Текст книги "Звездная бирема «Аквила». Рубеж"

Автор книги: Олег Мелехов

сообщить о нарушении

Текущая страница: 20 (всего у книги 24 страниц)

– Ты захватила моих людей, – сказала она вместо приветствия. – Верни их.

– Задержала, – ухмыльнулась галийка. – Они задержаны, а не захвачены. И у меня есть все основания держать их и дальше.

– Основания? – наварх моргнула, изображая удивление. – Какие? Плюнули в неположенном месте или помочились на одну из твоих бесценных елок, варварка? В задницу такие основания. Верни их. Немедленно.

На мостике «Аквилы» и без того было тихо, но после таких слов Ливии стало, как говорят на флоте, «слышно, как фотоны шуршат». У хозяйки Бренны дернулось веко.

– С жалкой кучкой бродяг за спиной ты, вожак шайки беглых генмодифицированных биоконструктов, хамишь мне в моем собственном пространстве? – помолчав, процедила галийка. – Сколько там у тебя солдат? Пятьсот?

– Этим бродягам нечего терять, – Ливия криво улыбнулась. – И они не боятся смерти. Нам, биоконструктам, инстинкт самосохранения еще в репликаторах купируют. Можешь сказать то же самое о своих? На самом деле тебя должна волновать не численность моего экипажа, а количество моих торпед. Верни заложников, и мы еще сможем решить всё мирно.

Матриарх прищурилась:

– Мирно – с тобой? Число твоих торпед мне известно. Поделить ли мне одного из твоих солдат на равное количество кусков? Который тебе меньше всего нужен?

– Значит, ты умеешь считать, варварка. У Бренны три луны, у меня – три корабля. Вопрос: какой из спутников тебе менее всего симпатичен?

– Я могу тебя сбить прежде, чем ты шевельнешь пальцем, чтоб активировать орудия, – после невыносимо долгой паузы ответила галийка.

– Ты опоздала. Я уже шевельнула, – Ливия демонстративно развела руками. – Ты собьешь, и я взорвусь, о да. Эти атмосферные установки такие хрупкие, а бесценные экосистемы – еще уязвимей. Взрыв реактора боевого корабля да плюс детонация всего боекомплекта в атмосфере – представляешь, какой будет фейерверк?

Матриарх медленно кивнула.

– Последовательность инициирована, все коды введены, система ждет только сигнала. Твоего выстрела, госпожа Эпонима. Курс проложен и зафиксирован. Перепроверь свои расчеты. Я успею войти в атмосферу прежде, чем ты меня уничтожишь. Не дешевле будет просто вернуть моих солдат?

– Ради десятка ты пожертвуешь сотнями.

Это был не вопрос, а констатация. Хозяйка Бренны уже проанализировала все и сделала выводы. А вот решения покуда еще не приняла. Существовал ли вообще вариант, позволяющий выйти из «парадокса заложника» с достоинством?

– Они – это «Аквила», – просто ответила Ливия на вопрос, который так и не был задан. – «Аквила» – это я. И Республика. Психология муравейника, если ты понимаешь, о чем я.

От такого заявления опешила не только галийка, но и все свидетели переговоров.

– Давай прервемся ненадолго, – предложила Эпонима уже гораздо более дружелюбным тоном. – Никто никого не убивает и не взрывает в ближайшие полчаса. Я должна подумать.

Наварх кивнула. Она не обольщалась внезапной гибкостью противницы – в конце концов, хорошие торговцы и должны быть увертливыми и гибкими. Галийка решила проверить нервы Аквилинов – что ж! Время играет на руку не только Эпониме, Ливии тоже. Лишние полчаса жизни – разве плохо?

За месяцы, прошедшие с того рокового дня, когда психокорректор станции Цикута совершил самый опрометчивый шаг в жизни – поднялся на борт «Аквилы» – Луций Антоний успел свыкнуться с множеством вещей, которые прежде казались ему дикими и невозможными. Убедился, что весь багаж его знаний и опыта ничего не стоит здесь, в чреве этого высокотехнологичного монстра, крохотного в сравнении с ледяной пустотой пространства. Свыкся и даже привык, что сам он, Луций из блистательной фамилии Антониев, не более чем досадная помеха, объект насмешек и лишний рот, потребляющий далеко не бесконечные ресурсы корабля. Смирился с другими неудобствами и унижениями.

Единственное, к чему Антоний привыкнуть никак не мог, так это к легкости, с которой все, буквально все его недавние подопечные, рисковали жизнью. Своей и, в особенности, чужой.

Никого из Аквилинов, Либертинов или свежеиспеченных Целеринов не смутил и даже не встревожил тот факт, что противостояние Ливии Терции с матроной Бренны с большой вероятностью закончится гибелью эскадры. Никто не возмутился, никто не усомнился… Похвальная лояльность командиру – превосходное качество для плебеев, с рождения предназначенных на убой… Но восхищаться непримиримой стойкостью воинов Лация уместней все-таки на расстоянии. Желательно – в несколько световых лет.

Сейчас, почти безучастно наблюдая за самоубийственной активностью на биреме, Антоний вдруг понял, что перегорел. Сгорел, как инжектор плазмопровода или что там у них все время сгорает. Устал унижаться, устал прятаться и красться, смертельно устал ежечасно носить «броню» интеллектуального превосходства – единственное свое средство «индивидуальной защиты». После Алнота он всерьез опасался, что угрозы Ливии насчет ссылки в сектор рекреации осуществятся. Теперь он уже жалел, что угрозы так и остались всего лишь еще одной издевательской шуточкой.

Погибать по слову Ливии Терции, беспомощно, бессмысленно, ради кучки идиотов, по собственной дурости влипших в дерьмо посреди галийской системы? Лучше уж самому вышибить себе мозги. Или… сбежать к галийкам. Всего два выхода, других вариантов нет.

Но никто на «Аквиле» не был столь неосторожен, чтобы предоставить Луцию Антонию доступ к оружию или летательным аппаратам. Да и не имел он навыков пилотирования десантного бота. Единственная надежда на спасательные капсулы, если он успеет добежать до них прежде, чем бирема взорвется, если…

Если, если, если. Десятки, сотни этих «если». А шанс выжить – всего лишь один. Призрачный, как никогда.

Но он собрал остатки Луция Антония, того, еще не ставшего тряпкой в контейнере утилизатора, того, прежнего хладнокровного психокорректора с благословенной станции Цикута, и сделал все, чтобы не упустить этот шанс. Пробрался поближе к шлюзам центральной палубы и там притаился.

Аквилинам было не до него. Осторожные маневры Антония поблизости от шлюза никого не занимали. Навредить он все равно никому не мог, сломать или испортить что-то – тоже, так и пусть себе ошивается, где хочет, убогий.

Память, на самом деле, классная и очень удобная штука. Она всегда с тобой и стоит лишь пожелать…

– Мне очень часто снится, что я лечу. Это из-за парадокса?

– Не обязательно. Мы все время летим, даже если стоим на поверхности планеты, всегда летим.

– Правда, что ли?

– Конечно. Планета вращается вокруг звезды, звезда – вокруг центра галактики, а галактика…

Иногда Гай становился таким серьезным в самый неподходящий момент.

– Ха! Всё! Я поняла. Мы все – летучие твари. Какой ты умный, Блонд… Прости.

– Ничего. Мне нравится. Значит, ты неравнодушна… к цвету моих волос. Может быть, ты даже любишь меня, моя Кассия?

Что и говорить, её сладкий блондинчик знал толк в любви. Он почти во всем разбирался, кроме вакуум-сварки, разве что.

– Пусть восходят и вновь заходят звезды, – помни: только лишь день погаснет краткий…

Она никогда не жаловалась на память, и когда повторяла эти слова вслед за Ацилием, безрассудно смешивая свое дыхание с его, запоминала их крепко-накрепко, как прежде параграфы устава.

– Что ты там бормочешь, лигария?

Каждое слово, сказанное тогда шепотом в уютной тишине тесной каюты, сбереглось в неприкосновенности. Тысячелетнее вино слов.

– Бесконечную ночь нам спать придется…

– Заткнись-ка, будь так добра.

Галийка не злилась, просто не хотела слышать резкую лацийскую речь. Никаких тебе гортанных, грассирующих, апострофов и прочих дифтонгов. Утомила её эта грубая и упрямая республиканская девка, с которой без медикаментов никакого сладу нет. Столько возни ради плебейки!

Но высказать недовольство медичке не дали. Мнение мелкой сошки никого особо не интересовало.

– Да! Я поняла. Так точно, госпожа.

Кассию прекратили пытать дезраствором, но и из регенерационной капсулы не выпускали, время от времени вливая в вену какую-то успокоительную гадость. Иногда медичка проверяла жизненные показатели пленницы и на мяукающем диалекте докладывала начальству. Но на этот раз все изменилось. Девушке сначала вкатили щадящий парализатор, чтобы без риска для своего здоровья извлечь из капсулы и надеть ошейник и браслеты, уж больно грозно та зыркала черными глазищами.

– Еще один укольчик и пойдешь своими ножками, – усмехнулась блондинистая до полной бесцветности галийка – начальница рыжей мучительницы.

Инфузор продырявил многострадальное плечо Кассии уже в который раз за прошедшие сутки. Одной дыркой больше, одной меньше.

– Куда меня?

Галийка сморщила усыпанный бледными веснушками нос.

– А кому ты нужнее всех? Кто за тебя готов выложить кругленькую сумму?

– Парфы, да?

– Тебе виднее, девушка.

Нет, это точно парфы, которые, когда речь идет о мести, за ценой не постоят. Не зря на Кассию напялили ярко-красную арестантскую робу и в наручники недаром заковали. Провели, что называется, предпродажную подготовку и придали товарный вид. Торгашки!

– Вот тогда поживем – и увидим.

– Оптимистка ты, как я посмотрю, – зло усмехнулась белобрысая. – А может, у биоконструктов с мозгами не все в порядке?

– От генетической помойки слышу, – нагло огрызнулась пленница, которой нечего было терять.

Не то, чтобы Фортуната совсем страха не ведала. Совсем даже наоборот. Блонд… Гай Ацилий как-то объяснял, что чувство страха необходимо любому животному, ради самосохранения. Просто весь её ужас перед парфийским пленом, пытками и смертью перегорел в регенерационной камере, он, словно белковый яд, свернулся в кипятке. А еще Кассия для себя твердо решила, что пока не убедится в обратном, будет верить, что Гай Ацилий жив. А если он жив, то вернется на «Аквилу» и обязательно придумает, как своей дестинате помочь. Это она, бешеная манипулария, сгоряча натворила бы дел, а патриций, он хладнокровный, расчетливый и дальновидный, он всё сделает как надо. Пусть только жив будет, храни его Вечные Боги.

Матрона Бренны злилась, но злость не мешала ей весьма шустро соображать – иначе госпожа Эпонима никогда не стала бы матроной. В галийском обществе нравы царили – куда там самым изощренным интриганам Лация! Выживают в непрекращающейся борьбе за власть над галийскими мирами хитрые и изворотливые, но на самый верх взбираются самые хладнокровные и безжалостные. Поэтому Ацилий ничуть не удивился, когда, спустя всего лишь несколько минут после судьбоносной трансляции с «Аквилы», оказался практически лицом к лицу с госпожой Эпонимой. Ну, лицом к экрану, конечно.

Галийка, взнуздавшая собственную ярость, говорила отрывисто и злобно, не тратя время на вежливость и церемонии:

– Если тебе действительно дорога эта бесполезная девка-лигария и кучка олухов, которых повязали вместе с тобой, будь добр, угомони свою бешеную Аквилину. Сбой в программе у нее, что ли?

Ацилий благоразумно промолчал, но позволил себе довольно-таки мерзкую усмешку самым уголком губ. Галийка в ответ сверкнула пронзительно-голубыми глазами, но развивать тему неуравновешенности психики биоконструктов не стала. Видно, Ливия Терция действительно сумела напугать хозяйку Бренны.

– Короче. Я не хочу рисковать, проверяя, не блефует ли твой сумасшедший наварх. Чокнутая или нет, а крови она мне попортить может изрядно прежде, чем сдохнет. Тебя доставят на «Аквилу», патриций. Надеюсь, ты командуешь этой бандой не только на словах. Состояние счетов популяров мне известно, ты – единственный обладающий доступом к этому жирному куску, и только поэтому я вообще с тобой разговариваю. Приготовься много и быстро платить, Гай Ацилий. Но прежде – прекрати этот затянувшийся фарс. Как только твои корабли отойдут на безопасное расстояние от Бренны, мы обговорим детали.

– А мои спутники? – спросил он, изо всех сил сдерживая иной вопрос: «А моя женщина?»

– Останутся здесь в качестве гарантии твоего хорошего поведения. И поведения твоей цепной… твоего наварха.

Госпоже Эпониме удалось невероятное – слово «наварх» она произнесла с такими интонациями, с какими даже пунийские работорговцы не ругаются.

И вот теперь, сидя на борту галийского бота, маленького и безоружного, в компании сметанно-белого от переживаний одинокого пилота, Ацилий рассматривал в иллюминатор потрепанный борт приближающейся «Аквилы» и пытался привести в порядок мысли. Удержать Ливию Терцию от безумств – не такая уж сложная задача, думалось ему. Аквилина затеяла всю историю с самоуничтожением ради того, чтобы его вызволить. Конечно, она немедленно скорректирует самоубийственные планы, едва лишь он ступит на палубу «Аквилы». По-другому и быть не может.

Знал бы он…

Наварх «Аквилы» оказала лидеру и вдохновителю необходимые почести – лично встретила у шлюза, но этим ее дружелюбие ограничилось. Ливию Терцию словно подменили: вместо восторженной и преданной последовательницы перед Ацилием предстала настоящая мегера, которая разве что искрами из глаз не сыпала.

– Где мои люди, патриций? – чужим ледяным голосом, сдавленным от гнева, спросила она.

– Что? – вздрогнул Ацилий.

– Квинт Марций Аквилин, префект; Марция Септимия Либертина, центурион манипулариев; Квинт Кассий Аквилин, манипуларий второй центурии… – не меняя тона, она спокойно перечислила имена всех застрявших в плену у галиек республиканцев. Никого не забыла, даже Кассию.

Подслушивавший и подглядывавший из-за могучего плеча вахтенного вигила Антоний на мгновение встретился взглядом с навархом и тихо икнул. Психокорректор вдруг догадался, к чему всё идет. Это Божественный Курион еще ничего не понял, ну так он и не знает Ливию Аквилину так хорошо, как ее бывший личный психокуратор.

– Мои люди, – повторила наварх и шагнула вперед. – Они были с тобой, под твоим непосредственным командованием, наш… консул. Ты – командир, ты отвечал за их безопасность. Ты вернулся один. Где они?

Патриций, видимо, не задумывавшийся до сих пор о таких аспектах положения лидера, растерянно нахмурился и неопределенно махнул в сторону пристыкованного к «Аквиле» галийского бота. Дескать, там остались.

– Тогда что ты делаешь здесь, на борту моего корабля? – Аквилина заложила руки за спину и качнулась на носках. – Как ты посмел явиться сюда, потеряв моих солдат? Labra lege [12]12
  Labra lege! (лат.) – «Читай по губам!» в значении «Слушай сюда!»


[Закрыть]! Верни их. Немедленно. Иначе, – лицо наварха перекосило от злобной усмешки, – я вышвырну тебя за борт, как мусор, непригодный для переработки. Ясно?

– Я не совсем понял тебя, Ливия Терция… – начал было Ацилий, но женщина грубо перебила его.

– А ты чуток пораскинь своими нативными мозгами и задумайся вот над чем: неужели мы затеяли всю эту заваруху только ради твоей патрицианской задницы?

Вопрос повис в воздухе. Обескураженный Курион повел глазами вправо-влево, но на лицах всех присутствующих читалась мрачная солидарность с речами наварха.

Антоний грустно усмехнулась в своем укрытии. Вот так и совершаются открытия. Обнаружить, что ты, несмотря на все твои достоинства и идеи, всего лишь инструмент для осуществления планов мятежной компании воинственных плебеев…

Сейчас, вот сейчас живорожденный выдвинет вперед челюсть, покажет норов, вскинется, огрызнется на грубость наварха ответной грубостью, и банду повстанцев не спасет уже ничто и никогда…

Ацилий вздернул подбородок, прищурился и – в очередной раз доказал прозорливому психокуратору, что предсказатель из него – как из аптерикса метеоролог.

– Теперь понял, – молвил он так, словно плебейка не нахамила ему только что, а рассыпалась в любезностях. – Я совершил ряд ошибок, Ливия Терция, и должен все исправить. С чего начнем? Твой план тактически хорош, но в долгосрочной перспективе не сработает.

– Как знать, – пробормотала она, успокоившись мгновенно, будто не грозилась только что отправить патриция в полет без скафандра. – Варварка испугалась.

– Ты убедила ее в серьезности своих намерений, да, однако…

– Потому что, твоюзвезду, я еще никогда в жизни не была настолько серьезной, – женщина фыркнула и с силой потерла лоб. – Так. План. Вытащить их, вытащить всех, но в первую очередь – моего префекта. Ради Квинта Марция я в это ввязалась, и без него мы точно никуда не полетим. И Кассия. Я помню и о Кассии тоже. Соображай, мой сенатор, время дорого. Что галийки любят еще сильнее своих елок?

– Деньги, – просто ответил Ацилий и улыбнулся. – К счастью, как раз они у нас пока есть. Свяжись с матроной. Я знаю, что ей предложить.

Глава 14

Заварушке на Бренне стоило приключиться хотя бы ради того, чтобы Марк Фурий еще раз убедился в том, что он больше не наварх. Да, у него под командованием «Целера», но он сам – не наварх. Кто-то иной, кто-то другой. Может быть, дело в десяти годах, проведенных в компании галактического отребья. Они не прошли даром для Северина и его чувства коллективизма.

Психокорректорская служба очень любит с самого детства полоскать мозги на тему: «В жизни республиканского наварха не бывает второгокорабля!» Вроде, как не бывает у живорожденного патриция двух матерей. Все Фурии, Флавии и Ульпии живут под этим психологическим гнетом. Ведь даже для плебея из «непилотской» фамилий перевод на другой корабль или станцию превращается в событие экстраординарное, травмирующее и требующее вмешательства профильного специалиста. Вопрос: cui prodest [13]13
  Cui prodest? (лат.) – Кому выгодно?


[Закрыть]?

По понятным причинам, к единственному в эскадре лацийскому психокорректору Фурий обращаться за разъяснениями не желал. Он отлично видел, как остальные члены его экипажа принимают «Целеру», что называется, в свое сердце, а сам оставался в стороне и ни капли не страдал. И без десятка сеансов терапии, без внушений заботливого куратора: «Поверь, Марк Фурий, „Целера“ – это вовсе не предательство „Северы“. Ты не должен так думать, ты не должен». Конечно, он не должен! И никто не должен.

Эксперименты Антонии Альбины и десять лет Алнота избавили Фурия от дурацких укоров совести, сведя все его рефлексии к голодному бурчанию в желудке, от которого спасение одно – энергетический батончик и микро-доза армейского стимулятора. Пятидесяти новоиспеченным Целеринам в экстренной ситуации требовался живой, бодрый и сосредоточенный на конкретной задаче руководитель.

– Наша задача проста – обеспечить «Аквиле» прикрытие в случае внезапной атаки со стороны галийцев. Неважно, что предпримет Ливия Терция – договорится с этой рыжей ссс… Эпонимой или выполнит свои угрозы – мы помогаем «Аквиле» довести начатое до логического конца. Фульвия Минор, связь с биремой не должна прерваться ни на миг.

– Так точно! – отчеканила ясноглазая женщина одних с Марком лет.

Вот уж кто был счастлив стать Целериной. А то ведь на «Аквиле» ей никогда не светило стать главой поста связи. Амбиции, они и у плебеев есть, и зачастую неслабые.

– Торвенторий? Центурия?

– К бою готовы. Кхм…

Луций Марций изо всех сил копировал манеры своего недавнего наставника Квинта Марция – от голоса до выражения лица. Курносая его физиономия отчаянно сопротивлялась насилию: широкий рот норовил расплыться в блаженной улыбке, а суровая морщина отказывалась прорезываться между белесыми бровями. И вот беда – наивные голубые глаза вовсе не щурились, а предательски таращились. Смешной мальчишка, чьи самые заветные мечты так внезапно взяли и сбылись. Но это даже неплохо, пусть себе на здоровье изображает префекта «Аквилы». Если еще у новоиспеченного центуриона проклюнется такая же, как у его кумира, работоспособность и дотошность, то «Целере» только лучше.

– Ну и чудненько, – совершенно неформально хихикнул Марк, углубившись на какое-то время в отчеты по корабельным системам. И никаких лишних мыслей! А Ливия Терция и сама не расслаблялась и другим не давала ослабить бдительность.

«Они – моя команда, а не просто какие-то чужие Целерины. Вот этот белобрысый мальчишка-центурион, эта амбициозная Фульвия, эта вигилия – поперек себя шире, и этот тонколицый, похожий в профиль на аптерикса, инженер, и все остальные офицеры, торвенторы, ремонтники, манипуларии – все они теперь его люди.И для того, чтобы почувствовать это, не требуется Слияние или геном Фурия», – подумал вдруг Северин. И мысль эта, опасная, как взрыв плазмопровода, и крамольная, как сомнения в исключительных качествах живорожденных, безболезненно встроилась в нетрадиционную картину мира бывшего наварха.

«Ничего удивительного, моя „Севера“, достаточно просто научиться думать своими мозгами, верно?»

Древние, говоря крылатое «Cura te ipsum [14]14
  Исцели себя (лат.)


[Закрыть]», не зря настоятельно призывали прежде всего заботиться о самом себе. Как же они были правы, эти умные предки! Сам о себе не побеспокоишься, никто о тебе и не вспомнит. От прирожденных убийц под командованием истинных самоубийц понимания и заботы уж точно не дождешься.

«Мы сами сделали их такими, – грустно констатировал Луций Антоний, медитируя на матовые створки шлюза. – Идеальная комбинация наследуемых факторов и воспитательных методик, не дающая сбоя – во плоти и в действии».

С Ливиями с самого начало всё было сложно. Слишком глубокое вмешательство в геном, слишком много рискованных внешних факторов, среди которых никто из специалистов не учел влияние другого человека. Кого-то вроде дефектного Марция – летучего префекта. С одной стороны, интересно было бы изучить резонанс, возникший между навархом из нестабильной фамилии и префектом самого устойчивого психотипа. Это же такой богатый материал. Но с другой – этот научный подвиг вряд ли кто сумеет оценить, а скорее всего, про него никто не узнает. Потому что вся мятежная эскадра, едва закончится торг между Гаем Ацилием и матроной Эпонимой, отправится на встречу со смертью. Никаких сомнений по поводу своего будущего психокорректор не испытывал. В республиканском секторе их всех убьют. Почти сразу.

Именно за этим стремится в систему Лация безумный Северин, чокнутый Квинт Марций и ненормальная Ливия Терция, все они. А Луций Антоний хотел жить. Причем, что показательно, любой ценой. Тем паче, отлично представляя, что творится в голове у Марка Фурия после печально знаменитого эксперимента на Альбе Нове.

«Так-так. Сбежать не получится. Точнее, ни к чему хорошему это не приведет, – рассуждал Антоний. – Галийцы ценят лишь то, за что пришлось раскошелиться. Что само пришло, то само и уйдет, как говорится».

Есть от чего прийти в отчаяние. Остаться на «Аквиле» – верная смерть, беглый же психокуратор-лациец ничего не стоит. Дилемма, однако.

Гай Ацилий торговался, время уходило, и шанс уберечь свою жизнь таял прямо на глазах. Антоний едва сдерживал рвущийся из горла стон ужаса, когда изумительное в своей простоте решение вдруг посетило его, отрезвив и обнадежив. Стоило лишь представить себе всю цепочку событий, как вот он – ответ.

– Ливия Терция, пока переговоры не зашли в тупик, могу я предложить кое-что?

Психокуратор поспешил связаться с навархом и, к счастью, она его вызов не проигнорировала.

– Гай Ацилий делает все возможное, – сварливо огрызнулась Аквилина.

– Я хочу предложить свою кандидатуру для обмена, – смиренно молвил Антоний. – Похоже, только так я могу принести экипажу хоть какую-то реальную пользу.

И печально вздохнул. Должно было прозвучать очень натурально.

– Ты хочешь, чтобы тебя обменяли на Кассию?

– Я всё тщательно обдумал. Это единственный здравый ход. Галийки заинтересуются нашими психотехниками. Сообщи Куриону, будь так добра.

Рубленые фразы тоже создавали необходимое впечатление самопожертвования.

«Да, Ливия Терция, я добровольно жертвую собой. Верь в это. Ты обязана реагировать на такие заявления правильно, по стандартам своей фамилии».

– Хм… Я передам. Благодарю за предложение.

И Луций Антоний стал терпеливо ждать. В конце концов, если его план сработает, то он в последний момент соскочит с этого звездного экспресса смерти. Галийцы не какие-то дикие пуны, они – цивилизованный народ, знающий истинную цену знаниям и умениям. И кто знает, может быть, однажды появится шанс вернуться в Республику. Вернуться к привычной жизни, к любимой работе, к исследованиям. Заманчиво, твоюцентурию!

А чтобы Ливия Терция случайно не забыла о своем обещании, Антоний решил перебраться поближе к мостику, а заодно оценить психологическую обстановку.

– А, это ты, мозголом, – бросила через плечо вигилия. – Крадешься, как Фиделис.

Она одна и заметила его присутствие, остальным Аквилинам было плевать на Луция Антония. Даже наглый сцинк, возлежавший на подголовье навархова кресла, морды в его сторону не повернул.

В закрытом наглухо претории Гай Ацилий беседовал с госпожой Эпонимой. Звук изолировали, чтобы не отвлекать команду, и только Ливия знала, на каком этапе находятся переговоры. Антоний мог видеть лишь профиль опального сенатора – желваки на скулах у того так и вспухали от злости. Впрочем, выражение лица галийки на проекции тоже ничего доброго не сулило. Ничего удивительного, на то они оба и живорожденные, чтобы плохо контролировать собственные эмоции.

«Давай, Курион, договорись уже по-хорошему. И помни – у тебя есть я. Просто найди бескровное решение. Ты же сенатор! Это твоя работа!»

Антоний старался думать позитивно, чтобы самому не запаниковать. Ведь стоило лишь глянуть на тактические и проекционные экраны, чтобы утратить душевное равновесие. Все пространство вокруг «Аквилы» так и кишело галийскими кораблями. В местной классификации психокуратор разбирался примерно, как в системах корабельной связи. Но их было много, очень много. Как будто от их количества по-настоящему что-то зависело, если Ливия вдруг решит выполнить свой самоубийственный маневр.

Впрочем, зеленый диск Второй луны служил не только красивым фоном для всей этой взрывоопасной суеты, но и отличным напоминанием всем и каждому – то, что создавалось пару сотен лет, то, во что вложены миллионы, может исчезнуть в считанные секунды.

Галактику населяли миллиарды людей, объединенных между собой разным политическим устройством или социальной структурой, но все они, как один, больше всего ненавидели терпеть убытки и видеть, как идут прахом плоды их трудов. Видовое свойство, которое много раз спасало человечество от полного уничтожения.

Переговоры вел Гай Ацилий, справедливо рассудивший, что кровожадные комментарии Аквилины насчет заскучавших в пусковых шахтах торпед, может, и придадут процессу скорости, но на результате скажутся непредсказуемо. Ливия на это только плечами пожала и согласилась ждать, терпеливая, как сцинк. Переговоры… как-то шли. Наварх, внимательно прислушиваясь, не сомневалась: рано или поздно ей тоже придется высказаться.

Курион, к счастью, согласился, что заострять внимание отдельно на персоне Кассии не следует. Понятно же: стоит проявить к кому-то из заложников особый интерес, и цена взлетит настолько, что никаких фондов партии популяров не хватит. Еще и корабли заложить придется.

Кстати, этого, похоже, не избежать. Эпонима, сообразив, что Ацилий согласен платить, выставила дополнительный счет за угнанный спас-бот, побитых галийцев и амортизацию камеры предварительного заключения и спецсредств, примененных при задержании. Только в Галии с тебя потребуют оплатить услуги собственных тюремщиков.

Весь тщательно взлелеянный план: переоснащение эскадры, дополнительные инженерные игрушки и маленькие подарки для торвентория – все пошло в утилизатор. Хорошо, если после всех торгов у мятежников хватит средств оплатить выездную пошлину. Еще одна особенность пребывания в галийских мирах, к слову. Во всей галактике платят за вход в систему, и только галийки брали еще и за выход.

Так что может статься, что щедрая жертва Антония придется кстати. Ливия покосилась на психокорректора, нервно замершего при входе на мостик. Разумеется, это: «Пожертвуй мною!» переводилось как: «Высади меня уже хоть где-нибудь, ну, пожалуйста, пожалуйста!.. Я жить хочу!» Торговать психокураторами, да еще и по их же просьбе, Ливии еще не доводилось, однако – все бывает впервые!

Размышления наварха прервал Ацилий. Патриций выглянул из претория и, не смущаясь, вытер пот с высокого чела.

– Ну, как? – не постеснялась спросить наварх. Слышать-то она все слышала, но ведь экипаж тоже нервничает.

Курион вздохнул:

– Мы прервались, чтобы обдумать нюансы. Видишь ли, все средства с моего счета уйдут на выкуп, однако матрона настаивает, что мы еще кое-что должны. Ну, ты видела список претензий.

– Бот, побои и прочее. Мы остаемся голыми, да. Но главное – вытащим наших людей. И Кассию. Что насчет Кассии?

– Она в списке вместе с остальными. Не думаю, что Эпонима рискнет нажить себе проблемы, продавая республиканскую лигарию парфам. Это будет нехороший прецедент, которого Сенат не оставит. Даже учитывая наши обстоятельства.

Ацилий был прав. Мятеж там или нет, имущество или гражданин – то, что принадлежит Лацию, неприкосновенно для варваров. Продажа лацийской лигарии парфам – это не плевок даже в сторону Республики, а натуральное приглашение к агрессии. На Лации узнают, причем от самих же парфов. И не простят.

– Ну что ж, – Ливия кивнула. – Значит, придется нам лететь домой с тем, что есть. А дополнительные претензии… Скажи ей, что я всегда готова добавить пару торпед в качестве бонуса. Или, если желаешь, я сама могу присоединиться к беседе.

Патриций молча зажмурился. Наварх коротко хохотнула.

– Понимаю, господин. Однако, когда договоришься с варваркой, дай мне возможность тоже с ней связаться. У меня есть предложение, – она покосилась на Антония снова, – от которого Эпонима вряд ли откажется.

Темнота перед глазами раздражала даже сильнее, чем яркий свет, бьющий в лицо во время допроса. Когда не видно, что с тобой делают, это очень нервирует.

– Ай! Больно же!

– Да ты у нас неженка, – хмыкнула невидимая галийка.

– Задолбали колоть всякую гадость, – огрызнулась пленница.

Там, где хватило бы простого мешка на голову, сволочные варварки опять, уже в который раз, решили воспользоваться достижениями фармакологии. Они, похоже, обожали свои инфузоры и радовались любой возможности контролировать пленницу.

– Боишься меня? Так есть способы и попроще.

Каждое слово сыпалось горячим песком из пересохшего рта. Еще бы! В крови у Кассии кипел химический суп из психактиваторов, холинолитиков и еще какой-то гадости, блокирующей зрительный нерв.

– Мне заткнуть тебе рот еще одним укольчиком? – неласково полюбопытствовала конвоирша.

Волей-неволей пришлось заткнуться. Хотя, конечно, последний допрос получился очень забавным. Галийки спрашивали о чем угодно, кроме отношений между лигарией и опальным сенатором. Кассия не смогла бы соврать, с эдаким «коктейлем правды», циркулирующим в венах. Если бы варварки только допустили крамольную мысль, что живорожденный патриций и плебейка-биоконструкт могут быть не только напарниками… А вот Фортунату эта самая мысль очень даже грела. Когда вокруг тьма, а впереди неизвестность, то осознание, что где-то есть живой человек, который любит просто так, без всякой разумной причины, помогает не спятить.