Текст книги "Прерванная юность (СИ)"

Автор книги: Олег Андреев

сообщить о нарушении

Текущая страница: 4 (всего у книги 11 страниц)

Корабль окутался паром, видно, взорвались котлы, и тральщик перестал существовать.

– Боевая тревога! Батарея к бою! – раздался голос дежурного офицера на следующий день из репродуктора. Бойцы побежали к местам, согласно расписания боевой службы.

– Транспорт противника с моря. Дальномерщик Андреев определить расстояние и направление до объекта!

Иван прильнул к дальномеру, наводя визирные линии на непонятный плавучий островок. В окуляре разглядел огромный металлический танк, закрашенный пятнами под цвет свинцового моря.

– Ага! – догадался радостно Иван. – Немцы дизельное топливо доставляют своим кораблям. Цистерну уложили на понтоны и тащат буксиром в залив за сопкой. Сейчас мы его уконтропупим!

Краснофлотец Андреев вычислил координаты и доложил на батарею:

– Пеленг двести семьдесят градусов, расстояние – тридцать шесть кабельтовых, направление движения зюйд, скорость пять узлов.

Командир батареи повторил ориентиры наводчикам и скомандовал:

– Огонь!

Водяные столбы взрывов легли полкабельтова дальше и правее. Иван прильнул к окуляру:

– Двести семьдесят пять градусов, тридцать пять кабельтов, упреждение два градуса левее.

Снова раздался залп батареи, снаряды легли правее линии врага.

– Двести семьдесят три градуса! Тридцать пять кабельтовых! Упреждение два! – скорректировал Иван Максимович.

Батарея выстрелила и накрыла плавучую цель. В небо взметнулся дым, и цистерна заполыхала огнем.

– Есть поражение! Объект уничтожен!

– Батарея – отбой! Всем в укрытие!

– Теперь держись! – подумал Иван, слетая по ступенькам с наблюдательной вышки, побежал к скалистой расщелине, облюбованной для укрытия при обстреле позиций врагом. На головой прошелестели снаряды немецкой артиллерии – немцы среагировали на огонь русской батареи.

Враг пока не обнаружил пункт наблюдения на стометровой высотке. Поэтому обрушился всей мощью только на батарею. Иван чувствовал, как вздрагивала скалистая земля, хотя отсюда до батареи было около полутора километров.

Артиллеристы успели до обстрела укрыться в железобетонных ангарах. После артиллерийского налета, на батарею ринулись немецкие бомбардировщики в сопровождение юрких истребителей. Но советские истребители отгоняли их левее, в море, и немецкие самолеты, сбросив беспорядочно бомбы на побережье, убрались ни с чем.

Иван после обстрела забрался на вышку и посмотрел в бинокль на море. Цистерна горела ярким факелом, и он сделал зарубку на перилах. Сколько еще впереди?

Незаметно для артиллеристов пролетели десять месяцев. Ежедневные стрельбы, налеты авиации фашистов и обстрелы позиций батареи врагом сплотили краснофлотцев. Они дружно и слаженно выполняли свои обязанности. Каждый был способен заменить выбывшего в бою товарища.

Иван к весне стал наводчиком на батарее, передав обязанности дальномерщика другу Николаю, которого обучил за это время искусству владения шестиметровым прибором наблюдения за морем.

Наступил апрель. По привычным понятиям – разгар весны. Но на севере она не такая, как дома на родной новгородчине. Ни тепла тебе, ни намека на зелень, все тот же снег вокруг, только меньше вьюг, тише и быстрее прибавляется день. Ивану казалось это благом после беспросветной штормовой зимы. Когда доставали снежные вьюги, которые буквально заваливали батарею по шею снегом. Расчет пушки за зиму разгреб тонны снега и вынес за пределы расположения батареи.

Для блокады Петсамо-вуоно лучше свет, чем полугодовая темень. Для людей: после долгой ночи хотелось ласкового солнца. Для службы благодать: возможность наблюдать за студеным морем без прожекторов, даже без приборов, а стереотрубы расширяют обзор так, что вражеские корабли можно засечь даже в Варенгер-фьерде.

С наступлением светлого времени суток у противника основными средствами защиты конвоя стали дымовые завесы и артиллерия, которая массированно воздействовала на советские береговые батареи, значительно усиленные за последние месяцы войны.

Еще в первых числах марта 221-ю батарею перенесли на новые позиции.

На месте старой, которую подправили, подкрасили, выставили вместо стволов пушек бревна, получилась отличная ложная батарея, долгое время навлекавшая на себя залпы врага, едва начинался артиллерийский бой. Немало потратил противник снарядов впустую.

Вражеские катера-дымзавесчики активизировались, и чаще, чем зимой, работали немецкие артиллеристы, занятые подавлением огня 221-ой батареи. И в первые дни весны не раз случалось, что дымовые завесы позволяли немецким транспортам выскакивать из

залива и проскакивать на запад, поэтому срочно потребовались специальные пушки против катеров, потому что крупнокалиберная береговая артиллерия Северного флота не могла отвлекаться на мелкие объекты.

Вскоре возле старой позиции 221 батареи воздвигли массированные артиллерийские дзоты, способные выдержать прямое попадание снаряда большого калибра. Четыре пушки ЗИС-3, установленные в них, надежно прикрыли залив Петсамо-вуоно.

Как только два катера-дымозавесчики высунулись из залива и потянули полосы дыма, пушки закидали их осколочно-фугасными снарядами, сорвали проводку фашистского транспорта.

Немцы, ошеломленные таким ударом, двое суток не предпринимали попыток вывести в море корабли.

Но в дивизионе догадывались, что за зиму в заливе, контролируемым фашистами, скопилось много транспортов, которые необходимо отправить в Германию, поэтому были начеку.

Первая попытка врага провести транспорт в десять тысяч тонн закончилась победой батарей лейтенанта Поночевского, где служил краснофлотец Андреев, и лейтенанта Соболевского, командевшего 140 батареей. Успешная двухбатарейная стрельба, в которой израсходовали сто шестьдесят семь снарядов, привела к уничтожению большого корабля. Но успех достался нелегко. Артиллеристы стреляли под огнем уже пяти батарей противника. Позиция 221-ой батареи была разведана немцами. Они били по новому месту и сумели поразить орудие, где находился Иван. Семеро матросов было ранено, трое – убито, а сам краснофлотец Андреев, контуженный и оглушенный, сумел ликвидировать пожар, сорвав загоревшуюся маскировочную сетку, чем предотвратил взрыв боеприпасов, с таким трудом доставляемые на скалистый берег.

Такие бои повторялись каждый день. Противник начал проводки днем и ночью.

В один из боев сто пяти миллиметровый снаряд врага пробил щит орудия, где находился Иван, и разорвался во дворике. Пушка на десять суток вышла из строя.

Наверное, досталось в этом бою и фашистам. Четыре батареи, свободные от стрельбы по транспорту, вели ответный огонь и заставили замолчать фашистскую батарею на мысу Нумерониеми.

В начале мая 1942 года погода стояла ветреная, шли сильные дождевые заряды, и все же дальномерный пост и наблюдатели с батарей обнаружили в час ночи транспорт врага, направляющийся в залив. Сразу включили прожектора и огонь открыли обе батареи сто тридцаток. Два снаряда угодили в транспорт, и он не сумел проскользнуть в Петсамо– вуоно, скрылся в пелене дождя.

Вражеская артиллерия ответила шквальным огнем по советским батареям. Они выпустили около трехсот пятидесяти снарядов, не причинив в этот раз значительного вреда расчетам орудий.

Глава 16

Неожиданно заболел Олег. Мальчик простыл на огороде. На боку вскочил огромный чирей и болел так, что мальчик лежал пластом. Анна извелась, переживая за него, но на работу ходила ежедневно, потому что место могут занять другие переселенки. Она намазала шишку величиной с куриное яйцо мазью, которую принесла соседка, и заклеила пластырем. За ситцевую занавеску заглянул Трофим. Он посмотрел на страдающего мальчика, на исхудавшую за зиму Анну, и сказал:

– На печь положи мальца, чтобы хворь вышла! Пускай прогреется на горячих кирпичах. Марфа аккурат, как протопила ее.

Вскоре чирей лопнул, гной вытек мутной и вонючей массой, открыв дыру на боку, которая нестерпимо чесалась. Но Олег очень боялся ее трогать, думал, что через нее вылезут кишки, терпел невыносимый зуд. Рана вскоре зажила, оставив глубокий шрам. Мальчик снова перебрался на привычный топчан за занавеской. Мама мальчика очень радовалась выздоровлению, говорила, что скоро кончится война, и они поедут домой к папе.

– Когда война кончится? – спросил сын.

– Когда-то должен наступить мир, тогда и будет конец войне, – уклончиво ответила Анна. Олег не стал настаивать на точном ответе, понимал, что мама сама не знает его. Вчера, когда они пололи грядки, увидели, что в их сторону, вынырнув из-за кромки леса, летел тупорылый самолет. Мать и сын разглядели красные звезды на зеленых крыльях и летчика в шлеме. Когда он пролетал над ними, мимо прожужжали пули, но не задели их. Летчик, видимо, принял фигурки на земле за немцев. Им было и обидно, что стрелок не разобрался, хотел убить своих людей, но и радостно, что остались живыми.

На следующий день тотже самолет возвращался домой – так думал Олег, когда его атаковали юнкерсы.

"Лаптежники", как люди прозвали немецких штурмовиков, легко подожгли русский ястребок, который рухнул на вздрогнувшую землю недалеко за деревней.

Олегу было жалко летчика и досадно за него, что обстрелял их недавно, но не выпустил ни одной пулеметной очереди по фашистам сегодня.

Рано утром на место падения самолета сходил Трофим и принес документы убитого летчика. Мальчик слышал, как он сказал маме:

– После войны отправлю родным лейтенанта. Если немцы не заберут тело, похороним на нашем кладбище по-человечески.

Но уже через час приехала машина с фашистами и увезла погибшего летчика.

Олег решил тайком сходить на место крушения самолета. За ним увязались девочки, Маша и Дарья. Как сестрички догадались, куда направился городской мальчик, непонятно, но вышли за ним из дома и упорно держались рядом. Упрямства им было не занимать, Олег это знал, поэтому махнул на девчоночий хвост рукой – пускай идут, если не трусят.

Возле груды искореженного металла уже стояли два мальчика, рассматривая обломки крыльев. Один тоже был переселенец, как Олег. Его звали Миша, и он жил в доме родителей другого мальчика Гриши. Оба подружились и всегда гоняли вместе по улице. Олег познакомился с ними на лугу, где друзья строили городки из рюх, и с тех пор они играли втроем. Гриша знал хорошо местность и показал мальчикам округу, где проходили бои. Дети находили патроны и забавлялись тем, что вытаскивали пули их них и ссыпали в кучку порох. Затем поджигали. Порох быстро и жарко сгорал, стремительно выпуская едкий дым.

У всех мальчиков папы ушли на фронт. Поэтому они часто играли в войну, сражались с фашистами, ловили шпионов. Однажды ребята нашли в траншее большую гранату.

– Наша! – авторитетно заверил Гриша. – У немцев с длинной ручкой.

Все кивнули головами, потому что такие гранаты видели у фашистов за поясами.

– Наша, противотанковая! – крикнул Олег.

– Откуда знаешь? – оторопел Миша. – Наши солдаты кидали бутылки с зажигательной смесью, я сам видел.

– Я тоже видел у красноармейцев в бою такую гранату, которые готовились взорвать немецкий танк, когда мы попали на передовую.

– Ладно, спрячем пока ее, может, пригодится когда-нибудь, – прекратил спор Гриша. Мальчики затолкали гранату в дупло огромного дуба и прикрыли мхом, чтобы она сохранилась до поры-до времени.

– А давайте отомстим немцам за летчика? – вдруг предложил Гриша. Он был старше всех из детей, смелее, поэтому его слушались.

– Как? – спросил Миша.

– Взорвем гранату на дороге, чтобы немцы не ездили!

– Здорово! – воскликнул Олег. – Большая воронка получится, не объедешь на мотоцикле!

– Пехота пройдет! – авторитетно возразил Миша.

– Ну и пускай идут на своих двоих, наши встретят огнем, дадут прикурить! – упорствовал Гриша.

– А я расскажу дедушке все! – неожиданно выпалила Даша.

– Да, он сказал, чтобы не брали в руки опасные предметы, можно остаться без глаз, рук или даже головы! – поддержала сестренку Маша, утвердительно тряхнув головой с тонкими косичками.

– Ты зачем их привел с собой? – грозно повернулись к Олегу Гриша и Миша. – Чтобы сопливые девчонки шпионили за нами?

– Мы не сопливые вовсе, сам такой! Будешь обзываться, тоже скажем дедушке! – обиделись девочки.

– Ладно, не будем! – пошел на хитрость Гриша. – И гранату спрячем подальше, чтобы потом отдать нашим солдатам, когда придут сюда. Это будет наша общая тайна, но вы поклянитесь, что не продадите нас.

Он смотрел внимательно на девочек, ожидая ответа.

– Мы не скажем никому, обещаем! – заверили они, широко раскрыв для убедительности синие глаза.

– Тогда идите домой, а у нас дела есть! – степенно сказал сероглазый Гриша, хитро прищурившись.

– Ну и пусть! – снова оскорбились "косички" и поплелись в деревню.

– Сыграем в казаков-разбойников? – когда Даша с Машей скрылись за поворотом, спросил радостно Олег.

– Выполним задание, тогда сыграем! – ответил Гриша, показывая гранату.

– Чье задание? – не понял Миша.

– Ты носишь чью пилотку? – спросил мальчик, показывая на голову, на которой почти на ушах сидела красноармейская пилотка, доставшаяся ему от отступающего солдата.

– Нашу!

– Значит и задание от наших, а не немцев. Что не понятного?

– А где взрывать будем? – дрогнувшим голосом спросил Олег. Ему было очень боязно. Одно дело – найти гранату и прятать ее от взрослых, осознавая, что страшное оружие находится в их руках. Другое – рвануть гранату на дороге, когда никто не имел представления, как это делается.

– Забздел? – Гриша внимательно взглянул, почувствовав неуверенность в голосе мальчика.

– С чего ты взял? Нисколечко? Просто, хотел знать, где? Дорога большая ведь.

– Где-где! В самом узком месте рванем возле переезда. Там воронка от мины есть, в ней и спрячемся, чтобы осколками не посекло, – уверенно со знанием дела пояснил старший мальчик. Олег и Миша поверили ему. Все оживленной стайкой направились к месту задания, гранату несли по очереди, чтобы каждый прочувствовал важность задуманного дела.

Сначала пацаны потренировались на месте. Они кидали камни из воронки, стоя во весь рост, но после броска умело падали на дно. Получилось, что точнее и дальше всех, швырял Гриша. Ему и доверили выполнение задания.

Мальчик взял в руку боевое оружие, примерился и скомандовал:

– Не высовывайтесь из ямки, пока не долбанет!

Гриша размахнулся и бросил гранату. Полтора килограмма взрывчатки в металлической оболочке пролетели метров пять и упали на дорогу. Пацаны лежали на дне воронки и с

волнением ожидали, когда вздыбится, как на картинке, земля. Но прошла минута-другая и ничего не произошло. Тишина!

Мальчики дружно и осторожно выглянули из воронки. Никто не хотел выглядеть трусом.

– Может, не той стороной упала? – спросил Миша.

– Не, должна рвануть! Скорее всего упала неудачно, приземлилась на мягкое место и запал не сработал. Сейчас повторим! – Гриша стремительно выбежал из воронки и схватил гранату.

Пацаны замерли в укрытие в страхе, ожидая беды. Но старший мальчик уже стоял над ними и улыбался:

– В штаны не наделали, герои?

Он гордо прошелся по краю ямы, разглядывая побледневших друзей. Гриша явно вошел в раж от перевозбуждения:

– Ладно, можете подальше спрятаться отсюда. Я рвану гранату! Как говорится, если погибну за Родину и Сталина, то один.

Но Миша с Олегом отвергли позорное предложение друга и снова залегли в воронке. Гриша приготовился к последнему броску.

Но по дороге уже бежали, размахивая руками и что-то крича, Анна и Трофим. Девочки все же проболтались, когда Анна Максимовна, словно почувствовав что-то материнским сердцем, спросила их об Олеге. Маши и Даша замялись, переглядываясь, чем только подтвердили догадку женщины, что здесь кроется тайна. Она решительно приступила к допросу сестренок, но те лишь пожимали плечами, верные данному мальчикам слову.

Тогда беспокойство Анны передалось Трофиму, и он показал внучкам на ремень, если что-то с постояльцем случится плохое.

Девочки сдались и рассказали страшную правду, попросив не выдавать их.

Мужчина и женщина помчались по дороге. Вскоре заметили воинов с гранатой. Трофим отобрал находку детей и сказал, что им повезло, что не догадались повернуть предохранитель. Иначе, взрыв был бы такой силы, что укрытие тоже накрыло, и пацаны вознеслось бы к небу.

– Как Херувимы, только без крыльев! – для убедительности сравнил он.

Гриша и Миша за проведенную военную операцию получили первое боевое крещение – их выпороли отцовскими ремнями, а Олега отругали и оставили неделю без прогулок за околицу.

Пацаны чувствовали себя почти героями, а Гриша заявил, потирая после наказания тощий зад:

– У меня мина в надежном месте спрятана, рванет не хуже гранаты.

Вскоре после этих событий партизаны в районном центре взорвали склад с топливом, погибло много фашистов. Жители в деревне рассказывали об этом шепотом, боязливо посматривая по сторонам.

Следующей ночью Анна вновь слышала тревожные мужские голоса в избе, негромкий плачь девочек, но не вышла из своего угла. Затем стукнула входная дверь, за окном протарахтели колеса телеги и все затихло. Но женщина больше не уснула, ей передалась тревога от посещения ночных гостей, которая витала, казалось, в доме, и она едва дождалась утра.

Глава 17

Запах хвои и свежесрубленного дерева перемешивался с едким дымом костра. От него тянуло вкусным запахом каши.

Елена и Варя сразу же кинулись помогать кашевару Илье, мужчине средних лет. Он помешивал деревянной палкой варево и, немилосердно ворча, обращался к девчатам:

– Где это видано, чтобы на войну брали одних командиров?

– Мы не знаем, дяденька, – пожимали плечами они.

– Вот и вы не знаете. А кто тогда скажет мне? Кто должен за конями смотреть, картошку чистить, кормить бойцов, воду носить, баню топить? Один Илья? К кому не обращусь: то помощник командира, то писарь, то пекарь, то интендант, то взводный или еще кто его знает. Все – белая кость: инструкторы горкома, работники исполкома, милиции, почты, избы-читальни. Работяг-то – кот наплакал.

Что верно, то верно, в первую очередь в партизаны записались коммунисты и комсомольцы, занимающие различные посты в советских аппаратах власти. Никто в партизанском отряде не хотел подчиняться, все желали командовать, как в мирной жизни. Даже охранять штаб ставить некого.

Командир отряда не хотел обижать начальников, поэтому черную работу взваливал на немногочисленную часть простого народа.

– Вот скажи мне, – обратился к Елене кашевар, заметив, что ее слушается Варя, – почему командир угождает всем, как вашим, так и нашим? На войне не годиться так. Слово командира – закон, сказано – сделано, нет, то трибунал. Тогда будет порядок.

– Мы недавно здесь, дяденька, не знаем.

– Вот заладили дяденька и дяденька. Какой я вам дядя, мне сорок лет стукнуло, рано в старики записывать, зовите меня Илья. А вас, как прикажите величать?

– Лена.

– Варя, дяденька!

– Тьфу, ты! Ей говоришь стрижено, а она – брито! Бери ведро, за водой беги с глаз долой!

– Я моментом, дяденька!

Землянок в лесу вырыли достаточно еще до войны. Елена с Варей получили отдельную земляную хатку, были счастливы, что определились на место, даже поставили в консервную банку поздние лесные цветы на сколоченный из нетесаных досок стол.

Командир приказал им выдать военную мужскую одежду без знаков различия и санитарные сумки с красными крестами.

– Что бы удобнее было зайками по лесу бегать, а бинтами перевязывать раны русакам, если кто из лесных зайцев на сучок наколется, – весело сообщил он девчатам. Он любил балагурить с девушками, устраивал вечеринки и особенно не рвался в бой, предпочитая отсидеться в лесу.

Нерешительный и безвольный командир вызывал раздражение людей, а праздность разъедала дисциплину. Когда из отряда дезертировали три районных милиционера, комиссар И.С. Борисов созвал совещание. После долгих споров назначили нового командира. Круглов И.М. воевал в финскую войну, проявил геройство при штурме линии Маннергейма.

Он оценил обстановку, приказал арестовать дезертиров и доставить их в отряд. По законам военного времени их расстреляли перед строем. Бойцы почувствовали властную руку командира, беспрекословно выполняли приказы, безропотно несли службу. Анархия закончилась, но вскоре лагерь атаковали немцы. В отряде нашелся предатель. Он привел егерей на партизанскую базу.

Оставив заслон, партизаны под минометным огнем спешно уходили лесными тропами. Елена с Варей покидали кухонную утварь на повозку, держались рядом с телегой, запряженной лошадью, которую вел за уздцы Илья. Впереди маячила знакомая фигура Ефима. Тот управлял упряжкой с провиантом.

Девушки вздрагивали от страшного грохота. Невдалеке почва вздымалась от взрывов мин. Сосны валились на землю, выворачивая корнями землю и приминая вершинами кустарник. Осколки, как ножом, пересекали толстенные с руку сучья. Они устилали собой и без того ухабистые тропы.

Вдруг Илья охнул и повалился на землю, лошадь, испуганно поводя ушами, остановилась.

– Илья! – закричала Лена и кинулась к мужчине. Плечо Ильи заливала кровь. Подбежавшая Вера не своим голосом запричитала:

– Что с тобой, дяденька! Кровь, тебя убило? Ой, мамочка! Побледневший повар, морщась от боли, усмехнулся:

– Горбатого могила исправит. Да не верещи, как резанная, помоги ей затащить меня на телегу.

Мужчина кивнул на Елену и попытался встать на ноги. Девушки подхватили его, подвели к повозке и осторожно уложили.

– Теперь перевяжи и гони дальше, – Илья взглянул на Лену. – Молодец! Хорошо держишься.

Елена с помощью Вари наложила тугую повязку, как учили еще до войны на курсах медсестер.

– Теперь дай попить, – попросил раненый боец Елену. Она взяла алюминиевую фляжку и открутила крышечку. Та выпала из рук в траву. Девушка, чертыхаясь, нагнулась и стала искать ее. Недалеко раздался очередной взрыв, над ее головой, обдав горячим потоком воздуха, пролетел осколок и влепился в ствол небольшой сосенки. Деревце, вздрогнув вершиной, как от боли, перегнулось к земле. Если бы не упавшая пробка, то лежала бы сейчас Елена без головы возле дерева.

– Оставь, гони! – девушка услышала в шуме стрельбы голос мужчины. Они бросились догонять отряд. Позади заслон уже отбивался от егерей: часто строчил пулемет, винтовочные выстрелы, как могли, поддерживали его. Минометный налет прекратился, влесустало тихо.

Партизанам удалось уйти от карателей. Новая база в урочище Прудины в тридцати километрах от города Андреаполь была подготовлена в августе военными строителями. Никто о ней не знал, кроме комиссара отряда.

Здесь, в глухом лесу, в окружении непроходимых болот, протекала Черная речка. На ее берегу были вырыты землянки. В отряде насчитали семьдесят человек. Несколько дней ушло на обустройство лагеря, а затем командир разбил отряд на четыре боевые группы. Когда отряды уходили на задание, часто на базе оставалось десять человек. Седьмого октября 1941 года группы ушли на первое задание. Одну из них возглавил командир, другую – комиссар, еще две – лейтенанты Красной армии, присланные в лес для усиления боеспособности партизан.

Через неделю партизаны вернулись на базу. За рейд уничтожили пять автомашин, в двух местах взорвали железнодорожное полотно. В результате ушел под откос вражеский эшелон, погибли десять немцев. Ни один мост уничтожить не удалось. Подходы к ним усиленно охранялись врагом, требовалась тщательная подготовка, чтобы осуществить диверсию.

Но и этого было достаточно, чтобы бойцы поверили в свои силы, а в округе заговорили о партизанах, которые били фашистов.

22 октября отряду сообщили, что в деревне Козлово немцы расстреляли красноармейцев, выбиравшихся из окружения. Командир Круглов со своей группой сразу ушел на задание. Между деревнями Теренино и Васильево они залегли у большака.

Больше двух часов прошло, когда послышался шум автомобильного мотора. Штабная легковая машина на скорости пыталась быстрее преодолеть опасный участок дороги.

– Огонь! – скомандовал командир. В лесу раздались винтовочные и пулеметные выстрелы. Машина свернула с дороги и уткнулась носом в сосну. Два офицера, шофер и солдат были убиты. Партизанам достались важные документы.

Глава 18

К концу зимы 1942 года при обстреле города Ленинград осколком убило мать Полины.

Бабушка не решалась сначала говорить внучке, но хоронить Феодору без девочки не решалась. Она прижала к себе ее и все рассказала, добавив в конце:

– Твоя мама даже испугаться не успела, мгновенно умерла, не мучилась, сердечная. Пожилая женщина закутала Полину, оделась сама, и они побрели на Серафимовское кладбище. Город по пути был почти безлюден, а редкие прохожие двигались очень медленно и осторожно.

Еще стояли сильные морозы, и с Большой Невки, откуда черпали воду для питья, клубился сизым саваном туман. Ветерок пронизывал до костей. Нина Петровна посмотрела на внучку и сказала:

– Сейчас зайдем в кочегарку и погреемся.

Возле общественной бани увидели штабеля трупов.

– Последнюю службу сослужат для людей, – пояснила бабушка, когда спускались по ступенькам в теплое помещение кочегарки. – Их сжигают вместо дров. Хоронить не надо, и вода горячая есть.

Город превратился в морг. В каждом подвале лежали мертвецы, дожидаясь вывоза. На улицах и проспектах лежали на белом снегу черные трупы.

Пожилой истопник не удивился посетителям, без улыбки спросил лишь:

– К Серафиму Саровскому пробираетесь?

– К нему, горе у нас, мать убили у внучки.

– Мир ее праху! – мужчина перекрестился.

После похорон с трудом вернулись домой. Полина не плакала, не было слез от холода и голода. На иждивенческие карточки жить стало еще труднее. Судороги в желудки от голода не приносили облегчения. Каждую минуту девочка думала о хлебе. С трудом дожидалась, когда бабушка протянет ей очередную порцию и нальет в кружку кипятка. Во время налета фашистских самолетов перестали спускаться в бомбоубежище,

безразлично сидели в комнате. Теперь спали на одной постели, кутались в одеяло, берегли тепло.

В марте стало теплее. Полина проснулась и позвала бабушку:

– Вставай, бабушка, будем кушать.

Девочка протянула руку и дотронулась до лица старой женщины. И сразу отдернула: щека была ледяная.

Полина с трудом перебралась через бабушку и побрела к соседке.

– Тетя Валя! Бабушка не шевелится, а я хочу есть. Мне страшно!

– Ты посиди на стуле возле окошка, Полечка. Я тебя закутаю одеялком, чтобы теплее было. А ты смотри в окошко, как мы повезем твою бабушку, попрощайся с ней.

С собой брать девочку нельзя, она с трудом ходила на распухших ножках...

Старенький вагон покачивало, убаюкивая и клоня ко сну пассажиров, расположившихся на грубо сколоченных нарах из неотесанных сосновых досок, пахнущих смолой.

Через маленькие окна под самым потолком виднелось только небо с темными облаками. Под деревянным полом слышалось мерное перестукивание колес. Иногда вагон сильно кренился, и у Полины замирало дыхание. Ей казалось, что состав сейчас опрокинется и покатится под страшный откос. Она закрыла глаза от ужаса, который был схож с тем, который она испытала при перелете из военного Ленинграда на Большую землю.

Страхи появились после блокадных переживаний и голодной дистрофии. Девочка не раз видела, как тихо угасали ослабленные люди в городе. Достаточно было позволить себе сесть в снег по пути за водой или передохнуть на промерзших ступеньках между этажами, чуть-чуть не добравшись до своей двери.

До войны Полина счастливо жила с папой и мамой на Васильевском острове. Когда началась война с фашистами, и отец ушел на фронт, девочке исполнилось семь лет.

Он хорошо запомнила, как папа пришел домой в военной форме, чтобы проститься с ней, мамой и бабушкой. Мужчина взял ее на руки и, крепко прижимая к груди, сказал:

– Будь умницей, Полюшка, слушайся маму с бабушкой, а я прогоню врагов с нашей земли и вернусь к вам. Ты мне расскажешь, что ты сделала, чтобы пережить тяжелые времена, как помогала маме с бабулей.

Его голос слегка подрагивал, но был тверд и необычайно серьезен, глубоко проникал в сознание девочки.

Она обхватила ручками голову отца и обещала выполнить все, что он говорил. Полина еще не знала тогда, что такое война, но по тревожному поведению родных поняла, что случилось что-то страшное и непоправимое.

Глава 19

Немец стволом автомата повел в сторону поляны, и Павел с трудом поднялся на дрожащие от напряжения ноги. Медленно огляделся вокруг и, покачиваясь, как пьяный, направился в сторону, указанную конвоиром. На поляне уже стояла обезоруженная группа советских солдат с поднятыми руками. Они подавленно молчали, исподлобья разглядывая фашистов. Павел Семенович присоединился к ним.

От удара по голове в мозгу Павла путались мысли, он не мог сосредоточиться, с трудом стоял, сдерживая тошноту. Начинался его долгий путь по мукам.

Пленных, подталкивая в спину автоматами, вывели на дорогу и куда-то повели. Через километр группу загнали на большое поле недалеко от большака. Там уже находились пленные красноармейцы, и "пополнение" влилось в общую толпу. Некоторые солдаты были ранены. Кто в руку или голову, кто в плечо. Они сидели на траве, и у многих через марлевые повязки проступила кровь. Лица пленных были бледны и измождены ранами, усталостью и голодом, безразличны к происходящему вокруг них.

Павел Семенович повалился на землю и закрыл глаза, ожидая расстрела. Сейчас было неважно, лишь бы закончился этот кошмар блуждания по лесу, и можно было бы спокойно умереть или, если повезет, жить дальше, но сытым и здоровым.

Ветер, неожиданно налетевший на поле, отогнал смрад загнивающих кровавых ран, пригнал тучи. Начался дождь, который освежил пленных. Красноармейцы подставляли пилотки и собирали воду, чтобы напиться.

Павлу полегчало, у него не так сильно кружилась голова, но ночью было холодно, от намокшей одежды тело пробивала крупная дрожь.

Утром немцы подняли плененных воинов и повели в Сычевку. Там завели в колхозный амбар и оставили на ночь голодных и без воды. Не все увидели рассвет следующего дня, остались лежать на соломе три человека, которые умерли от ран и недоедания.

Солдат построили колонной и в сопровождение охраны со злобными собаками на длинных поводках форсировано погнали в город Ржев. Через час бешеной ходьбы некоторые не выдержали и упали на землю. Колонна расступалась и, не снижая темпа, равнодушно шла дальше. Павел, сцепив зубы, старался не отставать, чтобы не получить удара в спину. Через одиннадцать часов достигли города Зубцов, где колонну придержали полчаса для отдыха на площади. Местные жители выбегали из домов, завидев пленных соотечественников, бросали им хлеб и вареный картофель. Павлу Семеновичу удалось схватить на лету горбушку хлеба. Он с жадностью вцепился в нее зубами, стал есть. Вдруг заметил рядом голодный взгляд