Текст книги "Даханавар (СИ)"

Автор книги: Оле Ляпин

сообщить о нарушении

Текущая страница: 11 (всего у книги 15 страниц)

– Ну, так как будешь на меня таращиться? – проворчал мужчина. – Или мои пироги покупать? Смотри какие они румяные! С пылу, с жару, и всего одна серебрушка за пяток!

– 0, н-н-нет, спасибо. – сбитый с толку Илая попятился назад, все еще не понимая, куда пропал давешний латок со сладостями. Его немного покачивало, будто он выпил одним махом целый кувшин вина. – Извините! – крикнул он удивленному торговцу пирожками и направился сквозь толпу ряженых, туда, где оставил Сибрис.

– Сибрис! – окликнул он радостно, вновь увидев подругу. – Надеюсь ты не заскучала? Вот, держи, это тебе! – Илая вскочил на лошадь и протянул девушке леденец-сердце.

Сибрис с недоверием приняла подарок и поинтересовалась:

– Что это такое?

– Это всего лишь леденец – конфета из сахара и фруктового сока, что-то на подобии карамели на яблоках. Мне в детстве такие мать покупала на ярмарке. Попробуй, это очень вкусно! – Илая не долго думая засунул свою конфету в рот.

Восхитительный сладковато-кислый вкус леденца, напомнил юноше о его детстве. Илая зажмурился от удовольствия и застонал:

– Ммммм… Как вкусно! Будто ревень в сиропе, только еще лучше!

Сибрис повертела леденец в руке, посмотрела через него на друга, проверяя прозрачность карамели, и последовала примеру Илаи.

– Угу, фкуфно! Фимфяника кашца. – задумчиво произнесла она.

– Чего? – переспросил Илая.

– Фимфяника! Ты фто офлоф? – повторила Сибрис, с конфетой она не спешила расставаться и от этого казалось, что ее правую щеку раздуло, как от больного зуба.

– А, я понял! Замляника! – рассмеялся Илая.

– Уфу! Поефали!

– Нет, в Уфу мы точно не поедем, это же речка рядом с фермой моего дядьки, как же мы можем поехать в речку? – подтрунивал над подругой Илая.

Но Сибрис только фыркнула, закатив глаза. Ситуация действительно была забавная, а леденец восхитительно вкусный. Плевать, что такой дурацкой формы. Сердце, пф! Надо же, он похоже видит в ней просто девчонку! И все же это было приятно.

В квартале красильщиков было необычайно тихо, наверное все его жители покинули свои дома, что бы погулять в центре города. Когда Сибрис и Илаей покидали площадь, там начали разжигать главный костер и выбраться верхом из уплотняющейся с каждой минутой толпы было не просто.

Проезжая около одного из домов они спросили сидящую на крыльце старуху, как найти дом Беспалого и та указала им на небольшой кособокий домишко в самом конце улицы.

При ближайшем рассмотрении дом казался не жилым. Заколоченные окна нижнего этажа, покосившаяся дверь, трещина пролегающая от фундамента до самой крыши. Всадники переглянулись, им обоим хотелось задать вопрос, а не напутала ли чего старуха указавшая им на эту развалину. Но в сумерках, стремительно опускавшихся на улицу позади них, уже нельзя было увидеть сидит ли все еще та женщина на своем крыльце или нет. Темнело. Небо, со стороны площади, окрасилось тревожным рыжеватым сполохом и тут же до путешественников долетел гул радостных криков.

– Похоже самое главное действо уже началось. – прокомментировала Сибрис.

– Ну да, костер Шута. – будто в подтверждение слов Илаи в воздух, взрываясь громкими хлопками, взметнулись огни шутих, оставляя за собой разноцветные зигзагообразные хвосты. Лицо Сибрис вдруг стало зеленым, как у мертвеца, рыжие волосы Илаи вспыхнули будто кровь – все это была призрачная игра огней фейерверков.

На стук долго никто не открывал, потом дверь отворилась и на пороге показался сам хозяин дома.

– Чего вам, добрые люди?

Диего был лысеющим жилистым мужчиной среднего роста. На нем была плотная зеленая блуза, потертый кожаный жилет, и короткие штаны неопределенного цвета. В руке Беспалый держал маленький подсвечник с коптящей сальной свечой. Мужчина недоверчиво прищурился, разглядывая поздних гостей.

На свою кузину Диего был совсем непохож. Услышав, что путники ищут ночлег, и что это Марта посоветовала им обратится к нему, Диего расплылся в угодливой улыбке:

– Всего четыре золотых, друзья мои, и мой дом к вашим услугам.

– Марта сказала три! – с напором сказала Сибрис.

Диего пожевал тонкие губы, задумчиво насупил брови и вновь заулыбался:

– Что же, ладно! Пусть будет три, ведь друзья Марты мои друзья. Дружба, она ведь, дороже золота не так ли? – и, не дождавшись ответа, продолжил.

– Я смотрю у вас лошади. Придется вам, господа, обогнуть улицу с другой стороны, там находятся ворота ведущие во внутренний двор моего скромного имения. Сейчас я пойду их открою. Буду ждать вас там, поторопитесь. – и Беспалый скрылся в доме, сильно хлопнув напоследок входной дверью.

– Что-то этот Диего мне совершенно не нравиться. – сказал Илая пока они огибали улицу.

– А как может нравиться мужик, который просит три золотых монеты за постой в такой-то развалюхе?! – согласилась Сибрис. – Но выбор у нас не велик, разве, что провести ночь на улице в незнакомом городе, где половина горожан уже перепилась, а вторая только собирается это сделать.

– Согласен, эта идея не из лучших.

Они увидели хозяина дома из далека, он стоял у ворот и активно делал призывные знаки.

– Не хочу, что бы соседи знали, что у меня гости. – пояснил он обеспокоенным тоном. – Вокруг сплошное завистливое отребье.

Сибрис спешилась и передала Беспалому три золотых монеты, тот быстро проверив их на зуб, довольно улыбнулся и спрятал в карман жилета.

– Коней можете отвести в стойло, там есть сено и кадка с водой, а потом добро пожаловать ко мне.

Расседлав коней и дав им поесть и напиться Илая и Сибрис направились через небольшой заросший травой дворик к дому. С этой стороны дом выглядел куда лучше, чем с фасада выходящего на улицу красильщиков. Было понятно, что хозяин его был не только скареден, но еще и весьма скрытен. Они прошли со двора прямо на кухню. Хозяин дома уже суетился накрывая на стол.

– Я подумал, что вы можете быть голодны, а у меня кое-что осталось после ужина.

Кое-чем оказалось ветчина, десяток вареных в крутую яиц, половина белоснежного пшеничного каравая и пыльная бутылка вина.

– Присаживайтесь, господа, прошу вас! Я тут позволил себе достать бутылочку отличного розового вина, которое делает мой шурин, у него виноградник в долине. Предлагаю выпить по чарочке. Так сказать за знакомство или в честь праздника, как вам будет угодно.

Мужчина разлил вино по металлическим чаркам и подал гостям. Он выпил свою чарку первый и довольно причмокнув сказал:

– Прошлый год действительно был удачный, вино что надо!

Илае и Сибрис ничего не оставалось делать как присесть за стол последовать примеру хозяина.

Диего был весьма охоч до вина и болтовни. Он рассказывал занятные истории из своей жизни, посвятил их в свежие новости и сплетни города и не забывал подливать вино в чарки своих "любезных" гостей. Илае стало казаться, что этот человек самый распрекрасный хозяин в мире, такой гостеприимный, такой щедрый, приятный малый, и байки у него такие забавные! Ну разве, что совсем чуток скуповат, но это понять можно, дому-то требуется ремонт, а ремонт дело не из дешевых. А соседи у него видимо и в правду дрянь если не разглядели такого милого человека живущего с ними рядом. Тут краем глаза Илая начал замечать странное поведение огня в камине, прежде горевший ровно, тот вдруг мигнул изогнув языки пламени, а еще, кажется, по полу потянуло сквозняком. Странно это, ведь дверь на улицу была закрыта. Сибрис, сидевшая по ту сторону стола, что-то неразборчиво произнесла и вдруг осела, уронив голову и руку с чаркой на стол. Чарка выскользнула из ее пальцев и покатилась по столу, оставляя мокрый след. Илая удивленно посмотрел сначала на Сибрис, потом на Диего, тот будто не замечая продолжал рассказывать что-то свое, а потом столешница стала стремительно приближаться к лицу Илаи и он понял, что не может ни говорить ни двигаться.

– Фуух! – донеслось из-за спины. – Я думала они никогда уже не вырубятся.

Голос произнесший эти слова был странно знаком Илае. Кто-то подошел к нему сзади и рывком поднял его голову, ухватив за волосы. В лицо юноши заглянула давешняя знакомая – жена зеленщика Марта. Теперь женщина была совершенно не похожа на милую краснощекую матрону, которую они повстречали на въезде в город. Марта, или как там ее звали по настоящему, смыла грим, делавший ее лицо румяным, достала из-за щек комки ваты, которые она туда подложила, чтобы лицо казалось пухлым, волосы ее теперь были другого цвета и собраны в тугой пучок на затылке.

– Чего сидишь, дурень? – злобно зашипела она на Диего. – Обыщи этого парня, а я займусь девчонкой.

Она отпустила волосы Илаи и его голова снова стукнулась о стол, но теперь ему была видна Сибрис и женщина, ловко шарящая у нее по одежде.

– А вот и золотишко! – гнусно ухмыльнувшись сказала воровка, срезая кошелек с пояса девушки. – Уж я тебя выпотрошу, госпожа хорошая! – она со злостью грубо пнула, не способную дать отпор Сибрис.

Как же Илае в этот момент захотелось вскочить со своего места и ответить этой твари. Ярость клокочущей волной подступила к горлу, перед глазами встала розовая пелена, мир дрогнул и тихонько зазвенел. На плечо юноши ласково опустилась чья-то крепкая рука. Илая вдруг почувствовал невероятную легкость и прилив сил, мгновение и он уже стоял на ногах. Одновременно с этим он своими глазами видел как все еще продолжает лежать на столе. Видел как его застывший взгляд направлен в сторону такой же застывшей Сибрис. Застывшая воровка, склонилась над рассыпавшимися из кошелька монетами, ее подельник начавший подниматься со своего места, тоже застыл в нелепой позе, в печи застыло пламя, капля вина застыла в полете сорвавшись со стола, в комнате казалось застыл даже воздух. Застыло все, даже время.

– Не плохой фокус, верно? – донеслось из-за спины.

Илая обернулся и увидел что в комнате находятся еще трое людей. Знакомых ему людей. Одним из присутствующих был комедиант игравший этим вечером шута на площади, он все еще был в сценическом образе, его лицо все так же скрывала широко улыбающаяся красноносая маска. Двумя другими были слепая старуха, торговавшая сладостями на площади, и ее внучка.

– Кто вы? – хрипло прошептал потрясенный происходящим Илая.

– Друзья. – коротко ответил комедиант. – Можеш звать меня Шут, старуху Сивиллой, а малышку мы называем Голос. Мы – Хранители, и пришли, что бы предупредить тебя Илая даханавар. Разговор будет долгим, прямо как эта ночь, посвященная мне! Так что располагайся поудобнее. – Шут щелкнул пальцами и деревянный табурет, находившийся прежде под задом Диего, переместился прямо к Илае. Илая присел, дав понять, что готов слушать.

3

Эти трое стоящие перед ним, в чьей власти само время, чего они от него хотят? Эта мысль билась в сознании Илаи, как угодившая в силки птица.

– Но, почему вы здесь? Что вам нужно? Что вообще здесь происходит?

– Оооо, как много вопросов! – протянул Шут. – Ну что же, все предельно просто, эта женщина, которую ты знаешь, как зеленщицу Марту, главарь шайки отпетых грабителей и убийц. А вы двое могли бы стать очередными ее жертвами. Ваши чарки были смазаны сильнодействующим ядом и если бы не наше своевременное вмешательство вы были бы уже мертвы.

– Но…? – Илая желал более подробных разъяснений.

– Но, это не входило в мои планы. – ответил Шут. – Помнишь те сладкие леденцы, которые ты получил в дар от этих прекрасных леди? Они содержали противоядие, благодаря им ты и твоя подруга до сих пор живы.

– Благодарю вас! – Илая был удивлен, смущен и признателен этой странной троице. – Выходит я и Сибрис обязаны вам жизнью. Но почему вы решили нам помочь?

– Скажем так, мертвецу нет дела до пророчества.

– Какого еще пророчества? – удивился Илая.

– Ах, ну да, откуда тебе знать?! – Шут с явно наигранной досадой стукнул себя по белому деревянному лбу маски.

– Пророчество, от первого последнему, я здесь чтобы передать его тебе, юноша. – вступила в разговор слепая старуха, которую комедиант назвал Сивиллой. – Я получила его от самого первого даханавара, когда была еще совсем юной девочкой, мне пришлось ждать этого момента почти две тысячи лет. Признаюсь, я очень устала.

– А я не мог позволить, что бы ожидание моей дорогой подруги оказалось напрасным из-за вмешательства жалкой воровки. – подтвердил мужчина в шутовской маске.

– Слушай внимательно Илая даханавар! – женщина приблизилась к нему почти в плотную, ее слепые глаза, казалось смотрели в самую душу Илаи. – Первый, чье имя Самаэль Ренегат, Кровавый Перерожденец, Хранитель Границ, тот кто познал тьму смерти и свет жизни, завещает тебе, последний из грядущих: В ЧАС ВЕЛИКОЙ ЖЕРТВЫ ПОЛОЖИ СЛОВА НА ЛЬЮЩИЙСЯ СВЕТ!

– Слова на свет…, но как такое возможно? И почему вы называете меня последним?

– Об этом я ничего не знаю. – ответила Сивилла.

– Похоже эту загадку тебе придется решать самому. – поддержал женщину Шут.

Мужчина в маске шута, неспешно прошелся по комнате, он обогнул стол, вокруг которого, словно мошки увязшие в меду, застыли люди. Легким касанием ладони он толкнул в спину Диего Беспалого – вероломного хозяина этого дома, мужчина покачнулся, теряя равновесие он упал на липкий дощатый пол, так и не изменив своей позы. Шут, переступив через упавшего, приблизился к ложной зеленщице Марте. К этой женщине он проявил намного больше интереса. Он заглянул оцепеневшей разбойнице в лицо, на нем застыло выражение жестокого превосходства, в глазах все еще светился огонек алчности, вспыхнувший при виде монет, рассыпавшихся по столу. Шут протянул руку к ее лицу и убрал прилипшую ко вспотевшему лбу прядь волос, выбившуюся из гладкой прически. Сокрушенно покачав головой, будто укоряя женщину, он ласково и вкрадчиво зашептал ей на ухо:

– Ай-ай-ай, Агнесса, неуемная жадность совсем повредила твои мозги! Разве ты не знаешь, что не хорошо прикрывать злые намерения под маской добропорядочной матроны, да еще в такой день! Сегодня личины надевают, чтобы обличить самое дурное в своем характере, обличить и избавиться, сжигая зло в полночном огне. Но я вижу в твоих глазах совсем другое пламя – пламя тьмы! Так не пойдет, дорогая, совсем не пойдет. – он обернулся к девочке по имени Голос, которая все еще держала в одной руке зайца, а в другой морщинистую ладонь своей бабки Сивиллы.

– Дитя, – нежно позвал Шут, – подойди ко мне.

Внучка посмотрела на бабушку, и та кивнула ей, что бы та выполнила просьбу Шута. Девочка послушно подошла. Шут вынул из руки Марты-Агнессы нож, которым та бойко орудовала прежде, срезая с пояса Сибрис кошелек, и протянул малышке.

– Вот возьми это, а я пока подержу твоего ушастого друга. Ты же разрешишь мне его подержать?

Девочка посмотрела огромными ясными глазами сначала на игрушку, потом на протянутый костяной рукоятью к ней широкий нож и кивнула. Шут бережно взял игрушку на руки, Илае показалось, что улыбка его маски стала еще шире. Он удовлетворенно кивнул, потом взял разбойницу за правую руку и потянул ее на себя, опуская ладонью на стол. На указательном пальце женщины блеснуло кольцо. Шут повернувшись к Илае произнес:

– Эти двое – он кивнул на лежащего у стола Диего, – не единственные, кто прячется в доме, на втором этаже притаилось еще пятеро головорезов, так что послушай моего совета и не рискуй! Сейчас я верну реку времени в её привычное русло и у тебя будет не более пары минут, так что не мешкай. Забирай свою девчонку и убирайтесь отсюда, как можно скорее. Уходите из города сегодня же ночью, не останавливайтесь пока не достигнете гор.

Шут вновь повернулся к девочку которую назвал Голос и сказал:

– Дорогая, научи, пожалуйста, нашего друга Слову.

Девочка радостно улыбнулась, будто только и ждала что ее об этом попросят.

– МАЙЯ! – звонко выкрикнуло дитя и вонзило нож прямо в кисть разбойницы. Лезвие глубоко вошло, рассекая плоть и дерево, намертво пригвождая ее к поверхности стола.

Трое ночных посетителей исчезли, будто морок.

Брызнула горячая алая кровь, размораживая застывшее время. Илая вновь стал един со своим телом, он встряхнул головой отгоняя остатки наваждения и тут же вскочил из-за стола. Сибрис только начала приходить в себя она приподняла голову над столом, взирая на окружающий мир осоловелыми затуманенными от яда глазами, и ее тут же вытошнило густой и зеленой от желчи рвотой.

Расторможенная Агнесса-Марта дернулась, и жутко закричала. Она увидела, что стало с ее рукой. На полу барахтался и кряхтел, пытаясь подняться на ноги, ее подельник. Над головой Илаи, послышался шум опрокидываемой мебели и спешный топот пяти пар ног. Со второго этажа на помощь своей атаманше спешили головорезы.

Илая стремительно перемахнул через стол, громко выкрикнув:

– Сибрис, уходим!

Он подхватил девушку, все еще плохо соображающую, что происходит, и бросился к двери, крепко прижимая подругу к себе. Они вывалились во двор. Илая лихорадочно шарил глазами вокруг, чувствуя спиной и затылком близость неприятеля. Их лошади и весь их скарб, были теперь не доступны, но к счастью под деревом росшем на углу дома, скрытый густой тенью, был привязан вороной жеребец, которого Илая не приметил там раньше. Юноша кинулся к нему. Ухватившись за луку седла, Илая взлетел коню на спину, помог Сибрис забраться позади себя и направил коня к воротам. Это было очень вовремя, потому как за его спиной раздался грохот срываемой с петель двери. Это спустившиеся и увидевшие, что стало с их атаманшей, бандиты ринулись вслед за ускользающей жертвой.

Возле самых ворот Илая поднял жеребца на дыбы, больно ударив его пятками по бокам. Илая заставил животное сильным ударом передних копыт сломать запор на воротах. Вылетев на безлюдную, тонущую в предрассветном мраке улицу, Илая погнал коня в бешеном галопе по затихшему городу. Сзади вслед ему неслись гневные окрики и грязная брань, неудавшейся погони. Мимо плеча даже пару раз просвистели пущенные вслед беглецам стрелы.

Мимо пролетали спящие дома горожан с подслеповатыми темнеющими окошками и низко нависшими замшелыми черепичными крышами. Тенты из ткани в полоску над широкими окнами закрытых лавок, вывески над укрепленными железными полосами дверями, мелькали по обе стороны улиц, по которым несся крупный черный жеребец. Тут молот и наковальня – обитель кузнеца, напротив в двадцати шагах ножницы и нитки – лавка портного, а там дальше ступка пестик и зеленый лист – там живет травник-аптекарь. Возле стен бочки: пустые и наполненные дождевой водой. Мостовую покрывает мелкий сор ярких конфетти и осколки разбитых бутылок из под вина – последствия бурного праздника захватившего город накануне. Вот одинокое колесо от телеги, а вот и она сама – старая и скособоченная, будто давным-давно стоит под этим дощатым навесом, дожидаясь хозяина. В подворотнях высятся горы хлама и какие-то ящики составленные один на другой, покрытые обрывками грязной дерюги. Звенящую тишину разрывает только стук копыт. Они так и не встретили ни одного человека на улице, ни одной бродячей собаки или хотя бы кошки, на худой конец, крысы! Город Тариза будто бы вымер.

Илая не знал куда несет его разгоряченный жеребец. Пролетая мимо колодца, стоящего на скрещении трех улиц он почувствовал, как руки Сибрис обнимающие его за талию начали соскальзывать. Ослабевшая от яда, девушка заваливалась кренясь на бок. Она могла упасть с коня и разбиться. Илая придержал подругу от рокового падения и остановил скакуна. Он спешился, привязав коня к колодезному журавлю и помог Сибрис спуститься. Её снова вырвало. Илая усадил подругу на холодный камень мостовой, спиной прислонив ее к стенке колодца. Вытащив ведро с водой, Илая стал поить ею Сибрис, обилие воды помогло прочистить желудок девушки. Сибрис вырвало еще несколько раз и ей заметно полегчало. Даже при скудном свете ночного светила стало видно, как с лица девушки уходит желто-зеленый нездоровый оттенок. Глаза ее прояснились и взгляд стал более осмысленным.

– Спасибо! – прохрипела Сибрис, желчь обожгла ей горло и теперь ей было тяжело говорить.

– Я уж боялся тебе конец, подруга. – с облегчением произнес Илая.

Он влажным платком отирал Сибрис испачканое лицо и одежду. Куртка на девушке и тонкая исподняя рубаха под ней были распороты грабительницей, которая искала припрятанные под одеждой у девушки ценности. Разрез оголил крепкую маленькую грудь Сибрис с тугой вишенкой розового соска и ее упругий живот, на котором вился тонкой белой нитью старый шрам. Илая стараясь привести подругу в порядок, сначала даже не обратил внимания как глубоко его рука с влажным платком проникла под испорченную одежду. Осознав, что его ладонь находится прямо под правой грудью девушки Илая смутился и отдернул руку. на него накатила волна жара, а лицо и шея покраснели, как маков цвет.

– П-п-прости. – пробормотав он заикаясь от смущения. – Это не то, что ты подумала, просто я хотел…

Сибрис положила свою прохладную подрагивающую ладонь ему на плечо.

– Не волнуйся, ты сделал все правильно. Я знаю, что ты просто хотел мне помочь и мне уже правда намного лучше. Спасибо, что спас мне жизнь. – прошептала она и притянула его к себе, ласково поцеловав в щеку. Потом стянула на груди порванную одежду, пытаясь придать себе хоть немного приличный вид и спросила, будто ничего не произошло:

– У тебя есть булавка или что-либо в этом роде?

Илая не мог говорить, после нежного прикосновения девичьих губ к его горящей от стыда щеке, сперло дыхание и пересохло во рту, поэтому он просто кивнул и, отстегнув бронзовую фибулу для плаща с плеча своей куртки. Молча он протянул ее Сибрис. Девушка туго сколола расходящиеся края одежды прямо под грудью, от чего стиснула ее еще больше, чем прежде, заставив появиться в разрезе два соблазнительных белых холма. Смотреть на подобное у Илаи не было сил, он уже и так чувствовал, что кожаные штаны на нем определенно слишком узкие. Злясь на себя, он поднялся и начал отвязывать коня – пора было выбираться из этого города. Сибрис тоже поднялась на ноги поправляя свою одежду.

– Прости меня, Илая, это я виновата. Я совсем не заметила подвоха, в этом предложении о ночлеге. Мне стоило догадаться, как только мы увидели этот дом…

– Не вини себя, Сибрис, возможно, по другому и быть не могло.

– Что ты хочешь этим сказать? – удивилась она.

Илая рассказал ей все, что произошло в том доме: и про яд, и про странную троицу, и про непонятное пророчество. Когда Сибрис садилась на коня, Илая попросил ее сесть спереди. Объяснил это тем, что так точно не позволит ей упасть. Настоящей причиной этой просьбы было то, что знание того, как ее почти обнаженная грудь будет прижиматься к его спине, не позволит Илае мыслить рассудительно. Илая был обескуражен, ведь еще несколько часов назад, наблюдая за почти голой актрисой на площадной сцене, он не испытывал таких бурных чувств. И этот поцелуй, юноше казалось. что он все еще чувствует его тепло на своей щеке…

– Ты вообще слушаешь, о чем я говорю? – возмутилась Сибрис, обернувшись через плечо.

– А?! Да, прости, просто немного задумался. – Илая отвлекся от поглотивших его мыслей.

– Я говорю, эта девочка – Голос, она произнесла Слово, использовала простое, даже новичкам доступное заклинание иллюзии. Я это проходила в академии, мы часто использовали его, что бы что-нибудь незаметно сделать. Но это заклинание не останавливает время, тем более, оно длиться всего краткий миг, а никак ни всю ночь. Это очень не обычное применение стандартного заклинания иллюзии. Возможно это зависит от суггестора, его силы силы воздействия на реципиентов, интересно… – Сибрис задумалась.

Сибрис потеряла свой дар, бросила обучение в академии, но она все еще была магом и думала как маг, сталкиваясь с чем-то не обычным, а произошедшее ночью было крайне необычно.

– А пророчество, что ты думаешь о нем? – спросил Илая. Он мало что понял из того, что девушка только что сказала, но у него и без выяснения значения странных слов, было много вопросов к Сибрис. Просто но он не знал с какого из них лучше начать.

– Если честно, я первый раз слышу о подобном пророчестве, тем более о пророчестве даханаваров, возможно более подробно о нем мы сможем узнать, когда прибудем в Обитель. Могу сказать лишь то, что эта малышка – Голос, назвала тебе одно из так называемых Слов. Это базовые заклинания, но одновременно это еще и очень важные понятия описывающие наш мир. Вижу, тебе тяжело меня понять. – Илая и хотел бы ответить отрицательно, неудобно было чувствовать себя в дураках, но с другой стороны, он ехал в горную обитель братства, чтобы учиться, так почему бы не начать сейчас.

– А ты попробуй мне объяснить, только без этих гесторов и циполентов. – попросил он подругу.

Сибрис тихонько засмеялась.

– Ну хорошо. Вот только не гестор, суггестор – тот кто хочет оказать влияние на другого своей волей, подчинить его, а реципиент – тот, кто это влияние воспринимает и подчиняется.

– А, ну так то понятней! Это значит маг заклинание произнесет, а человек ему сразу во всем послушен станет. Верно?

– Ну, почти. А вот то Слово, тебе лучше запомнить, возможно именно его подразумевает пророчество. Оно означает – «иллюзия», «видимость». В академии нам говорили, что в мире рассеяна особая сила или можешь назвать ее энергией, которая может как творить так и разрушать. Особенно хорошо она подчиняется магиням, мы завем ее шакти. Говорят она одновременно скрывает истинную природу мира и обеспечивает многообразие его проявлений.

– Это похоже на то, что святоши рассказывают о Милосердной Деве, в своих храмах в начале каждой недели? – с интересом спросил Илая.

– Да, но только отчасти. Я бы сказала, что в храмах эти знания преподают слишком уж упрощенно. – Сибрис пожала плечами. – В обще-то в академии тоже не каждому доступны книги рассказывающие о подобных вещах.

– Тогда как ты об этом узнала? – поинтересовался Илая.

– Я была очень непослушной студенткой, любила совать нос куда не следует, особенно если это касалось запрещенных книг. – загадочно улыбнулась Сибрис и вздохнула.

Илае показалось этот вздох прозвучал несколько печально, но он не стал прерывать девушку, боясь, что та больше ничего ему не расскажет. Слушать Илае было интересно.

– Ну так вот, – продолжала объяснять Сибрис, – Человек из-за своего неведения строит в уме ложное представление о существующем мире, такое представление о мире является майей. Она как будто бы пелена, которая отделяет нас от реальной сути вещей. Эта пелена, или завеса – это ложное восприятие мира, который делится в умах людей на плохое и хорошее, белое и черное, свет и тьму. А еще это ложное мнение о том, что природа вещей в этом мире постоянна. В своей сути все явления лишены постоянной природы, но желания человека приводят к возникновению бесконечного многообразия мира, которое состоит из различий, которых по сути то и нет.

– Тогда эта майя похожа на облака в летний день. – проговорил Илая задумчиво. – Вот так лежишь смотришь на них, а очертания облаков постоянно меняются, да и сами облака еще днем белые и пушистые уже к вечеру соберутся в серые тучи и пойдет дождь.

– Молодец, Илая ты совершенно прав! Если бы у тебя был волшебный дар, тебе бы стоило попробовать стать магом. – похвалила юношу Сибрис.

Илае стало очень приятно. Оказывается магия не такая уж и сложная наука, подумал он.

Пока у них шла беседа, конь принес их к городским воротам. Это были не те ворота, через которые они утром вошли в город – эти открывали путь ведущий в горы.

На нетерпеливый стук из караульного помещения высунулась заспанная физиономия стражника.

– Чаво надо? – недовольно поинтересовался он.

– Мы хотели бы покинуть город. – начал Илая.

– Жди до рассвета, вот как рассветет, тогда и выпушу!

Стражник уже собрался вновь скрыться, видимо ему еще хотелось выспаться после вчерашних гуляний. Илая не мог объяснит потом Сибрис, что его заставило сделать то, что он сделал, но он вновь окликнул стражника:

– Эй, любезный, так уже расцвело, не ужели вам оттуда совсем этого не видно, солнце встало из-за горизонта, похоже вы проспали рассвет!

И в тот момент, когда когда вышедший на стену стражник поднял глаза к небу, которое все еще было окрашено в лилово-серые тона предрассветных сумерек, Илая выкрикнул:

– МАЙЯ!

Мир на самую маленькую долю секунды замер и вновь ожил, оторопело глядя то на ранних путников у ворот, то на небо, стражник пролепетал:

– И правда, сударь, уж расцвело. – и причитая со словами "ой, я дурак, проспал, совсем проспал!" и "кабы комендант не прознал, он с меня шкуру спустит, как пить дать, спустит!", стражник запустил отпирающий городские ворота механизм.

Когда большие деревянные створки открылись достаточно, что бы мог проехать всадник, Илая пришпорил коня и тот вынес их с Сибрис за пределы, крепко спящего после праздничной недели города. На горизонте, будто приветствуя несущихся галопом по дороге всадников, блеснул первый лучик солнца, предрекая рассвет нового дня.