Текст книги "Даханавар (СИ)"

Автор книги: Оле Ляпин

сообщить о нарушении

Текущая страница: 10 (всего у книги 15 страниц)

Даханавар. Пляска масок

Даханавар. Часть третья. Пляска масок.

Прошлое не может стать настоящим; мы не можем знать того, чего не знаем. Но прошлое, настоящее и будущее скрыты под одним покровом…

Генри Д. Торо

1

– Думаю нам есть над чем поработать. – Сказала Сибрис. Она опустила свой меч и теперь наблюдала как красный, запыхавшийся и вспотевший Илая пытается отдышаться после ее маленькой проверки. Как и обещала, Сибрис взялась за обучение юноши бою на мечах. Теперь, каждое утро в их лагере начиналось для Илаи с разминки и отрабатывания приемов. которым учила его Сибрис. Перед тренировкой Илая отжимался, подтягивался если поблизости находилось дерево с подходящей на роль импровизированного турника веткой, ходил на руках п приседал, взяв свою стогую учительницу на руки, или же посадив ее себе на шею. Крепкие руки и ноги, ловкость и скорость реакции, правильное дыхание, каждый раз Сибрис заставляла Илаю работать почти на пределе его возможностей. А за частую, требовала от юноши пересечь эту черту. Иногда Илая готов был поклясться, что даханаваром является не он, а его неутомимая напарница. Сибрис смеялась, слыша подобные предположения юноши, и отвечала, что это все годы упорных тренировок и хорошая наследственность. После тренировок юного даханавара всегда ждал хороший завтрак и очередная порция рассказов о том как отец Сибрис учил свою дочь владеть мечом и о том, как позже сама Сибрис не раз побеждала на разнообразных турнирах.

Они уже отработали четыре основных защитных стойки: Плуг, Бык, Глупец и Крышу. И теперь Сибрис заставляла Илаю повторять выученные движения и приемы.

– Запоминай! Шагая влево, шагай с левой ноги, не важно, впереди она, или нет. Шагая вправо, шагай с правой ноги, независимо от того, впереди она или нет. Тебе может показаться, что это слишком просто, Илая. Но это простое правило справедливо ко всем стойкам, вне зависимости от того, какая нога впереди. – Сибрис продемонстрировала юноше, как это делает она. У девушки все выходило легко и изящно. Не движения – а балетные па!

– Отец говорил мне всегда помнить два важных правила: любой ценой избегай пересечения своей стойки – раз, и никогда не поворачивайся спиной к врагу – два. – она провела серию движений и оказалась за спиной Илаи, легонько уколов его между лопаток. – Я же сказала, влево – с левой!

Немного потренировав Илаю нападая то слева, то справа, девушка убедилась, что урок им усвоен и продолжила объяснять:

– Если одна твоя нога стоит позади другой, и она должна проходить мимо передней в проходящем шаге, ты должен совершить рывок. Вот так! Повтори! – она показала движение, Илая успешно его повторил.

– Теперь смотри: если хочешь уколоть вперед с передней ноги, делай выпад. – Сибрис молниеносно вспорола пространство перед собой, на пол ладони не доходя до открытого ворота рубахи на груди Илаи.

Отработав с учеником технику рывка и укола, юная наставница задала ему несколько упражнений, определив юноше в противники старый мешок из дерюги, который они набили сухими листьями и травой. Его они купили на одной из мельниц, когда проезжали мимо. Мешок был подвешен на ветку дуба, стоявшего на краю поляны, где путники разбили временный лагерь. Может для смеха, а может для собственной мотивации, Илая углем намалевал на грубой ткани жуткую зубастую рожу, назвав противника "Вырл". Когда Сибрис удивленно изогнула бровь, он пояснил, что так звали чудовище из его детских кошмаров и теперь немилосердно колол ощерившуюся образину то в глаз, то в пятак носа, то в зубастую пасть. Сотня уколов снизу с правой и левой руки, сотня уколов сверху, сотня уколов двумя руками из правого Плуга, затем сотня – из левого. Сотня переходов из левого в правый Бык и назад. В конце такой интенсивной учебы Илая был весь мокрый, ноги его еле держали, а запястья казалось может отвалиться от руки, но он этого уже даже не почувствует.

Сибрис, наблюдая за стараниями своего ученика, сидя у огня попивала травяной отвар, приготовленный ею в маленьком котелке. Иногда она отрывалась от этого приятного занятия, что бы сурово прикрикнуть на Илаю:

– Держи острие вперед во время всего перехода! Не мельтеши!

Впрочем, все ее замечания были справедливы и по делу.

Но сегодня Сибрис придумала для своего ученика новую – особую тренировку. Она предложила, для начала, сделать Илае небольшую разминку для рук, для этого юноше пришлось взять в обе руки по мечу, Сибрис на время передала ему свой.

– Просто помаши ими из стороны в сторону – как ножницами. – сказала она. Через некоторое время, увидев что ее ученик отлично справляется с заданием, Сибрис начала подбрасывать в его сторону небольшие ветки, а Илая этими «ножницами» пытался их отбивать. Потом девушка сняла со своей шеи тонкий платок и сложив его в несколько раз, так что бы ничего нельзя было подсмотреть, повязала его на глаза Илаи.

Сибрис быстро и почти бесшумно передвигалась вокруг своего ученика подбрасывая в воздух новые и новые снаряды, которыми служили собранные тут же сухие ветки, маленькие и кислые дикие яблоки, куски сухой коры. Все эти предметы летевшие с разной скоростью и силой заставляли Илаю более тонко реагировать на приближающуюся неведомую угрозу. Каждый промах Илаи и каждое попадание в него подобного снаряда, учитывалось строгой наставницей и влияло на изначально установленное ею количество очков. Это было похоже на игру, где у Илаи было двадцать пять очков, а Сибрис стремилась хитрыми приемами и подачами лишить юношу концентрации и снизить это число к минимуму. Азарт игры отлично стимулировал Илаю на этой нелегкой тренировке.

– Восемнадцать! – изрекла свой вердикт Сибрис. – Очень посредственно для человека со способностями даханавара, клянусь, моя почившая бабка смогла бы лучше, восстань она из своей могилы. Тебе надо отключить мысли, они мешают тебе реагировать более точно. Даже если ты отвлекаешься на одну маленькую мысль, Илая, ты замедляешься на самый крошечный миг, но этого вполне достаточно, что бы проиграть.

– Но как мне не думать, если я постоянно ожидаю нападения с твоей стороны? – спросил юноша сдвигая повязку на лоб.

– Чувствовать, конечно же! Тебе надо не думать ни о моих действиях, ни о своих, тебе надо их почувствовать и тогда все получится. Доверься своим инстинктам, всегда говорил мне мой отец, очисти свой разум, и ты сразу почувствуешь насколько тебе станет легче. Так что возвращай повязку обратно на глаза и повторим!

В этот раз действительно получилось лучше – всего четыре промашки. Потом они занялись отработкой техники. Сначала Сибрис наступала на Илаю: она наносила направленный удар сверху вниз, а юноша старался блокировать его, затем нападал на Сибрис уже Илая, а она защищалась. Так, не прерываясь, увеличивая скорость и силу ударов, они могли тренироваться часами. Связки, которым обучался Илая были разные, казалось у его наставницы просто неистощимая фантазия, но она всегда учитывала возможности своего протеже и умело направляла развитие боя. Сибрис наносила удары с разных сторон, делала подсечки, пируэты, обманные выпады, а Илая изо всех сил старался их отражать. Когда, что-то не получалось они останавливали тренировку и Сибрис доходчиво объясняла, где ее ученик допустил ошибку. И так повторялось от круга в круг, изо дня в день. Вскоре Илая удостоился первой похвалы. Ему удалось провести отвлекающий манёвр и выбить меч из руки своей наставницы, оставив Сибрис безоружной и уязвимой.

С каждым днем они продвигались все дальше и дальше по карте оставленной для Илаи Шамилем. И с каждым днем Илая все более убеждался в том, что Ибрагим ибн-Тахт не мог подобрать ему спутника лучше, чем эта девушка. Девушка с мягким сердцем и стальной волей. Они почти могли считаться друзьями, но ни один, ни другой почти никогда не рассказывали друг-другу о своем прошлом. Будто, заключили негласный договор уважать молчание друг-друга. Илая удивлялся тому, что даже зная о жизни Сибрис так мало, чувствует сердцем, что знал ее вечно.

Лошадей путники уже сменили два раза и теперь ехали стараясь нигде не задерживаться подолгу. Дрога пела их мимо заливных лугов, старых разрушенных башен на зеленых холмах, мельниц и одиноких трактиров. Пару раз им встретились прекрасные в своей чистоте озера: одно маленькое и тихое в лесу, другое – огромное, широко раскинувшееся на равнине. На его берегах стояли маленькие живописные рыбачьи деревни и сёла. Около одной из деревень они остановились передохнуть на пару дней. Сибрис даже разрешила на время прекратить Илае боевые тренировки, заменив их отдыхом на золотистом бережке и купанием. Наслаждаясь этим внезапным отдыхом: солнцем, водой и наблюдением за парящими в синеве небес ласточками, свившими гнезда в песчаных берегах озера, Илая почти забыл о цели их путешествия, ощутив всю глубину беззаботного счастья. Дома на высоких зеленых берегах, белые от меловой штукатурки стены, соломенные крыши, высокие мальвы под окнами, из которых выглядывали прелестные головки поселянок в красных чепцах – все это было похоже на ожившую картину.

Где бы Илая и Сибрис не проезжали, их встречали и провожали босоногие ватаги детворы. От почти взрослых ребят лет одиннадцати-тринадцати, до трехлетних карапузов, все еще сосавших оттопыренные большие пальцы грязных кулачков и удивленно таращившихся на огромных гостей на лошадях и с железными палками за спиной. Ребятня, с пристальным интересом изучала путников, проезжавших мимо их сел, хуторов, деревень. Для них, никогда не покидавших свои родные места, это было целое событие. Илая вспомнил, как когда-то и он со своими друзьями бегал за околицу к тракту, посмотреть на путешественников и торговые повозки, а может и выпросить пару медяков в обмен на малую услугу. И почти везде, куда бы не заводила их дорога, можно было договориться с поселянами и купить провиант, снаряжение, лошадей по выгодной для обеих сторон цене. А потому, Илая и Сибрис никогда не заезжали в большие и малые города, мимо которых вел их путь. Никогда, кроме одного раза.

Это случилось, когда на горизонте уже показались сияющие пики Атласских гор. Дорога, прежде петлявшая между зелеными холмами, вела в Рохайскую долину. Спускаясь с горного массива по долине петляла синяя лента реки Рох. На берегу этой реки во всей своей красе возвышался розовый город Тариза. Город был известен тем, что все его здания были построены из вулканического туфа, что позволяло жителям города не бояться ни зимних холодов, ни летнего зноя. Кроме этого полезного свойства порода, из которой были сложены здания Таризы, имела очень нежный и приятный глазу розовый цвет. Но это не было единственное качество, чем был славен город – Тариза была городом ткачей. Самые дорогие и вычурные ковры, с рисунком из алой, как свежая кровь нити. Этот цвет, секрет которого гильдия красильщиков города хранила в строгом секрете, тоже был гордостью, отличительным знаком качества и подлинности таризского ковра. Тончайшие шерстяные одеяла и пледы из шерсти овец сарго, мягкие как пух и легкие как перо. Для любого путешественника желающего пересечь заснеженные вершины, эти тонкие одеяла были надежным подспорьем в борьбе с ледяными ветрами, свирепствовавшими горном царстве льда и снега. Не раз и не два отважные путешественника рассказывали, что это тонкое шерстяное чудо спасло им жизнь. Сибрис настояла на том, что им необходимо прикупить пару таких одеял, если они желают добраться до горной обители без помех.

Возле городских ворот радостно шумела пестрая, празднично одетая толпа. Многие из прибывших были в масках. Как оказалось, люди со всей долины стремились попасть сегодня в город, что бы повеселиться на грандиозном празднике – Дне Шута. Набравшаяся еще с утра вином, по самые густые усы, стража у городских ворот остужала пыл самых ретивых: "В очередь, так вас и этак! Ишь, вашу мать, ослицу! Куда прешь, бесовское отродье? Порядок! Соблюдайте, порядок!" – доносилось оттуда. В ответ этим окрикам был слышен смех, веселая брань и возбужденный ропот толпы.

Пристроившись рядом с телегой зеленщика Илая и Сибрис, влились в поток желающих попасть в город людей.

Миловидная женщина – жена зеленщика, держала на руках двухлетнего карапуза-сынишку, который постоянно крутил по сторонам своей чернявой головкой, возбужденно и радостно гукая. Он протянул в сторону Сибрис пухлую рученку и громко сказал «Ця-ця! Ма, ця-ця!» Женщина посмотрела на обоих всадников, мужчину и женщину, занявшие очередь рядом с повозкой ее мужа, те приветливо улыбались её сыну.

– Он говорит, что вы очень красивая. – пояснила она, для Сибрис, детский лепет. – Моему сыночку очень нравятся такие красивые леди? – она нежно поцеловала сына в лобик.

– И как же завут, этого юного ценителя красоты? – ласково поинтересовалась девушка. Она достала из седельной сумки огромное желтое яблоко и протянула малышу.

– Гастон! – гордо ответила зеленщица, принимая подарок для сына. Она тут же спросила:

– Вы не похожи на людей из долины, наверное приехали издалека?

– С побережья. – уклончиво ответил Илая.

– Приехали в Таризу что бы тайно пожениться в День Шута, не так ли? – женщина хитро подмигнула Илае.

– Пожениться?! Нет, ничего такого! Да мы вообще не пара, мы просто вместе путешествуем! – Илая залился краской до корней своих рыжих кудрей.

– Мы компаньоны. – спокойно ответила Сибрис. – То, что мы попали на ваш праздник, скорее случайность. Наш путь ведет в горы, а в городе нам нужно пополнить запасы.

– Ну, хорошо, хорошо! Многие молодые пары приезжают в наш город на Жирную Неделю ради заключения брака, ведь тогда не требуется согласия их семей, вот я и подумала, грешным делом… Только сегодня купить провиант или свежих коней вряд ли у вас получится. Пока народ гуляет все лавки, кроме тех, что на площади, закрыты. А там ничего кроме съестного да праздничной мишуры и нет. Может через день или два, когда все протрезвеют, а пока вам придется праздновать вместе со всеми.

– Но мы не планировали пробыть тут так долго! – возразила Сибрис.

– Жирная неделя, что поделать. Надеюсь у вас есть, где остановиться?

– Ну, думаю, в таком городе найдется один или два постоялых двора. Там и снимем комнату.

Зеленщица рассмеялась пнув локтем своего мужа, немногословного плешивого мужика и большими печальными глазами и вислыми темными усами, все это время молча правившего телегой.

– Ты слышал, Йонаш? Эти двое хотят снять комнату на постоялом дворе в конце Жирной недели! Ха-ха-ха! Да еще и в День Шута! – зеленщик хмыкнул, явно не разделяя веселье жены.

– Так чего же ты хочешь, Марта, этот господин же сказал тебе, они не тутошние! Вечно ты к людям пристаешь со своими расспросами! – беззлобно буркнул он в жене ответ.

Утирая слезы, выступившие у нее от смеха, женщина повернулась к Илае и Сибрис и сказала:

– Простите меня, господа! Просто вы меня знатно повеселили. В этот город на протяжении всей Жирной Недели отовсюду стекались люди. Теперь, думаю, он просто забит под завязку. Ни комнату, ни клочка соломы в углу конюшни вы просто не сможете сегодня получить. Разве что вы богаты, как короли! Сегодня многие бедолаги будут спать прямо под стенами города если в самой Таризе у них нет своего угла. В эту ночь никто не рискнет остаться ночевать на улицах города!

– А что в ней такого особенного? – не выдержала Сибрис.

– Как, разве на побережье об этом ничего не знают? – зеленщица сильно удивилась.

– Нет. – юноша и девушка ответили в один голос.

– Каждый год, в середине лета, в нашей долине принято отмечать семь праздничных дней – Жирную неделю. Эта традиция очень древняя – ей почти тысяча лет! Она возникла после того, как наш город устоял в последней войне магов. Единственный город из всех, что были в Рохайской долине! – стала пояснять им зеленщица.

– Сегодня – День Шута. Это последний и самый важный день в году! Люди верят, что придворный шут спас город от разрушения. Шут научил правителей Таризы, как заставить мага, осаждавшего наш город, отступить. После того, как по высочайшему приказу все люди в городе спрятались по домам и улицы города опустели, шут поднялся на городскую стену и заявил магу, что он голодный демон явившийся из самой преисподней и теперь город принадлежит ему, потому, как он съел всех жителей и съест любого, кто рискнет войти в городские ворота. Маг не поверил ни одному его слову, но тут шут снял свою маску, с которой никогда прежде не расставался, и показал магу лицо. Видите ли, господа, говорят, шут был так уродлив, что маг увидев лицо шута тут же снял осаду и убрался осаждать другие города в долине.

– Похоже это был не самый умный маг на свете. – саркастично заметил Илая.

– И уж точно, не самый смелый. – добавила Сибрис.

Кто знает, господа мои, кто знает? Почти все они, маги то есть, затеявшие эту войну, были безумны. – закивала головой зеленщица и продолжила.

– Видите, многие из людей пришли в масках? – женщина обвела рукой толпу. – А знаете почему? Сегодня мы все скрываем свои лица, что бы обмануть и напугать наших врагов, если они вдруг надумают вернуться. А еще, в полночь, на главной площади, зажгут большущий костер, где каждый сможет сжечь свою маску, тем самым избавившись от всех бед, хворей и неудач, скопившихся за прошедший год. Люди идут посмотреть на полсотни шутих и фейерверков, которые вместе с пламенем большого костра разгонят тьму предстоящей ночи. Ночи, когда древнее зло может выйти из своей норы! Но мы этого недопустим, мы будем петь и плясать, громкая музыка отпугнет зло. Мы наденем на лица наши маски, страшные маски, и силы тьмы нас не узнают. Мы зажжем костры и запустим в небо огонь, демоны и колдуны, желавшие причинить нам зло испугаются и убегут! Вот так-то! Вот почему все хотят попасть сегодня в город! – женщина сделала торжественное выражение лица, а потом снова заулыбалась. – Оглядитесь-ка вокруг господа, и вы все увидите сами.

И правда, со всех сторон были люди: женщины, мужчины, старики и старухи, подростки, дети. Многие из них были уже захмелевшие, по толпе передавались бутыли с вином. Какой-то, не в меру разбитной, одноглазый мужик, протиснулся в толпе и сделал Сибрис фривольный комплимент, протягивая ей почти пустую бутылку. Вино в ней плескалось на самом дне. Сибрис ответила ему улыбкой, которая могла бы заморозить пламя в преисподней. Мужик громко икнул, выпучив единственный карий глаз и с тихим "Простите, сиятельная госпожа!" ретировался обратно в толпу. Там он ущипнул за зад толстую белобрысую матрону, в маске гусыни, и получил в ответ удивленный, но вполне поощряющий к дальнейшим ухаживаниям громкий "Ой!"

Заплатив стражникам у ворот, юноша и его спутница, наконец-то попали в город. На улицах было многолюдно, веселые звуки музыки, в которых угадывались свирели, барабаны и волынки звучали отовсюду. Из каждого кабачка на улицу выходили раскрасневшиеся от вина, счастливые горожане и поселяне. Часто в обнимку, горланя неприличные куплеты и оглушительно смеясь. Тут же их место занимали другие компании гуляющих, стремительно ныряющие в полутьму злачных заведений в поисках бесплатной выпивки и женского внимания. Если где и начинались потасовки между гуляками их тут же разнимали прохожие, остужая их пыл холодным элем, льющимся отовсюду, как из рога изобилия. Повсюду мелькали накрахмаленные белые чепцы и рубашки, украшенные пеной тончайшего кружева, синие-зеленые клетчатые юбки и конечно же гордость городских модниц – ярко-красные шерстяные платки с длинными кистями по краям. Это женщины, от девчонки и до старухи, принарядились для праздника. И конечно же маски, маски, маски!

Маски длинноносых ведьм и шутов вырезанные из дерева с прицепленной гривой из сухой травы и лент. Маски из ткани раскрашенной в синий, белый, красный и желтый цвета, с пришитыми к основе блестящими медными монетками, разноцветными перьями, стеклянными, металлическими и деревянными бусинами или даже круглыми маленькими зеркалами. Странные маски-конусы, сплетенные из тончайших прутиков или соломы, на подобии глубоких шлемов со смотровыми щелями для глаз, окрашенные мелом и охрой. Илаю поражало цветовое безумие творившееся на улицах города. Сибрис, которая повидала намного больше разных гуляний в разных городах, и та была впечатлена размахом праздника. А толпа все двигалась под зажигательную музыку, переливаясь и сияя красками, как гигантская радужная змея. Люди стремились к центру города, где уже начали зажигаться первые огни и где лицедеи во всю развлекали народ, в тысячный раз показывая свои номера.

Уже за воротами зеленщица передала ребенка в руки мужу, а сама спрыгнув с телеги подбежала к лошади Илаи. Взволнованно посмотрев в глаза юноши, она оглянулась по сторонам и очень тихо сказала:

– Вижу вы хорошие люди, мой Гастон в таких делах не ошибается, и я надеюсь вам все-таки повезет снять себе комнату. Но если нет, мой вам совет, не оставайтесь ночевать на улице. Жирная неделя праздник не только для честных и добропорядочных людей она и для разного ворья и чего похуже жирная. Если у вас есть золото в кошельке отправляйтесь на улицу красильщиков, спросите, где живет Диего Беспалый. Это мой троюродный брат, думаю за пару золотых монет он сдаст вам угол. Но не платите ему более трех, скажите, что вас прислала кузина Марта.

И, не дожидаясь благодарностей, женщина поспешила обратно.

2

После того, как они покинули третий по счету гостиный двор, тут тоже не было мест, Илая не выдержал:

– Все, с меня хватит! Сибрис, нет смысла продолжать эти поиски, давай воспользуемся советом зеленщицы и поедем к этому Диего… Как его там?

– Беспалый. – напомнила девушка, в ее голосе уже сквозили нотки усталости.

– Вот-вот, сколько можно кружить по городу? А так мы хотя бы сможем оставить лошадей и немного повеселиться на празднике.

– Ну если ты так хочешь…

– А разве ты нет? Мы уже почти месяц в пути, и это ничуть не напоминает увеселительную прогулку. А что будет потом? Возможно ничего не выйдет, я стану чудовищем и даханавары меня уничтожат, а это не очень-то веселые перспективы! – потом Илая повернулся к девушке и примирительно сказал – Послушай, Сибрис, если уж мы тут застряли, неужели тебе самой не хочется немного развлечься?

– Ладно, ты прав. К тому же я действительно не видела ни одной открытой лавки. В этом городе только едят, пьют и веселяться. Ну никакого порядка! – сдалась под натиском неопровержимых аргументов девушка. – Поехали, улица красильщиков всего в двух кварталах от площади.

– Откуда ты это знаешь? – удивился Илая.

– Ну, я порасспросила об этом людей на улице, пока ты пытался выбить нам угол в том дорогущем клоповнике.

– Обычная гостиница это была, а вовсе не клоповник… – и тут до Илаи дошло. – Ах, Сибрис, да ты я смотрю хитрюга! А сама-то: "Давай еще поищем, давай поглядим!" – Илая со смехом толкнул девушку в плечо.

– Ну, я просто подстраховалась, на всякий случай. И нечего на меня так смотреть! – Сибрис сделала невозмутимое лицо и повернула свою лошадь на улицу ведущую к площади.

Огромный костер высотой в два человеческих роста, сложенный из бревен и хвороста возвышался прямо по центру городской площади. Справа от церемониального костра был сооружен помост, где сейчас разыгрывали свое представление лицедеи. Это была классическая история про похотливую королеву, ее глупого венценосного мужа-рогоносца и любовника-проныру. Любовник был в маске шута. Толпа, собравшаяся посмотреть представление, то и дело взрывалась смехом и возгласами подбадривающими актеров. Хитрый шут колотил короля огромной бутафорской дубиной, мастерски сделанной из бумаги и отдаленно, но весьма не двусмысленно, напоминающей мужской детородный орган. Когда король поворачивался, что бы наказать своего обидчика, шут прятался: то за стоящий в углу сцены трон, то заходя за спину самого короля, пока тот ошалело тряс патлатой головой, то скрывался за портьерой королевского ложа, стоявшего в противоположном от трона углу сцены. На ложе, среди пухлых подушек и смятых простыней, победно восседала королева-изменщица. Она громко вскрикивала, притворно удивляясь и пугаясь происходящему, когда недотепа муж поворачивался к ней лицом, но стоило ему отвернуться, королева обольстительными улыбками и жестами подначивала своего любовника-шута. Актриса была молода и хороша собой, к тому же, она была обнажена до пояса. На ней, кроме бутафорской короны, с прикрепленной к ней белой полумаской, была только тонкая золотистая юбка с длинными разрезами почти до самого серебряного пояса на талии. Юбка распахивалась при каждом движении и было понятно, что под ней ничего больше нет. Каждый раз, когда королева притворно закатывала глаза поднося белую ручку ко лбу, или же вставала на колени то заламывая, то простирая руки к зрителям, будто прося их о помощи, ее пышные белые груди с подведенными кармином сосками, призывно покачивались, а мелькавшие из разрезов белые бедра и аппетитная круглая попка, вызывали бурю восторга и улюлюканья у зрителей. Особенно у мужчин и юношей.

По бокам помоста, обратившись суровыми лицами к толпе, стояли четверо крепких парней, они охраняли актеров от излишне возбужденной зрелищем публики. Дубинки, прикрепленные к их поясам, были совсем не бутафорские.

На сцене разворачивалось финальное действие пьесы: король почти поймал шута в вечной гонке по кругу. Он уже был готов надавать обидчику тумаков, но проворный шут, сделал сопернику подножку и король, взмахнув руками, растянулся на сцене. Корона слетела с его головы, а шут размахнулся дубиной и огрел поверженного короля по лысой макушке. Враг был повержен, королева ликовала и посылала шуту страстные поцелуи. Шут поднял корону, скинув колпак он водрузил ее себе на голову, затем он изобразил неприличный жест в сторону королевы, приставив дубину к своему паху. Толпа засвистела и одобрительно заулюлюкала, и тогда шут-король скрылся со своей возлюбленной за опустившимся пологом их ложа. Бурные аплодисменты, звонкие монеты и радостные выкрики стали достойной наградой для актеров, вышедших к зрителям на поклон.

Пока Илая и Сибрис смотрели фривольное представление, празднование на площади шло полным ходом. После выступления комедиантов на сцене появились музыканты и заиграли кадриль, приглашая собравшуюся толпу к танцам. Илая огляделся вокруг, красно-белые полосатые палатки стояли по периметру площади. Во многих из них торговали сладостями: пирожными, пирожками, орешками и яблоками в корочке из золотой карамели, которые так любят дети. Прямо тут, на телегах, стояли огромные бочки с вином и пивом, это виноделы и пивовары со всей долины привезли на праздник свой товар. В других палатках продавались сувениры, дамские безделушки, ленты и цветы – живые или сделанные из бумаги или ткани. И конечно же, здесь можно было приобрести маски! Были и палатки с разнообразной уличной едой: острыми колбасками, которые хорошо шли под пиво, жареными, в кипящем масле, пирожками с мясной и рыбной начинкой, бобовыми лепешками с пряной зеленью, горячей похлебкой из рыбы и речных мидий. Везде, возле каждой из палаток, толпились люди.

– Подожди меня здесь! – Илая соскочил с лошади и передал поводья Сибрис.

– Но, куда ты? Нам нужно поторопиться, мы и так потратили уйму времени, смотря это дурацкий спектакль!

– Расслабься, Сибрис, я скоро! – и, подмигнув опешившей подруге, Илая скрылся в толпе.

Проезжая мимо палатки со сладостями, Илая увидел, что на прилавке среди засахаренных орехов, глазированных пряников и прочей сладкой снеди, есть несколько ярких леденцов в форме сердец и зверушек. Они были такие блестящие будто вырезаны из цельного куска янтаря, а потом отшлифованы до блеска. Такие леденцы в детстве покупала ему мать, когда брала с собой на ярмарку Хастфилд. С тех пор он больше их нигде не встречал. Увидев сейчас этот золотистый осколок своего счастливого детства, Илая просто не смог удержаться и не купить его. От чего-то ему показалось, что Сибрис никогда ничего подобного не пробовала.

Он подошел к прилавку. Тут сладостями торговала благообразная старушка с серебристыми букольками седых волос вокруг круглого сморщенного личика. Возле старушки вилась маленькая девочка с огромным, почти в половину ее роста тряпичным зайцем. Илая улыбнулся пожилой торговке, подмигнул малышке и спросил:

– Сколько стоят эти леденцы, уважаемая?

– Смотря кто спрашивает? – уклончиво, но совершенно беззлобно ответила ему старушка.

Илая оторопело уставился на нее, такой вопрос поставил его в тупик. Внимательнее присмотревшись к женщине Илая понял, по застывшему взгляду той, что она слепая. Теперь стало понятно зачем кроме самой торговки в шатре присутствует девочка.

– Я гость в вашем чудесном городе. Мы с подругой тут проездом, и я хотел бы купить у вас пару этих отличных леденцов. – вежливо пояснил Илая. – Последний раз я пробовал такие леденцы в детстве, когда была жива моя мама.

– Ну, ваша мама, похоже отлично разбиралась в сладостях! – ответила ему слепая.

Женщина обратилась к девочке:

– Ну что, крошка, достаточно ли этот молодой господин хорош для наших сластей? – девочка посмотрела на Илаю и нежно пропела.

– Он без маски, но с секретом. Угостим его конфетой!

– Моя внучка, мечтает стать бардом, когда вырастет, а пока вот помогает мне делать и продавать сладости. Тем и живем, да малышка? – слепая ласково погладила девчушку по голове.

– Хорошо живем, пироги жуем! – согласилась юная поэтесса.

Илая одобрительно закивал:

– У вас очень талантливая внучка, уважаемая, уверен мы еще услышим о ней, когда она вырастет и станет великим бардом! Я бы хотел взять вот этого петушка и вот этого зайца!

– Нет, я не могу продать вам их, уж простите. – покачала головой торговка и добавила. – Ничего из того, что вы видите на этом прилавке.

– Но…? – удивленно протянул Илая, к такому повороту событий он явно не был готов.

Что за глупые шутки задумала с ним шутить эта странная парочка?! Не успел юноша, что-либо сказать в ответ, как шустрая малышка, нырнула под прилавок и достала от-туда два леденца на длинных деревянных палочках: один ярко-красный, в форме сердца, другой похожий на свернувшуюся в клубок зеленую змею.

– Колесо для тебя, сердце для подруги, помни надо в ночь Шута вам беречь друг-друга. – она протянула леденцы удивленному Илае.

– Бери-бери! – подтвердила старуха, – Эти леденцы именно то, что тебе нужно. Это самые вкусные леденцы на свете!

– Спасибо. – несколько рассеяно пробормотал Илая и спрятал сладости в сумку на поясе.

Он замешкался выискивая серебряную монетку в пригоршни меди, которую извлек из кармана. Уже темнело и люди вокруг начали зажигать факелы, укрепленные на стенах домов, разгоняя наползающий на город сумрак. Найдя нужную монетку, Илая поднял голову и уже хотел было протянуть ее девчонке, но был крайне удивлен, когда вместо слепой старухи и ее внучки, увидел на их месте дородного мужика в коричневой, пятнистой от масла рубахе, а вместо прилавка со сладостями, огромный чан с кипящим маслом откуда этот мужик шумовкой доставал румяные пирожки.