Текст книги "Кровавые ягоды калины (СИ)"
Автор книги: Нюша Порохня
сообщить о нарушении
Текущая страница: 3 (всего у книги 15 страниц)
Глава 6
Деревня, конечно, изменилась, но свой дом я узнала сразу. Пусть он был не таким свеженьким и чистеньким, как сейчас, но все же выглядел вполне добротным строением, окруженным сараюшками и дощатым забором.
– Так странно на все это смотреть, – заволновалась Танька. – Совсем другой вид…
– А что ты хочешь? Древние времена, блин, – вздохнула я, прячась за деревьями. – А вон и церковь, смотри какая!
– Ух, ты! С тем, что сейчас на ее месте, не сравнить, – подруга посмотрела на меня с тоской. – Нас там темные люди не побьют?
– Ну, церковь же! – возмутилась я в ответ, но если честно, то сама побаивалась встречи с кем-либо из этого времени.
Собравшись с духом, мы старательно обошли деревню и быстро потопали к церкви, испуганные и сбитые с толку. Дом Божий был небольшим, и как оказалось – деревянным, видимо кирпичом его обложили позже. Сияющий крест на маковке, крест над входом в храм… Открытые двери, украшенные рисунками из жития святых и множество цветов вокруг, от белоснежных ромашек, до почти сиреневых колокольчиков, между которыми вился пахучий горошек. Мы растерянно затоптались у входа и чуть не сорвались бежать, когда услышали густой бас:
– День добрый. Прошу, проходите в храм.
Мы развернулись и увидели большого дядьку с окладистой бородой, который с добродушным интересом смотрел на нас.
– Добрый день батюшка, – промямлили мы в один голос. – Спасибо…
– Я смотрю, лица незнакомые. Не наши, не деревенские, – священник был благодушным и приветливым, что вселяло надежду.
Мы с Танькой быстро переглянулись, понимая, что не подумали о том, какую легенду будем рассказывать, когда столкнемся с кем-нибудь из людей. Но что-то говорить было нужно и, запинаясь, я сказала:
– Пришли мы за помощью к вам. В деревне нашей, голод, людей померло много, вот мы с сестрой и пошли иной жизни искать. Приютите нас, Богом молю…
– Прости Господи! – ляпнула Танька и тут же покраснела.
Священник, молча, оглядел нас с ног до головы, видимо изумляясь нашему прикиду и поинтересовался:
– А как деревня ваша называется, горемычные?
Я вспомнила соседнюю деревушку, в которой была от силы, раз пять и сказала:
– Алексеевка.
– Алексеевка? – он пошевелил густыми бровями и вздохнул: – Ну, что ж, пойдемте со мной.
– Куда? – мы испуганно наблюдали, как он приближается к нам.
– Чего вы всполошились? – батюшка удивился нашей реакции и остановился. – Поживете при храме, а там видно будет. Грех это, людей в беде оставлять. У нас здесь работы хватит: обед приготовить, воды принесть, на огороде управиться, подбелить, да порядок навести. При церкви я, матушка, да две певчие, Матрена и Евдокия. Работник еще имеется, Родион. Вот и вся недолга.
– Это было бы очень хорошо! Спасибо большое! – Танька принялась кланяться, а я следом за ней, обратив, наконец, внимание, что она без своих валенок.
– Бога благодарите, – важно ответил батюшка и представился: – Я – отец Сергий.
– Валентина.
– Татьяна.
– Ну и, слава Богу. За храмом двор хозяйственный, туда и пойдем, – отец Сергий двинулся дальше, а мы посеменили следом.
Оказалось, что церковь жила своей и очень даже неплохой жизнью. По пыльному двору бегали куры, где-то мычала корова, и пахло свежим хлебом. Кроме хозяйственных построек, к деревянному боку церкви жались несколько мазанок с маленькими окошками, а под большой яблоней стоял длинный стол, за которым сидел пожилой мужчина и что-то вырезал из дерева.
– Родион! – позвал его батюшка. – А где матушка?
– На кухне, отец Сергий, – мужчина поднялся и с любопытством посмотрел на нас.
– Познакомься, это Валентина и Татиана. По хозяйству будут помогать, – сказал святой отец, и Родион наклонил голову, здороваясь.
Мы пошли дальше, а он все смотрел нам вслед, что мне очень не понравилось. Пристального внимания нам сейчас только не хватало…
На кухне было жарко, вкусно пахло борщом и блинами. Три женщины, суетившиеся возле печки, при виде нас оставили свои дела и удивленно замерли.
– Матушка! – отец Сергий подвел нас к дородной тетке с пухлыми щеками. – Приюти страдалиц, да работу им найди. От голода бежали в наши края, горемычные.
Бабы зацокали языками, жалея нас, но их взгляды были прикованы к нашей одежде.
– Одеты они уж как-то странно, голые почти! – все-таки высказалась матушка, и мы струхнули. – Ну, ничего, сейчас я вам одежу поищу.
– Конечно, поищи, – кивнул батюшка. – Ибо срамно в одних портках бегать… Не иначе мужские на себя напялили…
* * * Тем временем на болоте что-то происходило. Каменный идол дрожал, земля вспучилась, затхлая вода закипела, с шипением словно кислота, поедая жухлую траву, а из-под истукана раздался громкий стон.
Вскоре на поверхности показались страшные когтистые руки, покрытые волосами. Они цеплялись за кочки и коряги, пока не нашли точку опоры и не вытащили за собой все тело с косматой головой. Чудовище выпрямилось во весь рост и сквозь спутанные космы, свисающие на лоб, блеснули недобрые глаза.
– Чего вам нужно? – зарычал оно, рассматривая двух мужчин, застывших перед ним в суеверном страхе
– Сделай меня сильным! Власти мне дай! – выкрикнул один из них и бухнулся перед монстром на колени. – А я все для тебя сделаю! Все! Ничего не пожалею!
– Все? – вкрадчиво спросил монстр, тяжело дыша. – Ты уверен, человечишка?
– Все! Что ни пожелаешь! Жизнью своей клянусь!
– Ну, твоя жизнь мне не нужна… Чего-нибудь повкуснее хочу…
* * * Матушка Прасковья привела нас в чистую мазанку и выдала чистые вещи, украдкой поглядывая на нашу одежку и цокая языком.
– Спать здесь будете. Матрена и Евдокия в соседнем домишке, Родион на сеновале спит, а мы с батюшкой в доме. Встаем мы к пяти утра, идем на службу, а потом делами занимаемся. Одевайтесь и приходите на кухню, я вас накормлю, чем Бог послал.
– Спасибо, – я стыдилась нашего вранья. – За доброту вашу.
А Таньке было хоть бы хны – она крутила головой, разглядывая все, что нас окружало, и выглядела не очень-то и расстроенной. Убила бы…
– Господь с вами, – вздохнула матушка и вышла.
– Все хорошо, – пробурчала эта зараза. – Но вот вкалывать я особо не хочу.
– А у нас, что, выбор есть? – мне так и хотелось снова завести разговор о ее кривых руках и мощах, к которым она хотела приложиться, но я промолчала, и так проблем хватает.
Мы, молча, оделись в крестьянские юбки, какие-то угрюмые кофты и повязали платки, что не прибавило настроения. Старые стоптанные штиблеты и образ крестьянки 18-го века стал полным.
Вернувшись на кухню, мы поели борща, на удивление очень вкусного, с краюхой хрустящего хлеба и были отправлены на колодец по воду.
– Выйдете из калитки, увидите кладбище, а по ту сторону дороги, колодец. Воду наносите в бадью, которая возле кухни, а потом можете отдыхать, – сказала матушка и вручила нам ведра.
Увидев бадью, я совсем затосковала и одарила Таньку убийственным взглядом. Но подруга, словно не замечала моего настроения, получая удовольствие от этого приключения.
– А с другой стороны, – возбужденно забубнила она. – Это, же какое чудо, попасть в прошлое! Такое случается не со всеми!
– Чему ты радуешься? – изумилась я. – Нам бы выбраться отсюда живыми и здоровыми!
– А что, думаешь, не выберемся? – она перестала размахивать ведрами.
– Вот взросла же баба! – рявкнула я. – В заднице мы, полной! А вокруг, то колдуны, то неадекваты!
Танька пропустила все мимо ушей и резко остановилась.
– Слушай, а что колдуны говорили перед тем как нас сюда отправить? Кого мы выпустили?
– Кого выпустили? – не поняла я и сразу же вспомнила слова Прохора: что мы выпустили тварь, которая была заперта долгие годы. – Слушай… Наверное, они о том странном мужике, который скелет…
– А он кто? – выпучив глаза, прошептала Танька.
– Да я откуда знаю! – у меня уже мозги кипели от этого колдовского террариума. – Пошли по воду!
Колодец мы нашли сразу и уже делали вторую ходку, когда на пыльной дороге, ведущей в деревню, показались два силуэта, размытые ярким солнцем. Они приближались, и вскоре стало понятно, что это двое мужчин лет сорока или чуть больше. При виде нас они остановились и с интересом принялись разглядывать, тихо переговариваясь.
– Чего это они? – прошептала Танька, переливая воду в ведро.
– Да кто их разберет, – мне очень не хотелось вступать в контакты с местным населением.
– День добрый! – крикнул один из мужчин, и они направились к нам.
– Добрый, – ответила я и подхватила ведра, чтобы побыстрей ретироваться.
– Что-то лица незнакомые, – один из мужчин окинул нас наглым взглядом, вызывая во мне неприязнь. – Вы откель, бабы?
– Откель надо, – огрызнулась Танька. – Любопытный.
– В церковь воду носите? – подал голос второй мужчина и я похолодела.
Прапрадед! Этот голос, я теперь не спутаю ни с каким другим.
– В церковь, – ответила я. Родственник как-никак. – Живем мы там.
– Давно? – его тяжелый, с какой-то скрытой жестокостью взгляд, уперся в меня.
Чего он прицепился? Какое лицо неприятное… внешность такая, орлиная что ли…
– Нет, недавно, – я отвела глаза от этого жесткого лица. – Ладно, некогда нам разговоры разговаривать, работы полно.
Мы быстро пошли к церкви, не замечая тяжести ведер, а они так и стояли, глядя нам вслед.
– Поняла, кто это? – спросила Танька. – Это не к добру.
– Поняла. А почему не к добру? С чего это?
– Ты что, не заметила, как он на тебя смотрел? – прошипела подруга, возмущенно косясь в мою сторону. – Ну, ты и даешь…
– Как он на меня смотрел?
– Плотоядно! – Танька нервничала от моей непонятливости. – Вот ты дерево, Валька!
– Он мой предок!
– Но он-то, этого не знает! – Танька вывернула воду в кадушку и уставилась на меня. – Чувствуешь, какой конфуз назревает?
– Тебе показалось! – мне даже думать об этом не хотелось.
Но, похоже, Танька оказалась права. Вечером, эти два типа прохаживались возле церкви, а потом долго о чем-то говорили с батюшкой.
Почти всю ночь мы не спали, обдумывая нашу ситуацию и периодически переговаривались, переливая из пустого в порожнее. Что предпринять, мы не знали, как действовать тем более, а странное внимание прапрадеда, совсем не входило в мои планы. Задремали мы только под утро, но были безжалостно разбужены на службу одной из певчих.
– Вставайте! И где это вы так спать приучены?! Время к заутренней собираться, а они перины мнут!
С перинами она, конечно, погорячилась, но вставать все равно пришлось.
Сонные, мы с трудом натянули на себя свое тряпье и поползли к церкви, замечая, что кроме нас и всей этой церковной братии, к службе подтягивается народ из деревни.
Здесь были и помятые после сна бабы, и угрюмые мужики, и конечно же родственник со своим товарищем. Люди заполняли храм, в котором уже хозяйничал отец Сергий и на нас обращали внимание и перешептывались, особенно бабы. Оно и не удивительно, вряд ли в деревне часто происходило что-то новенькое.
Всю службу прадед буравил нас взглядом, не особо переживая, что на это явно обращают внимание. И мы с Танькой готовы были сквозь землю провалиться. Когда народ потянулся к выходу, нас остановила матушка Прасковья, и плохое предчувствие нахлынуло на меня с удивительной силой.
– Подождите-ка, поговорить хочу с вами, – сказала она и сложила руки на животе. – Повезло вам, бабоньки. Очень повезло.
– Да? И в чем же? – поинтересовалась Танька, а меня просто колотить стало от ее благодушного тона.
– При церкви жить тяжело, работы много, а вы еще бабы молодые, – начала она, приторно улыбаясь. – Так вот, есть в нашей деревне, мужик хороший, Григорий Плясов. Жена у него слегла после родов, уж второй год лежит бревном. А последнее время совсем заплохело ей, видать преставится скоро. Нужна помощница ему в дом, чтоб и за женой присмотреть могла и в хате порядок навесть. Пойдете вдвоем к нему, подсобите. Крыша над головой будет, кусок хлеба завсегда, а там гляди, кто-нибудь из вас и хозяйкой станет. Это дело такое…
Танька повернулась ко мне и многозначительно дернула бровью, что означало – пипец однако!
– А если не хотим мы??? – я недовольно нахмурилась. – Нам и тут хорошо!
– Хорошо им! – воскликнула матушка. – Тут и без вас ртов хватает! А если сироту, какого обездоленного занесет, или калеку? А вы тут место занимаете, когда такой шанс выпадает! Собирайтесь и идите! Вот и весь разговор!
Было понятно, что нас никто слушать не будет, и мы поплелись в сторону деревни, ибо брать с собой нам было нечего.
Григорий Плясов и его странный дружок стояли пол кривой сосенкой, одиноко маячившей возле дороги и, по всей видимости, ждали нас. Так вот о чем они разговаривали с батюшкой вчера вечером! А отец Сергий доверил своей жене проинформировать нас, что она с легким сердцем и сделала.
– Попали мы в передрягу, – зло сказала Танька. – Он на тебя глаз положил и придумал, как сделать, чтобы поближе была.
– Тетка Клава говорила, что прапрабабку колдун убил, – вдруг вспомнила я. – И ничего о том, что она после родов слегла.
– Да после того, как они тебя Корнею отдали, и как она твой дом заняла, ты еще веришь, что весь тот рассказ правдой был? – хмыкнула Танька. – Ложь кругом, а от этого все еще запутаннее!
Мы все ближе подходили к мужчинам, и я с содроганием смотрела на орлиное лицо своего родственника. А если он ко мне приставать начнет?
– Доброго дня бабоньки, – поздоровался он. – Вижу, уговорил вас отец Сергий в помощницы ко мне пойти?
– Уговорил, – буркнула я. – Идти-то куда?
– А я сейчас покажу, – он взял меня под руку и повел, сжимая локоть, цепкими пальцами. – Ты не бойся, не обижу…
Я оглянулась и увидела, что Танька находится в явном шоке, шагая рядом со вторым товарищем, который ей что-то «чесал», облапывая елейным взглядом. Господи, что происходит? Бред, просто бред какой-то…
– Так вы из Алексеевки? – спросил Григорий, пристально разглядывая меня.
– Да, оттуда.
– И все бабы там такие пригожие? – хохотнул он.
– Все, – я довольно четко дала ему понять, что не хочу разговаривать.
Неужели этот неприятный человек мой родственник?
– Голод, говоришь, у вас там, – не унимался он, и вдруг наклонившись, жарко зашептал мне в ухо: – Ты не боись, самое лучшее есть будешь, цацок тебе накуплю, одежку справим…
Я отшатнулась от него, и он зло прищурился.
– Брезгуешь? Гордая, да? Ну, посмотрим, как оно дальше будет.
Было странно смотреть на дом, в котором я жила, вернее буду когда-то жить. Вроде бы он, а вроде и не он. В этом времени он выглядел более мрачным и каким-то хмурым. Судя по живности, прапрадед жил довольно зажиточно, краем глаза я даже приметила двух работников, копошащихся в его закромах. Ну да, как раз ему двух помощниц и не хватало…
Григорий больше не заговаривал со мной, но я ощущала исходившую от него злобу и чего греха таить – боялась.
Он провел нас в дом, и я еще раз удивилась своему ощущению раздвоенности. И мой дом, и не мой. По убранству комнат, я лишний раз убедилась, что прапрадед не беден и обратила внимание, как в его глазах вспыхнула гордость собой, стоило ему заметить мою заинтересованность.
– Гриша, кто там? – раздался слабый голос из дальней спальни, и его лицо потемнело, приобретая выражение недовольства и презрения.
– Не надо оно тебе! – крикнул он в ответ и женщина замолчала.
Через секунду раздался сухой кашель и тихий стон.
– Жена ваша? – не скрывая неприязни, спросила я и он оскалился:
– Что, ненавидишь меня? Ее жалеешь? А меня кто пожалеет??? С трупом в одном доме находиться! Смотреть на этот скелет! Задыхаться от вони могильной! А?!
– Тише! – оборвала я его и, обернувшись, увидела ужас в глазах Таньки.
Она тоже это слышала.
– Леня, отведи-ка их в амбар и запри, – вдруг сказал он своему товарищу, и я испугалась этого лица и улыбки сумасшедшего. – Потом поговорим. Пусть посидят, поголодают, чтоб дурь из головы выветрилась!
– Вы не имеете права! – я оттолкнула его, чтобы убежать, но он крепко схватил меня за плечи:
– А я хотел по-доброму, по любви… Сама виновата.
Каким-то непостижимым образом в комнате оказался один из работников и с его помощью, Леня потащил нас, не особо церемонясь и причиняя боль. Последнее, что я увидела, перед тем, как нас выволокли из дома, страшные, налитые кровью глаза своего предка.
В амбаре было темно и пыльно, лишь в щели между досок пробивались солнечные лучи, пронизывая сумрак. В углу стояли лари с мукой, на которых были сложены холщовые мешки, тихо попискивали мыши в соломе, и пахло зерном.
– Такого поворота я не ожидала, – пробурчала Танька и прильнула глазом к щели. – Ходят по двору, злые, что-то обсуждают!
– Теперь у нас выход один – любыми путями свалить из этой деревни, – сказала я и принялась шарить под деревянными стенами, пытаясь найти более мягкую землю.
– Ты что делаешь? – Танька отлипла от созерцания моего родственника и, нахмурившись, наблюдала за мной.
– Хочу подкоп сделать, – сказала я. – В фильме видела.
– Аааа, давай! – Танька присоединилась ко мне, и мы стали ползать вдвоем, пока не услышали дикий крик:
– Ой, люди! Люди добрые! Пропала! Доченька моя пропала!!!
– Вот об этом тетка Клава и говорила! – мы замерли и стали прислушиваться.
– Сомневаюсь, что к этому Корней причастен, – прошептала Танька. – Он хоть и неприятный тип, но вот чувствую я, что это не он!
– Вокруг столько загадок, что я ничему уже не удивлюсь! – я услышала разговор и показала Таньке, чтобы она приложила ухо к щели.
– Чего случилось, Агафья? Почто орешь? – крикнул прадед. – Всех собак всполошила!
– Дочка у меня пропала, Гриша! – всхлипнула женщина. – Посадила ее в палисаднике на травку, пошла корову подоить, вернулась, а Катеньки нее-ет!!!
– Ладно, не ори. Ты хорошо искала? – грубо спросил прадед. – У соседей спрашивала?
– Всех обошла! Никто Катеньку не видел! О-ох! Сосед в колодец спускался, и там нет ее!!!
– Мы с Ленькой сейчас лес прочешем. Может чего, и найдем, – прадед замолчал, а потом добавил: – Иди домой Агафья.
Я отлипла от стенки и тут моя нога провалилась в рыхлую почву почти по колено.
– Смотри! Тут подрыть можно!
Мы с Танькой принялись остервенело рыть землю, ломая ногти и вскоре докопались до конца дощатой стены, которая как оказалось была не так глубоко. Края ее подгнили и почти превратились в труху, что дало нам возможность, легко сломать ее, и дальше работа пошла легче. Когда почва с той стороны стала осыпаться, мы остановились, чтобы не выдать себя грешным делом и снова прильнули к щелям.
– По-моему уходят они! – сказала Танька, плюя на ладошки. – Черт, как сушит руки!
– Пусть идут. А потом, только они нас здесь и видели, – зло буркнула я. – Достали эти игры в мистику!
– Предок-то твой, не простой мужик, – Танькины глаза блеснули в сумраке сарая. – Вот к бабке не ходи, причастен он к исчезновению детей!
– Почему-то и я в этом не сомневаюсь…
Прапрадед и его дружок покинули усадьбу, снарядившись ружьями и котомками с провиантом, а мы, дрожа от страха, докопались до света божьего и выбрались наружу, оцарапав плечи даже под одеждой. Прижавшись к амбару, мы прислушивались к звукам и вскоре услышали чей-то крик:
– Гэй! Мужики! Айда обедать!
– Во-во, пора уже, – поддакнула Танька. – Крутитесь здесь…
Я выглянула из-за угла и увидела, как работники идут в сторону кривой кухоньки, из трубы которой валил дым. Дородная баба шлепала что-то в деревянные тарелки, стоявшие на большом столе, и было понятно, что покинуть сие мрачное место нам не составит труда.
Когда все уселись и застучали ложками, мы, крадучись пошли мимо амбара и тут я остановилась.
– Ты чего? – Танька недовольно нахмурилась. – Пойдем скорее!
– Я хочу в дом зайти, – сказала я, чувствуя, что не могу уйти просто так.
– Зачем???
– Там женщина больная…
Танька застонала, но поплелась за мной.
Глава 7
Мы прокрались в дом, в котором так уныло пахло болезнью и с каким-то трепетом пошли в дальнюю спальню, откуда доносился кашель. Картина, представшая нашим глазам, была ужасна… На высокой кровати, под кучей старых одеял, лежала женщина с совершенно изможденным лицом и темными кругами под запавшими глазами. В углу, перед иконой Божьей Матери, горела лампадка, и чад от нее наполнял комнату каким-то предсмертным запахом.
Женщина открыла глаза и посмотрела на нас тусклым, безжизненным взглядом.
– Остановите Григория, ради нашего сына, остановите…
– Что? – я склонилась над ней. – Что вы говорите?
– Григорий зло затеял, я знаю, слышала, как он с Ленькой говорил о нечисти, живущей на болоте… – она схватила меня за руку. – Не дайте ему беды наделать…
Женщина закашлялась и откинулась на подушки, глаза ее закрылись, а руки судорожно сжали одеяло.
– Может вам нужно что-нибудь? – спросила я свою прапрабабку, но она слабо покачала головой:
– Ничего мне уже не нужно… Лишь бы сынок мой в любви и доброте рос…
Женщина резко дернулась и расслабилась. Глаза ее стали светлыми и спокойными, похожими на два потухших окна и смотрели они уже в другой мир…
– Преставилась, – вздохнула Танька и прикрыла ей глаза. – Что за ужасная жизнь была у бедной женщины…
– Интересно, где ребенок? – я всматривалась в лицо покойницы, ища знакомые черты, и ничего не находила. – Все-таки прадед мой…
– За это не беспокойся. Если ты родилась, значит все с ним нормально, – успокоила меня Танька. – Давай выбираться отсюда.
Дом мы покинули через окно, выходящее в глухой переулок, и рысцой помчались к лесу. Было душно, тяжелые тучи клубились на горизонте, что указывало на приближающуюся грозу, которая сейчас нужна была меньше всего.
Лес притих и каждый звук, будто пропадал в этом густом зное, лишь одинокая кукушка куковала в зеленой листве большого дуба.
– Смотри, что получается, – немного подумав, сказала я, жуя травинку. – Нечисть на болоте, это, скорее всего тот скелет, которого мы выпустили из склепа. Так?
– Так, – согласилась Танька. – Помнишь, что Прохор говорил? Что он ценой своей жизни замуровал его там. Значит…
– Значит, Корней не виноват, – выдохнула я. – Детей не он убивал. Убивало их это существо, живущее на болоте. Тогда зачем вся эта ложь?
– Затем, чтобы родственника твоего обелить! – охнула Танька. – Он к этому монстру какое-то отношение имеет!
– Пошли на болото, – я боялась, но была готова обличить своего родственника и спасти еще живых детей. А еще очень хотелось помочь братьям. – Подкрадемся и понаблюдаем.
– А если нас чудовище обнаружит? – испуганно сжалась Танька. – Оно ж, видать чует, дух человечий…
– Может и не чует! – отмахнулась я. – Делать-то что-то нужно! Девочка эта еще пропала… Небось, Гришка Плясов ее на болото и отвел, а теперь спасителем прикидывается!
– Точно! Может, живое дите еще? – Танька приободрилась. – Господи… хоть бы живое было…
– Тогда пошли быстрей.
Мы поднялись с земли и, не обращая внимания на ноющие царапины, голод и страх, направились к болоту. Очень хотелось спасти девочку, ведь то, что мог пережить совсем маленький ребенок, даже представить было страшно.
Наш путь лежал мимо заимки и стук молотка мы услышали задолго до того, как подошли к ней. Дом был почти достроен, только вместо крыши еще лежали стропила, на которых и сидел Корней.
– Бедняжка… Не знает, что его ожидает, – протянула Танька, и я удивленно воззрилась на нее:
– Ничего себе бедняжка! Он – злобный колдун!
– Это он от горя и печали, – вздохнула подруга. – Бесчувственная ты…
– Я???
– День добрый.
Мы как всегда чуть не заорали и так резко развернулись, что Танька едва не рухнула.
Перед нами стоял Прохор и улыбался. Он совершенно не был похож на Прохора из нашего времени – дикого и жесткого парня. Этот мужчина казался очень привлекательным, с цыганской внешностью и золотым колечком в ухе. У него была белозубая улыбка и веселые, умные глаза.
– Здрасьте, – промямлила я и ткнула Таньку в бок.
– Добрый вечер, – сморозила она и растянула рот в улыбке.
– Чего это вы на заимку забрели? Заблудились? – благодушно спросил он, разглядывая нас с явным интересом.
– Нет… Мимо шли, – бодро ответила я. – Мы вообще-то на болото идем… за… ягодами.
– За ягодами, значит? – Прохор перевел взгляд на мое плечо, на котором зияла дырка. – В подол собирать будете?
Я покраснела, а Танька деловито сказала:
– А хоть и в подол, не ваше это дело. Пошли, Валюха, некогда нам.
Мы развернулись и потопали дальше, чувствуя на себе взгляд Прохора. Корней тоже заметил нас и наблюдал за всем происходящим с крыши.
– А не боитесь сами на болото-то? – крикнул нам вслед Прохор и обернувшись, я крикнула в ответ:
– Нет! Не из боязливых!
Он стоял, опершись плечом о сосну и улыбался, высокий, с широкими плечами и смуглой от солнца кожей. Каков экземпляр!
– Что ты рот раззявила? – шикнула на меня Танька. – На болото бегом бежать нужно, а не на мужиков пялиться!
– Ой, ладно! Заревновала! – огрызнулась я, но шагу прибавила.
Когда стали все чаще появляться кривые деревца, запахло сыростью и кое-где под ногами захлюпало, мы остановились, понимая, что дальше нужно идти осторожнее, иначе не ровен час в болоте потонем. Вооружившись большими палками, мы продолжили свой путь, тыкая ими себе под ноги, а небосвод все больше затягивало тучами, поедавшими последние голубые куски.
– Слышишь? – Танька повернулась ко мне и прижала палец к губам.
Я прислушалась. Действительно, откуда-то доносились голоса.
– Чего теперь? – прошептала я. – Может, ближе подберемся?
– Пошли.
Осторожно и очень медленно, мы перебирались от куста к кусту, пока голоса не стали отчетливее. Танька показала мне, что нужно присесть, и мы стали слушать.
– Этого мало! Мало! Я голоден! – от этого рыка по мне пробежали мурашки страха и отвращения. Какие знакомые нотки… – К завтрашнему утру должен быть еще ребенок! А лучше два!
– Но в деревне заметят! – прозвучал голос Плясова. – Это опасно!
– Опасно будет, когда я сам приду в деревню! – зарычало с ненавистью существо. – Что на заимке, узнал?
– Узнал. Мужик поселился, Корнеем кличут.
– Корнеем говоришь? – злоба, и ярость почти ощутимо лилась из говорящего. – Старинный враг мой он и братец его, Прохор… Значит так, если сделаешь, как я скажу, подарю тебе подарочек один, с которым тебе от людей ни в чем отказу не будет.
– Говори, все сделаю! – горячо воскликнул Григорий, и я скривилась от отвращения. Вот же мерзавец!
– Придешь через два дня, я тебе бабу приведу. Как хочешь изголись, но с Корнеем ее познакомь. Ясно? – прошипело существо. – И дите приготовь!
– А что за баба? – испуганно поинтересовался прадед. – Зачем она?
– Баба, да не баба, – в противном голосе прозвучала насмешка. – Оборотень это. И приведёт она его к погибели. Все, иди!
Мы с Танькой переглянулись широко открытыми глазами и принялись кусать кулачки от страха и всех остальных нехороших чувств. Где-то рядом прошелестела трава под ногами Григория и Леньки, а мы так и таращились друг на друга, пока у меня не затекла нога.
– Ты слышала???
– Да я офигела! – Танька вся трепетала от переполнявших ее эмоций. – Вот это сериал…
– Значит, сожрало это чудовище ребятенка, – тоскливо вздохнула я. – А Гришка ему еще готовится отдать ребеночка! Не бывать этому!
– А ведь в нашем времени оно тоже на свободе, – вдруг вспомнила Танька. – Ой, теперь переживать буду…
– Не волнуйся, в нашей деревне единственный ребенок это дед бабы Доси, он еще в позапрошлом году в детство впал… – хмыкнула я. – И не забывай, что там остались Корней с Прохором. Уладят как-нибудь.
– Да? – облегченно выдохнула подруга. – Ну, тогда пошли.
– Куда? – задала я ей резонный вопрос.
– Слушай, – Танька сделала хитрое лицо. – А давай вернемся.
– В амбар что-ли??? – я уставилась на нее как на умалишенную.
– Да! Покрутимся рядом, если наше исчезновение не обнаружили, залезем обратно и будем наблюдать за Григорием, чтоб ребенка какого не погубил. Тем более ему не до нас, жена ведь померла. А если заметили, то другое думать будем.
– Что ж, в этом что-то есть, – согласилась я. – Лишь бы опять в какую-нибудь гадость не влипнуть.
– Дети важнее, – совсем убедила меня Танька, и мы пошли обратно.
На заимке было тихо, видимо хозяева в ожидании непогоды решили отложить строительство, а возможно занимались своими колдовскими делами – варили зелье, сушили жаб или что там у них положено…
– Набрали ягод? – громкий голос Прохора прозвучал довольно неожиданно.
– Нет. Дождя испугались, – ответила я, глядя, как он провожает нас глазами, сидя на большом камне возле дома.
Корней стоял рядом и что-то пил с большой кружки. Рукава его белой широкой рубахи были закатаны, открывая мощные, мускулистые руки и я раздраженно нахмурилась. Издевательство какое-то!
– Так нет дождя, – Прохор был явно подозрительно настроен.
– Пока нет, – недовольно ответила я. – Будет.
– Может, стоит им все рассказать? – предложила Танька, и я скептически покосилась на нее:
– Да они ни сном, ни духом обо всем этом! Как ты себе представляешь, что мы будем им эту околесицу нести? Ты помнишь, какие они припадочные? Накрутят себе что-нибудь, опять наколдуют гадости, какой… Бегай потом еще на лет сто назад!
– И то так, – расстроилась Танька. – Все на наши хрупкие плечи!
– Ничего, справимся, – бодро сказала я, правда, не совсем понимая как…
Мы уже подходили к деревне, когда раздались первые раскаты грома.
– Даже погодка соответствует происходящему! – хмыкнула Танька. – Америкосовские ужастики отдыхают, по сравнению с колоритом российской глубинки!
– Тише, во дворе движняк, – я подошла ближе к забору и принялась наблюдать. – По ходу заметили, что Плясова умерла…
И тут я увидела Григория, который совсем не был похож на убитого горем вдовца. Он подозвал одного из работников и сказал:
– Баб выпусти, отведи в баню и побыстрей. Через полчаса люди начнут сходиться.
– Пять минут, и баня будет готова, – заверил его мужик и помчался прочь.
– А теперь наш выход, – прошептала я. – Давай к амбару!
Мы успели влезть обратно и даже прикрыть подкоп мешками, когда заскрежетал замок и в дверях появился уже знакомый нам мужик.
– А ну-ка бабоньки, пошевеливайтесь! В баню вас велел хозяин отвесть!
Мы, молча, последовали за ним, отмечая, что во дворе суматоха утроилась. Кто-то ловил гусака, кто-то колол дрова, а хилый мужичонка в старых сапогах, строгал свежесколоченный гроб.
С удовольствием помывшись, мы надели чистые вещи и не успели выйти на свет Божий, как в баню ворвался Григорий. Его красные, налитые злобой глаза уставились на нас с неким разочарованием, видимо ему мечталось увидеть неглиже.
– Разговор есть, – он тяжело опустился на лавку, стоявшую в предбаннике, и вдруг криво усмехнулся. – Жена померла. При людях ведите себя нормально, ясно? Не дай Бог, кто из вас рот откроет и что-то лишнее ляпнет. Помощницы вы по хозяйству, живете в кухне летней, с другими бабами.
– А если мы расскажем, как ты другого хотел, при живой жене? – не удержалась я и получила в ответ взгляд полный ненависти:
