Текст книги "Остров Южный Камуи"

Автор книги: Нисимура Кётаро

сообщить о нарушении

Текущая страница: 14 (всего у книги 15 страниц)

5

Когда дежурный сообщил, что к инспектору Тасаке посетитель, Оно вышел в приёмную вместо отсутствующего коллеги.

Он увидел мужчину с усиками лет сорока.

Бросив на инспектора неприветливый взгляд сквозь толстые линзы очков, посетитель вручил Оно свою визитку со словами:

– Я представляю интересы госпожи Кёко Игараси.

На карточке значилось: «Итиро Ёсимута, директор компании «ABC-продакшн».

«Ну, началось», – подумал про себя Оно, изобразив на лице официальную холодность.

– Извините, вы и есть господин Тасака? – уточнил Ёсимута.

– Нет, – ответил Оно. – Тасака ведёт расследование. Пока ещё не вернулся. Я его коллега, инспектор Оно.

– В таком случае передайте ему, когда вернётся, чтобы прекратил заниматься глупостями.

– Глупостями? – переспросил Оно. Лицо его при этом дрогнуло.

Ёсимута невозмутимо пояснил:

– Совершенно очевидно, что речь идёт о самоубийстве. Если полиция сейчас будет предпринимать какие-то движения, подразумевая, что тут что-то не так, это может сильно повредить репутации госпожи Игараси, повлиять на её популярность.

– Пока никем не установлено, что это именно самоубийство, – заметил Оно.

– Да нет же, это самоубийство. Ведь даже предсмертная записка имеется. Вы же видели её? – с нажимом продолжал Ёсимута.

– Видел, – ответил Оно. – Однако у нас есть сомнения насчёт того, что шестилетний ребёнок способен совершить самоубийство. Вот почему мы и проводим расследование.

– Но, по словам госпожи Игараси, инспектор Тасака проводит следствие в такой манере, будто она сама убила собственного сына.

– Едва ли это так…

– Да, это факт. Она мне только что жаловалась, вся в слезах. Инспектор Тасака вломился к ней в служебное помещение, прямо в студию. Обращался с ней в присутствии репортёров как с преступницей. Как хотите, но это уже перебор!

«Дело дрянь!» – подумал Оно. Действительно, перебор. Ведь дело пока не классифицируется как расследование убийства, и главное управление на это согласия не давало. Это пока как бы «внутреннее расследование». Тут важно не упустить ни одной мелочи. Эмоции эмоциями, но, похоже, Тасака перегнул палку.

Ёсимута, видя, что собеседнику нечего сказать, почувствовал себя увереннее и добавил:

– В актёрском мире легко потерять репутацию – поползут разные слухи, которые буквально могут стоить жизни. И если полиция не будет принимать этого во внимание… Если следствие и в дальнейшем будет занимать такую позицию, мы должны будем в целях самозащиты подать иск на инспектора Тасаку. Так ему и передайте, – с угрозой закончил он.

Когда Ёсимута ушёл, Оно доложил обо всём комиссару и в заключение сказал:

– Хочу съездить в полицейское управление Асакусы.

Комиссар на некоторое время задумался, сложив руки на груди.

– Что, хочешь расспросить там о Тасаке?

– Ну да. У меня там как раз однокашник из полицейской академии в управлении работает. Авось что-нибудь да прояснится. Ведь с какой стороны ни взгляни, Тасака в этом деле ведёт себя странно. Если будет продолжать в том же духе, сам же и пострадает. Это меня беспокоит. Если станет понятна причина, по которой он так себя ведёт, наверное, можно будет ему помочь.

– Ну хорошо, поезжай, – разрешил комиссар.

Оно отправился в Асакусу, шагая по улицам, где таял в лужах снег. На душе у него кошки скребли: ведь он собирался выведывать секреты личной жизни Тасаки. Конечно, у него было достойное оправдание: всё делалось ради самого же Тасаки – но легче на сердце от этого не становилось.

Старый приятель инспектор Ёкои радостно приветствовал Оно. Они не виделись года четыре. Поговорили, каждый рассказан немного о себе. Наконец Оно как бы невзначай заметил:

– У меня сейчас напарник инспектор Тасака. Он ведь раньше в вашем управлении работал?

– Тасака? – переспросил Ёкои и с улыбкой кивнул. – Ну да, как же! Инспектор Тасака. Ну, этому можно доверять, так ведь? Человек серьёзный!

– Да, только я кое-чего не пойму…

– Ты о чём?

– Почему он до сих пор холостяк? Ведь тридцать уже стукнуло.

– А ты что, невесту ему хочешь подыскать? – рассмеялся Ёкои.

– Может, и так, – уклончиво согласился Оно. – Я слышал, он раньше был женат?

– Да, был. Только там у него всё пошло вкривь и вкось. Они расстались. Хотя и ребёнок был…

– Ребёнок был?

Эта новость была неожиданной. Оно предполагал, что поведение Тасаки в нынешнем расследовании как раз и было связано с тем, что у него никогда не было своих детей.

– Такая миленькая была девчушка, – сказал Ёкои и помрачнел.

– Она что, умерла?

– Да, страшной смертью. С тех пор Тасака и стал такой нелюдим, замкнулся в себе.

– И как же она умерла?

– Видишь ли, жена у него любила всякую показушную мишуру. Уже после того, как ребёнок родился, она связалась с одним популярным киноактёром. Ребёнка бросила, а сама к этому мужику смылась. Очень ей нравилась вся эта богемная жизнь. Причём сбежала она в тот день, когда Тасака отправился на задание в связи с расследованием дела об убийстве. Девочке было всего два с половиной годика. Она пошла разыскивать сбежавшую маму, упала в глубокую канаву и не смогла выбраться. Так и умерла.

– А его жена знала, что девочка погибла?

– Наверное, не знала, – сказал Ёкои и добавил: – Только ты про этот разговор Тасаке – ни слова!

Из рассказа Ёкои становилось ясно, почему Тасака проявлял такой необычайный интерес к этому делу. Вероятно, в его сознании нынешнее расследование напрямую ассоциировалось с тем инцидентом, окончившимся изменой жены и гибелью дочери. Однако понимание обстоятельств дела и побуждений Тасаки не принесло самому Оно душевного покоя. Скорее наоборот, на сердце стало ещё тяжелее.

6

Служащий на санэпидстанции, к которому обратился Тасака, точно не помнил, предупреждал ли он ребёнка Кёко Игараси не трогать отравленные клёцки или же не предупреждал. Эта неопределённость прибавила инспектору бодрости и мужества. Вероятность убийства увеличивалась.

Когда он вышел с санэпидстанции, солнце стояло высоко и снег таял вовсю. До нынешнего утра улицы были затянуты нарядным белоснежным покрывалом, а теперь утопали в грязи. «Так же, как мадам Игараси», – сказал про себя Тасака, шагая к детскому саду, куда ходил малыш. Внешность красивая, а душа грязная. Взять и спокойно пожертвовать собственным ребёнком!.. Так же, как его собственная бывшая жена Мисако…

Из-за снега и распутицы на дверях детского сада висела табличка «Выходной день», но директор и молоденькая воспитательница были на месте. Их можно было расспросить о бедном малыше.

– Кажется, он очень любил покойного отца? – спросил Тасака.

– Да, – кивнула воспитательница. – Когда все рисовали, он всегда рисовал самолёты и объяснял: «Это папин реактивный самолёт». Очень любил папу…

– А маму?

– Вы имеет в виду госпожу Игараси?

– Да. Он её портреты рисовал?

– Если ему говорили: «Нарисуй маму» – то рисовал.

– А в другое время, сам по себе не рисовал?

– Нет.

– Но ведь обычно малыши рисуют на картинках своих мам, разве не так?

– Н-ну, в общем… – вдруг как-то неопределённо ответила воспитательница, вероятно испугавшись, что её слова могут подтолкнуть инспектора к каким-то выводам.

– Как вы восприняли известие о том, что мальчик покончил с собой? – спросил Тасака, чтобы переменить тему.

Воспитательница явно вздохнула с облегчением.

– Очень удивилась.

– И только? А вам это не показалось странным? Вы не задумывались над тем, насколько в принципе шестилетний малыш способен покончить с собой?

При таком напоре воспитательница снова замкнулась и ничего не ответила. Тогда Тасака обратился к пожилому заведующему:

– А вы что думаете об этом? Вы когда-нибудь читали или слышали такое, чтобы шестилетний ребёнок покончил с собой?

– В нашей стране рекордно юный возраст для самоубийцы – семь лет, это точно, – в деловой, но доверительной манере сообщил сухопарый заведующий.

– Значит, всё-таки не шесть?

– Нет, но…

– Что но?

– С малышами очень трудно судить, самоубийство это или нет. Они же, в отличие от взрослых, обычно не оставляют предсмертных записок. К тому же за рубежом есть зарегистрированные самоубийства и в шесть лет.

– И тем не менее для Японии официальный рекорд – семь лет, – с нажимом констатировал Тасака.

Он словно перепроверял себя. При таком расчёте, если официально зафиксированный рекорд раннего самоубийства – семь лет, это, вероятно, могло служить свидетельством того, что самоубийство шестилетнего ребёнка – явление неестественное.

Тасака покинул детский сад с сознанием, что получены ценные сведения. Так, по крошкам, пожалуй, удастся и собрать улики, то есть доказательства, что совершено убийство, – говорил он себе, шагая по раскисшему снегу.

Однако вечером, вернувшись в холостяцкую квартиру, где никто его не ждал, Тасака, несмотря на удовлетворение от проделанной работы, почувствовал, как навалилась на сердце тяжкая усталость. Причины он и сам не понимал. Поднимаясь к себе по тёмной бетонной лестнице, он вдруг на мгновение ощутил, что все его усилия вывести на чистую воду Кёко Игараси – суета сует. Тасака даже слегка мотнул головой, чтобы отвести эту мысль. Возможно, тщета его стремлений в погоне за ушедшей женой проецировалась на нынешние его усилия загнать в угол Кёко Игараси…

– Надо держаться! – сказал себе Тасака с вымученной усмешкой. Он уже вытащил из кармана ключ, как вдруг с удивлением заметил, что в квартире зажжён свет.

Дверь тоже оказалась не заперта. Хорошенькое дело: к инспектору полиции в квартиру вломились воры! Мобилизовавшись, Тасака резко распахнул дверь – и замер на пороге. Посреди комнаты в шесть татами сидела бросившая его два года назад жена Мисако. Она смотрела на него, улыбаясь сквозь слёзы.

– Здравствуй, – сказала она сдавленным голосом.

Тасака, не оборачиваясь, закрыл за собой дверь.

В его груди вскипела волна ярости. Хотелось изо всех сил ударить эту женщину, но он сдержался и только смерил её ледяным взглядом. Не ударил он её не из жалости, но лишь потому, что боялся, как бы она не приняла это за прощение.

– Зачем ты пришла? – спросил он не меняя позы, подавив обуревавшие его эмоции.

Мисако не пожалела косметики, но из-под неё проглядывало осунувшееся усталое лицо.

– Я хотела перед тобой извиниться… – сказала Мисако. – Прости меня.

– Ты, наверное, ошиблась адресом. А как же твой Сайто, этот захудалый телевизионщик?

– Не говори мне о нём!

– Что, бросил тебя?

На большие глаза Мисако навернулись слёзы. Тасака, можно сказать, и женился на ней ради этих красивых глаз. Почувствовав, что не может и теперь оставаться равнодушным, он закусил губу.

– Небось радуешься теперь, что я в таком виде, – заметила Мисако.

– А что, нельзя? – буркнул он.

– Да нет, все считают, что я сама во всём виновата, – горько сказала Мисако, обводя взглядом комнату. – А где же Мика? Я хочу её увидеть наконец.

– Её нет.

– Как это нет?

– Она умерла.

– Умерла?

– Да, умерла, – резко бросил Тасака, чувствуя, что его душит новая волна гнева. – Мика умерла в тот день, когда ты убежала из дома. Когда я вернулся вечером, она лежала мёртвой в канаве неподалёку. Пошла за тобой и упала в канаву. Ей ведь было всего два годика – выбраться не смогла. Когда я её оттуда доставал, она лежала сжавшись в комочек… Это ты её убила.

Мисако некоторое время остекленевшим взором смотрела в пространство и наконец разразилась рыданиями. Тасака посмотрел, как мелко вздрагивает её спина, повернулся и вышел из квартиры. Он снова оказался на вечерней улице города.

Он шёл не разбирая дороги. Когда, так и не справившись до конца с нахлынувшими чувствами, Тасака вернулся домой, брюки его были по колено забрызганы грязью. В квартире всё ещё горел свет, но Мисако там уже не было.

7

Оно поразился тому, как скверно выглядит Тасака. Глаза у него были красные – видно, всю ночь не спал.

– Ну и видок у тебя! – озабоченно заметил он. – Что, расследование не ладится?

– Да нет, всё нормально. Дня через два-три смогу предъявить доказательства того, что это было убийство, – угрюмо ответил Тасака.

Однако вся его уныло ссутулившаяся фигура, как казалось Оно, не демонстрировала такой уверенности.

– Ты только не перегибай там, – сказал Оно.

Тасака, ничего не ответив, стремительно вышел из кабинета.

Оно не на шутку встревожился. Поведение Тасаки в расследовании этого дела с самого начала было достаточно странным. Сегодня же эта странность ощущалась ещё более отчётливо. Что же случилось минувшей ночью?

«Как бы он чего не натворил!» – подумал Оно. Опасность чудилась ему в том, что в расследовании Тасака явно руководствовался не только соображениями высшей справедливости. Если он и впрямь перегнёт палку, это может дорого ему стоить.

«Может, пойти сейчас за Тасакой и отвести его потихоньку от греха?» – раздумывал Оно. Когда он уже поднялся с кресла, зазвонил телефон. Оно взял трубку.

На том конце провода раздался суховатый женский голос:

– С вами говорят из больницы К. Будьте добры, инспектора Тасаку.

– Из больницы? – механически переспросил Оно. – Господина Тасаки сейчас нет на месте, а в чём дело?

– Передайте ему срочно, когда вернётся. Его жена пыталась покончить с собой и сейчас доставлена в больницу.

– Попытка самоубийства?

Ему разом вспомнилось всё, услышанное от инспектора Ёкои в полицейском управлении Асакусы. Вероятно, речь идёт о той самой жене, что сбежала от Тасаки, спутавшись с каким-то актёром с телевидения. Однако трудно было догадаться, почему она вдруг предприняла попытку самоубийства.

После этого звонка Оно попытался связаться со всеми местами, где сейчас мог находиться Тасака, но напрасно. Устав от бесплодных звонков, он стал дожидаться возвращения Тасаки, но тут ему пришло в голову, что пока стоило бы наведаться в больницу К. Захотелось выяснить, что собой представляет жена Тасаки.

Больница находилась во втором квартале района Аояма. На двери палаты на третьем этаже висела свежая табличка «Г-жа Мисако Тасака».

Когда Оно открыл дверь, пожилая медсестра прошептала:

– Потише! Вы её муж?

– Нет, я его друг, – ответил Оно.

Мисако Тасака лежала с закрытыми глазами – наверное, спала. Оно отчего-то показалось, что её мертвенно-бледное лицо чем-то похоже на лицо Кёко Игараси.

По словам сестры, Мисако сегодня утром нашли без сознания под деревом в парке возле храма Мэйдзи Дзингу. Она приняла огромную дозу снотворного. К счастью, её вовремя обнаружили, так что удалось промыть желудок и спасти ей жизнь.

– Она, когда пришла в себя, всё звала мужа, – добавила сестра.

Оно присел на стул и, сложив руки на груди, стал разглядывать лицо спящей. Причину, толкнувшую её к самоубийству, Оно как человеку постороннему понять было не дано. Однако можно было с уверенностью предположить, что, если бы у них с мужем всё было в порядке, Тасака сейчас не устраивал бы всех этих выкрутасов. Со слов Ёкои выходило, что эта женщина хладнокровно бросила мужа и ребёнка, но сейчас она не казалась такой мерзавкой. С виду самая обыкновенная женщина. Может быть, как раз оттого, что она и есть обыкновенная женщина, её так повело?..

Внезапно Мисако широко открыла глаза. Некоторое время, не в силах сосредоточиться, она бессмысленно смотрела в потолок, затем, заметив у изголовья постели Оно, рассеянно перевела взгляд на него.

– Тасака скоро придёт, – сказал Оно, отвечая на её взгляд. – Моя фамилия Оно. Мы с ним вместе работаем.

Мисако всё так же смотрела на Оно непонимающим взором. Вероятно, действие снотворных таблеток ещё сказывалось. Однако по выражению её лица было видно, что сознание постепенно к ней возвращается.

– Вы вчера не встречались с мужем? – задал вопрос Оно, который давно уже подозревал возможность такой встречи. Трудно было придумать другое объяснение сегодняшнему совсем уж странному поведению Тасаки.

– Он сказал… – еле слышно прошептала Мисако. – Он сказал, что меня не простит.

– Ну-ну, он ведь, в сущности, человек добрый, – улыбнулся ей Оно.

Ему хотелось, чтобы Тасака оказался добрым… И не столько ради спокойствия этой женщины, сколько ради спокойствия самого Тасаки. Если Тасака не может простить жену, он будет так же жёстко прессовать Кёко Игараси и может при этом наворотить таких дел!..

– Я его сюда доставлю, – пообещал Оно, чтобы подбодрить Мисако.

8

В это время Тасака как раз застал Кёко Игараси в ресторанчике на Гинзе. Она была с каким-то пожилым толстяком, который, завидев приближающегося инспектора, неторопливо поднялся и пошёл к выходу.

Кёко смерила Тасаку ледяным взглядом.

– Вам ещё что-то от меня надо? – спросила она дрожащим голосом.

Гримаса на её лице отражала смесь гнева и презрения, но от инспектора не укрылся и таящийся под этой маской страх. Она боялась. Конечно, она боялась, что правда выплывет наружу.

– Я просто хочу, чтобы вы сказали правду, – закуривая, проговорил он с расстановкой, как бы специально, чтобы позлить собеседницу.

– Я уже всю правду сказала. Вам что, мало? – взвизгнула Кёко.

Тасака покачал головой.

– Шестилетний малыш совершает самоубийство. Да кто в это поверит?

– Но он действительно покончил с собой. Вы же видели его предсмертную записку!

– И вы думали, что полиция этому поверит? – усмехнулся Тасака. – Я знаю, что было на самом деле. Ребёнок вам мешал. Шестилетнего малыша легко подтолкнуть к действию. Особенно, если подсказка исходит от самого близкого человека, от мамы. Вероятно, этим вы и воспользовались. Очевидно, вы ему многократно повторяли, что, если проглотить эту клёцку, отправишься прямиком в рай к папе. Конечно, шестилетний малыш всему поверил. Маленькие дети не могут отчётливо представить себе смерть. Вот он и решил, что если проглотит эту клёцку, то просто сможет встретиться с папой.

– Вы утверждаете, что я убила своего сына?

У Кёко дрожали губы. Тасака неторопливо загасил окурок в пепельнице.

– Что, не так всё было?

– Я обращусь к адвокату и привлеку вас к суду. Я не позволю, чтобы со мной обращались как с убийцей!

– Да пожалуйста, – безразлично сказал Тасака.

Кёко вскочила, с грохотом отодвинув стул, и бросилась вон из ресторана.

Прочие посетители и официанты провожали её удивлёнными взглядами.

Вместо того, чтобы идти за ней, Тасака подозвал одну из официанток и расспросил о том толстяке, что сидел за столиком с Кёко.

– Я его знаю. Это владелец одной фирмы недвижимости, – сообщила официантка.

Она добавила, что мужчина часто бывает в этом заведении. Узнав, что компания находится в районе Ёцуя и называется «Сайдзё», Тасака отправился туда. Он не знал, в каких отношениях состоит Кёко с директором компании, но надеялся, что при личной встрече с ним удастся добыть кое-какую информацию.

Найти риэлтерскую компанию Сайдзё в Ёцуя оказалось делом нетрудным. Это оказалась не какая-то небольшая контора недвижимости, вся заклеенная снаружи объявлениями о продаже и сдаче жилья, а огромная фирма, размещавшаяся в роскошном трёхэтажном здании. Господин Сайдзё, глава компании, внимательно посмотрев на инспектора, с улыбкой заметил:

– Мы ведь с вами уже виделись в ресторане на Гинзе.

Когда Тасака назвал имя Кёко Игараси, Сайдзё сказал без всяких признаков смущения:

– Да, я её хорошо знаю. Нас познакомил один мой друг в ночном клубе. Я, видите ли, в мои-то годы холостяк – вот мы и стали встречаться.

– И насколько же у вас серьёзные отношения?

– Да вот, попросилась за меня замуж, – усмехнулся Сайдзё.

Его усмешка отражала самодовольство, смешанное со смущением.

– Ого! – поразился Тасака. – Когда же у вас состоялся такой разговор?

– Где-то недели две тому назад. Она, конечно, не ко мне питает такую страсть, а к моей фирме. Похоже, у неё большие проблемы с деньгами.

– Вот как?

– Сам от неё слышал. Говорит, работы мало, денег почти не платят…

– Ну, и чем окончились ваши переговоры насчёт женитьбы?

– Вообще-то она мне нравится, но при ней ещё ребёнок… А я детей недолюбливаю. Такой уж у меня склад характера.

– Значит, вы ей отказали?

– Ну, скажем, уклонился от ответа.

– А как она реагировала?

– Была, кажется, неприятно поражена. Наверное, она думала, что я сразу соглашусь.

– Вы знаете, что её ребёнок погиб?

– Конечно. Во всех газетах были огромные заголовки.

– И что вы подумали, когда об этом узнали?

– Это ведь случилось сразу после того, как я отказался на ней жениться. Я было даже подумал, что она могла убить ребёнка ради меня. Но этого, конечно, не может быть.

Тасаку этот ответ вполне удовлетворил. Мотив убийства был найден. Кёко Игараси нуждалась в деньгах, хотела женить на себе владельца риэлтерской компании Сайдзё, но ребёнок был помехой её планам. К тому же этот ребёнок больше, чем маму, любил своего папу, погибшего в авиакатастрофе. В таком случае убийство не должно было доставить ей особых душевных мук. Отношение её к ребёнку было не таким, какое свойственно обычной любящей матери. Она действовала по жестокому расчёту.

При этой мысли Тасака переменился в лице. Он вспомнил о своей жене Мисако. Ведь для неё двухлетняя дочурка тоже была препятствием на пути к воссоединению с тем актёришкой – и вот маленькая Мика погибла. Похожая ситуация. Да нет, просто такая же самая, – подумал Тасака.