Текст книги "Жена скупого рыцаря"

Автор книги: Оксана Обухова

сообщить о нарушении

Текущая страница: 8 (всего у книги 16 страниц)

– Ребята из ОМОНа помогли, – скупо пояснил Лева. – Ты очень устала?

Не то слово. Сейчас я была готова ехать до Владивостока, лишь бы не вставать, не двигаться и, главное, не думать. Смотреть в окна, глазеть на пейзажи и не бороться с паникой.

Боже! Если Лева прав, то… меня хотят убить!

Паника заползала в меня медленно, душила липкими щупальцами, и я почти задыхалась. Когда Лев увидел, что я постоянно озираюсь на машины, следующие сзади, он положил руку мне на колено и тихонько сжал.

– Не трусь, Серафима! Прорвемся! Поговоришь с капитаном, и все будет тип-топ!

Хорошо ему обещать! А у меня, кажется, уже медвежья болезнь разыгрывается… после съеденного и услышанного.

И почему я сразу не пошла в милицию? По горячим следам насильника могли поймать!

Почему-то причастность брезентового гада к смерти Виктории казалась мне наиболее вероятным объяснением всего. Иных объяснений просто не могло быть. Ни я, ни Виктория не сделали никому ничего дурного. Самым страшным преступлением, за которое меня можно наказать, является бытовое вранье. Но за это не убивают. Тем более подруг преступницы…

Как оказалось позже, страх, что подкидывал меня над сиденьем джипа, был ничто в сравнении с тем, что произошло в отделении милиции Текстильщиков. Настоящий ужас я испытала там.

Капитан Белимбаев оказался щуплым молодым пареньком с раскосыми глазами.

– Я вас внимательно слушаю, – сказал Батыр Рашидович, записав мои данные на листе протокола.

Все происходило официально и давало надежду на серьезное отношение к бедам Серафимы Мухиной. В кабинете стояли три стола. Два пустовали, и Белимбаев выглядел усталым – коллеги разошлись по домам, а его, бедолагу, утомляет дамочка, пришедшая по блату с громилой самого зверского вида. Пора плов кушать, но за дамочку попросили авторитетные люди, и плов, наверное, остынет.

– На меня напали, – смущенно начала я, – в пятницу вечером.

И заткнулась.

– Ну, ну… – Белимбаев постучал кончиком ручки по столешнице.

Лева утешительно крякнул, я собралась с духом, и слова полились из меня потоком.

По мере того как я распалялась, взгляд Белимбаева становился все более мрачным. Лицо капитана каменело, но я не чувствовала подвоха и честно отвечала на поставленные вопросы.

– Как выглядел нападавший?

– Точно описать не могу. Темно было. Но узнаю его сразу.

– Уверены?

– Абсолютно. У него необычно скошенный подбородок.

– Как он был одет? – Белимбаев вертел в пальцах ручку и иногда делал записи.

– Коричневая брезентовая куртка и черные брюки.

– Рубашка?

– По-моему, что-то темное. Возможно, футболка… или майка. Главное, что я запомнила, – от него воняло.

– Чем?

– Всякой дрянью. Гнилыми зубами, грязным телом…

Белимбаев встал и вынул из сейфа подробную карту района.

– Покажите точно, где это произошло.

Определившись по дому Зайцевой, я нашла дорогу к метро и ткнула пальцем в кусты. До дома Виктории от них меньше двухсот метров.

– Так, так, так… – Батыр Рашидович поиграл ручкой, глаза его превратились в щели бойницы, и он выстрелил вопросом: – Почему же вы сразу не пришли, Серафима Андреевна?

Я пожала плечами и на этот раз почти честно ответила:

– Испугалась. Перенервничала и испугалась.

– О Виктории расскажи, – напомнил Лев.

Я рассказала о смерти подруги и, пока Белимбаев не убрал карту района показала место, где спустя час после нападения на меня маньяка нашли ее тело.

– Маньяк, говорите? – не слишком любезно улыбнулся сын степей Батыр Рашидович и достал из письменного стола несколько фотографий. – Никого не узнаете?

Одного взгляда хватило понять: на левой от меня фотографии – лицо брезентового гада.

Кстати, мертвое. Черты искажены предсмертной мукой, рот с оскаленными гнилыми зубами, словно пасть дохлой рыбы, знакомый скошенный подбородок, лоб перечеркнут ссадиной. От моего дипломата. Куртка и темная футболка с черными штанами тоже имели место быть.

– Он, – хрипло каркнула я и попросила воды.

Белимбаев наполнил стакан, я выцедила его одним махом и жалобно уставилась на капитана. У сына степей был вид охотника, узревшего добычу.

Вот и ходи после этого в милицию по блату.

После опознания мертвого насильника за меня взялись всерьез.

– Остановимся на том, как вы ударили… – капитан взглянул на изнанку фотографии, – гражданина Гальцева дипломатом по голове…

– От чего он умер? – перебил Лев.

Белимбаев недовольно покосился на встрявшего верзилу, но вспомнил о просьбе авторитетных людей и ответил:

– Перелом шейного позвонка.

– Какого? Одного или нескольких? – не унимался Лев.

– Дело ведет капитан Игнатов. У меня только фотографии. Но если это важно, могу узнать…

– Важно, – сурово проговорил Лев, и я пропела осанну факультету физической культуры. Лева – парень образованный, в смысле анатомии, правду достанет.

Белимбаев тоже это почувствовал и немного сбавил обороты.

– Капитан Игнатов будет завтра. Серафима Андреевна, что было после того, как вы ударили Гальцева?

– Мы дрались.

Батыр Рашидович скуксился.

– Вы уверены? Что, сначала ударили, а потом дрались?

– Уверена.

Судя по тому, как лицо капитана продолжало киснуть, человек со сломанной шеей драться не может.

– Что вы делали дальше? После того, как «убежали»? – Последнее слово капитан усмешкой поставил в кавычки.

Я обиделась.

– По-моему, я вам уже говорила. Пошла, вернее – побежала к подруге.

– Повторите свой рассказ еще раз. Пожалуйста.

Я повторяла, повторяла и повторяла. Капитан останавливал рассказ на мелочах, и я чувствовала себя глупой мышью, которую ловит опытный кот.

Боже! Все идет к тому, что Серафиму Мухину арестуют за убийство насильника. Родня в Киеве скончается от позора! Муза предаст анафеме и откажется носить передачи.

Но рядом был Лева.

– Капитан, – сказал мой учитель, – чего ты вокруг да около ходишь! Скажи прямо – ты ее подозреваешь?

Забывший в рвении о плове Белимбаев ответил туманно и вкрадчиво:

– Уважаемый Лев, извините, не знаю вашего отчества, время смерти Гальцева установлено предельно точно. И оно совпадает с моментом событий, описываемых Серафимой Андреевной. Что я должен подозревать? – Капитан довольно откинулся на стуле и развел руками.

– Этот Гальцев мог упасть и свернуть шею? – почти крикнул Лева.

– Мог, – усмехнулся капитан. – Упасть мог. А вот оттащить себя в кусты и прикрыться ветками не мог.

Все. Сейчас я поцелую Леву, попрошу его передать привет Музе Анатольевне и пойду в камеру.

– Какими ветками? – опешил мой сосед.

– Такими. Деревянными. – Белимбаев дотянулся до карты и лениво провел линию от места моей схватки до угла дома Виктории. – Некий господин курил вечером на балконе и видел, как некто в темной одежде тащит нечто в эти кусты. Господин провел на балконе несколько часов. Он поругался с женой, перенес на балкон телевизор и смотрел футбол. Курил, сбрасывал окурки под балкон… все точно. Утром в кустах нашли труп Гальцева. Прикрытый ветками труп.

– Но… разве тело тащила женщина?

– Темно, далеко, не разобрать, – усмехнулся Батыр Рашидович, и я почувствовала на своих запястьях холодную сталь наручников. – Этот кто-то был в темной одежде и почти сливался с кустами. Кстати, Серафима Андреевна, на вас был черный костюм и черные колготки?

Матушки родные! Он не шутит! Будь проклят день, когда Лева решил заняться расследованием! Пропадите вы пропадом, все обещания! Похоронили бы Гальцева за счет муниципалитета, и в милиции бы знать ничего не знали о Серафиме Мухиной…

Я вскочила с жесткого, как тюремная скамья, стула и начала носиться по кабинету.

– Сядьте! – приказал Белимбаев, и мне показалось, что Лев может его ударить.

Белимбаеву тоже так показалось, и он, возможно, сжалившись, произнес:

– Серафима Андреевна, Гальцев был психически ненормален. Находился на учете в диспансере и подозревался… – капитан задумался, что-то вспоминая, и затем сообщил: – подозревался в трех изнасилованиях. Одно со смертельным исходом…

– Да что же вы его не посадили-то?! – взъярилась я.

– Мы его искали, – вздохнул капитан. – Но психи – народ изобретательный. Гальцев скрывался по друзьям-знакомым, прятался у случайных собутыльников… Кстати, всех своих жертв он обворовывал. Срывал серьги, снимал кольца. Жители Текстильщиков вам еще спасибо скажут…

– Не-е-ет! – заревела я. – Не-е-ет! Я никого не убивала!

– Ну, ну, Серафима Андреевна, успокойтесь. Пределов необходимой обороны вы не нарушали…

– А то, что я якобы тело тащила и ветками маскировала? Это как?

– Это да. Это вы зря.

Ой, как хотелось капитану Белимбаеву помочь коллеге Игнатову раскрыть висяк с убийством маньяка! До дрожи пальцев и ноздрей!

Но мне еще больше хотелось быть освобожденной от подозрений.

Интересно, когда Леве рекомендовали Батыра Рашидовича, не забыли предупредить об исключительном служебном рвении последнего? Хорошенькие друзья у Левы в ОМОНе…

Сосед чувствовал себя ужасно. Противно хрустел пальцами и грозно двигал бровями.

– Капитан, как ты думаешь, эта хрупкая женщина, – Лева ткнул перстом в мою особу, – способна дотащить мужика до тех кустов? Там, – Лев прищурился на карту, – метров пятьдесят будет…

– Гальцев мухомор. Дотащила бы, – безапелляционно заявил упертый мент.

Я уже хлюпала носом и мысленно писала жалобу в Генеральную прокуратуру, ЮНЕСКО и Гаагский трибунал. Лева шевелил губами – судя по артикуляции, с них рвалось что-то матерное. Один капитан Белимбаев цвел душой. Кажется, отличившихся коллег принято благодарить застольной песней, заздравным тостом и звоном сдвинутых стаканов…

И тут спасением с небес прозвучал телефонный звонок. Белимбаев цапнул трубку, рыкнул: «Слушаю, Белимбаев», потом потише произнес: «Здравия желаю», затем с упрямой грустинкой проговорил: «Не все так просто, Игорь Михайлович».

Далее Батыр Рашидович попросил абонента перезвонить по другому номеру и положил трубку. На нас капитан не смотрел. Молча убрал бумаги в сейф, запер на ключ письменный стол и, буркнув: «Подождите здесь», – вышел за дверь в смежный кабинет.

Лева воспрял духом, и мне захотелось его прибить.

– Ну?! – прошипела я. – Допрыгался, Пинкертон? «Надо в милицию, надо в милицию…» – передразнила соседа. – Надо. Лет на пять строгого режима!

Лев понял, что мне необходимо на ком-то сорваться, и стойко переносил мои выпады. Вроде как пусть лучше объектом будет он, Лева, чем вредный капитан Белимбаев.

– Успокойся, Сима. Сейчас мы поедем домой.

– Ты-то, может быть, и поедешь. А меня поселят в камере с видом на тюремный двор…

– Сима, Игорь Михайлович – мой друг и подполковник милиции…

Подполковник милиции – это сила. А в сочетании с ОМОНом – вдвойне.

И я вздохнула. И достала из сумочки сигареты.

Когда капитан Белимбаев вернулся в кабинет, ему очень не понравилась моя вольная поза – нога на ногу, сигарета в маникюре, морда почти не красная, сумка победно болтается в воздухе. Была б его, белимбаевская воля, не в этой позе сидела бы Сима Мухина, а в кутузке.

– Подпишите, пожалуйста, Серафима Андреевна, ваши показания, – не глядя мне в глаза, попросил милиционер.

Совсем другой коленкор! А то, видишь ли, граждане в милицию приходят, а их за это в убийствах подозревают!

Впрочем, совсем Батыр Рашидович не сдавался:

– Завтра утром прошу вас явиться в этот кабинет. К капитану Игнатову. – И усмехнулся: – Я тоже буду здесь, Серафима Андреевна…

Да хоть в трех лицах, уважаемый! Нам бояться нечего, наше дело правое.

Но телефон хорошего адвоката по уголовным делам я все-таки узнаю.

– Тебе надо чего-нибудь выпить, – сказал Лева, усаживаясь на водительское место.

Когда-то я это уже слышала. По-моему, позавчера. И здесь же, в Левиной машине. Жизнь выписывает круги и вензеля сердечками. Для полной картины не хватает только Людвига на заднем сиденье и ладони, спрятанной за руль.

И такими темпами я сопьюсь к Новому году. Завтра же звоню Мише – он умный, добрый, чуткий, нежный! – и удираю в Норвегию. Там холодно, там меня любят, и там нет капитана Белимбаева, холера его задери. Служебное рвение, возведенное в куб! Леве по этому принципу милиционера по блату выбирали? Честный, неравнодушный и крайне «любезный». Торт со сливками, а не капитан милиции!

Злость во мне кипела, подавляя страх.

Лева был тоже зол, но по другому поводу.

– Дьявол! – ругался Лев и зыркал на водителей особо шустрых автомобилей. – Я надеялся, что все дело в маньяке…

– А в чем? – зарычала я. – Тебе мало, что меня чуть не задержали?

– Сима! – в той же манере прокричал Лев. – Кто убил этого гаденыша? Кто ходит за тобой и убивает?

– Что ты хочешь сказать? – В горле моментально пересохло, и я закашлялась, подавившись словами.

– А то! – Он рывком бросил машину в сторону, подъехал к тротуару и остановился у винного магазина. – Две смерти – приблизительно в одно и то же время! – не могут быть случайностью. Наезд грузовика на тебя не может быть случайностью.

– А если? – Мне не хотелось верить, что все так плохо. Я нормальный человек, экстрим не моя стихия. Бегать по Москве от реального убийцы – это вам не кино со Шварцем в главной роли. Меня пристукнуть – раз плюнуть, я карате не знаю. – Если все-таки совпадения? Так бывает?

Лев посмотрел на меня, как на попу страуса, голова которого по шею в песке. Ничего не сказал, вышел из машины и, громко хлопнув дверцей, отправился к магазину.

Я осталась с разинутым ртом и размышлениями на тему, что лучше – оказаться в камере по подозрению в убийстве или поверить Леве и начинать готовить белые тапочки и нарядное платье под цвет крышки гроба. Конечно, выбрала я первое и сейчас была готова сгонять домой, собрать сухой паек и смену белья, а затем вернуться к капитану Батыру Рашидовичу. Пускай сажает на нары самого густонаселенного каземата. Там народу много, все свои, тоже преступники – я же, по мнению капитана, преступница или нет? – в обиду не дадут.

Лева принес бутылку пепси и фляжку коньяку.

Я выпила всего сразу – пепси от сухости в горле, азербайджанского от нервов.

Лева поддержать отказался, сидел и барабанил пальцами по рулю.

– Полегчало? – спросил он, когда я бережно убрала бутылки в «бардачок».

– Относительно, – буркнула я и простила соседу визит к Батыру Рашидовичу. В конце концов, именно в кабинете капитана мы узнали о том, что преступный Гальцев из списка подозреваемых в покушениях на меня исключен по уважительной причине пять дней назад. – Лев, а вдруг мне мстят его дружки-маньяки?

– Не мели ерунды, – отмахнулся Лев. – У таких поганцев друзей не бывает.

– А если?

– Что ты заладила, «если, если»? – разозлился боксер. – Лучше б не говорила Белимбаеву, мол, возможно, это мой песик сам под колеса дернулся! Он тебе и так не верит!

– Я рассказала все честно, – обиделась я. – Как было. Не видела, кто первым траекторию сменил – «КамАЗ» или Люда, – значит, не видела.

– Честная она… – фыркнул Лев. – Дай сигарету!

С тонкой дамской сигареткой в губах Лев смотрелся, как конь с зубочисткой. Я не выдержала и прыснула.

– Смейся, смейся… – кивнул Лев и затушил сигарету. – Тебе не смеяться надо, а сидеть и вспоминать, из каких яиц тебе такая радость вылупилась. Наследства не ждешь?

– Не-а.

– Враги есть?

– Нет. Ничего нет, Лева. Ей-богу, я смирная, как овца…

– За которой охотится некто в нитяных перчатках, – закончил предложение Лев. – Сима, овец не давят грузовиками! На тебя покушались минимум дважды, пытались проникнуть в квартиру, твоя подруга умерла при странных обстоятельствах. А ты уперлась: «Нет, не знаю, если…». Сиди, думай, вспоминай!

– Чего ты орешь? – спокойно спросила я. – Я сижу и думаю.

– Так думай вслух, а то не заметно!

Совет дельный, но в моем случае совершенно бесполезный. Самый тяжкий из проступков, пришедших на ум, это подмена календарика с персидским котом. В школе я и моя лучшая подруга Света Пивоварова, нынче Клавощекина, мать троих детей, собирали календарики с котами. И один из них не давал мне покоя с третьего по четвертый класс. Фотографии были совершенно одинаковыми – куплены за пятнадцать копеек в одном киоске, но мне казалось, что у Светкиного кота более осмысленный взгляд. Мой смотрел сонно и тупо, а пивоваровский – задумчиво и глубокомысленно. Не выдержав сравнений, я поменяла календарики местами и две ночи не спала: вдруг Пивоварова заметит, что ее кот поглупел?

Нет, думаю, за календарики Пивоварова-Клавощекина мне сейчас мстить не будет.

– Лева, а начинать откуда? – покорно спросила я.

– Сима, ты точно диссертацию пишешь? – спросил учитель физкультуры.

Прямой намек на скудоумие обидел меня окончательно.

– Лева, а что, боксеры все такие умные?

Язвительности в тоне не хватило уесть Леву, он откинулся на спинку сиденья и посмотрел на меня с сочувствием.

– Симочка, ты с пикировками завязывай. Тебя ведь и правда убить хотят…

– А я в Норвегию уеду.

– Ну, ну… – пробормотал сосед. – Оно, конечно, можно… если Белимбаев на подписку о невыезде не посадит. Или тебе неприятностей мало?

Много. Даже слишком. Плаваю в дерьме, как сухой окурок. Скоро намокну и утону.

– Лев, меня не за что убивать.

– Охотно верю. Но собираются.

– За что?

Мы наконец перестали спорить и орать. Сидели в машине и пытались найти выход из тупика.

– Может быть, ты что-то видела или слышала?

– Может быть. Но я не помню, что именно.

– Ты денег никому не одалживала?

– Нет. Сто рублей секретарше, но это не сумма.

– Согласен. Твой муж никаких секретных разработок не ведет?

– С ума сошел? Он корабли строит, а не подводные лодки.

Следующий десяток вопросов показал – про отбитые мозги боксеров люди зря сплетничают. Фантазия Левы была буйной, богатой, просто безудержной. Когда он спросил меня: «А квартирный вопрос – решен?», – я с недоумением уставилась на него:

– Что ты имеешь в виду?

– Квартира, в которой ты живешь, на чьи деньги приобретена?

В принципе на мои. На химкинские мы только меблировку поменяли. Но подозревать врага в Музе Анатольевне – все равно что в родной маме. Свекровь мухи не обидит.

– С этим все в порядке, – пробормотала я и сменила неприятную тему. – Как ты думаешь… если один человек сказал, что передал деньги третьему лицу, а сам их пригрел… это повод?

– А денег много? – оживился Лев.

– Не знаю. Но… может быть, до десяти тысяч…

– Маловато, – огорчился Лева. – Для наема киллера маловато…

– А если эти «передачи» проходили не один раз? – сказала и испугалась. Степа Матюшин, конечно, жук, но не настолько. – Хотя… нет. Этот человек трус. Жены боится… и тещи.

– Не показатель, – хмуро бросил Лев.

– Показатель, показатель! – заюлила я. Мне стало стыдно перед Матюшиными, и беседовать на эту тему далее я отказалась категорически. Нинка киллера нанимать не станет. Отравит сама. Каждый день на работе чаи гоняем. Тьфу, тьфу, тьфу, чтоб не сглазить!

– Ты можешь завтра позвонить капитану Игнатову и перенести встречу на вечер? Утром я занят, ребят надо к соревнованиям готовить… они на меня надеются… А вечером я заберу тебя с работы и поедем в милицию вместе.

– Хорошо. Ты думаешь, после беседы с Игнатовым что-то изменится? Мне приставят охрану и начнут искать типа в нитяных перчатках?

Лев промолчал. На Белимбаева рассказ Льва о типе в перчатках не произвел никакого впечатления. Наезд произошел в другом районе, Батыр Рашидович зациклился на Гальцеве и почти не обратил внимания на подозрительный «КамАЗ». Водители иногда носят перчатки, часто оставляют машины на месте дорожно-транспортного происшествия и не приходят в милицию, пока не выветрятся алкогольные пары. А дальше – «Ничего не знаю, ничего не видел, машину угнали…»

Другое дело Гальцев. Этого психа вся милиция столицы искала. И за списание криминального трупа – Белимбаеву почет и уважение. С чьей бы подачи ни залетела в его кабинет испуганная дамочка, заниматься объединением нескольких дел – убийством насильника в Текстильщиках, попыткой проникновения в квартиру в центре Москвы, автодорожным происшествием, которое вообще черт знает где произошло, – никто не будет. Милиционеры тоже люди. В городе жара, треть сотрудников в отпусках, а у дамы, кроме испуганных глаз и предположений, ни одного факта. Вернее, один – спрятанный труп насильника. Но это говорит не в ее пользу.

Как ни обидно, но никому мы, граждане, на фиг не нужны. Убьют, тогда приходите. Максимум, что рассматривается, это заявление.

Обратиться в службу безопасности банка?

Уехать в Норвегию?

Купить пистолет. И учить карате.

Боксер Лева тоже понимал, что дело наше тухлое. Но привычка давать сдачи заставляла его шустро шевелить извилинами.

– Чует мое сердце, Сима, искать врага надо среди своих. Кто-то из ближнего твоего окружения на тебя зуб точит…

– Кто, Левушка? Вокруг меня сплошь интеллигентные, милые люди…

– Чикатило тоже неплохо смотрелся, – буркнул Левушка.

– Ну-у-у, это из другой оперы. Гальцев-то умер.

– Чтоб ему ни дна, ни покрышки! – Лев стукнул кулаком по рулю, попал на клаксон, и машина сыграла мелодию футбольной речевки «Спартак» – чемпион».

– Поехали домой. Мне еще Людоеда выгуливать.

– Я с тобой, – сказал Лева, плавно тронул джип с места и влился в поток машин.

Муза спала. Лев дождался нас с Людвигом у булочной и повез на прогулку в Сокольники.

Мы сидели на лавочке, смотрели, как пес знакомится с новой территорией, и молчали.

Тоска на меня навалилась невероятная! Хотелось взять отпуск и на весь срок залезть головой под подушку, желательно – где-нибудь за границей. Может быть, за это время все само собой как-нибудь устаканится, придет в норму и некто в нитяных перчатках оставит меня в покое.

Да и был ли этот ОН?

Отрывок из записок наемного убийцы.

«Он был. И он был гораздо ближе, чем женщина подозревала. Она стала его навязчивой идеей. Она приходила ночью во сне, ускользала утром и сводила с ума днем. Женщина стала его первой неудачей. Она сломала работу Ювелира. И он не мог ей этого простить.

Он уже не знал, так ли ему надо, чтобы она все вспомнила…»

В Сокольниках Людоеду не понравилось. Много впечатлений, чужих запахов, незнакомых серьезных собак. Пес улегся у моих ног и недовольно щурил и без того мелковатые глазки.

– Лев, я так устала от подозрений. Если я подумаю еще хоть чуть-чуть, съеду с катушек. Могу залаять, могу завыть, могу кого-нибудь съесть… Но больше я не могу…

– У тебя отпуск когда?

– В конце августа. Приедет Миша, и мы всей семьей отправимся в Испанию. Путевки уже заказаны…

– То есть уехать из Москвы сейчас не получится?

– Нет. В июле работы в банке не так много, но часть сотрудников уже гуляет, и меня не отпустят. Заменить некем. На следующей неделе уходит мой шеф, я остаюсь за начальника.

– А если попросить его поменяться?

– Никак. У него внуки школьники. Он уезжает отдыхать с ними. Конец августа Константиныча не устроит…

– Понятно, – вздохнул Лев. – Я отправляюсь отдыхать после соревнований…

Мы поговорили о погоде на Средиземноморском побережье Европы, о рыбалке на Селигере и грибах, которых в этом году мало в Подмосковье.

– У меня родня живет в Соликамске, – сказал Лев, – там грибы косить можно…

– Да ну?

– Ага. Но собирать неинтересно. Поставил перед собой два ведра и ползаешь кругами по одной полянке, пока доверху шляпками не набьешь…

– Так бывает? Ползаешь и не встаешь?

– Только на перекур. Если слой моховиков или маслят нашел, два часа – два ведра.

Людвиг зевнул, тявкнул, и мне послышалось: «Брехня-а-а».

– Промышленный сбор, – вздохнул Лева. – Никакой романтики.

– А я бы так пособирала… У меня зрение садится, мне на корточках, на ощупь, в самый раз…

– Поехали со мной, – Лев внимательно посмотрел на меня. – В тех краях не только грибы, люди замечательные. Встретят, не забудешь…

– Спасибо, – я потупилась. – Предлагаешь позвонить Мише и сказать, что вместо Испании едем на Урал?

– Можно и с Мишей, – серьезно сказал Лев. – И с Музой, и с вот этой псиной, – он дотянулся до Людоеда и потрепал его за уши.

Домашние животные незаменимы для разрядки существования. В неловких ситуациях они принимают на себя паузы и заполняют их пушистыми или, в случае Людвига, гладкошерстными меховыми телами.

В среду Муза опять проснулась ни свет ни заря. Повторное оглушение снотворным сбило свекрови режим, и она бродила по квартире неприкаянно и искала работу. Шуметь пылесосом в пять утра Муза не решилась, поэтому устроила шмон в кладовой. Развесила по балконам старые зипуны, разложила на припеке валенки и зимние сапоги, свои ровесники, и так увлеклась, что завтракала я в одиночестве.

Прихватив с холодильника записку «чего купить», я поцеловала Музу в тугую щечку и отправилась на работу.

Мысль о досрочном отпуске увлекла меня настолько, что, едва войдя в кабинет, я чуть было не отдала Матюшиной кредитное дело своих любимцев ЗАО «Альфа».

Нинель встретила меня в коридоре, проводила до стола и начала с вопроса:

– «Альфу» ты ведешь?

– Да.

Нинка часто заходила утром в мой кабинет поболтать, развеяться, настроиться на работу. Свой кабинет она делила с тремя дамами, и моя отдельная клетушка не давала ей покоя.

– Давай махнемся? Я тебе вторую очередь мясокомбината – там почти все готово, только подписать-оформить, а ты мне «Альфу».

Я машинально потянулась к папке, но задержала руку на весу. ЗАО «Альфа» – молодая строительная фирма. Два раза они брали кредит под строительство жилых домов, теперь собирались возводить торговый комплекс на Юго-Западе столицы.

«Нинка просто так просить не станет, – мелькнуло в голове. – Мясокомбинат у нее готов. Зачем ей делать двойную работу?»

«Греет место Степке, – пришел ответ. – Набьется ребятам из «Альфы» в друзья – притворится незаменимой, истреплет все нервы, а потом «решит вопрос положительно», и… – ать, два, Степан Матюшин в правлении «Альфы». Ловко».

– Мне надо подумать, – вильнула я. – Спрошу у Константиныча…

– О чем? – удивленно протянула Нинель. – Ему не все равно, кто «Альфой» занимается?

– Мне не все равно, – отрезала я. – Там хорошие молодые ребята. Пусть спокойно работают.

Видимо, я правильно разгадала Нинкины планы. Матюшина нервно дернула щекой и вылетела из кабинета, громко хлопнув дверью.

«Может быть, у Степана проблемы с Ковровым? И Нинель суетится, подыскивая мужу новое место? А если это связано со взятками?»

Но заниматься решением личных вопросов на производстве непрофессионально. Я задвинула сомнения подальше и взялась за папку ЗАО «Альфа».

Все тип-топ. Ребята грамотные, документы собраны – комар носа не подточит, проблем с кредитом быть не должно.

В обеденный перерыв я сгоняла в супермаркет и купила-таки Музе подарок – комплект шелкового постельного белья нежно-розового цвета, который присмотрела в прошлый раз. Атласная кружевная отделка так нарядно сияла сквозь целлофан, что я оставила пакет на подоконнике, постоянно косилась в его сторону и поднимала себе настроение.

Сегодня я признаюсь Музе Анатольевне, что до поездки в Испанию надо изготовить новую нижнюю челюсть. Тянуть с этим вопросом далее невозможно. Если свекровь не получит зубы до отправки на курорт, об отдыхе можно забыть. Сначала свекровь откажется ехать на море в старых зубах, потом Миша откажется ехать без мамы, в результате мне лучше будет уехать в Испанию одной. Лучше пляж в одиночестве, чем двое расстроенных Мухиных в презрении.

Белье настроение поднимало, мысль о встрече с двумя капитанами – Игнатовым и Белимбаевым – опускала тут же. К шести часам вечера душевные русские горки скрутили желудок до икоты. К машине Левы у крыльца банка я спустилась с сумкой, пакетом и заранее припасенной бутылкой минеральной воды.

– Напугай меня скорее, – после короткого приветствия, попросила я Леву, усаживаясь на переднее сиденье джипа. – Ик…

– Эко, как тебя разбирает, – пожалел приятель.

– Ик… Уже час мучаюсь. Вода не помогает. Ик…

– Хочешь, в столб врежусь?

– С ума сошел?! – перепугалась я и перестала икать.

Капитан Игнатов оказался рыжим добродушным толстяком с висячими усами и хохляцким акцентом. Какой, однако, интернациональный милицейский коллектив в отделении Текстильщиков подобрался. Игнатов ничего не писал, ничем не пугал, сидел, слушал и поглаживал пушистый рыжий ус.

– Все ясно, Серафима Андреевна, – в итоге произнес он. – Ваши прежние показания я уже просмотрел и… в принципе… согласен: сломать шею Гальцеву вы не могли. В принципе…

– А как насчет других происшествий? – спросила я.

– Попытка проникновения в квартиру и грузовик? – уточнил Игнатов.

– Да.

– И в том, и в другом вы не уверены? – тем же тоном произнес капитан.

– Да, – промямлила я и оглянулась на каменного Леву.

Лева битый час изображал молчаливое надгробие, и капитан обратился к нему сам:

– Лев Николаевич, вы сможете опознать шофера грузовика?

– Со спины, – пообещал боксер.

– Кхм, – сказал капитан. – Рост, вес, телосложение, цвет волос?

– Рост выше метра восьмидесяти, вес… килограммов девяносто… может, чуть меньше. Телосложение нормальное. Цвет волос… не знаю. Он был в кепке-бейсболке коричневого цвета.

Капитан опять крякнул и сказал:

– В принципе… описание совпадает с приметами настоящего шофера «КамАЗа». Я звонил в ГАИ, справлялся. Но водитель уверяет, что машину угнали днем. Когда точно, он не знает. С утра был на рыбалке, там выпил, вернулся вечером и сразу подал в розыск.

– Во сколько?

– Поздно, – вздохнул капитан. – Машина стояла у забора из сетки-рабицы около охраняемой парковки. Сторож за грузовиком не следил и не может сказать, кто сел за руль. Но у водителя – четыре свидетеля-рыбака, все подтвердили его присутствие на реке.

Я беспомощно переводила взгляд с одного мужчины на другого и понимала, что кроме, «кхм» и «в принципе», сказать тут нечего.

– Теперь о попытке проникновения в жилище, – продолжил Игнатов. – По вашим же словам, Серафима Андреевна, вы точно не уверены, была ли она, попытка проникновения. Ваша свекровь – пожилая женщина, вы лично не видели, чтобы она запирала замки…

– Что вы можете нам посоветовать? – Лев перебил нудные рассуждения.

Капитан развел руками.

– Езжайте в отделение по месту жительства, пишите заявление…

– Фигня какая-то, – не удержался Лева, и капитан посуровел лицом.

– Извините, не согласен, – буркнул он. – Труп Гальцева лежит в холодильнике, это факт. Остальное – пустые размышления. И поверьте мне, Лев Николаевич, от заявления о попытке проникновения в квартиру дамочки, накануне потерявшей сумку с ключами, отмахнутся, как… – крепкой ладошкой капитан изобразил попытку убить назойливую муху.

– Но в ее сумочке не было паспорта! – воскликнул Лев. – Как преступник узнал адрес? Значит, за Симой следили!

– Может, и следили, – вздохнул капитан. – Серафима Андреевна, вы можете с уверенностью сказать, что в вашей сумочке не завалялось какой-нибудь квитанции с адресом? Например, из прачечной или из химчистки?

Батюшки святы! Какая я идиотка! Сижу тут, отвлекаю занятого человека…