька, это Ян. Ян Баяндин, полевой князь Яснополья. Ты про него уже слышал. Ян, это Владька, мой двоюродный брат и, наверное, новый помощник.

   Так вот он какой, этот Ян, подумал я, пожимая протянутое мне предплечье. Это было непривычно, но в то же время в этом было что‑то более… ну, более благородное, что ли, чем в обычном рукопожатии. Прищуренные глаза Яна обежали меня всего.

– Ну что ж, – сказал он. – Мы рады гостям. Особенно рады тем, кто не просто живёт тут, а встаёт в наши ряды.

– Э, – вмешался Юрка, тут же развеивая ощущение чего‑то средневекового, возникшее у меня, – он не в твои ряды. Он в мои ряды.

   Ян звонко рассмеялся и, качая головой, махнул рукой – ему подвели коня. Он взлетел в седло, не коснувшись стремян, и крикнул:

– Ну, увидимся! – вскинул ладонь – и кавалькада исчезла за деревьями.

– Глаза сломаешь, – грубовато сказал мне Юрка через полминуты – я зачарованно пялился вслед всадникам, хотя их давно уже скрыла зелень, даже топот копыт стал не слышен. – Влюбился?

– Ты что плетёшь?! – возмутился я. Юрка покачал головой:

– Не понимай это слово так однобоко… Влюбился, конечно. В него нельзя не влюбиться. Но смотри. Опасная любовь…

– Не треплись, объясни, что к чему, раз уж меня назначил себе в помощники! – сердито рыкнул я.

– А что тут долго объяснять? Ян – полевой князь, – Юрка уже бодро шагал по тропинке. – Воин. Воевать тут пока что есть с кем, что впереди – вообще толком не известно. Собственно, он и был тут полным предводителем, когда мы в это влезли. В общем, у нас крепкая дружба и непрерывный конфликт. Между его Думой и нашим Орденом.

– Ещё подробней, – кивнул я. – Я пока ничего не понял. Почти.

   – Jeasas, Mary, Tom, Dick, Jeremy… – пробормотал Юрка по–английски с недовольной гримасой. – Ну Дума. Ну Орден. Названия такие. Красивые. Вместе осваиваем мир вокруг. Только сложилось так, что Ян выстраивает структуру управления, а мы – систему освоения. У тебя по обществознанию что?

– Иди ты в… Карнеги–холл, – посоветовал я кузену и продолжал задумчиво: – Значит, ему нужна власть и подвиги, а вам – знания и приключения. Так?

– Очень точно сформулировано, даже для тупых понятно, – без насмешки ответил Юрка. – Только вот умные люди как раз этого часто не понимают.

   Я как раз хотел спросить – какие формы принимает конфликт. У меня даже зародилось нехорошее ощущение, что арбалетную стрелу Юрка словил… Но в этот момент лес кончился. Мы вышли на опушку – в каком‑то полукилометре от жилищ.

* * *

   Честно говоря, я сильно разочаровался, увидев посёлок.

   Я сперва даже не понял, что это и есть – посёлок. Просто был примерно полутораметровый частокол на такой же высоту валу, а внутри – кольцо из зеленеющих продолговатых холмиков. В кольце – несколько приземистых построек, явно непригодных для жилья. Тут же вяловато крутились два десятка ветряков, типичных ветряных мельниц, как в старину. Неподалёку паслось сбродное стадо – свиньи, коровы, овцы, лошади. Небольшое в общем‑то. Зеленели аккуратно нарезанные прямоугольники огородов, большой ровный квадрат поля. Люди тут и там что‑то делали – немного людей, десятка полтора. Через посёлок вела дорожка – от одних открытых ворот до других, от одного мостика через не очень широкий ров, до другого.

– Землянки? – дошло до меня, что это за холмики, и я не смог удержать разочарования, оно прорвалось в голосе. Юрка покосился на меня:

– Землянки, – охотно ответил он с каким‑то лукавством. И тут же деловито поторопил меня: – Пошли–пошли. Я отдохнуть хочу.

   На воротах нас никто не остановил, хотя над частоколом сидел и весело поглядывал вниз парнишка с арбалетом. Я шёл со странноватым чувством. Когда‑то в старых номерах «Вокруг Света», скачанных из Интернета, я прочитал интересную повесть какого‑то английского писателя «Молодой мир» – о том, как пандемия немотивированных самоубийств уничтожила всех взрослых, остались только дети и подростки. Мне тогда, помнится, было странновато представлять себе такой мир. Вот и сейчас я подсознательно искал среди немногих попадавшихся нам навстречу людей хоть одного взрослого. Конечно, их не было. Но никто из тех, кого я видел, не выглядел растерянным, потерянным или неухоженным. Никто не выглядел – понимаете? – беспризорным. Все были деловиты и дружелюбны – кивки, поднятые руки, короткие приветствия и любопытные взгляды в мою сторону. Одеты поселенцы были в смесь «земного» и явно здешнего – выделанная кожа, грубоватая ткань.

– Ну, нам сюда, – Юрка свернул к одной из землянок и засмеялся: – Сюда–сюда и не мимо, давай иди, Владька! Видишь: нас принимают, уставших с дороги, в глубинах звериных нор…[31] 31
  Фраза из песни Ольги Ступиной «Проводник», посвящённой замечательному барду Олегу Медведеву.


[Закрыть]

   …Никогда не надо спешить с выводами, вот что я вам скажу. Вообще по жизни.

   Во–первых, это были не совсем землянки. Котлованы глубиной метра полтора сверху перекрывала поднятая ещё на столько же крыша, так что общая высота жилища была вполне «на уровне». Во–вторых, крыша эта держалась на мощной слеге, подпёртой тремя опорными столбами, врытыми в пол и украшенными замысловатой резьбой, отчего столбы становились похожи на выходящих из‑под земли лосей. (Пол и стены, кстати, состояли из обожжённой глины и были покрыты шкурами, почти сплошным слоем – в виде ковров и драпировок). Как я понял, дальше настилались жерди из лиственницы – плотным шалашом – на которые укладывались пластины бересты, а уж сверху всё это перекрывалось землёй и дёрном прямо с травой, после чего оставалось зеленеть. Между краем «котлована» и «крышей» шли непривычные – длинные и узкие – окна, вызвавшие у меня в первую очередь ассоциации с бойницами. У окон имелись сдвижные ставни, но и застеклены они тоже были.

   Во–вторых, внутри располагались вполне обычные комнаты – три, каждая – по 15–16 «квадратов» площадью. В центре стояла печь, как в деревнях. Точнее – не совсем; не русская знаменитая печища, в которой можно мыться и на которой можно спать всей семьёй, а – как это? – а, голландка. Но тут же я заметил в каждой комнате самодельные электронагреватели из гнутых трубок – и лампочки!!! Да–да, электрические лампочки!

   В третьих, в этих полуземлянках имелись водопровод с электронагревом, ванны и канализация, а так же вытяжные короба вентиляции, простые и вполне эффективные. На кухне отдельно от печки помещался камин для готовки – с вделанным водогрейным котлом, вертелами, подвесами, решёткой для посуды и даже духовкой.

   А в четвёртых – на красивых резных дверях не было внешних замков. Засовы изнутри – были. А замков снаружи – нет. Кто головой думает – поймёт, о чём я…

   …Не знаю, откуда они взяли лампочки и металлические трубки. Точнее, подозреваю, что упёрли с того же завода. Лампочку на коленке не сделаешь, как ни старайся, а фабричное производство у них вряд ли налажено… или как? Я уже ни в чём не был уверен… Но стулья, кровати, столы, посуда – были явно местного производства. И в плане (я мысленно представил его) «землянка» выглядела вполне адекватно. Дом, только наполовину под землёй. Я только теперь вспомнил, что и наши предки века до восьмого, и разные там германцы и доблестные викинги жили как раз в таких вот домах – я даже фильмы видел. Довольно просто, дёшево и сердито, как говорится.

   Но вслух я просто ошалело молчал. Мне хотелось покрутить головой, чтобы увидеть хотя бы одного взрослого, который всё это если не сделал, то по крайней мере придумал и научил. Но в доме (землянкой называть это язык не поворачивался), в который мы вошли, оказались только две мелкие – лет по пять – девчонки, спавшие на одной из кроватей в дальней спальне. При нашем появлении они и не подумали проснуться. Юрка, осторожно заглянувший туда, приложил палец к губам, поставил поклажу около дверей, стащил сапоги и поманил меня за собой обратно в соседнюю комнату (зал, как я определил для себя – и не ошибся, так её и называли), над входом в которую скалилась голова какого‑то существа – вроде бы медведя, но со здоровенными, в две ладони, клычищами.

– Разувайся, – прошептал он. Я тоже скинул рюкзак, стащил кроссовки и скривился. Юрка поторопил: – Пошли, пошли, сполоснёмся и всё прочее.

   Именно тогда я увидел душ. Мы прошли через небольшую кухню и оказались в самой обычной ванной комнате. Выложенной кафелем. Крутя вентиль (колонка щёлкнула и начала тихо потрескивать), я растерянно спросил Юрку, швырнувшего под ноги свои носки:

– А как это?

– Интернет. Резьба, клапан. Прокладка, – законспектировал он ответ и пожал плечами. – Подвинься.

   Я подвинулся, но посматривал ошалело. Юрка между тем, насвистывая, полоскался под душем, но как будто прислушивался к происходящему снаружи. Потом, наскоро вытерев голову, перебинтовал заново плечо (огрызнувшись в ответ на предложение помочь) бинтом, вынутым из настенного шкафчика, вышел (я наконец помылся, не хотелось толкаться) и вернулся, неся двое трусов («семейных», иначе не скажешь) и две… ну… накидки, туники, безрукавки, называйте, как хотите – сероватые с алой каймой–узором по подолу чуть ниже колен, большому квадратному вороту и рукавам (ниже локтей, но не намного).

– Походим так?

   Я ничего не имел против, тем более, что одежда оказалась удобной.

   Всё‑таки он явно кого‑то ждал. Даже нервничал, и я занервничал тоже, косясь на дверь то и дело. И через минуту после того, как мы, одевшись, перешли обратно в зал, я понял – кого именно.

   И этого я ожидал меньше всего.

   Мы как раз присели в обтянутые шкурами кресла (мягкие, пружинистые, явно с ремнями–подвеской), и я с интересом посмотрел на стоящие в креплениях вдоль стены копья – несколько штук, разных, от недлинного метательного до мощной рогатины со стопорной перекладиной[32] 32
  Рогатина – вовсе не «рогатое копьё». Это славянское оружие для охоты и войны – копьё с недлинным (в рост человека, чуть выше) крепким древком и наконечником–мечом: шириной до ладони и длиной до тридцати сантиметров. Рогатиной можно было не только колоть, но и рубить. Охотничью рогатину легко отличить от боевой: прямо под наконечником в стороны выступают металлические штыри (стопорная перекладина, чека), не позволяющие добраться до охотника «взятому на копьё» лосю, туру, медведю или кабану.


[Закрыть] – когда открылась дверь, на лестнице зашуршали быстрые шаги – и в зал почти вбежала девчонка. Я невольно поднялся, повинуясь какому‑то рефлексу, но на меня она поглядела лишь мельком. Остановившись в дверях, она улыбнулась и сказала:

– Юра…