Текст книги "Староста моей мечты или Я не буду тебя целовать! (СИ)"
Автор книги: Оксана Волконская
Соавторы: Юлия Созонова
сообщить о нарушении
Текущая страница: 2 (всего у книги 14 страниц)
Глава 3
Арина Белоярцева
– Белоярцева! Тебе конец!
Этот вопль раненного бизона оторвал меня от чтения и заставил всерьез задуматься о нескольких вещах сразу. Первая – кому я опять в чем-то не угодила? Вторая – а кто это, собственно, так орет? И третья…
Чего Хованский от меня хотел-то?
На последнем вопросе я помотала головой, прогоняя чертового старосту из собственных мыслей. И даже соизволила вытащить один наушник, с любопытством уставившись на нависшую над моей партой Колобову – комсомолку, активистку и просто очень прилежную девочку. Которой, вообще-то, не положено знать те неприличные выражение, что сейчас прямо-таки светились на ее лице.
И блин. Чего я опять натворила, а самое главное – когда?!
– Белоярцева… – шипела разъяренной гадюкой Верка, сжимая в руке какую-то цветастую бумажку. – Как. Это. Понимать?!
– Эм… – я честно задумалась над этим вопросом. И не менее честно ответила, недоуменно пожав плечами. – Что их чего понимать-то? Колобова, тебя наш декан покусал или опоздуны статистику группы портят? Или что?
Самое смешное, что мне действительно было интересно, что за фигня творится. Потому что особых косяков за собой я не помнила, профессорско-преподавательский гнев на себя не вызывала и даже с нашим куратором не спорила.
Хотя эта суетливая мадам в крупных, круглых очках умудрилась припрячь меня к оформлению стенгазеты. И я даже сама не поняла, как на это согласилась!
Мелькнувшая в сознание мысль едва-едва успела оформиться в целую догадку, когда Колобовой надоело ждать моего просветление. И она медленно, чуть ли не по слогам, с непередаваемой интонацией протянула:
– Ты, Белоярцева, это стихийное бедствие по какому-то непонятному недоразумению занесенное в мою группу, – фыркнув, эта королева ткнула мне несчастным листком в нос. – На, смотри! Твоих рук дело?!
А я что? Я посмотрела. И с некоторым недоумением поняла, что да. Моих шаловливых рук дело. Привычка делать забавные зарисовки во время усиленной умственной деятельности тянулась за мной еще со школы…
И пропадать не собиралась, явно. Особенно хорошо у меня это получалось, когда я волновалась или чем-то была впечатлена… Ну вы поняли, да? Последнюю неделю у меня был один повод. И для нервов, и для впечатлений, и для несчастной первой влюбленности.
Хомяк, чтоб его!
– Верка, это не я, – тут же открестилась я от своей причастности, мучительно вспоминая, где и как могла это нарисовать. Вспомнила.
И почувствовала, как щеки залил румянец смущения пополам с диким желанием придушить того гада, что спер мои листочки. А еще мыслью…
Это че, Хованский видел? Это он из-за этой пакости меня искал? Ешкин кот! Нет, я понимаю, что везучесть у меня, конечно, ниже плинтуса. И даже признаю это! Но до такой степени я не позорилась класса так с шестого… Когда призналась мальчику на спор в любви, а он рассказал об этом всему классу.
Елки-палки, это что ж обо мне Хомяк подумал? Что он вообразил? И как теперь жить? Харакири делать, в другой универ переводится или срочно заводить парня?
Млять… Убью Костяна за знакомство с Хованским, честное слово!
– Верк, а Верк, – Колобова просверлила меня убийственным взглядом, но кивнула. Типа “Говори, смертница, я тебя слушаю”. – А кто у нас на должности художника в редколлегии, не подскажешь?
– А тебе зачем?
– Да вот, возникло желание познакомить его с такими понятиями, как “конструктивная критика” и “авторское право”.
А еще “твердая поверхность стола” и “бросающиеся на человека углы”, но об этом я культурно умолчала. Потому как что может, собственно, слабая девчонка? Ну или почти слабая…
– Ты же понимаешь, что опровержение всего этого не поможет? – неожиданно вполне миролюбивым тоном поинтересовалась Верка. Я кивнула, грустно повесив нос. Потому как слава влюбленной в Хомяка идиотки прицепилась ко мне теперь надолго. И как мне теперь с этим жить?
Ну подумаешь, увлеклась разочек… Замечталась, сбежав первый раз после поцелуя в столовой. Подумаешь, изобразила небольшой шарж произошедшего на бумаге. Как я пытаюсь дотянуться с поцелуем до этой шпалы. Подумаешь, сердечек вокруг добавила… Кто просил это публиковать, а? Я, между прочим, тогда еще не знала, какой Хомяк противный!
– Арин, а что на самом деле произошло? – поинтересовалась Верка. – Как-то этот рисунок не очень сходится с тем, что ты от него прячешься, а он тебя ищет.
Елизаров с нами произошел! Вот только если я озвучу это вслух, запутаю общественность еще больше. Вообще тройничок припишут… Или групповуху, если Градову вспомнить…
– Недоразумение произошло, – буркнула я. И твердо повторила с напускной бодростью. – Недоразумение, только и всего. А раздули… Сенсационность, блииин…
На самом деле, если посмотреть на ситуацию со стороны, это могло бы даже показаться забавным. При первой встречи с Ильей я сослалась на несуществующее объявление в не менее мифическом “Студенческом сплетнике”. А в итоге мой шарж стал информповодом для появившихся слухов.
– Так кто у нас там художник? – вернулась к вопросу я.
– Димка Григорьев с дизайнерского.
– С дизайнерского, значит, – зловеще повторила я. Нехорошо так повторила. – Какой курс?
– Т-третий, – что-то пробило на заикание обычно бойкую Верку. Я что, реально такая страшная?
Ну и пусть! Я ужас, летящий на крыльях ночи! И я тебя, Димка Григорьев, сейчас так закошмарю, что ты у меня навеки зарекешься использовать чужие материалы!
На то, чтобы найти место дислокации нужного факультета ушло не больше пяти минут. Особенно, когда у тебя в должниках есть целый ботаник, панически боявшийся опоздать, куда угодно и как угодно. И поэтому имеющий в своем распоряжении расписание всех факультетов, всех курсов нашего университета. Валерка даже спрашивать не стал, зачем мне такая “важная” информация и что я буду с ней делать.
Он просто отдал мне распечатку и терпеливо дождался, пока я грозно сопя и гневно пыхтя пролистаю ее до нужного момента. После чего наши с ним пути разошлись: я отправилась взывать к справедливости в сторону библиотеки, а он прятаться от моего энтузиазма на кафедре химико-биологического. И все было бы хорошо, если бы не одно “но”.
Репетируя про себя свою долгую, прочувствованную, полную идиом и, мать их, метафор речь, я чуть ли не с ноги открыла дверь в читальный зал и набрала в грудь воздуха, собираясь окликнуть представившего меня ирода. Чтобы тут же подавиться первым же словом, потому что…
– О, на ловца и зверь летит. Кажется, мы о чем-то не договорили, верно, Белоярцева?
Да едрит твою в тундру! Опять?!
– Хованский.
И нет, в моем голосе не было и намека на грозный рык. Вот ни капельки. Я была спокойна, как одинокий маяк посреди бушующего океана. Как самурай, вставший на защиту своего господина. Как…
– Арин, у тебя сейчас пар из ушей повалит, – честно заметил Хованский, с любопытством разглядывая мою воинственно настроенную персону. – Скажи мне, кто тебя так достал… – я со свистом втянула воздух в легкие, и парень тут же поправился, подняв руки вверх. – Ладно, кто тебя достал, кроме меня, и я честно поменяю ему руки-ноги местами, и скажу, что так оно и было.
– То есть монополию на расшатывание моей нервной системы ты себе захапать умудрился? – скривилась я. И в стотысячный раз прокляла Костяна и его гениальный мозг.
Хорошо прокляла, качественно. До седьмого колена включительно. Только подозреваю, что это чудо даже икать не начнет с перепугу. За тринадцать лет знакомства привык. А жаль…
– А как ты догадалась? – почти искренне удивился Илья и собирался было добавить что-то еще. Но тут за его плечом мелькнула подозрительно знакомая макушка, и я, недолго думая, совершила первое, что пришло в голову.
Я вытащила из рюкзака первую попавшуюся методичку и прицельно пульнула ее в сторону жертвы своего будущего произвола. И натурально изумилась, когда попала точно в цель.
– Опа! Попала! – присвистнула я и, пока потенциальный труп не успел сориентироваться, рванула мимо Хомяка к этому придурку.
– Чайка, без членовредительства!
– Да нафига мне его ч… – наткнувшись на круглые от ужаса глаза Григорьева, я проглотила окончание фразы и раздраженно фыркнула. – Тьфу ты, хозяйство! Меня больше интересуют его мозги! И куда он их так непредусмотрительно дел…
Вот последнее прозвучало уже как угроза. Неприкрытая. Полная жажды крови одного конкретного умница, позавришаяся на чужое творчество.
– Белоярцева, ты чего?! – возмущенно заорал этот пират недоделанный. И попытался ползком удрать от меня между столов в читательском зале. Наивный мальчик не знал, что на утверждение “Арина, ты попала в плохую компанию!” я честно отвечала, что я же ее и основала.
Именно поэтому следом за методичкой, в гада летит мой рюкзак, пригвоздив его к полу ровно настолько, чтобы я успела оказаться рядом и плюхнуться сверху.
– Ай! Совсем чокнулась, ненормальная?! – взвыл ушибленный на всю голову (и то, что пониже) Димка. И попытался меня спихнуть, но получил хороший тычок под ребра. – Да блин! Белоярцева, это уже тяжкие телесные повреждения!
– Григорьев, чтоб ты знал, до тяжких телесных мы еще даже не добрались, – еще разок стукнула его я. – Но доберемся! Непременно доберемся, как только ты мне торжественно объяснишь: какого овоща ты такую херь сотворил?
– Да какую херь-то? Тебе что, мой рисунок не понравился? Ну извини, как вышло, так вышло. Похоже, как мне кажется, – с возмущением начал этот дундук.
– Твой рисунок? – я от такого хамства просто замерла. – Какого хера он твой?! Он…
Черт, а я ведь не могу признать, что рисунок мой. Меня ж Хомяк закопает!
И точно, стоило вспомнить о “любимом” старосте, как тот сам оказался так близко, что я могла вдоволь насладиться шикарным видом на его широкоплечую фигуру. Нависшую надо мной с видом воспитателя в детском саду, которого подопечные достали.
Мягко выражаясь!
Глава 4
Илья Хованский
– И-и-и… Сегодняшний приз за излишнюю самоуверенность достается нашему неповторимому Хованскому Илье. Слу-у-ушай, где ты такую прелесть нашел только, а?
– И к этому чудовищу я обратился за поддержкой, угу, – мрачно хмыкнул Илюха, потягивая пиво из высокой бутылки. – Могу уступить эту “прелесть”. Не все ж мне страдать от ее приключений, фантазии и острого языка!
– Где подвох? – озадачился его друг детства, мастер изящной словесности и пикапа, Влад Хомяков. Откусив чуть ли не половину гамбургера, он тщательно прожевал добычу и выдал. – Не-е, Илюха. Колись. Тут точно должен быть какой-то подвох!
– Аж целых два, – хмыкнул Хованский, стащив у прожорливого товарища упаковку картошки фри. – Во-первых – она заноза в заднице. Во-вторых… – тут он на пару минут задумался. После чего поморщился, пренебрежительно фыркнув. – А во-вторых, с тебя хватит того, что во-первых.
– Чой-то?
– Той-то, – снова глотнув пива, Илья ткнул друга пальцем в лоб. – Она тебе не по зубам, Влад. Да и два хомяка на одну мелкую чайку – это как-то чересчур.
– Не понял, – после секундного зависания процессора в голове, честно признался Хомяков. – А причем тут хомяки и чайки?
– Притом, что это чудовище торжественно кличет меня хомяком за якобы сожранные мной нервы. Должен заметить, весьма несправедливо. Нервничает-то она самостоятельно, – скривил губы в усмешке Илья. – А чайка потому что…
– Ну-у-у? – нетерпеливо подался вперед Влад. Серьезно, даже недоеденный бургер в сторону отложил.
– Потому что крикливая, везде сующая свой клюв и наглая, – фыркнул Хованский. И добавил. – И ты мультик видел? “В поисках Немо”?
– Угу…
– Ну вот поэтому и Чайка.
– Ну и где логика? – заржал Владян и покачал головой, вернувшись к своей порции еды. – А нет ее. Серьезно, Илюх, я думал у тебя аргументы посерьезнее найдутся. С твоим-то основательным подходом ко всему. А тут… Признайся, чувак, тебе просто нравится ее дразнить и закажи нам еще порцию пиццы.
– Она. Мне. Не нравится, – четко отделяя каждое слово заявил Илья. Чтобы Чайка и нравилась? Ему? Да нет, глупости. Просто ее нужно воспитывать, вот и все.
– Псих, – фыркнул Хомяков. – И оговорчка по Фрейду. Я не говорил, что она тебе нравится. Я сказал, что тебе нравится ее дразнить. Это две большие разницы, друг. Я вот сеструхину собаку тоже часто дразню, но это не значит, что я в нее влюблен.
– Хреновый из тебя психолог, Владян, – откровенно поморщившись от этого сравнения, Хованский залпом допил пиво. – Где собака, а где мелкая, надоедливая первокурсница? Которая к тому же, все время куда-то да вляпается?
– Ну… Собака тоже мелкая, надоедливая и вечно вляпывающаяся, – не смутился приятель. – В универ, правда, пристроить ее не пробовал. Но можно попытаться. Вдруг она собака-вундеркинд? Только чур, если что, воспитывать сам будешь. У тебя уже опыт есть.
– Да иди ты, – от души пожелал ему Илья.
– Я-то пойду. Тем более, что пицца все еще входит в список моих сокровенных фантазий в ближайшие полчаса, – Хомяков поднялся с дивана. И насмешливо посмотрел на друга, постучав пальцем по смартфону Хованского. – А ты пока придумай, что мне соврать.
– На тему?
– На тему “Проверяю смартфон каждые пять минут, потому что…” А вот дальше должна быть очень объективная причина, почему ты это делаешь. И делаешь ты это с тех пор как я спросил тебя про твою Чайку.
Хованский аж рот открыл от удивления. Набрал в грудь воздуха, намереваясь высказать приятелю все, что он про него думает, и…
– Э нет! – Хомяков оборвал его попытку возразить на полуслове. И заявил, совершая стратегическое отступление в сторону кассы. – Сначала пицца, потом твои оправдания. И постарайся придумать что-то поинтереснее. В теорию “правильный староста помогает оступившейся первокурснице” я не поверю, сразу говорю.
– Не неси херню, – резко отозвался Илья. – Даже если что-то с ней произойдет, уверяю тебя, она не позвонит мне с воплями “Илюшенька, милый, спаси”. Да я даже не представляю, чем ее можно напоить или стукнуть, чтобы она в таком тоне заговорила. Хотя, судя по тому, что я сегодня видел, ее фиг стукнешь. Амазонка бешеная!
– Она-то, может, и не позвонит, – хмыкнул Хомяков. – А вот твои шпиены…
– Нет у меня никаких шпионов!
– Ну-ну.
Вот это вот “ну-ну” прозвучало так многозначительно, что на минуту Хованский представил себя местным мафиози, державшим в кулаке весь университет разом. И заодно не слабым конкурентом местного царька-Елизарова. О, точно, мелкая ж во вражеской группировке, надо не забывать об этом. И навтыкать Костяну, чтоб лучше следил за своей подружкой.
Как всегда, стоило вспомнить Елизарова, как мысли свернули в совсем уж другое русло. И Хованский помрачнел, вспомнив как незаметно и, самое главное, добровольно оказался в пресловутой френдзоне, стоило этому самому Царю появится на горизонте. Не то чтобы он прям так уж расстроился, но блин…
Ладно, расстроился. Но хотя бы в одном он точно его победил. Ведь, если верить мелкому недоразумению, целуется он лучше Елизарова. Правда, на практике он это проверять точно не планирует, боже упаси!
Вот только Яру у него увели однозначно. Причем, даже непонятно, каким макаром.
Вернувшийся друг ставит перед ним новую порцию пива и тарелку с пиццей. После чего хитро щурится, намекая на то, что его вопрос все еще в силе.
– Ну-у-у?
– Иди нафиг, Влад, – искренне и от души пожелал ему Хованский, откусывая от своей порции. – Мне, может, вопросы для зачета скинуть должны. Или родители позвонить. Или дядюшка возжелает спросить, кто брал его машину и помял ее.
– Ты ж хороший водитель, не заливай, – отмахнулся от него Хомяков, с интересом покосившись на подавший сигнал о входящем сообщении телефон друга.
– И что? Отвянь. Я целуюсь лучше, чем вру, – невозмутимо послал Илья, утаскивая с тарелки кусок. Но, поднеся его ко рту, замер, сообразив, что и кому он сейчас ляпнул.
А Владян заржал и как-то так проникновенно спросил:
– А можно я проверять не буду, а? Мне больше девочки нравятся. Я лучше с Аринкой твоей проверю.
– Господи, да проверяй, с кем хочешь, – возведя глаза к потолку, Хованский демонстративно проигнорировал снова булькнувший телефон. Прожевал пиццу, запил пивом, как ни в чем не бывало.
И лишь потом подозрительно переспросил:
– Хомяков, это ты сейчас что задумал?
– Вернуть себе почетное звание хомяка. А то пришел тут плагиатор, стырил. А еще другом называется! – в него ткнули корочкой от пиццы. И посмотрели с таким осуждением, что Илья проникся.
Минуты на две. Чтобы непонятно почему разозлиться и предупреждающе заявить:
– Только попробуй, Владян.
Судя по довольной роже друга, тот для себя уже все решил. И Хованский про себя искренне пожелал ему испытать на себе все прелести характера мелкой и тяжесть ее рюкзака. А еще почему-то не менее искренне расстроился, что пары у него завтра в другом корпусе и отловить Чайку до того, как Хомяков ее найдет будет проблематично.
Может, Елизарова попросить за ней приглядеть? Ну так, на всякий случай?
Глава 5
Арина Белоярцева
– Ит-а-а-ак… – затянул привычную песню куратор, взглядом обещая мне все кары небесные и не только. – Белоярцева. Опять. Или снова? Арина, с нашего последнего серьезного разговора прошло… Сколько? Дня два?
– Три, – буркнула я, поправляя лямку рюкзака. И зло зыркнула на топтавшегося рядом Григорьева. Я, конечно, знала, что мужики хуже баб, когда дело до жалоб и сплетен доходит.
Но чтоб так? Чтоб сдать меня куратору?! Сам уже с маленькой беззащитной девчонкой справиться не может? Да он больше меня раза в два, и это минимум! И глупее на пару ступеней эволюции, но я сейчас вообще не о том!
Нет, я понимаю, конечно, что тот же Хованский не дал бы надо мной учинить жестокую расправу, но все-таки…
– Три. Три спокойных дня, Белоярцева, – куратор скорбно вздохнул. И печально поинтересовался. – Что я тебе плохого-то сделал, а?
Если так у меня пытались найти зачатки совести, то миссия была обречена на провал. Совесть дрыхла и на призывы восстать не откликалась. Но мне все же хватило ума смущенно потупится, разглядывая носки собственных кед. И тайно мечтая о паре минут наедине с пыхтевшим Григорьевым.
Ух я б его!
– Николай Юрьевич, я все могу объяснить, – еще и носом показательно шмыгнула, выражая крайнюю степень сознательности и раскаяния.
– Чем тебе бедный Григорьев не угодил? К Хованскому приревновал тебя, что ли? – куратор, судя по всему, надо мной уже в открытую потешался. А Григорьев взвыл так, словно ему там что-то прищемили, не будем уточнять что:
– Я? Ее?! Да я лучше застрелюсь! Утоплюсь!
– Паспорт у ЗАГСа сожрет, – продолжила его ассоциативный ряд, невинно улыбнувшись в ответ на тихий смешок Жаркова.
– Да хоть два! – тут же огрызнулся парень и скрестил руки на груди, надувшись как мышь на крупу.
– Ну если ты так настаиваешь…
– Арина, – Николай Юрьевич голоса не повысил, но прозвучало так… Впечатляюще, что я предпочла вернуться к проверенной линии поведения – вновь уставилась на свои кеды как на восьмое чудо света. – Повторяю свой вопрос. Что не поделили?
Ну раз меня столь беззастенчиво заложили, то мстя будет страшна.
– Авторские права. На что, он сам знает, – буркнула я себе под нос. И стянула рюкзак с плеча, мстительно угодив им по заднице парня. – И пусть радуется, что отделался устным внушением! И шоколадкой!
– Чего-о-о-о?! – возмущенно вскинулся этот придурок. – Белоярцева, а ниче нигде не треснет?!
– Твой нос, – невозмутимо брякнула и показала ему кулак. – Если будешь дальше так нехорошо относится к слабой, хрупкой девушке!
– Ты где такую увидела-то? Да после того, что было в библиотеке, тебя к людям ближе, чем на пушечный выстрел подпускать нельзя!
– Ой, ну блин. Между прочим, ты сам запнулся о чужие ноги. И вообще. Это не я на тебя стеллаж с книгами уронила!
– Ага, это твой ручной староста сделал!
– Эй! – вот тут мне действительно стало обидно. Хотя бы за то, что назвать Хованского ручным было проблематично. Этот дикий представитель полевых грызунов мог дать фору любому дикобразу! – Во-первых, он не мой! А во-вторых… А во-вторых, хватит того, что во-первых! И если бы кое-кто тихо-мирно сдался мне сразу, ничего бы не было!
– Да ла-а-адно?!
– Тихо! – гаркнул куратор, не выдержав. Еще и кулаком по столу приложился так, что подпрыгнула не только его любимая кружка с кофе, но и мы с Григорьевым дружно вздрогнули, уставившись на Жаркова как кролики на здоровенного удава. Вот только если кто-то и рассчитывал, что это остудит мою буйную голову, то здорово так просчитался!
И я фыркнула, ткнув в парня пальцем:
– Это все он виноват, Николай Юрьевич.
– Да с фига ли я?
– А не тырь то, что плохо лежит! Клептоман несчастный!
– Я не…
– Не несчастный? Сейчас сделаем!
– Белоярцева, успокойся! – слегка повысил голос куратор. Ну как слегка… Так, что даже я со своими почти стальными нервами подпрыгнула. – Вот что мне с вами делать-то?
Вопрос был явно риторический. Откуда ж я знаю? Мои советы он точно к сведению не примет. Хотя они были толковыми. Ну, насколько может быть толковым предложение завещать непутевую голову своего обидчика институту мозга, конечно же.
– Ну это… – я смущенно почесала кончик носа. – Понять там, простить? Нет?
Куратор вздохнул. Так тяжело и многозначительно, что я все-таки почувствовала себя виноватой. Правда, ровно до того момента, пока Николай Юрьевич не озвучил сухим, серьезным тоном:
– Значит так, Белоярцева. С завтрашнего дня у вас с Григорьевым совместный проект. Не умеете жить дружно и взаимодействовать в социуме, будете учиться. Я уже попросил Юлию Вячеславовну, нашего педагога по хореографии, взять вас на поруки. Будете готовить театральный номер к посвящению.
Вот тут я честно была готова кинуться на колени и слезно рыдать с просьбами понять, простить и отпустить. Почему? Да все просто! Про госпожу Рябинину я была наслышана от Костяна, и довольно много. А еще не совсем цензурно, ага. И вся экспрессия друга сводилась к тому, что те, кто попадают в тиски этой страшной женщины, просто так уже не уходят. Это во-первых. А во-вторых…
Ну хоть кто-нибудь представляет меня играющей на сцене? В спектакле? Да еще и с Григорьевым?! Они там в своем ректорате что, с башкой совсем не дружат, что ли? Я быстрее универ смогу развалить… случайно… В адских муках и попытках выучить слова и ничего не перепутать, ага.
Вот уж не знаю, что из этих прискорбных мыслей я умудрилась озвучить вслух, но Жарков на меня та-а-ак посмотрел, что язык я прикусила совершенно добровольно. И буркнула, скорбно вздохнув:
– Ладно. Номер так номер. Надеюсь, до этого священного момента доживут все… – зыркнула в сторону притихшего Григорьева, многообещающе показав ему кулак. – И в полном здравии, угу. Разрешите бежать, Николай Юрьевич? У нас это, обед по расписанию.
– Идите, Белоярцева, – махнул рукой куратор, явно довольный тем, что жертвы его произвола не сопротивлялись и спорить не собирались. – И не вздумай больше бить несчастного Диму. Ты же все-таки девочка!
От последних слов у меня задергался глаз. Эту фразу я слышу с детства. Только вот знаете что? Ни фигушечки она не действует! Да девочка, но и девочки бывают разные. Как и мальчики. Кто-то как мой Костян. А кто-то, кинула пренебрежительный взгляд в сторону моего будущего напарника, Григорьев, чтоб его!
– Арина! – вдруг неожиданно окликнул меня куратор. – Задержись на минутку. Дима, а ты иди.
Да, Димочка, вали, тебя здесь не хотят. Видеть больше, конечно. А вы что подумали?
– Ммм?
– Белоярцева, я все понимаю, ты девочка молодая, в голове только ветер и влюбленность, – начал как-то совсем уж издалека Жарков и я откровенно обалдела от столь лирического вступления. – Но ты бы это… Не афишировала бы так свою личную жизнь. После этой стенгазеты только ленивый о твоих пылких чувствах не знает.
Глаз дернулся повторно. А вместе с ним в душе расцвело нестерпимое желание догнать таки Григорьева. И сказать ему все, что я о нем сейчас думаю, чем-нибудь тяжелым и обязательно по голове!
– Я вас поняла, Николай Юрьевич, – мой безукоризненно вежливый ответ если и удивил куратора, то не сильно. Он же не знает, что об этой полезной штуке я вспоминаю исключительно в состоянии бешенства. – А теперь можно я уже того… Пойду? У меня там это… Реферат не дописан, вот!
О том, что реферат явно будет основываться на материалах о средневековых пытках времен инквизиции я уточнять не стала. Зачем бедного Жаркова раньше времени нервировать?
Он потом узнает. Из сводок новостей. Наверное...
Коридор встретил меня любопытными взглядами однокурсников. Были те, кто мне явно сочувствовал. Были и те, кто еще сильнее злорадствовал. А еще был Григорьев. Причина всех моих бед, горестей и неприятностей за все эти два дня. И объект будущей сублимации моего недовольства на ближайшую пару недель. И если Димочка надеется, что я все прощу, забуду и отпущу…
Ха, блажен несведущий!
– Чего пыхтишь, мелкая? – счастливый вопль прямо над ухом заставил меня подпрыгнуть. А потом развернуться и со всей дури заехать кулаком в живот этой каланче.
– Елизаров, ты идиот или да?! Впрочем, риторический вопрос. Надо было в детстве тебя добить, чтоб сейчас никто не мучился. Особенно Яра твоя.
– Цыц, малявка, на святое не посягай! – щелкнул меня по носу этот гаденыш. – Колись лучше. Чего натворила? Где труп? И когда будем прятать?
– Я не настолько кровожадная, – буркнула, недовольно насупившись и скрестив руки на груди. Но как назло все мои попытки выглядеть невинно и благодушно тут же разлетелись вдребезги. А почему?
А потому что кто-то “умный” заржал! И это был даже не мой любимый друг Костян. Потому что Елизарову я была готова простить многое. Почти все. А вот остальным… В общем, зря Григорьев это сделал. А еще ему безумно повезло, что рядом оказался Костян, который успел меня перехватить за капюшон кофты на подлете к этому смертнику. Я так и зависла в воздухе на вытянутой руке друга.
– Елизаров, лапушка, опусти меня на пол, – мягко-невинно попросила я. – Ведь не удержишь же, я тяжелая, а ты не Геракл.
Надорвется еще, кто ему потом сорванную спину лечить будет?
– Неа! – покачал головой эта родная, любимая скотина. – Я не готов носить тебе передачки.
Состроила глазки котика из Шрэка. Не подействовало. Попробовала жалобно шмыгнуть носом, но и тут меня ждал провал. Елизаров держал крепко и на все мои уловки реагировать отказывался. А гад Григорьев, словно издеваясь над моей психикой опять заржал. Еще и пальцем ткнул в мою сторону, вещая что-то своим друзьям! Да так выразительно, что у меня сразу открылось второе дыхание.
Пнув друга в голень, я с силой рванулась вперед, послышался какой-то жалобный треск и… В следующий момент я-таки сжала вожделенную, тонко-цыплячью шею этого придурка!
Не сильно. Без фанатизма. Но так, что глаза у него округлились – любо-дорого посмотреть!
– Жду тебя завтра, партнер… На репетицию, – и вот вроде бы я даже не кричала. Голос не повышала. Но Димка с лица слегка сбледнул и ржать прекратил.
А может он просто увидел, как за моей спиной подозрительно сощурился мой верный рыцарь печального образа… В смысле, Елизаров заинтересованно прислушивался к нашему разговору, вот.
– Белоярцева ты… – Григорьев честно попытался подобрать слова. Не смог. И буркнул, обиженно, вырвавшись из моей хватки. – Да ну тебя, бешеная какая-то. Чтоб я еще раз с долбанутыми на всю голову девицами связался...
– Тебе добавить? – вежливо поинтересовалась я. Ну как вежливо…
Судя по вздрогнувшему Димону, наверно, с похожей интонацией прапорщик в армии командует. Не знаю, не проверяла, честно.
– Не знай я тебя так хорошо, подумал бы что ты влюбилась, – задумчиво протянул Елизаров, незаметно оттеснив меня в сторону выхода. И протянул мне что-то, невозмутимо заметив. – Держи. Кажется, это твое.
Я недоуменно моргнула, опустив взгляд. И только вздохнула, рассматривая все, что осталось от капюшона моей любимой кофты. Засунула несчастный клочок в карман и выдала, гордо задрав нос:
– Я? Влюбилась?! В этого идиота?! Фу, Костян. Я думала, ты лучшего обо мне мнения!
А вот о том, что друг попал не в бровь, а в глаз, но ошибся с объектом, я все-таки промолчу. На всякий, так сказать, случай!
