сообщить о нарушении
Текущая страница: 18 (всего у книги 25 страниц)
Столик нашелся тут же, в углу, у полуовального окна в декоративной решетке, накрытый скатертью под цвет Лениного платья. Они прошли по проходу в паузу между музыкальными номерами не самого плохого в городе джаза, привлекая внимание посетителей, многие из которых Влада знали, но не рискнули обеспокоить приветствием, увидев рядом с достойной дамой.
— Здесь хорошо, — улыбнулась Лена, удобно устроившись за столом. — Никогда бы сама не выбралась.
— Выбралась бы с Вершковым, — сказал Влад.
— Почему… почему с Вершковым?
— Думаю, он меня зарежет из ревности. Зря, что ли, обретается в вашем доме? Вот и по грибы тебя приглашал.
— Глупости! — зарделась Лена. — Он очень милый человек. Когда отец был еще директором треста, он пришел на завод медного литья по распределению после института. Я помню — застенчивый такой, смешной. Словно извиняющийся за то, что живет на свете.
«Знала бы ты, подружка, сколько стоит теперь этот твой „застенчивый“!» — подумал Влад.
— Кстати, он тебя знает. Ты у нас, оказывается, всероссийская знаменитость.
Появились сразу два официанта с подносами. Шампанское, коньяк, розетки с икрой, судки с горячими грибами, соус, вино, заливной осетр заполняли стол.
— Влад, — улучив момент, растерянно прошептала Лена, — это… это же с ума можно сойти! Зачем?..
Он улыбнулся:
— Я ведь знаменитость? Это делает им честь. Да ничего необычного, я всегда здесь так питаюсь. Три раза в день.
Официанты наполнили фужеры шампанским, откланявшись, удалились. Зазвучала музыка, подвыпившие посетители стали танцевать.
— Три раза в день так питаются только бандиты, — предположила она.
«Ты недалека от истины, детка, — подумал Влад. — Надраться бы поскорей!»
Танцевал он плохо, приглашения на танец боялся и не хотел, но в то же время понимал, что избежать этого едва ли удастся, иначе придется о чем-то говорить, а с этим было еще хуже.
— За нашу встречу? — поднял бокал Влад. Лена рассмеялась:
— Вот так встреча у нас была!.. Давай, за нашу счастливую встречу! Особенно для меня.
Они выпили. Опасаясь расспросов, Влад сделал первый ход:
— И чем же ты занимаешься в Москве… красавица? — последним словом он заменил готовое сорваться с языка школьное прозвище Лены.
— В Москве я работаю детским врачом в районной поликлинике, воспитываю сына Димку, иногда хожу к подругам на девичники, реже — в театры и музеи. Туда в основном из-за сына. Еще подрабатываю на четверть ставки в школьном медпункте.
— Недостаток денег?
— Избыток времени.
Влад предложил выпить за нее — за ту, рыжую, смешную. За ту она выпила. Стало веселее, разговор зашел о нем.
— Свободен как птица. От друзей, врагов, родни, семьи и работы. Парю между солнцем и морем.
— Почему — морем?
— В детстве мать рассказывала такую сказку… Он пересказал. Лена рассмеялась.
— Это не сказка, это античный миф. А ты живешь в реальном мире.
— Я живу в лабиринте, — философски изрек Влад, вспомнив о том, что построил пахан Икара, и почувствовал, что на этом запас его интеллекта иссяк.
— В лабиринте живет Минотавр. Страшный зверюга, который питается теми, кто заблудился. А ты ведь не заблудился, Влад?
— Откуда я знаю!
— Очень просто. Если у тебя есть мечта, значит, ты не заблудился. А если мечты нет, то тебя непременно сожрет Минотавр.
Продолжение материнской сказки ничего хорошего не сулило: мечты у Влада не было. Говорить больше было не о чем, и он чертыхался про себя, проклиная Панича и Мещанинова и все на свете, что стояло за их «случайной» встречей. Вдруг в голову пришла бредовая идея рассказать ей обо всем, он подумал даже, что это было бы для него выходом из лабиринта, хотя почти наверняка и падением в море. И словно в подтверждение последнего, в зал вошел телохранитель Панича Монгол.
Влад настолько привык видеть его рядом с шефом, что ему показалось, будто в зале находится и Панич, и он стал внимательно, столик за столиком, изучать зал. Но Панича не было и не могло быть — старик предпочитал построенное на его деньги «Тридорожье». Монгол прошелся по залу, увидел Влада, но тут же отвернулся, словно не узнал. Поговорив о чем-то с метрдотелем, он вышел.
— …и еще помню, как я пришла первого сентября в восьмой класс и все искала тебя. Я ведь тебя почти не знала. Но ты больше в школу не ходил. Потом мне рассказала Сима… ты помнишь Симу?.. красивая такая евреечка с косой… рассказала, что умерла твоя мама и что ты учишься в интернате или ПТУ… нет, в ПТУ, кажется, брали после восьмого?.. Влад!.. Эй, ты слушаешь меня?
Влад проводил взглядом Монгола и вернулся к ней, ухватив последнюю фразу:
— Да, да, конечно! Давай выпьем?
— Я уже совсем пьяная.
— А ты ешь, не стесняйся, — он положил ей в тарелку рыбы, полил белым соусом, придвинул судок с грибами. — Вот, очень хорошее вино… как его… «Черные глаза». Вот жулики! Я же заказывал «Карие глаза», — специально для тебя.
Лена смеялась, подкладывала еду ему, пробовала вино и стреляла глазами по сторонам, потому что все ей было интересно; в ресторане она была всего два раза в жизни — один раз с отцом и матерью незадолго до ее кончины, когда родители решили отметить двадцатилетие своего супружества, другой — с мужем Сергеем, в день защиты его кандидатской. Она смотрела на все глазами матери-одиночки, работающей на ставку с четвертью для того, чтобы скрыть за работой свою несвободу.
— У меня был друг, — неожиданно заговорил Влад. — Один друг, другого не было и уже не будет. Мы с ним в детдоме были вместе, куда я попал после нашей школы и… Потом на улице зарабатывали где придется и подворовывали иногда. Расстались на два года армии, потом встретились снова. Вместе работали, тренировались. А недавно он… умер. Больше у меня никого нет, понимаешь? Сестра была Лидка… уехала в Москву. Приезжала тут как-то, требовала деньги за материн дом. Была и нет. Он, Саня, роднее был, понимаешь?..
— Понимаю, — проговорила Лена растерянно, не ожидая такого откровения.
— Да нет, это я так, — посмотрел он ей в глаза, и она вдруг увидела, как теплые угольки в них потухли, сменились безжизненным, злым холодом. — У него осталась жена… вдова… с маленькой дочкой Женькой, она моя крестница, я в Троицком соборе ее крестил. Давай мы с ними за ягодами поедем? Ну его, этого Вершкова.
— Конечно, ну его! При чем тут вообще Вершков? У них с отцом свои дела…
— А у меня с ним — свои. Я ему внимательно расскажу еще, где его место!
Лена улыбнулась:
— Как это «внимательно расскажу»? Так не говорят… но мне нравится. Раз можно внимательно слушать, значит, можно и внимательно рассказывать.
Влад не слышал.
— Помянем моего друга Саню Земцова. Извини. Я теперь за каждым застольем его поминать буду. На всех праздниках и на собственной свадьбе. Мне без него паршиво на свете.
Он выпил залпом, она выпила тоже, даже не почувствовав вкуса вина: фамилия Земцов, которую часто упоминали газеты, заставила ее по-другому посмотреть и на Влада, и на его жизнь, и на их встречу.
— Влад, — сказала она, — я, правда, понимаю. У тебя не могло быть плохого друга. Ты… ты надежный, с тобой спокойно. Я тебя не знаю совсем и будто знаю всю жизнь. Во всяком случае, я тебе верю.
Если ему случалось когда-нибудь анализировать свои поступки, свою жизнь (сейчас он ничего подобного за собой не припоминал), то никогда прежде он не чувствовал себя таким дерьмом.
— Не надо, — махнул он рукой.
— Пойдем потанцуем? — предложила она.
— Пойдем! — то, чего он боялся, теперь превратилось в спасительную соломинку. — Правда, я не умею…
— А я тоже, — засмеялась Лена. — Я никогда на танцах не была.
Играли что-то медленное. От Лены пахло хорошими духами. Лица посетителей растворялись в табачном тумане. Мягкий свет напоминал Владу таежную ночь — со звездами и луной. Вспомнился заяц, удушенный петлей «пружки», и стало сейчас этого зайца нестерпимо жаль, как бывает жаль всякое живое существо. Он висел в петле на ветке березки, пропавший ни за что ни про что. Влад подумал, что его судьба похожа на Санину: претерпеть муки и умереть за человека, который назавтра наложил на себя руки… И еще Владу стало жаль себя, своих двадцати семи, тоже прожитых ни за что ни про что. «Если у тебя нет мечты, значит, тебя непременно сожрет Минотавр», — сказала Лена. Танец кончился.
— Я сейчас вернусь, — подмигнула она ему. Нащупав в кармане сигареты и зажигалку, Влад вышел вслед за ней. Появление Монгола беспокоило его: телохранитель Панича едва ли оказался здесь случайно. За время танца его приметная фигура мелькала в зале еще дважды.
В холле Монгола не оказалось. Влад закурил и быстро спустился в бар. После ремонта он здесь еще не был. На стенах висели какие-то глиняные тарелки с нарисованными оленьими головами; тлели мудреные светильники, утопленные в навесной потолок настолько, что от них почти не было света. Посетителям мест не хватало, жаждущие выпить толпились за стойкой, но Монгола не было и среди них.
Зато в дальнем углу в полутьме Влад разглядел несколько лиц, одно их которых показалось ему знакомым. Трое мужиков синхронно повернулись к нему, с ними была парочка разбитных девиц с сигаретами, но внимание Влада привлекли вовсе не они: у окна, не поднимая головы, сидел Бригадир.
Влад подошел. Игнорируя протянутые для приветствия руки, ткнул пьяного подельника в плечо:
— Что ты зажмурился? Не узнал?
Бригадир держал мазу, не отдавал былого приоритета; подняв голову, сверкнул злыми глазками:
— Ну садись, чемпиён, чего колом торчишь? Налью стопарь, — он потянулся к квадратной бутылке с виски, долго отвинчивал пробку.
— Последнюю, что ли? — спросил Влад.
— А ты что, больше пить не будешь?
— Ты больше наливать не будешь, — твердо пообещал Влад и, сопровождаемый недоуменным молчанием собутыльников Бригадира, пошел к выходу.
— Что, телок, мычать научился?! — донеслось выстрелом в спину.
Влад быстро поднялся наверх, вошел в зал и увидел Лену, взволнованно оглядывавшуюся по сторонам.
— Я здесь, Лена. Мы еще потанцуем? Мне понравилось. Теперь уже оба чувствовали, что между ними возникает доверие друг к другу. Обо всем остальном Влад старался не думать.
…Потом он отвез ее домой. Ехал медленно, выбирая окольный путь. Она говорила, что вот ей уже двадцать семь, а отец волнуется за нее и не спит; а когда будет сорок, а потом и пятьдесят, он все так же будет волноваться, и она в свое время не будет смыкать глаз по ночам, ожидая возвращения своего сына…
Он ничего не отвечал и ничего почти не слышал из ее слов: всю дорогу от самого ресторана он видел в зеркальце желтоватые огни автомобильных фар. И дальнюю дорогу выбирал вовсе не потому, что хотел покататься с Леной — напротив, сейчас он думал только о том, чтобы поскорее высадить ее, — но, петляя, хотел удостовериться в наличии «хвоста». В конце концов решил, что преследовать его некому и незачем.
— Ты позвонишь? — спросила она, когда подъехали к дому. В окне кухни горел свет.
— Я позвоню.
— Спасибо тебе, Влад, — она вдруг наклонилась к нему и поцеловала в щеку.
— Где твой зонтик?
— Ой… забыла, — запоздало спохватилась она. — Ну да все равно дождь кончился.
Он постоял до тех пор, пока она вошла в дом, развернулся и помчал по мостовой, никого не опасаясь.
У забора его дома стоял автомобиль с выключенными фарами. Кто-то курил в салоне — огонек сигареты был единственной светящейся точкой на темной улице. Влад знал, что сколько-нибудь серьезные злоумышленники на такой дешевке не прокалываются, значит, оставалось одно из двух: либо машина оказалась здесь случайно и не имела к нему отношения, либо тот, кто находился внутри, не пытался скрыть своего присутствия. Остановившись, он пошел к воротам, желтоватые фары метнули в его сторону сноп света и тут же погасли. Из машины вышел Монгол.
— Долго же ты ее катал, — произнес он недовольно, поравнявшись с Владом.
— Чего надо?
— Старик прислал. Велел, чтобы послезавтра ты девчонку вместе с ее пацаном вывез куда-нибудь за город.
— Зачем?..
— Хочет встретиться с Мещаниновым. Выяснить, кто в доме хозяин. Может, придется их припрятать на время, чтобы папаша живее соображал. Мы тебе об этом скажем, кто-то из наших будет неподалеку.
Он замолчал, выпустил в сторону Влада дым и отщелкнул окурок через забор.
— Все? — спросил Влад.
— Это тебе от старика, — сунул Монгол пачку денег в нагрудный карман пиджака. — Поиздержался небось в кабаке? — И, усмехнувшись, пошел к машине.
Это был «БМВ», приобретенный некогда службой безопасности Губаря, а потом списанный или проданный за бесценок в результате какой-то хитрой махинации не то в милицию, не то в ФСБ.
«Минотавр», — зло подумал Влад, когда машина, ослепив его огненными глазами фар, с ревом пронеслась мимо и исчезла во тьме.
* * *
Бойцов, точивших на Бригаду зубы, в Краснодольске хватало, так что вычислить, где обретается этот живоглот, особого труда не составило. Грешок за собой он знал, потому и хазы менял, как валюту — дешево, но часто. При всей его ничтожности, былой авторитет в определенного сорта среде работал — его прикрывали какие-то лохи, стоявшие с ним под крышей у базарного рэкетира Марченко по кличке Блоха. Держал Бригаду на поводке и Губарь, но к нему Влад обращаться не хотел, с ним у него разговор был особый, к тому же за Губарем стоял Панич.
. Чаще всего в последнее время Бригаду видели «в нумерах» — гостинице «Центральная» на Разгибе, как назывался район рынка. По месту, так сказать, рэкета.
Прихватив «кобру», Влад отправился к нему на «уедиенцию».
— Могу я узнать, в каком номере проживает ваш постоялец Геннадий Козин? — спросил он у администратора, задремавшего в кресле у давно потухшего голубого экрана.
Толстый красномордый дядька лет пятидесяти, вскормленный сырым мясом с базара, вылупил на него красные рачьи глазки:
— Хто-о?..
Пришлось повторить, в точности воспроизведя тот же текст и ту же интонацию.
— Не знаю такого!
Времени терять не хотелось, да и вестибюль нужно было пробить, пока туда не нагрянул кто-нибудь из «быков», поэтому
Влад решил видоизменить текст, хотя интонацию оставил прежней:
— Слушай, ты, падло жирное! Ты о последних ценах на мед-обслуживание что-нибудь слышал?.. А то ведь я сейчас сам в журнале найду, а нет — все «нумера» проверю.
Администратор уже достаточно проснулся, чтобы отличить настоящий юмор от будущей трагедии.
— В двести тридцатом, — проговорил обиженным голосом, и Влад готов был биться об заклад, что сегодня он уже больше не уснет.
По парадной лестнице он не пошел, решив, что в холле на втором этаже обязательно оставлен «филин» — отрабатывать дозу крэка. Но в этом-то он и ошибся: об угрозе с фасада, очевидно, должен был сообщить сам администратор, а «крутой качок», отсидевший в общей сложности суток двое за переход улицы на красный сигнал светофора, перекрывал грязную вонючую лестницу, под которой заезжие крестьяне оставляли до утра не проданные за день куриные потрошки.
Увидев Влада, обкурившийся «качок» расставил руки и приблатненным голосом поинтересовался:
— Куда это мы так торопимся?
Влад хотел популярно объяснить ему все с самого начала, но потом решил слов не тратить. Когда горе-цербер, стоявший на три ступеньки выше, склонился перед ним в благодарном поклоне, ударом кулака в рыхлое пузо Влад перебросил его через перила на ящики с потрошками и продолжил путь.
За дверью двести тридцатого слышались скрип немазаных пружин кровати и женские страдания. Не дожидаясь, пока Бригадир удовлетворит физиологические потребности базарной мадонны, Влад легонько ударил пяткой по двери, и та вылетела вместе с замком и ржавыми петлями.
Два обнаженных тела, синих от недоедания и лунного света, попадавшего в незашторенное окно, упали с кровати; послышался женский писк, мат отставного Бригадира и шлепанье босых ног, но длилось это не дольше двух секунд, потому что на третью Влад вынул «кобру» и приставил ко лбу торговки натуральным товаром:
— Боевая тревога, — объяснил ей как можно доходчивее. — Сорок пять секунд на окончательное и бесповоротное исчезновение. Время пошло! Гена, ты обещал заплатить этой девушке три рубля? Отдай, не скупись. Если не хватает — скажи, я добавлю.
Сорока пяти секунд не понадобилось — привыкшая жить в постоянной боевой готовности, блудная дочь полка оделась за двадцать.
— Даже не думай, — усевшись на кровать, перехватил направленный на подушку взгляд кайфоломщика.
