Текст книги "Мой Артек"
Автор книги: Нина Храброва
сообщить о нарушении
Текущая страница: 12 (всего у книги 12 страниц)
– Особо любимую? Не помню, я любила все наши песни.
– Нет, была одна, именно твоя, ты часто ее мурлыкала. Хочешь, спою?
И она спела:
Таня, Танюша, подружка моя,
Помнишь ли знойное лето это:
Скромная блузка и девичий стан,
Сбоку в кармане наган…
– Неужели? Какой дурной вкус: «скромная блузка, девичий стан!» – возмутилась рафинированная Ирина Мицкевич, нежно любимый мой друг.
– Да! Девичий стан – это, конечно, не Бог весть что. Но зато – сбоку в кармане наган! И к тому же, не забывай, что я была как вы. Как все.
– Ура! – завопили мои, увы, постаревшие «дети» – именно как все!
Поэтому я надеюсь, что в этих «исповедальных» записках, как в капельке росы, в какой-то мере отразилась история одного небольшого, разбросанного по всей стране, но цельного советского коллектива. История одного советского поколения. История длиной в сорок с лишним лет с исходной датой – 1941.
И, если уж речь зашла о Минске, то не могу не рассказать о нашей встрече в этом городе, в августе 1981 года. Она мне особенно дорога тем, что с некоторыми из наших «военных» артековцев я свиделась сорок лет спустя, и были это особенно дорогие для меня люди: Шура Костюченко-Бардакова, Галя Товма-Дрогойлова, Юра Мельников, Валдис Стаунис, Алёша Диброва, Женя Чебанова, Катя Каплунская-Бучковская, Лариса Руденя-Селезнега, Леля Егоренкова-Морозова и «мальчик» из моего отряда Петя Коцман с женой Дусей и сыном Игнасиком. Петя, по-сыновнему привязанный ко мне, очень благодарный, с нежной душой человек…
Как наряден был август, как хорош Минск с его просторными улицами, доброжелательными людьми, стабильным столичныгц бытом. Щедро и добро встретил нас Минск. О том, как мы сами свиделись после стольких лет разлуки – что уж тут говорить…
Алёша взял баян, тронул клавиатуру легким, за сорок лет незабытым движением, и слаженный, будто каждую неделю репетировавший объединенный артековский хор запел: «Везут, везут ребят…» и снова, как всегда волнуя, взвилась над нами песня-птица, гостья из далекой сказки мирного июня 1941 года. И по старой привычке обитатели Суук-Су в паузе между четверостишиями выкрикивали «Суук-Су! Суук-Су!», а Лёля Егоренкова, ныне известный на Смоленщине врач Елена Павловна Морозова, упорно и мелодично возражала им: «Нижний лагерь! Нижний лагерь!» – потому что несколько предвоенных дней провела у самого прибоя, в Нижнем лагере Артека. Живуч «местнический патриотизм» тогдашних отделений лагеря!
Встреча 1981 года была юбилейной – в честь сорокалетия смены, затянувшейся на всю войну из-за невозможности вернуться домой, а потом и на всю жизнь…
Они допели, и бывшая пионерка из Молдавии, ныне советский работник в городе Комрате Галя Товма-Дрогойлова встала и сказала:
– Ну, здравствуй, моя дорогая смена сорок первого года! Вы ведь знаете, я рано потеряла родителей, но никогда не чувствовала себя одинокой, потому что все сорок лет вы были рядом, несмотря на расстояния и расставания. Спасибо вам за счастье, которое дает людям семья…
Алёша сразу же тронул клавиши, чтобы никто не успел прослезиться, Алёша и тогда не выносил, и теперь совершенно не выносит слез, и снова запели артековцы свои отрядные песни, Карл Хеллат все требовал поскорее спеть нашу, третьего отряда любимую – «Три танкиста…» Артековцы наши, все как на подбор с прекрасными голосами, пели удивительно, потому что это были песни о пережитом. Случались ведь в их жизни дни, когда песня была единственным утешением. И снова наполнены были сердца их радостью еще одной встречи с миром Артека, чистым, как только что пробившийся родник. Они пели по-эстонски, по-молдавски, по-украински, по-русски, и никто не забыл ни мотива, ни слов. А если и забылось немного, то все прислушивались к прекрасным сопрано нашей Этель и украинки Шуры – уж эти-то двое помнят не только слова песен, но и имена, и лица всех, кто так или иначе был причастен к Артеку, чьи-то мужественные поступки и шалости, и по-взрослому напряженный труд каждого в помощь фронту, для приближения Победы.
Сидят рядышком бывшие вожатые, вспоминают, как сорок лет назад на них, совсем молодых, легла ответственность за судьбу пятисот детей. Какую школу мужества прошли вместе, и вот:
– Сейчас мы будто на празднике урожая, – говорят друг другу, – все, что было посеяно в трудную весну жизни, таким светлым человеческим урожаем стало теперь, в нашу осень…
В радости долгожданных свиданий, в долгих ночных разговорах несколько десятков людей ищут ответ на вопрос:
– Кем же мы стали в итоге пережитых вместе испытаний, многолетнего общения, постоянных писем и неизменной привязанности друг к другу?
– Большой интернациональной семьей, – говорит эстонка Ланда Рамми, – Артек всегда многонационален. В военные годы у нас жили дети одиннадцати национальностей, у меня в дневнике записано.
– И маленькой моделью мирного трудового советского общества, дополняют ее собеседники. – Мы сейчас, каждый порознь и все вместе, и представляем его – ведь каждый из нас любит свою страну, свой народ, свой труд, свой образ жизни.
– Вот что, друзья, – говорит Алёша, – годы бегут, потребность во встречах растет. Нам надо встречаться ежегодно.
– В 1982 приезжайте в Таллин! – опережая других, кричат мои.
– Кто за?
– Все – за, – подытоживает Ира Мицкевич. – А теперь на прощанье я хочу сказать несколько слов. Спасибо вам за то, что вы есть. Спасибо, что полюбили наш Минск, а уж что Минск полюбил вас – за это я ручаюсь. Спасибо детям тех, кто приехал к нам, – значит, ничто не угаснет вместе с нами, и чувства наши останутся в сердцах детей и внуков. Как больно, как грустно было бы расставаться, если бы не надежда на будущую встречу. Простите за повтор – но я очень люблю вас. Я люблю нашу счастливую и дружную семью, и кажется мне, будто не только к своим друзьям-лицеистам, но и к нам из своего далекого прошлого Пушкин обратил бессмертные слова:
Друзья, прекрасен наш союз,
Он как душа, неразделим и вечен…
Едва прошло полгода после Ириных прощальных слов, как конечно же – приехала из Тарту Ланда и сказала:
– Слушай-ка, пора начинать искать помещение для встречи.
И надо подумать об экскурсиях.
– Ну, что же, пойдем в ЦК комсомола.
Мы пошли по хорошо знакомому адресу и, как следовало ожидать, были встречены в отделе школ и пионеров по-доброму. Но найти в разгар туристского сезона, в августе, помещение для нескольких десятков человек в Таллине оказалось вовсе не просто. Нам предложили старый дом в Козе – общежитие для студентов-заочников.
– Не Бог весть что, – мрачно сказала Ланда, – в Минске по сравнению вот с этим был просто рай. Но мы же народ нетребовательный. Всё же тут мы будем предоставлены сами себе.
– И лужайка есть, можно добиться разрешения развести костёр, – кисло ответила я.
Всё изменила встреча с министром просвещения Эльзой Гречкиной:
– Зачем вам дряхлый дом в Козе, когда пароходство подарило пионерам прекрасный корабль «Таллин»? – сказала министр. – Там много спальных мест, большая кают-компания и кухня. Вы же – пионеры!
Нам сразу понравилась идея немного пожить на корабле. А уж когда мы туда съездили, Ланда сказала мечтательно:
– Хорошо бы сюда на месяц переселиться!
От белого, с красным флагом на корме, корабля веяло романтикой. Слева синел чистый простор моря, ветер благоухал мокрыми канатами и солью. Справа вознесся Вышгород. Наш Старый город, словно из андерсеновской сказки вышедший, сразу распахивал перед гостями свою красоту…
Ланда, в полной мере понимая силу печатного слова, заказала в тартуской типографии сотню открыток с названием «Позывные Артека», мы приглашали своих друзей в Таллин по традиции в августе и просили назвать наиболее подходящие числа. Кроме того, была заказана еще сотня вторичных приглашений, где оставалось проставить только дату, что и было сделано впоследствии: встреча назначалась на 12–16 августа.
И посыпались письма. К нам готовились приехать восемьдесят человек: с Украины, из Белоруссии, Молдавии, Латвии и Литвы. И, конечно, из Москвы и Ленинграда. Пришли письма из Барнаула, из пионерского клуба «Искорка». Немало сил перед пятидесятилетним юбилеем Артека вложили «искрята» в переписку с нами. Мы подружились заочно и теперь с нетерпением ждали их: руководительницу «Искорки» Елизавету Квитницкую и почетную пионерку Артека, теперь преподавательницу Барнаульского пединститута Ольгу Морозову. Алёша Диброва, прощаясь в Минске, сказал оргкомитету таллинской встречи:
– Как хотите, а подавайте нам «искрят»!
Будут «искрята»!
А в одно августовское утро, когда я ждала Ланду для дальнейшик свершений, пришла телеграмма, в ней говорилось, что к нам едет… Артек! Не весь, конечно, но в лице директора музея Галины Рязановой, учительницы Нинель Мирошниченко и еще киностудии «Артекфильм», представленной Владимиром Ляминым и Владимиром Поздноевым.
Ланда, приехав через час и прочтя телеграмму, села от неожиданности и сказала:
– С ума сойти!
Мы расписали график приездов, нарисовали плакат «АРТЕК» и стали ездить на вокзал. Вставали со своим плакатом у выхода с перрона, и нам улыбались возбужденные от странствий пассажиры:
– Пионеры-пенсионеры!
Пассажирская молодость проносилась мимо со своими «остротами», а мы с волнением ждали близких нам людей – среди них много было тех, с кем мы не виделись почти сорок лет!
Подбегает ко мне женщина, кричит:
– Ты – Салме?
– Нет, Гене, я – Нина. Не узнаешь?
Это Гене Вилкайте, она совсем не изменилась, только светлые волосы чуть потемнели. Гене оказалась из пионерок пионеркой! Она тридцать лет проработала в школе педагогом-пионервожатой. К тому же она – член Литовского общества народных мастеров, создает удивительные композиции из засушенных цветочных лепестков, прямо по-японски тонкие произведения в стиле икебана.
Гене, как в детстве, виснет на мне и всхлипывает. За её спиной стоят сильно сочувствующий муж, литовский журналист, и очень похожий на него мальчик – их младший сын.
Царственно идет по перрону заслуженная артистка Литовской ССР Марите Растекайте, очень красивая и смуглая после отпуска и моря. Она всего на сутки приехала, и спустя эти сутки мы с ней набегались и переволновались на Таллинской автобусной станции: ни на один рейс не было билетов. Наконец нашли добрую женщину-диспетчера, Марите ей понравилась, и она сделала все возможное для того, чтобы Марите успела в Литву, на гастрольный спектакль.
Приехал из Вильнюса Гриша Пайлис – остроумный веселый человек. Сначала он насмешничал над теми, у кого мокрые глаза, а потом неожиданно чуть не прослезился, когда стал. Вспоминать о мужестве Сталинграда и о том, как берегли сталинградцы артековцев в те тяжкие дни.
Во втором часу ночи приземлился самолет из Симферополя. Благодаря плакату гости из Артека сразу узнали меня. За ними вышел респектабельный товарищ в костюме стального цвета с соответствующей костюму сединой – наш вожатый Толя Пампу. Приехал без предупреждения – и тут оказался мастером сюрпризов. Итак, на нашей встрече будет четверо вожатых военных лет – Тося, Толя, Ира, я. Потом на корабль придет светловолосая девушка, спросит:
– Здесь артековцы встречаются?
– Здесь, а что?
– Я тоже артековская вожатая Татьяна Якъян, работала в 1978–1980 годах.
Таня сразу стала своим человеком. Я ухмылялась про себя, заметив, как мои за полвека перешагнувшие «детки» почтительно обращаются с юной вожатой – что бы там ни было, а вожатая есть вожатая!
И тут все начинают считать:
– Из «руководства» у нас даже шестеро – наша Лайне Соэ после войны работала в Артеке методистом.
ЦК ЛКСМЭ устроил для нас приём. Секретарь ЦК по школам Керсти Рей сказала:
– За все послевоенные годы в Артеке побывало всего семь тысяч эстонских пионеров. А как хочется, чтобы их было по крайней мере вдвое больше! Вы по себе знаете, какая прекрасная школа общественного воспитания – Артек! Но семь тысяч – тоже немало. Хорошо бы нам встретиться – первые артековцы, все эстонские комсомольцы, работавшие вожатыми, и делегаты от пионеров-артековцев. Соберёмся?
– Соберёмся!
Как долго не виделись мы с бывшей латышской пионеркой Ниной Бивка, теперь Мейме! Я приметила ее еще на вокзале по знакомым чертам лица, по взволнованному взгляду. Но узнали мы друг друга только на корабле. Нина привезла нам в подарок барабан, горн и пионерское отрядное знамя. Эти родные сердцу атрибуты и решили нашу дальнейшую судьбу – мы провели быстрый организационный сбор и стали уже не «бывшими артековцами», а сводным отрядом «Артек 1941–1944». Председателем выбрали Алёшу Диброва, вожатой – Тосю Сидорову, и приняли в отряд новых пионеров – наших гостей из Артека и с Алтая.
– Пусть расскажут биографии, – сурово сказал наш нарвитянин Володя Николаев.
Встала Нинель Мирошниченко, начала:
– Я двадцать пять лет проработала в артековской школе и…
– Принять!
– Я родился 9 мая 1945 года, – сказал Владимир Лямин, и не смог продолжать, потому что его перебили:
– Уже за одну только дату рождения – принять!
– Поздноева, Рязанову, Квитницкую, Морозову – принять!
Весёлый, трогательный и очень серьезный был этот час…
После торжественного обеда артековцы разместились по всем уголкам просторной кают-компании «Таллина» и стали рассказывать друг другу о себе. Это были торопливые повести о жизни сорока человек. Жизнь остальных сорока гостей умещалась в те же рассказы – это были дети и внуки артековцев. К ним Ира Мицкевич обратилась особо:
– Дети и внуки! Обязательно приезжайте на следующую встречу. Мы видим, что вам с нами интересно, и надеемся, что эстафету нашей дружбы вы примете и понесете дальше.
Мужчины собрались вокруг Харри Лийдемана, поздравляли с только что полученным орденом Ленина, и известный всем торговым флотам эстонский капитан рассказывал о ботнических штормах и солнце экватора. Закончил свой рассказ так:
– Однако мне лучше всего дома, да еще с вами, – и положил крепкую руку на плечо своего бывшего вожатого Толи Пампу.
Сожалели о том, что не смог приехать наш «Профессор» Виктор Пальм – прозвище, данное ему в Артеке, он оправдал вполне давно уже профессор, доктор наук, преподает в Тартуском университете и в августе был занят подготовкой к университетскому 350-летаю. Зато как всегда был с нами кандидат наук Виктор Кескюла, преподаватель политехнического института. На наш вопрос, какое число ему удобнее для встречи, он в двадцатый раз ответил: «Когда всем удобно, тогда и я буду».
Алёша взял аккордеон, заиграл «цыганочку», как когда-то на артековском концерте. И вдруг сбросила туфельки Эллен Тульп и легко, красиво пошла по кругу – милая Эллен, организатор наших встреч, неизменный друг. Мы сразу забыли, что профессия у нее строгая – она юрист, и что с артековской поры прошло немало лет. Впрочем, она у нас как была, так и осталась младшенькой.
Время от времени мы кидались искать Ланду, хотелось побыть с ней, а она со своим сыном Эйнаром и невесткой Элли все на кухне да на кухне – попробуй, обеспечь питание на восемьдесят человек. Конечно, «девочки» пытались помочь ей, но она отсылала всех:
– Ладно уж, идите, танцуйте, мне ваши сыновья, дочери, невестки, зятья и внуки лучше вас помогают.
Возгласами радости и удивления был встречен «Беленький» – Лембит Рейдла. Ну и ну! Ростом под два метра, все такой же беленький, уже много лет руководит он сельским строительством в Рапласком районе.
Появляется Лайне, нарядная и возбужденная перед отъездом на юг – везет своих внуков в Сочи, к артековской подружке Изе Рохленко. Иза работает в курортной системе, поэтому приехать не смогла. Все, кто еще не успел поздравить Лайне с наградой – орденом Трудового Красного Знамени, окружают ее.
Карл Хеллат особенно радуется появлению Игоря Сталевского – наконец нашелся! Они сидят рядом, и до нас доносятся залпы басовитого хохота – явно вспоминают белокурихинские приключения.
Ада Салу-Орлова сбежала на встречу из нарвской больницы:
– Не могу ни болеть, ни лечиться, когда вы тут радуетесь друг другу.
Айно Саан-Гильде говорит смеясь:
– Сдала внука дочери, теперь танцуй – не хочу! – после чего встает, приглашенная кем-то из старых друзей, и долго танцует на паркетном кругу кают-компании. Рядом с ней кружится черноглазая Тамара Ткаченко-Продан, она кажется мне все той же ласковой и улыбчивой девочкой, какой была в Белокурихе. А у нее за плечами много лет нелегкого педагогического труда, она работает преподавателем русского языка в школе в молдавском городе Дубоссары.
Как хочется хоть что-нибудь сказать о каждом из них! Но ведь их так много. Поэтому скажу главное, понятое из разговоров – они довольны своей работой и очень привязаны к семьям и друг к другу.
А праздник продолжается, брызжет весельем, звенит смехом и песнями, журчит вдруг притихшими голосами воспоминаний: Воспоминания сменяются разговорами о будущем, речи – танцами, отдых на корабле – экскурсиями по городу. Те, кто приехал в Таллин впервые, бегают по улочкам Старого города каждый день, не могут наглядеться. И не могут оторваться друг от друга – ведь день разлуки приближается неумолимо.
Вечером накануне отъезда Алеша отложил аккордеон и спросил:
– Итак, о следующей встрече. Когда? Где?
Пауза. Встает Нинель Кузьминична Мирошниченко:
– Хотелось бы договориться с руководством Артека и пригласить вас к нам.
– О-о-о! – простонали мы.
– Есть ещё предложение – встретиться в Белокурихе, – говорит Лиза Квитницкая и боится – кто же поедет так далеко? Но мы все мечтаем о встрече с Белокурихой.
– Приезжайте в Ригу! – прорывается Аустра Краминя-Луце.
Гам стоит невероятный. Из гула голосов вырываются отдельные фразы:
– И там и там! Сначала в Артеке, потом в Белокурихе! Наоборот! В Риге! – и так далее.
Вожатые переглядываются и смеются – ничего не скажешь, дети есть дети. Ира Мицкевич стучит по столу и в наступившей тишине говорит назидательно, явно подражая кому-то из вожатых:
– Ай-ай-ай, какая неорганизованность! Есть предложение – пусть думают вожатые, – жест в нашу с Тосей и Толей сторону. – Где бы то ни было, в Крыму ли, или на Алтае, а может быть в Юрмале или в Паланге, но встречи будут. Да здравствует дух наших встреч!
Восемьдесят голосов откликнулись:
– Да здравствует!..
