Текст книги "Прерванная юность (СИ)"

Автор книги: Олег Андреев

сообщить о нарушении

Текущая страница: 10 (всего у книги 11 страниц)

Никто не обращал никакого внимания на трех девочек с белыми панамками на головах, которые растерянно смотрели на людской муравейник.

– Тетенька! – обратилась Валя к женщине, которая остановилась напротив девочек, поправить мешок за плечами. – Куда идут все?

Женщина удивленно оглядела детей.

– Вайна, дзетачк╕! Немцы ╕дуць за нам╕, вось, мы бяжым ад ╕х, куды вочы глядзяць, як мага далей. А, вам куды трэба-то?

– Большая Берестовица! – ответила Валя.

– Военный гарнизон, тетенька! – добавила Настя. – Там наши родители.

– Далёка! Тольк╕ нельза вам туды. Немец там ╒жо. Усе сышл╕ або б'юцца з ╕м╕ да смерц╕. ╤дз╕це з нам╕ ╒ Баранав╕чы, а там в╕даць будзе, дзетк╕! – женщина снова влилась в поток беженцев.

– Наше войско побили крепко! – крикнул какой-то мужчина, услышав разговор. – Кто утек в леса, кто отступил, кто воюет еще, не понять, кто – где, но нельзя туда вам, немец убьет. Сейчас осталась для всех одна дорога – на восход.

– Я не пойду от мамы с папой никуда, – заплакала Оля. – Они приедут сюда, а нас нет.

– Оля, пожалуй, права, – сказала Настя, обнимая рыдавшую подругу. – Куда мы пойдем одни? За нами обязательно придут люди.

– Да, ладно тебе реветь, Оля! Настя, скажи ей, чтобы успокоилась. Мы вернемся и будем ждать на заимке, раз нельзя позвонить домой. Идем!

Девочки снова вышли на лесную тропу.

– Там хотя бы хлеб остался, а здесь, что? – сказала Настя.

Вскоре подружки ступили на поляну, откуда ушли. Все еще дымили прогоревшие развалины дома. В стороне высился скособоченный сарай, а в дали виднелся брезент, под которым лежала любимая пионервожатая. Все было, как прежде, но вместе с тем, что-то изменилось.

Девочки нерешительно топтались на месте, пытаясь сообразить, что насторожило их.

– Я знаю, – зашептала вдруг Оленька. – Кто-то снял флаг, взгляните сами.

– Точно! Он не мог упасть, – сказала Настя. Школьницы переглянулись. Кто-то был здесь недавно.

– Немцы? – вскрикнула Оля.

– Ты же видела сама, что на дороге их не было. Может, воры приходили, – предположила Настя.

– Обе не болтайте чепухи! Слышите?

Кто-то за сараем переговаривался, оттуда доносились приглушенные мужские голоса.

– Наши! – обрадовалась Оля и рванулась к сараю. Валя едва успеха перехватить девочку за руку:

– Тише ты, оглашенная! Сначала посмотрим, что за люди.

Девочки подошли к сараю и выглянули из-за угла. Двое мужчин в гражданской одежде копали яму возле стройной березки. Один из них, черноволосый, высокий и худощавый, резко обернулся и заметил детей. Он воткнул лопату в желтую кучку земли на краю ямы и что-то сказал пожилому, кряжистому напарнику. Тот прекратил работу и рассматривал девочек, которые нерешительно вышли из укрытия.

– Это ваши товарищи? – худощавый кивнул на дымящиеся головешки.

– Да, и Рая лежит там! – громко сказала Валя, показывая на противоположную сторону поляны. – Она умерла от ран.

– Видели! – буркнул мужчина постарше. – Немцы на флаг напали, думали, что военная застава. Мы его убрали от греха подальше. Подойдите ближе, расскажите, кто вы и, что делаете в лесу.

Обрадованные девочки, перебивая друг друга, рассказали о себе.

– Время нашли, по лесам шастать! – недовольно сказал кряжистый мужчина.

– Недельный поход входит в первый разряд нормы ГТО! – возразила гордо Валя.

– Значит, готовы к труду и обороне теперь? – не отставал от девочек пожилой мужчина.

– Прекрати, Семен! – вмешался его товарищ. – Они же не знали, что начнется война.

– Да, что ты говоришь! Никто не знал? На всех углах кричали лишь: "Не посмеют! Шапками закидаем! Боевые действия только на территории агрессора, не пустим врага на свою землю!". Вот – результат нашего растяпства! Ты, Матвей, мне не заговаривай зубы!

– Семен не на шутку разволновался. Он зло смотрел на товарища, нервно потирая грудь под полосатой рубашкой.

– Остынь! Дети причем здесь, если взрослые не знали?

– Они не знали, мы не виновны, власть промолчала. Тогда кто ответит, что враг гуляет по нашим дорогам, как у себя дома, и убивает детей?

– Ладно, потом договорим, а пока нужно земле предать невинные души. Вы обождите там, – Матвей показал девочкам на сарай. – Мы позовем, когда готовы будем, попрощаетесь. Рано вам смотреть в безжалостные глаза войны!

В общей могиле лежали головешки, которые смогли собрать мужчины. Рядом с ними Рая, которая осталась навсегда с подопечными погибшими школьницами. Мужчины устелили соломой могилу, ею же прикрыли останки детей.

Затем мужчины накрыли всех брезентом и, дождавшись, когда Валя, Настя и Оля бросили по горсти земли, принялись зарывать могилу.

Девочки стояли рядом и плакали. В невысокий холмик воткнули деревянный крест.

– Пусть земля будет вам пухом! – в завершении сказал Матвей. – После вернемся, обустроим могилу, как полагается.

Потом мужчины отошли в сторонку и долго разговаривали. Девочкам было видно, что Семен недоволен чем-то: он отчаянно махал руками, посматривал на детей и ругался в полголоса. Матвей его в чем-то убеждал, и он согласился с ним, махнув рукой, сказал так, что услышали девочки:

– Раз по другому не получается, сам скажи детям, а я посмотрю на тебя.

Мужчины развели костер и подогрели консервы, открыв их ножом, затем нарезали хлеба и принесли в котелке воды.

– Садитесь на землю, дочки, подкрепитесь.

Они сидели рядом, пока дети, ели и молчали. После обеда Матвей сказал:

– Тут такое дело получается: не можем мы взять вас с собой, и здесь вам оставаться нельзя. Решили, что проведем завтра с утра к одной доброй женщине. Она живет недалеко отсюда, думаю, поможет вам.

– Какая женщина? А, если немцы там уже? – Валя недоуменно смотрела на мужчин. Оля захлюпала носом и спросила:

– Где сейчас мои папа и мама? Я к ним хочу.

Настя не плакала, но выжидала, что скажет Матвей.

– В том-то и дело, что сейчас не разберешься, где родные, где враги. Война! Одно ясно, что те земли, где располагался ваш гарнизон, захватил враг. Поэтому туда идти нет смысла. Немцы везде уже, куда ни пойдешь сейчас.

– Откуда вы, дяденька, знаете, если были здесь? – Вале не хотелось верить, что они потерялись.

– Да, уж знаю, дочка.

– Вот, и все, – Матвей протянул Вале сделанный из мешковины рюкзак, куда положил оставшиеся продукты. – И еще одно, запомните хорошенько. Ни в каком случае не рассказывайте, что вы дети военных. Скажете, что гостили на границе с семьей, а теперь беженцы, потерялись во время налета авиации, пробираетесь домой в Новгород.

– Зачем? – спросила Настя.

– Чтобы не забрали вас немцы, как офицерских детей. До Новгорода, пожалуй, им не дойти, поэтому непроверяемая версия получится. Для вас, девочки, закончилось детство, запомните тоже. Теперь всегда думайте, что сказать. От этого зависит, как ваша судьба, так и жизнь родных.

– Мы навесим в сарае двери, чтобы зверь не забрел. Нам нужно на ночь отлучиться по делу, а к утру вернемся за вами. Одни не забоитесь? – спросил Семен.

Девочки молчали, не знали, что сказать на это. Они одни не были ни разу в лесу. С Раей они не задумывались об этом.

– Мы вам фонарь "Летучая мышь" оставим, керосина хватит до утра, чтобы веселее было при свете.

Желтый свет фонаря вырвал из темноты круг двухметровым радиусом. За ним черно,

"хоть в глаз коли". Девочки долго не могли заснуть на сене в углу сарая. Каждый шорох отдавался страхом в душе, воображение рисовало страшных животных, которые бродили возле сарая.

Оля легла между подруг и каждый раз вздрагивала от любого щелчка с наружи.

– Да, спи ты, не бойся ничего, мы же с тобой, – проворчала Валя.

– Да, вам хорошо, вы родились смелыми, а у меня душа уходит всегда в пятки.

– Ты не думай о плохом, – сказала Настя. – Вспомни хорошее, например, маму и папу, маленького братишку.

– Как бы я хотела, чтобы все, что произошло с нами, был просто сон, – сказала Оля. – Я сидела бы дома, мама готовила обед, а папа приходил усталый со службы и целовал меня в макушку. Я бы их всегда слушалась и не шалила.

– И наши девочки были бы живы, – поддержала ее Настя. – И Раечка рассказывала бы нам интересные истории о природе.

– Спите, девочки, не травите души. Нам ничего не вернуть назад, нужно жить настоящим и непременно выжить в этих условиях, чтобы не лежать там же, где наши подруги.

Школьницы замолчали, их сморил глубокий сон.

Девочки проснулись одновременно. Они открыли глаза и долго смотрели на озорных солнечных зайчиков, запрыгнувших через многочисленные щели в полумрак сарая.

Солнце уже поднялось довольно высоко. За стенами слышалось разноголосое пение пернатых, деловое жужжание насекомых и безмятежный шелест вольного, как птицы, ветра. Как будто не было войны.

Но наступил ее второй день. Матвея и Семена не было слышно, и девочки боялись начать об этом разговор. Они смотрели на лучики солнца, которые напоминали детство, и молчали.

– Подъем! – прервала безмолвие Валя и бодро скомандовала, подражая отцу в выходной день. – Всем мыться, бриться и одеколониться.

– Есть, товарищ командир! – подыграла ей Настя.

– Можно мне не бриться сегодня, товарищи командирши, у рядового Ивановой борода не отросла еще? – подала голос Оля.

– Разрешаем, выносим благодарность перед строем, что не растеряла чувство юмора, но умываться обязательно всем! – снисходительно махнула рукой Валя.

Колодезная вода взбодрила, хлеб утолил голод, а вода жажду.

Девочки нарвали букет полевых цветов, отнесли на могилу. Потом побродили по лесу, не выпуская из вида тропинку со стороны большака, ожидая Матвея с Семеном.

Мужчины не пришли к обеду, не вернулись к ужину. И девочки вновь ночевали в сарае. Только в этот раз не зажигали фонаря – керосина не оставалось.

В этот раз школьницам меньше пугались шорохов, и даже Оля не так часто вздрагивала. Следующий день не принес изменений, Матвей и Семен не давали о себе знать.

Продукты были на исходе, и девочки экономили на третий день: собирали щавель на поляне, "заячью капусту" в лесу и побеги хвоща в небольшой болотине у озера.

– Еще можно есть сосновые побеги, утоляет голод и цинги не будет, – сказала Настя. – Меня папа учил этому.

Девочки попробовали, им было не вкусно и горько, но они сжевали по горсти сосновых побегов салатного цвета с привкусом смолы.

Валя урезала пайку хлеба до минимума, давала каждому одну краюху на день. Последнюю банку консервов съели на троих в обед, и дали Оле жестянку, чтобы она соскребла себе жир со стенок. Девочка больше всех страдала от недоедания. Она, как голодный зверек, вычистила банку до блеска и с сожалением отбросила ее в сторону. Валя и Настя тоже хотели есть, но держались, не падали духом.

На пятый день Валя сказала:

– Они не придут, нам нужно уходить отсюда. Хлеб кончился, на одной траве не протянем долго.

– Куда? – спросила Настя.

– На дорогу и дальше пойдем на восток до первого села, – уверенно ответила Валя.

– Девочки, миленькие, сделайте что-нибудь. Я кушать очень хочу! – заплакала Оля. – Я не могу больше терпеть.

У нее явно началась истерика. Девочка стояла, опустив голову, и горько плакала, размазывая рукой слезы.

– Не плачь, Оленька! – Настя обняла подругу и успокаивала. – Мы уходим отсюда к людям. Они накормят нас.

– Все, девочки! – вмешалась Валя. – Слезами горю не поможешь. Собрались и вперед! Вещей ни у кого не осталось, но Валя прихватила заплечный мешок Матвея.

Школьницы вышли на тропинку и зашагали к дороге. Они вышли на большак, который был пуст: ни машин, ни людей.

– Может, война уже закончилась, а мы сидели в лесу, как дуры, и не знали? – Настя посмотрела на подруг и указала рукой на автомобильную дорогу. – Тишина!

– Почему же тогда никто не приехал к нам? – возразила Валя. – Ладно, дойдем до села, узнаем там.

– И поедим, правда, девочки? – Оля обрадованно шагала рядом с подругами, пытаясь заглянуть им в глаза.

Валя с Настей дипломатично промолчали в ответ.

Девочки шагали по пыльной дороге. Яркое солнце пригревало и стало жарко. Подружки скинули панамки, обмахивалась ими, как веером, и не сразу услышали мотоциклетный шум позади.

– Немцы! – вдруг закричала испуганно Настя, заметив мотоциклы. Валя быстро сориентировалась и скомандовала:

– Бежим в лес!

Дети скатились вниз по крутому откосу с дороги и побежали к лесу. Мотоциклетный треск нарастал, но девочки, не оглядываясь, уже домчались до леса.

– На землю, девочки! – крикнула Валя и упала за елью. Настя и Оля плюхнулись рядом, запалено дыша и закрывая руками головы.

Колонна на большаке, не останавливаясь, пролетела дальше, и вскоре шум мотоциклов стих.

Валя поднялась на ноги и посмотрела на подруг, лежащих на земле:

– Все, они уехали, вставайте!

Настя вскочила на ноги и весело крикнула Оле:

– Слышала? Подъем!

Девочка зашевелилась, немного приподнялась и опять легла. Потом с трудом перевернулась. Она испуганно смотрела на подруг, из ее серых глаз покатились крупные горошины слез.

– Ты чего? – спросила Настя. – Вставай, тревога позади!

– Не могу, – тихо ответила Оля.

– Что не можешь? – грозно вмешалась Валя. – Что случилось?

– Я встать не могу, ноги не слушаются меня.

Настя с Валей переглянулись. Настя присела к лежащей подруге и попросила:

– Подвигай левой ногой, Оля.

Та сделала попытку поднять ногу – безрезультатно.

– Теперь правой!

Ноги белокурой школьницы не слушались, и она беспомощно лежала на земле, как большая и красивая кукла.

– От испуга! Что будем делать? – спросила Настя. Валя задумалась, потом через минуту сказала:

– Мы – не врачи. Ее нужно донести до села. Хватай с одного бока, а я – с другого! Девочки приподняли Олю, но она не стояла на ногах, которые, как тряпочные подгибались, и школьница оседала.

– Да! – махнула рукой Валя. – Оставь ее, Настя! По другому поступим: ты останешься с ней, а я пойду к людям за помощью.

– Валя! Настя! – закричала Оля и обхватила Валю за ноги руками. – Не бросайте меня в лесу, пожалуйста. Я боюсь одна, меня волки загрызут.

Девочки горько причитала, обезумев, крепко держала ноги подруги и жалобно глядела на Настю.

У школьниц выступили слезы. Валя опустилась на колени, погладила по голове Олю и убежденно заговорила:

– Мы, слышишь, никогда не бросим тебя, вместе выберемся отсюда! Ты не плачь, когда придешь в себя, тогда и пойдем дальше. Если успокоишься, то и ножки вернуться к тебе, а мы подождем здесь. Правда, Настя?

– С места не сдвинемся, пока Оленька не поправится! – Настя присела рядом. Мы стали теперь, как сестренки. Правда же?

Оля благодарно смотрела на подруг и уже не плакала. Через десять минут она приподнялась и, опираясь на руки Вали и Насти, встала на ноги. Потом сделала шаг, другой и сказала:

– Вроде, снова вернулись ноги ко мне, спасибо вам, сестренки!

– Тогда передохни чуток, и в путь, – сказали почти одновременно обрадованные девочки.

Оказалось, что первая и небольшая деревня было в пятистах метрах отсюда. Десяток изб под соломенными крышами приткнулись слева и справа от узкой улицы, поросшей травой. Единственный колодец с высоким журавлем гордо расположился на середине.

Девочки добрели до него и остановились. Никого не видать, даже скотина в хлевах молчала. Школьницы уселись на скамью возле колодца и стали ждать, когда кто-нибудь выйдет за водой.

Через некоторое время из дома напротив вышла женщина с ведром в руке, и сразу же в окне показались любопытные головы малых детей.

– Вы куда идете, деточки? – мягко спросила она.

– Мы потерялись, тетенька, теперь не знаем, что нам делать, – ответила Валя.

– Да, тяжело вам, девоньки, но надо в город податься. Там помогут, а у нас деревня маленькая, сами не знаем, как прожить нынче.

– Мы кушать хотим очень, – тихо и грустно выговорила вдруг Оля.

Женщина долго молчала, исподтишка разглядывая девочек, потом со вздохом сказала:

– Сейчас вынесу вам пару картошин и хлебца на дорожку.

Она принесла три картофелины, три краюшки хлеба и, протягивая их Вале, виновато сказала, глядя в глаза Насти:

– Я не могу вас к себе взять, девочки. Своих детей полон дом, не знаю, как прокормить. Войска все забрали подчистую, когда проходили, даже животину зарезали. Да сохранит вас Бог!

За деревней Валя поделила хлеб возле речушки, где остановились на отдых. Каждому досталось по картофелине и половине ломтя хлеба. Остаток хлеба девочка убрала в мешок и сказала:

– НЗ!

Школьницы с наслаждением съели еду.

– Мой кусок хлеба был больше вашего! – заметила Оля.

– Тебе показалось, – насмешливо ответила Валя, лукаво взглянув на Настю.

К вечеру школьницы добрались до какого-то села. Там женщина вынесла три брюквины, по куску хлеба и отдала девочкам, но не предложила заночевать.

На ночь устроились в копне сена на лугу за деревней. Школьницы повыдергивали сено и залезли в образовавшуюся нишу.

На другой день им попадались почти полностью сожженные села. В уцелевших избах люди не смотрели из окон на девочек, не выходили к ним.

Снова ночевали за селом, в какой-то заброшенной сараюшке. Подруги собрали щавеля, заячьей капусты и старались утолить голод, но помогло мало. Очень хотелось есть. Оля была на грани очередного срыва, и девочки очень боялись за нее, говорили:

– Потерпи еще чуть, чуть, дойдем до города, а там придумаем что-нибудь. Ослабевшая девочка молчала и лишь кивала головой, соглашаясь. Ненамного лучше чувствовали себя Валя и Настя.

Утром отправились дальше. Часто по дороге проезжали немецкие машины и мотоциклы, но девочки успевали скрываться незамеченными в лесу.

В следующей деревни немцев не было, а старый мужчина, который выехал из ворот дома на телеге, предложил подвести их до города, до которого было семь километров.

По дороге он пытался расспросить, откуда и куда направляются девочки, но слышал неопределенные ответы. Так ничего от них не добившись, он замолчал и лишь временами покрикивал на лошадку.

На въезде в город стоял немецкий пост. Он останавливал все повозки и досматривал. Девочки испугались и хотели спрыгнуть с телеги, но возница, заметив это, сказал:

– Сидите! Если спросят, скажу, что внучки едут на базар, а не спросят, промолчу. Немцы бегло осмотрели повозку, не обратив внимания на детей, подняли шлагбаум. Через сотню метров девочки сошли с телеги и поблагодарили мужчину:

– Спасибо вам, дедушка! До свидания!

– И вам счастливого пути, внучки! – улыбнулся он.

Школьницы шагали по мощенной улицы, присматриваясь к домам, где бы можно увидеть людей во дворе. Но никого было не видать. Они решили свернут на другую улицу, но сразу наткнулись на патруль. Девочки первый раз видели полицейских, растерянно стояли напротив трех мужчин.

Молодые люди в черной форме и винтовками за плечом уставились на школьниц.

– Кто такие? – грубо спросил один из них, высокий и рыжий парень с бельмом на глазу, разглядывая их.

Валя, Настя и Оля промолчали, не зная, что сказать.

– Ну, языки присохли? – усмехнулся невысокий и коренастый полицай. – Или не знаете, что соврать.

– К тете идем, – сказала Валя. – Беженцы – мы.

– Одни? – не поверил рыжий мужчина.

– Потерялись в бомбежку, – ответила, не растерявшись, Настя. – Вот, уже пришли почти.

Рыжий парень отступил в сторону, давая дорогу, но вдруг спросил проходившую мимо Валю:

– Ты часом не жидовочка? Уж, больно чернявая?

– Мы – русские, в Новгороде жили, – ответила за нее Настя. – Сестры!

– Ну, смотрите, если наврали. А то возьму за ногу и об стенку размажу! – зло сказал полицай.

– Где тетя живет? – подозрительно крикнул в спину коренастый мужчина.

– В конце улицы будет ее дом! – ответила Валя, не оборачиваясь.

Полицейские ничего не сказали. Они достали сигареты и принялись прикуривать, наблюдая за школьницами.

Девочки уже прошли молча половину улице, и Оля сказала:

– Какие вы молодцы, девочки! Я со страха едва не шлепнулась, а вы... Но Валя прервала подругу и прошептала:

– Вот, гады, наблюдают, ждут, куда свернем. Все, заходим во двор того домика, а там будь, что будет.

Девочки открыли калитку и прошмыгнули во дворик деревянного дома. Полицейские пошли дальше, а школьницы дошли до раскрытого окна и остановились.

До них донесся замечательный и духмяный запах пирожков с капустой. Школьницы сглотнули слюну и потупились в землю. Им захотелось кушать так сильно, что закружилась голова. Оля побледнела и стала оседать к земле. Валя с Настей подхватили безвольное и почти невесомое тело девочки и посадили на землю, прислонив к завалине дома.

– Она умрет, если не покормим, – всхлипнула Настя.

– Я приду сейчас, ждите меня, – сказала Валя.

Девочка постучалась в дверь. Никто не ответил ей. Валя осторожно открыла дверь и вошла в комнату.

На столе она увидела большую тарелку пирожков. Девочка позвала хозяев, не отрывая взгляда от румяного богатства. Никто не отозвался. Валя взяла один теплый и мягкий

пирожок и вышла к подругам. Оля пришла в себя и сидела, склонив голову на тонкой шее к острому плечику Насти. Они завороженно уставились на пирожок. Валя поспешно разделила пополам добычу и отдала половинку Оле. Затем вторую половину разломила на две части, одну протянула Настя, а другую запихала себе в рот.

– Девочки, я очень плохая? – грустно спросила подруг Оля, когда жадно расправилась с едой.

– Почему? – Настя сначала посмотрела на нее, затем недоуменно на Валю.

– Потому что я сожрала одна столько, сколько вы вдвоем. Я не предложила вам чуток от своего кусочка. Я ненавижу себя за это! – девочка заплакала.

– Ты – хорошая, успокойся. Просто, ты сильно проголодалась, мы не осуждаем тебя нисколечко. Не плачь, пожалуйста! – Настя погладила по щеке Олю.

– Спасибо вам! Мы можем идти дальше, я не буду падать больше в обморок, стану сильная, как вы.

– Нет, обождем хозяев сначала, сидите, девочки, – сказала Валя. – Чтобы не подумали, что мы украли пирожок. Никого не было дома, я взяла один, боялась, что Оля умрет раньше, чем придут. Где же они?

– Здесь – я, девочки! – из сараюшки вышла миловидная женщина с небольшим ведерком молока. – Я доила козу, слышала разговор ваш. Вы заходите в дом, накормлю вас.

На щеках женщины были видны следы слез. Она ласково смотрела на школьниц:

– Вы очень хорошие подруги, я не сомневаюсь, что вы не воровки, так нужно было для ослабевшей сестрички.

Хозяйка усадила детей за стол и стала кормить выпечкой с молоком.

– Хватит на первый раз, а то заболит живот, – сказала она, когда они съели по пирожку.

– Да, много выпало на ваше детство. А, знаете, что, девочки, оставайтесь у меня, пока не закончится война и все не уляжется вокруг. Как-нибудь прокормимся вчетвером. Я живу здесь одна. Меня зовите тетя Маша или Мария Ивановна, как вам захочется.

Валя, Настя и Оля согласились. Мария Ивановна распределила каждой обязанности по дому. Девочки по очереди водили козу Зойку на пастбище – большой луг в черте города возле протекающей речки. Они помогали хозяйке дома на небольшом приусадебном участке: пололи и поливали грядки.

Вскоре девочки забыли о голоде. Мария Ивановна сходила с детьми на вещевой рынок и приодела их.

– Чтобы не бегали у меня, как на стадионе "Динамо", – пошутила женщина.

По вечерам все любили пить чай за большим столом. Хозяйка рассказывала о себе, расспрашивала девочек о их семьях.

– Так, вы из Ленинграда? – удивилась Мария Ивановна.

– Да, я и Настя родились в Ленинграде. Наши папы служили в одном полку. Их недавно перебросили на границу Белоруссии с Польшей. Перед самой войной они нас забрали к себе, – рассказала Валя. – А, Оля уже жила там.

– И, ты – тоже питерская? – повернулась к девочке женщина.

– Нет, я родилась в Калининской области. Мой папа, лейтенант Шумов, служил в городе Ржев. Его командировали в Белоруссию, я с мамой переехала к нему, познакомилась с девочками в школе, – Оля посмотрела на Валю с Настей. – Они, тетя Маша, настоящие подруги.

– Да, уж вижу, вместе держитесь, молодцы, в одиночку трудно сейчас.

Незаметно пробежала суровая зима, и наступила ранняя весна 1942 года. Девочки помогали сажать картофель Марии Ивановне, когда на их оживленный разговор заглянула на огород соседка Тося.

– Весело трудитесь, как я погляжу, молодцы, быть, значит, хорошему урожаю картошки!

– Воскликнула она.

– Нашей большой семье неурожай ни к чему, спасибо на добром слове! – беззаботно откликнулась тетя Маша. – Какие новости в городе, соседушка?

– Новостей нет, если не считать, что началась регистрация населения, поговаривают, что будут отправлять людей в Германию на работы.

– Так в прошлом году переписывали жителей. Да, впрочем, пускай, нам не страшно, у нас на трех малолетних детей одна кормилица в доме.

– Не скажи, Мария, мой шурин служит в полиции. Он по секрету сказал, что от двенадцати до тридцати пяти лет отбирать будут женщин. Мужчин до сорока лет, но у вас их нет, бояться нечего.

Спасибо за новость, но самой старшей из моих – 11 лет, а другим еще меньше. Какая Германия для них?

– Я тебя предупредила, а тебе решать, как быть. Хотя, замечу, Вале можно больше дать лет, выглядит на все пятнадцать годиков.

– Она с виду рослая, а так ребенок еще.

– И, еще, Мария, ходят слухи, что какие-то люди ходят, ищут командирских детей, пропавших в этих краях, – соседка сказала шепотом, чтобы не услышали девочки, словно подозревала их.

– И ты думаешь, что я поселила их у себя, не сообщив властям? Я же тебе говорила, что они – мои племянницы.

– Племянницы, так, племянницы! Мне, что за дело! – уже громко и вызывающе сказала непрошенная гостья, рассматривая девочек плутоватыми глазами. – Хороший семенной картофель у тебя, соседушка, а у меня погнила зимой, не знаю, чем сеять буду.

– Ну, идем, отсыплю тебе корзину картофеля для посадки.

– Вот, спасибо, у кого только не просила пару клубней до нового урожая, а ты сама предложила.

Уходя с полной корзиной картофеля, соседка заметила:

– Только говорили, что в городе мальчиков искали, а к тебе девочки прибились. Поэтому бояться нечего!

Мария Ивановна вспомнила рассказы приемных детей о походе, но решила ничего им не говорить о разговоре с соседкой.

Но потом все же рассказала тайком Насте – женщина почему-то рассчитывала на ее разум. Валя – очень прямолинейная, Оля – совсем ребенок, а Настя поймет и найдет слова, объяснит подругам, как вести, если спросят о родителях.

– Ты все поняла, Настенька? – спросила ее Мария.

– Да, не маленькие, теть Маш, все будет хорошо.

Через неделю в дом нагрянули полицаи. Они обходили всех и переписывали молодежь, а для чего не говорили.

– Не твое дело! – нагрубил Марии Ивановне на вопрос об этом рыжий полицейский – тот самый, который встретился тогда девочкам при входе в город. – Мы – люди тоже маленькие, начальство велело, мы делаем. Ты лучше скажи, твоя племяшка – еврейка?

– С чего ты взял, Панас? Мой брат – русский, как и я, а, что волос у ребенка черный и курчавый, так в мать свою удались, – отмахнулась женщина.

– Вот, вот, а, может, мама – еврейка? – вмешался второй полицай, нахально рассматривая Валю.

– Я же вам сразу сказала! – откликнулась Настя, рассматривая тишком третьего полицейского, как две капли воды, похожего на Матвея с заимки.

– А, ты – цыц! – огрызнулся рыжий. – Сами разберемся без подсказки.

– Да, вовсе непохожа она, Панас, на еврейку. Ты быстрее заполняй бумаги и идем дальше. Дел невпроворот, а ты к соплячкам цепляешься! – поторопил третий полицейский, отворачиваясь от настороженного взгляда Насти.

– Двенадцать лет стукнуло ей? – указал хозяйке на Валю Панас.

– Одиннадцать, а другим девочкам – десять и девять годочков еще. Так что не доросли они до твоих бумажек.

– Врешь, Мария! Эту девку записываю, а других не стану, больно тощие. А эта – в соку уже, если и нет двенадцати, в чем сомневаюсь, то не беда, подрастет.

– Да, Бога побойся, Панас!

– Все, я сказал! У меня тоже свой план есть! Если каждую отмазывать буду, кого в фатерлянд отправлю?

– А, сказал, что не знаешь – куда записываешь?

– Зубы мне заговорила, вот и сорвалось. И не вздумай перечить, не на расстрел отправишь деваху, а в культурную страну, – губы полицейского расплылись в довольной улыбочке, что делал такое доброе дело. – То, то! Сама соображать должна! Значит пишу – Валентина, а как по фамилии?

– Грех берешь на душу, служивый! – вздохнула Мария Ивановна.

– Ничего, грехи, как короста, нарастут и слетят, а девка благодарить еще меня будет, когда мир посмотрит своими глазами.

Девочки о дяде Матвее решили не говорить хозяйке, чтобы не тревожить и так расстроенную посещением полицаев. Они привязались к доброй женщине за это время, еще больше подружились между собой.

Кусочек серой бумаги, которую через месяц вручил Марии посыльный немецкой комендатуры испугал ее настолько, что она долго не могла понять, для чего Вале Шумовой предписывалось явиться двадцатого июня 1942 года на место сбора в девять утра: привокзальную площадь. Повесткой предписывалось захватить с собой сменное белье, обувь и провиант на три дня.

– Может, спрятать тебя? – всплеснула руками женщина, когда до нее дошло. – Чем в неметчину отдавать!

– Не поможет это! – возразила Валя. – Дом сожгут за невыполнение распоряжения коменданта, как в соседнем селе. Вы не переживайте, тетя Маша, не одна поеду туда. Вечером хозяйка куда-то уходила и вернулась через час совсем обеспокоенная. Она собрала девочек в доме и тихим голосом сообщила:

– Панас, вражина, записал Валю, как еврейку. Ее отправят в концлагерь со сборного пункта. Вам, девочки, нужно уходить из города, рано или поздно придут за вами.

– А, вы, тетя Маша? – спросила Настя.

– Не беспокойтесь обо мне. Я тоже скроюсь, уйду в другой город – не буду говорить куда, чтобы не искушать судьбы, а вас проведут верные люди в лес к партизанам, а оттуда доставят за линию фронта. Жаль расставаться с вами, но так будет лучше, девочки.

Валя, Настя и Оля сидели вечером с Марией Ивановной в доме, ожидая провожатого в лес. Женщина придирчиво осмотрела девочек, чтобы были одеты потеплее. Она каждую снабдила небольшой котомкой с едой и сменным бельем. Теперь сидела на стуле и прислушивалась к каждому шороху за окном.

– Ой! Совсем забыла! – вдруг вспомнила Мария и вышла в сени. Она вернулась с холщовым мешочком, набитом чем-то, и протянула его Вале.

– Там пригодится вам, – подбодрила она девочку, заметив, как она нерешительно и смущенно смотрит на мешок.

– Тетенька Маша! – глухо сказала Валя, покраснев до корней волос. – Я хлеб, который вы мне давали на обед, не весь съедала, сушила и прятала на черный день. Я очень боялась, что, если придется снова голодать, Оля с Настей не выживут.

– Я знаю, Валечка! Ты старалась не для себя, а для подружек недоедала. Поэтому я подкладывала каждый день свои кусочки, чтобы подольше хватило хлеба. Бери, он будет нужнее вам!

– Ух, ты! Какая подруга у нас! – Оля восхищенно смотрела на Валю. – Я бы никогда не догадалась даже подумать так. А она, как настоящий командир делала, заботилась о нас, когда мы все ели подчистую, сухарики сушила на случай голода. Настя, посмотри на нее! Что видишь?