Текст книги "Райская птичка (СИ)"
Автор книги: Оксана Сергеева
сообщить о нарушении
Текущая страница: 21 (всего у книги 29 страниц)
Глава 31
– Может сварить тебе кофе?
– М-мм… нет.
– Что-нибудь другое?
– М-мм… тем более, нет. – Он сцепил руки в замок, обхватив своё правое запястье, и крепче прижал её плечи к груди. Энджел скользнула руками по талии под пиджак и обхватила его.
Утро. Сонное. Спать хотелось как никогда. Но, как видно, только ей. Данте с утра был полон энергии.
Сдаётся, любовные утехи действуют на женщину и мужчину по-разному: первых – опустошают, вторых – заряжают энергией. Сексуальной тоже.
Была в полной уверенности, стоит ей хотя бы мысль пустить подобном направлении, он среагирует немедленно.
Так бы и стояла с ним вечно. Кажется, закрой глаза – и время остановится. Неплохо бы, но, увы, только мечта.
– А что тогда? – лукаво глянула, подняв лицо и разгоняя сгустившуюся дремоту.
– Что… – Нагнувшись, он легко коснулся её накрашенных розовых губ. – Только не то, что ты предложишь мне сейчас. У меня другая фантазия.
– Какая? – Большим пальчиком она дотронулась до его нижней губы, чтобы стереть остаток помады после поцелуя. Данте пригнулся и прошептал ей на ухо несколько слов. Услышав их, она тут же начала высвобождаться из его объятий, шутливо возмущаясь, но он не отпустил её сразу.
– Я надеюсь, эти выходные мы проведём вместе?
– Да, можно. И каким образом?
– Что каким образом?
– Как мы будем проводить выходные? – Энджел покосилась на дверь. И пусть в столь ранний час сомнительно ожидать посетителей, но осторожность не помешала бы. Весьма пикантное их положение: он, сидящий на столе, и притискивающий её к своей груди.
Достаточно того, что на работу они приехали вместе. И в офис поднялись вместе. И, что самое странное, она не ощутила стеснения, а поймала себя на мысли, что ей абсолютно всё равно, что о ней, о них, подумают. И если быть честной до конца, сейчас ей тоже было наплевать, кто и что подумает. Она не хотела стеснять его, ей же самой было абсолютно комфортно. Когда точно появилось это ощущение, сказать не могла. Но сейчас оно было. Жило в ней. Расцветало, превращаясь во что-то большее.
– Будем отдыхать. Покатаемся на яхте. Организуем рыбалку. Ты, я, мой брат и ещё один человек.
– Ещё один человек? – Она нахмурилась.
– Ты не спросила про брата.
– Его я видела. Так кто «ещё один»?
– Одна.
– Девушка?
– Маленькая такая…
– Прекрати говорить загадками. – Она фыркнула. Терпеть не могла такую манеру говорить.
– Люблю, когда ты ревнуешь. Ещё ничего не знаешь, но уже ревнуешь. Не переживай, это моя племянница. Всего лишь моя маленькая племянница.
– Успокоил, – ехидно проговорила она, слегка развеяв его самодовольный тон. А пальцы невольно шевелились, поглаживая его поясницу, скользя по гладкой ткани чёрной рубашки.
– Хочу спросить, – после минутного молчания начал он.
– Что? – Она немного напряглась, что он сразу почувствовал. И сильнее сжал её, словно она уже начала вырываться.
– Твой желудок успокоился?
– В каком смысле? – Не поняла вопроса, потому что ждала совсем другого, и что-то подсказывало, что на этом он не остановится.
– Ты говорила, что плохо себя чувствуешь. Говорила, что у тебя болит желудок. Ты беременна, Птичка?
– С чего ты взял? – От удивления она отстранилась и посмотрела ему в глаза. – Я пью таблетки. Ты знаешь.
– Самая лучшая контрацепция – это не заниматься сексом. Остальное – до поры до времени. Так, что если что… Я должен знать сразу.
– Ты напрасно переживаешь по этому поводу, – отмахнулась она.
Странно, что он вообще завёл об этом разговор. Сама она давно не позволяла себе думать на подобную тему. Запретила мечтать о детях. По крайней мере, как он сказал – до поры, до времени.
– Я вообще не переживаю по этому поводу. Я переживаю по другому.
– И по какому же? – Теперь хоть напрягайся или нет, но разговор он начнёт. Чувствовала. Знала, что именно он спросит.
– Меня волнует твоё здоровье. Твоё зрение. Что значит «когда ты ослепнешь»? – Он повторил её фразу. И вообще вопрос построил так, чтобы было наиболее «удобно» говорить на эту тему. Несмотря на это, она попыталась высвободиться из его объятий. Уже закономерно – что не смогла.
Он не отпустил её. Хотел смотреть ей в глаза и чувствовать, что её напрягает. Какое слово раздражает. Хотел уловить каждую реакцию. Осознанную или нет. И сжал её сильнее, чтобы всё это почувствовать. Нужно, чтобы она говорила. Хотел, чтобы доверяла. Доверие – такая хрупкая, но очень важная в отношениях вещь. Одна из тех опор, на которых они и строятся. Держатся.
Он долго подбирал слова. Думал, как начать этот разговор. Не раньше не позже, а сейчас самое время поговорить. Не стоило сразу расспрашивать её, как она сообщила о своих проблемах, но и тянуть – сущая глупость.
– В самых своих смелых мечтах, я надеюсь, что нет. Если операция пройдёт успешно. – Собралась она и ответила.
И спряталась от него же в его собственных руках. Высвободилась, но не оттолкнулась, а переместила руки на плечи. А он обнял её ещё сильнее. Тонкая блуза – не преграда. Кожей она чувствовала его горячие ладони. Всем телом чувствовала его тепло. А саму дрожь пробирала. Странная мелкая дрожь.
– Когда операция? – Она предполагала, что у него ещё тысяча вопросов. Не верила, что на этом он остановится. Даже если пока… Позже она расскажет, и сейчас уже было намного легче. Будто с плеч упал ненужный груз. Собственно, это и было правдой – ничего не мешало чувствовать себя непринуждённо с ним и наслаждаться каждым мгновением. Путь и кратким. В перерывах на обед или за пару минут до начала рабочего дня, как сейчас.
– Тогда, когда я буду готова оплатить все расходы по лечению. Не только саму операцию. Первое время мне нельзя будет работать. В общем, главное – это реабилитационный период.
– Никаких «если». Всё пройдёт успешно. Так должно быть. И никаких там «если». – Уверенность, с которой он говорил, разбивала в прах её сомнения. Её личные страхи рассеивались. Как-то… Но у него получалось.
– Не всё от меня зависит… – Вздохнула немного вымученно.
– Ты нашла врача? Встретилась? Поговорила с ним?
– Ещё нет.
– Если ещё нет, я могу помочь.
– Хм-мм… думаю, я как-нибудь сама… – не так решительно попыталась противостоять она.
– И прежде чем ты начнёшь красиво рассуждать о своей самостоятельности, поставь себя на моё место и представь, как буду выглядеть я, если ты откажешься. Как должен себя чувствовать себя я. Согласись, у меня есть существенные преимущества.
– С последним не могу не согласиться. А над остальным подумаю. Это обидит тебя?
– Нет, не обидит. Сделает из меня бесчувственного урода, который не помог любимой женщине, когда она в этом нуждалась. А почему нет, если у меня есть для этого возможности? Это совершенно нормально, когда мужчина может позволить себе оплатить каприз своей женщины. Нормально, если он оплачивает её нужды.
– Хорошо, я не спорю. Я подумаю. Мне всё равно нужно посоветоваться со своим врачом. – Она упёрлась подбородком ему в плечо. Потом отстранилась. Он уже не прижимал её так крепко.
– Советуйся. Дашь мне знать.
– Хорошо.
– И давай тогда кофе, раз секса не будет.
Океан не бывает некрасивым. Его невозможно не любить. Особенно если вырос на Атлантическом побережье. На самом прекрасном и приветливом побережье. В райском уголке.
Энджел ни разу не пожалела, что согласилась на совместный уик-энд. Иначе и быть не могло. Хотелось проводить как можно больше времени вместе. Наверное, так и должно быть, когда влюбляешься. Когда, наконец, находишь мужчину своей мечты.
Она даже не представляла, что это может быть вот так. Этот трепет, возникающий в душе каждый раз, как ловишь его взгляд и улыбку. И никакого спокойствия в сердце… Каждая новая встреча, как первая – всё острее. И работа, как раздражитель. Всё время что-то мешает и останавливает, заставляя держать себя в рамках. Не переступать границы. Не обнять. Не задержать прикосновений. Не позволить лишнего. Ужасно раздражает.
И этот солнечный ясный день. С ним совсем пряный. Как чай с корицей.
Яркие слепящие блики на воде. Мирное едва ощутимое покачивание яхты на волнах. И ласковый ветер. И жужжание малявки под ухом. Наверное, самое приятное, что может быть в жизни. Так приятно наблюдать за ней. Что сердце сжималось и щемило от нежности. То как Миа, выражала свой детский восторг, округляя глазёнки. И радость – бушующими эмоциями. Пищала и смеялась. Бегала по палубе туда-сюда. Расстроилась, когда подскользнулась и упала. А ведь сама дел натворила. Раскидала кусочки льда, которые, растаяв, образовали лужицы. На них и подскользнулась. А лёд она повыбрасывала из ящика, куда мужчины складывали свой улов. Но Миа и тут постаралась: все мелкие рыбёшки, что смогла удержать в своих ручонках, отправила за борт.
Энджел подтянула девочку за ручки и поставила на ножки.
– Расстроилась? Ну, ладно. Бывает. Не плачь. Давай вымоем ручки и переоденемся.
– Так. Красотка, иди-ка сюда. – Данте отложил свои снасти и подхватил девочки на руки.
Вместе с Энджел они вымыли ей руки и переодели в чистую одежду. Миа захватила свои игрушки, и они снова вышли на палубу. Он устроился на стуле и вытянул ноги. Малышка забралась в свободный шезлонг, не выпуская из рук большого серого мыша.
– А как мне её напоить? Она умеет пить со стакана?
– Да. Умеет. Только полный не наливай. Обольётся.
– Я просто не умею обращаться с детками. Не знаю, что она умеет, а что нет. – Энджел налила немного сока в стакан и дала в руки девочке. Та ловко взяла его и принялась пить. Капелька сока стекла по детскому подбородку и Энджел промокнула её льняной салфеткой.
– Научишься.
Сначала Энджел промолчала. Хотела сделать вид, что не заметила его слова и пропустила мимо ушей. Передумала. И уже через мгновение сказала:
– Я не знаю смогу ли я иметь детей. В нынешнем состоянии мне нельзя. Но я очень хочу вот такую крошку!.. – И она принялась тискать Мию, которая залилась звонким смехом. Потом прижала её к себе. – Всё, успокойся. А то нащекочу тебя до слёз.
– Прекрати говорить с такой обречённостью. Меня начинает это раздражать, – сказал он так резко, что Энджел даже удивилась. Не нашлась, что ответить на этот всплеск. – Миа, давай научим Энджел нашей считалочке. Она её не знает, но очень хотела бы выучить, правда, Энджел? – Данте поправил на голове у девочки панамку.
Малышка довольно закивала и начала, с трудом выговаривая слова:
– Восемь белок, три слонёнка, десять белых медвежат, пять утят и три мышонка, двадцать маленьких зайчат. – И захлопала в ладошки.
– Ого, молодец какая! И как ты запомнила такую сложную считалочку? – удивилась Энджел и похвалила малышку.
– Для неё это просто слова. Цифры она не понимает, а зверушек знает.
– Теперь ты, – Миа захлопала Энджел по руке.
– Думаешь мне надо повторить?
– Да!
– Ну, хорошо. Восемь белок, три слонёнка, десять белых медвежат, пять утят и три мышонка, двадцать маленьких зайчат. Правильно?
– Да!
– А мне кажется, что нужно ещё раз повторить. Иначе Энджел забудет считалочку, а мы хотим, чтобы она её выучила, да? – назидательно проговорил Данте.
– Да!
Энджел засмеялась:
– Молодец какая. На всё соглашается.
– Давай ещё раз. Восемь белок, три слонёнка, десять белых медвежат, пять утят и три мышонка, двадцать маленьких зайчат. Теперь я точно запомнила. Так, что твой дядя пусть не переживает. У меня очень развитая память. Это профессиональное.
– Очень на это надеюсь, – глубокомысленно произнёс. Он на время покинул их, чтобы принести из холодильника пиво.
– Кошмар, – шутливо возмутился подошедший Кристиано, всё это время поглощённый рыбалкой и не участвовавший в разговоре. – Так мучить ребёнка.
– Жуткий тип, – подхватила Энджел.
– Что я слышу. Заговор? Миа, надеюсь, ты на моей стороне?
– Вряд ли, – сказал Крис.
Миа забралась к Энджел на колени и прилегла, положив голову ей на грудь. Девушка, придерживая малышку, откинулась в шезлонге. Та прикрыла глаза, не выпуская из руки мыша, сжимая за хвост. Энджел поправила взмокшие на висках тёмные волосики девочки.
– Кудрявая. В кого?
– В отца.
– Она у вас небалованный ребёнок. Как мне кажется.
– У неё просто нет возможности разбаловаться. То со своей матерью, то с моей, то с няньками. – По голосу было видно, что сам Данте не очень доволен происходящим.
– Кх-м… – Энджел не знала, что сказать. Осуждать человека, которого не знала – не могла. Спросить у него подробности… Для него неприятная тема. Портить ему настроение, раздражая подобными разговорами – не желала.
– Можешь не осторожничать в словах. Моя сестра идиотка, и я это прекрасно знаю. Но она была и останется моей сестрой. А Миа моя любимая маленькая девочка, даже если её отец полный придурок. Я очень надеюсь, что характером она не будет похожа на него.
– Данте, смирись и не пытайся кого-то переделать. Люди не меняются, – вмешался в разговор Крис.
– У ребёнка должно быть своё место. Если они не могут его определить, я им помогу. Но ребёнок должен знать, где его место. У него должен быть свой дом, комната, кровать. Его место. С детства. Он должен его знать. Тогда и в жизни он найдёт своё место. Себя. Своё предназначение.
– У Лауры это всё было, – напомнил Крис, бессовестно наступая ему на больную мозоль.
– На Лауре родители расслабились. Ребёнок – это не игрушка, которую рожают ради своей прихоти, чтобы тискать и как куклу наряжать в разные наряды.
– А тебя держали в строгости? – спросила Энджел, чтобы как-то увести разговор от обсуждения такой щепетильной темы.
– Насколько возможно держать ребёнка, у которого с детства было всё, что душа пожелает, – слегка усмехнулся Данте, глотнув из бутылки. От предложенной Энджел отказалась. Как-то неудобно пить пиво с ребёнком на руках. Психологически некомфортно.
– Она заснула. Может отнести её на кровать? Здесь жарковато. Солнце напечёт, – предложила Энджел, и Данте потянулся, чтобы взять девочку. – Нет. Она проснётся. Давай я встану вместе с ней. Помоги. – Энджел понизила голос.
– Нет, она крепко спит. Уже набегалась и устала, не проснётся. – Он аккуратно взял её на руки. И правда, девочка и глазом не моргнула.
Вместе они прошли в каюту. Энджи поправила подушки, и Данте уложил малышку на кровать.
– Я прилягу с ней. У меня голова разболелась.
– Конечно. Отдыхайте. Миа проспит часа два. Она крепко спит, потому ты можешь не беспокоиться. – Он вышел и через несколько минут снова зашёл со стаканом воды. – Голова может болеть от обезвоживания. Надо чаще пить. Лучше просто воду. Тебе ещё больше.
Энджи улыбнулась и взяла стакан из его рук:
– Да, спасибо. Я как-то не привыкла.
– А я привык. В детстве мама пугала меня, что если я не буду пить, у меня засохнут мозги.
На это она сдавленно рассмеялась, чтобы не разбудить девочку.
– Ведь подействовало, правда?
– Ещё как.
– Иди, а то ты мне весь сон прогнал.
Он улыбнулся и прикрыл за собой дверь.
Она вздохнула и расслабилась. Повернула голову и посмотрела на девчушку, лежащую по правую сторону от неё. Футболочка на малышке задралась, оголяя животик, и Энджи аккуратно поправила её.
Миа. Такая маленькая. Только жить начинает. Чистый и светлый ребёнок. Ничем не омрачённая душа. Пусть и останется такой. Чтобы никто не обидел. Да и вряд ли такой дядя как Данте позволит, кому-то навредить ей.
Рядом с ним Энджел и сама чувствовала себя маленькой девочкой, которая нуждалась в защите. Рядом с ним она забывала, что надо быть сильной и расклеивалась. Не расслаблялась – разваливалась на части.
Возможность провести время не только с Данте, но и с малышкой радовали и доставляли боль одновременно. Бесспорно – радовали, ведь детки – это счастье, для многих смысл жизни. В конце концов – это определяющее в жизни женщины. Это то, для чего она создана Богом. Но для Энджел эти радостные минуты ещё и боль – страх, что такого волшебного чувства, как материнство испытать ей не суждено. И всё из-за какого-то козла, который тогда в дождь врезался в её машину. Вот, кто по-настоящему виновен во всех сегодняшних её бедах и переживаниях. Не Тим, а тот тип, чётко разделивший её жизнь на «до» и «после».
Не исключено, что операция пройдёт успешно. На это только вся надежда. Современные технологии и достижения в медицине увеличивают шансы на успех и дают уверенность. Даже такую проблему, как отслоение сетчатки глаза, решают. Но всегда остаётся «но» и «а вдруг». Да, а вдруг именно у неё пойдёт всё не так. Всё плохо. Никогда не знаешь, как организм отреагирует на вмешательство из вне. На любое вмешательство.
До недавнего времени она не думала о детях, как о смысле жизни. Нет, она, как и любая другая нормальная девушка могла сказать «я хочу ребёнка», но это было только желание. Постепенно это желание переросло в потребность. В очень острую потребность выразить себя в ипостаси матери, открыть эту сторону своей жизни. Наполнить себя другим чувством и озарить им всё вокруг. Хотелось скинуть шпильки и строгий костюм, надеть шорты и босоножки и заняться своей крошкой. Без всяких нянек. Самой. Растить и ухаживать за ней. Научить всему, что знала сама. Окружить такой любовью, чтобы у неё никогда не возникало сомнений, что её любят. Сделать её самым важным человеком в своей жизни. Сделать её жизнь безоблачной и счастливой.
Когда это простое и естественное для каждой женщины желание переросло в потребность, точно сказать не могла. Здесь невозможно определить какие-то временные рамки. Ограничиться датой и временем – слишком банально, для такой грандиозной смены мироощущения. Наверное, это происходит естественно и незаметно, когда встречаешь мужчину, от которого хочется иметь детей. Только тогда может возникнуть такое острое желание.
Манера обращения Данте с племяшкой покоряла, а его мысли в отношении детей – подкупали. Энджи еле сдержала себя, чтобы не спросить, хотел ли он детей. Несмотря на это… Одно дело обожать племянницу, другое – хотеть своих собственных. Это совершенно разные вещи. Можно быть сколько угодно нежным с дочуркой родной сестры, но согласится потерять свою драгоценную свободу – это другое.
За этими мыслями она не заметила, как окружающая обстановка «поплыла», острые углы мебели потеряли свои очертания и Энджел заснула. А через некоторое время проснулась с тяжёлой головой и странным тошнотворным ощущением.
Ей не приснился кошмар. Это был просто сон. Но его правдоподобность заставила впасть в ступор. Так, что внутри всё похолодело.
Она приложила ладонь к животу. Возможно, общение с девочкой, собственные мысли повлияли, впечатлили и найдя отклик, вылились в сон. Так бывает. Не зря говорят, что сон – это наши переживания и мысли, аккумулированные в конкретную ситуацию и действие. А этот сон был как раз из этого разряда.
Ей приснилось, что она беременна. И ничего вокруг – ни обстановки, ни окружения. Только она, как в тумане и её ощущения. Эти острые и яркие ощущения, как в животе у неё толкается ребёнок. Кажется, это должно быть прекрасно. Но это было неприятно. Потому что ощущения были утрированы. Кожа на животе тонкая и прозрачная, так что было видно малыша и можно легко прощупать его ручки и ножки, и даже каждый пальчик. Это было слишком. В этом не было ничего приятного. Она не знала, как это должно быть в жизни, но это приятно не было. Неестественно. Но так явно, что душа замерла, а сердце чуть не остановилось.
Энджи выдохнула, приподнявшись на кровати, немного очнувшись от внезапного оцепенения. Попила воды, так кстати принесённой Данте.
Мысли о том, вещий ли этот сон, знаковый ли, она отогнала сразу. Хотя в голове зазвонил тревожный колокольчик. Нужно побыстрее выйти на солнце, чтобы окончательно прогнать с кожи неприятный холодок. Что она и сделала, предварительно обложив малышку по бокам подушками, чтобы нечаянно перевернувшись во сне, та не упала с кровати.
Прикосновение солнечных лучей к почти обнажённому телу вызвало озноб. Передёрнув плечами, Энджел поискала глазами Данте. Он стоял у поручня, обратив взгляд на воду, с телефоном у уха. Словно почувствовав, а может, услышав её негромкие шаги, обернулся и прекратил разговор.
Он купался. Его волосы были немного взлохмаченные и ещё влажные. Очаровательно. Она невольно улыбнулась. Хотя странное чувство после сна до сих пор не покинуло.
Сощурилась. После неяркого освещения комнаты солнце просто слепило глаза.
Она подошла к Данте, потирая предплечья, стараясь избавиться от гадкого ощущения «гусиной» кожи. Удалось. Но теперь побежали мурашки другого характера. Такие привычные от каждого его прикосновения, когда он скользнул по талии и завёл руку ей за спину и спустился ниже к линии трусиков.
Энджел сморщила носик:
– Мне приснился кошмар. Лучше бы я не ложилась.
– Надо же, моя детка испугалась. – Теперь он пустил в ход и вторую руку. Развернул её. Обнажённая спина коснулась нагретого солнцем поручня.
Ей нравилось это. Как он обращался с ней. И как говорил – ей тоже нравилось. Без этих пафосных «Дорогая, как мне жаль…», «Милая, успокойся всё в порядке…», сказанных с приторно-заботливой интонацией. Но его спокойные слова и твёрдость рук, действовали лучше любого седативного средства. Раньше она и не предполагала, что ей нужно именно это. Что ей нужен именно такой, как он.
Она пожалела, что здесь они не одни. Стало совестно, но она пожалела об этом.
– Пойдём искупаемся. – Он бросил телефон в кресло и потянул её к задней части яхты, откуда можно было спуститься в воду. Она, конечно, пошла, но острого желания лезть в воду не выразила:
– Я никогда не купалась вот так. В открытом океане. Не рискну.
– Почему?
– Страшно.
– Глупости.
– Страшно, – с нажимом повторила она и остановилась на ступеньке для спуска. Вдохнула побольше воздуха и задержала взгляд на горизонте, где голубое небо сливалось с водной гладью почти такого же цвета. – Нет, не полезу.
Данте бросился в воду, обдав её брызгами. Она смахнула капельки воды, а он, вынырнув, подплыл к борту и, потянувшись, взял её за щиколотку.
– Давай, а то я скину тебя в воду.
– Не смей. Я боюсь и не полезу. Максимум, могу замочить ноги. – В подтверждение она села на ступеньку и свесила их, но вода скрывала только ступни. Энджел оценила, что для удобства здесь тоже имелся поручень, за который она могла бы держаться, но спуститься в воду все равно не решалась.
– Не трусь. Ты же со мной.
Она посмотрела на него. Он держался уверенно. Потом глянула в воду. Заманчиво. Но эта безграничная глубина вызывала в душе леденящий ужас. Подумав, Энджел решила проверить себя на стойкость. Действительно, она не одна.
– Убери руки, я сама, – строго предупредила она.
Он послушно отнял ладонь, но держался поблизости. Энджел осторожно соскользнула в воду и ухватилась за Данте.
– Расслабься, иначе ты меня утопишь.
– Вдруг меня укусит какая-нибудь акула.
– Да, обязательно. Я, например.
Она немного расслабилась. Рядом с ним могла себе это позволить. Точно была уверена, что когда он рядом камнем на дно не пойдёт, а если да – он вытащит. Да и сама она плавать умела, и довольно хорошо. Только вот в таких условиях – первый раз. Жутковато, но завораживающе. Бальзам на обожжённую солнцем кожу. Даже горячая вода действовала успокаивающе. А здесь, на таком расстоянии от берега, она горячей не была.
Постепенно Энджел перестала цепляться за Данте, как за спасательный круг. Теперь она держалась за него, потому что было приятно, а не из-за страха утонуть. Рядом с ним себя чувствовала увереннее. И в воде его объятья вызывали немного другие ощущения. Она привыкла к их постоянному контакту. Он всегда старался коснуться её. Всегда где бы они ни были. Даже легко и незаметно. Пусть кончиками пальцев. Но она чувствовала и впитывала каждый подобный жест.
Они поплавали, насладившись ощущением ласкающей воды на коже. И забрались на борт, когда Энджел устала. Вернее, Данте поплавал, она повисела – то на нём, то на поручне. Но это тоже было великолепно. Всё же остаться без какой бы то ни было опоры, не чувствуя дна под ногами, побоялась.
Вечером они отвезли Мию к родителям Данте, а сами заехали в один из прибрежных ресторанчиков. Там им замечательно приготовили выловленного тунца. Впрочем, он был таких размеров, что им впору было накормить всех посетителей ресторана.
Всё превратилось в красивую сказку. Идеальный роман. Такой идеальный… словно курортный… у которого есть обязательная дата окончания. Она есть, и с этим ничего не поделаешь.
Отношение Данте к ней стало безупречным. Слишком. Не его. Она не верила, что для него это естественно. Кажется, что он надел маску, которая в данный момент и именно для этой ситуации для него наиболее приемлема и удобна. Зачем? Использовать её? Ради секса? У них он и так был. И вряд ли бы она отказала себе в этом. Не могла отказать. С ним это было умопомрачительно.
Хотелось чистых и долгих отношений. Крепких, как скала. Она думала об этом, надеялась, но каждый раз ловила себя на том, что оглядывается назад и ждёт подвоха. Ждёт, сравнивая реальность с прошлыми отношениями, а Данте с Тимом. Неблагодарное это дело, но она не могла от него отвязаться. Данте выигрывал, но этого было мало. Кроме ярких проявлений его действий, захотелось большего – слов. Каких-то признаний с его стороны. Все женщины этим грешат. Рано или поздно становится мало, и требуется проявление чувств в словестной форме. Хотелось, чтобы он сказал что-то об его истинном отношении к ней. Не тот поверхностный восторг. И не только как о желанном сексуальном объекте. Сейчас, как никогда ей была нужна уверенность. В нём. В себе. В их будущем, рассчитанном намного дальше, чем следующие выходные.
– Кажется, я всё-таки обгорела на солнце, – сказала она, когда его ладонь мягко скользнула по плечу.
– Больно?
– Нет, но… не очень комфортно. – Плечи немного зудели. Но в остальном ощущения были приятные, ведь она находилась в своей любимой позе – в его объятьях, прижатая спиной к его груди. В его постели. Голая. Слишком жарко, чтобы укрываться даже простыней. Чувствовала, его подбородок у себя на затылке и тёплое дыхание в волосах.
– Крем?
– Уже.
Он коснулся плеча губами. Носом втянул воздух. Не поцеловал. Просто прижался, вдохнув запах её кожи.
– Апельсин.
– Да. – Она улыбнулась.
Он часто так делал. Собственнически. Абсолютно. Оказывается, он очень остро реагировал на запахи. Теперь даже крема она выбирала с особой тщательностью. Знала, как это действует. Безотказно. Нет, не так. Дико возбуждающе. Когда она входила в спальню после душа, пропитанная ароматом цитруса или ванили. Тогда – не дальше кровати. А иногда – не дальше порога ванной комнаты. Тогда он готов её съесть… Она улыбнулась и поёжилась, чувствуя, как от его поглаживаний начинает «потрескивать» и светиться как искра. Повернувшись к нему лицом, она закинула ногу ему на бедро. Поцеловала чуть ниже ключицы. Похоже, его кожа до сих пор хранила солоноватый привкус и запах моря.
– У тебя есть мечта? – Она приподнялась на локте и посмотрела ему в лицо. В темноте так и видела, как он поджал губы и задумался.
– Мечта? Скорее, только планы.
– Скучно, – протянула она притворно.
– Разве? Совсем нет. – Он откинулся на спину и начал подтягивать её на себя. – У тебя?
– Мечта? – Она не сопротивляясь, перекатилась, оказавшись на нём. Его руки блуждали по её спине. Спускались к ягодицам. И снова к плечам.
– Да. – Он, обхватив, прижал её теснее и коснулся губ.
– Есть, не скажу. – Он разжал объятья, и она приподнялась на руках.
– Скажи.
– Будешь смеяться.
– Скажи, может и буду.
– Будешь? – возмутилась она, нависнув над ним.
– Хорошо, не буду. – Кончиками пальцев от шеи и вниз к животу. Слегка касаясь. Но словно задевая само живое. Потом вверх, вскользь задевая грудь, соски. Заставлял трепетать. Такой знакомый жест. Действовал… тоже безотказно.
– Хочу как в «Сладкой жизни»… – Как мало ей надо было, для возбудения, чтобы голова захмелела от желания и тело затрепетало от удовольствия.
– …взобраться по лестнице собора Святого Петра, как Сильвия?
– Нет… – Дыхание перехватывало. – …как Сильвия… искупаться ночью в фонтане де Треви.
– Ещё лучше… – сказал он. – Ну, что ж, очень жизненная мечта.
– Да?
– Да, – он, наконец, усадил её на себя. Удовлетворённо выдохнул, наблюдая, её мелкие подрагивания по мере того, как он входил в неё всё глубже. – Люблю твои фантазии. – Когда она окончательно приняла его, он снова притянул её на себя, сладко целуя в губы.
– Ты любишь, когда я сверху.
– Да, люблю, когда ты сверху… рядом… люблю тебя, Птичка. – Она замерла и приоткрыла губы. Он приложил к ним палец. Придерживая её за спину, перевернулся, придавив её к кровати.
– А как же я сверху? – прошептала она, выгибаясь навстречу.
– Потом…