Текст книги "Новое место жительства (СИ)"

Автор книги: Олег Верещагин

13. ОВРАЖЕК

   Мы ехали почти до вечера. Когда конь не развлечение и не спорт, а средство передвижения – это, надо сказать, довольно утомительно… если едешь один или если собеседник неинтересный. Или если неинтересно вокруг.

   Я был не один. Интересней собеседника, чем Юрка, было трудно себе и представить. А уж что было вокруг…

   Нет, собственно, а что такого было вокруг? Обычный лес…

   …на другой планете.

   Понимаете? Не думаю. Но всё‑таки попытайтесь представить.

   Диковатое и странное ощущение. Как будто попал в сказку или просто – сошёл с ума, но от этого не страшно. Впрочем, сумасшедшие, кажется, не знают, что они сумасшедшие… Временами на меня накатывало неверие, даже судороги плечи сводили – ну не может же этого быть! Может, я и правда чокнулся?!

   Я сказал это вслух, когда – около шестнадцати часов по–здешнему – мы остановились возле лесного ручейка, почти речушки. На противоположном берегу высилась изъеденная временем рогатая скала из алого с чёрным камня – в трещинах и расселинах тут и там росли кусты и деревца. Мы расседлали коней, умылись, перекусили, и Юрка завалился в траву, лениво потирая заживающую рану. Я уселся рядом и сказал:

– Не может быть.

– М? – спросил мой двоюродный и рассмеялся. Я тоже улыбнулся – смущённо.

   Мы лениво подремали в траве, а когда постепенно всё гуще алеющее солнце спустилось между скал совсем низко, Юрка встрепенулся:

– Ехать надо, Славка. Давай, давай…

   Мы рысью выбрались на просеку. Я вскинул голову почти испуганно – прямо над нами прошёл яркий планер, различалась даже голова полулежащего на животе парня, он повернулся, блеснув большими круглыми очками, поднял руку; Юрка на скаку сделал то же. Я помахал уже вслед удаляющемуся аппарату и поинтересовался:

– Это что, патрульный?

– Да нет, просто кто‑то летает, патрульные нашими гербами помечены всегда… – Юрка придержал коня. – Ага, приехали почти.

   Мы выбрались к оврагу, края которого были заботливо обсажены сливовыми деревцами – ещё молодыми. На дне оврага бежала речушка; метрах в сорока от того места, где мы выехали, был перекинут лёгкий, но широкий деревянный мост с высокими перилами, а на другой стороне – повыше – виднелись дымки. Я прислушался – гавкала собака – задумчиво так, философски. Юрка замурлыкал, шпоря коня – но в мурлыканье была жестковатость какая‑то:

 
– В связи с открытием Америки
   Морей прибавилось и нам…
   Из века в век скользим вдоль берега,
   Не приставая к берегам…
   Из века в век скользим по лезвию -
   То над клинком, то над пером… —
   Они ломаются. Железные…
   А мы – живём, живём, живём…[39] 39
  Стихи Алькор.


[Закрыть]
 

   А я, следуя за ним, вдруг представил, как лет через триста на нашу Землю (что там будет к тому времени, я не знал, но как‑то не верилось в прогресс человечества) опустится космический корабль…

   …Овражек оказался маленьким селением – три дома, обнесённые солидным частоколом, ворота в котором, впрочем, были распахнуты настежь. На воротных столбах торчали большущие черепа – мне лично незнакомые… да я бы и не стремился познакомиться с их обладателями. И из этих распахнутых ворот выскочила не одна, а целых три собаки – здоровенные овчарки, комнатные и декоративные породы тут явно были не в почёте. Следом вышла девчонка и, ещё не отойдя от ворот далеко, свистнула псам – резко, коротко – и они, не добежав до нас, описали послушную ровную дугу и, вернувшись к воротам, сели у ног хозяйки.

– Вечер добрый, Ларка, – Юрка поднял руку приветственно. – Ваши где?

– В поле ночуют, – девчонка, кстати, была одета совершенно по–старинному. – Вечер добрый… А кто с тобой?

– Владислав, мой дворюродный, – Юрка соскочил наземь. Я медлил – если честно, побаивался собак, в седле казалось побезопаснее. – Так ты что, одна совсем?

– Не одна, – девчонка кивнула за плечо. – Юрка… – она помедлила, даже голову на секунду опустила, – …в общем, тут Воронцов.

– Чтоооо?! – Юрка замер на миг, потом быстро перекинул в руку топор. Я услышал его голос – превратившийся в свистящий шёпот: – Воооооороннн?!

– Он в доме, он один и он попросился на ночлег, – Ларка шагнула чуть в сторону – закрывая середину проёма. В движении её была агрессия и в то же время что‑то извиняющееся. – Ты сам нас учил, что…

– Я помню! – отрезал Юрка. – Блин, заехали переночевать… ууу, блин! – он резко оглянулся на меня. – Слезай, чего сидишь?!

– Что случилось‑то? – я соскочил наземь, опасливо поглядывая на собак. Юрка не отвечал – он просто пробежал мимо собак и посторонившейся нехотя девчонки, бросив ей:

– Коней возьми, – а потом мне: – За мной, быстро.

   Я немного ошибся – домов–полуземлянок тут было два, один – очень большой. Третье «здание» оказалось большущим шалашом. Ну как – шалашом? Жердевые стены с оплёткой из прутьев, соломенная крыша… Но стены были сплетены плотно и проконопачены мхом, а крыша уложена, как черепицей. Скорей всего, это был какой‑то загон для скота, сейчас – пустой. Рассмотреть толком не ничего не удалось – Юрка уже рванул на себя дверь большого дома и аж ссыпался вниз по лестнице. Я, всё ещё ничего не понимая и стараясь не отстать, просто соскочил следом – в небольшую комнату вроде коридорчика или прихожей, куда падал электрический свет из открытой двери. В неё мы и вошли. И только теперь я подумал – запоздало – что нужно было взять арбалет. Явно нужно. И Юрка, конечно, думал – был уверен – что я его возьму. А я не взял. Ну нет у меня привычки таскать с собой такое оружие постоянно! А видимо – надо приобретать…

   Рядом с дверью стоял большущий бочонок. Я покосился – там были солёные огурцы. Но они тут же вылетели у меня из головы. И этому была причина…

   …Большое помещение – метров пять на пять, не меньше – освещали висящие под потолком в ряд посередине четыре сильных лампочки «дневного света». Это освещение казалось диковатым, потому что в остальном могло показаться, что мы шагнули в какую‑нибудь корчму из исторического фильма: справа от входа – большая «русская» печь, слева – электроплита для готовки и кран с водой, а так же небольшой столик, на котором – к моему удивлению – стояла небольшая модерновая дровяная печурка с подключенным к ней… ноутбуком. Вдоль стен – широкие лавки, вделанные в стены, посередине – одним концом почти у двери, другим – у дальней стены – длинный широкий стол со скамьями по обеим сторонам. Стол пустовал. Почти.

   За дальним его концом сидел и смотрел на нас через всю комнату мальчишка, одетый в чёрную потёртую кожанку на «молнии».

   Мальчишке было лет пятнадцать – круглолицый, курносый, широкоротый, пухлогубый, русые лёгкие волосы подстрижены в аккуратное «каре». Он сидел за столом, вытянув под него ноги в высоких сапогах с фасонистыми отворотами, опершись спиной на стену и, улыбаясь, глядел на нас через всю комнату. На столе перед ним стояли большое блюдо с нарезанным варёным мясом, мисочка (похоже, с горчицей), кувшин (кажется, с молоком) и початый каравай хлеба.

   А в широко положенных – на стол по бокам ото всей этой простой снеди – руках он держал два пистолета. Таких, как в кино – кремнёвых – направленных на дверь.

– Ю–рррыч… – промурлыкал он, не шевелясь и не сводя с нас взгляда чуть раскосых серых глаз. – Юрыч, я тут их дробью зарядил, троечкой–нулёвочкой[40] 40
  Дробь «000» («три ноля») по старой русской системе – самая крупная, калибром 5,53 мм, почти картечь.


[Закрыть], так что…

   Если честно, я перепугался. Довольно сильно и стыдно – подался назад и уперся спиной в косяк, за который же и схватился руками. Хорошо ещё, в бочку не сел… Я бы, пожалуй, просто–напросто убежал – но не сообразил, что это вообще можно сделать. Пистолеты выглядели откровенно страшно, их обладатель – как малолетний уголовник. А полиции, которую я презирал, тут не имелось.

   Кстати, если задуматься, то все овеянные романтикой рыцари–мушкетёры–викинги как раз и были в нашем понимании бандитами – жили «по понятиям», чуть что – пускали в ход оружие, и вообще… Другое дело – что понятия – не обязательно дерьмо, как законы – далеко не всегда благо. Но это я подумал уже потом, а в тот момент просто стоял, глядел сразу в два стола разъехавшимися глазами и не смел даже двинуться. По правде сказать, в меня впервые всерьёз целились из чего‑то, что стреляет и убивает. И это оказалось непередаваемо страшно.

   А Юрка…

   Юрка не испугался. Ни на секунду. Он тоже не двигался с места, но голос – лица я не видел – был спокойным и доброжелательным:

– И ты будешь стрелять? Да ну, Ворон, брось. Здесь ты не выстрелишь.

– Такой удачный случай… – жутковато–ласково мурлыкал парень, и я понял какой‑то необмершей частью мозга, сколько в нём ненависти к Юрке. Беспримесной и жестокой. – Как же ты выполз‑то из болот? И даже рукой, гляжу, крутишь… а мы по тебе уже панихиду сплясали…

– Ларку тоже убьёшь? – поинтересовался Юрка снова тем же спокойным голосом, только немного с насмешкой. – Она, кстати, за тебя заступилась. Я‑то хотел с треском войти и поговорить на понятном тебе языке, а тут она с обычаями… Думаю, что тебя она тоже не выпустит, если нас подстрелишь. Серьёзная девочка сформировалась. И собаки у неё серьёзные.

   Секунда. Другая.

   Стволы опустились, коснувшись стола. Потом парень аккуратно по очереди убрал курки со взвода и, положив оружие на стол окончательно, встал и раскинул руки:

– Юрочка, радость моя, какая встреча…

– Пошёл ты… – Юрка, не глядя, запустил руку в бочонок, выудил огурец, с мокрым хрустом раскусил. Протянул половинку мне: – Будешь?

– Он от двери отклеиться не может, – ехидно прокомментировал парень, так и стоявший за столом – только уже, конечно, не с раскинутыми руками. Он опирался о столешницу и глядел на нас. – Познакомь. Это твой новый сожитель? Рыжий, глянь‑ка… экзотичненько как… рыжих у тебя ещё не было, ась?

   Я разозлился. Мгновенно и очень сильно. А когда злишься – не до страха, само собой разумеется. Я промолчал, но, как видно, в глазах и в лице у меня что‑то поменялось, потому что круглолицый Ворон–Воронцов чуть прищурился. И вот тогда я в ответ рассчитанно–спокойно сообщил, видя, что Юрка не спешит меня представлять – он стоял у другого косяка, скрестив руки на груди (я не заметил, когда он успел убрать топор) и улыбался – не менее отвратно, чем Ворон:

– Меня зовут Владислав.

– Очень приятно, а меня Саня, – кивнул мне круглолицый. – Саня Воронцов аз есмь. Здешний нарушитель, потрясатель и низвергатель. Чистое недремлющее Зло. Трансцедентальное. Юрочка обо мне не рассказывал?

– Рассказывал, – соврал я. – Только он тебя несколько иначе отрекомендовал. Как претенциозное дерьмо.

– Корректирую, – подал голос Юрка, который как раз окончательно расправился с огурцом. – Как невыносимо претенциозное дерьмо. Дерьмо со стажем. Дерьмо мамонта–Прародителя.

   Теперь мы улыбались все трое. Прямо радость и сияние… аж лампочки потускнели. Это благолепие прервала появившаяся Ларка – по бокам от неё шли две из трёх овчарок, в руках она несла пластиковый жбан.

– Квас, – прокомментировала она. – Холодный… Саша, убери пистолеты со стола, пожалуйста.

   Самым интересным было то, что в ответ на эту вполне себе идиотскую просьбу «трансцедентальное Зло» вдруг покраснел и правда убрал пистолеты (в петли на поясном ремне), а Юрка перестал улыбаться. А Ларка, поставив жбан на стол, повернулась к нам:

– Вам что принести?

– Ветчинки, Лар, – улыбнулся – уже совершенно иначе, по–доброму – Юрка, подходя и садясь за стол. – Мишкиной, ага? Осталась там ещё?

– Сейчас, – кивнула Ларка. Я между тем тоже подошёл к столу и сел напротив Юрки. Сашка между тем преспокойно вернулся к ужину.

– Кушай на здоровье, не подавись, – предложил я, беря (и сам себе в этом не признаваясь) реванш за страх. Ворон кивнул:

– И вам не обляпаться… Молока налить?

– А оно около тебя не скисло? – уточнил я. Мне хотелось молока, кваса не хотелось, но не просить же у него налить стаканчик… Сашка засмеялся и промолчал. Юрка между тем расстегнул куртку и опять с хорошей улыбкой принял у вошедшей девчонки поднос, на котором лежали полкаравая хлеба и большой кусок нарезанной пластинками ветчины – плотной, белой, наполовину – из полупрозрачного розового мяса, тут и там – в тмине и давленом чесноке. И две кожаные кружки.

– Ешьте на здоровье, – ответила она улыбкой. – Коней ваших я уже поставила, не волнуйтесь, а вам вон там постелю, – она кивнула на лавку справа.

– Ты чудо, Лар, – Юрка изысканно поцеловал ей руку. А я просто сказал «спасибо», но мне она тоже улыбнулась…

   …Пока мы все трое – молча и не глядя друг на друга – ели, Ларка постелила–раскатала длинный – метра четыре – матрас, набитый, кажется, мхом. Сверху расстелила серую и тоже длинную простыню, посередине положила две подушки и принесла два армейских одеяла – синих с чёрными полосами.

– Это вам, – улыбнулась она. – Ну, спокойной ночи, я пойду, устала, а завтра утром уже наши вернутся… – и у самого выхода, обернувшись, попросила: – Не ссорьтесь пожалуйста, мальчики.

   Просьба тоже была какой‑то глупой… но в то же время Юрка ответил спокойно:

– Всё будет нормально… – и, когда Ларка, кивнув и улыбнувшись снова – сразу всем – вышла – спросил Сашку: – Правда ведь, Ворон?

   Тот кивнул – без промедления и вполне искренне.

   А между прочим, Сашка–Ворон ложиться явно не собирался – а собирался уходить. Я, если честно, испытывал облегчение (не хватало ещё ночевать тут с ним в одной комнате!), а вот Юрка следил за ним внимательно и, когда тот с хрустким «вжжик!» застегнул молнию, спросил:

– Не боишься? А ну как Яна повстречаешь – в ночи, так сказать, на узкой дорожке? Тут тебе и… – и Юрка мерзко выругался. – Отвезёт он твою голову в Дубовую и на штырь наденет. И будут птЫчки на тебя серить, а у нас наконец‑то настанет мир и покой.

   Лицо Ворона на миг стало откровенно, по–мальчишески, злым – как у обычного пацана, которого «пугают», которому страшно и который не желает этого показывать. Но потом Сашка хмыкнул и, перекинув на плечи армейский «сидор», выдвинутый из‑за стола, тихо и молча вышел. Чуть слышно скрипнула лестница наверх, негромко стукнула дверь.

– Он коням ничего не сделает? – быстро спросил я, приподнимаясь. Юрка мотнул головой, молча стаскивая сапоги. – Ложимся? – допытывался я. Юрка кивнул. Я понял, что он не в настроении говорить и тоже начал раздеваться.

   Юрка же погасил свет – щёлкнул обычным выключателем – и, запирая дверь, пробормотал вдруг (мне показалось на секунду, что он ко мне обращается, но потом я сообразил, что он про меня, похоже, вообще забыл):

– Неужели пешком пришёл?.. Не может быть…

– А планер? – осмелился подать голос я. – Он не на нём прилетел? Ну, помнишь, мы видели…

– Прилететь он на нём, может, и мог… – Юрка в темноте обо что‑то наконец споткнулся и уселся на лавку. – А вот улететь отсюда – нет. Планеры запускают с катапульт. А это штука немаленькая. У нас их три…

– Или пороховым ускорителем, – напомнил я. – А он как раз не слишком‑то и большой. Сюда прилетел с катапульты, отсюда взлетел с ускорителем, а наверху его отцепил и бросил.

– Ч… а! Чёрт! Точно! – Юрка треснул по лавке кулаком. – Вот уррррод! И Ларка хороша – Мишки нет, она его привечает…

– Юр, – осторожно начал я, улегшись и слушая, как он возится, никак не успокоится, голова к голове со мной, – они кто? Мишка, Ларка, Сашка этот…

– Мишка тут живёт, – неохотно ответил он, кажется, думая о чём‑то своём. – Овец разводит, тут хорошие поляны есть недалеко. Свиней… Ларка – его сестра. С ними ещё парень с девчонкой живут… Ну а кроме овец содержат вот – что‑то типа придорожного трактира. А Сашка – бандит он и есть бандит. Я подозреваю, что он в Ларку просто крепко влюблён. Это даже с гадами бывает.

– Он тебя подстрелил, что ли? – уточнил я.

– Не он лично, но его шестёрки… – буркнул Юрка.

– А почему вы его сюда пропустили‑то? – допытывался я.

– Да никто его не пропускал! – досадливо огрызнулся Юрка и повернулся на лавке так, что она даже скрипнула жалобно. – Он вместе с Яном пришёл, с теми беспризорниками, которые на заводе жили. Обычный был с виду парень. А тут поселился на западе, никто и оглянуться не успел, как он там натуральное крепостное хозяйство отгрохал. Тут тебе и наказания кнутом, и право первой ночи… Его, конечно, вышибли в горы. Но с ним весь мусор ушёл. Мы‑то думали, они там друг друга передавят, как крысята, в первую же зиму. А Сашка их «построил», да ещё как. И войну нам объявил самым натуральным образом… Он умный, смелый, знает много, обаятельным быть может. Ну вот гад человек. По натуре гад, и гордится этим. Может, просто всем на свете мстит так за беспризорность, а может, тоже далеко идущие планы имеет. Только не такие светлые, как мы.

– Ну а чего вы его не ликвидируете? – вырвалось у меня. Юрка устало отозвался:

– Второй Ян нашёлся… Владька, ты когда‑нибудь человека убивал?

– Нееет… – пробормотал я. И притих. Но не выдержал – спросил:

– А ты… убивал?

– Спи ты, я тебя очень прошу! – сорвался Юрка и замолчал наглухо, даже шевелиться перестал.

   Я заткнулся.

   Было очень тихо и очень темно. И почти беззвучно, только в одном из углов что‑то слабенько не то потрескивало, не то постукивало, и от этого звука в темноте мне было неуютно. Я вдруг ощутил себя очень одиноким, очень слабым, беззащитным и беспомощным, а мир вокруг представился мне враждебным и опасным до последней степени. И даже Юрка сделался каким‑то чужим.

   Я не знаю, сколько я так пролежал. Помню, что всё‑таки не спал, когда вздрогнул от голоса Юрки – тоже ничуть не заспанного:

– Ты чего не спишь?

– Откуда ты знаешь? – спросил я.

– По дыханию слышу… Если из‑за стука, то это просто шуршик.

– Какой… шуршик?! – мне за одну лишь секунду чего только не представилось. Юрка в темноте хихикнул:

– Ну… дух местный. Да он не опасный. Ему только раз в год надо девственника или девственницу в жертву приносить… – и вкрадчиво напомнил: – Ты ведь девственник? – но тут же пояснил: – Животное такое, вроде крота, но покрупней и на землеройку больше похоже. Вообще оно чаще всего под камнями живёт, а тут вот угол землянки облюбовало… Нору углубляет. Ларка его прикормила здорово, он мышей хорошо давит в амбаре.

   У меня отлегло от сердца. Но я знал, что испугался, и знал, что Юрка это заметил. И там… когда мы вошли… там он тоже заметил мою трусость. Наверняка заметил. Поэтому я и сказал, глядя в тёмный потолок:

– Юрка… ты знаешь… я, наверное, домой утром вернусь.

– Что такое? – его голос был равнодушным. Я начал объяснять, с каждым словом испытывая всё более и более сильный стыд:

– Вечером… ну вот сейчас… когда он в нас целился… В общем, я передристал до столбняка. Стоял и ждал, когда он пальнёт. Даже убежать не посмел… Так что… так что не гожусь я вам, наверное… – Юрка молчал, я продолжал: – Тут какие‑то особенные ребята нужны… Нет, я тоже думал, что я особенный, а я… Я подумал ещё… вот, я всегда полицию не любил, а на самом деле…

– Что «на самом деле»?! – неожиданно резко спросил Юрка. – Вот я не понимаю. Это как же нужно людей опустить, чтобы они от всякой тухлой мелочи начали за спины «профессионалов» прятаться! А профессионалам не жирно будет? А мелочь не обнаглеет? А люди себя защищать не разучатся? Ты ВОТ ПРО ЭТО думал?! Или тебе психолог нужен, чтобы думать, решать и действовать?! Тогда тебе точно обратно надо бежать – нет тут психологов, не завезли!

– По–моему, Ворон не мелочь… – возразил я, но Юрка меня оборвал:

– Я не о нём. Я вообще. Вот ты спросил – почему мы его не ликвидируем. Ян на каждое совещание Капитула приходит и этот вопрос ставит – и ребром, и наискось, и на попа, и на вид… Мол, давайте устроим большую облаву и задавим наше местное Зло. И пусть вон Пашка Большими Красными Буквами впишет в Главную Летопись про это, блин, великое дело, которое я возглавлю. А мне тошно! – Юрка сел. – Тошно давать согласие на такую облаву! Тошно, что про эту победу в летописи через тысячу лет читать будут! Тошно, что враги сами собой возникают, даже если все одинаково… одинаково несчастные! Тошно старые счёты в новый мир таскать! Ну пойдём мы на эту зачистку! И что?! Одного Сашку убьём?! Так его люди и дали! А там с ним человек пятьдесят, между прочим, девчонки есть, малыши есть! Может, уже и дети есть новорожденные! Всех вырежем?! Ай малацца будем! Ай герои! Как мерить‑то станем – до тележной оси или до палашной рукояти?!

– Да не ори ты на меня! – возмутился я наконец, выйдя из дурного саможалеющего состояния. – Я тебе про себя начал говорить! Что я тут не к месту!

– Потому что испугался? – уточнил Юрка. – Так утешься. Ворон не меньше испугался. И я испугался. И Ларка перепугалась больше всех. Просто ты такое видел впервые, и свой страх скрывать не научился. Пока ещё не научился. Так что ответь мне на один–единственный вопрос, Владька. Ты правда хочешь назад вернуться? Подумай – и…

– Нет, – мрачно ответил я. Это был честный ответ – я был бы не трус, а дурак, если бы хотел, но что теперь про это говорить… – Нечего тут думать. Просто противно быть трусом. А ещё противней знать, что кто‑то это видел.

   Юрка лёг. Хмыкнул. Сказал:

– Знаешь, я где‑то читал… не помню, где… что трусости в первом бою не бывает. Только во втором. Второй бой – страшней всего. Так что не мотай нервы себе и мне – спи. Самое страшное у тебя ещё впереди.

   С минуту я оценивал остолбенело эту утешительную мысль. А потом… потом я заснул.