Текст книги "Шарада (ЛП)"

Автор книги: Нирай Доун

сообщить о нарушении

Текущая страница: 12 (всего у книги 14 страниц)

Глава 29
Кольт

Я снова веду себя, как болван, но, похоже, не могу остановиться. Она только что рас-сказала мне о мужчине, который лапал ее, и теперь я собираюсь раздеть ее и сделать то же самое. В такой момент я должен просто ее обнимать, но, Боже, я так хочу ее, а она – меня.

Поэтому все должно быть хорошо.

– Я никому не позволю причинить тебе боль, – говорю я ей, надеясь, что так будет лучше.

– Я знаю.

Мои руки скользят к ее талии. Я поднимаю ее футболку и снимаю через голову. Ее желтый бюстгальтер контрастирует с ее темной кожей. Это так сексуально.

Внезапно я чувствую себя ничтожеством, потому что она всю ночь проспала в этой одежде. Я должен был раздеть ее раньше. Наверно, ей было неудобно спать.

Наклонившись вперед, я дразню ее губы своим языком, чтобы она их открыла. Мне хочется ощутить ее вкус. Почувствовать ее, когда она погружается и тоже меня пробует. Ме-ня чертовски сводит с ума то, что мы с ней здесь вместе. Мы и раньше занимались сексом, но сейчас все по-другому, эти мысли заставляют меня чувствовать себя придурком, но мне все равно.

Эта девушка – моя. У меня и раньше было много девушек, но ни одна из них не была моей. Я не хотел, чтобы они становились частью меня, удерживать их, а с ней мне лишь хо-чется защищать ее и все время быть рядом.

Наши губы продолжают облизывать, посасывать и дразнить друг друга в то время, как я вожусь с застежками на ее бюстгальтере. Клянусь, она буквально мурлыкает мне в гу-бы, когда он падает на пол.

Я отстраняюсь, потому что не могу сейчас не посмотреть на нее. На ее стройное тело, темное и загорелое.

– Ты такая сексуальная.

Она ухмыляется. Теперь на мне ее руки, они стягивают с меня футболку. Я так возбу-жден. Я готов заняться любовью с этой девчонкой. Черт, думать о таком глупо, но это прав-да.

И я больше не могу ждать.

Я вожусь с ее брюками, стаскивая их. Ее трусики того же цвета, что и бюстгальтер, и мне хочется снять их с нее и бросить на пол.

Следующими идут мои. Мы оба хватаемся за них и смеемся. Смеемся, потому что на-столько торопимся овладеть друг другом. Никогда такого не было – ни с ней, ни с кем-либо еще.

Из ящика я достаю презерватив. Губы Шай впиваются в мои. Мы безумно нуждаемся друг в друге и настойчивы. Я поднимаю ее, прежде чем на кровати накрыть своим телом. Я снова ее целую. Ее руки тянут меня за волосы.

– Кольт… быстрее.

Мы снова смеемся. Я никогда так не смеялся, как с ней. Несколько часов назад я был зол, только вышел из камеры и вел себя по-дурацки со своей мамой, а теперь я здесь с ней…

Счастлив.

Чертовски счастлив.

– Я хочу поиграть, – поддразниваю я. Касаюсь языком ее соска. Потом второго. Ее ноги обхватывают меня, и я прижимаюсь к ней, чувствую, не входя в нее.

Шай стонет. Выгибается мне навстречу, и я понимаю, что если не заполню ее, то сой-ду с ума.

Зубами я рву упаковку. Мои руки упираются в кровать, с каждой стороны от ее голо-вы.

Ее темные глаза смотрят на меня, освещенные восходящим солнцем на улице.

Я не отрываю от нее взгляда, когда вхожу внутрь. Кому какое дело, как это звучит, по-тому что все это тоже ощущается по-другому. Она цепляется за мою спину, и я беру ее губы. Мы движемся вместе, и мне так хорошо, что я могу взорваться прямо сейчас.

Наши тела липкие от пота, и мне это тоже очень нравится.

Я продолжаю. Сильнее. Быстрее. Для нее. Для себя. Потому что я хочу это сохранить. Я хочу сохранить это ощущение. Ее самой. Того, как быть счастливым.

Это больше не игра, черт возьми. Никаких шарад. Не знаю, как точно это назвать, но чем бы это ни было, оно наше. И я хочу вцепиться в него. И никогда не отпускать.

* * *

Шай наполовину лежит на мне, моя рука – в ее волосах, ее дыхание – на моей груди. Она не спит, и хотя мы лежим так уже минут тридцать, никто из нас ничего не говорит.

Нам со стольким дерьмом нужно разобраться: моей мамой, моим предстоящим су-дом, ее паникой. Это все есть, но не сейчас, потому что в этой комнате никого, кроме нас, нет.

Я сажусь, не желая вылезать из кровати, но мне надо пописать, и еще нам много чего нужно сделать. Я сижу на краю кровати, мое белое одеяло обернуто вокруг нее.

– Нет, – говорит Шай, потянувшись ко мне.

– Мне нужно вставать.

– Тебе нужно остаться в постели, потому что, если ты встанешь, то и мне придется, а я очень устала. – Это безумие, но я слышу в ее голосе улыбку.

Я поворачиваюсь к ней.

– Я знаю, что вымотал тебя, но… – Мои слова прерывает игривый толчок. Смеясь, я пытаюсь выбраться из постели, но тогда она обнаженная садится рядом со мной. Одна ее рука обнимает меня за плечи, а другая проскальзывает под мою руку. Она соединяет обе ру-ки.

– Ты никуда не пойдешь.

– Или я просто заберу тебя с собой, – ухмыляюсь я. Она смеется, и я тоже. Я гляжу в сторону, так что вижу, как она выглядывает из-за плеча.

– Я знаю, что мне трудно отказать.

Я закатываю глаза.

Слова здесь неуместны, но я все равно их произношу:

– Я хочу помириться с мамой. Сделать сегодня что-то для нее. Хочешь пойти со мной?

Еще одна улыбка. И она действует прямо на мой член, вызывая возбуждение. Шай кладет подбородок мне на плечо.

– Я бы не позволила тебе идти без меня.

– Насчет того, что ты мне рассказала…

– Я знаю. Мне нужно с этим справиться.

– Я помогу тебе. – Кто знает, получится ли у меня, но я хочу, чтобы она знала, что я буду рядом.

– Я знаю, – снова отвечает она. – А теперь пошли. Давай навестим твою маму.

* * *

– До сих пор не могу поверить, что тебя повязали. Это круто.

Я подмигиваю маме. Мы сидим на одеяле, за пределами жилого комплекса. Не знаю, было ли умно привести ее сюда, но ей захотелось на свежий воздух. И пусть все идет к черту, если единственное, что у тебя может быть, – это воздух.

У нас пикник, хотя ест она немного. Черт, я не знаю, ест ли она вообще хоть что-нибудь, но она улыбается и смотрит на солнце или на меня с Шай.

– Я крутой, мам. Что еще я могу сказать?

Мы с мамой и Шайен смеемся. Я смотрю на нее. Ее голубые, как у меня, глаза, но с фиолетовыми кругами вокруг них. Но ее улыбка. Она такая широкая, такая яркая, такая чертовски счастливая.

Господи, я буду скучать по ней. Она все, что у меня есть.

– Не надо, – шепчет она, будто прочитав мои мысли. Шай тянется ко мне и сжимает мою руку. Я пытаюсь улыбнуться. Не знаю, насколько настоящей выглядит улыбка, но я выдавливаю ее из себя.

Тучи начинают сгущаться, и я знаю, что у нас не так много времени. Я даже удивлен, что сегодня мы застали столько тепла и солнечного света.

– Было больно? – спрашиваю я ее.

– Да! А с твоими?

– Пф-ф. Нет.

– Но она все равно справилась потрясающе. Даже ни разу не вздрогнула, – добавляет Шайен. Я завидую, что она видела это, но в то же время рад. Рад, что если кто и должен был находиться рядом с ней, – так это моя девочка.

– Потому что это имя моего ребенка. Как я могу вздрагивать, делая самую прекрас-ную вещь на свете?

Ее слова бьют меня прямо в грудь. Они ударяют, как молоток, по сердцу, но все равно не разбивают его. Оно в ушибах. Очень сильных, но не разобьется из-за того, что она сдела-ла для меня.

Я тянусь к ней и беру ее за руку. С одной стороны сидит Шай, с другой – мама. И я думаю… Я размышляю, что, возможно… Это мгновение одно из самых прекрасных для ме-ня. Я никогда раньше по-настоящему не заботился о красоте. Если только не смотрел на девчонку, чтобы переспать с ней, да и то это был другой вид красоты. Интересно, буду ли я теперь это искать? В других местах.

– Прости. Насчет вчерашнего. – Я не планировал заводить об этом разговор, но мне кажется, что это нужно сказать. – Я вел себя как придурок, но рад, что ты это сделала. Я благодарен тебе за это.

Ее глаза наполняются слезами.

– Я знаю, малыш. Знаю. – Потом она смотрит на Шай. – Давай поговорим о тебе. Я хочу знать все о девушке, которая украла сердце Кольтона.

Когда Шай глядит на меня, я вижу, что в ее глазах тоже стоят слезы. Я киваю ей голо-вой, и она начинает говорить. Я наблюдаю за ними и слушаю, когда Шай рассказывает маме о своих танцах. Как сильно она любит это занятие. Как они дали ей возможность на чем – то сосредоточиться, когда мама ушла. Она тоже рассказывает ей о маме. Не во всех подробно-стях, но о том, как все было неидеально и что она недавно узнала о ее смерти.

Они говорят о школе и том, как Шайен любит английский, но думает заняться помо-щью детям. Психологией или чем-то таким. Не могу поверить, что не знал этого. Что даже не потрудился спросить. Многие годы я столько всего делал неправильно и теперь, глядя на них, мою девушку и мою умирающую маму, знаю, что должен это исправить. Сделать что-то лучше.

Они заговаривают о фотографиях. На улице становится прохладнее, и я вижу, что мама дрожит.

– Почему бы нам не пойти внутрь и не посмотреть фотографии? Покажи Шай, что я всегда был таким же потрясающим, как и сейчас.

Они соглашаются, и мне приходится поднять маму, чтобы усадить ее в кресло. Сквозь ее кожу и халат, который она до сих пор носит, я чувствую проступающие кости.

И снова молоток. Еще больше ударов, бьющих точно в цель.

Целый час мы рассматриваем старые фотографии. Шайен смеется и плачет. Мама – тоже. Я практически ощущаю себя сторонним наблюдателем, но ничего. Я тоже являюсь ча-стью всего происходящего. Она всегда так много работала. У нее не было множества друзей. Все свободное время она проводила со мной, пока я не стал ужасным сыном и не отсутство-вал постоянно. Но все равно, были лишь я или работа. Единственное, о чем она заботилась.

Так забавно видеть ее с Шай. Как будто это ее подруга или дочь. Интересно, она так же это воспринимает? Я рад, что подарил ей эти мгновения.

В конце концов, мама признается, что устала. На прощание она обнимает Шай, а по-том я увожу ее в комнату. Она лежит в постели, и я наклоняюсь, чтобы поцеловать ее в лоб, но она останавливает меня.

– Спасибо. – Ее ладонь накрывает мою щеку, а по лицу текут слезы. – Это был заме-чательный день, Кольтон. Как и ты, он всегда будет частью меня.

Я качаю головой. У меня болят глаза, когда я пытаюсь сдержать слезы. Я не могу это-го сделать. Сейчас мы не можем этого сделать. Еще не время. Я не готов.

– У нас их будет еще много, – говорю я ей, но при этом не могу смотреть в глаза. – Обещаю.

– Я знаю. – Она прижимается к моему лбу своим, и мы так и сидим. Я закрываю гла-за, потому что чертовски слаб и не могу видеть ее такой. Видеть, что она не верит мне, что у нас будет еще много таких дней, и жалеть, что не подарил их ей раньше.

Я знаю, что она еще что-то хочет сказать. Я чувствую это по тому, как ее ладонь каса-ется моей щеки, но она не говорит. Она лишь произносит:

– А теперь иди и проведи день со своей девушкой. Она необыкновенная.

Я киваю. Еще несколько секунд задерживаюсь, а потом отстраняюсь.

– Да… она такая. Мне с ней повезло.

– Как и ей с тобой.

Я на это надеюсь. Действительно надеюсь.

Глава 30
Шайен

После встречи с мамой Кольт не настроен чем-либо заниматься. И я могу его понять. Не могу себе представить, через что он прошел, и жалею, что не могу ничего для него сде-лать. Ненавижу это чувство беспомощности. Я знаю, что разделю его с ним. Думаю, мы оба слишком часто такое испытываем. Возможно, это одна из тех вещей, что свела нас вместе.

Мы снова остаемся у него дома. Здесь, как и всегда, царит какое-то безумие. Я удив-ляюсь, занимается ли Адриан чем-нибудь еще, кроме вечеринок.

– Как ты выносишь все эти бесконечные вечеринки? – спрашиваю я, когда на сле-дующий день мы лежим в постели.

Кольт пожимает плечами.

– Наверно, потому что я постоянно тусовался с ним.

– Ох. – Его ответ вызывает у меня прилив счастья. Вместо вечеринки он со мной. – Со мной веселее, да? – поддразниваю я.

Кольт смеется. Люблю этот звук.

– Ты чертовски дерзкая, вот так.

– А у тебя самый ужасный рот.

– Я думал, что мы решили, что женщинам нравится мой рот. Тебе же нравится мой рот, да?

Он начинает использовать его на мне, и я не могу сдержать дрожь. Он, определенно, умеет им пользоваться.

– Ты все время меня отвлекаешь.

Я позволяю своим глазам закрыться и просто ощущать.

– Тебе же это тоже нравится.

И он прав. Мне нравится. А еще мне нравится его эта игривая сторона. Нравится, что я единственная, кто ее видит.

– Хватит разговоров.

Моя рука скользит по его волосам.

– Есть, – говорит он. Как и всегда, Кольт держит свое слово.

* * *

– Ты раньше уже бывал? – спрашиваю я Кольта, когда он взбирается по травянисто-му холму. На земле уже сидят несколько человек, под ними расстелены различные цветные покрывала, а некоторые устроились на стульях. Их окружает несколько деревьев, но немно-го. Возможно, именно поэтому они собираются осенью, потому что не слишком жарко. Хотя сегодня будет прохладно. Я жду этого с нетерпением.

– Где? – спрашивает он. Я практически забыла, что задала ему вопрос.

– На концертах в парке. Ты раньше уже бывал на них?

Они спонсируются колледжем. На них выступают инди-группы. Мы даже не знаем, какую музыку ожидать, но нам хочется выбраться из дома. Сделать что – то нормальное.

Кольт закатывает глаза.

– Ага. Постоянно бываю. Я помогаю их организовывать.

Я качаю головой и смеюсь над ним.

– Ты прав. И о чем я думала? Тебе действительно должно хотеться чего-то нормаль-ного и веселого.

Тогда он делает то, что меня удивляет. Кольт щекочет меня. Он делает это осторожно, и я с легкостью опускаюсь на землю, потому что… ну, потому что я не возражаю против того, чтобы именно он опустил меня.

Оседлав меня, он садится мне на живот. Он умудряется взять обе мои руки в свою, и я не могу высвободиться.

– Как тебе такое? Нормально и весело? Я это должен делать? Щекотать тебя и быть жизнерадостным на людях?

Его голос звучит весело. На губах играет улыбка.

– Нет. Ты делаешь неправильно, – говорю я ему.

Он вскидывает голову.

– Разве? Блин.

– Ты должен целовать меня.

Не говоря ни слова, он наклоняется вперед и делает так, как я сказала. Наши языки танцуют, переплетаются друг другом именно так, как он называет меня маленькой танцов-щицей. Но слишком быстро он отстраняется.

– В этом она хороша, не так ли? – При звуке голоса Грегори я напрягаюсь.

Но Кольт – нет. В две секунды он слезает с меня и вскакивает на ноги.

– Что, черт возьми, ты только что сказал? – шипит Кольт.

Я поднимаюсь на ноги. И что я вообще увидела в Грегори?

– Не надо. – Я хватаю Кольта за руки.

– Я сказал, что она хороша в этом, хотя и уверен, что ты прекрасно меня слышал.

Рядом с ним стоит рыжая. Я удивлена, что он не привел с собой друга. Он же такой трус.

– Ни слова больше о ней. Если хочешь, можешь поливать меня дерьмом. Но ты впу-тываешь ее, поэтому я надеру тебе задницу. Снова. Сколько раз еще потребуется? – Кольт поднимает один, два, три, четыре, пять пальцев, пока не держит уже обе руки.

– Мы в самом деле будем это делать? – спрашивает Кольт. – Я лично пас, ты ведь пришел с девушкой, а мне бы не хотелось, чтобы ей снова пришлось приводить тебя в поря-док. Почему бы тебе не заняться тем, для чего ты сюда пришел? Поливать меня дерьмом перед своими друзьями и делать вид, что ты настоящий мужик, чтобы гнобить меня. Если не возражаешь, я пытаюсь поцеловать свою девушку.

Я знаю Кольта. Он действительно побьет Грегори, если тот попытается что-нибудь сделать. Я крепче сжимаю его руку. Лицо Грегори ярко-пунцовое. Он зол и смущен. Не могу поверить, что я так долго была с ним. Что он мне так нравился.

– Это еще не конец, – говорит Грегори прежде, чем уйти. Я с трудом сдерживаю смех. Он говорит как в каком – то второсортном фильме.

– Блин, как я его ненавижу. – Напряжение Кольта, наконец, спадает.

– Прости. Я просто хочу хорошо провести день.

Он вздыхает, что звучит не очень хорошо, но говорит:

– Так и будет. Мы же нормальные и веселые, помнишь?

Я улыбаюсь, а потом мы заканчиваем подниматься по холму, находим место и рас-стилаем покрывало.

Вскоре начинает звучать музыка. Парень с гитарой, который играет немного похоже на Бобби Лонга, – единственный, кого я слушаю. Но этот парень не так хорош.

Я сижу между ног Кольта, а его руки обернуты вокруг меня. Спиной я чувствую его сердцебиение и гадаю, соответствует ли оно моему ритму.

Когда становится прохладно, он натягивает на нас одеяло. Грегори забыт. Все осталь-ное может подождать. Мы просто сидим и слушаем. Я не уверена, нравится ли ему такая му-зыка, но он здесь, и это что-то значит для меня.

– Ты у меня в долгу за это, – шепчет он мне на ухо прежде, чем прикусить зубами мочку.

– И откуда я знала, что ты это скажешь?

Он посмеивается и продолжает меня обнимать. Я рада, что на улице холодно, но даже если бы стояла жара в сорок градусов, мне бы все равно нравилось, что он меня обнимает.

Когда концерт заканчивается, мы идем к машине, держась за руки. Не знаю, сколько еще дней мы проведем вот так – была ли это счастливая случайность, потому что ему про-сто нужен перерыв, или мы попытаемся сделать это своей новой нормальностью. Я лишь знаю, что мне это нравится. Мне нравится все, что мы с ним делаем.

– Мы только что сходили на чертово свидание, Маленькая Танцовщица, – поддраз-нивает Кольт, когда мы подходим к машине.

– Я только что подумала об этом.

Он ухмыляется.

– Было не так уж плохо. Мама бы гордилась.

Я отвечаю на его улыбку и обнимаю. Что такого в этом парне делает меня такой раз-вязной? Что вызывает у меня желание дотронуться до него, поговорить с ним и просто быть рядом?

– Ты проводишь со мной время, чтобы сделать свою маму счастливой? – смеюсь я.

Кольт качает головой.

– Ты пытаешься вытянуть из меня комплименты?

Я игриво толкаю его, прежде чем сесть в машину. Он стоит позади меня, закидывая покрывало на заднее сиденье, а потом забирается на пассажирское место.

Я едва успеваю завести машину, когда у меня звонит телефон. Это номер Бев. У Коль-та еще нет нового телефона, так что, может, она просто звонит поздороваться.

– Алло. – Я слушаю. На глаза машинально наворачиваются слезы. Сердце разбива-ется. – Хорошо… я поняла.

Я вешаю трубку и гляжу на Кольта.

– Это Мэгги. – Я беру его за руку, и он напрягается. – Она нехорошо себя чувствует… Они звонят в хоспис. Думают, что пора.

Вот так быстро нашей нормальности… нашему веселью приходит конец.

Глава 31
Кольт

Я чувствую, будто задыхаюсь своим собственным языком. Будто он отекает, заполняя мой рот, горло, душа меня, но я все равно не могу заставить себя его открыть и произнести слово. Все это время у меня в мозгу пусто, за исключением одних и тех же слов, снова и сно-ва прокручивающихся в голове.

Пора, пора, пора.

Такие чертовски простые слова, но они значат, что все меняется. Что мне придется продолжать жить, но она скоро умрет. Ее не станет, черт возьми. Ни большого бьющегося сердца, ни улыбки. Ничего, кроме кожи, костей и моего имени на ее запястье, пока, в ко-нечном итоге, не останется даже этого.

Моя рука крепче сжимает дверь и приборную панель, пока моя танцовщица везет ме-ня домой. Чтобы сидеть рядом с моей мамой. Пока она умирает.

Я практически давлюсь. Что-то поднимается у меня в горле, но я с трудом это прогла-тываю. Я не могу потерять контроль. Не могу. Только не сейчас. Только не перед тем, как увижу ее.

Мы выбираемся из машины, и Шайен берет меня за руку. Она не спрашивает, в по-рядке ли я. Какой же чертовски дурацкий вопрос! Ненавижу, когда люди его задают, зная при этом ответ. Вместо него, она спрашивает:

– Ты уверен, что хочешь, чтобы я осталась?

Я притягиваю ее к себе, любя за то, что она спросила, и по-прежнему нуждаясь в ней, потому что самому мне с этим не справиться.

– Останься, – это все, что я говорю, потому что лишь это и могу выдавить. Она пони-мающе кивает. Всегда понимающе, каким бы придурком я ни был.

У меня ужасно дрожат руки, когда мы входим внутрь. Я сплетаю свои пальцы с ее, нуждаясь в поддержке только этой девушки.

– Ох, Кольтон. – Мэгги притягивает меня в свои объятья, но я не обнимаю ее в ответ. У меня нет желания что-либо делать.

Не понимаю. Позавчера с ней все было в порядке. Она смеялась, разговаривала и си-дела на солнышке.

– Что случилось? – выговариваю я.

Мэгги отстраняется.

– Вчера большую часть дня она спала. Ее рвало.

– Почему ты мне не позвонила? – спрашиваю я.

– Она попросила меня не звонить. Сказала, что просто устала. Это ее право, Кольтон.

– Я ее сын, – рычу я. – У меня есть право.

– Сегодня утром приходила еще одна медсестра из хосписа… Они прописали ей еще больше морфина. Он поможет ей справиться с болью.

Она хочет сказать, поможет убить ее.

– Она не хотела их принимать, пока ты не приедешь. Она по-прежнему много спит, но…

Я больше не слушаю, потому что мчусь уже по коридору. К ее комнате. Она испыты-вает ужасную боль, потому что хотела дождаться меня.

Ее голова повернута, глаза устремлены к двери, как только я захожу в комнату.

– Кольтон, – едва шепчет она. Мои ноги прикованы к полу. Я не могу двинуться. Как, черт возьми, она может выглядеть хуже всего за два дня? Как такое может произойти? Она подключена к капельнице внутривенно. Я и раньше видел ее дома в таком состоянии, но сейчас все по-другому.

Мой пульс стучит в ушах. Грудь сдавливает. Это мама. Та, которая все время была ря-дом. Та, которая лишь хотела, чтобы я был счастлив. Что-то представлял из себя. Был лучше нее и отца, и теперь она умирает.

Ее рука вытянута ко мне, ладонь раскрыта.

Черт побери, двигайся, Кольт!

Я чувствую на своем плече руку Шай, подталкивающую меня. Шаг за шагом я подхо-жу к ней.

– Привет, мам. – Мой голос надламывается, и я ненавижу себя за это. За то, что не могу быть сильнее, когда она так нуждается во мне.

– Привет. – От сухости ее губы сильно потрескались, но она все равно умудряется растянуть их в улыбку.

– Я люблю тебя. – Я зол, потому что с моих губ срываются именно эти слова. Я люб-лю ее и хочу, чтобы она это знала, но такое обычно говоришь перед прощанием. А я еще не готов прощаться.

Она отвечает не сразу. Просто берет меня за руку и пытается ее сжать.

– Я устала.

– Тебе больно? – Что за дурацкий вопрос. Конечно, ей больно. Мне уже больно от то-го, что я просто смотрю на нее.

Мама кивает головой.

– Шай. Позови Мэгги. Скажи, что ей нужно лекарство.

Я держу ее руку, когда сажусь в кресло. Никто из нас ничего не говорит. Ее дыхание поверхностное и громкое.

В комнату входит не Мэгги, а другая медсестра и добавляет лекарство к капельнице. Моего плеча снова касается рука Шай. Я не смотрю ни на кого из них. Не говорю ни с кем. Не делаю ничего, только гляжу на маму.