Текст книги "Тайны Норы"

Автор книги: Нора Шарифф

сообщить о нарушении

Текущая страница: 9 (всего у книги 15 страниц)

16. Выживание во Франции

В момент отъезда предвосхищение ожидавшего нас путешествия отдавалось дрожью в желудке! Без проблем выполнив все формальности в алжирском аэропорту, мы поднялись на борт одиннадцатичасового лайнера. Через несколько часов с небольшим багажом, скромной суммой денег и несколькими драгоценными вещицами, которые еще оставались у матери, мы приземлились во Франции. Вот она, свобода! Я опустилась на колени и поцеловала землю Франции в знак признательности.

Тщательно спланировав выезд из Алжира, мы совсем не думали о том, что будет потом. Нам надо было остановиться в отеле, чтобы передохнуть. Мать нашла один на окраине города, недалеко от того места, где мы выросли, что облегчало мне задачу навестить знакомых по кварталу. Потом нам надо было определиться насчет будущих шагов, чтобы побыстрее устроить новую жизнь в шестиугольнике [13]13
  Разговорное название Франции, территория которой на карте напоминает шестиугольник. (Примеч. пер.)


[Закрыть]. Изучая окрестности гостиницы, ища, где бы перекусить, мы набрели на небольшой китайский ресторанчик. Нам нравилась китайская кухня, но мы были совсем лишены ее в Алжире! В тот вечер мы устроили настоящий праздник с китайскими блюдами. Вшестером, сидя на полу в отеле, мы поедали цыпленка в карри и самоса [14]14
  Самоса – пирожки с овощной начинкой. Блюдо из ведической кухни. (Примеч. пер.)


[Закрыть]и молча глядели друг на друга. Надо было что-то сказать: молитву или хотя бы торжественное слово!

Мать нарушила тишину.

– Ну вот, девочки, мы во Франции!

– Ага…

– Ты как себя чувствуешь, Нора?

– Немного странно. Мне кажется, что это сон. Я так ждала этого момента, но теперь не могу поверить, что он наконец наступил, и мы уже здесь, во Франции. Завтра я хотела бы навестить наш старый квартал. С ним меня связывает столько воспоминаний!

– Прекрасная идея. Так хотелось бы поселиться именно там. Но сначала нам нужно выполнить все формальности. Завтра утром первым делом мы отправимся в центр социальной помощи.

– Зачем, мама?

– Нам необходима помощь, чтобы найти жилье. Так здесь принято, ты же знаешь!

– Социальная помощь? Это в самом деле необходимо? Но мы и сами можем подыскать себе жилье! – осуждающе заявила Мелисса.

– Ты права, Мелисса, подыскать мы можем. И мы могли бы выкрутиться сами, если бы нам позволяло наше финансовое положение. К сожалению, оно не позволяет. Денег у нас нет. Нам назначат куратора, который сделает заявку, чтобы мы могли получать субсидию для оплаты жилья и, возможно, нам удастся поселиться в ашлеме [15]15
  Ашлем – от аббревиатуры HLM (фр. Habitation a loyer modere) – квартиры в многоэтажных домах, социальное жилье, которое бесплатно предоставляется государством семьям с невысокими доходами. (Примеч. авт.)


[Закрыть].

Мне было стыдно, оказавшись во Франции, прибегать к социальной помощи. Мы были хорошо обеспеченной семьей когда-то, поэтому теперь мое самолюбие страдало. На следующее утро, встав в очередь перед одним из кабинетов центра социальной помощи, я почувствовала себя такой униженной, что хотелось провалиться под землю.

Наша новая жизнь начиналась плохо. Социальная служащая, молодая женщина немногим старше меня, приняла нас прохладно. Тем не менее, она внимательно выслушала рассказ матери, и, похоже, ее тронула наша история.

Справившись о моем возрасте, она предложила мне отправиться в общежитие для молодых людей, которые оказались в трудном положении. Меня хотят разлучить с семьей? Я едва не расплакалась, потому что совершенно не представляла своего будущего без моих родных, вдалеке от любимых братишек. Я нуждалась в них так же сильно, как и они во мне. Я стала протестовать, и мать поддержала меня. Служащей не оставалось ничего другого, как уступить нашим требованиям.

– Я и не знала, что вы так привязаны к своей семье. Как правило, молодые девушки, наоборот, предпочитают общежитие для молодежи, чтобы быть среди сверстников. Это счастье, что вы так настойчивы.

Сделав несколько телефонных звонков, она наконец нашла гостиницу далеко на окраине, где нас могли бы принять на несколько дней.

Снаружи гостиница выглядела неплохо. Старое белое здание, расположенное недалеко от станции метро. Это было практично, ведь в ближайшие дни нам придется много ездить. Однако, увидев консьержа, мы сразу изменили свое мнение. Если комнаты похожи на него… Грязные волосы, руки в татуировках, не помещающийся под футболку живот… Словом, вид у него был еще тот!

– На вашем месте я хорошенько закрыл бы двери, прежде чем лечь спать. И никому их не открывайте. Тут, дамы, разные люди живут. И как это социальная служба додумалась отправить вас сюда?

Мать сглотнула слюну, то же сделала и я. В этот миг из бара, пошатываясь, вышел клошар, слишком пьяный, чтобы нас заметить. Мелисса, скорчив гримасу отвращения, в отчаянии дернула мать за рукав по направлению к выходу.

– Мама, пойдем отсюда. Мы здесь не останемся. Я боюсь, – прошептала она.

Что касается меня, то я не находила повода, чтобы скрывать свои мысли.

– Это настоящая дыра! Посмотри на эту грязную лестницу! Я боюсь ступить на нее! Представляю, в каком состоянии находятся комнаты!

– Умоляю вас, девочки, будьте благоразумны. Я прошу вас набраться терпения. Это только на три дня. Старайтесь не волновать малышей!

Малыши… бедняжки! Они тоже не хотели подниматься на этажи. Они были маленькими, но не слепыми! Я совсем забыла о влиянии, которое на них оказываю. Обменявшись с Мелиссой взглядами, мы, решив смягчить драматизм ситуации, взялись за руки и стали подниматься по лестнице к нашим комнатам.

Открыв двери первой, мы увидели две больших кровати, у одной из которых была сломана ножка. Одеяла были покрыты пятнами, о происхождении которых не хотелось даже не думать. Такие они были мерзкие. Некогда белый умывальник покрывал желтый налет, а окна были такими грязными, что с трудом пропускали свет. Мать быстро закрыла двери, а мы молча стояли в коридоре и ждали.

– Не все так страшно – у нас есть в резерве еще одна комната. Давайте посмотрим, на что похожа она.

Вторая комната была такой же грязной, как и первая, она находилась этажом выше. Там тоже посередине возвышались две составленные вместе очень шаткие кровати.

Главное – без паники…

Не могло быть и речи о том, чтобы мы разделились по этим комнатам, тем более, в таком жутком месте!

Мы решили остановиться в первом номере. Но, в довершение ужаса, ванная комната у нас была общая с соседями. А разве у нас был выбор? Младшие братья сразу окрестили гостиницу отелем «Какашка». Вполне подходящее название!

Три дня и три ночи – это еще не конец света. Я повторяла себе, что это преходяще, сравнивала с теми ужасами, которые нам пришлось пережить, и надеялась на лучшее. Дни напролет мы проводили на улице, в торговом центре или в городских парках. Так мы развлекали мальчиков, которые уже стали скучать по отцу, и использовали возможность находиться подальше от малопривлекательной гостиницы. Когда я вспоминаю о тех днях, снова вижу эту череду несчастий. Каждый раз, думая, что вышли из огня, мы попадали в полымя. Сколько времени длились эти нескончаемые испытания? Или счастье было не для нас? В такие моменты я начинаю думать о том, до какой степени мне повезло: ведь теперь я живу в чистой, уютной квартире в Монреале. После первой ночи в отеле «Какашка» я убедила Мелиссу отправиться вместе со мной в наш старый квартал. Так хотелось увидеть наш дом I и его окрестности, а если повезет, то и своих старых друзей, и особенно Тонтона. Мне так его не хватало, столько я хотела ему рассказать! По дороге, я поделилась с сестрой несколькими самыми дорогими для меня воспоминаниями. Ей исполнилось семь, когда мы уехали. Что можно запомнить в таком возрасте? Возвращая ее в прошлое, я надеялась, что она сможет вспомнить многое.

– Мы едем в город, чтобы узнать, на месте ли наши старые друзья.

– Какие старые друзья?

– С которыми мы играли: Рашель, Лейла… Помнишь, ты всегда хотела ходить за мной и мать заставляла меня брать тебя?

– Не помню. А что мы делали вместе?

– Устраивали разные конкурсы, бег наперегонки. Выигравшие получили подарки. Тебе это ни о чем не говорит?

– Что-то такое припоминаю.

– И ты часто побеждала!

– Вот как!

– Ты забыла, не так ли?

– Думаю, да. Хотя какие-то обрывки воспоминаний всплывают из памяти.

– Это нормально. Тогда ты была совсем маленькой.

– Как ты думаешь, мы сможем быстро найти жилье? – спросила она, возвращаясь к тому, что ее беспокоило.

– Конечно, не переживай, – ответила я, чтобы ее успокоить, хотя сама не была ни в чем уверена.

– Говорят, что они не смогут сделать для нас слишком много.

– Не так-то просто поселить семью из шести человек. Необходимо время, чтобы найти нам то, что нас устроит.

– Мне так хочется снова пойти в школу!

– Знаю.

Я жалела сестру, понимала ее растерянность. Мелисса выросла очень чувствительной и беспокойной, а теперь она очутилась в центре бурных изменений, которых не понимала и не могла принять. Сама она не выбирала трудностей и ничего плохого не сделала, не заслужила бедная девочка подобную судьбу.

Рождение в какой-то конкретной семье накладывает отпечаток на судьбу ребенка, который уже в юном возрасте зависим от выбора родителей, без права решать самому. Есть родители, которые считаются с мнением своих детей в принятии важных, касающихся всей семьи решений, другие, наоборот, не допускают этого. Ребенок, не выбирает семью, это скорее лотерея или божий промысел. Если это не так, то почему ребенок должен терпеть свою жизнь как незаслуженное наказание и очень рано познавать на собственной шкуре чувство несправедливости? Не верю, что все мои несчастья даны мне в наказание, предпочитаю думать, что они нужны для того, чтобы я могла набраться опыта. Мать покорилась выбору своих родителей и мужа, я, в свою очередь, тоже терпела немало. Зато теперь надеюсь, что смогу правильно относиться к своим детям, когда они у меня появятся.

Помню, раньше, перед нашим отъездом в Алжир, французы больше улыбались и выглядели более раскрепощенными. Теперь же пассажиры метро показались мне серьезными и озабоченными. Компании молодых людей угрожающего вида бродили то тут то там, готовые напасть в любой момент. Впервые я не чувствовала себе в безопасности в парижском метро. Парни разговаривали довольно громко, и я отметила, что акцент парижских окраин сильно изменился: многое из их разговора я просто не понимала. Можно было подумать, что они снимаются в клипе хип-хопера!

– Надеюсь, мои старые друзья не такие, как они, иначе я никогда не осмелюсь с ними заговорить, – призналась я Мелиссе.

– Твои друзья тоже выросли, как и ты. Им по двадцать лет, а это просто подростки, которые хотят быть похожими на взрослых.

Как бы там ни было, метро я покинула с облегчением. Раньше я не боялась, прогуливаясь по улице, проходить мимо компаний подростков. Да, у меня было несколько друзей-бунтарей, но они никогда не делали ничего плохого. Я чувствовала себя чужой на запуганной жестокостью родине, но еще больше меня удивило появление стекла, отделявшего кабину водителя автобуса от салона с пассажирами, чего раньше не было.

Настроение снова поднялось при виде пешеходной улицы, по которой я любила гулять в детстве. Она совсем не изменилась. Какое облегчение! Эти милые цветы у дверей магазинов, задвигающиеся ставни, белые и красные или белые и зеленые, шум на террасах кафе и многочисленные прохожие, как и прежде, шагающие в такт музыке. Я нашла знакомый уголок из прошлого. Старый квартал действовал на меня успокаивающе. Оставалось спуститься по большому бульвару к улице, на которой мы жили. Я не сразу заметила изменения, но чем ближе мы подходили, тем больше я убеждалась, что многое изменилось за время нашего отсутствия. Бульвар утратил прежний шарм, когда срезали все деревья. Теперь он казался шире, но, к сожалению, стал более серым и грязным. Повсюду были только стены, камень и брусчатка. Лишь несколько магазинов остались такими же, как и раньше.

Я так торопилась навестить Тонтона, что ускорила шаг и буквально волокла за собой сестру, которая не поспевала за мной. Увы, меня ждало большое разочарование: бакалея не работала, двери и окна оказались закрыты. Я долго стояла перед магазином, погрузившись в раздумья.

Мелисса молча ждала рядом, давая мне время погрустить. Какая деликатность с ее стороны! Тонтон не оставил ни записки, ни адреса. Когда-то он жил здесь, в задней части магазина. Тонтона больше не было. Я ужасно огорчилась!

Я больше тебя не увижу…

– Нора, все в порядке? – смущенно спросила Мелисса, стараясь вырвать меня из объятий печали.

– Какое там – в порядке! Давай-ка пойдем посмотрим, как там наш старый дом.

– Не думаю, что это хорошая идея. У меня плохие предчувствия.

– И тем не менее, если мы его не увидим, ты первая будешь жалеть об этом. Я слишком хорошо тебя знаю. Идем!

Семь лет назад там росли два гигантских дерева. Словно бдительные стражи, они охраняли вход на нашу улицу, каждый сезон красивые по-своему. Теперь их не было. Они исчезли так же, как исчез Тонтон.

Может быть, Мелисса права, и нам в самом деле не стоило туда идти? Я колебалась. Ворота в сад обветшали. Черная краска облупилась и уступила место ржавчине. Ветер раскачивал табличку с надписью «Продается». Но не это самое ужасное. Сам дом выглядел заброшенным. Высохшие ветки вьющихся растений облепили стены. И ни одного цветочка! Ни одной зеленой травинки! Мое любимое дерево, мое прекрасное абрикосовое дерево спилили! Розовые кусты засохли. Куда ни глянь – везде царило запустение. Чтобы не уронить себя в глазах сестры, считавшей меня сильной, я решила не подавать виду, как мне больно. Думала, она все равно не поймет моего горя. Как я была наивна, думая, что все будет так же прекрасно, как раньше! Я и допустить не могла подобного.

В утешение годилась чашка горячего шоколада в кафе на углу. Как только мы туда вошли, сладкий запах круассанов с маслом и шоколада навеял нам тысячу других моментов, о которых мы с тоской вспоминали в Алжире. Пока мы наслаждались сладостями, я узнала за столиком в глубине зала старого школьного товарища из начальной школы, Адриена.

– Иди, заговори с ним, – подзадорила меня Мелисса.

– Не могу.

– Почему?

– Даже не знаю, как тебе объяснить. Я не знаю, о чем с ним говорить. Не сказать же ему: «Привет, Адриен. Мы только что приехали из Алжира и увязли в дерьме по самые уши»?

– Ну, раз не хочешь, не подходи к нему.

– Не подойду. Не хочу.

На самом деле мне было стыдно за себя, за положение, в котором мы находились. Мне казалось, что все равно он меня не узнает. Я ведь стала совсем другим человеком. Чужой для тех, кто меня когда-то знал, и, возможно, чужой для себя самой. Здесь больше не было для меня места! С грузом разочарований мы тронулись в обратный путь. Я наконец поняла, что здесь я больше не у себя дома. Было ошибкой возвращаться во Францию без тщательной подготовки и планирования. Я стыдилась своей неуверенности, отсутствия надежной крыши над головой. Не имея дома, я чувствовала себя изгнанником на чужой земле.

Трехдневное пребывание в отеле «Какашка» подходило к концу, и мать попыталась связаться с нашим куратором из центра социальной помощи, но, к своему удивлению, узнала, что той нет на месте. Она уехала отпуск! Матери пришлось заново рассказывать нашу историю другой служащей, которая посоветовала нас связаться с СЭМП [16]16
  СЭМП (фр. SAMU) – служба экстренной медицинской помощи, в круг обязанностей которой входит оказание первой помощи раненым и бездомным. (Примеч. авт.)


[Закрыть].

СЭПМ! Экстренная помощь! Я не могла поверить своим ушам! Чем эти люди смогут нам помощь? Нам ведь нужно жилье. Это обеспокоило еще больше.

Мать набрала номер, не зная, какую пользу мы сможем из этого извлечь. Нам назначили встречу на восемь вечера на автобусной остановке перед рестораном «Макдональдс», хотя талоны на бесплатное питание у нас закончились. Оставалось еще несколько часов до условленного часа, но мы уже собрали вещи и направились туда пешком. Площадка возле ресторана была любимым местом для игр близнецов, и они забыли о голоде. Тем лучше для них и для нас. Наконец стрелки часов приблизились к восьми часам.

Машина СЭМП приехала вовремя. Люди на автобусной остановке, да и сами медики, с удивлением наблюдали, как мы садимся в машину экстренной помощи. Я представила нас со стороны: большая семья с маленькими детьми, совсем не похожи на обычных клиентов. В салоне, пока медик измерял братьям температуру, мать рассказывала нашу историю о том, как мы убежали из Алжира. Взволнованный, он внимательно ее слушал, а его большие голубые глаза излучали доброжелательность.

– Должен признаться, что место, куда мы вас отвезем, не совсем подходит для вашей семьи! Поэтому я дам вам телефонный номер экстренного вызова на всякий случай. Позвоните, и кто-то обязательно приедет за вами. Вы сможете остаться в приюте на неделю, но учтите: правила там очень строгие. Поверьте, мне очень жаль, что я не могу отвезти вас в какое-то более подходящее место.

– Это не страшно, главное, чтобы мои дети смогли отдохнуть, и приют был чистым.

Приют для бездомных располагался в большом особняке в относительно благополучном квартале. Нас встретил молодой человек и, проведя внутрь, сообщил, что наше пребывание ограничено одной неделей. Я сочла его замечание вполне уместным, поскольку разочарованиям предпочитала суровую правду. Целая неделя в таком месте тогда оказалась для нас большой привилегией, и мы вздохнули с облегчением, тем более, место выглядело вполне пристойным. Возможно, за это время мы сможем найти какой-нибудь выход. Малыши устали, впрочем, как и все остальные. К тому же все мы хотели есть. Показав место, где мы могли оставить чемоданы, молодой человек хлопнул в ладоши, чтобы привлечь наше внимание.

– Вы голодны? Сегодня у нас на ужин фасоль, – сообщил он, наблюдая за реакцией мальчиков.

Мы так проголодались, что согласны были на все. Нам принесли наполненные доверху тарелки. Пока мы с Мелиссой кормили малышей, мать разговаривала с работником приюта. Я медленно повернула голову в сторону людей, сидящих в соседнем зале на канапе. Никто не смотрел телевизор, все уставились на нас!

Несколько бездомных, давно не стриженных и небритых, стариков в потрепанной одежде, молоденьких женщин с детьми, молодых парней, почти детей – и вот теперь мы. Тут в самом деле были люди разного сорта и все – без определенного места жительства…

Наконец мать присоединилась к нам. Она объяснила, что мы должны будем встать в семь часов, а еще через час уходить. Вернуться в приют мы могли только в восемь часов вечера.

– Что? Если я правильно поняла, мы должны провести весь день на улице! А если пойдет дождь, что мы будем делать? – возмутилась я, думая в первую очередь о малышах.

– Таковы правила, я ничего не могу поделать.

– Но как же мальчики, мама?

– Меня тоже это беспокоит, уверяю тебя. Мы должны ходить вместе с ними. Пойдем в парк, в «Макдональдс» или другое удобное для них место, чтобы скоротать время до вечера. У меня есть талоны на обед. Мы сможем преодолеть все трудности, если вы мне поможете. В нашей семье трое взрослых на троих детей. – Лучше бы мы остались в Алжире! Там, по крайне мере, у нас был дом, – возразила Мелисса.

– Давайте спать. Дети устали. Я тоже, – закончила разговор мать.

Комната была большая и чистая. Каждому досталось по отдельной кровати, а Заху – колыбель. Комната была убрана не без вкуса: стены выкрашены в приятный светло-бежевый цвет, потолок с деревянными балками и двумя треугольными окнами, сквозь которые можно было наблюдать, как на небе появляются звезды. Все это придавало помещению дополнительную элегантность и позволяло на некоторое время забыть о новом для нас статусе бездомных. Свернувшись на подушке, как котенок, я просто наслаждалась лежанием в постели. Мне было очень удобно. Я подняла голову и посмотрела на небо с множеством звезд. Господь был там, совсем рядом, я уже не чувствовала себя одинокой. И я обратилась к нему. Я говорила долго, пока наконец не уснула, успокоенная, в его объятиях.

Подниматься в семь часов, чтобы уйти в восемь, было нелегко для каждого из нас. Проснулись мы с трудом. Мальчики встали с постелей в плохом настроении. Каждое утро для нас превращалось в долгое и мрачное. Близнецы без конца просились назад, в Алжир, да и отсутствие их отца сказывалось.

Когда погода ухудшалась, худо было и нам. В холодное и дождливое время мы укрывалась в торговых центрах, магазинах или ресторанах. Наши перемещения создавали немало проблем, несмотря на то, что у нас была коляска. Ведь мальчики требовали к себе внимания и постоянно просились на руки. После долгих изнуряющих прогулок мы возвращались в приют полностью измотанные и спали без снов.

Такая жизнь, конечно же, не подходила для маленьких детей. С каждым днем малыши становились все мрачнее. Они не имели возможности поспать после обеда, отчего появилась угроза истощения. Я сильно переживала за них, но ничего не могла поделать.

Однажды вечером Риан сильно раскашлялся. У него поднялась температура, и матери посоветовали вызвать «скорую помощь», чтобы отвезти его в больницу. Я очень переживала. Самое худшее для меня – потерять брата. Я была готова умереть вместо него. Мать с медиками и Рианом уехала в больницу. Я была слишком взволнована и не могла уснуть. Спустилась в холл и нашла там служащего приюта, марокканца, и женщину с ребенком, появившуюся здесь пару дней назад.

– Сигарету хочешь? – спросил служащий.

– Спасибо, не курю.

– И совершенно напрасно. Это помогло бы тебе заснуть.

– Ну хорошо, если вы так говорите. Я закашлялась на первой же затяжке.

– Какая же это гадость!

– Попробуй еще.

Затянувшись еще раз, я почувствовала, как кружится голова. Но и в самом деле почувствовала себе легче, хотя больше, чем спать, мне хотелось вырвать. Таким был мой первый и единственный опыт с сигаретой, и я довольна, что по сей день у меня нет зависимости от никотина.

Через несколько часов мать с Рианом вернулись в приют. Легкие малыша наконец-то прочистились. Успокоившись, я уснула на пару часов, что оставались до рассвета.

Доктор настоятельно не рекомендовал Риану выходить на улицу, и мать надеялась, что руководство приюта на время позволит отойти от правил. Она спро– ' сила совета у одного из служащих, который сказал: надежды, что для нас сделают исключение, почти нет. Однако мы хотели попытаться поговорить об этом с социальным работником мадам Танги.

Утром, едва появившись в приюте, она с высоко поднятой головой прошагала в свой кабинет. Ни улыбки, ни приветствия – ничего. Мать решительно направилась следом за ней. Я не могла слышать, о чем они говорили, но слышала, как тон матери постепенно повышался. Она испробовала все: мольбы, уговоры, упреки. Но все было напрасно и изначально обречено на провал. Мадам Танги была неумолима!

Мадам Танги… если бы вы сами оказались в таком положении, вы бы поняли, каково было нам.

Мать вышла из кабинета вне себя от гнева, быстро собрала вещи.

– Идемте, дети, мы уходим.

Укутав Риана поплотнее, мать вышла на тротуар, а мы все двинулись следом, словно щенки за мамой-собакой.

Молодая женщина с ребенком, которая тоже ночевала в приюте, сообщила нам адрес ресторана с африканской кухней, где можно было относительно недорого поесть. В основном в это заведение приходили неквалифицированные рабочие – мусорщики и дворники с низкими заработками. Персонал ресторана встретил нас гостеприимно, получить столик оказалось не проблемой.

Позади больших столов-прилавков три женщины в африканских платьях готовили на больших сковородах традиционные африканские блюда.

Старый беззубый мужчина, сидевший перед ящиком для сбора милостыни, встретил нас улыбкой. За несколько франков мы сытно поели под ритмы тамтама. Моим любимым кушаньем был тшеп [17]17
  Тшет – североафриканское блюдо из риса, овощей и курятины. (Примеч. пер.)


[Закрыть]; от одного запаха которого у меня потекли слюнки. От гостеприимной ресторанной атмосферы на душе становилось теплее.

Но, покончив с едой, мы вынуждены были покинуть это волшебное место и бродить где-то еще несколько часов. Моя мать сгибалась под тяжестью мрачных мыслей. Словно курица, всегда готовая защищать своих цыплят. Я догадывалась, о чем она думает, а Мелисса и братья страдали, постоянно жаловались и просились назад, в Алжир.

Мать была на грани, хотя не говорила об этом. Я видела это и знала! Она упрекала себя за то, что мы оказались в подобной ситуации. Как и мать, я тоже сердилась на себя – за то, что не могу ничего сделать. Но надо держаться. Мы должны бороться, иначе все наши усилия будут напрасными.

Проведя несколько часов на улице, потом в диспансере, мы перешли в ресторан «Макдональдс» на улице Жана Жореса. И вдруг мать заплакала. Я часто видела, как она плачет, но все равно не могла привыкнуть к ее слезам!

А она все плакала, потому что чувствовала себя ответственной за все, что с нами произошло. Взволнованные ее слезами, мы с Мелиссой старались найти подходящие слова. Даже если я не ждала ничего хорошего от ближайшего будущего, мне хотелось, чтобы она снова поверила в себя и свои силы.

– Не расстраивайся, мамочка, все будет хорошо. Все скоро образуется. Главное, что мы вместе и в безопасности, не так ли? Эти два небольших словечка безопасность и вместе были сказаны, кстати, чтобы ее успокоить, – такие простые, но такие важные.

* * *

На следующее утро кашель у Риана не прекратился, и мать снова попыталась умилостивить мадам Танги. Как только она зашла в ее кабинет, вслед за ней проскользнул и Риан, которого сразу же стошнило прямо на свежевыкрашенный пол.

Мадам Танги страшно разозлилась. Все, кто находился в большом зале, слышали ее вопль в приоткрытую дверь кабинета.

– Этот свинтус испортил пол, который только что выкрасили! Немедленно убирайте все!

При виде разъяренной фурии Риан расплакался. Мать попросила меня успокоить малыша.

– Сразу видно, что у вас нет своих детей! Вы просто злобная истеричка! – в свою очередь крикнула мать. – Счастливы дети, у которых нет такой матери, как вы!

– Вы осмеливаетесь меня оскорблять!

– Вы назвали моего сына свинтусом! Я защищаю его и в этом могу зайти очень далеко, даже поколотить вас, если понадобится.

– Я не хочу больше видеть вас в этом приюте. Ни сейчас, ни, тем более, вечером.

– Слава богу, приют вам не принадлежит! Сегодня вечером я вернусь как ни в чем не бывало, это мое право.

– А вот посмотрим!

– Да, посмотрим!

Собрав вещи, мы покинули приют на день. Мать сразу же связалась с нашим социальным куратором, но мадам Танги уже успела поговорить с ней и, конечно же, изложила факты в искаженном виде. К счастью, у нас было много свидетелей, которые могли подтвердить наши слова. Наш куратор пообещала матери лично провести служебное расследование, но в любом случае мы имели право вечером вернуться в приют. Что мы и сделали с превеликим удовольствием. После ужина мать пригласил к себе на разговор заведующий приютом. Он принес извинения за поведение своей сотрудницы, сказав, что мать может подать на нее жалобу.

Это история потрясла нас, особенно Риана, который винил себя в происшедшем. Ведь это его стошнило. Бедняжка! Я несколько раз за вечер повторяла ему, что он совсем не виноват, что это вполне естественно, когда человека тошнит во время болезни, и что мадам Танги сама виновата, потому что вела себя некорректно и не имела никакого права подвергать ребенка подобной психической нагрузке.

Я была особенно горда за свою мать, за ее поведение с мадам Танги. Какая женщина! Такая маленькая и хрупкая, она смогла выпустить когти, когда возникла необходимость защитить своих детей! Настоящая волчица! Здорово, ведь речь шла именно о нашей защите.

После недели проживания в приюте нас переселили в гостиницу на другом конце города. Социальная служба должна была платить хозяевам жилья до тех пор, пока мы не найдем решение получше, возможно, через несколько месяцев. Близнецы стали посещать детский сад, а Мелисса с большим удовольствием пошла в школу. Конец скитаниям! Наконец для них настала более-менее нормальная жизнь. Я могла вздохнуть с облегчением. Возможно, мне тоже удастся найти работу.

Мы расположились в двух соседних комнатах – маленьких, но с собственным душем и телевизором. Большая кровать, шкаф, журнальный столик и несколько квадратных метров свободной площади казались нам настоящими подарками судьбы, упавшими с неба, а комнаты – номерами люкс! Жизнь в приюте сделала нас менее привередливыми. В каждой комнате мы положили между кроватями на пол по одеялу, которые служили дополнительными постелями.

Я должна была спать на полу в первой комнате, а Мелисса делила кровать с Элиасом. Во второй комнате на матрасе на полу спал Зах, а мать поместилась на кровати вместе с Рианом. Мне не нравилось, что нам запретили готовить в комнатах на электроплитке. Мы продолжали питаться вне дома. Мать рассказала нам о правилах пребывания в гостинице, которые выставили хозяева.

– Мы можем оставаться здесь до тех пор, пока центр социальной помощи будет вносить плату за нас, – сообщила она.

– Да, но мы не можем не готовить, – перебила я. – Это очень неудобно для такой семьи, как наша. Шесть человек ютятся в двух комнатушках. Согласна, здесь чисто, но ашлем подошел бы нам куда лучше. Почему мы не настояли на этом варианте?

– Я согласна с тобой, Нора! – добавила Мелисса. – К тому же гостиница стоит намного дороже. Сколько, мама?

– Тысяча шестьсот франков в месяц за одну комнату.

– Это так дорого! За эту цену мы могли бы поселиться в месте намного комфортнее, чем ашлем.

– Возможно, у нас это получится.

– Держи карман шире! Может, они вообще дадут нам дом? – с улыбкой переспросила Мелисса.

– Или виллу, – подхватила я шутку.

– Тогда уж лучше сразу замок, – закончила мать, и мы дружно рассмеялись. – Я видела школу неподалеку отсюда. Завтра я запишу туда близнецов. А ты, Мелисса, как смотришь на то, чтобы подыскать себе колледж?

– С удовольствием! – подскочила от радости она.

У меня на глаза навернулись слезы. Жизнь возвращалась на круги своя! Мы оправлялись от потрясений и готовы были заняться обычными делами. Что это – инстинкт выживания или жизненная сила? Но где тот источник, из которого мы будем черпать энергию в дальнейшем? Этого я не знала. До этого момента таким источником были мы сами. Когда кто-то из нас начинал падать духом, другие подбодряли его. Испытания, которые заставляли нас идти по грани, научили заботиться и поддерживать друг друга. Я поняла, до какой степени мать и сестра похожи друг на друга.

– А у тебя, Нора, какие планы? – спросила мать, как всегда, возвращая меня к реальности. – Ну… я пока не знаю, – заговорила я, чтобы дать себе пару секунд на размышление. – Постараюсь найти работу.

– Это хорошо, доченька.

– Это я так думаю. Но у меня нет ни документов, ни специального образования. Кто наймет на работу человека без профессии?

– Ты можешь попытать счастья в ресторанах или устроиться присматривать за детьми.

– Думаешь?

– Уверена. Ты любишь детей, и они отвечают тебе взаимностью.

– Да, я их люблю, но хотелось бы работать официанткой, как тогда в Алжире.

– У тебя еще нет документов, думаю, с детьми тебе повезет больше. В ближайшее время мы сделаем все необходимое, чтобы ты получила документы. Тогда ты сможешь выбирать себе работу, какую захочешь. Иншалла! [18]18
  На все воля Аллаха, араб. (Примеч. пер.)


[Закрыть]