Текст книги "Экипаж «черного тюльпана»"

Автор книги: Олег Буркин

Соавторы: Александр Соколов
сообщить о нарушении

Текущая страница: 16 (всего у книги 16 страниц)

34

Конец августа выдался жарким. Все окна в квартире были распахнуты настежь.

Корытов сидел в старом продавленном кресле и слушал «Маяк».

Страшась своей беспомощности, он почти не выходил на улицу. Зная, что мать и сама слаба глазами, очень редко просил ее читать вслух газеты. Поэтому к обшарпанному, ворчливо потрескивающему радиопомехами приемнику Рокфеллер относился как к живому и близкому существу, которое не только соглашалось по первому его желанию и хоть целыми часами рассказывать о погрузившемся в кромешный мрак мире, но и заставляло порой с бьющимся от волнения сердцем замирать, если в эфир прорывалось даже самое короткое сообщение ОТТУДА.

Письма от Фоменко не было уже четвертый месяц…

Каждый день, цепляясь за лестничные перила, Корытов спускался на первый этаж, на ощупь открывал почтовый ящик, висящий на стене у выхода из подъезда, и извлекал из него «Красную Звезду». Он медленно и тщательно ощупывал газету, а затем, опасаясь, что письмо могло проскользнуть мимо пальцев, опускался на колени и долго шарил руками по грязному, заплеванному полу…

35

Корытов сидел на скамейке у подъезда своей пятиэтажной «хрущевки», подставив лицо ласковому вечернему солнцу. Глаз Корытова не было видно за стеклами дымчатых очков.

Во дворе, шумно перекрикиваясь, играли дети.

Неожиданно Корытов услышал, как детский голос у него за спиной громко произнес:

– Квартира номер двенадцать? Это во-о-н в том подъезде.

А взрослый ответил:

– Спасибо, мальчик.

Этот голос Корытов узнал бы из тысячи… Да что из тысячи! Такого больше не было ни у кого.

Корытов уже слышал звуки приближающихся к нему шагов. Дрожа от волнения, он поднялся со скамейки…

…К Корытову, широко улыбаясь, подошел Чепига в повседневной офицерской форме. Он остановился и раскинул для объятий руки.

– Здравствуйте, Евгений Иванович!

Корытов шагнул ему навстречу.

– Витя!

Они обнялись.

Глаза Чепиги лучились от счастья. Отстранившись от Корытова, он радостно хохотнул.

– Я же говорил, что зрение восстановится!

Корытов грустно улыбнулся.

– Нет, Витя. Я по-прежнему ни черта не вижу… Узнал тебя по голосу – когда ты разговаривал с мальчишкой.

Глаза Чепиги сразу потухли.

Оба присели на скамейку.

Сквозь комок, подступивший к горлу, Корытов тихо произнес:

– Спасибо, что не пожалел времени в отпуске… Навестил старого друга.

– Я не в отпуске, Евгений Иванович. – Чепига сделал паузу. – Сопровождал груз «двести» в Московскую область. А до вашего городка было рукой подать…

Корытов вскинул голову.

– Ты передавал Фоменко мой адрес?

– Конечно.

Корытов вздохнул.

– А он мне до сих пор так и не написал… – Спохватившись, Корытов добавил: – Ты не думай, я не в обиде. У него на письма, наверное, и времени нет… Как он там? Назначили начальником штаба батальона?

Чепига кивнул.

– Назначили.

– И майора получил?

– Получил…

Корытов радостно всплеснул руками.

– Слава богу! Он так этого хотел. Вот приедет ко мне в гости…

Чепига отрицательно помотал головой.

– Евгений Иванович, он не приедет…

Корытов изумленно вскинул брови.

– Почему?

Чепига помолчал, собираясь с духом, и снова начал говорить:

– Месяц назад две роты его батальона сопровождали агитотряд у кишлака Момандхейль…

36

От дороги до густых зарослей «зеленки» было не больше ста метров.

Вдалеке виднелся афганский кишлак, в сторону которого и двигалась по дороге, проходящей мимо «зеленки», колонна «бэтээров».

Один из них был переоборудован под звуковещательную станцию: рядом с люком машины торчал большой репродуктор.

На броне этого «бэтээра», по бокам от репродуктора, сидели Фоменко и командир агитотряда старший лейтенант Моисеенко, с тонкими чертами лица и в очках.

На погонах Фоменко блестели новенькие майорские звездочки.

За спинами офицеров дремал, опустив голову и прикрыв глаза, фельдшер агитотряда прапорщик Андрусевич – русоволосый, крепко сбитый белорус с аккуратными усами почти до самого подбородка.

Фоменко повернулся к Моисеенко и улыбнулся.

– Ну, что? Едем агитировать дехкан за советскую власть?

Моисеенко криво усмехнулся и махнул рукой.

– Да им наша агитация – до одного места. – Он кивнул на репродуктор. – Вы что думаете, я по этому «матюгальнику» длинные речи толкаю? Скажу пару слов, а потом запускаю музыку.

Фоменко понимающе кивнул. Он бросил на Моисеенко любопытный взгляд.

– Где учил язык? В Военном институте иностранных языков?

– На восточном факультете Ленинградского универа.

Фоменко оживился.

– Так ты «двухгодичник»?

– Да. У меня срок службы кончается осенью. А потом… – Командир агитотряда мечтательно вздохнул. – Потом – домой.

Фоменко хитро прищурился.

– В армии остаться не хочешь?

Моисеенко поморщился.

– Да вы что? В этом «дурдоме»? Не-е-е… – Спохватившись, он покраснел и смущенно покосился на Фоменко. – Хотя кому-то, может, и нравится…

Фоменко сделал вид, что не принял сказанного старлеем на свой счет.

– А чего сегодня твой агитотряд сопровождают две роты? Я слышал, всегда хватало одной.

– Раньше ездили с одной. А теперь нельзя. – Глаза Моисеенко стали серьезными. – Недавно наши убили брата полевого командира, который действует в этом районе. Он мстит…

– Ясно… Ну а в самом кишлаке вас как встречают?

Моисеенко хохотнул и широко расставил в стороны руки:

– С распростертыми объятиями!

– Шутишь? – недоверчиво протянул майор.

– Почему? – Моисеенко кивнул на бэтээры за своей спиной. – Я же к ним с пустыми руками не езжу. У меня там полтонны риса, сорок ящиков тушенки и сотня одеял… Да они меня ждут, как отца родного!

Фоменко улыбнулся.

– Тогда понятно. Небось заранее выстраиваются в очередь?

– В две, – уточнил Моисеенко. – В одну – за продуктами и шмотками, а в другую – к фельдшеру. Я же с собой еще и фельдшера вожу.

Он полуобернулся к Андрусевичу.

– Вон, Францевича.

Андрусевич, услышав свое отчество, открыл глаза.

Командир агитотряда ухмыльнулся.

– Он им, правда, от всех болезней дает одну и ту же таблетку. Но они-то этого не знают!

Андрусевич ухмыльнулся в ответ.

Из «зеленки» прогремела автоматная очередь.

Голова Андрусевича дернулась, и прапорщик медленно повалился набок. Из-под его пробитой пулей кепки на лбу выступила кровь…

Следом за первой очередью тут же прогремели другие, и по броне «бэтээра» защелкали пули.

Фоменко спрыгнул на землю и громко крикнул:

– К бою!!!

…Заняв оборону вдоль дороги, солдаты и офицеры вели ответный огонь по «зеленке».

Моисеенко, вжавшись в придорожную пыль, стрелял из «АКС».

Он повернул голову к Фоменко и с удивлением посмотрел на майора, который лежал метрах в трех от него.

Фоменко, привстав, напряженно всматривался в заросли, из которых гремели очереди.

Несколько пуль вспороли землю рядом с Фоменко, но майор даже не подумал пригнуться. В его широко раскрытых глазах зияла пустота, а на губах играла какая-то безумная улыбка.

Фоменко прошептал:

– Их совсем мало… Скоро они уйдут…

Рядом с ним и Моисеенко вспыхнули сразу несколько фонтанчиков от пуль. Командир агитотряда со страхом вжал голову в землю. Недоуменно косясь на Фоменко, он крикнул:

– Товарищ майор! Что вы делаете?! Ложитесь!

Фоменко словно не слышал его. Он снова прошептал:

– Скоро они уйдут…

Крепко сжимая в руках автомат, майор медленно поднялся в полный рост.

Моисеенко, прижавшись щекой к земле, смотрел на Фоменко, как на сумасшедшего.

Приладив у бедра автомат, майор сделал шаг в сторону «зеленки».

Мосеенко истошно завопил:

– Товарищ майор! Куда вы?!

Выпустив из автомата короткую очередь, Фоменко сделал еще один шаг в сторону «зеленки», и еще…

Стреляя короткими очередями с бедра, он шел все быстрее и быстрее – как человек, боящийся куда-то не успеть.

Моисеенко снова крикнул ему вслед:

– Товарищ майор!!!

…Пуля сбила с головы Фоменко кепку, но он, даже не обратив на это внимания, продолжал упрямо двигаться вперед.

Еще одна пуля попала ему в правую ногу – чуть ниже колена. Застонав, Фоменко споткнулся и упал. Но через несколько секунд, превозмогая боль, снова встал. Сильно припадая на раненую ногу, Фоменко упрямо двигался к зарослям «зеленки».

Он выпустил из автомата еще одну короткую очередь.

В ответ из «зеленки» прогремела длинная.

Пуля попала Фоменко в голову, и он со всего маху рухнул на землю…

37

Корытов откинулся на спинку скамейки. По его щекам текли слезы.

Смахнув их тыльной стороной ладони, Корытов откашлялся и спросил:

– Зачем он это сделал, Витя?

Чепига пожал плечами.

– Не знаю, Евгений Иванович… Никто не знает…

– Он не мог разлюбить жизнь… – Корытов отрицательно помотал головой. – Его мечта сбылась. И Валерке было ради кого жить.

– Его сын не знает, как все произошло. Я рассказал Андрею, что его отец… – Чепига запнулся, подбирая слова. – В общем, что он погиб в бою, как герой… Я сопровождал гроб с телом Фоменко в его родной город.

– Андрей похож на отца?

– Очень. И очень им гордится. Он собирается поступать в то же военное училище, которое окончил Фоменко…

Чепига положил на плечо Корытова свою руку.

– О том, что у его отца был друг, я Андрею тоже рассказал. Он хочет встретиться с вами. Сказал, что обязательно приедет к вам в гости. Адрес я ему оставил…

– Я сам поеду к Андрею, – решительно произнес Корытов. – Мы должны побывать на могиле его отца. Вместе…

38

Аэровокзал провинциального российского города с самого утра был набит битком.

Среди пассажиров прибывшего рейса, постукивая палочкой по мраморным плитам пола, к выходу из терминала пробирался Корытов.

У выхода из терминала в толпе встречающих стоял и первокурсник военного училища Андрей Фоменко – в новенькой парадной форме.

Увидев в дверном проеме Корытова, Андрей сразу узнал его, широко заулыбался и бросился ему навстречу.

Когда Андрей оказался в паре шагов от Корытова, тот, почувствовав его приближение, замер на месте.

Андрей тоже остановился.

Корытов уверенно произнес:

– Андрей?

Андрей шагнул ему навстречу.

– Я, Евгений Иванович. Здравствуйте.

– Здравствуй.

Они обнялись.

Отстранившись от Андрея, Корытов улыбнулся и дотронулся пальцами до его погон.

– Я хоть и не вижу, но уверен… Форма сидит на тебе так же, как на отце, – словно ты в ней родился.

39

В глубине городского кладбища стоял скромный гранитный обелиск с овальным портретом Фоменко, увенчанный пятиконечной звездой.

Положив к подножью памятника цветы, Корытов и Андрей с полминуты стояли молча.

Затем оба опустились на скамейку рядом с могилой.

Корытов достал из внутреннего кармана пиджака тощенькую пачку фотографий и протянул их Андрею.

– Это я привез тебе. Возьми.

Андрей бережно принял из его рук снимки и тут же начал разглядывать их.

На одной фотографии Фоменко был запечатлен вместе с Корытовым. Андрей повернулся к нему.

– Здесь есть и фотка, где он с вами…

Корытов оживился и улыбнулся.

– Где мы стоим в обнимку? Я – в тельняшке, а сбоку у меня болтается большу-у-ущая кобура?

Андрей, тоже заулыбавшись, кивнул.

– Ага.

Он закатал рукав кителя. На запястье его руки тускло блеснули старенькие часы с потертым кожаным ремешком.

– Чепига тоже привез мне кое-что на память об отце. Его часы.

Корытов покачал головой.

– Знаю… Командирские, со светящимся циферблатом. Стекло треснуто сразу в двух местах…

– Да, они.

– Часам досталось, когда его «бэтээр» перевернулся и едва не рухнул в пропасть. В Панджшерском ущелье…

Изменившись в лице, Андрей жестко сузил глаза.

– Я бы тоже хотел попасть туда…

– Зачем? – Корытов горько усмехнулся. – Чтобы отомстить?

– Да.

Корытов положил на плечо Андрея свою руку.

– Не надо, Андрей. Воздавать у нас права нет. Никому и ни за что… А туда ты уже не попадешь. – он облегченно вздохнул. – Войска будут скоро выводить. И слава богу!

40

Передние «бэтээры» колонны, хвост которой терялся где-то на другом берегу реки, уже съехали с моста через Амударью и двинулись по дороге, вдоль которой стояли сотни людей.

Люди махали руками, радостно улыбаясь и забрасывая машины цветами. Над толпой встречающих алели транспаранты: «Интернациональный долг выполнили с честью!», «С возвращением домой!»…

…Недалеко от дороги, в стороне от встречающих колонну людей, переминался с ноги на ногу корреспондент Центрального телевидения Лущинский в белоснежной рубашке с приспущенным по случаю жары галстуком. Он держал в руке микрофон, готовясь начать репортаж.

Молодой оператор с большой телекамерой на плече уже замер напротив него, нетерпеливо ожидая команды.

Лущинский пригладил ежик седых волос, поправил галстук, откашлялся и бросил оператору:

– Ну что, готов?

Оператор кивнул:

– Да.

Корреспондент махнул рукой:

– Тогда поехали!

Расправив плечи, Лущинский громким и хорошо поставленным голосом стал произносить в камеру текст, который написал еще в Москве и, пока летел в самолете, выучил назубок:

– Сегодня согласно решению Центрального Комитета Коммунистической партии Советского Союза и Советского Правительства начался вывод Ограниченного контингента наших войск с территории Республики Афганистан.

Полуобернувшись к колонне, передние «бэтээры» которой уже появились за его спиной, Лущинский уверенно продолжал:

– Мы видим колонну воинской части, которой командует полковник Тодоров… Она первой пересекла линию государственной границы и оказалась на родной земле. Воинов-интернационалистов, с честью выполнивших свой долг, встречают жители приграничного Термеза…

…В люке передней машины колонны стоял полковник Тодоров. Широко улыбаясь, он прижимал одной рукой к груди огромную охапку цветов, а другую держал у козырька кепки, отдавая встречающим честь.

За его спиной на броне восседал Поташов. Гордо расправив плечи, усыпанные розами и гвоздиками, он смотрел куда-то вдаль.

Один за другим мимо людей ехали на «бэтээрах» майор Николаев, капитан Чепига, старший лейтенант Маничев, прапорщик Венславович…

В колонне двигалась и машина, на которой сидели, прижавшись друг к дружке, переодетые в военную форму без знаков различия Эллочка и Аннушка.

Эллочка кокетливо вертела головой из стороны в сторону и жеманно поводила плечами, наслаждаясь вниманием такого большого числа людей.

А Аннушка, сгорбившись и уткнув подбородок в колени, даже не смотрела по сторонам. На ее щеках блестели слезинки.

Она запустила руку за воротник куртки, достала нательный крестик и поцеловала его…

…Борт еще одного «бэтээра» облепили солдаты-саперы. Опершись о плечи друзей, привстав и вытянув худую шею, рядовой Точилин взволнованно и напряженно шарил глазами по толпе. Он явно искал в ней кого-то…

У дороги стояла женщина в черном платье и черном платке. Она вглядывалась в лица солдат, каждый из которых годился ей в сыновья…

…Она получила «похоронку» на сына еще год назад. Но гроба с его телом в деревню под Курском так и не привезли. Никто – ни в районном военкомате, ни в областном, ни даже в Москве, куда она ездила дважды, – так и не смог объяснить почему. Разные люди – в погонах и без погон, – пряча глаза, обещали все выяснить. И просили ее ждать…

Пока она ждала, ее мальчик был для нее живым…

…Точилин радостно вскрикнул, спрыгнул с брони на землю и сломя голову понесся в сторону, где маячила эта женщина.

Но бежал он не к ней.

Рядом с женщиной в черном стояла еще одна – в красивом, нарядном платье.

Она охнула, всплеснула руками и, отделившись от толпы, кинулась навстречу Точилину.

Солдат летел к ней, как на крыльях, и, махая руками в воздухе, кричал:

– Мама!!!

Мать и сын бросились в объятия друг к другу.

Мать покрывала поцелуями его лоб, губы, щеки и шею и торопливо ощупывала худенькие плечи солдата, словно не веря, что сжимает в своих объятиях сына.

Женщина в черном стояла всего в нескольких шагах от них.

В ее глазах еще теплилась надежда…