Текст книги "Я иду искать. История третья и четвертая"

Автор книги: Олег Верещагин

сообщить о нарушении

Текущая страница: 14 (всего у книги 22 страниц)

И хангары остановились, не спустившись с холмов. И анласы стояли на берегу – молча и неподвижно, и пики стояли в алом вечернем небе, пронзая тучу, похожую на корчащегося кракена... Потом подул ветер, и туча уползла за горизонт.

И хангары ушли.

* * *

Вот куда Синкэ посылал людей – уже давно! Понятие «чужая страна» ещё не вошло в жизнь анласов, и зов крови находил пока отклик даже у самых чёрствых или расчётливых. Кэйвинг Фэрна сын Дагана, анлас из анла-атта, властитель Нарайна, кэйвинг Оэл сын Йиннэ, анлас из анла-сангай, властитель Ортэнлунда, кэйвинг Рэнэхид сын Витивалье, анлас из анла-даннэй, властитель Эндойна и кэйвинг Рийонэ сын Эльстэ, анлас из анла-фаран, властитель Дэлана – привели свои дружины на помощь и открыто выражали недовольство тем, что обошлось без боя. Вскоре ушли назад большинство их воинов... а сами кэйвинги с небольшими отрядами – остались...

...Синкэ – на диво – не умер. Правда, он всё ещё лежал в покоях и не вставал. Говорить он тоже не мог, и левый глаз больше не открывался. Кроме того, по ночам его мучили боли – такие, что он разрывал меховые одеяла, чтобы не кричать. Но слепой атрапан Уиттэ говорил, что это пройдёт. Что до шрама через всё лицо – то воин не девушка...

...А вот Вадима рана в бок уложила мало не насмерть. Вечером того же победного дня горячка затуманила ему голову и... очнулся он лишь на пятые сутки после этого.

Долго он не мог понять, где лежит. Высокий потолок расписывали парящие птицы. До подбородка закрывало мальчишку лёгкое тёплое одеяло.

Он повернул голову. Эрна спала рядом, сидя в кресле и подложив под щёку кожаную подушку. Босые ноги девушки были закрыты пледом, но он сполз, и Эрна поставила одну ногу на другую, чтобы согреться.

Вадим вздохнул. За окном слышались обычные звуки – шаги, голоса, кто-то засмеялся, ржали в отдалении кони, взвизгивала женщина. Звуки были понятными и знакомыми – это самое странное.

«Это теперь их дом – и они его завоевали, – думал Вадим, и странно было уже отделять себя от анласов, настолько он сжился с этим народом. – Сюда придут их боги, их обычаи, их язык... Но что это для меня?»

Он улыбнулся и прикрыл глаза. «А если остаться тут? Насовсем остаться тут? Что стоит-то?..» Но вспомнился – речной берег, залитый кровью, и длинные стрелы, летящие в беззащитные спины плывущих людей... Кому он отомстил? Рабам? Какую тайну раскрыл? Нет уж, брать за глотку надо хозяев...

Кажется, он сказал это вслух – и довольно громко, потому что Эрна подняла голову – подушка мягко шлёпнулась на пол.

– Проснулся! – сказала она – и Вадим по голосу понял: девушка улыбается. Не глядя, протянул руку – ладони Эрны сомкнулись на его пальцах, сильные ладони много работающей девушки.

– Я боялась, что ты умрёшь. Но атрапан сказал, что ты будешь жить, и я... – она смешалась и прижала руку Вадима к щеке, улыбнулась.

– Буду жить, – согласился Вадим. – Я пока ещё не потерял интерес к этому занятию, хоть оно и хлопотное...

Эрна, глядя на мальчишку влюблёнными глазами, засмеялась тихо. Вадим осторожно сел, отбросил одеяло. Коснулся бока – там виднелся свежий шрам в виде буквы Г.

– Тут можно умыться, кстати? – спросил он. Эрна кивнула, выскочила наружу – мгновенно. А вместо неё вошёл Ротбирт. В коже, с мечом у пояса... а на виске – седая прядь. Проследив удивлённый взгляд Вадима, анлас засмеялся и пояснил:

– Шлем пробили. Рана вроде пустяковая, а волосы поседели... – и с этими словами обхватил Вадима за плечи.

– Раздавишь! – вскрикнула, входя, Эрна. За нею мальчишка, тихо ступая босыми ногами, нёс тазик с водой. Во взгляде мальчишки был восторг, и Вадим, кое-как отбившись от объятий Ротбирта, сердито спросил:

– Не пойму, какого чёрта все так ликуют по поводу того, что я жив! Ну ты-то чего смотришь?! – это он спросил у мальчишки.

– Ну как же... – тот смутился, осторожно ставя тазик на пол и опускаясь рядом на колено. – Ведь не будь тебя – кто знает, как повернулся бы бой! – глаза мальчишки вспыхнули, он заговорил, сбиваясь: – Я был там, во второй сотне, у отца... видим – и кэйвинг упал, а эти мордатые скачут и воют, как стая духов...И многим... и мне... ну, мне тоже... показалось, что не иначе как удача покинула нас. И вдруг... ты поскакал вперёд с боевым кличем... и все за тобой... а над тобою мчался сам Вайу и поражал одной стрелой сразу по десятку врагов! Я сам это видел, – убеждённо закончил мальчишка, – и готов в том присягнуть. Да и не только я. Если бы кэйвинг – да не допустят боги! – умер, все закричали бы кэйвингом тебя, Вадомайр Славянин, и ничего, что ты не из анласов!

– Хорошие слова ты про меня говоришь, и я рад, если это правда, – улыбнулся Вадим, пряча за улыбкой смущение и удивление. – Но я мало что помню. Спасибо за воду, воин.

Мальчишка поднялся, чуть поклонился и вышел. Вадим хмыкнул, посмотрел на Эрну, на Ротбирта. Протянул:

– Мда-а-а-а...

– И что ты теперь скажешь о предсказании Сийбэрэ? – Ротбирт явно еле удерживался от того, чтобы рассмеяться. – Слава бежит за тобой и не поспевает, брат. Подумать только – сколько потерял бы наш мир, не отыщи ты меня в степи, когда я умирал от раны...

А Эрна, сев рядом на кровать, обняла Вадима за плечи.

– Мне дадут умыться, или нет? – проворчал он.

* * *

Больше всего анласов поразило то, как спокойно отнеслись хангары к смене власти. Уже через два дня после штурма города на площадях торговали многочисленные лавки, и жители соседних айалов приезжали, везли налоги и удивлялись, когда чуть ли не половину привезённого возвращали: к чему бы это? Судя по всему, такое положение дел жителей устраивало.

Анласы начали строиться. И вскоре уже среди айалов высились варды – за частоколами, с общим внутренним двором, где место повозок заняли сложенные из серого камня с моховой конопаткой и крытые дёрном дома. И могучие быки потянули по здешней – зимней только на словах – земле тяжёлые плуги...

...На тот вечер приходился пир: Синкэ поднялся, и следовало отметить возникновение нового княжества. В коридоре Вадим и Ротбирт, уже шедшие на пир, столкнулись с группой воинов в белых плащах с голубыми и золотыми единорогами Эндойна. Среди них шагал рослый красавец немногим старше мальчишек. Он-то и окликнул их:

– Задержитесь, отважные воины. Не откажите мне в разговоре.

Мальчишки учтиво поклонились. Лицо эндойнца было им незнакомо, и Вадим сказал:

– Прости нас, но – мы, кажется, не знаем тебя.

– Меня называют кэйвинг Рэнэхид сын Витивалье, анлас из анла-даннэй, анлас из анла-даннэй, властитель Эндойна и носитель Рогатого Венца, – представился юноша, чуть щуря бледно-серые глаза. – Я знаю, что ты – Вадомайр Славянин, а ты – Ротбирт Стрелок сын Норма. Знаю я так же, что ни тебя, ни тебя ничто тут не держит – ни клятва, ни родство, ни месть, ни серебро. И ещё я знаю, что вы отважны и разумны – первое для нашего народа обычно, а вот второго нам изрядно не хватает... – он качнул головой. – Что скажете вы, если я предложу вам сменить Орла на Единорога, седло на палубу, пику на весло?

Сохраняя спокойные лица, мальчишки переглянулись. И хорошо вспомнили разговор на речном берегу – про то, что у Эндойна двадцать пять скид. Потом Ротбирт ответил:

 – Не торопится с решением тот, кто на самом деле воин. Позволь и нам не спешить. Мы подумаем и ответим, кэйвинг Рэнэхид сын Витивалье, анлас из анла-даннэй, властитель Эндойна.

Кэйвинг, как видно, ждал именно такого ответа – и наклонил голову:

– Конечно. И знайте, отважные воины – отказ ваш меня огорчит... но не обидит. В том я клянусь морем, несущим на своих ладонях мои скиды.

Он пошёл дальше в сопровождении своих воинов. А мальчишки остались стоять в коридоре... и каждый задумчиво смотрел в пол.

* * *

Зал вместил бы и больше людей, чем в нём собралось. Кому, как не Вадиму, было помнить, сколько когда-то тут сидело воинов – в гостях у хангаров... А Ротбирт ощутил, как по спине прошёл холодок – когда он сел и прямо перед собой увидел на столе зарубку – там, где он ударил саксой по дереву, крича, куда дели кэйвинга Йохаллу?!

Но теперь в зале сидели лишь свои. И все дружно поднялись, крича и протягивая вперёд чаши и рога, когда вошёл Синкэ. Пати и ратэсты – свои и чужие – приветствоали храброго вождя...

Синкэ оправился от раны полностью – шёл упругим, ровным шагом, держался прямо, смотрел по сторонам гордо и уверенно. Но от его красоты – нежной, почти девичьей красоты анласского мальчишки – не осталось почти ничего. Грубый красный шрам навеки изуродовал лицо. А вот рёв воинов ему, судя по всему, нравился – садясь в кресло с высокой резной спинкой, он широко, по-мальчишески, улыбнулся.

– Тише! – голос юного кэйвинга перекрыл шум зала и погасил его, как волну гасит встречная, ещё более мощная, волна. – Что ж, воины. Наши боги и наша отвага помогли нам добыть себе землю. Я приказал украсить свой шлем короной – он и будет знаком власти для меня и моих детей! А теперь я стану награждать верность тех, без кого не видать мне этой короны, а нашему зинду – этой земли.

Четверо дюжих ратэстов внесли большой дубовый сундук. Ногой кэйвинг откинул массивную крышку – и оттуда полилось медовое сияние не серебра – золота.

– Это жёнам, детям и родителям тех, кто сложил свои головы за зинд. И пусть меня поразит стрела Вайу, а потомки мои будут прокляты до конца всех времён, если я или они забудем о своём долге перед памятью павших – и оставим их ближних своей помощью.

Внесли второй сундук – тоже с золотом. Кэйвинг начал одаривать всех, не глядя, просто черпая из сундука монеты, броши, кольца, пекторали, браслеты своей чашей или руками, рассыпая золото, как песок. Принимали почти равнодушно, а вот добрые слова, которые находил Синкэ для каждого, судя по взглядам, ценили куда выше. Великая слава – иметь такого вождя и идти за ним! Золото уплывёт из рук. А слава – останется дольше не только непрочного красивого металла – слава переживёт и верную сталь меча!

Подошёл черёд и Ротбирта. Он вернулся на место, неся в шлеме целое состояние. Сел и какое-то время перебирал металл. Потом с непонятной улыбкой сказал Вадиму:

– Хорошая вещь – золото. Только мне что-то не очень радостно...

И тут выкликнули самого Вадима.

Мальчишка понял – что-то произойдёт, едва подошёл к кэйвингу. Потому что тот встал ему навстречу... и смотрел почти так же непонятно, как Ротбирт. Вадим тоже смотрел. И не оторвал взгляда от лица Синкэ даже чтобы взглянуть – что там насыпалось ему в шлем? Неважно...

И с облегчением перевёл дух, когда Синкэ заговорил:

– Не думаю я, что достаточно наградил тебя. В мире мало настоящих вещей, цену которых можно измерить золотом. Возьми-ка вот это... пати Вадомайр Славянин, мой брат по крови.

Мальчишка услышал изумлённый и радостный шум, который поднялся в зале – постепенно превратившийся в слитный лязг, перемежавшийся выкриками, похожими на боевой клич:

– Ва! До! Майр! Ва! До! Майр! Ва! До! Майр!

С почти суеверным ужасом смотрел Вадим на тяжёлую цепь пати, которую протягивал ему на руках кэйвинг. Вот сейчас согласиться – и... что знал старый атрапан Сийбэрэ, когда назвал прибившегося к зинду славянина кэйвингом? Вот он уже и пати... почти... и... И всё-таки... всё-таки...

– Подожди, кэйвинг Синкэ сын Радды, анлас из анла-тэзар, властитель Галада, – произнёс Вадим негромко. – Подожди дарить меня цепью и родством, что крепче любой цепи... Выслушай и реши.

Синкэ расширил глаз удивлённо – но кивнул: «Говори.» Вадим набрал в грудь воздуху...

– Недаром я не клялся тебе в верности, кэйвинг. Ты был хорошим вождём, а я старался быть тебе хорошим ратэстом. Думаю, нам не в чем упрекнуть друг друга. Я помог тебе добыть эту землю. Ты помог мне отомстить за моего вождя. Твоя мечта исполнилась, и теперь будут тебя называть не только Алый Клинок, но и Даритель, потому что в самом деле ты подарил своему зинуд жизнь. А я? Моя месть не завершена и клятва найти друга не исполнена – и что я был бы за мужчина, если бы променял месть и клятву даже на великую честь из рук лучшего вождя, виденного мною? Лучшего... но не первого, – Вадим перевёл дух. – А теперь я уйду о тебя, кэйвинг. Не все долги заплачены... а моя корона, как знать, может ещё меня ждёт!

Ой и тихо было в зале... На такую тишину, как на стальную цепь, можно подвешивать крепостные ворота – не лопнет, не порвётся... А в единственном глазу Синкэ медленно начал разгораться страшный гнев... Вот с таким взглядом и совершаются поступки, которых потом стыдятся великие и справедливые вожди. И ещё Вадим подумал: а не зарубили бы под горячую руку и Ротбирта... и Эрна – как она будет?

Впрочем, Ротбирт уже сидел верхом на скамье. И лицо у него было такое, что становилось ясно: долго, не долго думай, а он ляжет там же, где Вадим...

...Если бы Вадим хоть движением брови, хоть ноткой в голосе, хоть намёком в позе выдал какое-нибудь волнение – он бы не сошёл с места. Но он говорил спокойно и вроде даже с сожалением. И смотрел прямо.

Во взгляде Синкэ погас гнев. Уже совсем тихо, с обидой, он сказал:

– Я думал, что будет у меня снова брат. Вижу – ошибся.

– Ошибся, кэйвинг, – подтвердил Вадим. Винкэ вздохнул:

– Что же... ты мне не клялся, верно. Жаль, что уходишь теперь, когда так мало осталось у меня людей. Но держать тебя я не хочу.

– На эти земли придут к тебе ещё многие, – сказал Вадим. Синкэ сердито фыркнул:

– Что мне твои утешения, я не твоя жена! А это – держи, что стоишь? – он кивнул на полный золотом шлем. – Чтобы не говорили, будто я меняю свои решения так же легко, как треплется на ветру лист на дереве! И это держи! – и он надел цепь на шею Вадима. – Нет ли кого из славных пати, кто был бы против? – спросил он зал, и оттуда не донеслось ни единого «есть такой!»

– Благодарю за честь, властитель Галада, – Вадим поклонился. – Ты и вправду не только храбр и щедр – ты справедлив. И если бы не звала меня моя клятва – не отказался бы я тебе служить и не худшим твоим пати я бы стал. Прости, если можешь.

– Иди ты... куда подальше, – чисто мальчишески ответил Синкэ. – А как уйдёшь – так запомни: все мечи Галада твои в день, когда тебе понадобится сталь.

– Щедрый дар, – искренне сказал Вадим. Уже через его голову Синкэ спросил:

– Ну а ты, Ротбирт Стрелок? Ты останешься?

Ротбирт встал. Вздохнул так, что кожаная куртка обтянула мускулистый торс. И покачал головой:

– Прости, кэйвинг, но...

– Довольно! – возвысил голос Синкэ. – И меня в глаза называют достойным вождём – да что ж это за вождь, от которого бегут его лучшие люди?!

Тогда Вадим обернулся. Медленно достал из ножен свой длинный меч. И, глядя в лицо юному кэйвингу, ударил клинком о браслет на запястье, выкрикнув:

– Син-кэ!

– Син-кэ! – поддержал Ротбирт. И воины, вскакивая один за другим, умножали хор голосов и стали:

– Син! Кэ! Син! Кэ Син! Кэ!

И юный кэйвинг склонил голову. В знак признательности. И – чтобы никто не увидел блеска в его глазу.

Интерлюдия: «Новогодняя оптимистическая»

 
Опять на улицах зима и мандаринов свежих запах,
Опять колючих елок ветки и пушистые снега,
Но зайцы и снеговики все подались гурьбой на Запад,
А все Снегурочки уехали на отдых на Юга.
 
 
И только генерал Мороз, что в тыща восемьсот двенадцатом
Наполеону отморозил все, что есть в штанах,
Он покачал башкой седой, сказал, что должен тут остаться,
С усмешкой бодрою, умело скрытою в усах.
 
 
Китайцы тигров шлют своих, клыкастых, с белыми хвостами,
И каждый хочет съесть тебя, и скалит зубы, и рычит;
Счастливый Санта колу пьет – за деньги снялся он в рекламе,
И сделал «Джингал Бэллс» попсой – теперь он самый модный хит.
 
 
И только генерал Мороз, тот самый, что под Сталинградом
Немецким фрицам отморозил все, что есть в штанах,
Он покачал башкой седой, он не купился на награду,
С усмешкой странною, умело скрытою в усах.
 
 
В каком столетьи мы живем? В какой стране живем мы, люди?
Куда мы дели, черт возьми, наш старый добрый Новый Год?
И что же будем делать мы, когда мы вовсе все забудем,
И что же сможем сделать мы, когда дух праздника уйдет?
 
 
И только генерал Мороз, последний верный сын отчизны,
Последний среди тех, кто любит удаль и размах,
Он покачал башкой седой, он только глянул с укоризной,
С улыбкой горькою, умело скрытою в усах.
 
 
И только генерал Мороз, тот самый, что под Сталинградом
Немецким фрицам отморозил все, что есть в штанах,
Он покачал башкой седой, смял этикетку лимонада,
С усмешкой бравою, умело скрытою в усах... [10]10
   Стихи Бориса Лаврова.


[Закрыть]
 

* * *

Сорок длинных вёсел, сделанных из крепчайшей, крученой ветрами сосны, в дружных взмахах взбивали воду. Шипящие, протяжные выкрики гонга задавали так. На корме, навалившись на рулевое весло, широко расставив ноги, покачивался кормчий. Нос узкого корабля украшала высоко взметённая на длинной резной шее оскаленная пёсья голова – казалось, гигантский пёс ныряет в волнах, мчится на юг, расталкивая воду широкой, мощной грудью.

«Гармайр», одна из скид молодого кэйвинга Рэнэхида сын Витивалье, анласа из анла-даннэй, властителя Эндойна и носителя Рогатого Венца – плыла на юг, к таинственным дальним берегам, где солнце ходит по небу наоборот и кипит вода.

Эндойн крепко вцепился в море – своей суши у княжества было не так уж и много, но узкие скиды под флагом с единорогом, уже побывали у многих берегов, которых прежде не видели анласы. Они видели неприступные скалы юга континента, вознесённые на высоту, на которой спали седые облака. Они бились с золотыми чудищами данвэ – и нередко не возвращались... но и не все золотые корабли пришли обратно в уютные бухты! Скиды шли и шли – через бури и штили, холод и зной, дождь и туман, вражеские копья и морских чудищ... Шли упорно и отважно, и люди на палубах мечтали не о золоте – они грезили славой и только славой, грезили об островах за туманными горизонтами...

И, верно, потом – через много десятилетий! – новые мореплаватели, идущие уже проторёнными путями, нет-нет, да и будут встречать странный призрак: скиду, на которой скелеты, обтянутые кожей, всё так же сжимают вёсла, и стормен выклеванными глазами, не сгибаясь, смотрел вперёд – туда, где лежит вечный путь мертвецов... и станет ясно – эти гребли до конца! Или найдут на дельнем берегу, рядом с рассхошимся остовом, скелеты в проржавевших доспехах, с источенным временем оружием в костяных руках – и поймут: эти не струсили, когда пришёл последний час...

...Нет, не только Эндойн отправлял свои скиды в неизведанное. Но так уж получилось, что именно на него легла едва ли не половина морских путешествий времён Расселения.

Далеко над водой летела, рвалась клочьями песня, которую – вдохновенно и отчаянно! – орали почти сто здоровых глоток:

 
– Дева Ветра, пышноволосая странница милая!
Дева, спустись за мной на поле сражения,
Поле кровавое, поле великое!
Дева Ветра, вечно юная, в бою отважная!
Я, умирающий, с тобой, Дева Ветра, готов отправиться!..
 

Высокий широкоплечий парень стоял на носу, прочно расставив ноги и придерживаясь рукой за выступающую «шерсть» на «шее пса». Парень был, как и все на корабле, без доспеха, в одних кожаных штанах, заправленных в высокие мягкие сапоги – но на поясе висел длинный меч.

Пати Вадомайр Славянин, стормен властителя Эндойна, вёл скид в дальний поход.

Вадим изменился мало. Разве что ещё подрос, да раздался в плечах – и черты лица начали заметно твердеть, отказываясь от возраста. Да ещё в глазах тлел опасный огонёк. Каких-то две недели назад во время боя с данвэ отряд воинов из Остан Эрдэ вышел из схватки. Тогда Вадомайр со своим другом и побратимом Ротбиртом нагнал их и в бешеной сшибке – по пять останэрдцев на каждого из парней – перебил всех, а их головы отослал кэйвингу Остан Эрдэ, заклеймив лбы знаком «байэ» – «трус». Многи тогда порицали его – мол, мальчишка поступил недостойно, ведь это были свои! Обычно Вадомайр очень мало внимания обращал на то, что про него говорят. Но на те разговоры ухмыльнулся нехорошей улыбкой и ответил спокойно: «Лучше чужие, чем такие свои.» И хотя кэйвинг Остан Эрдэ в гневе хотел двинуть конные сотни на Эндойн, но кэйвинг Инго сын Хайнэ, анлас из анла-готтэ, правитель острова Эргай и кэйвинг Синкэ сын Радды, анлас из анла-тэзар, властитель Галада тут же забряцали оружем... а драться сразу против трёх княжеств не смог бы даже сильный конницей Остан Эрдэ. Да и не время было. На суше правитель хангаров, потерявший уже немало своих владений, клялся Чинги-Мэнгу уничтожить пришельцев до последнего семени. На море всё чаще и чаще появлялись золотые барки... и всё чаще пропадали загадочно и безвестно корабли анласов. Поэтому они и старались не обнажать друг на друга оружия без крайней нужды...

...А скиды Эндойна летели – летели в разные концы света.

* * *

– Эй, Вадомайр! – заорали со скамей. – Мы тут подумали – а ведь не иначе как ты торчишь на носу с таким важным видом, чтобы поберечь свои нежные ладошки!

Взрыв необидного весёлого смеха прокатился по палубе. Вадим, прежде чем повернуться, тоже довольно улыбнулся. Они уже пять суток не видели берегов – и радостно было отмечать, что люди сохранили желание шутить. Повернувшись, Вадим сел на борт, опасно отклонившись назад – чуть ещё – и он полетит под дубовый штевень, который рассечёт человека не хуже меча.

– Кто там каркнул? – спросил он. – Не иначе как ты, Галридэ – с твоим-то носом оно в самый раз – каркать...

Галридэ – молодой ратэст с носом и в самом деле выдающимся даже по анласским меркам – оскалился в улыбке:

 – Давай-давай! – подзадрил он. – Уж мы-то знаем, что ты жил там, где грести приходилось только коровий навоз!

– Эй! – Вадомайр махнул рукой. – Дайте-ка нам два места на носу – будем грести каждый одним веслом, и тогда все увидят, кто из нас годится только сгребать навоз... а кто и на это не годен!

На скидах гребли одним веслом по двое, как на драккарах викингов или варяжских снекках Земли. Можно грести одному – но это получится не у каждого. Ну а тот, кто, сев посреди скамьи, возьмётся грести один парой вёсел, словно на лодке – тот на морях славен не менее, чем на суше – всадник, нажатием колен заставляющий хрипеть и шататься самого строптивого коня! Вадомайр как-то раз попробовал так грести – не получилось даже провернуть вёсла, и никто не засмеялся. На скиде всего двое могли так – огненно-рыжий гигант Уилри сын Белеви, добродушный, но туповатый молодой ратэст – и уже пожилой, невысокий (для анласа) Осбар сын Мата – этот, казалось, состоит из одних мускулов, даже в расслабленном состоянии похожих на морёный дуб по твёрдости. Как-то раз в схватке с данвэ на морском берегу Осбар поднырнул под коня, вскинул его на плечи – вместе с всадником, вместе со всей бронёй! – и кинул с обрыва. ..

Ротбирт, который грёб на носу, поспешно вскочил, чем вызвал целую лавину насмешек по поводу нежелания грести. Но тут с кормы зычно закричали:

– Суши вёсла, волки! Ставь парус! Ветер идёт, клянусь Вайу! Ветер!

Все разом обернулись, одновременно выхватывая из воды вёсла. И увидели то, что уже давно заметил опытный рулевой – позади, на севере, ровная гладь моря дыбилась лёгкой частой рябью. Там уже был ветер. И он шёл сюда.

С дружным выкриком подняли и закрепили парус – белый с голубым и золотым единорогом и знаками четырёх ветров по краям – Ювайу, Сэвайу, Эсвайу, Норвайу. Гребцы, разминая руки, спины и ноги, заходили по палубе. Теперь наступало время безделья – ветер понесёт их на юг. Пока они не достигнут земли. Или пока пати не скажет повернуть.

Вадомайр вернулся на нос. Сейчас его лица никто не видел и он хмурился. Думал о воде. Её оставалось на столько же дней, сколько уже прошло. Повернуть сейчас – уже поздно, даже если и захочешь. Против ветра грести вдвое дольше. Значит – должна была найтись земля. Конечно, можно было повернуть на восток или на запад, но что там? На западе – мёртвый Анлас. На востоке – берега Хана Гаар, да к тому же похожее в этих местах на сплошную отвесную стену.

Ветер – не сильный, но ровный – настиг и повёл корабль вперёд. Люди начали укладываться на скамьи и под ними. Кое-кто занялся оружием, в руках у других появились кости.

Шагая по скамьям, Вадомайр подошёл к кормчему. Негромко спросил, глядя в бегущую за кормой воду:

– Нет ли впереди берега?

Кормчий какое-то время молчал. Ветер шевелил его прошитые серебром волосы. Потом – ответил словно бы нехотя:

– Пока – нет. Не волнуйся, пати. До земли не больше недели, я вижу.

– Не врут, наверное, когда говорят, что ещё на севере, в ледяных водах, ты поймал девку из Морского Народа, и она в обмен на свободу подарила тебе зрение, которым ты видишь следы ветров и течений? – вдруг спросил Вадомайр. Кормчий поднял угол рта:

– Правда это или нет – гадай сам, а меня не спрашивай. Ты же не расскажешь, кто ворожил тебе на такую удачу, как твоя, а?

– Расскажу, – пожал плечами Вадомайр. – Никто.

– То-то и оно, – многозначительно сказал кормчий и засвистел.

– Тебе что, ветра мало? – засмеялся Вадомайр и вернулся на нос, где Ротбирт уже растянулся на небольшой палубе, явно собираясь поспать. При виде друга он закрыл глаза и лениво сказал:

– Когда я вижу у тебя такое лицо – мне сводит живот. Это значит, что ты что-то придумал.

– Несмешно, – буркнул Вадомайр по-русски и, присев рядом, начал разуваться. Бросил сапоги, с наслаждением вытянулся на досках. – Воды осталось на пять суток.

– Дует Норвайу, он может нанести дождь, – спокойно ответил Ротбирт. – Странно, что ты этого не помнишь.

– Мне не нравится надеяться на «может», – вздохнул Вадомайр, – хоть у моего народа любимое слово «авось». Но сейчас, похоже, и правда ничего другого не осталось...

– А может, зайдём за водой на юг этой земли? – предложил Ротбирт. – Говорят, там хватает разных чудес... Или боишься нападения?

– Я ничего не боюсь, – медленно ответил Вадомайр. – Но у меня скид. И восемь десятков людей, которые мне верят.

– И которые пойдут за тобой хоть на ту сторону, – дополнил Ротбирт. Вадомайр дёрнул щекой:

– Вот как раз туда мне не очень-то хочется. Поэтому приходится думать, а я поотвык это делать, пока скакал верхом и махал мечом.

– У-у-у-у... – тихонько провыл Ротбирт. – Ду-у-умать... – и лукаво подмигнул.

– Сбросить бы тебя в воду, – мечтательно сказал Вадомайр, – да ведь не утонешь.

– Верно, я хорошо плаваю, – согласился Ротбирт. Вадомайр покосился на него:

– Да нет, не в этом дело... У моего народа ещё говорят – ОНО не тонет.

Они довольно долго созерцали выгибающийся под ровным ветром парус – казалось, единорог бьёт копытом и откидывает голову. Потом Ротбирт приподнялся на локтях, явно придумав реплику в ответ на «ОНО» – и вдруг выпучил глаза в таком изумлении, какого на его лице никто и никогда не видел. Вадомайр поднял голову.

В трёх сотнях шагов за кормой шёл корабль.

Это был скид, на парусе которого бежал золотой с алым волк Нарайна.

– Откуда его вынесло?! – изумлённо крикнул кормчий, налегая на весло для поворота. Вадомайр откликнулся:

– К бою!

Ударил гонг. На палубе началась быстрая, но несуетливая возня. Было видно, что и нарайнцы вооружаются.

– Подождём затевать драку, – глухо приказал Вадомайр – уже из-под шипастой маски.

– Узнать бы, что они тут делают, – отозвался Ротбирт. Но с нарайнского корабля уже кричал:

– Эй, кто вы, куда плывёте?! Кто старшим у вас?!

Вопросы были наглыми, и на скиде началось тихое рычание. На такое следовало отвечать мечом! Но Вадомайр прокричал в ответ:

– Это «Гармайр», скид кэйвинга Рэнэхида сын Витивалье, анласа из анла-даннэй, властителя Эндойна и носителя Рогатого Венца! Куда мы путь держим – дело наше, а говорю с вами я, Вадомайр Славянин, стормен кэйвинга и пати!

Какое-то время нарайнцы медлили. Потом послышался тот же голос:

– А это «Аруна», скид кэйвинга Фэрна сын Дагана, анласа из анла-атта, властителя Нарайна! А говорит с тобой стормен кэйвинга и пати Свидда сын Вальда, анлас ил анла-атта! Хочешь боя, эндойнец?!

– Ни к чему нам биться и воду не поделишь мечом! – ответил Вадомайр.

Скиды, убирая выдвинутые было вёсла, встали борт о борт. Обе палубы шевелились воронёной и светлой сталью, медью и бронзой. Вадомайр, сняв шлем, смотрел на Свидду, стоявшего на борту скиды – он придерживался за нос и до нарайнца можно было дотянуться рукой.

Свидда был неожиданно молод – едва ли старше Вадомайра и Ротбирта. Длинные волосы заплетены в косы, загорелое открытое лицо, большие серые глаза, а ресницы – как у девчонки, длинные, пушистые... Но у девчонок не бывает шрамов, а правую щёку нарайнца – от виска до угла губ – пересекал шрам от удара мечом. В кольчатом панцире, перетянутом поясом из медных нитей, на котором висели сакса и ножны меча – а сам меч в свободной руке – в кольчужных штанах, без шлема и щита, Свидда смотрел на Вадомайра через узкую полоску воды.

– Куда путь держите? – спросил он уже спокойно.

– А куда лежит ваша дорога? – прищурился Вадомайр.

Парни какое-то время помалкивали, а ветер нёс их корабли на юг. И на палубах молчали. Наконец Вадомайр пожал плечами:

– Мы идём на юг из наших земель, ищем нового.

– А мы из наших – туда же и за тем же, – отозвался Свидда. – И я тебя знаю, Вадомайр Славянин. Не видел, но слышал немало, и это были не худые слухи.

Они снова умолкли. И корабли за их спинами молчали. И каждый на палубах, должно быть, думал, кого же встретили в море – врага из-за неоткрытых пока земель... или всё же друга по старой памяти?

* * *

Кэйвинга Инго сына Хайнэ, анласа из анла-готтэ, правителя острова Эргай принесли в его замок на плаще, промокшем кровью – и сапоги идущих рядом ратэстов со щёлкающим звуком наступали на тёмные пятна, разбрызгивали их по камню. Данвэсское копьё с гранёным тяжёлым наконечником из серого металла было брошено с такой силой, что не спас двойной кольчатый панцирь с нагрудником. Древко срезали, но кэйвинг всё равно умирал. Ртом шла кровь, в зале, где стояли вдоль стен пати, было так тихо, что слышалось, как она булькает в горле, как тихо хрипит умирающий.

И было слышно, как в городе трещат пожары и на пристанях бешено звенят клинки сражающихся.

– По... дой... ди... те... – послышался одышливый голос. Кто-то поспешно сорвал со стены факел, люди придвинулись. Губы Инго – под слипшимися от крови рыжими сосульками усов – двигались липко и медленно. – Дай... те... меч...

Щитоносец – плачущий – принёс двуручный меч кэйвинга, знаменитую Молнию. Инго стиснул рукоять обеими руками и закашлялся.

– Зовите... на... помощ... Мы... не высто... им... – Инго вдруг напрягся и, вскидывая меч, поднялся на ноги. – Дьяус, я иду к тебе! – выкрикнул он. Голос оборвался хрипом – и кэйвинг рухнул на руки успевших его подхватить пати.

– Умер, – сипло сказал кто-то. Ему ответил угрюмый голос:

– И мы не надолго переживём его, сдаётся мне, братья...

...С башни замка было видно, как горит город. На склонах холмов вокруг, до самого горизонта, вдоль побережья рвалось в ночь ослепительное пламя пожаров – горели варды и виноградники. Порт, озарённый пламенем пылающего города, был страшен. Над водой тут и там возвышались обугленные или всё ещё горящие корпуса пущенных на дно судов (боевой флот Эргая погиб почти полностью в бою в открытом море). На улицах, площадях и причалах вповалку лежали трупы. Уцелевшие либо бежали в холмы, либо затворились в городе – единственном месте, куда данвэ не могли попасть.