Текст книги "Капкан (ЛП)"

Автор книги: Одри Раш

сообщить о нарушении

Текущая страница: 12 (всего у книги 17 страниц)

ГЛАВА 14

Ремеди

На следующий день энергия бурлит во мне, придавая уверенности в каждом шаге. Я смотрю на пустое голубое небо, солнце освещает мою продрогшую зимнюю кожу.

Может быть, это и есть свобода. Но я все равно чувствую себя как-то не в своей тарелке. Как будто внутри меня что-то гремит. Я не уверена, что мне с собой делать.

Все не так, как раньше. Мой отчим больше никогда не побеспокоит ни меня, ни кого-либо другого. И все же, у меня все еще есть это желание что-то сделать. Но я не знаю что.

Раздается дверной звонок, когда я вхожу в пекарню. Торты на витрине подсвечены, как маленькие произведения искусства.

Нежно-голубые. Бледно-розовые. Светло-зеленые. Это кажется глупым. Кэш дал мне возможность вернуть свою жизнь, и я купила ему чертов торт. В дальнем углу витрины я замечаю белый торт с красными струйками глазури, стекающими по ребристым краям.

Я вижу вспышки крови моего отчима, которая забрызгала, покрытую шрамами, грудь Кэша. Тепло покалывает низ моего живота при этой мысли. Это было так горячо. Мой желудок переворачивается.

«Он использовал тебя, утверждает мой разум. Манипулировал тобой. Заставил тебя убить твоего отчима, чтобы он мог еще больше шантажировать тебя. Как ты можешь быть такой глупой?»

Я хватаюсь за живот, пытаясь заставить себя прекратить подозревать его. Но здесь есть видеокамеры. Они все зафиксировали, как и моя личная камера, которая все еще стоит на каминной полке в офисе.

Даже если Кэша обвинят в похищении, меня обвинят в убийстве. Но я не могу позволить этому страху парализовать меня. Кэш освободил меня.

«Он обидел твою лучшую подругу.» говорит этот ворчливый голос.

«Это уже не тот человек.» возражаю я в ответ.

Пекарь откашливается, ее глаза подсказывают, что мне уже нужно выбрать торт. Я оглядываю каждый ряд угощений, пытаясь собраться с мыслями. Мой телефон звонит.

– Ремеди Бассет. – отвечаю я.

– Ремеди Бассет? Это звонит департамент полиции Ки-Уэста. Есть ли какой-нибудь шанс, что вы сможете приехать в участок? Детектив Сэмюэлс хотел бы поговорить с вами.

Мои плечи напрягаются. Питер? Почему он хочет поговорить сейчас? Знает ли он о моем отчиме? Нет. Он ни за что не узнает. Вчера вечером я наблюдала, как Кэш красил тело грунтовкой.

«Так он не будет сильно вонять.» сказал он. «И я обещаю тебе, Ремеди. Мы в этом вместе.»

Я должна сохранять спокойствие. Беспокойство берет надо мной верх, и я не могу позволить этому контролировать себя.

Я выпрямляю пальцы, вытирая ладони о штаны. Почему Питер должен меня в чем-то подозревать?

– Да. – говорю я. – Я сейчас подойду.

В моем животе нарастает слабая, тупая боль. Я плачу за торт и забираю его домой, прежде чем отправиться в полицейский участок. Отдел находится в здании цвета лосося с узором из ромбов цвета морской пены по краям.

Я не была здесь много лет, с тех пор, как моя мама впервые рассказала им о моем отчиме. Но тогда они ничего не предприняли. Это не будет исключением.

Кэш пообещал мне, что мы справимся с этим вместе. Мы в безопасности.

Я медленно подхожу к стойке регистрации, мои ноги прилипают к земле с каждым шагом. Двигаться вперед трудно. Клерк поднимает взгляд от компьютера, улыбаясь мне.

– Мне сказали явиться на допрос. – бормочу я.

– А вы кто?

– Ремеди Бассет.

– Ах! Да. Следуйте за мной.

Она ведет меня в комнату боковой части здания. На одной стороне стене зеркало, а с другой окно, из которого виден главный вестибюль.

В углу жужжит кулер с водой, а металлический стол делит комнату пополам.

– Кофе? – спрашивает она.

Я качаю головой. Я слишком нервничаю, чтобы пить что-либо, даже воду. Несколько минут спустя Питер появляется в дверях, небрежно проводя рукой по своим рыжевато-светлым волосам. Он обнимает меня сбоку.

– Как дела, Ремми? – спрашивает он, садясь на стул передо мной. – Ты давно здесь?

– Вовсе нет. – отвечаю я. – Я слышала страшные истории о том, как долго они заставляют тебя ждать.

– Я не собираюсь играть с тобой в эти игры. Ты слишком умна для этого. – он наклоняет голову, одаривая меня быстрой улыбкой.

Затем его лицо меняется, с него исчезает игривость. Он готов перейти к делу.

– Ты сейчас работаешь на мистера Уинстона, да? – спрашивает он.

Я киваю.

– Ты его единственный личный ассистент?

– Да.

– У него есть еще кто-нибудь из прислуги?

Я пожимаю плечами.

– Он уволил их до того, как нанял Дженну.

– Хм. Почему он их уволил?

Мои щеки краснеют.

– Я думаю, он считал, что они были недостаточно компетентны.

– А почему Дженна ушла с работы?

Я опускаюсь на свой стул. Я уже сказала что-то, чего не должна была говорить?

– Тебе придется спросить Дженну. – говорю я.

– Или ты можешь избавить меня от хлопот.

Я опускаю голову. Я хочу защитить Дженну и Кэша. Как мне пройти через эту часть, не солгав?

Однако, Дженну не нужно защищать. Она не сделала ничего плохого.

Но Кэш и я? Мы убили моего отчима. Это тоже неправильно. Кэш ничего не сделал. Я сделала. Я здесь настоящий преступник.

Пока Дженна и Кэш не пойдут ко дну вместе со мной, все будет хорошо.

– Ремми? – спрашивает Питер. – Почему Дженна ушла из поместья Уинстонов?

– Они поссорились. – говорю я, дотрагиваясь до затылка.

– Такое случается. Знаешь что-нибудь о деталях? – я пожимаю плечами.

– Я просто знаю, что они не ладили.

– А как насчет тебя? – садится на свое место, наклоняясь вперед, как будто знает, что у меня есть что-то пикантное, что-то, что я скрываю. – Каково это – работать на него?

И что мне ответить? Я не хочу привлекать внимания к Кэшу, но я должна сказать что-то реалистичное.

– В каком смысле? – спрашиваю я. – Он подозреваемый?

– В таком маленьком городке, как этот? Подозреваемыми являются почти все. Даже ты! – смеется Питер.

У меня скручивает живот, но я заставляю себя улыбнуться. Ухмылка сползает с его лица, и он понижает голос.

– Не для протокола, мы опросили его подрядчиков, чтобы понять, на что это указывает. Мы знаем, что убийца связан с компанией Winstone. Пока не выяснили как, но у нас есть несколько зацепок.

Я киваю головой в знак согласия. В конце концов, в некотором смысле, он прав. Я убила кое-кого, и технически предполагается, что я личный ассистент Уинстона.

Питер знает, что я убийца?

– Можете ли вы описать, как выглядит Уинстон? – спрашивает Питер.

Я шмыгаю, и Питер приподнимает бровь, глядя на меня, его челюсть суровая и строгая.

Я прочищаю горло.

– Извини. Ты просил меня описать, как он выглядит? – спрашиваю я.

– Похоже, недавно он перенес какую-то пластическую операцию. Я хотел уточнить это у тебя.

– Извини. – говорю я.

Это правда.

– Он… – я делаю паузу, пытаясь собраться с мыслями.

Что Дженна сказала о его внешности?

– Он старше, понимаешь? У него такое лицо, как будто он может быть кем угодно. – говорю я, но знаю, что несу чушь.

Мне нужно сопоставить два образа, которые у меня есть – тот, который описала мне Дженна, и тот, который реально является Кэшом, чтобы я могла защитить его.

– Темные глаза. У него такие пятна на белках глаз. – я обхватываю себя руками. – Серьезно, в чем дело?

– У тебя есть доступ к его файлам, верно?

Я опускаюсь на свое место.

– Да и нет?

– Сколько ему лет? Ты бы сказала, что ему за пятьдесят или за шестьдесят?

Он выглядит намного моложе, но имеет ли это значение?

– Я не уверена. Что происходит?

– Что-то не сходится с Уинстоном, и мне это не нравится. Я встретил его на днях. – он качает головой. – Я беспокоюсь за тебя, Ремеди.

Он тянется через стол и берет меня за руку. Каждый волосок на моем теле встает дыбом от прикосновения, но я остаюсь неподвижной.

– Ты загоняешь себя в угол. Я могу помочь тебе вырваться из хватки Уинстона, но тебе придется поработать со мной.

Я отдергиваю руку, держа ее на коленях.

– Что ты имеешь в виду?

– Он влиятельный человек. Даже если он не совершает преступления сам, я уверен, что он может заставить кого-то другого сделать это за него.

Я стискиваю зубы. Почему это звучит так знакомо?

– Он не делал со мной ничего подобного. – говорю я.

– Хорошо.

Но это ложь. Он сделал что-то подобное. Кэш подарил мне моего отчима. И я убила его.

«Если ты этого не сделаешь, это сделаю я.». сказал он, но я ему не позволила.

Неужели он обманом заставил меня сделать это за него? Внутри меня гноится неприятное чувство, борющееся за то, чтобы взять верх.

Даже если убийство моего отчима каким-то образом оправдано, даже если я искренне рада, что мой отчим никогда больше не сможет причинить боль другой девушке, я не уверена, что мне следует делать, когда дело доходит до Кэша.

Если он способен похитить моего отчима из Тампы и привезти его ко мне, на что еще он способен? Если я знаю, что он совершает преступления, мой долг остановить его?

– Ремеди? – спрашивает Питер.

Я вздрагиваю, подскакивая на своем месте.

– Да?

– Ты хочешь, чтобы я отвез тебя обратно на работу? – спрашивает он. – Такого рода расспросы могут шокировать. Я полностью понимаю это. Я могу проводить тебя обратно в поместье и убедиться, что Уинстон ничего не предпримет.

Питер милый, и в некотором смысле я благодарна ему за предложение. Но никому нельзя доверять. Особенно такому, как он.

Тогда почему я доверяю Кэшу?

– Я в порядке. Но спасибо тебе. – говорю я. – Я просто хочу вернуться к работе.

Питер кивает.

– Пожалуйста, позвони мне, если что-нибудь вспомнишь.

Когда я выхожу из зала в переднюю часть участка, я пытаюсь мысленно отгородиться от шума. Жужжание копировальных аппаратов. Болтовня сотрудников. Телефонные звонки. Мне нужно мыслить трезво, и ничто из этого не помогает.

Мужчина в полицейской форме поднимает голову от своего стола и пристально смотрит на меня. Другой офицер таращит глаза, и кажется, что каждая пара глаз во всем здании смотрит на меня, но я не знаю почему.

Я бросаюсь к двери, но служащий на стойке регистрации увеличивает громкость телевизора, и я слышу.

«Еще об убийце из Ки-Уэста.»

Я останавливаюсь как вкопанная. Затем поворачиваюсь лицом к экрану, уперев пальцы в бока.

Репортер сидит, засунув ноги в люк, ведущий в подвал, выражение ее лица нейтральное. Ее платиновые волосы идеально уложены, и кажется, что она из тех людей, которых никогда не коснутся эти преступления.

«Следователи теперь полагают, что убийца из Ки-Уэста, которого теперь называют „Тень“, связан с более чем тридцатью известными убийствами по всей территории США. Мы поговорили с Вероникой Лонг, профессором криминологии и давним специалистом по профилированию в Майами, которая считает, что Краулеру около тридцати – сорока с небольшим лет, и он разбирается в строительстве…»

В ушах у меня звенит. На экране следователи осматривают каждое место преступления, в то время как профайлер разбирается с Краулер.

Куски белой изоляционной пены. Разбитая картина. Белая краска и засохшая красная кровь. Я сглатываю пересохший ком. Ни одна из жертв не является моим отчимом. Нет причин расстраиваться. Но я чувствую, как взгляды полицейских прожигают меня насквозь. Я сейчас взорвусь.

Я оборачиваюсь, чтобы бросить на полицейских неодобрительный взгляд, но все заняты. Кажется, никто меня не замечает. У меня паранойя? Я, шатаясь, направилась к своей машине, по горлу скользит желчь.

Слова репортера всплывают в моей голове: тридцать известных убийств.

Тридцать человек мертвы. Это то, что они знают. Их может быть больше. Если я что-то знаю…если я что-то знаю, моя работа – сообщить полиции? Чтобы убедиться, что никто из моих близких не умрет?

Я сажусь в свою машину, нервно постукивая пальцами по рулю. Что я знаю? Я знаю, что Кэш похитил моего отчима. Я знаю, что убила своего отчима. Кэш, насколько мне известно, никого не убивал. Но когда я возвращаюсь в поместье, это гнетущее чувство угрожает взять верх.

Прямо сейчас Кэш в хозяйственном магазине, забирает и отдает товар для одной из своих новых разработок. У меня есть время переварить все это до его возвращения. Но вот что меня останавливает.

Он разбирается в строительстве. Он починил мою дверь. Он даже знает персонал хозяйственного магазине. Но он должен их знать. Он занимается недвижимостью. Его работа – строить. И все же я не могу отделаться от мысли, что он каким-то образом связан с этими убийствами.

Я возвращаюсь в поместье, по телу пробегают мурашки. Что бы я себе ни говорила, я не могу избавиться от этих чувств. Поэтому я заставляю себя спуститься в его кабинет на первом этаже, где прошлой ночью убила своего отчима и роюсь в ящиках его стола.

Ручки. Скрепки. Очки для чтения. Но я не могу прекратить поиск. Я снова пробую разблокировать его компьютер, но какой бы пароль я ни вводила, ничего не работает. Бонс запрыгивает мне на колени и кружится, пока не находит удобное положение.

У меня перехватывает дыхание, и я пробую ее имя. Не получается. Но, черт возьми, я пробую свой собственный пароль: Bones1934, отсылка на татуировку у меня на спине и год, когда были убиты Бонни и Клайд. Запрос пароля исчезает, и экран заполняют видеофайлы.

Я узнаю себя на миниатюрах, поэтому дважды щелкаю по одной из них. На видео я сижу на компьютерном стуле. Судя по выражению моего лица, я заинтригована тем, что смотрю. Я почти решаю включить видео, в поместье повсюду камеры наблюдения, но потом вижу на заднем плане свою неубранную кровать.

Это видео не из поместья Уинстоун. Оно из моей спальни.

Кэш взломал мой ноутбук?

Я быстро выхожу из системы. Это пугает меня, но ничего не значит. Это значит, что он вуайерист или даже сталкер. Но это не значит, что он «Тень».

Я переключаю свое внимание на заднюю часть комнаты, в шкаф, где он хранит свой сейф. Я пробую несколько разных комбинаций на замке, но каждый раз мне в ответ мигают красные буквы: Доступ запрещен!

Наконец, я набираю свою собственную дату рождения, и она открывается. У меня в животе все переворачивается. Как будто он хочет, чтобы я нашла то, что внутри. И это пугает меня. Есть старое свидетельство о рождении. Кассиус Уинстон.

Мать и отец указаны посередине, но дата рождения, кажется, не указана. Я быстро подсчитала в уме, и если я права, Кэшу сейчас должно быть лет шестьдесят. Но ему не может быть больше сорока, если он вообще такой старый.

Мне в голову приходит мысль. Может быть, он не помнит свой день рождения, потому что не может сказать мне правду, не выдав себя за самозванца. Это мое доказательство.

Кэш – не Кассиус Уинстон.

Но я больше не чувствую облегчения. Я расхаживаю взад-вперед перед этим шкафом. Что я должна делать? Я знаю, что он не настоящий Кассиус Уинстон. Что, если меня это устроит? Что, если я почувствую облегчение? Что, если мне все равно, связан ли он каким-то образом с этими смертями по всей стране, потому что, по крайней мере, он не обидчик моей лучшей подруги?

Я спотыкаюсь о бордовый коврик, заправленный под подставку для обуви и сейф, и падаю на четвереньки.

– Черт возьми. – бормочу я.

Приподнимаясь я восхищаясь яростью ковра, и это останавливает меня. Он новый и занимает почти весь шкаф. Как будто его добавили недавно. Как будто он что-то скрывает.

Кряхтя, я отодвигаю подставку для обуви и сейф, затем поднимаю коврик. Там, на земле, в дереве есть вырез с единственной металлической ручкой, почти такой же, как в новостном репортаже.

Это маленькая дверь, достаточно большая, чтобы кто-то вроде Кэша мог пролезть внутрь.

Она закрыта.

Кэш сказал мне не открывать закрытые двери. Но это не дверь в комнату. Это место для обхода, как упоминалось в новостях. Они есть во многих домах. Это совпадение. Но мое сердце глухо бьется в груди. Я задерживаю дыхание, мое тело гудит от энергии, когда я дергаю за металлическую ручку, открывая дверь.

Там темно и пусто, там ничего нет. Меня окружает вонь прокисшего алкоголя и гниющих букетов. Он затхлый, но пока не вызывает тревоги. Я медленно выдыхаю, и застываю на месте. Мне нужно знать наверняка. Я включаю фонарик на своем телефоне, затем направляю его на одну сторону пространства для обхода.

Тело моего отчима сияет на свету, его лицо выкрашено в белый цвет, как у пластиковой куклы. Я проверяю другую сторону.

Пожилой мужчина с седыми волосами и сморщенной кожей застыл на месте. Белая краска местами отслаивается, обнажая его желтую, фиолетовую и черную кожу.

Настоящий мистер Уинстон.

Вокруг меня разрастается вонь тел. Я дышу ртом, пытаясь мыслить здраво, но не могу. Я закрываю маленькую дверь.

Кто такой Кэш? Это вообще его имя? И почему он убил мистера Уинстона?

Пот стекает по моему телу, когда я возвращаю коврик, подставку для обуви и сейф на место, чтобы создать впечатление, что я ничего не трогала. Потому что это нереально.

Если бы я не стала вынюхивать, Кэш был бы практически безвредной заменой мистеру Уинстону. Но я не могу так просто это оставить. Мне нужно убираться отсюда. У входной двери в поместье я взвешиваю свои варианты. Доведение этого до конца – противостояние Кэшу – на самом деле может ни к чему не привести. Если он так долго играл со мной, значит, он всегда знал, что я в конце концов узнаю. Возможно, он хочет, чтобы я знала все.

Я следую своим инстинктам. В своей машине я несусь по улицам, едва избегая аварии. Такое ощущение, что мое тело мчится наперегонки с моим разумом, и я должна вернуться домой.

Должна что-то сделать. Должна убедиться, что я в безопасности.

Я вбегаю в свой съемный дом, затем прислоняюсь к стене, совершенно запыхавшись. Мое внимание привлекает дверца шкафа. В земле есть люк, которого раньше там не было.

В висках пульсирует, но я заставляю себя посмотреть. Я открываю дверцу шкафа, затем смотрю на дно люка. Я вспоминаю случаи, когда Кэш бесшумно проникал в мой дом. Что, если он уже был в доме, прятался в моем чулане? Это безумие, но я не могу оставить это так.

Я встаю. Все, чего я хочу, – это правды.

Пытаться манипулировать серийным убийцей, чтобы он сказал правду, глупо. У него бесконечные возможности убить меня. И он может убить меня прямо сейчас, если захочет.

Только он этого не сделал. Удушающая цепь. Петля на парковке. Лишения меня возможности видеть и слышать. Нож, которым был убит мой отчим.

Он столько раз мог убить меня, но я все еще здесь. И у меня есть предчувствие, что он хочет, чтобы я знала правду. Как будто он оставил эту головоломку для меня.

Я открываю люк. Из подвала доносятся запах сосны и слабых химикатов. Как будто он был здесь недавно.

Кто, черт возьми, такой Кэш?

ГЛАВА 15

Кэш

Когда я спускаюсь по лестнице, готовый начать день, я нахожу на столе торт, из верхушки которого торчат свечи. Ремеди стоит на кухне, черное платье облегает ее фигуру, губы накрашены красным, как глазурь на торте. Ее упругие бедра прижимаются друг к другу, и я представляю, как мое лицо втискивается между ними.

Все, что я хочу сделать, кажется бессмысленным. Я хочу овладеть ею первым.

– Я могу спеть тебе. – говорит она. – Или мы можем просто съесть торт.

Это хорошая мысль, но меня не интересует торт. Я провожу рукой по ее боку, изгиб ее бедер взывает к моем рту слюноотделение. Синяки на ее шее уже почти зажили, осталось лишь несколько зеленовато-желтых пятен от петли, но я хочу большего. Я хочу постоянно видеть свои отметины, чтобы заявить миру, что она моя. Но чем больше я воздействую на ее кожу, тем труднее будет оставить синяки, как бы я ни старался.

Это предзнаменование, причина, по которой мы не можем привязаться друг к другу сильнее, но Ремеди улыбается, и я теряю ход мыслей. Чем больше переплетаются наши жизни, тем сильнее она становится. Один из нас сломается, и, похоже, есть шанс, что это буду я.

Почему я все еще с ней? Я обхватываю ее попку, сжимая это сочную округлость, которая соединяется с ее бедрами. Мой член просыпается, желая снова скользнуть в ее тепло. Я никогда не смогу насытиться ею.

– Если у меня день рождения, я могу тебя отшлепать? – спрашиваю я.

Дрожь пробегает по ее спине, и она прогибается опираясь об стойку, прижимаясь ко мне задницей, насаживаясь на мой член. Кровь приливает к моему члену, но что-то останавливает меня.

Она оглядывается на меня через плечо, и в ее взгляде читается нерешительность. Она не только моя возлюбленная, устраивающая мне фальшивое празднование дня рождения, но и женщина, которая думает, что я ей должен. В ее движениях чувствуется голод, слишком расчетливый, чтобы быть искренним. Она что-то скрывает от меня.

И, возможно, я действительно должен Ремеди. Она прошла через физические и душевные муки из-за меня. Но она хватает меня за руки, ухмыляясь, и тащит в сторону спален. Я дергаю ее за спину, снимая с нее одежду, пока она не оказывается обнаженной, прижавшись грудью к столешнице. Когда я прижимаюсь к верхней части ее спины, ее груди ударяются о поверхность, а щека прижимается к мрамору, смутное отражение ее лица в гладком материале.

Я поглаживаю ее попку, дразня упругие изгибы. Она покачивает бедрами. Она хочет этого так же сильно, как и я. Я шлепаю ее по заднице так сильно, что ладонь адски щиплет. Моя рука красная, и ее задница тоже, и она поднимает ногу, когда боль пронзает ее тело.

Мне не нравятся шлепки, но когда дело доходит до Ремеди, мне нравится физический контакт. Мне это причиняет боль почти так же сильно, как и ей. И жертва, и агрессор чувствуют укол. Все взаимосвязано.

Я облизываю свои пальцы, готовя их к тому, чтобы подразнить ее, затем прижимаюсь бедрами к ее спине.

– Как ты думаешь, сколько мне лет? – спрашиваю я, дразня ее темную дырочку кончиком пальца.

– Я… я… – заикается она. – Я не знаю.

– Не двигайся.

Я жду мгновение, убеждаясь, что она остается неподвижной, и хотя нижняя часть ее позвоночника изгибается, будто ей не терпится снова прижаться ко мне, ее ноги остаются на земле, а задница в воздухе.

Я проверяю кухонные ящики: деревянные ложки, пластиковая посуда, ножи и другие инструменты. Но я хочу что-нибудь, что причинит боль. Оружие, которое может причинить вред, чтобы напомнить ей, что она принадлежит мне.

Так же, как я принадлежу ей.

Я нахожу то, что нужно: большую силиконовую лопатку с отверстиями. Это будет считаться моей фальшивой поркой на день рождения. Воздух со свистом проходит через отверстия, и ложка отскакивает от ее кожи.

Она кричит, поджимая пальцы ног, волосы у меня на затылке встают дыбом от пронзительного визга, и это того стоит. На ее заднице темнеет набухший фиолетовый овал, дразня меня еще больше.

Это тот самый синяк, который останется надолго. Она почувствует мое прикосновение, когда сядет. Но я хочу большего. Я бью ее ложкой снова и снова, пока она не начинает задыхаться, как собака, извиваясь, чтобы слезть со стола. Но я удерживаю ее, следя за тем, чтобы она приняла каждый удар.

Я хочу, чтобы она знала, каково это – каждый раз, когда она врывается в мои мысли, каждый раз, когда она разрушает мой мир, пока он не теряет смысла.

Почему я до сих пор не спасся?

Ложка снова шлепает ее по заднице, и я удивляюсь, как я так увлекся Ремеди, что готов рискнуть всем, даже своей жизнью. Она разрушает меня.

– Каково это? – спрашиваю я, мой пульс участился, вены пульсируют на виске.

Она извивается на стойке, как змея, и я прижимаю ее своим весом, затем играю с ее киской, ее влажные губы заставляют мои глаза закатиться.

– Ты хочешь кончить, маленькое лекарство?

– Да. – стонет она.

– Тогда покажи мне, насколько ты отчаянна.

Она прижимается бедрами к моей руке, и я откидываю ее волосы назад, наблюдая, как искажается ее лицо при каждом движении. Ее тело напрягается, но глаза остаются неподвижными.

Я видел этот взгляд раньше. Пустота, которая заполняет ее разум. Это не фальшивое празднование дня рождения.

Она играет со мной. Я убираю руку, и у нее от удивления отвисает челюсть.

– Скажи мне, что это было. – требую я.

– Что тебе сказать?

– Зачем ты симулировала оргазм? – выдыхаю я сквозь зубы. – Я не твои бывшие. Я знаю, когда ты кончаешь. И хотя это было захватывающее представление, мне этого недостаточно.

Она проводит языком по губам.

Пытается придумать правильный ответ. Она упирается руками в бока, когда ее охватывает паника, но затем поднимает подбородок, глядя на меня свысока.

– Я видела тело. – говорит она.

– Какое тело?

– Ты не Кассиус Уинстон.

Я мгновенно выпрямляюсь, сохраняя дистанцию между нами.

– Я никогда не говорил, что я Кассиус Уинстон. Я просил называть меня "Кэш". Ты не слышала?

– Тогда кто ты?

Я пристально смотрю на нее, желая, чтобы она притворилась, будто действительно хочет, чтобы я был тем самым мистером Уинстоном, который издевался над ее лучшей подругой.

– Признай это. – говорю я. – Ты рада, что я не он.

– Скажи мне, кто ты.

В ее глазах напряжение, словно она сердита и не знает, кому или чему верить. Но я уже говорил ей раньше и повторю это снова. Ничто этого не изменит.

– Зови меня Кэш. – говорю я.

Она бросается на меня, ее ноздри раздуваются, а в глазах пылает огонь. Она воет, как дикое животное, и ее ногти впиваются в мою кожу, пытаясь причинить мне боль.

Как будто она пытается выцарапать мое сердце своими крошечными кулачками. Но я проходил через худшее.

– Почему ты расстроена? – смеюсь я, позволяя ей делать самое худшее.

Ее ногти впиваются в меня, но мне все равно. Я знаю, как направить это в нужное русло.

– Ты собиралась убить его в любом случае.

– Ты украл это у меня. – ее кулаки бьют меня в грудь, как в глухой барабан, но я стою неподвижно.

Каждый удар попадает в меня, и мне наплевать. Через минуту она тяжело выдыхает, затем вскрикивает, снова царапая ногтями мою грудь. Я шиплю сквозь зубы, маленькие капельки крови выступили на опухшей коже, но она делает это снова, кончики ее пальцев влажные от моей крови.

Она красит мое тело в красный цвет, как делала это с кровью своего отчима. Но теперь это моя кровь. Она хватает меня за лицо, наклоняясь вперед, чтобы поцеловать, но я вытаскиваю пистолет из кобуры и представляю длинный ствол к ее горлу, перекрывая ей доступ воздуха ровно настолько, чтобы заставить ее остановиться.

Она вскрикивает от удивления, и я обнажаю зубы.

– Тебе следовало бы знать лучше, маленькое лекарство. – звучит мой голос. – Ты думала, я храню только ножи? Я также храню оружие.

Но, тем не менее, она не убегает. Она снова обхватывает мое лицо ладонями, как ребенка, и на мгновение мне кажется, что она поддерживает меня. Я хочу отпустить все и раствориться в ней. Но я не могу.

Что бы я ни делал, я должен доминировать над ней. Я прижимаю дуло пистолета к ее виску, и на этот раз она прикусывает губу так сильно, что ее кожа становится фиолетовой. Я близко. Скоро она сломается, и тогда все будет кончено. Единственное, что остается сделать, это подставить ее. Иначе она уничтожит меня.

– На колени. – говорю я.

Она мгновенно падает. Я легонько тычу пистолетом ей в подбородок, пока она не открывает рот.

– Соси. – приказываю я.

Она закрывает глаза, по краям которых собираются слезы. Но как только ее губы прижимаются к металлу, она прогоняет этот страх и наслаждается им, как членом.

Мой член набухает при виде этого. Ее фиолетовые губы прижимаются к металлу, щеки втянуты, слюни стекают по уголкам рта. Она так хорошо выглядит вот так. Стоя на коленях.

Ее жизнь буквально в моих руках. И все же она понятия не имеет, насколько сильно контролирует меня.

– Ты хочешь настоящего меня? – спрашиваю я. – Я был с тобой более искренним, чем кто-либо в этом мире. И это то, что тебя бесит, потому что ты все еще хочешь меня за это.

Она убирает пистолет и щелкает зубами, ее глаза полны ярости. Я поднимаю ее на ноги, срываю с себя брюки и разворачиваю ее, снова прижимая к столешнице. Я использую возбуждение от ее половых губок, чтобы увлажнить свой член, затем с силой вхожу в ее попку.

Ее легкие опустошаются резким, захватывающим дух вздохом, и я врываюсь в нее, приставив пистолет к ее спине. Возможно, она первый человек, которого я не убил, но это не значит, что она в безопасности.

Через секунду она может присоединиться к остальным запертым в подвале их собственных домов, гниющих вместе с фундаментом.

И все же внутри я знаю, что это больше не так. Я никогда не причиню Ремеди такой боли. Я отказываюсь. Но я все еще могу контролировать ее.

– Ты думаешь, что можешь все видеть, если всегда атакуешь. – рычу я.

Дуло впивается в кожу между ее лопатками, прямо посередине татуировки с изображением этих двух скелетообразных тел. Она снова выгибает спину. Ее дыхание становится быстрым. Она напугана.

– Но ты всегда была у меня на первом месте, Ремеди. Ты всегда была и всегда будешь моей.

Я обхватываю руками ее бедра, вгоняя свой член глубже в ее попку. Ее клитор влажный и набухший, и я обвожу его кончиками пальцев, моя рука неистовствует. Мне нужно, чтобы она кончила. Мне нужно, чтобы ее тело билось в конвульсиях так, чтобы оно было полностью моим, а не так, как она показывает всем остальным.

Каждый раз, когда мой член заполняет ее полностью, она задыхается. Ее задница такая чертовски гладкая, это опьяняет. Я едва могу удержаться на пути к своей цели. Она так близка к оргазму, что я вдыхаю ее острый мускус, как будто это мой последний вздох.

И когда ее мышцы начинают сокращаться, я выхожу, позволяя ей страдать от неудовлетворенности. У нее отвисает челюсть, в глазах вспыхивает гнев. И я изучаю ее.

Ее зеленые глаза мерцают, как будто она пытается найти недостающие подсказки. Но я здесь. Теперь не имеет значения, кем она меня считает.

– Ты убил Кассиуса Уинстона. – уверенно говорит она. – Я в долгу перед тобой за это.

– И ты убила своего отчима.

Она кивает и сохраняет наш зрительный контакт.

– Что означает, нравится тебе это или нет, мы в этом вместе.

Я смеюсь. Вместе?

– Все это говорит о том, что мы оба убийцы. – говорю я.

– Ты сам сказал это, Кэш. Что бы ни случилось, мы в этом вместе.

Я сказал это сразу после того, как она убила своего отчима. Она тяжело дышала из-за убийства. Я должен был что-то сделать, чтобы помочь ей принять это, поскольку она не могла взять свои слова обратно.

Я мгновенно пожалел о своих словах, понимая, что помечаю себя как человека, которого она может оставить позади. Я отказываюсь зависеть от кого-либо, включая ее. Я кладу палец ей под подбородок, прищуривая глаза. Она знает, что я могу стереть ее из памяти, это так же просто, как нажать на курок. Но она также верит, что я этого не сделаю, и это приводит меня в бешенство.

– Тебе будет больно, маленькое лекарство. – говорю я. – Только потому, что мы поглощены друг другом, не значит, что ты свободна.

Она прикусывает внутреннюю губу, но берет себя в руки.

– Но ты освободил меня, Кэш. Ты сделал это со мной.

– И я никогда не оставлю тебя в покое, пока мы оба не умрем.

Наше тяжелое дыхание смешивается в воздухе, мы оба покрыты потом. Она голая, а я растрепанный, но это наши истинные "я".