Текст книги "Русская весна"

Автор книги: Норман Ричард Спинрад

сообщить о нарушении

Текущая страница: 27 (всего у книги 37 страниц)

И вот Джерри не отказал себе в удовольствии поработать рукояткой. Она двигалась в четырех направлениях и на каждом приводила в действие один из двигателей; поворачивалась рукоять – поворачивалось и сопло.

Какой-то шутник притащил в бункер магнитофон и врубил увертюру к «Вильгельму Теллю». Джерри стал работать под музыку – играть на «ракетном органе». Он старался держать ритм, регулировал громкость, добавляя и убирая тягу, имитировал удары барабана – шел ракетный китч, ребята, космическая пляска, и технари орали и аплодировали. Потом управление передали компьютеру. Джерри опасался, что в какой-то момент фальшивой ноты не избежать, но установки работали безукоризненно, ни на йоту не отклонившись от программы.

Затем начались менее интересные работы. Проверялись движки-стабилизаторы, ориентирующие ГТН при отключенных маневровых двигателях. Дюжины этих малюток закрепят поясами вокруг космического аппарата; теперь же их гоняли группами по шесть штук, что заняло остаток утра.

После ленча на скорую руку – всем не терпелось продолжить работу – Джерри отправился в ангар, где на испытательной платформе были смонтированы четыре дюжины корректирующих двигателей. Это была система для маневра в непосредственной близости от космоградов, космических станций, «Конкордски», лунных челноков и марсианских экскурсионных аппаратов. На «Гранд Тур Наветт» движки закрепят на шарнирах вокруг корпуса – по бокам в хвостовой части и вблизи кабины пилотов.

Чтобы испытывать эти слабосильные ракеты, особые меры безопасности не требовались, достаточно было стальной стенки с иллюминаторами. Когда Джерри, сидя за контрольным пультом, начал прогонку, языки пламени были едва заметны, а шум не мешал разговаривать. Первые семнадцать проверок показали полную норму.

Но восемнадцатый двигатель не сработал.

Альбрехт, бригадир испытателей, выругался.

Джерри вернул выключатель в нулевую позицию. Нажал еще раз. Никакого эффекта.

Альбрехт без особой уверенности предположил:

– Потеряна коммутация между панелью и стендом.

От пульта к испытательному стенду тянулись сотни спутанных проводов. С досадой Джерри воскликнул:

– На это весь день угрохаем!

– Может быть, выключатель? – с надеждой предположил Альбрехт.

– Замените, – фыркнул Джерри и двадцать минут, покуда техники заменяли заподозренный в неисправности выключатель, слонялся без дела.

Но двигатель опять не сработал.

– Ну и дерьмо! – негодовал Джерри.

– Надеюсь, это не движок... – уныло произнес Альбрехт. – Что будем делать?

Джерри об этом уже подумал. Если они начнут возиться с проводкой, испытания возобновятся в лучшем случае через несколько часов, а может быть, и завтра. Если двигатель бракованный, то... нет, об этом лучше не думать.

– Сперва проверим остальные движки, а потом будем паниковать, – объявил он.

– Правильно, – согласился Альбрехт, и они проверили остальные шесть двигателей. Как в аптеке.

– А теперь? – спросил Альбрехт.

– Глянем на движок, – вздохнул Джерри. – Если дело в нем, мы обосрались, но обрыв проводки искать намного дольше. Поэтому убедимся, что не случилось худшее.

– По-моему, вы правы, – с убитым видом сказал Альбрехт и приказал персоналу: – Отключите панель управления. Нам не нужны случайности, когда мы будем возле двигателя.

Он и Джерри вышли из-за защитной перегородки и двинулись к стенду. Около злосчастного номера восемнадцать оба остановились.

– С чего начнем?

– Снимем обтекатель, проверим подачу топлива и окислителя, – сказал Джерри.

Альбрехт кивнул, вытащил из кармана гаечный ключ и аккуратно отвинтил крышку обтекателя, обнажив внутренности маленького изящного двигателя. Он передал овальную металлическую крышку Джерри, а сам склонился над утробой мотора.

– Что там? – Джерри наклонился над двигателем, держа крышку на вытянутой руке.

– Говно дело! – вскрикнул Альбрехт и шарахнулся в сторону, оттолкнув Джерри. – Утечка водорода! Сматываемся!

Джерри взмахнул руками, пытаясь поймать равновесие, крышка выскочила у него из руки и, крутясь, стала падать...

...со стуком упала внутрь движка...

...свистящий взрыв...

...удар по голове...

Пропаганда атакует

Мы имели возможность посмотреть через американский спутник часовое выступление Вадима Кронько. Он разразился очередной демагогической речью, которую, похоже, несколько раз переписывали в Вашингтоне и Голливуде. Он доказывал, что русские – некультурные варвары и извращенцы, которые регулярно едят на завтрак украинских детей, и много иного в том же роде – от сталинского геноцида против украинских кулаков до намеков на то, что Екатерина Великая предпочитала в постели украинцев.

Украинский Распутин разыграл великолепное шоу. Опрос общественного мнения, проведенный на следующее утро, показал, что Кронько значительно укрепил свое лидерство – его популярность поднялась до 65%. Через американский спутник передача транслировалась на Москву и Ленинград, где, естественно, украинскому освободительному фронту нет надобности бороться за голоса, но нужно спровоцировать русских на беспорядки. Они действительно последовали. Застрельщиками стали хулиганы-сталинисты и многие русские националисты. Разумеется, американские пролазы-репортеры оказались тут как тут, и теперь по украинскому телевидению крутят минутные ролики, запечатлевшие, как сталинисты бьют окна ресторанов и колошматят тех, кто показался им украинцами.

Следующий шаг абсолютно ясен. Очередное выступление Кронько будет еще более взвинченным, американцы, без сомнения, покажут его всей России, будут новые беспорядки, которые снова используют для агитации за Кронько.

Американские специалисты по манипулированию общественным сознанием используют московских «медведей» как Голливуд – актеров. Не надо строить иллюзии. Эти типы могут продать украинцам такой жалкий товар, как Вадим Кронько.

Сумели же они навязать американцам Гарри Бертона Карсона!

«Сумасшедшая Москва»

Когда в «Красную Звезду» позвонили из ЕКА, Соня была на встрече с представителями «Рено», и ее не рискнули беспокоить. Лишь после звонка самого Вельникова секретарь нарушил ход встречи. Из ЕКА сообщили, что машина с полицейским эскортом уже послана за ней, но наступил час пик, и даже в сопровождении мотоциклистов им потребуется час, чтобы добраться до нее.

Вельников подробностей не знал, сказал только, что произошел несчастный случай, то ли водород взорвался, то ли еще что-то. Джерри жив, но тяжело ранен, поврежден мозг. На вертолете его доставили в больницу аэропорта, где, как заверил Вельников, работают самые опытные нейрохирурги.

Вельников ждал ее в больничном вестибюле. Рядом с ним стояла седовласая женщина в зеленом халате. Он представил ее как Элен Кордрей, заведующую отделением нейрохирургии.

– Как он? Что случилось? – спрашивала Соня, пока они поднимались по лестнице.

– Состояние вашего мужа стабилизировалось, госпожа Рид, – сказала доктор Кордрей. – Его жизнь вне опасности.

– Авария на испытательном стенде, – сказал Вельников. – Утечка водорода, небольшой взрыв.

– Маленький металлический осколок проник в кору головного мозга, но мы сумели его быстро удалить и локализовать поврежденный участок. Однако травма серьезна, и грозит потерей функций...

Они подошли к лифту, створки раздвинулись, доктор Кордрей пригласила их в кабину и нажала кнопку третьего этажа.

– В своем кабинете я объясню вам подробнее...

– Я хочу его видеть, – сказала Соня. – Немедленно.

Врач посмотрела на Вельникова и покачала головой.

– Это мой муж, – вспылила Соня, – и спрашивать надо у меня!

– Хорошо, мадам Рид, если вы настаиваете, – без раздражения сказала Элен Кордрей и нажала кнопку пятого этажа.

Они быстрым шагом прошли по зеленому коридору, пахнущему дезинфекцией и синтетической сиренью, миновали несколько широких застекленных дверей, через которые Соня видела больных – они лежали под капельницами, от них тянулись провода к приборам, компьютерам и прочим спасающим жизнь устройствам.

– Ваш муж находится в стерильной камере, внутрь заходить нельзя, – пояснила доктор Кордрей, когда они остановились у одной из дверей.

– Ужасно! – прошептала Соня, взглянув сквозь стекло. Комната была заставлена множеством аппаратов. В изножье кровати сидела медсестра; она следила за экранами мониторов. Джерри лежал на постели с забинтованной головой. Обе его руки были под капельницами, к бинтам на темени тянулась трубка, к затылку – кабели от большого компьютера. Вся грудь была обклеена электродами, от которых к громоздким устройствам бежали провода. Прозрачная кислородная маска прикрывала рот и нос.

– Участки мозга, отвечающие за дыхание и сокращения сердца, разрушены, – тихо сказала врач. – Компьютеры воспроизводят утраченные функции. Центры высшей нервной деятельности не повреждены, и мы смеем надеяться, что моторика, экскреторные и сексуальные функции не пострадали. Если не случится непредвиденного, он должен полностью поправиться.

– Полностью? – переспросила Соня недоверчиво.

– То, что потеряно, потеряно безвозвратно. Его легкие и сердце нуждаются в помощи компьютера.

– И в таком состоянии он проведет остаток жизни? – Соня плакала. – Это вы называете полным выздоровлением!

– Госпожа Рид, это временно, пожалуйста, возьмите себя в руки, рядом другие больные...

– Оборудование уже отправлено из Звездного городка, – сказал Вельников. – Причем более совершенное, чем это.

– Из Звездного?.. – пробормотала Соня.

– Вы сами захотели это увидеть, – сказала успокоительно доктор Кордрей. – Уверяю вас, положение не столь безнадежно, как может показаться. Прошу в мой кабинет, побеседуем спокойно.

Соня позволила увести себя к лифту. Они прошли в небольшой кабинет на третьем этаже и сели на твердые металлические стулья.

– Русские везут новое оборудование, – начала доктор Кордрей.

– Это экспериментальные аппараты для длительных космических путешествий, – подхватил Вельников. – Суть идеи в том, чтобы замедлить дыхание и сердечный ритм, привести человека в состояние анабиоза, наподобие зимней спячки животных. Программу переделают для поддержания нормальных функций....

– С вашего позволения, мы вживим в мозг вашего мужа постоянные электроды и зашьем надрезы. Советский аппарат не требует прямого контакта с электродами, он посылает электромагнитные импульсы через кожу. Это исключает опасность инфекции.

– И поскольку предназначался для космонавтов, он очень компактен и может работать на батарейках, двенадцать вольт.

– Ваш муж сохранит неплохую подвижность.

– Подвижность? – повторила Соня, тупо глядя куда-то между доктором и Вельниковым. – Компактный аппарат?

– Всего одиннадцать килограммов вместе с батареей, – уточнил Вельников. – Размером с переносной телевизор, для удобства можно поставить на тележку. Если сделать длинный соединительный кабель, Джерри сможет передвигаться по квартире, не возя за собой установку.

– Чудовищно, – сказала Соня. – А нет иного выхода? Нельзя пересадить часть мозга?

Доктор Кордрей покачала головой.

– Американцы пытаются сделать что-то в этом роде, – сказала она, – но им понадобится не меньше пяти лет, а за это время...

Вельников прожег ее взглядом, но было уже поздно.

– Что – за это время? – вскинулась Соня.

Элен Кордрей отвела взгляд.

– Говорите! – настаивала Соня. – Я имею право знать!

– К несчастью, советская установка управляет мозгом не совсем точно. Затем будут нарушения обменных процессов, а медикаментами их можно регулировать лишь отчасти. Неизбежны повреждения сосудов и микроинсульты, возможен паралич, вялотекущая эмфизема...

– Вот оно что... – прошептала Соня. – Как долго?..

– Два, возможно, три года. Будем надеяться, что за это время медицина...

– Два-три года... два-три года медленного мучительного угасания...

– Как ни прискорбно, госпожа Рид, это единственное, что можно предложить. Год назад ничего подобного не было.

Она вынула из стола какие-то бланки и передала их Соне вместе с ручкой.

– Что это?

– Разрешение. То, что мы намерены предпринять, квалифицируется как чрезвычайные усилия по поддержанию жизни. Чтобы вживить электроды, нам нужно разрешение ближайшего родственника. А кроме того, нужно разрешение искусственно поддерживать жизнь пациента более девяноста шести часов.

– Значит, если я откажусь поставить подпись, вы отключите ток и дадите ему умереть?

– Это закон. Вы его жена, то есть ближайшая родственница.

– Бывшая жена...

– Вот как... – Доктор Кордрей покосилась на Вельникова и нахмурилась. – Двусмысленное положение... Кто еще может подписать бумаги без промедления? Сын, дочь?

– Сын в Америке. Дочь работает пилотом Аэрофлота, и я понятия не имею, в какой части света она сейчас.

Элен Кордрей пожала плечами.

– Это создаст трудности с оформлением, – произнесла она задумчиво, постукивая пальцем по столу. Потом выпрямилась и сказала отчаянно: – А, пропади оно пропадом! Ставьте свою подпись, там разберемся. Не могу позволить человеку умереть из-за пустой формальности.

– Да, но захочу ли я подписать... – пробормотала Соня.

– Госпожа Рид, иного выхода нет.

– Есть, доктор...

– Вы хотите сказать...

Да, именно это Соня хотела сказать. Никогда уже Джерри не взлетит в космос. Он и работать-то вряд ли сможет. Недолгий остаток жизни он будет привязан к одиннадцатикилограммовой машине. Он будет медленно умирать, а не жить, и некому будет о нем позаботиться. Не милосердней ли не дать ему проснуться?

Волна презрения к себе окатила ее при этой мысли. Вот оно что, Сонечка! Некому, кроме тебя. Это тебе предстоит ходить за ним, наблюдать, как он медленно сползает в могилу, выслушивать его стенания, сносить капризы и горестные сетования – месяц за месяцем... Двадцать долгих лет ты прожила с этим человеком. На твоих глазах он раз за разом отрекался от всего ради одной-единственной цели, и, когда он подошел к ней вплотную, ты его предала. Развелась с ним. Разбила его сердце.

А теперь ты боишься потратить на него два года и хочешь, чтобы он умер?

Нет, Соня, так легко тебе не отделаться. Если ты не подпишешь эти бумажки, если не сделаешь того, что только ты и можешь для него сделать, это будет называться иначе. Не «позволила умереть», а убила. Будто собственной рукой отключила энергию.

Соня взялась за ручку.

– Ничего я не намереваюсь, – сказала она. – Будем делать то немногое, что мы можем.

Заморожен мозг Тессы Тинкер!

Близкий (ближе не бывает) знакомый голливудской секс-звезды Тессы Тинкер, которая на прошлой неделе скончалась от травм, полученных при столкновении ее «мерседеса» с мусоровозом на Беверли-Хиллз, только что сообщил – исключительно нашей газете, – что мозг Тессы взят на сохранение странным похоронным бюро в чокнутой Северной Калифорнии. Способ хранения мозга позаимствован у военных, из какой-то их секретной разработки. В один прекрасный день законсервированный мозг можно будет оживить, пересадить в новое тело, выращенное в соответствии с генетическим кодом покойной, и она снимется еще в тридцати трех кинофильмах, приводящих мужчин в трепет.

Если ее фильмы после оживления будут похожи на прежние, то никакие повреждения мозга на них не скажутся. Главное, чтобы ее тело было аккуратно восстановлено – путем клонирования клеток, силиконовых имплантаций, чего угодно.

Ждите: в ближайшие двести лет на экраны возвратится Зомби-Секс-Королева!

«Нэшнл инкуайрер»

Кронько зарывается, – говорит президент Горченко. Президент Константин Семенович Горченко еще раз подтвердил, что считает отделение Украины от Советского Союза неконституционным. Он сказал это после того, как кандидат на пост президента Украинской ССР от Украинского освободительного фронта Вадим Кронько объявил, что его избрание равносильно референдуму о независимости Украины.

«Нет советского закона, который запрещал бы американским агентам навязывать украинскому народу Кронько, – сказал президент. – Но не существует и такого закона, по которому избрание можно приравнять к референдуму. У нас есть достаточно законных путей помешать открытому неповиновению – вплоть до передачи украинской национальной милиции под командование Красной Армии», – предупредил президент украинских реваншистов.

«Правда»

XXIII

Тупая пульсирующая боль, зуд, ощущение, будто на него навалилась огромная тяжесть – вот первое, что он почувствовал, вынырнув из небытия. Мало-помалу боль сосредоточилась в затылке. Зудело в пересохшем горле. И к нему вернулось наконец ощущение веса собственного тела, распростертого на кровати. Перед сознанием поплыли картинки: ваза с мороженым, политым шоколадным сиропом; гостиная в квартире на авеню Трюден; некто в старинном массивном скафандре очень медленно шагает по серой поверхности Луны; белый-пребелый след инверсии уходящего ввысь «Конкордски»; ракетные двигатели скачут в такт музыке; час пик в вагоне электрички; его собственные пальцы на рукоятке управления, Альбрехт, протягивающий ему крышку обтекателя, стремительное приближение пола, свист взрыва, темнота, темнота...

С трудом он поднял веки и зажмурился от нестерпимого света. Поморгал, каждый раз пропуская под веки узенькую полосу света, открыл глаза.

Он лежал в небольшой комнате с белыми стенами. От света на глазах выступили слезы, он хотел смахнуть их, но что-то мешало шевельнуть руками. Он скосил глаза и увидел, что кисти привязаны к раме кровати, у локтевых сгибов торчат иглы капельниц, а на заголенной груди укреплены электроды.

Стало быть, больница. Чертова уйма электроники вокруг кровати. Он пошевелил ступнями. В порядке. Усиленно замигал, чтобы избавиться от пелены, которая мешала ему осмотреться.

В изножье кровати сидели двое. В зеленых халатах. Женщины. Одна смотрела на что-то, чего он не видел за электронными ящиками. Другая читала газету.

Та, что с газетой, была, несомненно...

– Соня? – не то спросил, не то позвал он чуть слышно. Голос не желал ему подчиняться.

Женщина вздрогнула, уронила газету и шагнула к изголовью.

– Джерри! Очнулся! – вскрикнула она.

Конечно, Соня. Бледная, осунувшаяся – улыбается...

– Похоже, что так, – с трудом выговорил Джерри. Слова словно застревали в горле; он словно боролся с собственным дыханием.

– Я позову доктора Кордрей, – сказала вторая женщина. – Вам надо побыть наедине... хоть немного.

– Соня... Со мной что-то странное...

– Произошла авария, и тебе здорово досталось, – сказала она. Глаза ее были полны слез. Она молчала, не зная, как продолжать, потом наклонилась и чмокнула Джерри в щеку. – Но я здесь, я позабочусь о тебе. Все будет хорошо.

– Позаботишься обо мне?

– Тебя выпишут через несколько дней, и я заберу тебя домой.

– Куда?

– Домой, на авеню Трюден. Ты помнишь, Джерри?

– Но мы... но мы...

Соня тыльной стороной ладони вытерла слезы.

– Кто-то должен заботиться о тебе, пока... пока ты не выздоровеешь, – сказала она. – А кто это сделает лучше меня? Или ты хочешь лежать в больничной палате?

– Но мы с тобой... столько лет...

Соня приложила палец к его губам.

– Не сейчас, ладно? – сказала она ласково. – У нас будет полным-полно времени.

Сознание Джерри прояснилось еще не до конца, но и без того он понял, что произошло нечто страшное, иначе Соня не стояла бы у его кровати, заплаканная, не целовала бы его, не обещала забрать домой и ухаживать за ним – после всего, что произошло.

– Что со мной случилось, Соня? – спросил он. – Что именно?

– Осколок ударил тебя в голову, при взрыве, – сказала Соня. – И... и...

Она не могла договорить до конца. Он догадался сам.

– Поврежден мозг?

Соня встретилась с ним глазами и кивнула.

Джерри судорожно сжал пальцы правой руки, потом левой. Подвигал ступнями. Попробовал, действуют ли руки, хотя кисти были привязаны. Согнул ноги под одеялом. Ни зрение, ни слух не подсказывали ему, в чем несчастье. В голове окончательно прояснилось. Он обонял острый больничный запах, и слабый запах озона, плывущий от аппаратов, окружавших его постель, и жасминовые духи Сони.

– Похоже, у меня все цело... – пробормотал он.

– Да, Джерри, все цело.

– Но в таком случае...

На пороге появилась сиделка вместе с седовласой женщиной в зеленом халате.

– Джерри, это доктор Кордрей, – сказала Соня. – Она объяснит тебе лучше, чем я.

Соня искоса посмотрела на Элен Кордрей, словно напоминая об их уговоре: не говорить Джерри всей правды. Было бы слишком жестоко сказать ему, что у него впереди два-три года медленного угасания и смерть. Нельзя лишить его надежды – на этом настаивала Соня после операции.

– Я не привыкла лгать своим пациентам, – возражала доктор Кордрей.

– И не надо лгать, доктор. Расскажите ему о травме со всеми подробностями. Опишите устройство, которое поддерживает его жизнь, – поверьте, он этим заинтересуется, он в таких вещах разбирается хорошо. Вы не говорите только о том, что его ожидает. И это не будет ложью, потому что ничего нельзя сказать наверняка. За два года многое может произойти в науке. Вы сами говорили, что еще год назад не смогли бы его спасти.

– Но при его технических знаниях...

– Ах, доктор, он же мечтатель. Он напичкан научной фантастикой. Он только что построил космический аппарат, который спроектировал пятнадцать лет назад. Настоящее и будущее в его сознании сцеплены невероятным образом – до сих пор не понимаю как. Вам достаточно сказать, что он может выздороветь, а остальное Джерри Рид дофантазирует самостоятельно.

Доктор Кордрей колебалась.

– Хорошо, мадам Рид, я попытаюсь, – сказала она наконец. Потом заглянула Соне в глаза. – Разведены вы или нет, но вы любите этого человека. Я не ошибаюсь?

Соня промолчала.

– ...Добрый день, господин Рид, как самочувствие? – спросила Элен Кордрей.

– Все нормально, по-моему, – ответил Джерри. – Сколько я был в отключке?

– Около семидесяти часов. В основном из-за повторной операции.

– Что вы имеете в виду?

– Кусок металла повредил мозг, и нам пришлось держать вас под наркозом до тех пор, пока вам не вживили электроды.

– Какие электроды? Что со мной сделали? – с ужасом спросил Джерри.

– Ваша... э-э... супруга, – с профессиональной улыбкой сказала доктор Кордрей, – сообщила мне, что вы хорошо разбираетесь в технике. Если у вас хватит терпения выслушать, я введу вас в курс дела – со всеми подробностями.

И, памятуя о договоренности с Соней, она начала рассказ. Когда Джерри узнал, что участки его мозга, ответственные за сокращение сердечной мышцы и за дыхание, разрушены навсегда, у него внутри все оборвалось. Потом доктор Кордрей объяснила, что это за установка, провода от которой тянутся к его затылку, и Джерри совершенно растерялся – он ощутил отвращение к самому себе. Но по мере того как она излагала устройство этого монстра на колесиках, в нем пробуждалось любопытство.

В свое время он читал об этом, и его знаний хватило, чтобы понять новизну замысла – при том, что установка еще далека от совершенства. Когда аппарат будет доработан, он сможет контролировать все функции мозга и вводить человеческий организм в состояние, подобное зимней спячке животных. И это – пока теоретически – открывает возможность долгих межзвездных путешествий на околосветовых скоростях.

Он не подозревал, что русские продвинулись в этой области так далеко. Компактность установки производила впечатление, и было что-то умиротворяющее в том, что его жизнь поддерживается благодаря космической технологии, пусть и далекой еще от идеала. Ну а то, что аппарат сделан в Советском Союзе, – с такими вещами он успел свыкнуться, это не вызывало у него протеста.

– Что еще может делать установка? – спросил он у доктора.

– Не понимаю вашего вопроса.

Джерри внимательно рассматривал полированный алюминиевый ящик размером с небольшой телевизор. Две кнопки, две мигающие шкалы на жидких кристаллах – и никакой клавиатуры.

– То, о чем вы рассказали, – сказал Джерри, – лишь небольшая часть возможностей этого прибора. После доработки он будет способен на большее. Контроль над альфа-ритмом. Замедление жизнедеятельности. Избирательная стимуляция мускулатуры. Могу я настроить его на эти программы?

– Понятия не имею, господин Рид, – призналась Элен Кордрей. – Однако экспериментировать не советую.

Она перекинулась взглядом с Соней, та отрицательно помотала головой и улыбнулась.

– Моя подвижность будет сильно ограничена?

– Не очень. Нынешний провод временный. Можно поставить длинный кабель, он будет сматываться и разматываться. Внутри установки есть небольшой двигатель, она может сама передвигаться.

– Я смогу путешествовать?

– С определенными предосторожностями, – сказала доктор Кордрей. – С лестницами возникнут проблемы, и метро или автобусами вам пользоваться не удастся, по оживленным улицам ходить нежелательно. Для поездок в автомобиле нет никаких препятствий.

– А что насчет «Конкордски»? Я имею в виду невесомость.

– Вы говорите о самолете?! О космическом путешествии? Вы шутите?

Вот так... На жизни поставлен крест. Какой там «Гранд Тур Наветт»! Ему не позволят взлететь на самом паршивом самолете, не говоря уже о сверхзвуковом «Конкордски». Вероятно, его отстранят и от наземных работ. Конец всему, чем он жил до сих пор. Лучше бы никогда не просыпаться, чем эти похороны заживо!

Он затряс головой и разрыдался громко, откровенно, ни на кого не обращая внимания.

– Я не вынесу этого, Соня, – прохрипел он. – Почему ты не выключишь эту штуку!

...Соня толкнула Элен Кордрей в лодыжку. Та, к ее великой радости, невозмутимо улыбнулась Джерри.

– Ну-ну, не надо так огорчаться, это временно, уверяю вас. Господин Рид, вы лучше моего знаете, что аппарат, который сегодня весит одиннадцать килограммов, очень скоро будет весить граммы. Если так, мы сумеем вживить всю установку...

Джерри повернул голову на подушке и внимательно слушал. Соня видела, каких усилий воли ему стоит взять себя в руки.

– Коммутация на атомном уровне... – пробормотал он. – Это на два порядка уменьшит размеры прибора.

– Изотопный источник энергии, вроде тех, что используются в стимуляторах, сделает вас мобильным... – сказала доктор Кордрей.

«Благослови тебя Господь», – подумала Соня...

– Нет, лучше внешний источник питания, – размышлял Джерри. – Подпитывать снаружи, через индукцию...

– Не смею спорить с вами, господин Рид.

– А что вы думаете о биологических методах? О подсадке мозговой ткани?

– Это в принципе возможно, однако соединить нейроны необычайно трудно.

– Но если клонировать мои собственные ткани...

– Неплохая мысль. Я слышала, будто американцы сумели вырастить мозг крысы из одной клетки.

– И конечно, для того, чтобы использовать в системах наведения крылатых ракет, все другое им неинтересно...

Соня давно потеряла нить разговора – это было свыше ее понимания. Она только радовалась, что Джерри сел на своего конька и отошел от края пропасти, в которую успел заглянуть. Он буквально тащил себя из черного отчаяния – к жизни.

– Что ж, господин Рид, мы пришли к ободряющим выводам, – сказала доктор Кордрей и поднялась. – Однако сил у вас еще немного. Отдыхайте.

Она взяла Соню за локоть и кивнула на дверь.

– Я вернусь завтра, – сказала Соня, посылая Джерри воздушный поцелуй.

– Боюсь, до завтра мне не улизнуть, – ответил он с улыбкой и подмигнул. У Сони отлегло от сердца.

– Ненадолго, Джерри, – сказала она. – Скоро поедем домой.

В коридоре Элен Кордрей воскликнула:

– Боже мой, какая умница! И сколько выдержки! Простите старуху за глупые слова, но я в него влюбилась. Завидую вам. Как вы позволили себе упустить такого мужчину?

– Я сама с ним развелась, – призналась Соня.

– Невероятно! Бога ради, почему?

– Сама не понимаю, – призналась Соня.

– Но вы по-прежнему его любите, разве не так?

– Похоже, что так, – нежно сказала Соня. – Именно так.

Бесстрашный украинец посрамляет Москву

Вадим Кронько, кандидат на пост президента Украины, высмеял угрозу советского президента Константина Горченко включить украинскую национальную милицию в состав Красной Армии, чтобы сорвать отделение Украины от Советского Союза, которое Кронько планирует сразу после победы на выборах.

«Хотел бы я поглядеть, как Горченко заставит украинских солдат, патриотов, подчиниться русским, – заявил Кронько на пресс-конференции в Киеве. – Неужели он воображает, что наши мальчики выступят против нас? Оба последних опроса, проведенных институтом Гэллапа, показывают, что в украинской национальной милиции четверо из пяти – сторонники независимости».

«Нью-Йорк пост»

Это было немыслимо – сорок минут они ползли по рулежке в очереди на взлет... Наконец вышли на взлетную полосу и получили «добро» на старт с вышки «Нариты». Франя дала обороты турбинам, бортинженер жестом показал, что все в порядке, она кивнула второму пилоту, отпустила тормоза, и «Конкордски» начал разгон. На скорости в триста километров Франя взяла штурвал на себя, и самолет взмыл в воздух. Аэрофлотовский рейс Токио – Париж начался с опозданием на пятьдесят одну минуту, и это при том, что сам перелет занимал всего девяносто минут.

Она включила микрофон.

– Говорит командир Гагарина. Аэрофлот приносит извинения за задержку вылета, вызванную исключительно перегруженностью аэропорта. Так как мы ходим по баллистической траектории с максимальной суборбитальной скоростью, мы, к сожалению, не нагоним упущенное время. Полет продлится девяносто минут; всего вдвое больше времени, которое мы ожидали разрешения на вылет. Желаем приятного путешествия.

Буланин, второй пилот, рассмеялся:

– Не совсем по инструкции, а?

– В следующий раз скажу это на частотах диспетчеров, – раздраженно ответила Франя. – Пусть балбесы знают, что мы о них думаем!

Когда скорость перевалила за шестьсот километров в час, Франя включила основной двигатель, вырубила разгонные и ощутила приятный удар – перегрузка в два и семь десятых «же» вдавила ее в мягкое кресло. Водородный реактивный двигатель, пожирая атмосферный кислород, стремительно переводил «Конкордски» на сверхзвуковую скорость.

Как ни досадно, весь полет, почти до самого аэропорта де Голль, не надо было и притрагиваться к ручному управлению. Франя включила программу полета до Парижа, и компьютер взялся за дело. Угол подъема заметно снизился, небо за небольшим лобовым стеклом из темно-голубого с розовым быстро превращалось в насыщенно-черное. Поднялись до ста тридцати километров, заблистали звезды, атмосферного кислорода уже не хватало для сгорания топлива, – возникла небольшая вибрация, за ней – рывок: двигатель перешел на собственные запасы окислителя.

Еще через пять минут он отключился. Самолет бесшумно скользил, невесомый, к вершине баллистической параболы. Франя ослабила ремни и позволила себе повисеть над креслом. До входа в атмосферу – целых полчаса – делать было нечего, только держать в поле зрения приборы и любоваться через окно квадратом звездного неба.