Текст книги "Я иду искать. История третья и четвертая"

Автор книги: Олег Верещагин

сообщить о нарушении

Текущая страница: 8 (всего у книги 22 страниц)

* * *

Сбылась мечта Йохаллы. Высланный вперёд отряд наткнулся на лежащий на берегу широкой реки город – центр урхана. Город поразил ратэстов размерами... едва ли они поверили бы, скажи им кто-нибудь, что этот город по меркам Хана Гаар совсем невелик...

Когда кэйвингу принесли эту весть, он, не сдержавшись, в восторге швырнул в небо шлем и тут же приказал дружине выступать, а остальным сниматься и идти следом, соблюдая походный порядок. Потом сам отправился седлать своего коня...

...Сийбэрэ подошёл к кэйвингу, когда тот закреплял конскую маску. Услышав шаги, Йохалла повернулся и кивнул – лицо кэйвинга выглядело неожиданно усталым.

– Я вижу, не слишком-то ты радуешься исполнению своей мечта, – сказал старый атрапан. Кэйвинг пожал плечами:

– Нет, меня смутило другое. Я сегодня видел самого себя.

Лицо атрапана осталось неподвижным, но глаза встревожено расширились:

– Самого себя?

– Да, – засмеялся кэйвинг, но – невесело засмеялся. – До сих пор я думал, что такое возможно только в кружке с пивом... но сегодня утром я проснулся и увидел самого себя у коновязи. Я... он стоял и смотрел на меня.

– Вот как... – не отводя взгляда от Йохаллы, сказал Сийбэрэ непонятным тоном. Кэйвинг огляделся и очень тихо спросил:

– Скажи... это мой фоэт[2]2
   В вере анласов фоэт – волшебный двойник человека, который может явиться ему только незадолго до смерти.


[Закрыть]?

Атрапан на секунду прикрыл глаза. Потом открыл их и сказал:

– Да. И я боюсь, Халлэ, – он назвал кэйвинга так, как называл, когда учил его – мальчишку! – мудрости предков.

– Ты? – улыбнулся Йохалла и, вновь повернувшись к коню, занялся маской. Через плечо сказал: – Но чего ты боишься? Это мой фоэт. А я удачлив и готов поспорить с судьбой.

– Я боюсь не за тебя – за всех, – вздохнул атрапан. – Будь осторожен, кэйвинг. Будь очень осторожен. Помни, что низкие и трусливые почти всегда изощрены в обмане и грязной хитрости.

– Мне ещё не встречался никто, способный перехитрить меч, – самоуверенно заявил Йохалла, – особенно если всадить его поглубже и пару раз повернуть! – он вскочил в седло и тронул бока коня шпорами: – Вперёд, мой ветер!

* * *

Выстроившись клином, дружина ждала. Город располагался за грядой плоских холмов, поросших лесом. Кэйвинг уже выслал вперёд разведку и ждал её результатов. Йохалла понимал, что его сила – во внезапности. Взять настоящую крепости штурмом или измором он бы не смог. Просто не хватило бы людей.

– Скачут! – выкрикнул кто-то. От холмов, пригибаясь к гривам, мчались трое всадников.

– Ворота открыты, кэйвинг! – прокричал передний, осаживая коня. – Клянусь топором Дьяуса, они не хотят сражаться – над городом флаги, толпы народа на улицах!

Дружина притихла в некотором разочаровании – все уже настроились на хорошую драку. Но Йохалла, повернувшись к своим, гордо сказал:

– Ну что? Если не сокровища, то славу-то мы уже получили! Они сами открыли нам ворота! Вперёд, ратэсты! Вайу!

* * *

Как ни старались анласы держаться холодно-надменно – им это не удалось. Да и то сказать – город поразил бы и более искушённых в таких делах людей! Каменные дома, заполненные пышно одетыми людьми площади и улицы, мощёные камнем, роскошь и богатство изумляли. Со своей стороны, горожане, спешно сошедшиеся из своих домов, смотрели на могучих людей, сидящих на огромных конях, со страхом и любопытством.

У ворот к дружине пристроилась полусотня конных латников. Но кому угодно было понятно, что это лишь эскорт – двести ратэстов смели бы, случись что, эту полусотню, как пыль.

Йохалла ехал впереди под баннортом с туром. Его сопровождал высланный вперёд жирный царедворец верхом на мерине, то и дело вытиравший лысую голову большим платком. От жирного нестерпимо на взгляд кэйвинга разило немытым телом и какими-то благовониями.

Вадим и Ротбирт ехали в середине строя, с молодым любопытством глядя по сторонам. Ротбирт пикой подцепил с подноса уличного торговца булку – и друзья, разломив её, жевали ещё тёплый хлеб и обсуждали увиденное.

– Они поклоняются кракену, – Ротбирт сплюнул, – тут всюду его изображения.

– А как люди на окраинах живут, видел? – Вадим зло фыркнул. – У нас свиней в таком дерьме не держат.

– У них нет мужества, – презрительно сказал Ротбирт. – Любой анлас уже давно добился бы себе лучшей доли мечом. Эти заслужили свою жизнь!

– Как орут-то... – поморщился Вадим. – Интересно, о чём?

– А не всё ли равно? – хмыкнул Ротбирт. – Как они могут приветствовать тех, кто пришёл к ним с оружием?.. Пугнём их?

– Йохалла не похвалит, – удержал друга Вадим, с интересом посматривая на девушек, тут и там стоявших в толпе. Они были вроде бы и неплохи – в цветных нарядах, высоких рогатых шапках, с золотом в мелких косах, улыбчивые – но при взгляде на них сердце не отзывалось.

Лязгающая сталью змея отряда входила на огромную центральную площадь, окружённую пирамидальными зданиями с плоской верхушкой. На каждой ступеньке длинных лестниц стояли и слаженно пели мальчики в длинных оранжевых одеяниях. На вершинах пирамид горел огонь, который окружали какие-то люди – вероятно, жрецы.

С вершины самой большой пирамиды взревел по-звериному огромный гонг с изображением кракена, которого, как уже успели объяснить местные, звали Чинги-Мэнгу. Народ на площади пал на колени и распластался по земле. Всадники эскорта склонились на конские гривы.

Анласы насмешливо заозирались. Их колонна остановилась, смешавшись – пати окружили кэйвинга, остальные рассыпались в стороны. Всё окружающее вызывало у них двойное чувство – восхищение и недоумение. Неужели это – здания для богов? Но ведь боги сказали, что лучше не жертвовать вовсе, чем жертвовать слишком много! Неужели Чинги-Мэнгу можно купить сладкими песнопениями и постройкой в его честь этих пирамид? В этом городе люди задыхаются от тесноты – наверное, так же тесно и душно тут и их богам. То ли дело – простор и свежесть рощ, где богам так же хорошо, как людям в лесах...

Гонг закричал второй раз. По вымощенной алым гранитом улице – как раз напротив строя анласов – появилась медленно шествующая пышная процессия. Между двумя рядами конных латников в вызолоченных доспехах дюжие рабы несли паланкин из алого с золотой отделкой шёлка. Следом шли толстые лысые люди в пышной одежде, которым совершенно не шли широкие сабли на плечах. Потом вообще трудно было кого-либо выделить в движущейся куче тканей и драгоценностей, при виде которой просто рябило в глазах.

Паланкин опустился. Узкая смуглая рука откинула занавеску, и, чуть пригнувшись, из недр драгоценной коробочки вышла высокая – по здешним меркам – молодая женщина. Огромное количество наложенной косметики не могло испортить впечатления от непривычного, но всё-таки красивого лица. Улыбнувшись алыми губами, она величественным жестом протянула руку вперёд, к анласам – и заговорила.

– Сююуджи Юргул приветствует тебя, вождь пришельцев – и всех твоих воинов. Она рада видеть вас в урхане, и это большая честь...

– А она ничего, клянусь волосами дев ветра, – сказал кто-то из пати.

– Заткнись, – Йохалла ловко соскочил с коня и, подойдя к паланкину, чуть наклонил голову. – Переводи, лысый, раз уж откуда-то знаешь наш язык... Мы тоже рады побывать в вашем гостеприимном городе. Я даю слово, что никому из твоих подданных, правительница Юргул, не будет причинено обиды. Но у меня за городом ещё пять тысяч человек и скот.

– Твоих людей и животных накормят, – поспешно перевёл ответ лысый. – А тебя и твоих ближних людей правительница просит пожаловать к себе во дворец. Сегодня вечером там будет пир в честь гостей – в честь вас, господин!

* * *

Вадим, если честно, и представить себе не мог, что можно без современной техники соорудить такой громадный зал – нет, залище. Потолок скорей напоминал небо и даже расписан был звёздами и светилами, но вместо небосвода они располагались всё на том же божестве – казалось, кракен заполнил собой всю Вселенную. А нарисован он был так жутко, что Вадиму, по правде сказать, стало не по себе и он специально заставил себя смотреть на потолок довольно долго.

– Чего ты туда уставился? – толкнул его в бок Ротбирт. – Садись давай! Посмотри, вот это столы!

Скамей или табуретов у низких столов не было. Садились, скрестив ноги – вполне привычно для анласов, но Вадим про себя чертыхнулся насчёт местных обычаев. Воины снимали шлемы, клали рядом мечи. Кто-то заехал в ухо слуге, попытавшемуся взять топор. Кое-кто ставил на стол жуткие чаши из человеческих черепов, оправленных в золото и серебро – хангары заперешёптывались, подталкивая друг друга и кося глазами.

Столы, надо сказать, буквально ломились от кушаний и кувшинов с напитками – большинство из того, что здесь стояло, анласам было незнакомо... пахло слишком остро или слишком странно. Вдоль стен под тройными факелами золочёными истуканами замерли латные воины. На возвышении у стены играл огромный оркестр – музыка была дикой и непривычной, какой-то диссонансно-завывающей. Среди столов шныряли расторопные слуги с огромными подносами.

– Пива нет, – констатировал Ротбирт, наклоняя по очереди все кувшины, до которых смог дотянуться. Вадим, не чинясь, выломал ногу у барашка и вгрызся в неё, тихо урча (а чего? Пусть боятся!). Сидевший напротив раззолоченный молодой хангар смотрел на мальчишку с ужасом, часто сглатывая. Вадим подмигнул ему – хангар подавился. – А это что за моча? – Ротбирт сунул нос в здоровенный стеклянный кувшин с жидкостью жёлтого цвета. – Эй, это что?!

Вадим срезал своим «оборотнем» мясо у самых губ.

– Специй много, – заметил он, – вкусно... – он перехватил у Ротбирта кувшин и сделал из горлышка большой глоток холодного густого вина, которое защипало язык. – Вино это.

Ротбирт между тем, проводив глазами уплывший кувшин, пожал плечами и пододвинул к себе блюдо с жареными дроздами – а теперь трескал их одного за другим, хрустя косточками и черепами.

– Налей и мне, – он взял кубок, сделанный в виде всё того же кракена. – Или нет, лучше вон того, красного. Похоже на кровь, правда?

* * *

– Подожди за дверью, мальчик, – Йохалла положил руку на плечо щитоносца, следовавшего за ним по пятам. – Или спустись вниз, повеселись.

– Нет, я буду ждать тебя, кэйвинг, – паж указал на лавочку у стены. – Здесь. Оставь мне шлем и щит, я начищу их.

Йохалла хлопнул мальчишку по плечу и вошёл следом за Юргул.

В комнате пахло чем-то сладким. И ещё – уловимо – нечистоплотностью. Комната походила на... на ножны для меча, выложенные изнутри мехом и тканью, вот что пришло в голову кэйвингу. Впрочем, позабавил он себя мыслью, ни одни ножны не имеют внутри кровати под балахоном и изящной мебели. Йохалла огляделся неуверенно – ему было неловко поворачиваться здесь, приходил страх что-нибудь ненароком сломать или просто опрокинуть.

Женщина с улыбкой наблюдала за ним. Кэйвинг пристроил шлем на край стола и огляделся ещё раз, пытаясь найти место, куда можно сесть.

– Этот мальчик твой любовник? – спросила Юргул. Анлас наморщил лоб, вслушиваясь в звуки ещё очень плохо знакомого языка. Он явно чего-то не понял и мотнул головой:

– Не понимаю.

Юргул повторила. Анлас удивился:

– Как это? Блаки мой щитоносец... он не девушка, он мальчишка!

Лицо Юргул на секунду стало изумлённым, потом она звонко засмеялась и толкнула Йохаллу в грудь.

Воин стоял у самой кровати. Неловко взмахнув рукой, он повалился назад. Окажись кровать твёрдой, кэйвинг тут же вскочил бы, но руки и спина утонули в чём-то мягком, до омерзения душном, податливом и неотвязном... Йохалла зарычал, сражаясь с постелью.

Юргул смеялась.

* * *

Большинство анласов не знали, насколько коварно вино. Вадим же имел об этом представление... но вино показалось лёгким, и теперь мальчишка расплачивался за эту лёгкость. Попытавшись дотянуться до блюда со здоровенными омарами, он промахнулся и въехал растопыренной пятернёй в физиономию сидевшему наискось ратэсту. Тот оттолкнул руку мальчишки, и Вадим шлёпнулся на своё место, ничуть не обидевшись. Ему было хорошо и беспричинно весело. Он распустил ворот панциря.

Кругом стояли шум и гам, исходившие в основном от анласов. Они наперебой восхваляли вождя и себя, хвастались подвигами, ссорились, мирились, пили снова и снова, обнимая невесть откуда взявшихся полуголых девушек-танцовщиц. Кое-кто порывался петь, стуча кулаком или кубком по столу.

Кому-то из анласов показались отвратительными музыка и пение оркестра. С рёвом ворвавшись на сцену, ратэст пинками и ударами ножен меча разогнал музыкантов, перебил в щепы половину инструментов и потребовал арфу. Арфу ему передали, он немедленно порвал на ней струны. Хозяин полез на сцену – выяснять отношения; их растащили за ноги, а на место драчунов поднялся сэп. Он был пьян менее других, а профессиональные навыки вполне помогали справиться с арфой. Анласы за столами начали в лад бить кулаками по столам, опрокидывая посуду и рассаживая столешницы, а сэп запел – точнее, заревел – под восторженный вой зала:

 
– Кто умер рабом, тот не жил никогда.
Кто истинно жив, никогда не умрёт.
Мы верим: великих походов звезда
На небе полуночи скоро взойдёт.
 
 
Наших героев шаг
Вновь попирает твердь!
Солнцем разорван мрак, 
В страхе бежит смерть!
 

– так, что пламя факелов заметалось по стенам.

Ротбирт внезапно вскинулся, обвёл зал разъезжающимися глазами и вдруг, рубанув по столу саксой, закричал:

– Где кэйвинг?! Куда дели Йохаллу?!

Сидевший напротив хангар поклонился:

– Вашему господину хорошо. Вам не надо беспокоиться. Он с госпожой Юргул.

Ротбирт успокоился так же мгновенно, как вспыхнул и налил себе ещё вина, отпихнув локтем попытавшегося сделать это слугу – так, что тот отлетел к соседнему столику.

Наискось опять подрались. Кто-то разбил о чью-то голову кувшин с вином. Девчонки-служанки липли к анласам с назойливостью мух – особенно к молодым, привлечённые их удивлённо-наивными юными лицами, светлокожими и ещё не разукрашенными шрамами.

И не только девчонки. Ротбирт, явно выпивший больше, чем надо, «вынырнул на поверхность» и обнаружил, что под его руками – податливое нежное тело... но это не девушка, а полуголый слащаво-смазливый мальчишка примерно одних лет с ним самим.

– Что тебе, топор-р-р-р Дьяуса?! – прорычал Ротбирт, пытаясь сообразить, что происходит. – Вадомайр, чего он от меня хочет?!

Но Вадим только хохотал и отмахивался, не в силах говорить от смеха. Хангар продолжал лезть к губам Ротбирта своими, и тот, окончательно разъярившись, решил проблему в типично анласском стиле – с плеча засветил смазливчику в лоб кулаком, проломив ему череп и свернув шею. Потом отпихнул обмякшее тело ногой и налил себе ещё вина.

* * *

После пятого бокала вина Йохалла обнаружил, что Юргул сидит у него на коленях и они целуются. Меч в углу... кольчуга лежит на полу стальной грудой...

– Я ещё не встречала таких, как ты, – шептала Юргул. – У тебя плечи – как зубец на крепостной стене. Тебе тут все по грудь... Все ли в вашем народе такие?

Ответов она, кажется, не ждала. Блестели в полумраке чёрные глаза и влажные от слюны зубы.

И тут – через пелену опьянения и желания, возраставшего с каждой секундой, с каждым умелым движением рук Юргул – через всё это пробилось лицо.

Её лицо.

И, отпихнув Юргул в сторону, Йохалла резко встал. Покачнувшись, схватился за стол – и его едва не скрутило от отвращения к самому себе... и неожиданной сильной тошноты и рези в желудке.

Интерлюдия: «Варвары»

 
Когда зарыдала страна под немилостью Божьей
И варвары в город вошли молчаливой толпою,
На площади людной царица поставила ложе,
Суровых врагов ожидала царица нагою.
 
 
Трубили герольды. По ветру стремились знамена,
Как листья осенние, прелые, бурые листья.
Роскошные груды восточных шелков и виссона
С краев украшали литые из золота кисти.
 
 
Царица была – как пантера суровых безлюдий,
С глазами – провалами темного, дикого счастья.
Под сеткой жемчужной вздымались дрожащие груди,
На смуглых руках и ногах трепетали запястья.
 
 
И зов ее мчался, как звоны серебряной лютни:
– Спешите, герои, несущие луки и пращи!
Нигде, никогда не найти вам жены бесприютней,
Чьи жалкие стоны вам будут желанней и слаще!
 
 
Спешите, герои, окованы медью и сталью,
Пусть в бедное тело вопьются свирепые гвозди,
И бешенством ваши нальются сердца и печалью
И будут красней виноградных пурпуровых гроздий.
 
 
Давно я ждала вас, могучие, грубые люди,
Мечтала, любуясь на зарево ваших становищ.
Идите ж, терзайте для муки расцветшие груди,
Герольд протрубит – не щадите заветных сокровищ!..
 
 
...Серебряный рог, изукрашенный кистью слоновьей,
На бронзовом блюде рабы протянули герольду,
Но варвары севера хмурили гордые брови,
Они вспоминали скитанья по снегу и по льду.
 
 
Они вспоминали холодное небо и дюны,
В зеленых трущобах веселые щебеты птичьи,
И царственно-синие женские взоры... и струны,
Которыми скальды гремели о женском величьи.
 
 
Кипела, сверкала народом широкая площадь,
И южное небо раскрыло свой огненный веер,
Но хмурый начальник сдержал опененную лошадь,
С надменной усмешкой войска повернул он на север. [3]3
   Стихи Н.Гумилёва.


[Закрыть]
 

* * *

Блаки чувствовал себя в коридоре, как в западне. Он уже навёл блеск на щит кэйвинга и повздыхал, что шлем тот унёс с собой. Потом вытянул ноги, как следует потянулся. Снизу доносился шум пирушки. За дверью было тихо – точнее, просто ничего не слышно. Блаки себе хорошо представлял, что там происходит. Он потянулся ещё раз и прикрыл глаза. Ему вспомнилась сероглазая девчонка, которая осталась в лагере за стеной. Захотелось её увидеть... сесть рядом... послушать, как она дышит... сказать ей что-нибудь, чтобы услышать её смех...

Постукиванье шагов заставило Блаки открыть глаза и вскочить. По коридору небыстро шли пятеро золотых латников. Увидев, что мальчишка встал, они остановились, и передний весело сказал на анласском – ломано, но понятно:

– Анлас... хороший... мальчик добрый...

– Добрый, – оборвал Блаки. – Вам что-то нужно?

– Хороший анлас, – повторил латник. Он уже опять шёл вперёд, и в его походке – и в походке двинувшихся следом – Блаки, уже видавшему виды, отчётливо читалась угроза.

«Ловушка,» – стукнула кровь в виски. Правой выдернув меч, он прыгнул к двери и заколотил в неё свободным кулаком:

– Кэйвинг! Кэй-винг, ловушка! – и, повернувшись к врагам – а было уже пронзительно ясно, что это – враги, что это – всё! – выдохнул: – Подходите лучше все сразу, чтобы не тратить времени!..

... – Что ты подсыпала мне в вино, стерва?!

Юргул с ужасом в глазах сделала прыжок назад. От дозы зелья, всыпанной в бокал, самый могучий воин должен был умереть почти мгновенно. Но рыжий не только стоял на ногах – он ещё силился шагнуть: глаза горели, пальцы сжимали край стола.

Йохалла схватил ртом воздух, рванул ворот куртки и, прохрипев глухое проклятье, рухнул. Так, словно ещё хотел дотянуться до горла Юргул...

Дверь распахнулась. Мальчишка упал внутрь, бессильно мотнулась голова. Он сжимал меч левой рукой, правая была отрублена под локтем. Стало видно, что в коридоре лежат трое убитых латников. Четвёртый, скуля, сидел у стены с пробитым бедром.

– Госпожа, – тяжело дыша, поклонился последний, – тут всё.

– Тех, что внизу – прирезать, всех и быстро, – скомандовала Юргул. – Латные сотни – на их лагерь. Выполнять!

* * *

Вадим чувствовал одно – ему плохо. Очень плохо. Он как-то сразу резко вспотел, во рту был неотвязный привкус рвоты. Не хватало воздуха. Он бы сейчас дорого дал, чтобы оказаться снаружи. Но сил встать не было. Кругом продолжала бушевать грандиозная пьянка. Многие анласы, упившись в никуда, храпели кто на столах, кто под ними.

Ротбирт рядом обнимался с девчонкой-рабыней. И, кажется, не вполне понимал, что с ним вообще происходит.

В глаза словно бы налили жидкого густого мёда. Холодной воды... или на воздух. Почему здесь так душно? Кракены на кубках и потолке шевелили щупальцами. Вадим изо всех сил стиснул в кулаке серебряный кубок – и тошнота прорвалась наружу. Мальчишку вырвало прямо на стол – но стало легче. Он огляделся – и увидел то, чего не замечал раньше.

Воинов-хангаров стало больше. Они стояли под факелами и на галерее. Они сидели среди пирующих – с оружием и в доспехах.

Сын Грома шевельнулся на бедре. Вадим сел удобней, глядя вокруг.

– Не хочешь ещё выпить? – спросил сосед.

– Прочь, – ответил Вадим.

В зал вошла девушка. Анласская девушка. Коса тёмной бронзы падала на грудь. Красивые руки были сложены на животе поверх красного платья, надетого на белую рубаху. Кого она искала тут? Отца? Жениха? Мужа? Брата? На полголовы возвышаясь над самыми рослыми хангарами, она обвела гордым взглядом пьяное сборище – и таким презрением полыхнули её серые глаза, такой неприязнью, таким гневом, что те, кто видел её глаза, протрезвели. Повернувшись и оттолкнув с дороги движенем руки хангарскую танцовщицу, анласка вышла прочь твёрдым шагом, не обернувшись, не посмотрев ни на кого больше.

«Ловушка, – вдруг совершенно отчётливо – непонятно, почему, но ясно – понял Вадим. – Йохалла, конечно, уже мёртв.» Он увидел, как по галерее быстро идёт группа воинов в чеканных доспехах.

– Ротбирт! – он изо всех сил пнул друга. – Братья! – вырвалось у мальчишки. – К оружию, пока нас не перерезали! Вайу!!!

Древний клич развеял у многих опьянение. Анласы начали вскакивать. Визгливая команда – и латники бросились отовсюду. В руках любезных соседей по столу засверкали изогнутые тонкие кинжалы, выхваченные из рукавов.

Сын Грома выскочил из ножен с певучим криком. Двое латников вскочили на стол – Вадим с рёвом опрокинул стол, поддев снизу.

– Ротбирт, вставай, ублюдок! – он путал русские и анласские слова. – Чтоб тебя – вставай! – меч в руке Вадима пропорол стык между латных пластин на подскочившем воине, мерзко скрежетнул о металл и кости – убитый хангар тяжко рухнул на Ротбирта, который ошалело ворочался на полу, путаясь в штанах. Кажется, падение грузного тела привело Ротбирта в себя. Поднявшись, он запустил столом во врагов и, левой рукой подтянув штаны, правой схватил свой «отцовский» меч, стряхнув с него ножны широким движением в сторону.

– Прикрой спину! Вадомайр, скорее!

Большинство анласов погибли сразу же, многие – даже не очухавшись от вина. Даже не сабель – от ножей, бивших наверняка, в самые уязвимые места.

Вопли, проклятья, божба и лязг стали заполнили помещение. Анласы стремились собраться, как собираются мелкие шарики разбитой капли ртути. Они крушили всё вокруг себя, расшибая мебель и посуду, ломая кости врагов и рассекая плоть.

Широкий клинок Ротбирта не очень подходил для фехтования, зато смахивал конечности и головы, как сухие жердины. Вадиму рубить было не так удобно, но данвэсский меч служил мальчишке не хуже, чем прежнему владельцу.

– Мы не выстоим, Дьяус! – прорычал Ротбирт, поскользнувшись в крови и отпихнув ещё одно тело, рассечённое до середины груди вместе с латами. – Их слишком много! – обеими руками он обрушил меч на чей-то украшенный кракеном щит – чудовище распалось надвое.

– Нужно пробиться в лагерь! – Вадим отбивал удары сразу двух сабель. – Все, кто может – в лагерь, в лагерь пробиваемся!

На ногах оставалось не более трёх десятков ратэстов, сумевших кучно встать недалеко от входа. В зал вбегали всё новые и новые воины Юргул, стараясь оттеснить ратэстов от входа вглубь зала. Щиты, а у многих – и шлемы остались у коней, в конюшне. Теперь было ясно, почему с таким усердием хангары старались в начале пира разоружить анласов!

Будь у ратэстов щиты, они могли бы составить «стену» и пробить себе дорогу. Но...

...Никто не понял, как и почему Вадим взял на себя командование. Схватка кипела вовсю, и на это нужно было немалое мужество.

– Столы! – закричал мальчишка. Его возбуждённый голос прорезал шум битвы. – Хватай столы!

Подняв столы за ножки и пользуясь столешницами, как огромными щитами, анласы напёрли на врага со всей силой и решимостью, разом оттеснив латников в стороны. Те, кто свалился, погибли под мечами ратэстов. Свалив столы в проходе, двадцать семь анласов вырвались наружу, в неожиданно прохладную – или так показалось после зала? – ночь, затворив за собой мощные створки.

Во дворе тоже было полно латников. Но они совершенно не ожидали, что анласы вырвутся наружу. Беспощадно рубя тех, кто оказался на пути, ратэсты бросились через двор к конюшне. Каждый молился всем богам об одном – чтобы не вздумали увести коней!

Нет. Очевидно, хангары только хотели сделать это, но кони не дались, и на них плюнули. Попробуй-ка уведи две сотни злющих боевых жеребцов, раздражённых шумом и чужими запахами!

Вадим столкнулся с выбегавшим из конюшни латником и сбил того на землю. Внутри, в темноте, метались, визжали и страшно кричали кони. Анласы бросились внутрь, не задумываясь, что конюшня может стать ловушкой почище пиршественного зала – гортанными криками и свистом успокаивая и подзывая своих любимцев. Полдюжины топоров обрушили заднюю стену конюшни, как гнилой сноп соломы. До слёз было жалко оставлять коней погибших друзей – и ратэсты, спеша, рубили привязи, до которых могли дотянуться – пусть уходят на свободу, лучше смерть на воле, чем рабство!

Длинные пики отбросили сунувшихся было в двери латников. Через пролом, разнося и расширяя его, ринулась лавина коней, раздражённых и напуганных происходящим. Ратэсты скакали в середине дикого табуна, выворачивая в улицы.

– Если они успеют закрыть ворота, – задыхаясь ветром, прокричал Ротбирт, – то нас передушат тут, как крыс! Давай, давай, мой родной! – последнее относилось к коню.

У ворот табун столкнулся с конными сотнями, выходившими из города во исполнение приказа Юргул. Анласские кони сшибал лошадей, стаптывая их вместо со всадниками – вопли, команды, ржание и хруст костей заметались перед воротами.

Вадим направил пику точно в грудь стражнику у ворот, схватившемуся за ворот цепного барабана. Упорные тренировки даром не прошли – гранёный наконечник вошёл точно в грудину, но веретено пики вырвало из руки мальчишки, умения всё-таки не хватило. Стрела чиркнула по кольчуге, ещё одна клюнула в маску шлема. Если бы это были наши лучники, мелькнула мысль, я был бы мёртв.

В воротах рухнул анласский конь, на него налетели другие. Вадим, Ротбирт и ещё четверо всадников не успели проскочить за ров через эту сумасшедшую, бьющую копытами по воздуху мешанину.

– Сюда! – Вадим безо всяких сомнений направил коня к лестнице, ведущей на стену. Никто ещё не понял, что он задумал, но остальные ратэсты поскакали за мальчишкой.

Крутая лестница шириной была не более анласской стрелы, но кони резво бежали вверх по ней, их даже не надо было подгонять – настолько безоглядно верили они своим хозяевам.

Сверху выпустили несколько стрел – наугад, вслепую. Скакавший четвёртым ратэст перевесился вбок со стрелой в глазу, конь покачнулся и с предсмертным ржанием полетел вниз.

Под копытами звонко зацокал камень стены. Вадим ударом ноги в стремени отбросл к зубцам выскочившего наперерез латника, крикнул:

– Братья! Лучше умереть там, внизу, – он выкинул руку, указывая, – чем в каменной ловушке! Вайу! – и он решительно направил коня вниз – в ров со стены.

– Вайу! – грянули оставшиеся в живых, без тени сомнения следуя за младшим товарищем-славянином.

В ушах Вадима заревел воздух. Самое удивительное – он не чувствовал страха, скорее – восторг полёта. Конь странно заржал, ему словно бы откликнулись далёкие голоса коней в небе – утреннем, алом. Вадиму почудилось, как летят, несутся по нему, медленно и страшно, прекрасно и грозно Девы Ветра, здешние валькирии – Гэльд, Гэффату, Лок, Трэд, Рист, Мисту, Скоольд, Скоол, Ёль, Ёрраход, Энрид, Эндрид, Эринлив!

«За мной... за нами, – бесстрашно и весело мелькнуло в голове. – Мы умерли?..» Вадим ждал уже – сейчас сильные руки подхватят его на седло... Интересно, какая вознесёт его туда, наверх? Загрохочут копыта по радужному мосту – и впереди поднимутся вершины деревьев...

...Удары обрушившихся с высоты шести человеческих ростов тел громом раскатились по реке. Столпившиеся на стене хангары с бессильной яростью смотрели, как пятеро всадников один за другим выбрались на берег и помчались прочь – туда, где полыхали огни лагеря.

Старый воин зло плюнул в ров:

– Буссеу, – с ненавистью и страхом сказал он.

* * *

Ополчение оказалось, честно сказать, умнее, чем вырезанные по пьяни ратэсты. Едва стало ясно – что-то не так – как старики выстроили в огромный круг повозки, согнали внутрь скот и приготовились к бою. Все, кто мог держать оружие – ни много ни мало две с половиной тысячи мужчин, юношей, подростков, женщин, девушек и стариков – заняли места за возами и встретили латников градом длинных стрел. Потеряв без малого две сотни воинов, хангары отхлынули. Прорвавшийся было полусотенный отряд заплутал среди повозок и узнал, что такое удар топора и охотничьего копья.

Пятнадцать ратэстов во главе с пати Гэстом прорвались в свой лагерь. Хорошо попировали доверчивые анласы. Хороший урок получили. Стыдно было глядеть в глаза людям, хоть и не думали те ни в чём упрекать воинов. И страшно было – глядеть на тех, кто за минуту старел на годы, обнаружив, что среди вернувшихся нет сына, брата, отца, друга, мужа, жениха...

Гэст и старики решили обороняться. Стрел было в достатке, скот не даст умереть от голода, лагерь разбит, как и положено, на речном берегу, есть два больших родника. Пусть идут или стараются выморить. А по ночам можно и побеспокоить врага налётами. Ну а дальше чето-ничто – придумается...

* * *

Вадима разбудил Ротбирт. Судя по синим кругам у глаз, он не ложился, а голова у него болела.

– Ох... – Вадим потёр шею. Он уснул на седле и за всю ночь ни разу не поменял положения. Кроме того, в горячке схватки и скачки мальчишка не сообразил и не почувствовал, что довольно сильно помят. Всё тело оказалось одним сплошным синяком, левая сторона лица запухла от удара по маске. – Кажется, живы?

– Может, ненадолго, – мрачно ответил Ротбирт. – Пойдём, приехали на переговоры.

– Поесть бы, – Вадим огляделся в поисках доспехов.

– Ты можешь думать о еде? – Ротбирт скривился. – Клянусь елдой Дьяуса, я выпил целый рог пива, а голова всё равно болит, словно в ней кузница... Поешь потом, Гэст зовёт.

– Славянин, – позвал, подходя, один из мальчишек, – я почистил твои доспехи. Только меч не трогал.

– Спасибо, парень, – Вадим принял с вытянутых рук панцирь. – Помоги ремни застегнуть.

Мальчишка вспыхнул от радости и начал помогать морщащемуся Вадиму справляться с кольчугой...

Интерлюдия: «Последний воин мёртвой земли»

 
Удары сердца твердят мне, что я не убит
Сквозь обожженные веки я вижу рассвет
Я открываю глаза – надо мною стоит
Великий Ужас, которому имени нет
 
 
Они пришли как лавина, как черный поток
Они нас просто смели и втоптали нас в грязь
Все наши стяги и вымпелы вбиты в песок
Они разрушили все, они убили всех нас...
 
 
Они пришли как лавина, как черный поток
Они нас просто смели и втоптали нас в грязь
Все наши стяги и вымпелы вбиты в песок
Они разрушили все, они убили всех нас...
 
 
И можно тихо сползти по горелой стерне
И у реки, срезав лодку, пытаться бежать
И быть единственным выжившим в этой войне
Но я плюю им в лицо, я говорю себе: «Встать!"
 
 
Удары сердца твердят мне, что я не убит
Сквозь обожженные веки я вижу рассвет
Я открываю глаза – надо мною стоит
Великий Ужас, которому имени нет
 
 
Я вижу тень, вижу пепел и мертвый гранит
Я вижу то, что здесь нечего больше беречь
Но я опять поднимаю изрубленный щит
И вырываю из ножен бессмысленный меч.
Последний воин мертвой земли...
 
 
Я знаю то, что со мной в этот день не умрет
Нет ни единой возможности их победить
Но им нет права на то, чтобы видеть восход
У них вообще нет права на то, чтобы жить
 
 
И я трублю в свой расколотый рог боевой
Я поднимаю в атаку погибшую рать
И я кричу им – «Вперед!», я кричу им – «За мной!»
Раз не осталось живых, значит мертвые – Встать!
Последний воин мертвой земли... [4]4
   Слова С.Калугина


[Закрыть]
 

* * *

...В лагере царило полное спокойствие. Анласы воистину были стойким народом – и стар и млад, и женщины и мужчины готовились защищаться. Стучал молотки кузнецов, хрустели ручные мельницы. Кое-где, забив скот, жарили мясо. Люди правили оружие.