Текст книги "Кровавые ягоды калины (СИ)"

Автор книги: Нюша Порохня

сообщить о нарушении

Текущая страница: 1 (всего у книги 15 страниц)

ГЛАВА 1

Я задумчиво смотрела в окно на стайку воробьев, клюющих корочку хлеба. Они таскали ее по снегу, подпрыгивая на тоненьких лапках, и звонко переговаривались, ероша перышки. Мне было скучно и тоскливо, оттого я и таращилась в замерзшее стекло на дорогу, проходящую мимо моего дома. На подоконник запрыгнула кошка Люся и замурчала, тычась мокрым носом мне в щеку. Я вздохнула и пошла к холодильнику за молоком, понимая, что эта четвероногая зануда, не отстанет.

– Валюха!!! – откуда-то со двора раздался женский вопль, и через минуту громко хлопнула входная дверь. – Валюха!!!

– Чего ты орешь??? – я недовольно уставилась на подругу, которая прижимала носком одной ноги, пятку другой и стягивала красочный валенок ручной работы. За ногой потянулся носок, оголяя розовую пятку.

​​​​Чертыхнувшись, она затараторила:

– Собирайся, пойдем в клуб, там приехали бабы с косметикой! Там все! И помады, и духи, и тени, и крема!

– Так они же завтра должны были приехать? – я наблюдала, как Танька обыскивает мой холодильник в поисках шоколадки.

– Не знаю, приехали сегодня, – пробубнила она, запихивая в рот бутерброд. – У меня косметичка на грани, а в город ехать не хочется, тем более замело все.

– А они как добрались? – я натянула джинсы и теплый свитер.

– А их Петька на дороге нашел, они в сугробе застряли. Так он их трактором и вытянул, – сообщила Танька и вытерла рот бумажным полотенцем. – Пошли быстрей, а то библиотекарша с кассиршей все духи разберут!

– Танька, смирись, они моложе, – рассмеялась я. – Завидуешь ведь!

– И что? – дернула плечом подруга. – Завидую.

– Ты отлично выглядишь, они тебе и в подметки не годятся! – я действительно так думала. – Даже с духами.

Танька расцвела и зыркнув в зеркало, тряхнула светлой челкой:

– Да, мы еще в соку!

– Ага… – хохотнула я. – Того и гляди забродит!

Танька снова натянула валенки и шубейку, поглядывая на часы.

– Пойдем, мне еще на работу нужно успеть. Не дождусь уже, когда завтра… Спать буду до обеда!!! Двадцать дней отпуска!!!

– На кого же ты своих зверушек оставишь?

– Игнат Иванович работает и нового практиканта из города прислали, справятся, – отмахнулась Танька. – Слава Богу, я не единственный ветеринар в этой глуши!

– А у меня, похоже, тоже отпуск начался… – вздохнула я. – В аптеке кроме валерьянки и аспирина ничего не осталось. Не знаю теперь с этой непогодой, когда и машина-то придёт с медикаментами.

– Да расчистят! – успокоила меня Танька. – А если кому совсем заплохеет, Петька на тракторе в райцентр съездит! Пошли!

Мы вышли на крыльцо, и мороз моментально защипал щеки – зима не сдавалась, сковывая землю своим ледяным дыханием. Заперев дверь, мы похрустели по свежему снегу в сторону клуба, который стоял немного на отшибе, а не как принято – в центре поселка. Его местоположение объяснялось просто – раньше это была церковь, а после войны ее превратили в клуб. К старинному зданию храма что-то пристроили, приставили, возвели монументальные колонны, между которыми гордо застыли статуи красноармейца и моряка, а старые помещения оказались на заднем плане, напоминая о себе лишь красной кирпичной кладкой, проглядывающей сквозь штукатурку.

– Смотри, даже баба Дося ковыляет! – рассмеялась Танька. – Видать деда соблазнять собралась! Помадами да пудрами!

– Она хоть деда, – буркнула я, не разделяя ее веселья. – А нам и соблазнять некого.

– Да полон поселок мужиков! – воскликнула Танька. – Сама их всех от себя отшиваешь!

– Так полон, что я смотрю, ты замужем! – парировала я. – Сама в старых девах сидишь!

– А мне никто не предлагал!

– А Игнат Иванович?

– Ему семьдесят вчера было! – Танька одарила меня убийственным взглядом.

– А Петька?

– Да ну его! Он, то бухает, то к жене бывшей бегает! На что он мне?

– Вот-вот! Так что не умничай… Вот возьму, по теплу и укачу в город! – с вызовом сказала я, но Танька печально посмотрела на меня и вздохнула:

– По молодости катить нужно было…

На этой веселой ноте мы поднялись по широким ступеням и вошли в здание клуба.

– О, а что так поздно? – вахтерша тетя Надя уже красила губы красной помадой. – Добра всякого навезли-и…

Мы ускорились и через минуту оказались в концертном зале, в котором все деревянные кресла сдвинули к стене и в центре всего этого, разместился импровизированный магазин косметики.

Я лениво прошлась возле столов со всякой всячиной, разглядывая коробочки и пузыречки, купила духи, помаду и пудру, покрутила головой, выискивая Таньку, и заметила ее, увлеченно перебиравшую все это великолепие.

– Это надолго… – прошептала я и решила не терять времени и сходить в туалет.

Я вышла из зала, прошла фойе с пустыми вешалками и завернула под лестницу, где скрывалась заветная комната. Но как только я взялась за ручку, мне в глаза бросилось нечто необычное: рядом с дверью туалета была небольшая дверца, на которой всегда висел ржавый, навесной замок. Я никогда не задавалась вопросом, что за ней может быть – кладовка? Вход в подвал, или что другое?

Но в этот раз, она оказалась приоткрытой, и мое любопытство понесло меня прямо к ней. Ну как же не заглянуть, если, сколько я себя помню, на этих старых петлях висел замок!

Я осторожно приблизилась, опасаясь столкнуться с каким-нибудь работником клуба. Не хотелось получить выговор, но любопытство было сильнее, и я заглянула в образовавшуюся щель. Ничего. Полумрак комнаты не позволял разглядеть, что в ней скрывается.

– Ты что тут делаешь?

Я подскочила так, словно меня застали за чем-то постыдным.

– Танька, напугала меня! – у меня даже дыхание от страха сперло.

– Я так и поняла, что ты в туалет пошла, – подруга тоже заметила приоткрытую дверцу. – А что там?

– Не знаю! – воскликнула я. – Хотела посмотреть, так ты меня напугала!

– Так давай вместе посмотрим, – не церемонясь, Танька толкнула дверь, и она со скрипом отворилась, обнажая темноту, притаившуюся за ней.

– Может не надо? – прошептала я, чувствуя, как пропадает мой энтузиазм.

– Пошли, у меня в сумке фонарик есть, – Танька порылась в сумке и достала небольшой фонарик. – Интересно же… Я с детства помню, что она закрыта была…

Тонкий луч пронзил густой полумрак и, следуя за ним, мы просочились в комнату.

– Если нас тут застукают, позора не оберешься… – пробубнила я. – Две тетки – врач и провизор, суются, куда не нужно!

– Ой, да ладно… Скажем, туалет искали.

– Да в посёлке каждая собака знает, где в клубе туалет!

– Посмотри… – перебила меня подруга. – Там проход какой-то…

Она направила в ту сторону фонарик, и я действительно увидела арочный проход, в котором явно виднелись красные кирпичные стены.

– Это проход в старую церковь… – сказала я и вдруг почувствовала какую-то неясную угрозу, исходившую оттуда.

– Как интересно! Пошли, поглядим! – Танька первая вошла в арку, и я последовала за ней, ощущая, как бьется сердце, предчувствуя беду.

Проход был узким, без каких либо осветительных приборов, оплетенный паутиной и ужасно холодный. Казалось, что от этих стен тянет ледяной стужей и морозом как из открытого холодильника.

– Почему здесь так холодно? – клацнула зубами Танька. – Как на улице!

Внезапно, перед нами появилась еще одна дверь, старая, но видно, что очень крепкая, с почерневшей от времени поверхностью. Доски на ней были подогнаны так плотно, что трудно было различить даже щели между ними. Эта дверь тоже оказалась открытой и как только Танька толкнула ее, из нас вырвался вздох восхищения и изумления.

За дверью была церковь. Но ее помещение было настолько необычным, что мы даже рты раскрыли. Из-под высокого купола лился свет, освещая все уголки, все фрески и все иконы этого изумительного строения. Лучи зимнего солнца переливались на стенах, играли в глазах святых и их нимбах и отсвечивали от золотого креста, лежавшего на алтаре.

– Господи… – протянула Танька и перекрестилась. – Я думала, что от нее ничего не осталось…

– Мне страшно почему-то… – прошептала я в ответ, ежась от непонятного чувства.

Казалось, святые на иконах, наблюдают за нами, своими строгими глазами, будто спрашивая: И что вы тут забыли, бесстыдницы?!

– Но почему здесь не проходят службы? Для чего она здесь… спрятана? – Танька шагнула вперед и я неожиданно даже для себя, схватила ее за руку:

– Не ходи!

– Ты чего? – Танька удивленно оглянулась. – Пока нас не поперли отсюда, нужно хорошо все рассмотреть!

Она прошла в центр, прямо под купол, и всплеснула руками:

– Как же можно такую красоту от людей прятать?

Осторожно ступая, я тоже пошла по скрипучим полам к алтарю и с интересом принялась рассматривать золотой крест.

– Танька, мне кажется крест настоящий!

– Похоже, – она приблизилась ко мне и положила голову на мое плечо. – Удивительно… Посмотри, а что это?

– Где?

– Да вот же, стеклянная штука, – Танька нагнулась, а я следом за ней.

В нише алтаря стоял стеклянный ларец, в котором лежали чьи-то кости.

– Слушай, так это мощи, наверное, какого-нибудь святого! – воскликнула подруга и ее глаза стали похожи на юбилейные рубли.

– Что-то я не припомню, чтобы в этих местах святые были, – скептично ответила я, отмечая, что мощи эти, какие-то странные.

Это были две скрещённые кисти, словно их хозяин положил руки на колено и в этот момент их оттяпали. Возле них лежали кисти поменьше и еще две пары – совсем маленьких.

– Давай приложимся? – Танька возбужденно потянула ручонки к ларцу. – А вдруг, это такие мощи, что чудеса творят?

– Не лезь! – я попыталась ее оттолкнуть, но было поздно, Танька уже коснулась ларца и он, покачнувшись, с грохотом разбился о пол церкви.

Кисти упали на деревянный пол, и мне показалось, что по церкви пролетел свистящий вздох, взмывая к куполу.

– Быстро, уходим отсюда! – прошипела я, и мы помчались к дверям, помирая от страха. – Зачем ты вообще трогала эту штуку???

– Сама меня толкнула! – огрызнулась Танька. – Больше никаких тайн и приключений! Если нас застукают, греха не оберешься!

Мы выскочили в коридорчик, и тяжело дыша, ломанули к выходу, потея в теплых одежках.

Прошмыгнув обратно к туалету, мы только собрались расслабиться, но тут на нас гаркнули так, что у меня подкосились коленки:

– Вы что тут делаете?!

– Господи, дядь Вась, у меня чуть сердце не остановилось! – выдохнула Танька, когда перед нами появился сторож клуба.

– Молодая еще на сердце жаловаться! – недовольно ответил дядя Вася и, оттолкнув нас, принялся запирать дверь, из которой мы только что выскочили. – Чего шаландаетесь здесь, а?

– Да в туалет мы хотели! – быстро сказала я, чувствуя какую-то подозрительность в его голосе.

– Сходили? – рявкнул он, и мы вытянулись в струнку.

– Сходили…

– Тогда марш отсюда! Ходят тут… заглядывают… – он зыркнул на нас острым взглядом и мы поспешили ретироваться.

– Он нам не поверил, – хихикнула Танька, когда мы вышли из клуба на улицу. – Видела, как он занервничал?

– Ты лучше представь, что будет, когда обнаружат разбитый ларец! – я действительно начинала переживать по этому поводу. – Нам не откреститься!

– Да ладно! – Танька скептически посмотрела на меня. – Мало ли кто там кроме нас мог лазить? Неизвестно сколько эта дверь открыта была!

– Неспокойно у меня на душе, – вздохнула я. – Мы ведь что-то разбили… что-то ценное…

– Это да… – согласилась Танька и тут же снова затараторила: – Все это ерунда. Перемелется как-то.

Она довела меня до дома, а сама побежала на работу, весело размахивая сумкой.

А над поселком, в особенности над клубом, собирались тучи. Черные, с темно-синими прожилками, они двигались с удивительной скоростью, постепенно заслоняя весь горизонт, и на улице становилось все темнее…

Глава 2

Я смотрела телевизор, лежа на диване, когда в дверь громко постучали. Нехотя поднявшись, я всунула ноги в тапочки и пошла открывать, уже догадываясь, кто это мог быть.

– Спала что ли? – в двери просунулась тетя Клава, величаво неся свои пышные телеса. – Молоко принесла. Держи.

Она сунула мне трехлитровый бутыль и отряхнула от снега платок.

– Там что, снег идет? – я поставила бутыль на стол и взяла у нее пальто и платок.

– Метет! Ни с того, ни с сего закрутило… – она присела на стул. – Давай-ка чайку горячего.

Я поставила чайник и присела напротив, отмечая каждый раз, что тетя Клава очень похожа на мою маму. Сейчас бы мамочке было семьдесят…

Тетка была розовощекой, с упругой кожей и редкой проседью в черных волосах. Сколько я себя помню, ее шею обвивала дорожка янтарных бус, под которой тускло светился золотой крестик на шелковой нитке, а большая грудь величаво возлежала на круглом животе.

​​​– Представляешь, иду я, значит, по улице, и вижу, весь снег красным усеян, – возбужденно сказала тетка. – Присмотрелась – все калиновые кусты ягоды сбросили. Словно кровь разбрызгана!

Я налила себе молока, чувствуя, что стакан теплый. Парное…

– Ветром может, сорвало? – я с удовольствием сделала глоток и поморщилась. – Теть Клав, молоко кислое!

– Как кислое?! – встрепенулась тетка и выхватила у меня стакан. – Не может этого быть! Я только-только подоила!

Она тоже отпила со стакана и недоуменно посмотрела на меня, изумленно хлопая глазами.

– Как так-то???

– Не знаю… – я пожала плечами, тоже удивляясь сему чуду.

– Господи… только не это… – тетка медленно поставила стакан на стол и прикрыла рот ладошкой.

– Да что случилось? Если вы из-за молока, так не переживайте, я найду ему применение… – начала было я, но она будто не слышала меня.

– Не думала, что на своем веку с этим столкнусь… – прошептала она, бледнея на глазах. – Ох…

– Теть Клав, да вы скажите, что случилось-то??? – мне уже было страшно от ее подавленного вида.

– Плохое случилось, – она подняла на меня глаза. – Теперь добра не жди. Знаю я одну историю давнюю, вот только не уверена, поверишь ты в нее или нет…

По мне поползли мурашки, щекоча холодком кожу на спине.

– Валюха! Я тебе пирог несу! С яблоками!!! – на кухню влетела Танька, припорошенная снегом, с новой помадой на губах. – Здрасьте, теть Клав!

Она остановилась посреди комнаты, переводя взгляд с меня на тетку, и опасливо поинтересовалась: – А что это вы такие… странные?

– Сама не знаю… – прошептала я. – Тетя Клава чего-то рассказать хочет.

– Да? – Танька поставила пирог на стол и присела. – А можно я послушаю?

– Послушай, – кивнула тетка. – Помните историю про заимку в лесу?

– Ну, да… – Танька прищурилась, вспоминая. – Мне еще бабуля рассказывала, что на той заимке жила семья какая-то нелюдимая. Потом случилось что-то, то ли они в болоте потопли, то ли кто-то кого-то убил.

– А к чему вы их вспомнили? – я сняла чайник с огня. – К молоку, скисшему-то они каким боком?

Танька даже рот открыла, выражая полное непонимание и ужасную заинтересованность: – Я тоже чай буду.

– Заимку эту, основал мужик один, в те времена, когда еще и поселка не было, стояла лишь деревенька небольшая, – начала свой рассказ тетка. – Звали его Корней. Был он бородат и угрюм, словно сыч. Дед мой рассказывал, что не общался он ни с кем, даже не здоровался. Буркнет что-то под нос, и не разберешь, то ли здоровья желает, то ли проклинает. И в деревне он не частый гость был, иногда захаживал в лавку местную, да к кузнецу, кобылу подковать. В лесу поселился Корней, возле болот, в глухом месте. Сначала шалашик себе сварганил, а за весну и лето, избу добротную возвел и все в одни руки. Лишь иногда местные охотники проходили мимо его жилья и то, те которые лес хорошо знали. Заимка его росла. Пристроил Корней и сарайчики, и хлев, и огород разбил, а через год привел жену, такую же угрюмую бабу, как и он сам.

Потом на заимке дети появились, мужики говорили, что бегают они по болотам как зверьки, с кочки на кочку и не боятся утопнуть, не боятся, что в трясину утянет или, что медведь задерет. А еще ходили слухи, что на болотах стоит идол каменный, и угрюмый Корней поклоняется этому ужасному богу, приносит ему жертвы.

– Да придумали, небось, – хмыкнула Танька. – Жил мужик нелюдимым вот и приписали ему идолопоклонничество.

– Ты слушай, слушай… – загадочно произнесла тетка. – Стали в деревне дети пропадать. Вроде бы вот же, возле двора крутился, а мать отвернется на минуту и нет ребенка. Последней пропала четырехлетняя Галочка. Они с матерью за ее новым мужем из Украины в наши места перебрались.

Что только люди не думали! И волки детей тягают, и в колодец они заброшенный падают, но вот только никак это с Корнеем не связывали. До поры до времени.

Прадед мой, был охотником заядлым, уходил в лес надолго, а возвращался с хорошей добычей. И мех, и мясо носил. Однажды ушел он в лес, а вернулся не с пустыми руками. И вот что рассказал. Зашел он на болота, заблукал, как говорится и сразу услышал, что где-то плачет ребенок, тоненько так, жалобно. Он на этот плач и пошел. С кочки на кочку, добрался дед к странному месту – посреди болота круглая проплешина, а на ней здоровенный идол стоит. Возле этого каменного истукана построено нечто на дом похожее, а скорей на землянку.

Он ближе подошел, и тут ему жутко стало – все вокруг в детских косточках, а сам идол кровью залит. Обошел он это изваяние и увидел исчезнувшую Галочку. Сидела она привязанная к холодному камню, испуганная, словно зайчонок и плакала надрывно.

Прадед кинулся к ней, отвязал, в свою одежду завернул и уже идти собрался, как вдруг она говорит: мол, в землянке, злой дяденька сидит. Он девочку на землю поставил и, подкравшись к землянке, заглянул внутрь. Корней лежал на полу, его борода и руки были в крови, а сам он похоже крепко спал.

Прадед не стал шуметь и, подхватив Галочку, побежал к деревне, надеясь, что Корней не очнется и не кинется в погоню.

В деревне был священник, отец Сергий. Крепкий мужик, кряжистый и мудрый очень. Первым делом, люди, напуганные рассказом деда, кинулись к нему за помощью и священник, внимательно выслушав их, сказал:

– Когда-то, во времена своей молодости, я сталкивался с таким… Это страшные люди, вернее даже нелюди, в людском обличии. Рождаются они от связи ведьмы с оборотнем и всю жизнь живут нелюдимыми, творят богопротивные обряды, молятся богам звериным и поедают детей перед каменным идолом, измазывая его кровью. Это искусные колдуны, они опасны и хитры, и никогда не уйдут с заимки, пока не изведут всю деревню, подле которой живут. Ловить их нужно в часы рассвета, когда в них силы нет, рубить на части и топить в разных местах, а руки их, хранить в церкви, потому что в руках самая главная сила!

– Что??? – протянула Танька, покрываясь красными пятнами. – Как руки…

У меня сердце медленно скатилось вниз и плавало где-то в районе живота. Даже речь отобрало от шока. Мы с Танькой переглянулись, широко распахнутыми глазами и я почувствовала, что она как и я, готова завыть от страха.

– И что случилось дальше? – спросила я, пряча глаза от тетки.

– А дальше, люди стали ждать рассвета, но вот колдун ждать не стал и явился в деревню первый, понимая, что его разоблачили. За ним пришли и его жена, и повзрослевшие дети… Людей погибло не меньше десятка, с ними и моя прабабка, твоя прапрабабка получается, Валюша… Когда время стало близиться к рассвету, колдун кинулся было в лес, чтобы спрятаться на заимке, но священник и мой прадед настигли их… После этого он лишился глаза и нескольких пальцев. Руки этих тварей отнесли в церковь и закрыли в освященном специальными молитвами ларце, а когда при советской власти захотели переделать церковь в клуб, то умные люди, знающие всю эту историю, спрятали церковь под стенами новой постройки. В каждом доме, где колдуны убили кого-то, вырос куст калины и существует поверье, что если сбросят они ягоды посреди зимы, значит, вернулись они… Убивать.

Тетка замолчала и в кухне воцарилась тишина. Лишь в другой комнате тихо разговаривал телевизор и в печи трещали дрова.

– Это ерунда какая-то… – пропищала Танька тоненьким голоском. – Ну, ведь, правда, Валечка?

– Приложилась к мощам? – прошипела я, а тетка недоуменно уставилась на нас, хмуря лоб.

– Вы это о чем, а?

– Да так… ни о чем… – я неловко улыбнулась, но тетку было не так легко провести.

– А ну ка, ну ка… Вы сегодня в клуб за мазюками ходили?

– Ну, ходили… – виновато протянула Танька.

– Ага, ага… – тетка привстала и уперлась кулаками в стол. – Вы что, в церковь залезли?!

– Нет… Не сказать, чтобы залезли… там такая история приключилась… – начала, было, я, но она перебила меня:

– Так это вы, окаянные, Корнея освободили?!

– Мы не знали… – голос Таньки все еще был тоненьким от страха. – Да и вообще, как-то не верится во все это… ерунда какая-то…

– Ерунда?! – рявкнула тетка, и Танька подпрыгнула на стуле. – Молите Бога, чтобы ничего не случилось, иначе я сама лично вам ноги из задницы выдерну!

Тетка потопала к вешалке, надела пальто и укутала голову платком, пыхтя от злости как паровоз. Перед тем как выйти, она сплюнула и погрозила нам пальцем.

– Что теперь делать? – Танька закусила губу и с ужасом наблюдала за мной.

– Да у меня в голове не укладывается вся эта ерунда… – я услышала, как хлопнула калитка и отчего-то вздрогнула. – Не хочу даже воспринимать это как правду!

– Но руки в ларце… – прошептала Танька. – Это ведь, правда.

– Неизвестно вообще, что это такое, – непонятно кого я убеждала, Таньку или себя. – Возможно, все более прозаично и остальное, лишь бабские россказни!

– Ты так думаешь? – с надеждой спросила Танька и я, воодушевившись своей уверенностью, кивнула:

– Да, так и есть! Забудь. Давай лучше пирог кушать.

– Да, давай, – Танька засуетилась возле стола, вымученно улыбаясь. – Я старалась.

Мы еще немного посидели, но разговор не клеился, каждая думала о том, что сказала тетка и накручивала себя всевозможными страхами. Через час Танька засобиралась домой, но возле дверей вдруг сказала:

– Я боюсь идти по темноте.

– Танька, не начинай! – я прямо светилась от своей бравады. – Давай я тебя провожу и лишний раз докажу, что все это сказки.

– Давай, – сразу согласилась подруга и мгновенно повеселела.

Мы вышли из дома и сразу же получили в лицо порцию снега, который кружился с такой скоростью, будто все зимние метели собрались в одном месте.

– Апокалипсис… – пробурчала Танька, с трудом протискиваясь в калитку, которую занесло почти до половины. – Теперь ты точно медикаментов не дождешься.

– Да это я уже поняла, – ответила я, переживая, что завтра мне придется чистить дорожки. – Приходи завтра на окрошку.

– Приду, – Танька вцепилась в штакетник, отгораживающий палисадник от дороги и аккуратно подобралась к своим воротам. – Возвращайся, тут я сама.

– Спокойной ночи.

– До завтра.

Я пошла обратно, слыша как подруга матерится, пробираясь к дому и улыбнулась. Господи, какие колдуны…

Глава 3

Заимка была целой и невредимой, лишь время стерло ощущение присутствия людей и слегка разрушило крепкие стены. Они были покрыты мхом и сухими стеблями вьющихся растений, которые оплели все постройки заимки. Корней стоял перед тоскливо скрипящими дверями когда-то жилого дома и тяжело дышал, с трудом пропуская через легкие морозный воздух. Он жив. Ощущение восторга, боли и неприятия нового мира разрывали его. А еще, чувство пламенеющей мести грызло его душу, особенно к потомкам того, кто убил его самого и его детей. Но теперь он вернулся и пусть им поможет тот, кому они молятся.

Колдун вошел в темный, холодный дом и провел рукой по крепкому дубовому столу, на котором все еще колыхались от сквозняка остатки белой скатерти. Перед ним вспыхнули словно искры, воспоминания: его жена, аккуратно ставящая в вазу белоснежные ромашки, ее белая косынка, покрывавшая темную головку и выбившиеся из-под нее прядки. Загорелые мальчики, здоровые и крепкие, как молодые деревца с синими как у матери глазами…

– Лидушка… – прошептал он и, упав на колени, завыл как зверь, горько и страшно.

​​​​* * * Я уже ступила на крыльцо, когда над лесом прозвучал ужасный вой. Он был настолько жутким и пронзительным, что я вся сжалась от страха, понимая – это не волк и не собака. Это было нечто более опасное и неизведанное, притаившееся под сенью зимнего леса.

Внезапно тучи разошлись, и над поселком поплыла красная луна, зловеще окрашивая снег в цвет крови.

Я заскочила в дом и заперлась, испытывая настоящий ужас и рисуя в голове самые страшные картинки. Задернув шторы, я сделала телевизор громче и попыталась вникнуть в сюжет фильма, но удавалось мне это с трудом. Рассказ тетки будоражил мое сознание, и я уже начинала паниковать, придумывая страшного монстра, воющего на луну.

Когда зазвонил телефон, я чуть не подпрыгнула и, подняв трубку, услышала испуганный голос Таньки:

– Слышала?

– Слышала… – вздохнула я. – Давай не будем делать выводы раньше времени и пугать друг друга!

– Да я уже напугана! – заныла подруга. – Они двери забудут закрыть, а потом творится непонятно что!

– Вообще-то, это мы полезли, куда не стоило лезть!

– Какая разница! – Танька помолчала секунду. – Ладно, буду укладываться. Спокойной ночи.

– Спокойной ночи. Не накручивай себя и звони если что.

– Хорошо.

Утро выдалось ужасным – на улице мело так, что сквозь белую пелену не было видно ни зги. Сколько я не таращилась в окно, даже столб электролинии не увидела, а он стоял совсем рядом с домом. Телевизор не показывал, сломался чайник и перестал работать фен. Связь пропала, и даже забравшись на шкаф, я видела на экране одно и то же – нет сети.

– Да что творится?! – с досадой воскликнула я, бросая телефон на диван. – Конец света что ли???

В дверь забарабанили, и я кинулась открывать, радуясь, что не придется сидеть в одиночестве в этом восставшем против природы мире.

В коридор ввалилось нечто, похожее на огромную снежную бабу и в этом заиндевелом пришельце я с трудом узнала Таньку.

– Ты не поверишь, я на ощупь шла! – выдохнула она, хлопая пушистыми от инея ресницами. – Света нет, на улице дурдом творится! Ужас!

– Хорошо, что ты пришла, – я помогла ей раздеться и провела на кухню. – Мне самой совсем неуютно.

– Аналогично. – Танька прижалась к печке, потирая покрасневшие руки. – Дубарь!

– Я о вчерашнем рассказе тетки и об ужасном крике в лесу… Может, и непогода с этим связана? – предположила я, наблюдая за подругой. – Может, это все один большой трындец?

– Я уже думала об этом, – кивнула Танька. – Но все равно, хоть режьте меня, поверить не могу.

– Оставайся у меня. Вдвоем веселее, – предложила я, и Танька сразу согласилась.

* * * Заимка изменилась за одну ночь: стены ее будто выше стали, новее, большие окна с чистыми стеклами, крепкая крыша и высокое крыльцо. Корней стоял возле высокой сосны и держал на руке крупного ворона с глянцевым клювом.

– Лети за болото, и как найдешь могилу брата, положи на нее этот узелок. Потом камень с могилы возьмешь и принесешь мне. Понял?

Ворон три раза каркнул и взмыл вверх, с тихим шорохом размахивая огромными крыльями и совершенно не страшась пурги. Корней проводил его взглядом черных глаз и пошел к дому, не проваливаясь в большие сугробы, а будто скользя по ним.

Он взошел на крыльцо и перед тем как войти в дом, поднял руку и принялся размахивать ею, отчего метель стала еще сильнее, завывая между хвойными лапами.

– Крути, мети!

Все дороги занеси!

Холодом могильным скрепишь,

Ледяным солнцем заслепишь!

Его громкий голос пролетел по лесу, и деревья испуганно заскрипели, заохали, словно понимая, кто перед ними…

Зайдя в дом, Корней подкинул в печь березовых поленьев и, оторвав половицу, вытащил из-под пола большой, блестящий топор, больше похожий на древнюю секиру с зазубринами на полукруглом лезвии. На его древке были начертаны удивительные знаки, сливавшиеся в длинные слова, и колдун на минуту засмотрелся на них. Потом он повесил топор на широкий ремень и вышел из дома, направляясь к деревне. Лицо его не выражало никаких чувств, лишь глаза пылали ненавистью и нечеловеческой злобой, за которыми скрывалась боль.

Остановившись на границе леса, он посмотрел на деревню и прикрыл глаза. Сразу же на него накинулись воспоминания и картины из прошлого. Жена, смотревшая с мольбой и ужасом – в ее глазах теплилась надежда, что он спасет ее и детей. Но Корней мог лишь рычать, отчаянно отбиваясь от нападающих и заливая кровью только выпавший снег. Сквозь свой рык и крики, он слышал плач детей и разъяренно бросался на всех, кто пытался добраться до них, но силы покидали его и перед тем, как померк свет, он увидел свои отрубленные руки – скрюченные, сочащиеся кровью обрубки.

Когда Корней распахнул глаза, в них плескалась одна лишь пустота, бездонная и черная как свежевырытая могила. Он преодолел расстояние между лесом и деревней и медленно пошел по улице, пристально разглядывая каждый дом. Колдун помнил всех, кто участвовал в убийстве его семьи и не собирался щадить их потомков, желая всем смерти. Вьюга кружилась вокруг него в сумасшедшем танце, падала ему под ноги, облизывая их снежными языками, и отчаянно выла, предчувствуя неминуемую беду.

Корней остановился перед домом, где когда-то жил охотник, преследовавший его, и почувствовал тепло, жившее внутри. Тепло, в котором родилось не одно поколение, в то время, когда его семья лежала в холодных могилах. Внезапно шторка на окне отодвинулась, и он увидел женское лицо, обрамленное темными волосами. Они мягкими волнами окутывали узенькое личико с большими глазами и толстой косой лежали на плече. Женщина улыбалась, и ему захотелось разрушить этот дом до основания, но он лишь сжал кулаки и пошел дальше.

Темную фигуру в развевающемся одеянии, Корней увидел издалека, но он знал, что его ждут. Чем ближе он подходил, тем отчетливее чувствовал страх и улыбнулся по-звериному дико.

– Встречаешь, батюшка? – он остановился напротив высокого, грузного человека в черной рясе. Его седые волосы и борода были покрыты снегом.

– Я знал, что ты придешь, – спокойно ответил он, но колдун ощущал его страх и дрожь, охватившую тело. – Давай поговорим.

– Говори. – Корней уставился на батюшку немигающим взглядом. – Ты руки охранял?

– Я… но не я один… – заговорил священник, непроизвольно хватаясь за крест, лежавший на животе. – Подожди Корней, не твори зла… прошу тебя. Люди ведь не виноваты ни в чем.

– А как же за грехи отцов своих? – зло усмехнулся Корней. – Нечего нам с тобой обсуждать. Я принял решение.

– Какое? – батюшка покосился на топор. – Я прошу…

– В доме охотника, Григория Плясова, кто живет? – перебил его колдун, и священник растерянно развел руками:

– Праправнучка его… Валентина…

– На заимку ее приведете.

– Но…

– Иначе всю деревню порешу.

Колдун развернулся и пошел обратно, не слушая, что кричит ему вслед испуганный священник. Теперь он знал, что будет делать дальше. Пришла пора платить.

* * * Пока Танька прихлебывала чай из большой кружки, я подошла к окну и посмотрела на улицу. Мело все так же сильно и к утру сугробы грозились превратиться в горы снега. И тут, в этой белесой мгле, я увидела чей-то силуэт. Он был высоким и широкоплечим, что выдавало в нем крупного мужчину. Явно не местный, у нас таких нет… Незнакомец стоял напротив моего окна, и я почему-то была уверена, что он смотрит именно на мой дом, на мои окна. Странный, парализующий страх охватил меня и я перестала улыбаться, чувствуя опасность.