Текст книги "Капкан (ЛП)"

Автор книги: Одри Раш

сообщить о нарушении

Текущая страница: 14 (всего у книги 17 страниц)

Схватив меня за подбородок, Кэш заставляет меня посмотреть ему в глаза. Он стягивает свои штаны и боксеры, затем снимает с меня мои.

Он толкает свой член внутрь меня, и я стону, раздвигая ноги, чтобы впустить его. Но затем настроение меняется. Он расслабляется, двигаясь медленно, с ошеломляющей мягкостью в движениях. Его губы прижимаются к моей шее. И он целует мою кожу, как будто хочет, чтобы мне было хорошо. Как будто он хочет, чтобы я наслаждалась этим.

Тревога поднимается внутри меня, как бурлящий котел. Я бью его по лицу с такой силой, что у меня щиплет ладонь, но он продолжает свой ритм, кружа бедрами, его губы на моей коже, как будто ничего не произошло. Его тело прижимается к моему клитору, потирая меня взад-вперед, и воспоминания о моем отчиме всплывают на поверхность.

Я стряхиваю их. Я не хочу, чтобы они были здесь. Я кусаю Кэша за плечо, вонзая клыки так глубоко, как только могу, и хотя низкое рычание вибрирует в теле Кэша, он остается на той же легкой скорости. Как будто он знает, что я хрупкая. Как будто он знает, что эта мягкость для меня пытка.

– Ты меня наказываешь? – шепчу я.

Он не отвечает. Его глаза слегка прищуриваются, призывая меня остановить его, но затем он снова сдерживает свои действия, как будто хочет, чтобы я поняла, что он точно знает, что делает.

Он знает меня лучше, чем я сама себя знаю. Он прав. Это проверка Кэша, чтобы понять, доверяет он мне или нет. И ясно, что он мне не доверяет.

Он закрывает глаза, нежно прижимаясь губами к моему плечу. Я хватаю его за волосы, пытаясь выдернуть как можно больше из его головы, чтобы заставить его остановиться, но он прижимает меня к земле достаточно сильно, чтобы я не могла пошевелиться. Вытирая слезы с моих глаз, как будто он боится за меня, он прижимается губами к моей ключице, заставляя меня терпеть эту фальшивую доброту.

Его губы на моем подбородке. На моем ухе. На моей груди. Кончики его пальцев скользят по моей шее сзади, посылая мурашки по спине, и у меня внутри все сжимается.

Я беспомощна.

Я ничего не могу сделать. У меня нет власти. Мое тело отреагирует, и что бы я ни сказала или ни сделала, это ничего не изменит. Но это другое. У меня действительно есть власть, и именно поэтому Кэш издевается надо мной.

Бетон царапает мою спину, натирая кожу до крови, и его язык тянется к моим губам, ища мой открытый рот, но я закрываю его. Я не могу этого вынести. Я бью его кулаком по затылку, пока его нос не ударяется о мой.

Мое лицо отяжелело, и впервые с тех пор, как он начал это, его глаза распахиваются, но он остается неподвижным, прижимая меня к земле. Показывая мне, что, хотя я и восстановила некоторую власть, он все еще контролирует ситуацию.

Он тот, кто будет решать, заниматься ли нам любовью или трахаться. Знает Дженна или нет. Буду ли я жить или умру. Направит ли он на меня пистолет. Его бедра прижимаются ко мне, и мое тело смягчается, позволяя страсти овладеть мной. Обжигающий жар пронизывает меня, и я даю волю слезам, мое тело, наконец, расслабляется. И на этот раз я наслаждаюсь этим.

Это – наша любовь, наше гребаное чувство связи и контроля. Огонь, который я никогда не смогу потушить. Кэш убил Кассиуса Уинстона. Он похитил моего отчима, чтобы наблюдать, как я убиваю его. Затем он убил моего сводного брата за то, что тот угрожал мне. Ничто этого не отменит.

Мы сплелись воедино, как фундамент, защищающий дом, и что бы ни случилось, ничто не сможет разлучить нас. Но самое неприятное в этом то, что Кэш знает, как сильно эта нежность ранит меня, и тот факт, что он делает это целенаправленно, подпитывает меня.

Он щекочет языком мою шею и заставляет оживать каждое нервное окончание. И мне это нравится. Я ненавижу, что он может читать меня таким образом. Мое тело бьется в конвульсиях, приближаясь к грани, и хотя его глаза вспыхивают яростью, он продолжает двигать бедрами в устойчивом ритме.

Я обхватываю его руками и ногами, как кокон, не желая, чтобы он останавливался, пока, наконец, эти судороги не пробегают по мне, и я не кончаю. Удовольствие пронзает меня, но Кэш не останавливается. Он трахает меня в том же размеренном ритме, как будто ему тоже нужно кончить, но его глаза горят разочарованием.

Это слишком сложно, когда все так просто.

Наконец, он снова достает пистолет из кобуры, прижимает дуло к моему горлу, затрудняя дыхание, моя киска снова сжимается вокруг него. Я напрягаюсь, кашляю, мои глаза слезятся, и именно тогда он кончает в меня. Он отстраняется, затем смотрит на меня сверху вниз. На его лице нет никаких эмоций, даже намека на веселье. Он полностью отстранен, зная, что не может полностью присутствовать в этот момент, иначе это сломает и его тоже.

– Ты помнишь парковку? – спрашивает он.

Петля. Мои кровоточащие колени. Повязка на глаза и затычки в ушах. Конечно, я помню. Я киваю.

– Завтра вечером. – говорит он.

Затем поправляет свою одежду, а я остаюсь голой на бетонном полу.

– Тогда-то мы с этим разберемся. Но ты должна встретиться со мной там.

Я скрещиваю руки на груди, выпрямляясь.

– Как насчет Дженна?

– Завтра вечером.

Он протягивает мне мой телефон. Экран разбит, и некоторые пиксели не работают, но экран все еще включен.

Я проверяю галерею, ожидая увидеть удаленные фотографии, но они все еще там. Я не знаю, как я должна это воспринимать. Доверяет ли мне Кэш, чтобы знать, что я сейчас сделаю? Или это проверка, чтобы понять, может ли он доверять мне? Точно так же, как я хочу проверить его.

– Завтра вечером. – повторяет он.

Он оставляет дверь в клетку незапертой.

– В семь часов.

Когда его шаги раздаются в коридоре, мой желудок переворачивается. Он так сильно давит на завтрашний вечер.

Что произойдет, если я не пойду? Убьет ли он меня? И что произойдет, если я пойду?

ГЛАВА 18

Ремеди

Следующей ночью я смотрю на ветер, гуляющий по пальмам. Даже сейчас Кэш держит окна открытыми, и я знаю почему. Он не боится.

Моя смена давно закончилась, но я не могу пошевелиться. Я понятия не имею, где Кэш. Но Дженна со своей мамой, что, на мой взгляд, означает, что она в безопасности. Однако я знаю, что другой человек не помешает Кэшу сделать то, что он хочет.

Если он думает, что Дженне нужно умереть, она умрет.

Может, я глупая, но я верю, что он ничего не сделает. Кроме того, я еще не отправляла ей сообщения с фотографиями. Я не уверена, потому ли это, что я не доверяю Кэшу, или я больше не хочу его проверять. Но сейчас я должна забыть об этом.

Я должна была быть с ним на той парковке. Но меня там нет. Звонок в дверь выводит меня из оцепенения. Черное кружевное платье, которое я надела на двойное свидание, прилипло к моей коже, и теперь я не могу вспомнить, почему выбрала его.

Может быть, я думала, что если притворюсь, будто ничего не произошло, будто мы все еще та пара с двойного свидания, то у нас все будет хорошо. Иногда любовь непостоянна, и вы не можете объяснить, почему вы делаете то, что делаете, даже если убиваете всех на своем пути.

Вы принимаете друг друга за все неправильное и испорченное в глубине души, и крепко держитесь, зная, что тоже можете убить друг друга.

Снова раздается звонок в дверь, и на этот раз я проверяю систему безопасности.

Это Питер.

Он нетерпеливо хлопает себя руками по бокам, затем сильно стучит в дверь. Каждый глухой удар отдается в моей груди, как удар молотком. Я открываю входную дверь.

– Его здесь нет. – говорю я.

– Хорошо. Я надеялся, что ты будешь одна. – говорит Питер, его плечи расслабляются.

Он наклоняет голову, его глаза скользят по моему платью, затем он слегка улыбается.

– Можно мне зайти на этот раз? Обещаю, это не займет много времени.

Задерживая дыхание, но автоматически киваю. Я должна впустить его, не так ли? Наливаю нам по стакану сладкого чая и подношу его к длинному обеденному столу сбоку от кухни.

Чем более сговорчивой я кажусь, тем лучше мы с Кэшем будем выглядеть. Как будто мы нормальные люди. Даже если я злюсь на него, я должна защищать нас обоих.

Питер смотрит через окна на вымощенный галькой боковой двор. Хотя границы участка огорожены небольшим белым забором, деревья создают естественный барьер, придавая поместью приватность, как будто оно находится не в одном из самых популярных туристических мест штата.

Но глаза Питера задумчивы. Что-то гложет его изнутри. Страх наполняет мой желудок. Что он может сказать сейчас, чтобы все стало еще хуже? Его глаза обводят комнату в поисках чего-то.

– У тебя есть ноутбук? – спрашивает он, указывая на мой ноутбук. – Могу я кое-что проверить? Мое соединение прервалось, и мне нужно записаться на следующую встречу.

Я пожимаю плечами, жестом приглашая его пройти вперед. Что бы ни заставило его убраться отсюда побыстрее, верно? Я потягиваю чай, пока он обходит стол, устраиваясь на стуле напротив меня.

Он печатает несколько минут. Его глаза бегают по экрану, но под таким углом я не могу видеть, что он делает. Должно быть, он пытается сохранить свою встречу в тайне. Должно быть, это дело копов.

Я прочищаю горло, и он, наконец, закрывает ноутбук.

– Спасибо. – говорит он. – Забирай.

– Что происходит? – спрашиваю я, прикусывая внутреннюю сторону губы. – Что ты здесь делаешь?

Он глубоко вздыхает, затем расправляет грудь и встречается со мной взглядом.

– Дин мертв.

Эти слова пронзают меня насквозь. Кончики моих пальцев скользят по стенкам стакана со сладким чаем, конденсат стекает на дно стакана, как слезы.

Я только что видела Дина. Дин молод. Слишком молод, чтобы умирать. Как он умер? Чувство вины давит на мои плечи. Я знаю, как он умер, но я должна спросить. Я должна убедиться.

– Что случилось? – шепчу я, мой голос дрожит.

– Мы нашли его тело в подвальном помещении его дома, как и других жертв «Тени».

– Его голова была найдена в лесу за колледжем. Мы думаем, что убийца, кто-то, кто его знал. – он потирает брови. – Когда ты в последний раз разговаривала с Дином?

Мой разум гудит, когда я пытаюсь осмыслить это.

– Несколько недель назад. Я не знаю.

– Он сказал что-нибудь странное? – я качаю головой. – С ним все было в порядке.

– Возможно, ты была одной из последних, кто разговаривал с ним.

Я откидываюсь назад, подальше от стола, затем дотрагиваюсь до своей потной щеки.

– Я не понимаю. – говорю я.

– Я говорил с твоей соседкой. Она сказала, что Дин посетил твой съемный дом прямо перед смертью. Сказала, что вы двое поссорились. Также упомянула, что другой мужчина в рубашке на пуговицах и с темными глазами тоже приходил. – Питер кладет локоть на стол. – Есть ли причины, по которым у Уинстона и Дина могли быть какие-либо ссоры? Причина считать друг друга врагами?

В моей памяти всплывает тот день, когда Кэш появился без предупреждения, его глаза горели так, словно он мог загнать Дина на шесть футов под землю одной лишь силой воли.

Кэш убил Дина из-за меня? Из-за меня? О чем я вообще думаю? Дин этого не заслуживает.

– Нашел твоего сводного брата и его бывшую мертвыми в мотеле на Кинг-стрит.

Я не могу перестать задыхаться. Я знаю, как это выглядит, все вокруг меня продолжают умирать, и я единственная все еще жива.

Кэш тоже это спланировал? Он хотел, чтобы я была подозреваемой?

– Убийство – самоубийство. – говорит Питер. – Но Броуди никогда не производил на меня впечатление убийцы. Может быть, именно поэтому он покончил с собой. Или, может быть, произошло что-то еще.

Я моргаю. Питер предполагает, что это было не убийство – самоубийство? Он намекает, что я имею какое-то отношение к его смерти? И я действительно имею к этому какое-то отношение. Кэш убил моего сводного брата, чтобы защитить меня. Но я должна это скрыть.

– Но ты видел, как он причинял мне боль. – заикаюсь я.

Питер сдерживает смех.

– Я также видел, как ты надрала ему задницу. Но все это может быть совпадением. Не уверен.

Он наклоняется вперед.

– Но Уинстон вовлечен в это. Я чувствую это.

На улице сигналит машина, и смех заливает комнату, как разбивающиеся волны, заставляя реальный мир казаться далеким.

Уинстон связан. Он связан, потому что сейчас он мертв, лежит под половицами. Он не убийца, но человек, убивший Дина – тот же человек, который убил Уинстона.

– Нам придется проверить все подвалы в Ки-Уэсте. – говорит он. – Даже здесь. Мы просто ждем разрешения.

Я сглатываю.

– Ты думаешь, ты что-то найдешь?

– Люди будут разыгрывать драму ради своих пятнадцати минут славы. Но когда мы найдем что-то настоящее, мы узнаем.

Он сильно хлопает по столу.

– Не волнуйся, Ремеди. Мы поймаем убийцу.

– Но что, если он исчезнет до этого?

– Он этого не сделает.

Мое сердце учащенно бьется. Куда денется Кэш? Что он будет делать?

– Но у Уинстона нет никакого мотива. – возражаю я.

Кроме меня. И это даже не имеет смысла.

– Зачем ему делать что-то подобное?

– Ему не нужна причина. – говорит он. – Люди запутались. Они делают что-то, потому что им это нравится. Спроси себя об этом, Ремми. Когда у человека нет души, что помешает ему уничтожать все на своем пути?

Я хихикаю, проводя руками по волосам, но внутри я знаю, что он что-то замышляет. Потому что, если Кэш на самом деле убил всех этих людей, у него, вероятно, нет никаких причин.

Он убил их, потому что хотел этого. Потому что он всегда делает то, что хочет. Это почти придает моральную праведность тому, что я сделала со своим отчимом, а похищение Кэшом моего отчима – подарком.

Но все остальные? Убийство Дина? Убийство Уинстона? Как я должна морализировать их смерти?

– Ты так говоришь, как будто убийство – обычное дело в Ки-Уэсте. – хмурюсь я.

– Ты пытаешься преуменьшить значение этих смертей? – спрашивает он, прищурив глаза. – Убийства теперь обычное дело, Ремми. Разве ты не понимаешь?

Мою кожу обдает жаром, волосы на теле встают дыбом от этого скрытого обвинения в его словах. Что я могу сказать, чтобы сбить его со следа? И почему я хочу защитить Кэша?

– Я могу помочь тебе. – говорит Питер.

Он придвигается ближе ко мне, держа меня за руку, как будто хочет утешить, но мой желудок сжимается, делая меня слабой.

– Уинстон не так силен, как он думает. Даже у таких мужчин, как он, есть слабости.

Я вырываюсь из его хватки. Я не уверена, почему мы все еще говорим об этом.

– Я думаю, тебе следует уйти. – говорю я.

Он потирает руки.

– Я мало что могу сделать, чтобы помочь тебе. – предупреждает он. – Но если ты поможешь мне прямо сейчас, я сделаю все, что в моих силах, чтобы убедиться в твоей безопасности.

В безопасности. Все, чего я когда-либо хотела – это безопасность. Но Питер не дал мне этого. Ни полиция. Ни Дин. Единственный человек, который обеспечил мне такую безопасность – это Кэш.

Я следую за Питером к входной двери.

– Береги себя. – говорит он. – Я здесь ради тебя, хорошо?

Я киваю, не в силах заставить себя произнести больше ни слова. Я закрываю входную дверь, затем выдыхаю, но не испытываю от этого облегчения. Тем не менее, у меня все еще есть инстинкт, что Питер защитит меня сейчас.

Но если это означает защиту от «Тени», смогу ли я когда-нибудь почувствовать себя самой собой без Кэша?

Мой телефон гудит от сообщения Кэша.

«Сегодня вечером.»

Я закрываю сообщение игнорируя его. Я едва могу дышать, поэтому звоню Дженне, хотя знаю, что Кэш, вероятно, каким-то образом прослушивает мои телефонные звонки. Я просто не буду вдаваться в подробности.

Дженна: «Привет, леди»

Я: «У тебя есть минутка?

Дженна: «Конечно.»

Шум на заднем плане стихает, она идет в другую комнату.

Дженна: «В чем дело?»

Я: «Скажем, что ты сделала что-то плохое.»

Дженна: «На сколько плохое?»

Я: «Убийство – это плохо?»

Она смеется.

Дженна: «Поняла. Продолжай.»

Я: «И ты…»

Я бью себя в грудь. Мне неприятно это говорить, но это правда.

Я: «И ты влюблена в кого-то, кто совершает гораздо больше плохих поступков, чем ты. И вдобавок ко всему этому у тебя есть шанс сдать этого человека полиции.»

Дженна: «Твой вопрос состоит в том, должна ли ты поступить правильно или защищать свою любовь?»

Я прикрываю лицо ладонями. Она всегда раскрывает меня.

Я: «Что мне делать? Я чувствую, что схожу с ума.»

Дженна: «Как ты думаешь, что тебе следует сделать?»

Я усмехаюсь.

Я: «Поступить правильно.»

Дженна: «А что ты хочешь сделать?»

Я делаю глубокий вдох.

Я: «Поступить неправильно.»

Она вздыхает, в ее голосе звучит тоска, и я жалею, что не могу рассказать ей все. Как так получается, что, находясь с Кэшем, я чувствую себя в безопасности, умиротворенной и более независимой, чем когда-либо в своей жизни?

Почему меня привлекает его постоянная опасность? Если он заберет у меня Дженну, я никогда его не прощу.

Дженна: «Ты знаешь, я не осуждаю.»

Дженна: «Случаются неприятные вещи. Но тебе решать делать так, как ты считаешь нужным. Жизнь несправедлива, и у нас не бывает второго шанса, понимаешь?»

Все это звучит правдоподобно, во всем этом нет ничего справедливого. Моя мать постоянно доверяла не тем мужчинам. Уинстон напал на Дженну, обращаясь с ней так, как будто она не заслуживала элементарной порядочности. Мой сводный брат заставил меня замолчать. И мой отчим, человек, которому я должна была доверять, насиловал меня годами.

Эти убийства? В конце концов, они не кажутся такими уж разными. Это другое преступление. Другой выбор. И я тоже убила. Я такая же, как Кэш.

Но Дин не причинил мне боли, как мой сводный брат или отчим. Единственная вина Дина в том, что он был слишком мил, чтобы мы могли быть совместимы. И теперь он мертв. С другой стороны, Кэш? У Кэша больше недостатков, чем у всех, кого я знаю вместе взятых, и все же я доверяю ему.

Я знаю, что он сделает для меня все. Даже если для этого придется запереть меня в клетке или убить всех, кого я знаю.

Я: «Он еще не убил меня.» – тихо говорю.

Дженна: «Твой любовник? Кто этот парень?» она смеется. «Это не должно иметь значения, Ремми. Ты просто шутишь, верно?»

Хотела бы я пошутить, но Кэш реален. Мой телефон звонит, и я проверяю уведомление. На экране мигает надпись «Кэш», а в верхней строке уведомление о шести пропущенных звонках.

Волосы у меня на затылке снова встают дыбом. В последний раз, когда я пропустила его звонки, он появился в моем арендованном доме, когда я разговаривала со своим бывшим парнем. Как будто один пропущенный звонок может сделать его убийцей.

Он опасен. И он хочет меня.

Я: «Мне пора.»

Дженна: «Держи меня в курсе. И позже ты должна ввести меня в курс дела.»

Я: «Договорились.»

Как только я вешаю трубку, на экране загорается текстовое сообщение от Кэша.

«ГДЕ ТЫ?»

Когда мы были на той парковке, я ползла, пока мои колени не начали кровоточить, и все казалось идеальным. Как будто мы могли бы покорить весь мир, и никто нас не остановит. Но сейчас мои колени заживают, а струпья⁴ красные и розовые, по краям синяки. Шрамы, которые они оставят, будут глубокими и темными, и они останутся со мной надолго.

Мы никогда не сможем ничего из этого вернуть.

ГЛАВА 19

Кэш

«ГДЕ ТЫ?»

Я отправляю сообщение и кладу телефон в карман. Схватившись за острие ножа, я прорезал ямку на верхней части руки, как будто пытаясь вытащить занозу.

Кровь льется бурлящим фонтаном, но меня это не успокаивает. Я провел часы в ожидании, и я все еще здесь.

Что более жалко?

Мужчина, который постоянно звонит, пока, наконец, не понимает, что она не собирается отвечать, или глупый сукин сын, который думает, что их отношения вообще имеют какую-то ценность?

Каждый момент, относящийся к этой пустой парковке, проносится передо моими глазами. Следить за ней сквозь полость стены, чтобы увидеть ее обнаженную руку.

Убить ее нового босса, потому что, черт возьми, почему бы и нет?

Шантажировать ее.

Идти на дурацкое, двойное свидание в компании ее мамы.

Похитить ее отчима и дать ей свободу.

Мне следовало убить ее лучшую подругу, поскольку она тоже представляет угрозу, но я ее пощадил.

И теперь я щажу Ремеди.

Я не убил ее. Я выпустил ее из клетки. Я даже позволил ей хранить эти компрометирующие фотографии в своем телефоне. Я хочу дать ей шанс доказать, что я могу ей доверять, как она постоянно говорит. Но она меня подводит.

Фары освещают парковку, и в фокусе оказывается ее матово-красная машина. Как глазурь на моем торте.

Как ее губы на нашем двойном свидании.

В ту же ночь я привел ее сюда, чтобы трахнуть с петлей на шее. Я вижу ее силуэт в окне машины и сжимаю кулаки. Миллион мыслей проносится в моей голове.

«Где ты, черт возьми, была?»

«Если ты позволишь другому мужчине прикоснуться к тебе, я отрежу ему член и задушу тебя им.»

«Что заставило тебя наконец появиться?»

«Неужели ты не понимаешь, что я все сделал для тебя?»

Дверь машины открывается, и она как будто издевается надо мной. Она в том же платье, что и в последний раз, когда мы были здесь, словно хочет воссоздать наши воспоминания. Когда я был просто ее долбанным боссом-шантажистом, а она была просто моей личной помощницей и музой.

«Времена тогда были простые, не так ли, маленькое лекарство?»

Движения ее шаткие и нерешительные; она боится того, что будет дальше. И я рад. Она должна бояться меня.

Но мне тоже пора бежать. Вместо этого я рою себе могилу.

– Что мы делаем здесь? – ​​спрашивает она.

Мы. Только мы вдвоём. Долбаный союз.

Я должен рассказать ей, как выбраться из этой путаницы. Чтобы она смогла по-настоящему обрести свободу.

Практическое пошаговое руководство о том, как избежать копов. Я даже подумывал сказать ей, что встречусь с ней снова, когда ситуация наконец устаканится. Но, учитывая пропущенные звонки и отказы в моей голове, я всё больше хочу разрушить её.

Этот союз. Эти отношения. Нас.

Я заставляю себя улыбнуться и вести себя так, будто в этом нет ничего необычного. Я держу нож в одной руке, точильный камень в другой, затем провожу металлом взад и вперед по камню, леденящий скрежет рассекает скучные океанские волны.

Она смотрит на мои мозолистые руки. Ветер доносит мускусный запах ее тела, а кожу покалывает мурашки. Воздух прохладный, но именно от ножа эти бугорки поднимаются, словно маленькие пальчики, стремящиеся выползти из-под её кожи.

– Ты помнишь, что мы здесь делали? – спрашиваю я.

Ее глаза метнулись к моим, но язык она держит за зубами. Той ночью она стояла на четвереньках, как животное. Тогда у меня был нож. Я мог бы выпотрошить ее, как свинью.

– Я мог убить тебя той ночью. – говорю я.

Она обхватывает себя руками, но поднимает подбородок, как будто знает, что это игра разума. Я сжимаю челюсти.

– Почему ты этого не сделал? – спрашивает она.

Она знает причину так же хорошо, как и я, и это убивает меня больше всего. Она знает, какую власть имеет надо мной. Я не собираюсь признавать, что мои слабости принадлежат ей.

Вместо этого я рассказываю ей о своем прошлом.

– Когда мне было двенадцать, мой приемный отец не мог стерпеть, что я не говорю «пожалуйста». – я сдвигаю нож вправо. – «Спасибо».

Нож скользит обратно влево.

– Пожалуйста. – я останавливаю лезвие и смотрю на нее. – За что мне быть благодарным? За то, что тебя всё время кормят лишь наполовину? Или за то, что поместят в другой дом, где из меня тоже выбьют дерьмо?

Океанские волны бьются, как маятник, а вдалеке над морем нависает черная туча, грозящая штормом. Скоро будет так легко плавать. Чтобы пойти так далеко, как я могу. Ко дну. Взяв с собой Ремеди.

– Все, что мне нужно было сделать, это сказать слово. Но я отказался. – продолжаю я. – И он избил меня, пообещав, что убьет меня, если я ничего не скажу. Что угодно.

Глубокий смешок вырывается из моей груди, когда я позволяю этому воспоминанию нахлынуть на меня. К тому времени я настолько привык к боли, что ничего не почувствовал, когда он меня бил. Ни одно из его слов не имело никакого веса. Меня не волновала смерть, но я хотел посмотреть, насколько далеко я смогу его подтолкнуть, даже если это означало бы поговорить хоть раз.

– Знаешь, что я ему наконец сказал?

Она моргает, прижимая руки к животу.

– Я назвал его трусом.

Она втягивает воздух. Я убираю точильный камень, но лезвие держу в руке. Когда я делаю шаг вперед, она отступает ближе к своей машине, пытаясь дать нам больше дистанции. Я шиплю сквозь зубы, давая ей понять, что могу прочитать каждое микродвижение.

– В конце концов он остановился. Но я не мог ходить в школу неделями, потому что тогда они бы узнали. Знаешь, что я сделал вместо этого?

Мои пальцы касаются пистолета, металл гладкий, как кожа Ремеди. Мне хочется раздавить ее голыми руками, но я продолжаю поглаживать пистолет и поправлять хватку ножа.

– Я украл его пистолет. А десять лет спустя я застрелил его из него.

Я убираю нож, опираясь ладонями по обе стороны от нее, прижимая ее к машине. Лунный свет отражается на ее сияющей коже, придавая ей темно-золотой оттенок, и это напоминает мне древние камни, как будто она хоронит меня заживо.

– Он был не единственный. – говорю я, – Но ты это знаешь.

Она закусывает губу, затем прижимает ладони к бедрам, пытаясь найти в себе силы посмотреть мне в глаза. Я хочу вырвать ее из защитной оболочки, чтобы она увидела, что именно она со мной сделала.

Я могу убить ее, и тогда она больше не будет иметь надо мной власти. Она станет еще одной жертвой. И я пойду дальше. Как я всегда делаю.

Но я, блять, не могу с ней так поступить.

– Как насчет твоих родителей? – она шепчет. – Биологические. Уинстон твой отец?

Я так смеюсь, так что у меня болит грудь.

– Ты думаешь, мы как-то связаны? – спрашиваю я.

– Вот почему ты убил его, не так ли? – она заикается. – Потому что в детстве он оставил тебя в приемной семье.

Она вкладывает смысл туда, где его нет. Я стискиваю зубы.

– Я убил Уинстона не потому, что мне нужно было осуществить семейную фантазию о мести. Я убил его не потому, что мстил за твою лучшую подругу. Я убил Уинстона, потому что хотел тебя, Ремеди.

С ее губ срывается легкий вздох. Она вздрагивает, пытаясь уйти, но я загнал ее в угол; выхода нет. Даже если она вырвется из моих рук, нас окружают деревья, кусты и океан. Она сможет убегать лишь до тех пор, пока я не найду ее.

Физически я с ней на этой пустой стоянке, но мысленно я снова в тех разрушенных домах, где меня оставили в мусорном баке. Обошел каждый дом, где у меня ничего не было. Раньше жизнь была простой. Я знал, чего ожидать. Это всегда был я.

Но теперь есть Ремеди. Она украла у меня эту жизнь.

– Эти гребаные ублюдки, те, у которых я на самом деле был? – я усмехаюсь, затем киваю голову в сторону. – Они оставили меня умирать. Поэтому я убил и их тоже.

Я положил руку ей на горло.

– Мне плевать на всех. Даже на тебя.

Ее охватывает страх. Она знает, что настал тот момент, когда я наконец убью ее. Но затем ее губы растянулись в улыбке, и она смеется. Она хихикает, как гиена. Звук эхом разносится по парку, смешиваясь с волнами.

Это ее нервы, а не настоящее развлечение, но меня это беспокоит. Мои внутренности скручиваются, и я сжимаю ее горло, перерывая ей дыхательные пути.

– Что, блять, смешного? – спрашиваю.

Ее рот шевелится, улыбка все еще на месте, хотя лицо краснеет. Я отпускаю ее, и она держится за грудь и снова смеется.

– Ты трус, Кэш. – говорит она, ухмыляясь. – Ты боишься меня, потому что знаешь, что между нами что-то есть. Потому что я что-то значу для тебя. И тебя это пугает.

Она расправляет плечи, вставая на ноги.

– Если ты собираешься меня убить, то перестань быть трусом и просто, черт возьми, сделай это.

В глазах у меня краснеет, когда я сжимаю нож, целясь ей в лицо, но в последнюю секунду я отмахиваюсь и вместо этого врезаюсь в ее машину. Лезвие прорезает металл.

Оставив его застрявшим в двери, я хватаю ее лицо обеими руками, впиваюсь ногтями в ее кожу, и, черт возьми, мне хочется ее поцеловать. Я хочу вырвать ей язык и показать, что она мне нужна, и я ненавижу это, но не могу.

Я заставляю ее встать на колени, затем выхватываю свой член и засовываю его ей в рот, пока она не давится, и слезы наворачиваются у нее на глазах.

Я толкаю себя вперед, вперед, вперед, пока ее горло не обхватывает меня, как вторая кожа, и она не может дышать. Она пытается вздохнуть, отталкивая меня, но я удерживаю ее, пока не чувствую, как ее нос прижимается к моему животу.

Я могу убить ее вот так. Задушить своим членом, пока засовываю два пальца в ее тугую маленькую киску, пока она не сжимается вокруг меня, приближаясь к своей сладкой, незначительной смерти.

Но я вытаскиваю. Она кашляет от неожиданного воздуха. Я выдергиваю нож из машины, адреналин бьет через меня, дыхание в груди расширяется, как будто я гребаный бог.

Я непобедим, и даже Ремеди не сможет меня остановить. Я приставляю нож к ее горлу, удерживая ее неподвижно, чтобы показать ей, что я все контролирую.

Но Ремеди не боится. Даже пытаясь восстановить дыхание, она облизывает нож вверх и вниз, как будто дразнит мужской член.

Мой член дергается, и ярость улетучивается. Она такая горячая, что я забываю как дышать. Ее язык щекочет кончик ножа, капля крови капает на влажную мышцу, и я не могу себе представить, чтобы другой человек в этом мире понимал меня так.

Я понятия не имею, делает ли она это, чтобы насолить мне, или она такая же испорченная, как и я. Но я беру ее волосы в пригоршню и возвращаю ее к своему члену. Я прижимаю лезвие к ее шее, и она стонет.

– Мы похожи, Ремеди. – говорю я.

Ее язык скользит вокруг меня, и мой член пульсирует, набухая. Черт возьми, мне хочется задушить ее своим обхватом, но я хочу дать ей это понять, чтобы она никогда этого не забывала.

– Мы похожи в том, что никогда не отпустим нас. Мы видим мир таким, какой он есть. Мы знаем, кто мы. Единственный человек, который примет каждую испорченную часть тебя, это Я. Потому что я понимаю тебя, Ремеди. И я позабочусь о том, чтобы ты всегда делала именно то, что хочешь.

Я провожу ножом по ее щеке, позволяя поверхностному порезу повредить ее кожу, кровь каплями стекает по красному шву. Надеюсь, останется шрам, такой же, как она оставила на моей спине. Я хочу, чтобы она видела этот шрам в зеркале каждый день до конца своей жизни и знала, что я здесь, высечен на ее коже. Я никогда не отпущу ее. Даже если я умру, я всегда буду рядом.

Она с усилием надавливает на губы, ее язык скользит по чувствительной коже головки моего члена. Ее глаза смотрят вверх, удерживая меня. И в этот момент я понимаю, что никогда не убью ее. Я хочу оставить ее в живых.

К черту все – я хочу посмотреть, насколько она хорошо стреляет из пистолета в свои восемьдесят. Я хочу увидеть, как ее кожа обвиснет от этих кружевных татуировок. Я хочу убить какую-нибудь энергичную двадцатилетнюю девушку и трахнуться с ней через её труп, как мы сделали с ее отчимом, даже если нам будет слишком тяжело трахаться, как животным. И я сделаю все, чтобы она дожила до этого возраста, даже если это убьет меня.

Я толкаю ее за плечи, отодвигая ее от моего члена, и она откидывается на ладони. От кружевных татуировок вперемешку с волосами на ее киске, у меня текут слюни. Черт возьми, на ней нет трусиков, а её киска уже капает на тротуар. И это меня бесит еще больше. Она знает, что делает со мной, и каждый чертов день использует эту силу против меня.