Текст книги "Измена. Ты нас променял (СИ)"
Автор книги: Оксана Барских
сообщить о нарушении
Текущая страница: 6 (всего у книги 13 страниц)
Глава 14
Я сидела в кафе в ожидании свекрови, тети Давида, и пыталась себя успокоить. Меня до сих пор лихорадило от разговора с мужем, и я никак не могла взять себя в руки. Обмахивалась руками, салфетками, даже кошельком, но всё равно ощущала прилив жара к лицу.
Глянула на часы. Без пяти минут час. Свекровь обычно пунктуальна, так что раньше времени не придет, и я отошла в уборную, чтобы охладить лицо. Конечно, так смоется косметика, благодаря которой я успешно скрываю свою сегодняшнюю бледность, но выбора особо нет. Либо бледная, как поганка, либо красная, как рак.
Я несколько раз ополоснула лицо холодной водой, а затем вперилась взглядом в свое отражение, видя напротив впалые щеки с выделяющимися скулами, и едва не плакала, скучая по тем временам, когда в моих глазах не было этой острой губительной агонии и боли, которая растекалась ядом по венам и отравляла меня изо дня в день. Вот только и сделать что-либо я была не в силах.
В моей ситуации было только два варианта – бороться за Давида и избавляться от Ольги, или бросать изменщика, начав самостоятельную жизнь. Я выбрала второй вариант, даже не раздумывая.
Когда я вышла, Жанна Игнатьевна уже сидела за заказанным заранее столиком и сделала заказ на нас двоих. Что-что, а чужое мнение порой ее мало волновало. Впрочем, против солянки и ташкентского чая я ничего не имела, так как при беременности они не противопоказаны.
– Добрый день, Жанна Игнатьевна, – поздоровалась я и после присела напротив.
– Не уверена, что добрый, Алевтин, – покачала свекровь головой и отложила телефон в сторону. До моего прихода она с кем-то активно переписывалась.
Несмотря на возраст, женщиной она была современной, не просто молодящейся, как многие другие, а именно шла в ногу со временем. Одевалась стильно по возрасту и пользовалась всеми гаджетами, не отставала от новшеств и порой о новых технологиях и вышедших моделях знала гораздо больше меня. Это я была как раз из той породы людей, которые с неохотой принимали новинки и изменения. Я всегда даже шутила, что в старости буду такой бабкой, сидящей у подъезда, которая будет ворчать “а вот в наше время таких наворотов сложных не было”
– В общем, с Давидом мне пока поговорить не удалось. Трубку не поднимает, шельмец, – покачала головой свекровь и тяжко выдохнула. – В общем, не буду скрывать, на фотографии, которую ты мне прислала, действительно, биологическая мать Давида. Моя младшая сестра Лариса. Не знаю, рассказывал ли тебе Давид, но долгое время мы и правда думали, что они с Демидом погибли в автокатастрофе на бензоколонке, ведь тела были найдены на месте взрыва. Мы и не проводили никаких ДНК-экспертиз, пока она не объявилась, когда Давиду исполнилось десять. Прибежала, когда ее любовник умер, а за ней потянулся ворох долгов. Я до сих пор думаю, что гибель Демида подстроил ее любовник – в те времена он был криминальным авторитетом, мог пойти на многое, чтобы никто не мешал ему миловаться с Ларисой. Она, конечно, уверяла нас, что в машине сидела любовница Демида, но я-то знаю, какой он был, не мог он так поступить со своей семьей. Лариса просто так хотела обелить себя в глазах сына, поэтому и наврала с три короба. Несмотря на то, что в наших с ней жилах одна кровь течет, мы с детства с ней были разные. Она вся такая шебутная, головная боль наших родителей, постоянно влипала в неприятности. Уж сколько отец вытаскивал ее с пьяных вечеринок, не сосчитать. Когда она замуж вышла, мы уж было вздохнули с облегчением, а потом она начала погуливать, пыталась скрыть, но мы же с родителями не слепые, молчали только и ничего Демиду не говорили, боялись семью разрушить, все-таки Давиду нужны были оба родителя – и мать, и отец. А как пришло известие, что они оба умерли, в течение года и родители мои слегли. Сначала мать, а затем и отец, не выдержал без своей любимой. Так что на долгое время мы остались с Давидом одни.
– Получается, Давид знал, что его мать жива и молчал, не говорил мне, – с горечью улыбнулась я и сделала глоток чая, пытаясь избавиться от першения в горле, яркого предвестника слезопотока. Вот только плакать мне сейчас никак нельзя. Жанна Игнатьевна не терпит слабости и слез, считает, что каждая уважающая себя женщина должна быть сильной и с самоуважением. А такие не показывают своих слез на публике.
– Не обижайся на него, она с нами только месяца три провела, а потом упорхнула за лучшей жизнью. Очередной богач ей предложение сделал, так что о сыне она и забыла. Давид, конечно, страдал, но перестал питать на ее счет иллюзии, так что я думаю, она для него и правда была умершей.
– Если она вышла замуж и снова исчезла, зачем же объявилась спустя столько лет? – задала я вопрос, но уже знала ответ, исходя из рассказа Жанны Игнатьевны.
– Наверняка очередной хахаль либо бросил, либо умер, вот и решила на старости лет присесть сыну на шею. Одно мне непонятно. Как так вышло, что она с Ольгой общается. Логичнее было бы с тобой, ведь ты жена Давида.
– Возможно, из-за его сына Данила, тоже, наверное, считает, что он наследник всего его состояния. Так что меня можно в расчет и не брать, Жанна Игнатьевна, я ведь так, сбоку-припеку, не стена, подвинусь, – с горечью произнесла я, вспоминая слова и мнение сотрудников нашей компании. Вот как видят наш брак с Давидом остальные.
– Что ты такое говоришь, Алевтина! Чтобы я не слышала больше такого! – рассерженно рявкнула свекровь и едва по столу кулаком не ударила, настолько ей не понравились мои слова. – Ты – законная жена Давида, его тыл. За каждым успешным мужчиной стоит женщина, и в вашем случае эта женщина – ты, а не какая-то Ольга.
Жанна Игнатьевна сморщилась, и у меня едва не вырвался смешок. Я вдруг представила, как бы они друг с другом взаимодействовали, но это казалось мне абсурдом. Свекровь никогда бы не приняла хабалистую Ольгу, уж слишком у них разные характер и представления о жизни и том, как себя стоит вести. Даже Давид, кажется, это понимал, не стеснялся говорить вслух, что меня не стыдно вывести в свет и показать партнерам, а вот Ольги он стыдится. До чего же у нее нет самоуважения, что она даже на такой формат отношений согласна.
– Я отойду, Жанна Игнатьевна, мне надо носик припудрить, – просипела я и схватила сумочку. Я никак не могла сдержать слез и не хотела, чтобы она стала свидетельницей моей слабости. Тогда мне точно не избежать часовой лекции, как должна вести себя настоящая леди.
Мне понадобилось время, чтобы привести себя в порядок в уборной, а когда я возвращалась к столику, вдруг услышала разговор свекрови по телефону. Мне бы, как воспитанной женщине, быстро показать свое присутствие, чтобы не ставить ее в неловкое положение, но я не смогла. Услышала то, что явно не предназначалось для моих ушей.
– Эдуард Генрихович, право слово, вы же знаете, что по пустякам я не звоню, и это срочно. Ей ничего не должно достаться, поэтому вы в срочном порядке должны заняться переоформлением документов. Немедленно. Дело не терпит отлагательств. Она дама особо неприятная и с характером, много, как это говорится, “вонять” будет. Не люблю таких плебейских словечек, но по другому в моей ситуации никак.
– Да-да, буду ждать, голубчик, весьма благодарна вам.
Она продолжала что-то еще говорить, а я стояла сзади и обтекала, понимая, что и меня ей удалось одурачить. Я-то думала, что она на моей стороне и хочет, чтобы Давид покаялся, планировала, что буду стоять на своем и убеждать ее, что наш брак подошел к концу. Да чего греха таить, у меня даже мелькнула мысль поделиться с ней радостной новостью, что я беременна от Давида, хотела попросить ее сохранить это в тайне, а оказалось, что я совершенно не разбираюсь в людях. В очередной раз.
В открывшемся свете мне уже было всё равно, что она скажет про биологическую мать Давида, про него самого и ее отношение к Ольге и ее внебрачного сына. Всё, что для меня имело значение – это то, что она была против меня.
И я как никогда в жизни поняла, что сейчас я одна и сама за себя. И сейчас не время раскисать, нужно проявить хватку, подать на развод и разделить бизнес. Главное, нанять грамотного адвоката, лучшего из лучших, и я даже знала, кто это. Знакомый Измайлова по академии МВД. Витя Шастун. Имя я запомнила с первого раза.
Глава 15
Давид Доронин
– Ты сегодня придешь? – робко спросила меня Ольга.
Я поставил ее на громкую связь, а сам откинулся на кресло, прикрыв глаза и думая, что делать дальше.
– Зачем?
– Как это? – растерялась она, раздражая меня своей глупостью сильнее.
Она была красивой и эффектной женщиной, но всё ее очарование улетало в пропасть, как только она открывала рот. Вот уж правду говорят, что красивая обертка порой скрывает испорченную конфету. Мало того, что тупа, как пробка от вина, так еще и неотесанная, без манер и такта. Единственный ее плюс – отсутствие комплексов, что я особенно ценил в постели. С ней, в отличие от жены, я мог воплотить в жизнь самые грязные фантазии. Если бы Алька не отказывала мне в экспериментах и с удовольствием соглашалась на что-то, кроме пуританских поз, рекомендованных только для зачатия, я бы, может, и не пошел налево.
Больше всего раздражало то, что в этом предложении звучало слово “может”.
Никогда не считал себя гулящим, но в последние годы, с тех пор, как мы начали пытаться зачать ребенка, всё изменилось. И дело было не только в том, что попытки были неудачными, изменилась вся наша жизнь.
Алевтина стала другой, уже совсем не той веселой девчонкой, готовой на всяческие авантюры, в которую я влюбился.
Если раньше мы могли лениво валяться на диване, смотреть кино и есть пиццу из доставки, потому что было лень готовить, а за окном бушевала непогода, то спустя годы всё в доме было сугубо чинно и благородно.
Никакой доставки, только белоснежная скатерть, столовое серебро, трюфели и прочая лабуда. Конечно, мне нравилась вся эта шелуха, когда они выходили в свет и демонстрировали, что ничем не отличались от всех этих золотоложечных богатеев, которым состояние досталось от родителей, но когда двери нашего дома закрывались, мне хотелось, чтобы всё было так же легко, как и прежде. Но с каждым годом Алевтина становилась всё идеальнее и идеальнее, и я даже начал находить в этом плюсы. Привык и воспринимал, как должное.
Идеальная жена.
Идеальный брак.
Идеальная жизнь.
И сын на стороне, который не мешал всему этому, а рос отдельно. Роль воскресного папы мне тоже нравилась, хотя Ольга и вызывала раздражение одним лишь своим существованием. Та единственная ночь, которую мы провели, когда я был пьян после очередной неудачи в бизнесе, была ошибкой, о которой я и правда жалел. Тогда Алевтина страдала из-за выкидыша, а я ушел в бар, а там по какой-то случайности оказалась и Ольга.
Это сейчас я понимаю, что она точно знала, что делала, и появилась там не случайно, а тогда плохо соображал и сидел с ней, делясь о наболевшем. Кто ж знал, что на утро я проснусь в ее постели. А спустя месяц она покажет мне тест с двумя полосками. Будь моя воля, я бы заставил ее сделать аборт, но она рогом уперлась, что портить здоровье не намерена. Благо, все эти годы соглашалась скрывать это от Алевтины, если я буду обеспечивать их с сыном, и я исправно выполнял свою часть договора. Что ж. Теперь настали новые времена.
Я стиснул переносицу и стиснул челюсти, желая поскорее закончить с ней разговор.
– Что-то еще, Ольга? С Данилом какие-то проблемы?
– Н-нет, – растерянно ответила она. – У тебя дела в офисе?
– Что за вопросы? Тебя это как касается?
– Но я думала, что после случившегося мы вместе.
– Ты думала? Прекращай, тебе это не идет, – хмыкнул я, наслаждаясь тем, что больше можно не сдерживаться и говорить с ней так, как эта стерва того заслуживает.
Если раньше мне приходилось сдерживать свое желание поставить ее на место, чтобы она держала свой длинный поганый язык при себе, то сейчас в этом больше не было нужды. Одна ее инициатива в поиске моей биологической матери чего стоила. Она явно хочет получить от меня больше, чем я готов ей дать.
– Но.
– Никаких но, Ольга. Когда я закончу с делами, нас с тобой ждет серьезный разговор. Я уже дал распоряжение, чтобы тебя внесли в черный список компании, но, видимо, придется еще и с тобой провести беседу. У тебя нет никаких прав на нашу с Алевтиной фирму, так что не делай телодвижений, которые всё равно не дадут результата.
– Данил – твой единственный наследник! – закричала она, наконец, показывая свое истинное нутро. – Конечно, всё должно достаться ему! А я, если ты еще не забыл, его мать!
– Закрой свой рот! И выходи на работу. Бездонный кошелек для тебя отныне прикрыт.
– Что за чушь ты несешь? Мы с тобой договаривались, что ты полностью содержишь нас. Ты обещал купить мне золотой браслет-гвоздик, неужели ты…
– Подарки я тебе дарил только для того, чтобы ты держала свой рот на замке! – зарычал я, выходя из себя. – Из-за тебя моя жена всё узнала, и ты думаешь, что всё будет как прежде? Забудь о хорошей обеспеченной жизни, Ольга! Содержать Данила я буду по минимуму, роскошества и излишества ему ни к чему, покупать всё ему буду сам, а ты иди на работу, чтобы с голоду не помереть. Если ты всё еще знаешь, что это такое, Ольга.
– Надеешься вернуть Алевтину? – ядовито произнесла эта стерва. – Зря. Она тебя никогда не простит, и ты сам это знаешь. Она всегда такой была. Слишком правильная, до занудства. Именно поэтому ты на меня повелся. Я ведь полная ее противоположность. Яркая. Раскрепощенная. Знающая цену своей женственности и красоте.
– Не тебе на Альку мою рот открывать, Ольга, – рыкнул я, начиная раздражаться сильнее прежнего.
– А даже если простила бы, то не после того, что у нас было при ней. Ты был просто зверь в постели, любимый, – расхохоталась эта тварь. – А простыни она с шиком подбирает. Надо будет сказать ей, что хлопок что надо.
Я сбросил звонок, сжал кулаки и ударил ими по столу, отчего на пол посыпалось всё, что было плохо закреплено, включая и стакан с водой. Волна бешенства набирала обороты, и я схватил пиджак, чтобы поехать к Ольге и поставить зарвавшуюся гадину на место, но в этот момент раздался голос секретарши. Кстати, о ней.
– Давид Демидович, – сунула она голову внутрь. – К вам пришли.
– Занят!
Обсуждать дела с излишне трудолюбивыми сотрудниками не было. Семейные проблемы важнее.
– Но…
– И вещи свои собирай. Ты уволена!
Надо было сразу ей это сказать, еще когда я только вернулся в кабинет после разговора с Алькой. Нечего тянуть, всех предателей и крыс под зад ногой. Молча и без сожалений.
– Но как же так? У меня же ипотека, вы что, поверили этой стерве?
Девчонка заплакала, а я прищурился, чувствуя разгорающийся пуще прежнего гнев. Только хотел подойти и вывести ее вон самому, популярно объяснить, что не стоит открывать рот в сторону моей жены, как дверь распахнулась, и внутрь вошли двое полицейских. Один в форме, другой в гражданском. Последний достал корочку и раскрыл ее на весу.
– Давид Демидович Доронин? На вас поступило заявление, пройдемте с нами.
Глава 16
– Его отпустили? – спросила я у Пашки, когда он вернулся домой.
Под его глазами залегли тени, и мне стало стыдно, что я отнимаю его время, когда у него и так работы выше крыши.
– Да. Адвокат внес залог и надавил на начальство. Только семнадцать процентов всех заявлений по домашнему насилию доходят до суда. Обычно жены забирают заявления на следующий день, поэтому выше не хотят связываться с этим. У твоего Доронина руки длинные, а на меня начальство сверху давит, чтобы я разобрался с этим и пригласил тебя в участок. В любом случае, ты не ходи туда. Не нравится мне твой Доронин, скользкий тип.
Пашка Измайлов всегда отличался повышенном чувством справедливости, и мне стало стыдно, что я вообще втянула его в свои семейные разборки.
– Не переживай, Паш, я приду со своим адвокатом по бракоразводному процессу. Я консультировалась с ним сегодня, и он сказал, что мое заявление и снятые следы физического воздействия с моего тела могут послужить весомой причиной для судебного разбирательства по разделу бизнеса и имущества при разводе.
– Хочешь отжать у мужа дело? – вздернул бровь Пашка и слегка нахмурился.
– Мы компанию вместе поднимали, половина – моя законная. Я долго думала над этим и поняла, что не стану подставлять вторую щеку. Иначе уважать себя перестану.
– Ясно, – кивнул он и ничего более не сказал, но мне показалось, что он слегка расстроился. И я даже знала, почему. Кажется, он решил, что я должна была проявить гордость и отказаться от всего, что было нажито в браке с Давидом. Вот только я хоть и была гордая в какой-то степени, но придерживалась позиции, что за свое нужно бороться и вцепляться в него зубами, не позволяя шакалам отнять то, что ты нажил собственным трудом. Не позволю почивать на лаврах ни Ольге, ни кому бы то ни было другому, кто может там появиться у Доронина в будущем.
Если он хотел, чтобы всё осталось сугубо между нами, то зря надеялся утаить всё это.
После того, как я услышала, что после допроса его отпустили и даже не собираются выдвигать против него дело, я решила, что просто так это не оставлю.
Если Давид и его тетка думают, что могут обманывать меня и помыкать мною, оставить у разбитого корыта, вешая лапшу на уши, то они глубоко ошибаются.
Если при уходе из дома я и не думала о том, что буду бороться до конца за каждую копейку, то сейчас была настроена решительно.
Я должна думать не только о себе и своей гордости, но и о своем малыше в животе. Долгожданном и любимом. Всё это принадлежит ему по праву, и я не имею лишать его достатка только из-за своего эго.
Пашка ушел в душ, а я осталась одна на кухне. Уже в который раз прозвучала мелодия входящего вызова телефона, но я не приняла его.
Свекровь.
Совершенно не знаю, о чем с ней говорить.
Сегодня я должна была придти, по ее мнению, к ней в квартиру, где она собиралась устроить очную ставку с Давидом, но я не собиралась больше с ними контактировать. Не тогда, когда чувствовала, что я отныне не в безопасности.
Вот только ее настырность не знала границ, и я сдалась, решив держаться максимально нейтрально, чтобы она ничего не заподозрила раньше времени.
Зря я всё же тогда в кафе ушла, ничего не сказав. Нужно потянуть время, чтобы они не знали с Давидом, чего от меня ждать.
– Да, Жанна Игнатьевна? Я была в уборной, не слышала звонок, – сразу начала я оправдываться, хоть в душе мне это и претило. Утешало лишь то, что делала я это специально.
– Слава богу, трубку наконец взяла, Алевтина, – выдохнула с облегчением свекровь, и в ее голосе я не услышала фальши. – Я уж начала переживать, что с тобой что-то случилось. Исчезла так быстро, я перенервничала. Подняла на уши всех, включая твоих родителей, никто тебя не видел.
– Да, мне плохо стало, и я ушла, – тихо сказала я, осознав, что не придумала, что сказать насчет своего побега. И это начало вызывать у нее лишние вопросы.
– Скажи мне, в какой ты гостинице, и я тотчас же приеду. Еще не поздно, сразу же к Давиду поедем. Я ему звонила, он сейчас в офисе. Взбешенный, правда, уж не знаю, какая муха его укусила.
Ага. А вот я прекрасно знала, какая. Муха правосудия. Он бесится, что я подала на него заявление в полицию. И мы оба знали теперь, что дело приняло серьезный оборот.
– Я не могу, Жанна Игнатьевна, – призналась я и прикрыла глаза, желая, чтобы этот разговор поскорее закончился. – Я заболела.
– Нужно ваш с Давидом брак спасать, Алевтина. Болезни сейчас не место.
Она была как всегда категорична и не желала слушать моих оправданий. В ее голос добавились командные нотки, и я прикусила губу. Кажется, она во что бы то ни стало намерена заставить меня приехать. Вот только зачем? Ее беспокоит лишь то, кому останется бизнес, и была полной дурочкой, раз поверила, что она может принять мою сторону. Не стоило забывать, что Жанна Игнатьевна – тетка Давида. Не моя.
– Я никуда не поеду, – сказала я наконец категорично, давая понять, что подмять меня им под себя не удастся. – И видеть Давида сейчас не желаю. Мы вчера с ним уже говорили, и с меня достаточно. Мне вполне хватило нашего с ним разговора. Он ясно высказал свою позицию.
– И какую же?
Я будто наяву увидела, как высокомерно и по-учительски вздернула бровь свекровь.
– Он не признает, что был не прав, и считает, что я должна на всё закрыть глаза.
– Я правильно понимаю, что мой мальчик хочет сохранить брак?
Вот оно.
Мой мальчик.
Ну конечно.
Какие бы гнусности не совершал Давид, для нее он всегда останется ее мальчиком, который…
… просто оступился.
… просто сделал глупость.
… просто совершил оплошность.
… просто свернул не туда.
Но он не такой. Нет. Не такой.
– … его соблазнила эта злобная стерва Ольга. Говорила я тебе, держи эту стерлядь подальше от семьи. Слушалась бы меня, сейчас не плакала бы. Раз Давид сохранил остатки своих мозгов, и они все не утекли ему ниже пояса, тебе нельзя оплошать сейчас, Алевтина. Обиды обидами, а брак нужно спасать, пока горячо. Не успеешь оглянуться, как переборщишь со своей обидой, и в это время Ольга подсуетится и окрутит нашего Давида. Присядет ему на уши и поминай как звали. Ночная кукушка дневную перепоет, сама ведь в курсе. Ты у нас девочка умная, Алевтина, и должна понимать, что такие мужчины, как Давид, на дороге не валяются. Думаешь, почему я к моим годам одна и даже ребенка не завела? А потому что была гордая. Не простила так однажды своего мужчину, погуливал он у меня по молодости. Он на коленях стоял, умолял, чтобы я вернулась к нему. И знаешь что? Ушла я, гордо махнув хвостом, и что ты думаешь? Женился он на разлучнице, она ему трех детишек родила, до сих пор вместе живут, уже пятеро внуков у них. А я что? А я одна. Такой ты судьбы хочешь? Я сто раз пожалела, что когда-то поддалась своей гордости и упустила любовь всей своей жизни. Думаешь, не все мужики такие, Алевтина? Все они кобели, да вот только многие женщины глаза на это закрывают, и ты должна, если не хочешь в одиночестве умереть.
Жанна Игнатьевна продолжала высказывать то, что накипело у нее в сердце, а я слушала, чувствуя, как на меня волнами накатывает отчаяние.
Вот не казалась она мне злой и желавшей мне разорения.
Будто бы говорила от души. То, что у нее на сердце лежало.
И если бы не подслушанный мною ее разговор с адвокатом, я бы сейчас растаяла, расклеилась и, возможно, расплакалась бы, после чего последовала бы ее житейскому совету.
Призналась бы, что ребеночка от Давида долгожданного жду.
Но…
Пресловутое но…
История не терпит сослагательного наклонения, вот и я не могу стереть из памяти ее разговор.
– Я не буду мириться с Давидом, – сказала я тихо, вклиниваясь в ее монолог, но она меня, на удивление, услышала сразу и замолчала.
Тяжко вздохнула, словно осуждала меня, а затем отступила.
– Ладно. Тебе нужно время остыть в любом случае. Всего несколько дней прошло. Я тогда пока узнаю, что там с Ольгой, этим Данилом и матерью Давида. Ох неспроста эта крыса Лариса появилась снова в нашей жизни. Позвоню тебе через несколько дней.
Мы распрощались, и я осталась наедине со своими мыслями.
Крыса. Никогда бы не подумала, что услышу подобные слова от Жанны Игнатьевны в адрес другого человека. Видимо, она и правда держала обиду на свою младшую сестру до сих пор.
Я поставила чайник и принялась подогревать еду. Нужно поужинать. Не заставлять же Измайлова голодать и уж тем более готовить еду себе самому. Он ведь приютил меня по доброте душевной. Кем я буду, если так по-свински поступлю?
Пашка всё продолжал мыться в ванной. Помню, Ирка всегда называла его моржом за излишнюю любовь к банным процедурам, так что я не особо удивилась тому, что его долго нет.
Я так задумалась, накрывая на стол, что не сразу услышала, что в квартиру кто-то вошел. Очнулась, когда услышала за спиной кашель.
– Пашка, конечно, молодец, ничего не сказал мне про девушку. Будем знакомы. Ира, – раздался сзади знакомый голос, я даже обернуться не успела.
– Ира? – растерянно произнесла я и посмотрела в сторону порога.
Я так давно не видела ее и не ожидала, что она вернется с командировки так рано.
– Алька? – в таком же тоне сказала она и оторопело уставилась на меня.
Наши взгляды встретились, и каждая из нас не знала, что сказать.
Мы обе не ожидали увидеть друг другу.
Я думала, что вернется она нескоро.
А она, судя по ее словам, подумала, что я – девушка Паши.
Я открыла рот, пытаясь выдавить из себя объяснение своему присутствию, а вот Ира вдруг заморгала часто-часто. Она делала так, когда готова была вот-вот расплакаться. Из всех моих подруг Ира всегда была самая чувствительная.
– Ир, я тут… – махнула я рукой, пытаясь косноязычно сказать о том, что меня здесь приютил Пашка.
Откровенно говоря, я побаивалась ее негативной реакции, ведь мы давно перестали общаться, и я думала, что она на меня обиделась за то, что я когда-то сказала ей.
– Алька! – снова воскликнула Ира и кинулась на меня с раскрытыми руками. Обняла так крепко, что я аж закашлялась, чувствуя, что своими объятиями она выбила из меня весь дух.
– Ир, дышать нечем, – просипела я, похлопывая ее по спине.
Она всегда была значительно крупнее меня, особенно в груди и бедрах. Широкая кость, любила она всегда повторять, когда ее дразнили в школе неповоротливой гусыней. За что я ею восхищалась, так это за неунывающий характер. К совершеннолетию она оформилась по-женски, отличаясь тонкой талией, и ее фигура в форме груши заставляла всех мимо проходящих парней головы сворачивать в ее сторону.
Я всегда мечтала о таких формах, может, поэтому и поверила наговору Ольги когда-то, что Ира хочет увести Давида. Глупая была. Не понимала, что Ирка – не тот человек, который может поступить настолько подло.
Жаль, что я не поняла этого гораздо раньше.
Ира отстранилась, выпуская меня из объятий, и опустила вдруг глаза на мой живот. Уж не знаю, как она это сделала, но следующие ее слова заставили меня поверить в то, что она и вовсе экстрасенс.
– Ты что, беременна?!
