Текст книги "Русская весна"

Автор книги: Норман Ричард Спинрад

сообщить о нарушении

Текущая страница: 34 (всего у книги 37 страниц)

– В самом деле? – Кандинский все-таки заинтересовался. – Итак, суть?

– Повернуть грингоманию себе на пользу.

– У тебя действительно есть за что зацепиться?

– Жест доброй воли между нами и администрацией Вольфовица.

– Хорошо, хорошо. Ну-ка расскажи, на худой конец посмеемся...

И Соня стала рассказывать все по порядку. Закончила конкретным предложением:

– ТАСС может дать статью одновременно со «Стар-Нет». Советский Союз предлагает американцу, отцу «Гранд Тур Наветт», выйти на орбиту на аэрофлотовском «Конкордски» и ходатайствует перед Европарламентом о его полете на космическом корабле, им же созданном. Это будет жест мира и европейской солидарности.

Кандинский раздавил окурок в пепельнице. Пожал плечами:

– Если бы решал я, мы бы это разом прокрутили. Нам такое нужно позарез. Но это политическое решение, это дело правительства. Но никто не знает, что это за правительство...

– Может быть, еврорусские в Европарламенте предложат просить Советский Союз обеспечить этот полет на орбиту? Представь только, Леонид: добрые еврорусские просят Европу обратиться к их правительству с призывом облагодетельствовать американца!

– «Медведям» это очень не понравится. Они решат, что за этим стоит Горченко...

– Именно.

– О! – сказал Кандинский и первый раз улыбнулся.

Спустя два дня – оставалась всего неделя до выборов – Кандинский без предупреждения ввалился в ее кабинет. Костюм его был отглажен, сам он чисто выбрит и, казалось, вполне владел собой.

– Ну-с, есть хорошая новость и плохая, как сказали бы чертовы американцы. Хорошая, что сам Горченко влюбился в эту идею и готов дать команду своей фракции в Европарламенте. Теперь плохая: он настаивает, чтобы Натан Вольфовиц публично попросил его об этом.

– Что?!

Кандинский пожал плечами.

– Конечно, Вольфовиц и так делает все возможное, чтобы Горченко переизбрали, разве что не едет по Транссибирской магистрали и не целует вместо него детишек. Я думаю, Горченко рассчитывает, что отклик на трогательную просьбу американского президента добавит ему минимум миллион голосов.

– А мне надо убедить президента Вольфовица обратиться к нему с этой просьбой – всего лишь.

Глаза Кандинского сузились.

– Это, может, и не так трудно. Военные контролируют международную связь, но, я думаю, Вольфовиц и Горченко общаются иным способом – через доверенных посредников, например.

– А как, интересно, я передам это Натану Вольфовицу? Они там, в Москве, думают, что мне достаточно мяукнуть в трубку?..

– Наверняка у нас, еврорусских, остались «кроты» в КГБ, – сказал Кандинский. – А КГБ знает все о связях твоего сына с Натаном Вольфовицем. Ему и быть доверенным посредником...

Еврорусское большинство в Верховном Совете?

Неделю назад это казалось невозможным, но последние опросы показывают, что Константин Семенович Горченко близок к победе на президентских выборах. Хотя оппозиция официальному кандидату коммунистов всегда была символической, поворот фортуны в сторону еврорусских производит сильное впечатление. Казалось, они могут рассчитывать в лучшем случае на двадцать процентов мест в новом Верховном Совете. Теперь им гарантировано большинство, и, возможно, даже решающее большинство.

Американцы, похоже, вернут России на этих выборах то, что отняли на Украине. Но еврорусским следует хорошо подумать о том, что последует за выборами. Вернет ли Красная Армия власть человеку, у которого она отняла власть под прицелом автоматов?

«Сумасшедшая Москва»

Новый Бобби не переставал удивлять Франю. Прежде она ему не верила – до памятной ночи, когда он вернулся с демонстрации у американского посольства. Вернулся поздно и навеселе.

Мать и отец уже были в постели. Франя сидела в гостиной и пыталась читать. Мысли крутились вокруг этой проклятой демонстрации – флагов, оркестров, «Боже, благослови Америку», – вокруг зрелища, которое, казалось, было затеяно специально, чтобы вывести ее из себя.

– Мы должны поговорить, Франя, нам надо поговорить как брату с сестрой, – сказал Бобби и шлепнулся на кушетку рядом с ней – без приглашения.

Они говорили полночи, и только тогда она поняла – Господи, как поздно! – каково было ее бедному маленькому брату чувствовать себя американцем во враждебном Париже. Поняла, каково стыдиться за свою страну – и любить ее. А Бобби... Он был так великодушен и ни разу ее не попрекнул. Он утешал ее:

– Франя, я очень хорошо понимаю, что ты чувствуешь. Поэтому я вот... решил поговорить. А может, потому что поддавши... все угощали... сама понимаешь... И это в Париже! Проклятого гринго! Понимаешь? Хлоп – и все по-новому! Слушай, сестричка: не надо ненавидеть свою страну. Не оставляй надежду. Семьдесят лет твоя страна была под пятой ублюдков – Сталина, Брежнева... Это была зима, понимаешь... Но за ней пришла весна...

Франя заплакала. Бобби сжал ее руку.

– Не поддавайся, сестричка. Вот я до чего допер – этим вечером. Слушай. Нет долгой зимы, после которой не пришла бы весна. И для тебя придет. Что вращается, то возвращается. – Он улыбнулся, подмигнул. – Это старая американская поговорка. И в русском должно быть что-то похожее.

Теперь Франя плакала в три ручья.

– О Бобби, – всхлипывала она, – какой ужасной сестрой я была! Мне так стыдно!

– Ну маленькие были, сопливые. Теперь мы другие.

Он обнял ее за плечи – как старший брат. У нее никогда не было старшего брата.

Да, младший братик не переставал ее удивлять. И не только ее – мать и отца. Они сидели в гостиной. Мать и отец, держась за руки, – на кушетке, Франя – в кресле, вне поля зрения видеофона, а Бобби – перед экраном. Братик давал по мозгам чиновнику из американского посольства.

– Да, задница вы эдакая, я тот самый Роберт Рид из «Стар-Нет», который дал ему девяносто секунд лучшего экранного времени два дня назад. Мне не важно, что он обкакался. Стащите его с горшка и давайте сюда, иначе вы – вы! – будете в ответе, если в следующий раз я не дам ему ни секунды...

Некоторое время на пустом экране красовался герб Соединенных Штатов, потом появился хмурый человек с лицом хорька – посол США. Он много сделал на выборах Гарри Карсона и получил в награду назначение в Париж.

– Извините за беспокойство, господин посол, – сладко сказал Бобби, – но вы мне нужны, чтобы передать послание президенту Вольфовицу.

– Для чего?!

– Это в некотором роде послание от Константина Горченко.

– В некотором роде послание от Константина Горченко, господин Рид? Что бы это значило?

– Это значит, что Горченко выразил свои пожелания ТАСС, который поручил моей матери, директору парижского отделения «Красной Звезды», переговорить со мной, чтобы я через вас передал эту информацию Натану Вольфовицу.

– Подлинное сообщение от Константина Горченко? – саркастически промычал посол. – Не проще ли протянуть бечевку через океан и приложить к их ушам консервные банки?

– Горченко хотелось бы, чтобы президент Вольфовиц обратился к нему с просьбой кое о чем, о некоем акте дружелюбия, – не отступал Бобби. – Он хочет совершить этот акт, но к нему должны обратиться публично.

– Акт дружелюбия? – В голосе посла впервые послышался интерес.

– Он хочет, чтобы президент попросил его вот о чем. Чтобы советская делегация в Европарламенте внесла резолюцию, предлагающую Советскому Союзу доставить на орбиту одного американца, а затем ЕКА – позволить ему совершить путешествие на «Гранд Тур Наветт» к Луне и обратно.

– Вы говорите бессмыслицу, Рид. Аэрофлот никуда не летает, а Горченко на сегодня – не президент. Есть весомые шансы на то, что на орбитах скоро не останется ничего, кроме «Космокрепости Америка» и черепков от советских спутников.

– Этого не будет, если выберут Горченко. Видите ли, господин посол, он хотел бы, чтобы Вольфовиц отнесся к нему как к действующей фигуре. Ответом будет жест доброй воли. Пусть мир увидит, что два таких человека могут договориться хотя бы в небольшом деле.

– Уточним: кто будет бенефициантом этого праздника гласности?

Франя видела, что Бобби заколебался, его сжало, как шагреневую кожу, – он понимал, как воспримет его ответ американский посол.

Но Бобби подобрался, вздохнул и сказал прямо и просто:

– Мой отец, Джерри Рид, который был главным конструктором ГТН.

– Ваш отец! Всего доброго, господин Рид!

– Мозг Гарри Карсона! – выкрикнул Бобби, прежде чем посол успел отключить видеотелефон. – Я точно знаю, что случилось с мозгом Карсона, мне сказал Нат Вольфовиц, когда мы вместе писали.

– Что-о? – спросил посол, и его палец замер над выключателем.

– Если вы знаете, о чем речь, вы поймете, что я с Натом на дружеской ноге – о вас этого не скажешь. А если не поймете... La m?me chose, n'est-ce pas? [80]80
  Дела не изменит, не правда ли? (фр.)


[Закрыть]

– П-понятия не имею, о чем вы... – заикаясь, сказал посол. Но Франя видела, что теперь он не спешит закончить разговор.

– Я прошу вас об одном – положить мое сообщение на стол Вольфовица. Без комментариев. Я не прошу вас ввязаться в это дело. Как всегда говорит моя матушка, первый закон бюрократии – прикрыть собственный зад.

– Я ничего не обещаю, Рид, – промямлил посол.

– А я не прошу вас обещать, – сказал Бобби и теперь сам прервал связь.

– Высший класс, Бобби! – сказала Франя с искренним восхищением. – Думаешь, это сработает?

– Если мы свяжемся с Вольфовицем, – сказал Бобби.

– Потому, что этот человек был когда-то твоим приятелем?

– Я уверен: и Вольфовицу и Горченко сейчас необходимо что-нибудь подобное. Они так и осыпают друг дружку воздушными поцелуями. Меня не удивит, если Горченко уже провернул это по другим каналам.

– Грязные политиканы, – проворчал отец.

– Не брыкайся, папа, – сказал Бобби. – На сей раз они работают на тебя.

Открытое письмо президента Натана Вольфовица Константину Горченко

Как мне сообщили, создатель европейского космокорабля «Гранд Тур Наветт» американец Джерри Рид стал жертвой несчастного случая незадолго до первого полета ГТН, в котором он предполагал принять участие. Сейчас он лишен возможности исполнить мечту своей жизни, так как по состоянию здоровья не может быть пассажиром коммерческого орбитального рейса.

Господин Рид покинул нашу страну много лет назад, когда американская космическая программа стала исключительно военным инструментом. Многие годы он оставался на вторых ролях в европейской космической программе, его дискриминировали как американца, и его способности не реализовались. В итоге ему пришлось отказаться от американского подданства, дабы достичь своей цели. В некотором роде, господин Горченко, это рассказ о нашем времени, рассказ, для которого – я убежден – Вы и советские люди хотели бы счастливого завершения – так же, как и я. Вы имеете власть написать этот счастливый конец – или, как я верю, скоро получите такую власть.

Я прошу Вас, господин нынешний и будущий президент, разрешить Аэрофлоту доставить этого сына Америки на орбиту, на его творение – «Гранд Тур Наветт». Вы напишете счастливый конец для этой старой и грустной международной истории.

Пусть это будет малой свечой, которую мы зажжем в мире, погруженном во мрак. Вместе мы сможем показать миру, что, несмотря на сегодняшние трудности, наши великие народы не утратили человечности.

АП, ЮПИ, ТАСС, «Стар-Нет», Франс Пресс, Рейтер, ЮСИА, «Новости»

Прежде Джерри Рид и вообразить бы не мог, что так напряженно будет ждать результата выборов, тем более в Советском Союзе. Но Бобби оказался прав: в кои-то веки правящие миром политиканы действовали ему на благо.

Ни из Вашингтона, ни из посольства не поступало подтверждения, что послание Бобби передано Натану Вольфовицу. Но за два дня до выборов в России представитель Белого дома огласил «Открытое письмо президента Соединенных Штатов Константину Горченко».

– Он прет напролом! – воскликнул Бобби после того, как они дважды перечитали письмо в «Геральд трибюн». – Он ухватился за повод открыто поддержать Горченко. Он делает крупную ставку на еврорусских и желает, чтобы об этом знал весь мир. Любопытно, какой веревочкой повязана эта пара?

Но Джерри не обратил внимания на политический смысл послания Вольфовица, – хотя вся пресса комментировала именно это. Даже надежда, что он все-таки пройдет по водам – если мир выживет, – отошла на второй план из-за странного чувства, от которого наворачивались слезы на глаза.

Впервые в жизни он испытал глубокую симпатию к политикану, к человеку, которого никогда не видел. И не потому, что Натан Вольфовиц взялся ему помочь: президент Соединенных Штатов заботился о справедливости. Джерри понимал, что письмо было тщательно продуманным политическим ходом, но слова президента звучали правдиво, – они шли от сердца. Вольфовиц употребил свою власть, чтобы исправить зло, – и сделал это с очевидным удовольствием.

За такие вещи и стоит любить человека – не важно, политикан он или нет. Не это ли политики называют подлинным лидерством? Не за это ли Вольфовица так любит вся Европа? Не из-за этого ли мир беспричинно верит, что спасение придет от Вольфовица? По крайней мере, сам Джерри в этот момент чувствовал – вполне иррационально, – что Натан Вольфовиц уже спас мир.

Это чувство стало еще сильней, когда Константин Горченко ответил Вольфовицу в последнем выступлении накануне выборов.

Горченко говорил на митинге – на площади Финляндского вокзала, где Ленин некогда призвал к большевистской революции. За его спиной был виден огромный красный флаг; его седые волосы драматически развевались – то ли на ветру, то ли под вентилятором. На нем был ловкий черный костюм и белая крестьянская рубаха; он был похож на голливудского актера в роли старого фермера. Словом, русский вариант американских фокусов с одеждой, специально подбираемой для важных выступлений. И подобно американским политикам, Горченко говорил долго, безостановочно, переходя на крик. Телевидение давало синхронный перевод на французский – цветистый и монотонный. Горченко, как обычно, дал длинный экскурс в историю СССР, помянул Сталина и Хрущева, и зарю гласности, и так далее. Затем – внимание, внимание! – семья Ридов замерла у экрана – он обрушился на националистов, на великоросский шовинизм, на незаконные действия Красной Армии, на все, что мешает Союзу и дальше «стоять плечом к плечу с цивилизованным миром». А в конце он сказал о деле Джерри Рида – о просьбе президента Вольфовица – и пообещал исполнить эту просьбу, буде его изберут президентом СССР.

«Я протягиваю руку господину Риду, я протягиваю ее президенту Вольфовицу! Пусть это будет первая свеча из многих, которые мы затеплим по мраке!»

– Господи, точнехонько та самая фраза! – воскликнул Бобби. – Это не случайно. Видимо, какой-то код, они так переговариваются. Мы для них – часть большой игры.

Но Джерри было плевать, что его используют как пешку в грязной политической игре. Это бывало много раз и прежде, но нынче он будет в выигрыше, потому что на сей раз игроки стараются изо всех сил, чтобы получить зримый результат. Он сидел в кругу свой советско-американской семьи, следил за выборами в Советском Союзе и болел за еврорусских сильнее, чем за свою любимую футбольную команду.

Риды заулыбались, когда первые подсчеты показали, что еврорусские впереди. И совсем развеселились, когда стала подтверждаться победа Горченко. А когда Си-би-эс, Франс Пресс и «Стар-Нет» сообщили, что еврорусские завоевали по меньшей мере шестьдесят семь процентов мест в Верховном Совете, в квартире на авеню Трюден все хлопали друг друга по спинам.

Наконец на экране появился Горченко и объявил о своей победе.

Соня сейчас же открыла бутылку шампанского. Вино залило ковер – никто не обратил внимания. Они стояли перед погасшим экраном с поднятыми бокалами.

– За сукиного сына Вольфовица! – провозгласил Бобби.

– За Константина Горченко! – сказала Франя.

– За Русскую Весну! – Это объявила Соня.

– Долой гринго! – крикнул Бобби.

– Долой «медведей»! – крикнула Франя.

Они дружно расхохотались и посмотрели на Джерри – теперь его очередь.

Все хорошо, – думал Джерри. – У меня теперь есть и жена, и дочь, и сын. Мы вместе, и это прекрасно, хоть я и обречен бесповоротно, и судьба мира еще не решилась. Но будь что будет...

– Чтобы сбылось невозможное, – сказал он. – Пройдем по водам!

Они чокнулись и допили шампанское. В этот вечер все люди имели право выпить за невозможное.

Соня не могла уснуть. Она лежала рядом с Джерри и перебирала в памяти происшедшее. Сын вернулся человеком, которым можно гордиться. Мир попятился от края ядерной пропасти. Русская Весна не сменилась зимними морозами – может быть, еще не поздно. Как знать, как знать... Горченко могут не допустить до реальной власти. Джерри осталось жить не больше года, но почему она чувствует себя счастливой? Скорее всего, дело в шампанском, хотя она выпила всего ничего, но – правда, правда, она была счастлива, имела она на то моральное право или нет. Одновременно она ощутила нечто такое, чего уже не надеялась ощутить.

– Джерри, ты спишь? – спросила она шепотом. Молчание. Тогда она спросила громче: – Джерри, ты спишь?

– Теперь нет.

– Джерри, я люблю тебя.

– И я люблю тебя, – сонно отозвался он.

– Я очень-очень тебя люблю, – сказала она. Ее рука коснулась его бедра.

– Что такое? – более бодрым голосом спросил Джерри. Какое-то время она не слышала ничего, кроме его дыхания. В голове быстро-быстро сменялись картинки. Загадочный незнакомец на идиотском приеме. Кровать в их первой квартирке на острове Святого Людовика. Тело, распростертое на больничной койке. Далекое лицо на экране видеофона. Отец ее детей. Преданный ею человек. Единственный любимый мужчина.

– Чё скажишь, парень, смогём? – сказала она на жаргоне лондонской черни. – Всегда хотела поиграть в «сунь-вынь» с чертовым киборгом.

Джерри ощутил удары сердца – автомат пытался справиться с отливом крови от головы. Он живо чувствовал, как клетки мозга жаждут кислорода, но не мог противиться своему мужскому естеству, которое пробудилось в ответ на вызов.

После несчастного случая у него не возникло ни единой эротической мысли; на деле, с тех пор как Соня бросила его, он не испытывал настоящих желаний. Но сейчас он был готов к делу. Кровь стучала в барабанные перепонки. Дыхание стало прерывистым. Это будет стоить ему недель жизни – он не хотел об этом думать.

– Это можно, крошка, – сказал он, аккуратно отмотал побольше кабеля и перекинул его через ночной столик, чтобы не мешал двигаться.

Потом лег на бок, прижал ее к себе, поцеловал, и ее рука помогла ему войти.

Они лежали, тесно прижавшись друг к другу – двигались только их бедра, медленно, очень медленно, без напряжения, и это продолжалось упоительно долго – и все-таки у самой вершины у него перехватило дыхание, сердце запрыгало в груди, в глазах полыхнули бесчисленные искры, и он почувствовал, как много мозговых клеток погибло, сколько сосудов разорвалось – выброшенная им сперма унесла с собой частицу жизни.

Пусть так. Чтобы пройти по водам, он готов отдать намного больше.

Этой ночью умирающий космический фанат и его английская порнозвездочка, все препоны преодолев, назло враждебному миру еще раз прошли по водам – вместе.

Вольфовиц заявляет: дело будем иметь только с Горченко

Американский президент Натан Вольфовиц предупредил командование Красной Армии, что ему следует выполнить обещание и передать власть в Советском Союзе гражданскому правительству.

«Я намерен иметь дело исключительно с Константином Горченко, законно избранным президентом Советского Союза, – заявил он. – Соединенные Штаты возмутительно долго поддерживали продажных военных диктаторов по всей Латинской Америке, но пока я буду президентом США, мы будем проводить в жизнь наши идеалы и оказывать помощь только демократическим и законно избранным правительствам. Народы Советского Союза избрали своим президентом Константина Горченко, и это для меня самое важное. Если это не важно для руководства Красной Армии, то прошу Вас, маршал Бронкский, не обращайтесь ко мне, и позвольте заверить, я не стану обращаться к Вам».

ТАСС

Командование Красной Армии возвращает власть президенту Горченко

Верховное командование Красной Армии в своем кратком заявлении сообщило, что передает власть правительству во главе с президентом Константином Семеновичем Горченко.

«Мы выполнили свой долг и обеспечили порядок и безопасность во время выборов. Объявленная нами задача выполнена, советский народ сделал демократический выбор, и мы, как и было обещано, передаем руководство страной законно избранному правительству. Красная Армия вновь подчиняется президенту Советского Союза и готова приступить к выполнению своего патриотического долга так быстро, как это возможно».

ТАСС