Текст книги "Я иду искать. История третья и четвертая"

Автор книги: Олег Верещагин

сообщить о нарушении

Текущая страница: 18 (всего у книги 22 страниц)

– Ты отстроишь свой флот, кэйвинг. Единорог вновь побежит над волнами... но думается – без меня.

– Уходишь, – спокойно сказал Рэнэхид. – Что же, ты недолго служил мне – но служил хорошо. Может, скажешь, где ты остановишься?

– Там, где кончится мой обет найти друга, – улыбнулся Вадомайр. – Трём вождям я служил и исполнял свои клятвы. Прощай, кэйвинг.

– Прощай, Славянин, – негромко сказал Рэнэхид – уже в спину своему бывшему стомену. И махнул рукой шедшим за ним пати. – За мной! У нас тоже хватает дел!

* * *

Вадомайр появился в крепостном дворе Эргая в сопровождении людей с «Гармайра» и остатков дружины кэйвинга Синберэ, прибившихся к Вадомайру Славянину и Ротбирту Стрелку. Появился как раз когда собравшиеся тут жители Эргая – те, кто уцелел – решали, кому занять место не оставившего сыновей кэйвинга Инго сына Хайнэ.

Желающих-то было несколько. Но у самых дверей цитадели стоял пати Увальд сын Йохаллы. Стоял в засохшей крови, держа под мышкой разбитый шлем, а в правой руке – длинный меч. Молнию кэйвинга Инго... Свой меч сломал он в бою. А вокруг мальчишки стояли все, кто был с ним в том бою. Стояли, как стоит дружина вокруг своего кэйвинга. И угрюмо говорили любому:

– Не знаем тебя и не видели на палубах с нами.

А потом во двор шагнул Вадомайр Славянин. И Ротибирт Стрелок с ним. И ратэсты их встали плечом к плечу с людьми Увальда. Вадомайр же положил ладонь на плечо Увальда – младший мальчишка ответил спокойным, прямым взглядом.

– Я клялся в верности лишь твоему отцу, – сказал Вадомайр, – и обещал помощь твоей матери. Но я видел тебя в бою... – он повысил голос: – Вот ваш кэйвинг – кэйвинг Увальд сын Йохаллы, анлас и властелин Эргая! И кто этого не признает – умрёт.

– Останешься? – спросил Увальд. – Будь моим пати и сторменом.

– Утром меня тут не будет, кэйвинг, – ответил Вадомайр. – Я отдал и этот долг. Прощай же.

* * *

Мальчишка, сидевший внутри повозки, поднял на вошедшего глаза – измученные, тоскливые. Он не был ни истощён, ни избит, неплохо одет, в выгородке стояла низкая кровать, столик с кувшином воды... Но от правой щиколотки к стене тянулась прочная цепь, расклёпанная снаружи толстой доски.

Вадим присел на край ложа и внимательно осмотрел данвэ. Пленный не опускал взгляд зелёных глаз. Но в них – на самом дне – дрожала капелька молящей покорности. Раньше её не было. Когда били – не было. Когда почти забили – не было. И когда он кидался на выкупившего его Вадомайра с камнем. И когда пытался бежать – раз, другой, третий... восьмой. Недавно, уже когда Вадомайр был в море.

Теперь появилась. Всего лишь капелька. Но Вадим был уверен, что со временем там только это и останется – дожать можно. Дожать теперь только вопрос времени. А потом спрашивать. Он ответит.

Вадим вздохнул  и зелёные глаза данвэ изумлённо дрогнули. Выложил на колено принесённую с собой вещь и спросил:

– Что это такое? Откуда это у ваших?

Данвэ быстро посмотрел на вещь и снова поднял глаза. Покривил губы. Промолчал.

Вадим вздохнул снова и достал ключ:

– Я дам тебе коня и еду, уезжай. Я не хочу тебя ломать. Когда ты настолько сильней – это просто нечестно... А до разгадок доберусь сам.

Он переложил пистолет на кровать и встал. И услышал сипловатый ломающийся голос данвэсского мальчишки, говорившего по-анласски почти чисто, хотя некоторые слова приходилось угадывать по смыслу:

– Это гражданский пистолет. У моего отца такой. Откуда ты его взял, анлас?

Интерлюдия: «Карлссоны»

 
Спешились карлссоны – их баки пусты,
Прут через периметры в рост...
В морды им впиваются осколки звезды – 
Самой развесёлой из звёзд...
 
 
Их огонёк мигнул вдали – и зачах,
Тропка потерялась в ночи – шубб-ба-ду-ба...
Сказку убитую на крепких плечах
Хмурые карлссоны несут...
 
 
Выруби свет. В пламени наш Вазастан.
Выруби свет. Рвутся штурвалы из рук.
Выруби свет. Хватит глядеть на экран.
Выруби свет. Выруби звук.
 
 
Кнопку заело – и пропеллер висит,
Как перебитое крыло...
Карлссон садится в самолёт без шасси – 
Солнце кроваво и светло.
 
 
Нет возвращенья, как птице без ног!
Это неписанный закон – шубб-ба-ду-ба...
Если в кабине самурайский клинок – 
Как валидол под языком.
 
 
Выпили карлссоны чашку сакэ, как будто отраву...
Взлетели карлссоны, заложили последний круг...
Вспомнили карлссоны дымное небо над Окинавой...
Выруби свет. Выруби звук.
 
 
Что б не менялось на проклятом веку – 
Все измененья налицо.
Анна Каренина срывает чеку,
Прежде чем лечь под колесо.
 
 
Дремлет Малыш... Под одеялом темно...
Спит – и видит сладкие сны – шубб-ба-ду-ба...
Там, как и прежде, влетает в окно
Карлссон, вернувшийся с войны.
 
 
Выруби свет. В пламени наш Вазастан.
Выруби свет. Рвутся штурвалы из рук.
Выруби свет. Хватит глядеть на экран.
Выруби свет. Выруби звук. [13]13
   Слова Олега Медведева.


[Закрыть]
 

* * *

В высокое окно замка постучалась пышная зелёная ветка. Кэйвинг Синкэ Алый Клинок сын Радды, анлас из анла-тэзар, властитель Галада, подойдя, распахнул окно и, впустив весенний воздух, вдохнул его полной грудью.

– Люблю это время, – сказал он и, повернувшись, сел на подоконник. Некогда красивое мальчишеское лицо обезображивал длинный шрам, закрывший навеки левый глаз. – Вдохнёшь этого воздуха – и не надо пить вино, – он поднял в левой руке золотой кубок с чеканкой, наполненный молодым виноградным вином, подарком кэйвинга Увальда сына Йохаллы, властелина Эргая.

– Не пей, – откликнулся человек, сидевший у тяжёлого малахитового стола в мягком кресле. В отличие от Синкэ, одетого в синюю с золотом тунику, короткие штаны и сандалии, его собеседник был затянут в тугую кожу и обут в высокие мягкие сапоги, а на поясе висела не только сакса, но и длинный меч.

Кэйвинг Вадомайр Славянин, властелин Йэни Асма, приехал в гости к своему другу. Они не виделись не слишком долго – но за это время в жизни произошли немалые перемены.

– А ты всё так же не пьёшь вино, – весело заметил Синкэ. – Такой же, клянусь топором Дьяуса! – Вадомайр усмехнулся углом рта, и Синкэ поспешил сменить тему разговора. – Ну, рассказывай, как ты переманивал людей у всех соседей подряд? Говорят, что Ротбирт Стрелок у тебя сидит во главе стола, а в подвалах ты держишь кучу гномов и они варят тебе золото из свинца? И что твой щитоносец – вообще данвэ?

– Говорят разное... – неопределённо протянул Вадомайр. – Так рассказать, как я жил и что делал?..

...В конце зимы, после разгрома флота данвэ у Эргая, властитель хангаров поутих, перестал грозиться выжечь и вырезать всех «рыжеволосых демонов» – и анласы упоённо занялись сразу двумя междуусобицами: на севере Бёрн неуклонно расширял свои границы, а на юге соседи дружно отколотили Остан Эрдэ, напавший на Галад и Эндойн. Метельной ледяной горной ночью, когда горные великаны трясли скалы на побережье, швыряя с них лавины вниз, три сотни храбрецов из Эндойна, Эргая и Галада, объединившись под рукой Вадомайра Славянина с его небольшой дружиной, ушедшей с ним после Эргайского Сражения, прошли с лошадьми по горным тропам – ледяными карнизами – и налётом взяли три хангарских крепости, защищавших проходы в хребтах, а потом обрушились в плодородные долины и на город-порт Балны Хун. Вадомайр собственноручно срубил голову сююджи Балны Хуна и в кожаном мешке с мочой и калом отослал правителю Ханна Гаар. Дружина подняла парня на скрещённых мечах и крикнула кэйвингом нового княжества – Йэни Асма, «Молодых Гор». Дважды за два месяца хангары многими тысячами подходили к горным крепостям – и откатывались, оставляя трупьё, под градом насмешек, улюлюканья и свиста со стен – анласы только что не мочились им на головы и всячески поносили Чинги-Мэнгу, крича, что их вождь давно убил хангарского бога. Хангары из окрестных урханов тайком убегали к анласам – целыми айалами; под властью страшных рыжих северян жилось куда легче, чем под властью своих сюууджи и датханов. Приходили и анласы – из разных мест, крестьяне и ратэсты, искавшие кто чего, но готовые служить молодому вождю... Однако, сказать правду, Вадомайр никого не переманивал под стяг с Зимородком специально.

Своего хлеба явно не хватало, но были золото, медь, железо, свинец, соль. Был порт – крупнейший на юго-западе континента. И Вадомайр заводил боевые скиды, и торговые корабли. А кроме того – нередко из ворот то одной то другой крепости выплёскивалась стальная гремащая змея – конная сотня уходила в поход аж до самых стен Ырганды, и пригоняла скот, и лэти, и привозила золото, серебро и медь, и красивые камни, и знаменитый ыргандский жемчуг... и – да – своих павших, так что?

Хангары терпели. А данвэ и вовсе не появлялись...

... – И сколько же у тебя сейчас скид? – немного завистливо спросил Синкэ.

– Уезжал – заложили «Фиорсу», десятый, – не стал скрывать Вадомайр. – Дерева хорошего не хватает, выдержанного. А кормчие мои и стормены хороши – не хуже, чем у Рэнэхида в Эндойне!

– Не скажи это ему, – посоветовал Синкэ.

– Не скажу, – пообещал Вадомайр. И погрустнел. Кэйвинга Рэнэхида он видел месяц назад в море. И совсем неласково смотрел бывший вождь на бывшего стормена, хоть и улыбался широко. С палубы – на палубу. Один скид – под золотом с голубым единорогом. А другой – под золотым зимородком на густо-синем... Если и не враги – то и не друзья. Соперники...

Вадомайр встряхнулся, как промокший пёс, чтобы прогнать грустные мысли. Но Синкэ, кажется, понял, что к чему. Он был умён и опытен, юный правитель Галада. И умел подмечать скрытые движения людской души.

– Не следует горевать, что судьба разводит вождей, – сказал он непривычно мягко. – Это не лишает нас чести. Мы ближе к богам, чем обычные люди... и не важно, что и как вознесло нас на высоты – мы менее свободны в привязанностях и выборе, чем последний лэти...

– Это так, – наклонил голову Вадомайр.

– Ты и без того счастлив, Славянин. У тебя жена и ты находишь друзей везде, где живёшь. А многие всю жизнь ищут хоть одного.

– Я тоже ищу, – пробормотал Вадомайр. – И не нахожу...

 – А! – Синкэ прищёлкнул пальцами, вскочил, быстро подошёл к стене между двух окон и откинул плотную ткань с какого-то предмета, висящего на стене. – Твоё?!

Вадомайр заулыбался. На стене висела картина. Липовая простая доска превратилась в окно в море. Под надвигающейся тучей, среди вздыбленных ветром белоголовых волн летел на вёслах скид. Казалось, можно услышать рёв гребцов.

– Моя. Как попала к тебе? Я её подарил одной девч... О?!

– Наоно моя жена, – усмехнулся Синкэ. – Эта картина – половина её приданого. Лучшая, хотя в другой половине немало золота и оружия.

– Поздравляю, – сказал Вадомайр искренне. И показал руками, как держат ребёнка. Синкэ нарисовал рукой живот и спросил:

– А у тебя?

– Нет пока, – коротко сказал Вадомайр. И вспомнил тот удар копьём, едва не убивший Эрну на бродах... Будут ли они – дети? Не могли сказать даже атрапаны...

– А правда, что твой старший атрапан – тоже славянин? – спросил, будто подслушав мысли, Синкэ. – Из-за гор?

– Правда, – кивнул Вадомайр. – Необычный человек... Пришёл и попросился жить. Он и не атрапан, это про него так – говорят разное. Он и меня-то старше не намного...

Они ещё поговорили о разных вещах. Вадомайр со смехом рассказал, как его люди охотились на шумного злого духа, поселившегося в пещере на склоне холма над одним вардом, а вместо духа убили здоровенного медведя, который колупал себе стену – там дикие пчёлы устроили гнёзда. Синкэ порадовал друга вестью о том, что Остан Эрдэ наконец-то успокоили... Вадомайр гостил у Синкэ третий день и сейчас пошёл поговорить перед обратной дорогой – в дальнем дворе уже брякал металл, фыркали кони и переговаривались ратэсты, готовые в путь.

– Приезжай ко мне, если будет время и достанет желания, – Вадомайр пожал локоть кэйвинга-соседа. – Посмотришь, каково в наших долинах.

– Может, и соберусь, – кивнул Синкэ. – Только скоро – вряд ли. Мы редко ездим друг к другу в спокойные дни. Если приеду – так с бедой...

* * *

Весна была и в горах. Кое-где ещё лежал снег, но по всем склонам проснулись уже давно ручьи, цвели среди камней эдельвейсы – бледные звёздочки. Солнце пригревало, над горами тянулись караваны птиц. А внизу, в долинах, убирали второй урожай...

Тут, в горах, жилища людей были редки. Хангары тут и вовсе не селились, из анласов прижились лишь те, кто жил охотой. Их каменные дома, обтянутые изнутри шкурами, лепились к скалам и казались их продолжением. Обитатели выходили навстречу семьями, приветствовали кэйвинга с оружием в руках, спрашивая, не нужны ли защита, помощь, проводники и нет ли какой войны, на которую можно пойти прямо сейчас? Вадомайр со своими людьми ночевал в этих домах и вечерами, сидя на шкурах у очага, в котором горели куски угля, расспрашивал неспешно об охоте и горных духах.

Ничто не предвещало никаких неприятностей. Да и каких – на своей уже земле?..

...Всё началось, когда впереди оставалось полдня пути – а там спуск в долину. Слева, высоко на перевале, будто парила в облаках башня одной из сторожевых крепостей. Вадомайр, задрав голову, с удовольствием рассматривал выстроенные данвэ (нет, правильно – данваны!) серые форты и мощный центральный тур. С гор потягивало льдом, ратэсты сейчас, наверное, сидят у огня, а те, кто дежурит на стенах, кутаются в тёплые меховые плащи...

Он оторвался от отряда. Под Вадомайром был не его боевой конь, а снежно-белый с чёрными «чулками» иноходец откуда-то с юга, подарок купцов. Нервный, тонконогий и быстрый, как ветер, конь не мог нести анласа в доспехе. На коротких расстояниях он оставлял далеко позади рыжих анласских жеребцов, но быстро утомлялся. Тёплый, подбитый мехом плащ Вадомайра лежал на конском крупе – именно этот плащ и зацепился за ветку багульника, густо росшего вдоль дороги.

Ругнувшись по-русски, парень склонился с седла... и что-то звонко цокнуло по камню – на той линии, где только что была голова кэйвинга. Вадомайр выпрямился в седле, схватив дротик у седла. Конь вдруг взвился и с хрипом начал падать – Вадомайр быстро соскочил и пригнулся, оглядывая скалы. Появившиеся из-за поворота ратэсты перешли на галоп, тревожно крича. Но Вадомайр их не замечал.

Шагов за двадцать справа на склоне поднялись и побежали прочь, к ведушей вниз осыпи, два человека в чёрном. Вадомайр размахнулся, посылая дротик в цель. Передний из бежавших взмахнул руками и упал – убит, Вадомайр был уверен в этом. Второй проскочил мимо товарища... вернулся, наклонился над ним. Мимо кэйвинга проскакали ратэсты, а трое, соскочив с коней, сдвинули вокруг щиты.

– Прочь, – Вадомайр оттолкнул их. – Второго берите живым! – крикнул он в спины остальным. Сам, метя плащом по камням, подошёл к коню. Между глаз у того торчало короткое древко арбалетного болта. Конечно, пластиковое...

Ратэсты вернулись – весьма смущённые. Двое тащили труп, третий – сам арбалет. Остальные ехали позади, растерянно переговариваясь.

– Прости, кэйвинг, – склонился с седла один из них. – Он прыгнул вниз, а там обрыв и камни внизу... вокруг аж брызнуло...

– Что это, Дан? – Вадомайр, взяв арбалет, протянул его своему щитоносцу.

Зеленоглазый мальчишка усмехнулся почти вызывающе. Подбросил в руке тяжёлую машину – утилитарную, как ложка, мощную, с рычагом взвода и круто изогнутым стальным луком.

– Такие делают для охотников, – ответил он. – Раньше из них стреляли кочевники Великой Степи. Я в кино видел. Правда, они были из дерева и рога... Наши с такими не воевали, но сейчас многие охотятся с ними, особенно на Асвайге.

– Планета-лес? – вспомнил Вадомайр рассказы Дана. Тот кивнул, возвращая оружие. Говорили они на языке данванов – хотя и похожий на анласский, он всё-таки сильно отличался. Примерно как русский от чешского, оценил для себя Вадим ещё в начале знакомства с дэм Гато й'Харья, откликавшимся на «Дан».

Убитого положили к ногам кэйвинга – дротик Вадомайра попал ему под левую лопатку и прошёл почти насквозь. Под маской оказалось славянское лицо, коротко стриженые светлые волосы...

– Завалите его камнями, – приказал Вадомайр. – И едем дальше! Коня мне – моего боевого!

* * *

Обычно, возвращаясь из поездок или походов, Вадомайр мылся в небольшом душе и спал в тишине большой, светлой комнаты на втором этаже своего дворца – высокие незастеклённые окна выходили на галероею, с которой была видна вся долина и горы вокруг. По галерее ходили ратэсты – в такие часы они старались лишний раз не звякнуть металлом, видя откинутую на кожаную подушку голову кэйвинга и заброшенные за неё руки – сильные, но с тонкими запястьями – покрытые навсегда въевшимся загаром. В такие моменты его не беспокоил ни Ротбирт, ни даже Эрна.

Но в этот раз он изменил своей привычке. Едва бросив поводья подбежавшему младшему конюху, Вадомайр подхватил арбалет и быстро пошёл по крутым лестницам наверх, на плоскую крышу дворца.

Тут, в углу крыши, над самым обрывом, на дне которого бежала с гор холодная вода, мерно вращавшая лопасти трёх поставленных каскадом колёс, прилепился, как игрушечный кубик (домик Карлсона, всегда думал Вадим) небольшой мезонинчик с окнами на все стороны света – под ровной черепицей. Тут жил тот, кого называли «славянский годи». Хотя этот человек не был ни славянином (хотя Вадомайр так сказал Синкэ), ни атрапаном.

Одноногий Ганс Дидрихс, в прошлом – капитан медицинской службы вермахта, потом – интербригадовец времён Взмятения, потом – просто беглец – предпочитал, чтобы его называли просто: «мастер». Хотя анласы считали его не просто атрапаном, но, пожалуй, немного богом. В руках Дидрихса самые обычные вещи становились волшебными. Он брал горсть песка, смешивал его с содой, грел на огне и... получалось стекло. Или выпуклый диск, проходя через который, лучи солнца поджигали бересту и мох. Он брал гнутые стальные лопатки, соединял их свастикой, ставил в ручей, протягивал ремни и... вода вращала ручную мельницу. Он брал широкое колёсико с желобком, закреплял его над воротами сеновала, пускал по жёлобу верёвку и... один человек поднимал такие тюки, что впору пятерым. И никогда никому не отказывал в просьбах. А больше всего любил говорить с Даном.

Данванский мальчишка был смел, горд и любопытен. Мог часами слушать сэпов. Разговаривал о священных знаках. Расспрашивал охотников о повадках зверей. И записывал то, что было интересно, в блокнот – вещь, знакомую тут одному только Вадиму. И то, что странный атрапан и данвэсский мальчик служать их кэйвингу, ещё более поднимало Вадомайра в глазах окружающих...

...– Вы дома, Ганс? – Вадомайр приоткрыл дверь. В нос ударил резкий запах. На большом столе что-то кипело и пенилось. Все окна были открыты настежь. В углу на тумбочке тихо бурчал небольшой радиоприёмник. Дидрихс сидел у дальнего конца стола и читал книгу.

Быстрым, не старческим движением подняв голову, старик улыбнулся Вадиму. Отложил книгу. Сухолицый, с ёжиком седых волос, клювастым носом и прозрачными глазами, Дидрихс походил на какую-то хищную птицу – усталую, но опасную. Чёрная рубашка, светлые штаны и сапоги тонкой кожи (на протезе – такой же, как на «живой» ноге) составляли его одежду – странно выглядевшую, как бы вне времени.

– Проходи, конунг, – сказал старик без усмешки. Вадим вошёл. Старый немец-офицер вызывал у него интерес не меньший, чем Дан. Дико и интересно было сидеть напротив человека, который участвовал в Великой Отечественной Войне (пусть и не на той стороне, что нужно) – встретившись с ним на иной планете. – Садись... Нефть привёз?

Вадим выставил на стол склянку с почти прозрачной жидкостью. Дидрихс только что не сунул в неё свой нос, удовлетворённо кивнул:

– Как ваша каспийская, до которой мы не дошли в своё время.

– Вы в это своё время уже были тут, – напомнил Вадим и выложил на стол арбалет. – Хотели убить. Но как-то... – он поморщился. – Нелепо как-то. Ладно, зимой – на юге, я понимаю, спешка, всё такое... Но тут-то?

– Чья-то милая самодеятельность, – оценил Дидрихс, рассматривая оружие. – Игрушки в игрушки. Не бомбу же на тебя сбрасывать, мой юный конунг. Хоть ты и самонадеян... и небезопасен. Но не так чтобы очень. Интересно же посмотреть, что будет делать человек, ранивший сына самого йорд Виардты.

Вадим поморщился, вспомнив, что с ним было, когда некоторое время назад он во всём разобрался и понял: всё вокруг – это игра. Игра могущественных, безжалостных и насмешливых существ. Завоевателей, подобных которым не было на Земле. Вадим только что не онемел от ярости – не фигурально выражаясь, на самом деле. А Дидрихс продолжал, глядя на Вадима своими прозрачными глазами:

– Они безумны. И не подвержены болезни завоевателей – пресыщенному старению. Они воют ради войны и власти. Если бы не твоя страна, мальчик, моя Германия стала бы такой. И, может быть, сумела бы дать отпор данванам и не пустить их на Землю... вот только остальным народам тогда уже было бы всё равно, кто победит – мы или данваны.

Вадомайр налил себе эля. Вадим слушал. Дидрихс продолжал, кривя губы:

– Я не рассказывал тебе... Я был офицером тотальной группы. Когда мы поняли, что проигрываем, то создали такой небольшой отряд... Там были и местные – анласы, славяне – но большинство – земляне-добровольцы. Мы решили идти ва-банк: ворваться в одну из Крепостей, захватить фрегаты и атаковать Невзгляд. Это было начало семидесятых годов. Я был ещё не так стар и у меня было две ноги... – он каркнул – засмеялся.

– Дед Олега был там? – спросил Вадим тихо.

– Нет, – покачал головой немец. – Он не верил, что получится. И потом – он тогда командовал 2-й ИБР, они отступали на северо-запад, всё дальше в леса, прикрывали массу беженцев... тотальную группу организовал английский майор по прозвищу Фрост. Как его звали на самом деле – я не знаю и сейчас. Мы купили новейшее по тем временам оружие и отличное снаряжение у одной американской компании. Отработали всё до мелочей. Просчитали по секундам, заучили план нужной Крепости, собранный по крупицам... Угнали мы не фрегат, а вельбот. Просто чтобы спастись. Почти все наши погибли. Нас кто-то выдал. И нас уже ждали. Потом мы, правда, провели ещё несколько операций, захватывали технику, но она выходила из строя, разрушалась, как только мы пытались её вскрыть или запустить. Мы тогда ничего не знали о настройке на биотоки. Во время одного из таких «вскрытий» я лишился ноги. А когда пришёл в норму – с организованным сопротивлением было покончено.

Вадим поднялся на ноги. Прошёлся туда-сюда – быстрый, прямой, решительный, юный. Немец следил за ним жёсткими глазами, в которых не было ничего, кроме тусклой серости.

– Что было в той моей жизни? – вдруг спросил мальчишка, останавливаясь у окна и глядя в долину. – Ну, прожил пятнадцать лет. Как моська на балконе – смотрел на происходящее и гавкал иногда. Ну, прожил бы ещё четыре раза по столько, и что дальше? А тут... А тут я что-то сделал. Или не что-то? Может быть, я сделал всё, что должен был сделать в этом мире – и во всей жизни. Не каждому удаётся спасти целое племя... Жаль только, Олега так и не нашёл...

 – Ищи, – пожал плечами Дидрихс. – Ищи, а не покупай это.

Вадим быстро посмотрел на немца. Подошёл к столу, присел, вытянул из-под него ящик – тяжёлый, он скрипел по доскам пола, ровным, гладким. Открыл крышку, почти нежно погладил ствол одного из четырёх лежащих внутри «миними-пара». Закрыл крышку, задвинул ящик, встал:

– Люди потом отнесут вниз. Не имеющий меча своего падёт от меча чужого – так тут говорят, ты ведь знаешь. И правильно говорят.

– Ты хочешь, чтобы они снова начали войну? – спросил Дидрихс. – Анласы, славяне... которых только что разбили в городах? Восстание подавлено... А ты знаешь, мальчик, что такое война – настоящая война? Та война, что была тут, у нас – тогда ? Ты выносил из дома то, что осталось от матери и отца? Не тела, нет – головни... Ты когда-нибудь хоронил своих братьев? Сперва – младшего. Потом – старшего. Потом – ещё одного младшего. Ты хоронил своих друзей, которые тебе были те же братья, которых ты знал, сколько себя? Ты хоронил своих подруг? Ты хоронил девушку, которая через два месяца должна была родить – родить твоего ребёнка? А самое страшное – ты хоронил надежду? Каждый день – всё глубже и глубже? Ты знаешь, что такое – сражаться, понимая, что не победишь? Понимая, что враг просто играет с тобой – настолько он сильнее тебя... Ты знаешь, что такое – ежедневное отчаянье, такое же привычное, как рука или нога? Путь длиной в годы, бой длиной в годы – и каждый день смерти, и каждый день отчаянье, которое убивает, как пуля! Как можешь ты требовать от них снова встать на этот путь? Да и с кем воевать? Тех, кто умел бороться и выжил, можно пересчитать по пальцам одной руки. Левой, правой – как хочешь...

Дидрихс стоял в рост, упершись в стол расставленными длинными руками. Его пальцы подрагивали.

– Я не люблю, когда играют в людей, – сказал Вадим спокойно. – Я бы простил им всё то, что ты говоришь, Ганс, – он говорил по-русски, но Дидрихс не перебивал – понимал. – Весь этот ужас простил бы, потому что... да потому, что это просто война. Но я не желаю прощать ужас, сотворённый ради игры, герр капитан.

– Те, кто пытался бороться раньше, были многократно сильней тебя во всех отношениях, – сказал немец устало, опускаясь в кресло. – Живи, как живётся, конунг. Или найди своего друга, бери под мышку свою жену... и возвращайтесь на Землю, пока ещё можно найти пути.

Вадим осклабился, как молодой волк. И показал свою правую руку:

– Восемь данванов.

– Не считал, – вытянул перед собой длинные руки старик. – Но, думаю, больше. И не в игре в войну, а на войне. Что с того?

– Если ты не веришь в то, что у нас может получиться – почему ты мне помогаешь? – спросил Вадим. Дидрихс пожал плечами и откинулся на спинку:

– Привычка, – равнодушно ответил он...

...Эрна ждала Вадомайра на лестнице – и первым делом больно укусила за шею.

– Ау! – вырвалось у него. Мальчишка обнял талию своей жены и крепко стиснул. – Попалась, кусака?

– О чём ты с ним говорил? – сердито сверкнула глазами Эрна, отстраняясь, но не вырываясь. – Он угрюмый, как каменная статуя. Только приехал – и бегом к нему! – она нацелилась кусаться снова, но Вадомайр перехватил её рот губами и притиснул к каменной кладке.

Отталкивающие руки превратились – в обнимающие...

* * *

Балны Хун – или Йэни Асма, «Сверкающий Камень», как переименовал этот город Вадомайр – был одним из крупнейших портов западного побережья. Город строили не хангары и даже не данваны. Он стоял тут всегда. С незапамятных времён – таких, о которых даже легенд не сохранилось.

Город напоминал колесо со спицами – такие недавно начали делать анласы. Центральная площадь – и восемь главных проспектов, разбегающихся от неё, вымощенных белым камнем. Северный проспект вёл в порт. Остальные семь – к семи воротам в старой стене; каждые из ворот венчали две надвратных башни. Сама стена, впрочем, давно уже никого ни от чего не защищала – город разросся далеко за её пределы. Новый Город – тот, что лежал за её пределами, прорезали те же семь проспектов. А вот стены вокруг него не было, и Вадомайр и не собирался её строить. Но вот порт превращали в крепость поспешно – и две длинные стены от него тянулись к Старому Городу. Вадомайр хорошо помнил урок, который дали данвэ кэйвингу Инго на Эргае, взяв порт. А Вадим – не менее хорошо помнил историю Афин.

Население Йэни Асма удивительно индифферентно отнеслось к появлению новых хозяев. Купцам, давно забывшим, какой они нации, было всё равно, чей стяг над городом – лишь бы не мешали торговать и не грабили. Хангары просто сидели тихо. Данвэ, которые жили в городе, кажется, приготовились драться... но ничего не произошло. То, что анласы посадили на склонах холма за городом священную рощу, тоже никого не обеспокоило. Грабежи – естественные для портового города – с приходом анласов подувяли. Первоначально местные «ночные короли», облагавшие данью купцов и финансировавшие городскую стражу, попытались установить такой же порядок и с анласами. Тогда ратэсты Вадомайра просто-напросто устроили облаву и примитивно зарезали всех попавших к ним в руки «работников ножа и топора». Оставшиеся в живых пришли в шоковое состояние – раньше стража максимум наказывала особо нерасторопных рядовых исполнителей, попавших к ней в руки, а уж на глав «синдиката» руки поднять не смела. Анласы же считали, что вождь, людям которого не стало удачи, должен отвечать за их несчастья – поэтому главари, в отличие от не очень мучившихся «шестёрок», прожили ещё довольно долго – повешенные в порту за ноги... Основная же масса населения власть почти благословляла. Анласы могли разорить по пьяни какое-нибудь заведение (за разор позже заплатив) или ударом кулака проломить череп кому-нибудь, кто давно на это напрашивался или сам этого хотел. И всё!..

...Боевая гавань Йэни Асма, закрытая с суши стенами, с моря тоже была отсечена стеной, поднимавшейся прямо со дна залива. В стене было пять раздвижных створов.

– Кому отдашь «Фиорсу»? – спросил Ротбирт. Его конь нервно рыл землю копытом, стоя голова в голову с Вихрем, который застыл, словно вкопанный.

Вадомайр смотрел, как «Аврору», его личный скид, спускают на воду. В ответ на вопрос друга он перевёл взгляд на новый корабль. Там оставалось обшить верхний ряд и водрузить на штевень резную голову. Скид обещал стать достойным дополнением к флоту.

– Не знаю пока, – сказал он наконец. – Слушай, проследи, чтобы на «Авроре» заменили шнуры между досками. Я поеду в торговый порт.

Ротбирт кивнул. Вадомайр плавно выгнулся назад в седле, движением колен разворачивая коня, хлопнул его по крупу ладонью – и понес по мощёной дороге. Следом скакал Дан.

* * *

Утром в порт пришли три небольших парусных корабля откуда-то из залива Ис (или по-славянски Ос-губы). Белокорпусные, быстрые, они легко нашли место у причалов – и с них сошли несколько человек в одежде, которая к северо-западу отсюда показалась бы странной. Но в порту давно привыкли к любым пришельцам. Люди в лёгких рубашках, штанах и туфлях, со светло-русыми бородами, степенно шагали по вымощенной белым камнем дороге. Один из них временами поднимал к глазам серебристую коробочку, в которой Вадим легко опознал бы цифровой фотоаппарат. Именно он и нарушил молчание, сказав после очередного снимка:

– Красивый город.

– Да, не то, что наши, – проворчал старший из троих.

– Где их старшего-то искать? – вмешался третий – со шрамом, уходившим в густые усы. – Спросить бы кого-нибудь, а то так и прошляемся без пользы.

Вокруг было людно. Сновали уличные разносчики, мелкие торговцы, шли грузчики и рыбаки, кричали зазывалы у богатых лавок. Бывает так, что в людном-то месте и не сразу поймёшь, к кому подойти с вопросом... Все трое остановились.