Текст книги "Голод (СИ)"

Автор книги: Олег Мушинский

сообщить о нарушении

Текущая страница: 2 (всего у книги 11 страниц)

– У нас план, знаете ли, – тем временем говорил бородатый, руками показывая, что по плану им нужно как минимум половину Карелии на доски пустить. – Нам смотреть по сторонам некогда.

– Вот именно, – сказал Факел своим обычным уверенным тоном. – Вы все трое совсем не смотрите по сторонам.

– Ну да, – не вполне уверенно согласился бородатый, пытаясь понять, куда клонит инквизитор. – Это я и сказал.

Факел, как всегда, клонил к худшему из вариантов.

– А в округе каннибал орудует, – продолжал он. – Все от него прячутся, а у вас все двери нараспашку. Не боитесь?

Мужики озадаченно переглянулись. Я бы, пожалуй, не удивился, скажи они, что про каннибала от нас впервые слышат.

– Да вроде нет, – за всех ответил бородатый. – Авось отобьемся, ежели чего.

– Или вы и есть каннибалы, – сказал Факел, окинув всех троих строгим взором.

Мужики выглядели скорее озадаченными, чем испуганными, но как-то они дружно подобрались. Нет, я понимаю, когда пришел непойми кто с улицы и сходу назначил тебя людоедом, это любого бы заставило напрячься, однако как-то уж очень дружно у них получилось. Как у солдат с хорошей выучкой в слаженном подразделении. Не ожидал я такого от простых деревенских плотников.

Может, конечно, эти трое – просто дезертиры, да вот только дезертиры вполне могли предпочесть убить пару инквизиторов, чем оказаться в арестантских ротах. Хорошие плотники там всегда в цене и приговор трибунала можно было предсказать заранее. Арестантские роты – это фактически те же саперы, только швыряют их в самое пекло как штурмовиков, а кормят – как последних бродяг. Долго там не живут.

Улучив момент, пока никто не смотрел в мою сторону, я снял винтовку с предохранителя. На всякий случай.

– Мы можем предъявить обед к осмотру, – сказал бородатый Факелу. – Убедитесь лично, что никакой человечины там нет.

– Да, так и поступим, – согласился Факел. – Только осматривать я буду всё.

Инквизитор всем корпусом развернулся в одну сторону, затем в другую, окидывая помещение цепким взглядом. На мой взгляд, ничего подозрительного тут не было. А вот на взгляд плотников, похоже, было.

Бородатый резко дернул головой и два его молодца мгновенно выхватили из рукавов ножи. Один с места прыгнул на Факела. Инквизитор как раз повернулся к нему боком. Второй метнулся ко мне, да так шустро, что не сними я оружие с предохранителя, мог бы и не успеть выстрелить. И так пальнул практически в упор.

Пуля отбросила нападавшего назад. Он всплеснул руками и грохнулся на спину. Нож зарылся в опилки.

– Берегись! – запоздало крикнул я.

К счастью, Факел и сам среагировал. Он встретил прыгуна плечом. Нож полоснул по инквизиторскому плащу, а затем Факел обрушил на голову противника свой кулак. Голова оказалась крепкой. Обычно Факел таким ударом мог отправить человека отдыхать. Бородатый тем временем вытащил откуда-то топор и метнул его в меня. Я пригнулся. Топор вонзился в доски там, где недавно была моя голова.

Следом полетела еще какая-то железяка. От нее я тоже увернулся. Факел обезоружил своего противника и схватил его за горло. Тот извивался, будто уж. Бородатый швырнул в меня молоток и железные щипцы. Щипцами попал. Я в этот момент вскинул винтовку – в нее и прилетело. На цевье осталась длинная царапина.

Бородатый, видать, по выражению моего лица понял, что убью заразу, и дал деру.

– За ним! – крикнул Факел.

Его противник висел на нем, одной рукой пытаясь разжать хватку инквизитора, а второй – добраться до его лица. По обоим пунктам – без шансов.

Я и сам уже рванул за бородатым. Задней стены у сарая не было. По ту сторону располагался неширокий дворик буквально в три шага шириной, и частокол. Бородатый с разбегу заскочил на него, и ловко перемахнул на ту сторону. У меня такой фокус не получился бы. Высоковато всё-таки.

Слева у частокола были сложены бревна. Закинув винтовку за спину, я взбежал по ним. Бревна поехали под ногами, но я уже успел ухватиться обеими руками за колья. По ту сторону рос бурьян. В него я и спрыгнул. Передо мной вставал лес.

– Глаз, я в обход! – прокричал из-за частокола Факел.

– Понял! – крикнул в ответ я.

Своего противника инквизитор, стало быть, уже одолел. Не то чтобы я в нем сомневался, но учитывая, как быстро он управился, Факел, скорее всего, предпочел не вязать противника, а хорошенько ему врезать, чтобы тот часок-другой провалялся без чувств.

Мой противник тем временем успел затеряться в лесу. Я зашагал вперед, внимательно поглядывая по сторонам и прислушиваясь. Лес жил своей жизнью. Перекрикивались птицы, в кронах деревьев шебаршились белки – одну я точно видел – под ногами проскользнул ужик. Совсем не смотрит, куда прёт, а я ведь мог и наступить. Не гадюка, чай.

На самом деле, меня их спокойствие не радовало. Вся эта лесная мелюзга быстро привыкала к человеку. Ну идет себе мимо и идет, на нас не покушается – и ладно. А вот если человек пробегал в панике, тут они все враз затихали. Раз уж такой здоровяк деру дал, не иначе что-то страшное надвигается.

Бородатый, стало быть, скакового слоника из себя не строил. Ну что ж, будем искать. Вон, кстати, и ветка недавно сломанная. Выглядело так, будто бородатый оступился на краю овражика и, падая, за нее ухватился. Хотя каких-то заметных следов под веткой я не приметил, но, как я уже говорил, я – не следопыт. Нахватался кое-чего по верхам за время службы. Армейский снайпер, особенно в статусе "ну ты же снайпер" – это в какой-то мере еще и охотник. Только на людей. Впрочем, в нынешние времена – больше на нелюдей.

Мысленно нарисовав прямую линию между лесопилкой и сломанной веткой, я принял ее за ориентир и двинулся дальше.

На березе задорно стрекотала сорока. Небось рассказывала всему лесу о последних событиях. Трава под березой была заметно примята. Бородатый, что ли, на дерево хотел влезть? Я глянул вверх. Да нет, в такой кроне не спрячешься. На всякий случай я всё же обошел дерево по кругу, и окончательно уверился, что никого, кроме одинокой сороки, на этом дереве нет. Букашки не в счет.

От намеченной мною линии смятая трава уходила немного вправо, к реке. Логично. Я бы и сам на месте бородатого в камыши подался. И есть где спрятаться, и ветер, шурша камышами, скроет осторожное движение. Однако, шагая дальше, я положил себе за правило поглядывать не только по сторонам, но и вверх. Это меня немного замедлило, хотя я и тратил время только на те деревья по пути, на которые и сам бы влез без посторонней помощи. Таковых тут хватало.

На берег я вышел вроде бы там, где надо. Заросли тут были богатые. Вначале ряд ивняка вдоль по берегу, а за ним – стеной камыши. Чуть было не подумал: сплошной стеной, ан нет – виднелся там узенький проход.

Я подошел ближе и разглядел столь же узенький, в одну досточку, мостик, уходящий сквозь камыши. Ветка ивы на входе была сломана и завернута внутрь. Слом был совсем свежий. Я задумался. Если у бородатого в камышах была спрятана лодка, надо поспешить, пока он не отчалил. А если он поджидал меня в зарослях с ножом – спешить как раз было бы нежелательно. И как угадать?

– Кар! – раздалось сверху.

Я вздрогнул и рефлекторно вскинул винтовку на звук. Напротив прохода рос ясень. На его нижней ветке сидела ворона. Больше никого не наблюдалось.

– Раскаркалась, – проворчал я, опуская винтовку.

Ворона снова крикнула во все горло. Мол, да, взяла и раскаркалась. У нас в лесу свобода слова и нечего тут из себя городского жандарма строить!

Я сплюнул и снова обернулся к проходу. Эта сломанная веточка мне категорически не нравилась. Было в ней что-то нарочитое. Она словно бы зазывала меня, да только не говорила – куда.

– Ну уж нет, – прошептал я.

Держа оружие наготове, я медленно двинулся вдоль зарослей по течению реки. Всё-таки удирать на лодке много легче вниз по течению, чем вверх. Один раз мне даже показалось, будто бы я услышал плеск, но это с равным успехом могла быть и рыба. Через заросли ничего толком не видать, и я стал забираться повыше. Успел сделать буквально пару шагов, и увидел бородатого.

Он, хитрец такой, вообще в заросли не полез, а пробежал мимо и затаился. Пока я бы его в камышах искал, бородатый тихонечко отошел бы подальше, и только его и видели. А тут я сам на него вышел. То есть, не совсем вышел, но вышел бы, если бы он оставался на месте. Бородатый, небось, вообразил, что я его просчитал, и рванул прочь, а на лесном фоне его светлая одежка – словно большое белое пятно. Глаз в него вцепился сразу.

Я выстрелил. Подстрелил березку. Бородатый успел нырнуть за нее. Я рванул за ним. Бородатый скакал по здешним буеракам как сайгак. Я быстро начал отставать. Остановившись, я снова выстрелил, но он как почуял и в самый момент выстрела метнулся вправо. Там росло раскидистое дерево. Бородатый скрылся за ним и пропал из виду. Когда я добежал до дерева, его уже нигде не было видно. На дереве – тоже, да и не влез бы он туда незаметно.

Метнувшись туда-сюда, я вынужден был признать – ушел, зараза. И следов на этот раз никаких не оставил.

– Да чтоб тебя, – проворчал я, и побрел обратно.

Для очистки совести проверил-таки мосточек. Тот вел через камыши к чистой воде и там заканчивался. Ни лодки, ни хотя бы столбика, к которому ее привязать можно, здесь не наблюдалось. А течение тут было сильное.

Опустившись на колено, я зачерпнул воды и умыл лицо. Водичка была прохладная. Самое то что надо. Я смыл пот и зашагал к берегу. На берегу стоял Факел.

– Я слышал выстрелы, – сказал он, едва я вышел из ивняка.

Я помотал головой.

– Промазал.

– Бывает, – без всякого осуждения в голосе произнес Факел. – Он уплыл?

– Нет, куда-то туда убёг, – я махнул рукой в ту сторону, где последний раз видел бородатого. – Тут просто мосток к воде. Проверил на всякий случай.

– Это ты правильно поступил, – сказал Факел. – Странное место для мостка. Далековато от жилища.

– Да, может, просто какой-нибудь рыбак оборудовал себе местечко подальше от людей. Тут тихо и спокойно.

И наверняка неподотчетно, что в наше время строго учета провизии тоже немаловажно. Фактически, это то же браконьерство, но на рыбалку власти обычно смотрели сквозь пальцы, если рыбаки не наглели с сетями.

– Может и так, – согласился Факел.

Однако инквизитор не поленился лично пройтись по мостику и всё осмотреть. Ничего подозрительного он не нашел, по поводу чего тяжко вздохнул.

– Идем обратно, – предложил я.

Факел еще раз посмотрел по сторонам, и нехотя признал, что ничего другого нам не остается.

– Может, из тех двоих что-нибудь вытрясем, – предположил я.

Факел опять вздохнул и ответил, что на это шансов нет. Он своему противнику шею свернул. И подстреленному мной – тоже. Для уверенности.

– Я ж на этого рассчитывал, – говорил он. – Ну и принял меры, чтобы те двое от нас уж точно не ушли.

Я тихо хмыкнул. Всё-таки мой товарищ был подчас излишне радикален.

– Надеюсь, хоть лесопилку не спалил? – спросил я с легкой улыбкой.

Факел усмехнулся и сказал, что нет. Нам там еще доказательства преступной деятельности искать. Не зря же плотники так всполошились, едва инквизитор упомянул про обыск. Стало быть, что-то у них было припрятано на лесопилке.

По дороге обратно я поделился с Факелом своими мыслями насчет дезертиров. Инквизитор слаженности их действий не заметил, но согласился, что мне виднее.

– Одна команда – это уж точно, – сказал он.

А вот по поводу возможного дезертирства Факел, подумав, покачал головой.

– Нет, Глаз, тут, я думаю, всё намного хуже.

Он всегда так думал. Как в его голове уживались совершенно искренняя вера в божий промысел и постоянное ожидание худшего, я до сих пор не понимаю. Но как-то уживались! Что конкретно он там себе придумал, я спрашивать не стал, и мы побрели дальше.

Факел морщил лоб и хмурился. Я привычно поглядывал по сторонам и прислушивался к лесным звукам. Лес был спокоен. Мы прошли уже примерно половину пути, когда впереди промелькнул силуэт в светлой одежде. Бородатый тоже возвращался на лесопилку. Он нас обогнал и, похоже, еще не заметил.

– Тихо, – прошептал я.

Факел вскинул голову, заметил бородатого и кивнул. Я прибавил шагу. Ходить быстро и без лишнего шума я умел. А вот Факел, к сожалению, нет. Как он нашел сухую ветку в этом лишенном всякого сухостоя лесу – для меня загадка. Наверное, это была единственная сухая ветка во всей округе, и Факел на нее наступил. Ветка громко треснула. Бородатый мгновенно оглянулся и, понятное дело, увидел нас.

– Стой! Стрелять буду! – громко скомандовал я, вскидывая винтовку.

Бородатый сорвался с места еще на слове "стой". Я рванул следом. Позади тяжело топал Факел. Бородатый петлял, словно заяц, но я и не думал тратить время на выстрел. Вместо этого, поднажав, я начал нагонять беглеца. Тот свернул к реке.

На какую-то секунду он скрылся за деревьями, а затем я услышал плеск. Еще поднажав, я выскочил на крохотный пляжик с просветом в камышах. Бородатый как был в одежде, так и нырнул. Я вскинул винтовку к плечу. Бородатый вынырнул за камышами, и, отфыркиваясь, поплыл дальше.

Я взял прицел чуть повыше и выстрелил. Пуля выбила фонтанчик воды перед самым носом бородатого. Тот обернулся. Я махнул ему рукой, чтобы возвращался обратно. Он в ответ показал мне шиш.

– Следующая пуля будет в голову! – прокричал я, стараясь, чтобы это прозвучало достаточно угрожающе.

Бородатый поплыл прочь.

– Убей его! – хрипло крикнул Факел.

Как говорится, если враг не сдается – он сам себе враг. В этот раз я не промахнулся. Бородатый клюнул носом в волну, и течение понесло его прочь.

– Будем вылавливать? – спросил я.

– Надо бы, – с легким вздохом отозвался Факел, и выразительно посмотрел на меня.

Из него самого пловец никудышный. Плавали мы с ним, знаю. Чудом вытащил его тогда из реки на берег. Чуть сам не утоп.

– Тогда держи, – сказал я, отдавая ему винтовку.

Пока я торопливо сбрасывал одежду, Факел говорил:

– При нем тоже могут быть доказательства. Не просто же так он от нас бегал. Ты там по возможности постарайся ничего не упустить.

Я сказал, что постараюсь, и вошел в воду. Дно было ровно и песчаное. Ребятишкам тут плескаться самое раздолье. Но, разумеется, когда вода прогреется. По состоянию на сегодня открывать купальный сезон было, прямо скажем, еще рановато. Я нырнул и поплыл саженками. Ими быстро устаешь, но и плывешь тоже быстро, а главное – хоть немного согреваешься. Факел с берега показывал, где там наше тело. Затем инквизитора скрыли камыши. Я, выныривая повыше, старался оглядеться, и греб дальше.

Бородатый был так любезен, что не утонул. Мертвый человек ведет себя в воде совершенно непредсказуемо. Один камнем на дно уходит, а другой скачет по волнам будто мячик. Бородатый выбрал нечто среднее. Тело почти скрылось под водой, и неспешно дрейфовало по течению. И на том спасибо. Нырять за ним в мутной холодной воде было бы сомнительным удовольствием.

Догнав бородатого, я ухватил его за одежду и потянул к берегу. Тот мосток, который мы с Факелом обследовали совсем недавно, остался позади. Других просветов в камышах не наблюдалось, но здесь, слава Богу, хотя бы ивняк закончился. Через камыши я попросту продрался, помянув их неоднократным недобрым словом. Идти было страшно неудобно, да и бородач оказался хоть и плавучий, но тяжелый. Хорошо хоть, Факел услышал, где я ломился, и пришел мне на помощь.

Инквизитор ухватил бородатого за шкирку, точно нашкодившего котенка, и вынес его на берег. Я вышел сам.

– Ничего не потерял? – спросил Факел.

Я оглянулся на проломленную нами просеку, и сказал:

– Да вроде нет.

Факел кивнул и начал обшаривать карманы покойника. Я сел на землю. Надо было бы подвигаться, чтобы быстрее согреться, но сил уже не осталось. Факел подал мне плащ. Инквизитор, оказывается, прибежал со всеми моими вещами. Я закутался в плащ и сразу стало теплее. Теперь понятно, почему инквизиция носила теплые плащи даже летом.

– Глаз, – позвал Факел. – Глянь-ка на это.

Я оглянулся. Факел успел не только обыскать бородатого, но и частично раздеть. Я лениво поднялся на ноги и подошел ближе.

На груди бородатого была вытатуирована перевернутая пентаграмма темно-красного цвета. Я вначале даже подумал, будто бы это запекшаяся кровь. Татуировки, которые попадались мне на глаза раньше, обычно были черные или синие. В армии они строго запрещены, а вот флотские их любили – от якорей до морских девок, с обязательными лентами и непременно с названием на них своего корабля. Последнее имело смысл на случай, если выловят мертвое тело в море – можно будет хотя бы понять, откуда этот морячок взялся. Ну а всё остальное считалось украшательством в дополнение к названию.

У бородатого украшательством служили бесы. Крохотные, но легко узнаваемые фигурки расселись на линиях пентаграммы. Многие держали в руках вилы и факелы.

– Опять культисты, – проворчал я. – Почему все неприятности начинаются с культистов?

– Ад всегда начинается с предательства, – ответил Факел.

И самое обидное, все эти предатели – идейные. Проще говоря, голодранцы. Вот и у этого в карманах один карандаш нашелся, да и тот обгрызанный донельзя. Впрочем, Факел всё равно не взял бы их "сребреники". Мой товарищ тоже идейный. А у нас на двоих полтора рубля мелочью и день клонился к вечеру.

– Ну что? – спросил я, когда обыск закончился. – Умоешься, и пойдем?

Факел помотал головой.

– Вначале с лесопилкой разберемся, – сказал он. – И с теми двумя, что там остались.

– Да мертвые-то не сбегут.

Нынче времена такие, что вообще-то могут, но это не наш случай. Для живых мертвяков культистский шаман нужен, причем живой. Сталкивался я с ними в Нарве, знаю. Факел посмотрел на реку, поборол соблазн и сказал, что вначале дело.

– Как знаешь, – ответил я, и кивком указал на бородатого. – Я за ним плавал, так что тащить его тебе.

Факел махнул рукой. Мол, да не вопрос. Ему человека унести, что мне – винтовку. Пока я одевался, Факел всё-таки умыл лицо в реке и взвалил бородатого на плечо. Я окинул взглядом берег, не забыли ли чего, и мы вновь двинулись в сторону лесопилки.

На этот раз добрели без приключений. Наша лошадка спокойно объедала двор. Два мертвеца лежали рядком у лесопилки. Уронив рядом бородатого, Факел тщательно обыскал тех двоих. Ничего интересного он не нашел.

Разве что татуировки у обоих, да и те – мелкие и даже не бесовские. Так, орнамент какой-то. У одного на плече, а у другого, пардон, на заднице. Ножи, которыми они пытались нас порезать, были самыми обычными и весьма паршивого качества. Я прибрал их в сумку как вещественное доказательство.

– Итак, – сказал Факел, обводя сарай широким жестом: – Где-то здесь у них что-то спрятано.

Мы всё перерыли. Буквально. Даже дерн на заднем дворике сняли. Последний раз я так упахивался, когда мы всем полком в срочном порядке три линии окопов в чистом поле рыли.

Единственное, про привлекло наше внимание – пара толстых брусьев в траве за сараем. Они были напилены в профиль не квадратом, как обычно, а пятиугольником, однако за каким лешим культистам понадобилась эта художественная резьба по дереву, мы так и не поняли. Факел сказал, что никогда такого раньше не видел. Брусья мы тщательно измерили, зарисовали и сожгли.

Глава 2

С татуировками картина вырисовывалась сложная. По словам Факела, считалось, будто бы в обязательном порядке их наносили себе только одержимые. Мол, это как печать на договоре с нечистью.

– Когда он так лихо сиганул через забор, я сразу про одержимого подумал, – сказал мне Факел.

Я с сомнением посмотрел на бородатого. Если не считать татуировки на груди, он ничем не отличался от нормального человека. Мне доводилось встречать одержимых. Они, действительно, шустрики еще те, но обычно все какие-то изломанные, словно бы это и не человек вовсе, а какая-то пародия на него.

– Не похож он на одержимого, – ответил я.

Однако инквизитор заверил меня, что мы попросту застали бородатого, так сказать, в самом начале пути. А вот если бы я его не застрелил, он бы потом о-го-го как развернулся. Ну, может и так.

А быть может, бородатый был просто очень шустрым культистом. Они тоже часто носили татуировки, причем нередко такие же, как и у одержимых. Видать, мечтали ими стать. Инквизиция, разумеется, об этом знала, и высматривала всех с такой отметиной. Поэтому те культисты, которые шпионили по нашим тылам, татуировок не носили, а те, у которых они уже были, могли и избавиться от них. Иногда вместе с конечностью, на которой эта татуировка была. Так им, кстати, проще было сойти за беженца.

Кроме того, татуировки были еще и у простых людей – от наших бравых морячков до тех же беженцев, которые верили в них как в обереги, и потому сам по себе рисунок на теле, если только он не был откровенно бесовский, всё равно ничего толком не доказывал.

– И тем не менее, на заметку мы таких людей должны брать, – сказал Факел.

Инквизитор тщательно зарисовал карандашом в свой блокнотик татуировки двух подельников бородатого и добавил, что людей с таким орнаментом можно брать сразу. В смысле, уже не на заметку, а сразу арестовывать. У него, кстати, подборка орнаментов в блокнотике была богатая, и рядом с каждым подписано, где и с кого срисовано. Там был практически весь северо-запад России, включая и Финляндское княжество.

Когда Факел закончил, мы погрузили тела на бричку и двинулись в обратный путь. Я подстелил под трупы рогожку, которую нашел тут же, на лесопилке, но в одном месте мы обивку всё же кровью уляпали. Потом тощий господинчик нам за это со всей вежливостью предъявил.

Однако первым делом мы навестили беженцев. Как сказал Факел:

– Бедновато наши покойнички выглядят. Могли и с ними прийти.

Здешние беженцы встали лагерем в поле за городской стеной. В город их, как водится, не пустили, но хоть не прогнали прочь – и то ладно. При нападении у них оставался шанс убежать за стены. Своей-то ограды вокруг лагеря они не построили.

Сам лагерь состоял из повозок с тентами, просто тентов, палаток и соломенных навесов. В самом центре возвышалась деревянная церквушка. На первый взгляд, уж прости, Господи, сарай-сараем, с крошечными квадратными окошечками и прохудившейся крышей. Из нее вверх торчала серая каменная башня, увенчанная колокольней с православным крестом наверху.

Населяли лагерь худые люди в потертой, а кое у кого и в откровенно драной одежонке. Многие были босиком. Долгая дорога вообще сурово обходилась с одеждой и обувью, особенно если те не были приспособлены к путешествиям. На одном старичке я едва признал бывший смокинг. Сейчас так назвать эти обноски даже язык не повернулся бы.

Татуировок я ни на ком не приметил, но, понятное дело, если у кого они и были, так те не лезли нам на глаза. Татуированных бродяг инквизиция хватала сразу и отправляла на дознание. Разумеется, там умели отделять зерна от плевел и невиновных отпускали, но, как по случаю неохотно признал Факел, при избытке рвения у них и ворона признается, что она перекрашенный крокодил.

Вечерело. На широких площадках между палатками горели костры. Над каждым огнем громоздился целый ворох разнокалиберных кастрюлек, чайничков и тому подобной утвари.

– Не дружно живут, – тихо заметил Факел, пока мы шли меж палаток. – Не с одного котла питаются.

Лошадку он вел под уздцы, а та по-прежнему тянула за собой бричку. Земля под ногами, несмотря на недавние дожди, была твердой. Утоптали.

– Похоже на то, – отозвался я.

Нам бы с ним, кстати, тоже не помешало пристроиться к какому-нибудь котлу. Мы, всё-таки, провели весь день на ногах. В вещмешке у меня валялась жестянка с тушенкой и пачка сухарей, но на двоих там только облизнуться, да и вообще это был наш неприкосновенный запас на самый черный день.

Увы, гостеприимством тут не пахло. Пахло страхом. При нашем приближении люди отводили глаза и торопливо убирались с дороги. Я, в общем-то, никакой другой реакции на двух инквизиторов с грузом покойников и не ожидал, а вот Факел заметно хмурился. Опять, стало быть, чего-то усматривал. И чем мрачнее он выглядел, тем испуганнее выглядели люди вокруг. Что, опять же, не удивительно, но если он своей хмурой физиономией всех распугает, кто нам покойничков опознает?

Я чуть прибавил шагу, выходя вперед, к костру. Беженцы поспешно расступились, не сводя одного глаза со своей посуды. Я вскинул руку и громко произнес:

– Граждане, попрошу вашего внимания!

Внимание нам с Факелом и так было обеспечено, но надо же с чего-то начинать.

– Вначале хорошие новости! – продолжал я. – Вам больше не нужно бояться каннибала. Во-первых, не каннибал и был, а во-вторых…

Я картинно указал на бричку с трупами. Факел подвел лошадку к костру и остановился. Лошадка тихо фыркнула. Беженцы осторожно поглядывали на бричку и негромко переговаривались. Сзади подходили еще любопытствующие. Они не рисковали лезть на глаза инквизиции и те, кто оказался в задних рядах, быстро пересказывали им суть дела. Я расслышал слова: "да вроде похож", произнесенные женским голосом, и навострил уши, но тут старичок в заношенном смокинге прошамкал:

– Осмелюсь спросить, господа, а где остальные люди?

Беженцы тотчас притихли в ожидании ответа.

– Какие – остальные? – строго спросил Факел.

Под его взором старичок малость пожух, но не отступил и несколько витиевато напомнил, что пропало куда больше народу, чем мы сегодня настреляли.

– Не всё сразу, старина, – сказал я. – Не всё сразу. Давайте вначале с этими злодеями разберемся.

– Так вы же с ними это… разобрались уже, – произнес какой-то крестьянин.

По крайней мере, одет он был по-деревенски, и в лаптях.

– Не до конца, – ответил я. – Нам нужно знать, как их звали, где они жили и всё прочее.

Что именно "прочее", я и сам толком не знал, потому оглянулся на Факела.

– Эти люди наверняка бывали среди вас, – неожиданно мягко заговорил инквизитор. – Жили среди вас, пользовались вашим гостеприимством и высматривали, как бы напасть на вас. Посмотрите на них. Кто-нибудь уже видел их раньше?

Насчет гостеприимства он определенно маху дал, но в целом сработало. Когда Факел указал пальцем на трупы, взгляды последовали за ним. Люди забормотали, негромко переговариваясь. Бородатого признали сразу.

– Из городских он, – уверенно заявил босоногий парень призывного возраста с фингалом под левым глазом. – Из Дубровника.

Добрая дюжина голосов это тотчас подтвердила, но как его звали – никто сказать не мог. До личного знакомства он ни с кем ни снизошел. Всё, что знал парень:

– Плотник он здешний.

Как оказалось, бородатый регулярно набирал себе подручных: погрузить что-нибудь, например, или еще какую работу в том же духе исполнить. Работа обычно была тяжелой, но плотник считался государственным служащим и расплачивался полноценными пайками, причем, в отличие от других городских, ничего из них себе не забирал. За право первым полебезить перед ним, выпрашивая работу, мужики, бывало, даже дрались.

Затем женщина в синем платье заявила, что одного из подельников бородатого она точно встречала. Он, шельмец, у нее пятак занял, и не отдал. Женщину звали Вера Ивановна и она пришла с последней волной беженцев. Шли они на Петрозаводск, но прошел слух, будто бы в город беженцев не пускали, и они свернули на Дубровник. Здесь уже был лагерь таких же неудачников. Вот при повороте на Дубровник этот тип к ним и прибился.

Был ли с первым подельником – второй, этого Вера Ивановна не запомнила, но еще один босяк уверенно заявил, что в лагере они уже были вдвоем. Более того, эти двое еще и к плотнику подлизаться успели. Новоприбывшим приличная работа якобы не полагалась, ее и пришедшим раньше не всем хватало, но плотник в такие тонкости не вникал и брал тех, кто ему глянется.

– И, прямо сказать, – добавил парень с подбитым глазом. – Хоть и людоед, а справедливый человек был. А то эти, – он неопределенно мотнул головой. – Захапали всю работу себе, а жить всем надо.

Кто-то резко ответил, что его сюда никто не звал, и свидетельские показания потекли потоком. Если бы я вникал в перебранку, мог бы узнать, кто тут вор, кто – подлец, а по кому и вовсе виселица плачет.

– Ты был прав, – сказал я Факелу. – Коллектив не дружный.

Инквизитор со мной согласился, и добавил, что здесь мы уже узнали всё, что могли. Лошадка согласно фыркнула. Мол, пойдем отсюда. Когда мы уходили, парню подбили второй глаз.

– Давай-ка еще церковь проведаем, – сказал Факел. – Священники обычно многое о своих прихожанах знают.

– Вряд ли культисты ходили сюда на исповедь, – ответил я.

Судя по внешнему виду, ее и простые прихожане-то не жаловали.

– Внешность бывает обманчива, – сказал мне Факел.

Крыльцом церквушке служила полугнилая доска, брошенная перед входом прямо на землю. Входная дверь оказалась не заперта. Она громко скрипнула, когда я потянул ее на себя. За дверью была темнота. Из нее тоненький, похожий на детский, голосок спросил:

– Кто там?

Только теперь я вспомнил, что староста говорил что-то про приют.

– Свои, – сказал я.

– Смиренные братья инквизиции, – добавил Факел, постаравшись, чтобы это прозвучало действительно смиренно.

Когда он действительно хочет, у него это получается.

– Смирные – это хорошо, – раздался другой голос, постарше и определенно женский.

Затем в темноте появился свет. Он озарил темные сени и фигуру в монашеской рясе со свечой в руках. Свечу держала девица лет шестнадцати, вряд ли больше. На лицо – симпатичная, но взгляд – настороженный и строгий одновременно. Он сразу давал понять, что незваным гостям здесь не рады, а мы, как ни крути, они самые и есть.

Тем не менее, монахиня сказала:

– Добро пожаловать.

Факел привязал лошадку у входа и мы вошли. Сени были просторные, а захламлять их, по всей видимости, было нечем. Монахиня представилась как сестра Анна, глава здешнего приюта. Я в ответ представил нас обоих. На прозвище Глаз она среагировала, внимательно глянув на меня, но ничего не сказала. Когда я рассказал о цели нашего визита, она, секунду подумав, твердо заявила, что трупы останутся снаружи, а ее подопечные – внутри. А вот вопросы позадавать – отчего бы и нет?

– Только, пожалуйста, оружие оставьте здесь, – сказала сестра Анна.

Факел без слов сбросил сбрую с огнеметом на пол. Я посомневался, стоит ли оставлять без присмотра мою прелесть. Факел предложил повесить винтовку на стену. Там были рядком вбиты гвозди вместо вешалок. На некоторых висели какие-то тряпки. Свет с улицы туда не попадал, и за тряпками кожаный чехол был неприметен, а скрип входной двери возвестил бы о новых гостях.

Из сеней в главное помещение вела толстая дверь. За ней на табуретке сидел страж: мальчишка лет двенадцати с колом в руках. Не удивлюсь, если кол был осиновый. В центре комнаты стоял длинный стол, по обе стороны которого расположились дети. Их было дюжины две, от совсем малышни до подростков. Перед каждым стояла деревянная миска. Когда мы с Факелом вошли, все дружно повернулись к нам.