Текст книги "Русская весна"

Автор книги: Норман Ричард Спинрад

сообщить о нарушении

Текущая страница: 16 (всего у книги 37 страниц)

XIII

Видавший виды грузовичок-пикап стал взбираться на поросшие хвойным лесом отроги Скалистых гор, и Роберт Рид ощутил наконец, что попал в Америку своей мечты. Ту Америку, где битники, бродяги и хиппи голосуют на дорогах, пробираясь на попутных через Континентальный водораздел в сказочную Калифорнию. Как часто он читал об этом в старых романах в Париже! И теперь он здесь...

Позади остались Денвер и Новый Орлеан, Чикаго и Майами, Вашингтон и Нью-Йорк, и ужасные десять дней, избавившие его от многих иллюзий, в том числе от первоначального плана – воспользоваться карточкой компании «Эйр-Америка» и знакомиться со страной, прыгая зигзагами из города в город в общем направлении на Лос-Анджелес.

Ибо все, что он видел, помимо обшарпанных салонов отживающих свой век дозвуковых самолетов, облупленных аэропортов и грязных комнат в вонючих отелях, выстраивалось в бесконечную серию мрачных иллюстраций к современной американской действительности. Пожалуй, и сама сестрица Франя не придумала бы ничего более отрезвляющего.

Нью-Йорк оправдал свою скандальную славу полностью, и хуже того. Сотни воткнутых в небо башен – и закопанные в кишащий крысами мусор подъезды и нижние этажи. Изысканные рестораны – и лотки, с которых торгуют какой-то зажаренной на вонючем масле дрянью. У статуи Свободы каждого входящего ощупывали металлоискателями и обнюхивали в поисках взрывчатки, прежде чем пропускали на бесконечную винтовую лестницу, ведущую наверх, к короне. Центральный парк с палаточными городками и патрульными бронемашинами. Нищие и проститутки на Уолл-стрит, прямо напротив знаменитой биржи. Оживший кошмарный мультфильм о язвах американского капитализма! Побродив день, ночь и еще день, Бобби понял, что с него хватит, и полетел в Вашингтон на допотопном «Боинге-747», у которого через сорок минут после взлета заглох один из двигателей...

Вашингтон оказался попроще. В центре – относительно недорогие, вполне приличные туристские отели; по окраинам, которые Бобби видел из окна автобуса по дороге из аэропорта в город, – жуткие трущобы. Они напоминали лачужные города вокруг сияющих центров африканских столиц, и жили здесь тоже сплошь черные. Столица сделала ставку на туризм – единственный источник дохода, помимо государственных дотаций, и целая армия полицейских бесцеремонно охраняла мраморный центр от жителей окраин. Проверяли каждого чернокожего, если он был одет не по стандартам среднего класса. Так что центр города превратился в своего рода патриотический Диснейленд.

Бобби, как и большинство туристов, записался на двухдневную экскурсию. Его свозили к памятнику Вашингтону и провели по палатам сената. Он увидел мемориал Линкольна и мемориал Джефферсона, Белый дом и Арлингтонское кладбище. Вместе с группой бодро протопал по Национальному аэрокосмическому музею и Библиотеке Конгресса. Пентагон, Вьетнамский мемориал и памятник взорвавшемуся «Челленджеру» почему-то в программу не вошли. Экскурсанты обречены были слушать чванливую шовинистическую болтовню, словно все гиды бубнили по одной бумажке, как оно, наверное, и было. У памятника Джорджу Вашингтону туристам напоминали о его предостережениях насчет контактов с упадочной Европой. Аэрокосмический же музей символизировал новый образ – страны, имеющей на вооружении «Космокрепость Америка» и потому плюющей на весь враждебный ей мир.

Доджеровская куртка Бобби оказалась весьма кстати: экскурсанты, проглотив очередную порцию болтовни, принимались наперебой поносить коварных русских и вероломных европешек. Публика была заодно: Европа продала цивилизацию безбожному коммунизму, а последняя надежда человечества – американская военная мощь. Бобби понял, что ему здесь лучше помалкивать.

К ночи жизнь в Вашингтоне замирала; экскурсоводы недвусмысленно давали понять туристам, что покидать центральные кварталы опасно для жизни. Так что два вечера подряд Бобби смотрел телевизор в своей комнатушке в отеле, пока его не стало тошнить от американских программ – эротика вперемежку с бесконечными сериалами, прославляющими военные подвиги американцев: во второй мировой войне, в Корее, на Кубе...

Но из всех виденных Бобби городов самым впечатляющим оказался Майами. Он кишел солдатами сухопутных войск, моряками, летчиками, торговцами оружием, спекулянтами, шлюхами, политическими беженцами; здесь была главная база США по подготовке военных и политических операций в странах Латинской Америки и Карибского бассейна. Ни для кого здесь не было секретом, что большая группа военных кораблей вот-вот установит блокаду побережья Мексики. В переполненных барах догуливали моряки, галдели парашютисты, со дня на день ожидающие десантов на Веракрус и Мехико; морские пехотинцы уже вернулись из Венесуэлы и Аргентины; обогащенные лихими солдатскими историями, озверевшие от алкоголя, они были готовы выйти из бара и снова убивать – за Бога, за свою страну и просто так.

Здесь грезили о президенте, который сумел бы на деле осуществить доктрину Монро, угодную Господу Богу, и вышибить вонючих европешек с Бермуд, Кюрасао, Кайенны, Мартиники и вообще из Западного полушария. А потом надо будет еще разобраться с Канадой, которая до сих пор смеет входить в Британское Содружество. Бобби пробыл в Америке уже десять дней и, как все туристы из Франции, видел только города. Теперь между ним и Западным побережьем оставались только Феникс, о котором никто не мог сказать доброго слова, Солт-Лейк-Сити, по сей день считающийся оплотом мормонской теократии, да Лас-Вегас, о котором Бобби не хотел даже думать.

Но вот между Денвером и Лос-Анджелесом не было ничего или, как говорили в старину в Америке, «мили, и мили миль, и еще мили». И можно было поднять большой палец и отправиться на поиски другой Америки, которая где-то рядом, о чем неустанно твердило ему его сердце. Скалистые горы и Великая пустыня. Хребты Сьерра-Невады и пески Мохаве с редкими оазисами городов. Там раскинулась страна легенд, земля ковбоев, индейцев, погонщиков скота, кочующих племен хиппи и просто бродяг... До сих пор он был туристом – теперь пришло время искателя приключений, время американской мечты. Ну а если ничего не выйдет, всегда можно отказаться от этой затеи и в любом городе сесть на самолет.

Итак, Бобби вывел слово «Запад» на куске картона, решительно забросил за спину сумку и, встав на обочине шоссе с поднятым пальцем, стал ждать.

Так он простоял в чаду и зное целый час. С ревом проносились, не замечая его, междугородные электробусы, дальнобойные дизельные фургоны и чудовищные грузовики. Наконец, старенький пикап, доверху нагруженный унитазами и прочей сантехникой, съехал на обочину. Бобби кинулся к кабине.

– Куда ты на Запад собрался, дружище? – За рулем сидел крупный мужчина лет шестидесяти в поношенной ковбойской шляпе и грязном комбинезоне.

– До Лос-Анджелеса.

– Давай затаскивай задницу. До Вейла подброшу.

Водитель – он назвался Карлом – искренне посмеялся, когда Бобби спросил, не ковбой ли он.

– Вот уж за кого меня давно не принимали, так это за ковбоя. Уголовник – еще куда ни шло, если, конечно, приглядеться...

– Уголовник?

– Ну, вымогатель. Улавливаешь? Хо!

– А на самом деле?

– Чего там, Боб, я сантехник...

Карл разглагольствовал до самого Боулдера. Бобби помалкивал – разговор по большей части шел о «япошках» и «европешках», которые вечно дурят добрую старую Америку, и уже пришла пора дать им под зад, уж Карл-то знает, как... Уж он-то служил еще во вшивом Никарагуа и в Панаме, и ему повезло в армии – его поставили на туалеты, такая уж специальность хреновая, мать ее... а иначе можно было загреметь в джунгли, а потом крутить гайки на фабрике, зарабатывая, как последний ниггер...

Поеживаясь от таких рассуждений, Бобби помалкивал, хорошо представляя себе, что будет, если выяснится, что он и есть тот самый «европешка», да еще с русской матерью. Но когда пикап нырнул в зеленеющие отроги гор, Карл-сантехник перестал болтать, включил магнитофон – на кассете оказался Бетховен – и откинулся на сиденье. Вдыхая напоенный хвойным ароматом воздух, Карл мечтательно улыбался чему-то и время от времени рассеянно бормотал:

– Такого нигде не увидишь, дружище. Эту землю сотворил Господь. Сам Господь, мать его... Ох, люблю эти места! А представь себе, как раньше было – одни пастухи, ну, еще гризли, эх...

Они поднимались в горы все выше и выше, и Бобби показалось, что Америка, которую он узнал за последние десять дней, отступила, растворилась. Он вдруг ощутил свое родство с этим водителем – ветераном центральноамериканских войн, бывшим сортирным воякой.

Мало что изменилось с тех пор, как Колумб ступил на берег этого континента, здесь, среди легендарных диких просторов... С подъемом ландшафт менялся. Деревья становились все тоньше, потом остался только кустарник, а потом, еще выше, только жирная земля и черный камень, сланец.

– Вот он, Континентальный водораздел, черт побери, – проговорил Карл. – Это – крыша мира, разумеешь? Хребет этого чертова континента. Дальше все ручьи текут на запад. Тысячу раз проезжал здесь, и все равно – ох, здорово... Чертовы пионеры протоптали эту дорогу своими фургонами, на мулах и лошадях, разумеешь? Эти ребята ни хрена не боялись, а? Нам есть чем гордиться, черт побери! Боб, ты разумеешь, о чем я?

Бобби кивнул. В эту минуту он и понял и ощутил, что обретает что-то давно утерянное. И он изо всех сил пытался удержать это чувство.

Были только он, сантехник Карл и эти бесконечные просторы. Так было здесь всегда, и так всегда здесь будет, и ничего подобного нет ни в городах, ни в долинах.

– Да, Карл, – ответил Бобби. – Здесь гордишься, что ты – американец.

Карл довез Бобби до Вейла, некогда курортного местечка, выродившегося в уродливый промышленный городишко, оскорбляющий своим существованием этот величественный горный край. Там они расстались, и Бобби остался на развилке, где узкая дорога уходила с трассы в каньоны, – легендарная дорога в никуда.

Здесь он простоял целый час, нисколько этим не огорчаясь, пока его не подобрал здоровенный тягач с пустым прицепом. Водителем оказалась приземистая женщина с коротко подстриженными светлыми волосами. Поначалу Бобби даже принял ее за мужчину.

– Меня зовут Эсмеральда, хочешь – верь, хочешь – не верь, а раньше я была Эрика, это когда вертелась по барам. Новоарийский стиль, медные свастики и все такое прочее. Посмотрел бы ты на меня тогда, сразу бы лег! А потом я с этим завязала, приехала сюда и взяла свое старое имя, которое дала мне мамочка, и это правильно – ты понял, что я имею в виду...

Она рассмеялась: заметила, как беспокойно поглядывает на нее Бобби.

– Расслабься, мальчик, я тебя не съем, ты не в моем вкусе, меня зовут дизелем, хоть мой грузовик, ей-богу, на бензине, ни на чем другом не ездила... А сейчас я еду за бревнами, сворачиваю на Солт-Лейк, так что тебя только до развилки!

...Солнце уже клонилось к закату, когда водитель следующего грузовика высадил Бобби на берегу горной речушки, у бензоколонки. Еще была здесь лавка, стояло несколько машин и палаток.

– Послушай меня, Боб, – сказал шофер-негр на прощанье. – Сегодня не старайся ехать дальше. И завтра сиди, пока не найдешь попутную до самого Вегаса, иначе изжаришься заживо в пустыне.

Бобби заглянул в лавку, купил пару пластинок сыра, похожих на пластик, розовую колбаску, словно резиновую, яблоко, пшеничную булочку и банку пива – выбор был невелик. У продавца были длинные рыжие волосы, нечесаная борода того же цвета и огромный живот, нависающий над широким поясом. Все вполне в духе представлений Бобби о коренных жителях гор.

– Э... – смущенно заговорил Бобби, – не найдется ли у вас комнаты на ночь?

Лавочник пристально поглядел на Бобби из-за кассы.

– Неужели это место похоже на мотель, Ангелино? Я могу предложить тебе место у реки. Под открытым небом.

– Э... видите ли, у меня нет палатки. Даже спального мешка нет.

– Вот как! Ну и ну! – Трактирщик, похоже, удивился. – Держишь путь по нашим местам налегке? – воскликнул он с негодованием праведника.

– Пробираюсь в Калифорнию.

– Иисусе! – ужаснулся лавочник. – Комнаты у меня нет, – он изучающе посмотрел на Бобби, – но старый спальник найдется. Надеюсь, ты понял, что я не занимаюсь благотворительностью?

– Сколько?

– Я думаю вот о чем, юноша: как насчет несложной работы?

– Наверное, справлюсь.

Лавочник обвел его вокруг дома и открыл заваленную мусорными баками дверь. Внутри все было заставлено картонными ящиками с консервами. На грязном полу валялись старые коробки, ящики, банки и прочий мусор.

– Особой аккуратностью я не отличаюсь, – признался рыжий хозяин. – Вот, собственно, и все дело: картон расправляешь и складываешь в один бак, железки да банки – во второй. Это на сдачу. Все остальное сваливай в третий бак, там мусор. Потом подметешь. За час управишься и можешь устраиваться прямо здесь, а хочешь – бери спальник. По тебе видно, ты еще не спал под звездами в этой стране, не будь идиотом и не упусти возможность!

На самом деле работа заняла побольше двух часов, но Бобби не огорчался. Впервые в жизни он должен был заработать физическим трудом. Он ощущал себя частицей этих просторов, частицей этого западного края и его неторопливой жизни. Разумеется, он выбрал спальный мешок! На берегу реки Бобби съел свой ужин, любуясь пенящимся потоком, забрался в мешок и, блаженно-усталый после такого долгого и полного событий дня, лежал, глядя на звезды сквозь кроны деревьев.

Как же он был прав, что оставил города и аэропорты, подался, голосуя большим пальцем, на Запад по вольным дорогам Америки! Перед ним раскрылась иная страна – перед ним, занесенным сюда на ночь глядя сыном Парижа. Пионеры жили здесь, валили лес, разводили скот, сеяли и помогали друг другу задолго до того, как другие европейцы двинулись на Запад, через великий континент, и тоже стали американцами. Американский Запад и его народ в истинной сути своей не изменились со времен индейцев и ковбоев, и не изменятся, даже когда время начнет разрушать поселения землян на Марсе.

Убаюкиваемый журчанием американской реки под яркими звездами, Бобби впервые, с тех пор как ступил на эту землю, почувствовал себя счастливым. Он понял, что попал домой, что нашел наконец Америку своих снов, страну, которую он будет любить по-настоящему.

Наутро Бобби стал обходить палатки у реки, надеясь, как учил его негр, найти попутчиков через пустыню до самого Лас-Вегаса. Так он добрался до пожилой пары – пенсионеров Эда и Вильмы Карпентер, едущих в Долину Смерти. По их словам, даже в это время года там можно без труда подсесть на машину до Лос-Анджелеса.

– Ты же водишь автомобиль, сынок? – почти утвердительно осведомился Эд. – А то мы с Вильмой порядком намаялись за рулем – с удовольствием передохнули бы...

Бобби поперхнулся: он представился студентом из Лос-Анджелеса; вот влип...

– Боюсь, что нет, – смущенно промямлил он. – Никогда не учился.

Эд удивленно уставился на него.

– Учишься в Л-А и не умеешь водить машину?!

– Э-э... Я, видите ли, живу в общежитии, у меня велосипед...

Европейца это удовлетворило бы. Но, видя, что Эд такое разъяснение почему-то не воспринял, Бобби поспешно добавил:

– Мои родители э... не очень богаты.

Эд посмотрел на Вильму, Вильма на Эда. Оба пожали плечами.

– Ладно, а почему бы тебе не попробовать? Машина, считай, едет сама, полицейских здесь не бывает. Всегда неплохо, когда есть с кем поговорить в дороге. Ну, как, Боб, сядешь за руль? Ты же калифорниец!

– Эд! – прикрикнула на мужа Вильма.

И Бобби усадили все-таки сзади, а за руль сел Эд Карпентер.

Машина была хорошая и удобная: электрический привод на все колеса, удобные сиденья, охладитель для воды, кондиционер, холодильник – «маленькая дорожная гостиная», как сказала Вильма. История ее хозяев была такая. У них был мебельный магазин в городе Голдене; после десяти лет торговли они едва заработали на оплату здания и в жизни не думали, что смогут накопить себе на старость. Но три года назад стали скупать весь их квартал, чтобы построить торговый центр, они получили хорошие деньги, заплатили по закладным и теперь ушли от дел – и вот, путешествуют, кое-что уже повидали, сейчас едут к своему сыну Биллу, капитану ВВС Соединенных Штатов.

Они казались и, наверное, действительно были симпатичными, добрыми людьми. К тому времени, когда машина спустилась с западных склонов Скалистых гор в пустыню, непритязательный рассказ об их жизни истощился, и они принялись за Бобби.

Этого момента он ждал с опасением; поездка обещала быть долгой, и ему не хотелось изощряться в выдумках перед этими честными и простыми людьми. Но куда было теперь деться? Так что он сочинил себе родителей: мать – учительница, отец – мастер на фабрике; простые люди, скопили немного деньжат и отправили сына в университет в Лос-Анджелес. Ему дали стипендию по основному курсу – всемирной истории, – может, он и сам будет платить за университетское образование, кто знает...

– Всемирная история? – переспросил Эд с оттенком сомнения. – И чему, интересно, они вас учат по этой истории?

– Простите?

– Я слышал, у них в Калифорнии преподают красные. Во всяком случае, так говорит мой Билли.

– Красные? Вы имеете в виду коммунистов?

– Эд! – попыталась придержать дискуссию хозяйка.

– Подожди, Вильма! Об этом болтают черт знает что, а вот мы сейчас узнаем от Боба, как оно есть на самом деле. Как там насчет этого, Боб?

– Насчет чего?

– Ну, например, правда ли, что вам, несмышленышам, яйцеголовые умники, помешавшиеся от любви к Европе, забивают мозги, будто русские победили во второй мировой войне?

– Ну... во всяком случае, они не говорят, что победили немцы, – неуверенно ответил Бобби.

– Конечно нет! Мы пришли туда и хорошенько вломили этому Гитлеру, а европешки только и делали, что подставляли фрицам задницу.

– Эд!

– А план Маршалла? Профессора говорили вам, что европешки выдурили у нас миллиарды и не вернули ни цента?

– Что?..

– Вот видишь, Вильма, Билл прав! Они ни хрена не учат наших ребят!

– Выбирай слова, Эд Карпентер.

– А Вьетнам? А вам рассказывали, как КГБ снабжал хиппи героином и устроил беспорядки в Чикаго?

– Не может быть! – Бобби засмущался.

– Вот-вот, так я и думал! Готов поклясться, – катил дальше Эд, – они не рассказали ребятам, как агенты КГБ в администрации Картера продали Панамский канал коммунистам. И как англичане устраивали тут у нас гражданскую войну, чтобы заграбастать наш хлопок. И как Фидель Кастро убил Джона Кеннеди...

– Не будь наивным, Эд, об этом студенты знают и так.

Хоть в машине и был включен кондиционер, Бобби бросало в пот, когда добряк Эд Карпентер излагал ему избранные места своей версии всемирной истории.

Мексиканцы вторглись в Техас и втянули Америку в мексиканскую войну... Британцы разожгли гражданскую войну, пытались превратить Южные штаты в марионеточное государство. Теодор Рузвельт не дал испанцам во второй раз захватить Латинскую Америку. Агенты коммунизма устроили биржевой крах в 1929 году и протащили в президенты своего Франклина Делано Рузвельта, а его жена Элеонора была сотрудницей КГБ... Старина Рональд Рейган поехал в Москву, где его загипнотизировал Горбачев, прошедший секретную подготовку в институте Павлова. Советские проникли в Объединенную Европу, чтобы создать свою мировую империю, а в космическом Спейсвилле они тайно строят европейскую «Космокрепость», чтобы потом шантажировать Америку...

– Учат вас этому в университете? – сурово вопрошал Карпентер.

– Боюсь, не совсем так, как вы говорите, но...

– Я так и думал, – торжественно провозгласил Эд. – Убедилась, Вильма? Билл был прав, ни хрена они их не учат!

– Я не позволю тебе браниться при мальчике! – строго перебила жена. – Что он о нас подумает?

Бобби чуть не рассмеялся вслух. Но потом погрустнел, чувствуя, что сказанное Эдом тяжело ложится на сердце.

Западные отроги Скалистых гор остались позади. Великая пустыня раскинулась под безжалостным знойным небом. Безжизненные просторы, голый камень, раскаленный серый песок и жуткая пустота, которой нет предела. Дорога здесь шла прямая как стрела, машин почти не было. Спустя час Эд съехал на обочину.

– Ну-ка, Боб, попробуй хоть здесь. Вот уж где ни один фараон не остановит!

Так Бобби оказался за рулем мчащегося через пустыню автомобиля. А Эд и Вильма вели свой нескончаемый разговор; ей, впрочем, лишь изредка удавалось вставить слово. А Карпентер распространялся то о величии пейзажа – американского! – и беспримерном мужестве пионеров, запросто преодолевавших пустыню на своих фургонах, то о продажных европешках, захватывающих американскую собственность. Он было вспомнил о зверях, чудом живущих в этих мертвых песках, но тут же соскочил на мексиканское правительство – они там преследуют честных американских землевладельцев, и очень скоро им всыплют по заслугам...

Бобби помалкивал. Несмотря на весь этот вздор, они ему по-настоящему нравились, Эд и Вильма Карпентеры. Их любовь к Америке была неподдельна и трогательна. Вот они даже позволили ему вести машину... Но ведь разглагольствования Эда дословно совпадали с глупостями, которые в Европе вкладывают в уста карикатурных американцев. Что же случилось с Америкой, если ее граждане и вправду стали такими? Как Америка дошла до того, что милые и добрые люди, Эд и Вильма, уверовали в этот бред?..

Вильма села за руль, когда до пригородов Лас-Вегаса осталось километров пятьдесят; на дороге появились рекламные щиты. Не доезжая до города, она свернула на кольцевую дорогу.

– Мы не поедем через Вегас? – спросил Бобби разочарованно.

– Господи, конечно нет! – ответила Вильма. – В центре кошмарное движение. Там сейчас полно япошек, спускают выдуренные у нас денежки. Да всякие проститутки и секс-лавки для извращенцев.

– Не стоит смотреть на все это такому симпатичному молодому человеку, как ты, – согласился с женой Эд. – Мы тебе покажем Долину Смерти, вот на это стоит посмотреть, ее никогда не забудешь, обещаю тебе, Боб!

Обогнув город, Вильма повернула на запад; там возвышалась гряда выжженных солнцем гор. Промелькнул небольшой городок, они поднялись еще выше, и там, на самом гребне, у Бобби перехватило дыхание. Внизу, среди скалистых склонов Сьерра-Невады, вытянулась эллипсом долина, некогда бывшая дном озера, а сейчас мерцающая в белесом полуденном зное как гигантский неземной мираж. В ее центре, подобно глазу чудовищного насекомого, сверкал и переливался огромный геодезический купол.

– Вот это да! – только и мог произнести Бобби. – Это как... вроде как не на Земле!

Эд Карпентер добродушно рассмеялся.

– Ну как, есть на что посмотреть? Самая низкая точка суши на планете, Боб, а летом здесь жарче, чем у дьявола в пекле.

Он показал рукой на далекий пик среди гор с другой стороны Долины.

– А там, совсем рядом, гора Уитни – самая высокая точка тут у нас, в основных штатах нашей Америки!

– Да, – тихо ответил Бобби. – Этого я никогда не забуду. И вас никогда не забуду за то, что вы мне его показали.

Карпентеры собирались остановиться в «Скотти Инн» – «крошечном отеле, где места заказываются за несколько недель», пояснил Эд.

– Тебе бы все равно там не понравилось, Боб, – добавил он. – Это же вроде приюта для пенсионеров. Молодежь предпочитает «Купол Драй Уэлс», там и комнат много, и утром легко будет с машиной на Лос-Анджелес.

– Мы были рады познакомиться с тобой, – сказала Вильма. – Удачи тебе в университете.

– И не позволяй красным дурить тебе голову! – добавил Эд, пожимая ему руку.

– Не позволю, Эд, – ответил Бобби. – Поездка с вами многое мне открыла.

Он не лицемерил и говорил без иронии, ибо Карпентеры преподали ему важный урок: люди, оказывается, могут верить самым дурацким слухам, сохраняя при этом доброе сердце. Наверное, многие из тех, кто забрасывал американское посольство в Париже дерьмом, были в обычной жизни такими же добрыми людьми, как Эд и Вильма. «Грязные политиканы», говаривал Джерри, его отец, и впервые Бобби показалось, что он понял смысл этой фразы.

Он вылез из машины и замер, обваренный зноем. Другая планета! Бобби показалось, что он ступил на поверхность Венеры. Почувствовал, как начинает саднить кожа, увидел, как горячий воздух струится над раскаленным металлом припаркованных автомобилей. Он простоял несколько секунд, впитывая новые ощущения, последний раз махнул рукой Эду и Вильме и вошел в «Купол».

Конечно, здесь работали кондиционеры, поддерживая приемлемую температуру. Пальмы, кактусы, большой бассейн, грубые хижины под деревьями. Было даже что-то вроде главной улицы, больше напоминающей Диснейленд. Все как в городке золотоискателей Дальнего Запада. Только новенькое.

Кругом толпилась молодежь, щедро демонстрируя густой бронзовый загар. Многие молодые люди были в плавках или пляжных трусах, а девицы прохаживались с обнаженной грудью.

Бобби решил первым делом снять комнату и направился к отелю, но парень за стойкой, нелепый в тесном ковбойском жилете и необъятной шляпе, заявил, что мест нет.

– Что же мне делать? – растерялся Бобби.

Псевдоковбой смерил его взглядом и протянул:

– Пока не застолбишь телку, можешь оставить барахло здесь. У такого симпатичного парня, как ты, не будет проблем с койкой.

– Ты шутишь?

– Это ты шутишь, приятель. А зачем еще было тащиться сюда?

За неимением лучших возможностей Бобби пришлось отправиться в салун. Он и в Париже не был великим сердцеедом, успехи можно было пересчитать по пальцам одной руки. Салун был тоже сработан под Дальний Запад. Деревянные стены, пол посыпан опилками. Длинная стойка из дерева с медью. Все три бармена будто только что сошли с экрана ковбойского фильма. Среди загорелых парней в трусах и молодых полураздетых женщин Бобби чувствовал себя круглым идиотом в своих джинсах и куртке. Нервно оглядевшись, он нашел свободное место с самого края стойки. Бармен глянул на него с усмешкой, но хоть документов не спросил.

Бобби допивал бокал водянистого американского пива, когда женский голос произнес рядом:

– Один «кир».

Впервые после Парижа Бобби услышал знакомый жаргон.

– Один... что? – переспросил бармен.

– Не выдергивайся, гринго: один «кир»!

Через свободный табурет рядом с Бобби перегнулась девушка – ее голые груди покачивались в сантиметре от его руки. У нее были длинные светлые волосы, выгоревшие на солнце, и от нее исходил мускусный запах загара. Она была примерно его возраста.

– Так как же, черт побери, вам готовить? – переспросил бармен.

Бобби решил рискнуть:

– Стакан белого вина и немного черносмородинового ликера.

Девушка одарила его лучистой улыбкой.

– Вот это брэки! – воскликнула она. – Гражданин мира в куртке от Доджера, и где? В самом логове гринго!

– Я... э... жил немного во Франции. – Инстинкт подсказал Бобби лучший ответ.

– Ты жил в Европе? – Девушка тут же уселась рядом с ним.

– Приготовь два, – велела она бармену. – Мне и месье в куртке от Доджера.

– Боб, – представился Бобби.

– Эйлин. Как же тебе, Бобби, удалось вырваться в Европу?

Бобби засомневался. Еще ни от кого в Америке он не слышал про Европу ни единого доброго слова. Нет уж, надо идти до конца!

– Я там родился, – сказал он. – В Париже.

– В Париже? – завопила она, прижимаясь к Бобби. – Вот это дела! Могла ли я подумать, что доведется трахнуться с парижанином!

– Я, собственно, и не француз, – опешил Бобби. – То есть мой отец американец, и у меня американский паспорт, а гражданства нет...

– Ты отлично подойдешь, – объявила Эйлин. – Вот увидишь! Слышишь, Бобби, расскажи-ка мне про Париж!

После трех «киров» он с этим более или менее справился, опустив все, что касалось русской матери, сестры, поступающей в Гагаринский институт, и, конечно, истинных причин отъезда отца из Америки. Зато пересказал подробности парижской ночной жизни и поездок на Лазурный берег, упомянув и общение с изощренными француженками.

– Что же ты делаешь в старой, скучной Калифорнии?

К этому времени они были совсем тепленькие и Эйлин голой рукой обнимала его за плечо.

– Я поступлю в американский университет. В Лос-Анджелес или Беркли, еще не решил.

– Ну ты даешь! Конечно, в Беркли! – воскликнула Эйлин. – К черту Л-А! Я там выросла и лето провожу там у родителей. Тамошние парни – это шайка гринго, ты там всех возненавидишь!

– Ну...

– Слушай, а ты не хочешь накормить меня обедом и послушать обо мне?

– Конечно, – ответил Бобби.

– Колоссально! А вот тебе задаток. – Тут Бобби получил такой поцелуй, что воспалился окончательно.

Они отправились в китайский ресторан, и там за свининой му шу, омаром в черном бобовом соусе и яйцами фу юнг Эйлин взяла разговор на себя. При этом она ловко управлялась одной рукой с палочками для еды, а другой под столом держала Бобби за бедро.

У родителей Эйлин Спэрроу свой дом в Беверли-Хиллз, а сейчас отец, агент по продаже недвижимости, хочет приобрести участок в Нижней Калифорнии. Возможно, скоро так разбогатеют, что переберутся куда получше. Из этого, конечно, не следует, что она сама – гринго. Родителей ведь не выбирают, так? Она поступила в прошлом году в Беркли и сейчас специализируется по английскому языку. Она там сошлась с красными, они не шовинисты-гринго, и настоящий француз из Парижа, особенно если он тоже немножко американец, им очень понравится. Она едет в Беркли в следующий понедельник, а до этого Бобби может пожить в комнате Тода – брат сейчас в армии... А маме с папой они скажут, что Бобби ее однокурсник, и ради всего святого, чтоб он не ляпнул, что был в Европе: папаша ненавидит европешек. И надо обязательно надеть «доджера», папа обожает тип-топ, экстра-класс...

– Отлично! – сказала она за миндальным печеньем. – Давай плати, а то нас не выпустят, и пойдем ко мне, хватит!

Бобби еще не встречал такой девушки и никогда не мечтал о такой девушке, чтобы она сама заплатила за выпивку, сама познакомилась и сама потащила его к себе.

Комната, кстати, была самая обычная – телевизор, шкаф, два ночника и водяная кровать, но Бобби не воспринимал обстановки. Он ошалел, возбуждение достигло болезненного предела, и, казалось, сейчас все у него лопнет.

Едва закрыв дверь, они свалились на кровать, и вскоре Бобби осознал, как неправдоподобно, восхитительно происходящее, он хотел, чтобы это длилось вечно.

– Неплохо, – одобрила и Эйлин. – Можно бы чуть подольше, но для начала неплохо...

Любовью на разные лады они занимались довольно долго. Бобби чувствовал себя хоть и расслабленным, но мужественным и готовым на большее. Лежал рядом с ней, сонный и довольный, и вдруг рассмеялся.

– Ты что, Бобби?

– Я подумал, – ответил он, – что в Париже всегда мечтал поехать в Штаты и узнать, что такое быть настоящим американцем. И вот я здесь, и чему я учусь?