Текст книги "Голод (СИ)"

Автор книги: Олег Мушинский

сообщить о нарушении

Текущая страница: 4 (всего у книги 11 страниц)

Глава 3

Наука у нас была в привилегированном положении. Не всегда, понятное дело, а после того, как жаренный петух клюнул.

Рассказывают, будто бы до Апокалипсиса к ученым чаще как к чудакам относились. Мол, сидит себе, придумывает чего-то да сложившийся порядок нарушает. Хотя если чего полезного надумал – можно и к делу пристроить, но это ж прежде всего хлопоты, а уже потом обещанная польза. Лучше уж теоретики всякие. Вот придумал Менделеев периодическую систему элементов – и российской науке честь и хвала, и процессы никакие перестраивать не надо. Кто как пахал, тот и дальше так пашет, а какие элементы при том меж собой взаимодействуют, про то пусть у кого положено голова болит.

Когда пришла Великая война с Апокалипсисом, стали, наоборот, больше привечать практиков. Танки, подводные лодки, боевые дирижабли – это, понятное дело, в первую голову, но и остальное тоже не во вторую очередь.

Тут вся штука в том, что с этими изобретениями наперед не всегда угадаешь, где оно лучше сработает. Вот взять, к примеру, велосипеды, на которых шустро гоняют наши самокатчики – их ведь вовсе не для войны изначально придумали, а какое средство для быстрого маневра получилось! Да и вообще, фронт, как ни крути, на тыл опирается, и без одного быстро не станет и другого.

Поэтому в верхах взялись, наконец, за ум, да не за свой, и стали науки поддерживать всеми силами. Мичуринские сады по всему северу протянулись, а раньше, как говорят, у него один-единственный питомник был с сарайчиком. Когда в Канаде по зиме все плодовые померзли, окромя мичуринских сортов, благодарные американцы поднесли Мичурину орден с бриллиантами и к себе вовсю сманивали, но нам такой специалист и самим нужен. А до войны, небось, махнули бы рукой: да пускай едет, у нас этих нарушителей спокойствия просто завались.

В общем, теперь, если ученый над чем-нибудь полезным работал, ему все условия обеспечивали и поддержка действительно была на самом высоком уровне. И, кстати, командующий фронтом – это не самый высокий уровень. Это вообще середнячок. Серьезные проекты у нас курировал лично Его Величество.

Вместо ужина мы отправились с визитом к профессору Леданкову. Идея, разумеется, принадлежала Факелу. Впрочем, после того, как он так надавил на старосту, на ужин бы нас всё равно не пригласили.

Причем надавил, как оказалось, зря. Староста не имел ни малейшего понятия, кто отправил за него эту телеграмму. Подозревал, конечно, что это кто-то из здешних отличился, но кто конкретно – даже предположить не брался. То есть, наверное, взялся бы, если бы не боялся подставить невиновного человека под разговор с Факелом. Ну а так он кряхтел, мялся и разводил руками, пока мы от него не отстали.

– Ты хоть на профессора не дави, – попросил я Факела, пока мы шагали по улице.

До уличных фонарей Дубровник еще не развился, и вокруг быстро сгущались сумерки. Перед фасадами домов их разгонял свет из окон, а по углам лежали тени.

– Мы только предупредим его о возможной опасности, – заверил меня Факел.

Мне почему-то сразу подумалось, что так легко мы не отделаемся.

Профессор обосновался в одном из каменных домов по главной улице недалеко от главных ворот. Раньше особняк принадлежал некоему купцу Разумову, но затем тому несказанно повезло. Он нашел на здешних болотах розу-ангела.

Это огромная редкость и огромная ценность. Божественный аромат этой розы валил с ног любую нечисть, и чем она здоровее, тем хуже ей приходилось. Демоны так вообще не могли даже приблизиться к ангелу. Будь у нас достаточно ангелов, мы могли бы отгородиться ими от нечисти, а то и вытеснить их обратно в преисподнюю, но, увы, роза-ангел – редчайший цветок на земле и произрастает он исключительно в полном одиночестве. Никто и никогда не находил больше одной розы за раз.

Немедля сдав ангела куда положено, купец получил разрешение переехать в полярные города и, как поведал староста, рванул туда пулей, даже не потрудившись распродать имущество. Василий Никанорович сказал это с заметной долей осуждения. Он, полагал, что купцу следовало бы вместо этого употребить благорасположение начальства на нужды родного города.

Вся штука в том, что у того, кто нашел ангела, было право обменять свой билет в безопасные края на нечто равноценное – а цена такому билету была очень велика! – и в Дубровнике хватало тех, кому действительно был нужна помощь такого калибра. Сдается мне, именно поэтому купец и рванул так шустро прочь.

Как бы то ни было, после него остался особняк с обстановкой. Дом перешел в собственность города. Староста подумывал устроить там гостиницу, да только приличных постояльцев на горизонте практически не наблюдалось. Одни беженцы. Профессор Леданков оказался единственным исключением, ему весь дом в аренду и сдали.

На стук в дверь вышел плечистый мужчина, который больше походил на вышибалу, чем на профессора. Первое впечатление оказалось верным. Мужчина отрекомендовался Павлом Воробьевым, бывшим полицейским, а ныне – телохранителем профессора. Он определенно был настроен отшить нас прямо с порога, но с инквизицией при исполнении не больно-то поспоришь, а у нас в документах значилось, что мы при исполнении.

– Телохранитель – это очень хорошо, – сказал Факел. – Мы, Павел, как раз по твоей части пришли.

– Так, может, и не будем беспокоить профессора? – сразу предложил Павел. – Пройдемте ко мне. Побеседуем, так сказать, с глазу на глаз.

– Да нет, профессора придется побеспокоить, – возразил Факел, но прозвучало это у него скорее с легким сожалением, чем с обычным его напором; мол, не обессудь, служба такая. – Но ты прав, побеседовать нам найдется о чем. И лучше не откладывать это в долгий ящик.

Павел нехотя пригласил нас войти. Я ненадолго задержался на крыльце. Ощущение, будто кто-то буравил меня взглядом, отдалось неприятным холодком по спине. Я бросил взгляд по улице.

Дома стояли плотно, но кое-где меж ними протискивались вглубь боковые улочки. Там в тенях можно было укрыть дюжину соглядатаев. Окна в ближайших домах были по большей части зашторены. Покатые крыши, на мой взгляд, были не слишком удобны для наблюдателя, но широкие трубы из кирпича могли послужить хорошим укрытием.

Павел глянул на меня, потом – по сторонам.

– Что-то не так? – спросил он.

Я пожал плечами, и вошел внутрь. Прежде, чем закрыть дверь, Павел еще раз окинул улицу внимательным взглядом.

– Вам не показалось, что за домом следят? – спросил я, пока мы шли по коридору.

Павел тотчас бросил на меня внимательный взгляд. Небось, среагировал на обращение от инквизитора на "вы", но потом вспомнил, что у меня в документах значилось "прикомандированный" и слегка расслабился. На мой вопрос он уверенно ответил, что нет. Отслужив лет десять в полиции и частном сыске, он знал все приемы соглядатаев, как он сам выразился, назубок.

– Соседи любопытствовали, – говорил Павел. – Особенно поначалу. Беженцы несколько раз залезть пытались. Но эти не к профессору, они нас обокрасть пытались. Был бы прежний владелец, к нему бы точно так же влезли. А так, чтобы наблюдение за домом установить – такого точно не было. За это ручаюсь.

Проходя мимо окна, он машинально выглянул на улицу, и потопал дальше.

– А если профессор куда выходил? – спросил я.

– Да он не выходит никуда, – ответил Павел, и махнул рукой. – Самое дальнее путешествие – на балкон чаю попить. А так, сидит себе в кабинете с утра до ночи, а моя задача – чтоб его никто там не беспокоил. Ему на работе сосредоточиться надо. Понимаете?

– Понимаем, – ответил я. – Но и мы ведь не на чай заглянули.

Хотя от чаю бы тоже не отказались. Факел изобразил подтверждающий мои слова кивок, солидный и уверенный.

– Да уж надо думать, – отозвался Павел. – Сюда, господа.

Мы вышли в просторный холл. Тот был залит ярким светом. По углам горели газовые фонари. В Петрозаводске все приличные дома уже освещались электричеством, но мне, по правде говоря, газовые лампы нравились больше. Их свет был ближе к солнечному.

Из холла на второй этаж вели две изогнутые лестницы. Меж ними над холлом нависал балкон. Справа от него над холлом был перекинут широкий переход с резными перилами, который вел на точно такой же балкон, но уже снаружи. Под тем балконом раскинулся сад. Под этим стоял широкий стол с овальной столешницей, накрытый белоснежной скатертью. За таким столом могла бы отужинать добрая дюжина человек.

– Из сыщиков – в телохранители, – неспешно произнес Факел. – Мне представлялось, Павел, что это, в определенной степени, понижение.

Наш провожатый развел руками.

– Это точно понижение, господин инквизитор, – спокойно произнес он. – Не угодил начальству, вот меня и задвинули. Но зато тут я сам себе начальство. Покажу себя, так, может, еще и в начальники охраны выбьюсь, – последняя фраза прозвучала как: я им всем покажу! Павел тотчас смутился и указал на ближайшую лестницу, уже спокойно добавив: – Кабинет профессора наверху.

На внутренний балкон выходила массивная двустворчатая дверь из лакированного дерева. Из холла была отлично видна и она сама, и все подходы к ней.

– Что ж, шанс показать себя у тебя точно будет, – сказал Факел.

– Бесы? – спросил Павел.

– Пока культисты, – ответил Факел. – Но с ними будут одержимые.

– Могут быть, – уточнил я.

Не хотел раньше времени пугать человека, однако в глазах Павла я прочел не тревогу, а предвкушение. Этим мне он сразу напомнил давешних штурмовиков в Нарве. Хотя вроде не мальчик уже. Те штурмовики, кстати, все погибли. За одним исключением, где вовремя включился инстинкт самосохранения. То есть, ему, конечно, не помешало бы включиться немного раньше, но это же штурмовики. У них оный инстинкт вообще по уставу не положен. А этот-то – пусть и бывший, но всё же сыщик. Голова должна работать.

– И сколько их будет? – спокойно уточнил Павел.

Факел пожал плечами. Баллоны за его спиной чуть приподнялись и опустились в такт этому движению.

– Что ж, посчитаем по факту, – сказал Павел. – А почему они на профессора ополчились, если не секрет?

– Не секрет, – ответил Факел. – Но мы сами пока не знаем. За тем и пришли.

Павел нахмурился и покачал головой.

– Увы, тут я знаю не больше вашего, – он хмуро посмотрел наверх и добавил: – Только вы извините, я вначале о вас доложу.

– Да, конечно, – сказал Факел.

Павел быстро взбежал по ступенькам. Не ожидал я от него такой бодрости. Наверху Павел тотчас скрылся за двустворчатой дверью.

– Как думаешь, – негромко спросил я у Факела. – Он сильно расстроится, если окажется, что культистам тут нужен не профессор, а кто-то еще?

– Кто именно? – спросил Факел.

Я немного подумал и пожал плечами.

– Вот и я так думаю, – сказал Факел. – Нет в этой дыре больше ничего интересного для культа.

– Разве что они просто решили опробовать здешнюю лесопилку, – с улыбкой заметил я.

– Да, – без всякого намека на ответную улыбку произнес Факел. – Лесопилка определенно как-то связана с их целями. А как конкретно, мы, надеюсь, сейчас узнаем у профессора.

Дверь наверху открылась. Павел вышел на балкон и помахал нам рукой. Мол, поднимайтесь.

Профессор ждал нас в своем кабинете и, должен заметить, это был самый большой кабинет из всех, в каких мне доводилось бывать. Он занимал весь второй этаж, за исключением той его части, которая отсутствовала над холлом. И почти всё это пространство заполняли книги.

Нет, это не было библиотекой. Книги не стояли чинно на полках, выстроенные по каталогу. Многие были открыты, другие топорщились рядами цветных закладок. Огромный письменный стол был просто завален раскрытыми книгами. Над столом висела какая-то сложная схема. Под схемой стоял сам профессор Леданков.

Высокий, бледный и худой, с впалыми щеками и в черном халате, таком длинном, что его полы лежали на полу, он больше походил на Кощея, чем на профессора. Хотя, первое впечатление бывало и ошибочным. Когда профессор заговорил, я сразу отметил его четкую дикцию:

– Здравствуйте, господа. Я очень занят, поэтому попрошу вас максимально кратко изложить цель вашего визита.

– Культисты, – сказал Факел, и задумчиво уставился на профессора.

Повисла пауза.

– И что культисты? – спросил профессор.

– На этот вопрос кратко ответить не получится, – ответил Факел.

Профессор криво усмехнулся и попросил его быть настолько кратким, насколько это возможно. Даже сесть не предложил, хотя кресла тут были. Впрочем, на них тоже лежали книги. Из того, что я успел рассмотреть, все они были о ботанике. На полях виднелись карандашные пометки. Буковки были мелкие, но очень четкие, хотя я все равно ничего не понял. Это больше походило на формулы.

История с культистами, которую Факел поведал действительно кратко, не произвела на профессора никакого впечатления. Он только спросил, не подозревают ли господа инквизиторы его самого в принадлежности к культу. Когда выяснилось, что нет, профессор утратил к нам всякий интерес. Факел еще говорил, а он уже взял со стола книгу и, заглянув в нее, что-то пометил себе в бумагах на столе.

– Но мы подозреваем, что культ проявляет интерес к тебе, профессор, – закончил инквизитор.

– Исключено, – сразу заявил профессор, не отрывая взгляда от книги. – Мои исследования не представляют для наших врагов никакой выгоды.

– Вот как? – произнес Факел. – И что же это за исследования?

Профессор-таки оторвал взгляд от книги и вперил его в моего товарища.

– Прошу прощения, господин инквизитор, но это строго конфиденциальная информация и раскрывать ее прежде времени я не имею права. Должен также указать вам, что само мое присутствие здесь является государственной тайной.

– Уже не является, – сказал я.

Профессор бросил на меня хмурый взгляд, как на таракана, который внезапно выполз посреди экзамена и, прежде чем его успели пришибить тапком, дал абсолютно верный ответ.

– Да, я вижу, – произнес профессор.

– Культисты проникли в наши структуры в Петрозаводске, – добавил Факел. – Очевидно, что там они пронюхали про тебя и твою работу. Больше им тут в Дубровнике ловить нечего.

Профессор посмотрел на него как на нерадивого таракана. Хорошо хоть тапком по лбу не шлепнул.

– В таком случае, они попросту теряют время, – заявил профессор.

– Да как сказать, – отозвался я. – Всё, что нам на пользу, им – во вред.

Некоторое время профессор изучающе смотрел на меня, словно бы решая, доверить ли мне такое знание или нет. Должно быть, мой недавний верный ответ убедил его, что студент не безнадежен.

– Да, это может пойти им во вред, – произнес профессор. – Большего я вам сказать не могу.

– Этого достаточно, – сказал Факел. – Культ здесь и у них достаточно оснований помешать твоей работе.

– На такой случай у меня есть телохранитель.

Профессор взглядом указал в сторону дверей. Там стоял Павел. Когда мы с Факелом оглянулись, он немедля подтянулся. Мол, готов исполнить свой долг.

– А сейчас, если позволите, я бы хотел вернуться к работе, – добавил профессор. – Эксперимент вступает в решающую фазу. Время дорого.

– Последний вопрос, – сказал Факел. – К этому эксперименту имеют отношение деревянные брусья в профиль пятиугольником?

– Нет. Не знаю, о чем вы говорите.

Мне показалось, что тут он врет. Очень уж быстро стрельнул взглядом в моего товарища. Думаю, Факел это тоже заметил, но вслух он сказал, что мы не смеем больше отвлекать профессора от работы. Тот облегченно вздохнул – причем на мой взгляд сделал это несколько демонстративно – и, пожелав нам всего хорошего, немедля зарылся в свои бумаги. Мы покинули кабинет. Павел вышел последним, аккуратно прикрыв за собой дверь.

– Как я и говорил, беспокоить его… – он кивком указал на закрытую дверь. – Это попусту тратить и свое, и его время.

– Вовсе нет, – ответил Факел, в такт словам ступая вниз по ступенькам. – Мы услышали достаточно, чтобы считать наши предположения верными. Культисты нацелены на эксперимент профессора. Скажи, Павел, когда должны были привезти брусья?

– Брусья?

Мне удивление Павла показалось искренним.

– Деревянные части для эксперимента профессора, – спокойно уточнил Факел.

Он уже спустился в холл и глядел через окно в сад. Тот густо зарос и какого-то строительства, да хотя бы и просто расчищенной площадки, там не наблюдалось.

– Мне он ничего про это не говорил, – сказал Павел. – А если он кого-то ждет, то предупреждает за день. Сегодня мы никого не ждали.

– Странно, – медленно протянул Факел. – А как же решающая фаза?

– Об этом он тоже не предупреждал, – спокойно ответил Павел. – Но если меня это не касается, то он и не говорит ничего. Моя задача – его безопасность, а он сидит здесь.

– А его эксперимент? – спросил Факел.

Над ответом Павел размышлял аж с полминуты. Факел его не торопил. Понятное дело, у нас свой устав, а у него свой. Я прошелся по холлу, разглядывая обстановку. Лучше бы этого не делал, право слово. Расписные тарелочки в серванте тотчас напомнили о тех блюдах, которыми меня потчевали в недолгую мою бытность раненым героем в Петрограде. Самым заслуженным пациентам в госпитале сервировали стол в отдельной столовой и там были такие же расписные тарелочки. Рисунок я в точности не запомнил, но кормили нас отменно.

– Если где-то что-то и есть, то не здесь, – наконец вполголоса произнес Павел. – Отчеты ему курьер привозит почти каждый день, – говоря "ему", телохранитель мотнул головой вверх, в сторону дверей кабинета. – Иногда он пишет ответ, но если всё по плану – то нет. Всё-таки почта денег стоит.

Вообще, да, хотя и дорогим удовольствием я бы ее не назвал. Впрочем, если каждый день пользоваться, копеечка к копеечке и набежит.

– Так вы не на бюджете? – спросил я.

Павел вздохнул и махнул рукой.

– Да куда там, – сказал он. – На академическом довольствии, и на том спасибо. Зарплату профессор мне вообще из своих платит.

И наверняка не такую, какая по тарифу положена. Ну да это заботы Павла. Я мысленно прикинул, как бы поненавязчивее перевести разговор поближе к ужину, раз уж мы так удачно про довольствие заговорили, но судьбе сегодня было угодно еще подразнить меня.

– Господа, – позвал Павел.

Тон его голоса изменился, и мне он сразу не понравился. Мы с Факелом дружно обернулись к нему. Павел указал за окно. Там по-прежнему был сад. Павел указал, куда смотреть. Это было пространство между двумя яблоньками, заросшее, как и все остальное в саду, по самые кроны.

– Оттуда удобно наблюдать за домом, – негромко, словно бы из сада могли нас подслушать, произнес Павел. – И окна видно, и улицу немного, и черный ход. Только ветка мешает. Сейчас она отодвинута.

Похоже, свое дело он действительно знал. Хотя никого меж яблонями я не разглядел, но в таких зарослях да в сумерках это и не мудрено.

– Мы сможем пройти туда незаметно? – спросил я.

– Нет, – ответил Павел. – Калитка в сад заперта и тоже на виду. Если наблюдатель клювом не щелкает, то должен нас заметить еще на подходе.

– Это нам знак, – сказал Факел, поправляя раструб огнемета. – Что служителям Господа таиться не пристало. Павел, где ближайший выход в сад?

– Прямо перед вами, – ответил Павел, указав на окно. – Но лучше выйти через черный ход.

Я его поддержал. Знаки знаками, но в этих окнах мы будем, скорее, мишенями. Факел посмотрел на окно, наверное, представил, как он будет перелезать через высокий подоконник, и неохотно согласился на черный ход.

Мы протопали узким коридором мимо кухни. Коридор освещала газовая лампа, висевшая над входом в нее. Павел на ходу вынул из кармана ключи и негромко обратился ко мне:

– Вы, пожалуйста, погасите ее по моему сигналу. Вначале я дверь отопру.

Я кивнул и встал под лампой. Из кухни вкусно пахло копченостями. Павел сделал еще шаг к двери и резко вскинул руку, призывая к осторожности. Факел остановился на месте. Я положил руку на чехол с винтовкой. В наступившей тишине стало слышно, как тихонько побрякивает металл о металл. Кто-то копался в замке.

Павел беззвучно шагнул в сторону, прижимаясь спиной к стене. Убрав ключи, он вынул из-под пиджака "Бульдог". Эти короткоствольные револьверы были популярны у наших полицейских. Я аккуратно вытащил из чехла свою прелесть. Факел потянулся было за раструбом огнемета, но я жестом остановил его. Дом, конечно, каменный, но стены обшиты деревом. Факел едва заметно кивнул и остался стоять, расправив плечи и перекрывая собой весь проход. Я снял винтовку с предохранителя и нацелил ее на дверь.

Кто-то по ту сторону продолжал копаться в замке. Факел жестом указал на лампу, предлагая ее погасить. Я в ответ помотал головой. Яркий свет ударит в глаза входящему и одновременно осветит его для нас. Если он, конечно, справится с замком. Что-то для взломщика он слишком долго копался. Павел криво усмехнулся, но револьвер держал наготове.

Наконец, замок громко щелкнул. Наступила полная тишина. Тот, за дверью, вслушивался в звуки из дома. Мы – наоборот. Никто ничего не услышал.

Дверь открылась. На пороге стоял мужчина в черном. Его лицо было скрыто маской, а сверху его прикрывала кепка с широким козырьком. В правой руке взломщик держал револьвер. Модель я не разглядел, но ствол у нее был длинный.

– Брось оружие! – рявкнул Павел.

Прозвучало страшно. Взломщик вскинул револьвер. Мы с Павлом выстрелили одновременно. Взломщик рухнул на спину. На улице кто-то крикнул:

– В атаку!

Тут уж Факел решительно шагнул вперед, поднимая раструб огнемета. В дверях появился коренастый бородач с обрезом в руках. Струя пламени вынесла его прочь. Факел специально подкрутил помощнее струю, чтобы на пол горючка не попала. На улице бабахнул выстрел. Не знаю уж, кто куда стрелял, но в открытую дверь он точно не попал. Павел торопливо захлопнул ее и задвинул засов.

Из холла донесся звон разбитого стекла. Мы поспешили туда. Пробежали едва ли полпути, когда из кухни раздался треск дерева. Не иначе, там кто-то высаживал раму. Я оглянулся. Павел револьвером махнул вперед, а сам нырнул на кухню. Мы с Факелом выбежали в холл.

Крайнее слева окно вместе с рамой валялось на полу. Осколки стекла разлетелись по всему холлу, и тускло отсвечивали на зеленом ковре, словно бриллианты в траве. Через подоконник внутрь лез какой-то совсем уж заросший мужик. Борода, усища, густая копна на голове – за волосами одни глаза да кончик носа видны были. Глаза сверкали бешенством.

Факел походя свернул ему шею и пошел дальше. С улицы прилетела пуля. Она угодила в угол шкафа, отколов длинную щепку. Я быстро выглянул, но не заметив стрелка, наугад палить не стал. Вокруг город, как никак. А вот тот, с улицы, пальнул по мне. Я, прячась за стену, машинально отметил вспышку выстрела. Потом снова высунулся и отправил туда пулю, мысленно вознеся молитву, чтобы она не пролетела мимо и не досталась какому-нибудь случайному горожанину.

Ответного выстрела не последовало. Как потом выяснилось, моя пуля влетела тому стрелку аккурат промеж глаз и вышла через затылок, срезав крепление маски, после чего увязла в дереве. Но это, понятное дело, мне просто повезло.

А в тот момент вместо ответного выстрела я услышал сразу два из кухни. По звуку – револьверных. Затем наступила тишина. К нам в холл больше не лезли. Сверху тоже не доносилось ни звука. Похоже, такие мелочи, как стрельба в доме, не могли отвлечь профессора от важной работы. Если, конечно, он был еще жив.

Из кухни выскочил Павел с револьвером в руках и метнулся вверх по лестнице. Заглянув в кабинет, он крикнул сверху, что тут всё в порядке.

– Мы к главному входу, – сказал я.

– Действуйте, – отозвался Павел. – Я тут прикрою.

Входная дверь была заперта изнутри. Факел отодвинул засов и оглянулся на меня. Я, подняв винтовку, коротко кивнул. Факел распахнул передо мной дверь. На крыльце никого не оказалось.

С обеих сторон улицы мелькали фонари и факелы, и слышались крики, призывавшие горожан на помощь. Самым разумным делом было бы дождаться подхода подкреплений, но тут я заметил тень, метнувшуюся от угла прочь. У беглеца был неплохой шанс добежать до боковой улочки раньше горожан.

– Факел, прикрой! – произнес я, бросаясь следом.

Тот без слов вышел на крыльцо и встал с огнеметом наготове. Из дома напротив выглянул мужчина с двустволкой в руке. Факел строго глянул на него, и мужчина убрался обратно.

Беглец тем временем достиг боковой улочки. Горожане с лампами приближались слишком медленно, хотя толпа собралась приличная. Они громкими возгласами подбадривали себя и других, но вперед никто не рвался. Хорошо хоть улицу перегородили. Беглец метнулся вправо. Я – за ним.

Впереди в желтоватых отсветах под окном появился еще один человек. Он бежал, вцепившись обеими руками в винтовку, и словно бы отталкивался ею от воздуха. Я уже было взял его на прицел, когда признал местного сторожа. Беглец, похоже, тоже его признал, и метнулся к ограде. Та была высокой, из металлических прутьев, цепляясь за которые, беглец с разбегу долез почти до самого верха.

– А ну, слазь! – зычно крикнул сторож.

Секундой спустя бабахнул выстрел. Сторожа окутало облачко сероватого дыма. Да у него патроны с черным порохом, оказывается! Где он только добыл этот антиквариат?! Беглец вскрикнул и резко прогнулся назад, ухватившись за поясницу. Сторож громко охнул. Он-то привык, небось, ворью по тыловой части солью палить, а тут сгоряча влепил боевым. Двадцать восемь граммов свинца под поясницу – это вам не сольцой угоститься!

Беглец рухнул на улицу. Я подскочил ближе и наставил на него винтовку.

– Сдавайся!

Сзади были слышны крики горожан, призывавших друг дружку прийти нам на помощь. Беглец лежал, изогнувшись назад дугой. Сунув левую руку за пазуху, он вытащил "велодог".

– Брось пистолет! – скомандовал я. – Или стрелять буду!

И я был готов застрелить его, если бы он направил оружие на меня или сторожа. Вместо этого беглец приставил пистолет к своей голове и вышиб себе мозги. Я, по правде говоря, малость растерялся и не сообразил, что делать. Не убивать же человека за то, что он стреляет сам себя.

– Убился, – проворчал сторож, подходя ближе. – Что ж он так-то?

Я пожал плечами.

– Я предлагал ему сдаться.

– Ага, я слышал, – отозвался сторож. – Чего теперь-то будет?

– Следствие покажет. Вы, пожалуйста, присмотрите за телом.

– Да жмурик-то, небось, не сбежит.

– Если только его дружки не сопрут у нас труп, – ответил я.

– А, ну тогда завсегда пожалуйста.

Сторож закинул винтовку на плечо и встал рядом с трупом. Прибежали горожане. Сторож строго прикрикнул на них, чтоб не толпились рядом с местом преступления. Люди всё равно толпились, но не рядом. Почти у половины в руках были охотничьи ружья или револьверы. У двоих я приметил винтовки "Манлихер". Кстати, вполне приличное оружие. Не такое, конечно, как моя прелесть, но так просто гражданскому лицу "Манлихер" не заполучить. Остальные вооружились чем попало, были даже двое с саблями, но, главное, все они захватили с собой хоть какой-то источник света.

Я призвал их осветить весь район. Поскольку больше не стреляли, они охотно согласились. С помощью горожан мы обшарили все окрестности дома, но лишь собрали трупы. Помимо самоубившегося беглеца, у нас был бородатый труп со свернутой шеей, мертвый стрелок, какой-то хмырь с фомкой, которому Павел прострелил башку, тело взломщика и обугленные останки бородача с обрезом.

Огонь с последнего перекинулся на ближайшее дерево. Пожара не случилось, но только потому, что вовремя приковылял какой-то дед с ведром воды, и залил пламя. Потом долго ворчал, что он уже не так молод, как бывало, чтобы то и дело бегать к колодцу. Когда всё закончилось, я зачерпнул ему ведро воды из колодца и донес до дома, узнав в конце пути, что я такой же славный малый, каким он был в молодости. Надеюсь, я не буду таким же ворчуном в его года.

И уж точно не буду таким букой, как профессор Леданков. Он даже выйти к тем, кто сбежался его спасать, не потрудился. Только прислал Павла передать, что поднятый всеми нами шум мешает ему сосредоточиться.

Надо сказать, шума после этого стало еще больше.

– Вот такие они, столичные! – резюмировал кто-то общие настроения. – От простого люда нос воротят.

На простой люд он, по правде говоря, походил мало. Скорее, на провинциального дворянина. Впрочем, тут многие могли похвастаться приличными костюмами, пусть и накинутыми в спешке. И, как я быстро понял, причиной этого было вовсе не повальное увлечение современной модой.

В тот момент меня беспокоило, как бы они сгоряча ни спалили домик вместе с невоспитанным профессором, и я поспешил переключить их внимание на трупы нападавших. Спросил, не встречал ли кто-нибудь этих людей раньше. Встречать не встречали, и сторож к этому уверенно добавил:

– Мимо меня они точно не проходили.

Однако собравшиеся тут сразу же зачислили покойных в число беженцев.

– У нас так не одеваются, – сообщил мне высокий мужчина в сером костюме.

Ну да, когда он указал на это, различие прямо-таки бросилось в глаза. Наши покойнички были одеты более простецки, да и пообносились малость. В пути как ни береги одежду, а дорога свой отпечаток наложит. Горожане же, даже те, кто не могли позволить себе дорогой повседневный костюм, старались хотя бы, чтобы он выглядел прилично.

– А эти – сплошь голодранцы! – раздавалось в толпе. – Ни одного приличного человека. По столицам их гоняют, так они к нам прутся. Мы их по-христиански приняли, а они – разбойничают! Бандиты! Ворье сплошное!

Ну и всё в таком духе. Пока мы нашли телегу с возницей и погрузили тела, они уже договорились до того, чтобы "сжечь весь табор к чертям собачьим". Мы с Факелом едва отговорили их от этого. По крайней мере, на тот период, пока мы свое расследование не закончили.

– Дело государственной важности! – для пущей серьезности заявил я.

Люди неохотно согласились повременить, раз уж всё так серьезно, и разошлись. Я, пожалуй, даже сказал бы: очень неохотно. Как бы беженцам за этих культистов не досталось на орехи. Народ у нас если разойдется, мало никому не покажется.

– Думаю, нам надо поспешить с расследованием, – негромко сказал я Факелу.

Он осматривал оружие убитых, разряжал его и укладывал в принесенный Павлом ящик.

– Ты прав, Глаз, – ответил Факел. – Это нападение показывает, что культисты торопятся, а, значит, то, зачем они здесь, должно случиться уже скоро. Мы должны их опередить. Павел, прими, пожалуйста, это оружие на хранение. Потом мы его заберем.

– Не вопрос, господин инквизитор, – отозвался тот.

– И приглядывай, пожалуйста, за профессором, – тише добавил Факел. – Эта его увлеченность ботаникой становится похожа на одержимость.

Павел вначале с тревогой оглянулся на дом, после чего выдохнул и ответил:

– Да нет, господин инквизитор, у него если и есть, чем одержимость, то только знаниями.