Текст книги "Зеркальные тени"
Автор книги: Нина Дьяченко
сообщить о нарушении
Текущая страница: 4 (всего у книги 15 страниц)
Единственное, что о чём я желаю, так это о том, что это чудище не хватил удар. Он этого заслуживает.
Хотя, наверное, чтобы спровоцировать у него удар, следует как минимум долбануть чем-то тяжёлым по голове. Например, американской высоткой.
В этот день леди Астория встретила нас с Азой радостно, но несколько рассеянно, хотя и попросила продемонстрировать парочку наших профессиональных «штучек». Ничего сверхъестественного, на самом деле. То есть, как раз всё сверхъестественное, но ничего из ряда вон выходящего. Не наши фирменные боевые искусства.
Мои светящиеся глаза – это из-за моего полудемонического происхождения на самом деле, но зачем ей об этом знать? Левитация и наколдовывание Азой нескольких милых существ. Личная магия Азы заключалась в том, что она могла мысленно представить нужный ей объект и воплотить его. Правда, только на Земле, в нашем мире она не рисковала, помятую о возможности странных мутаций. А кому захочется иметь стул, который просит тебя почитать ему вслух?
Хотя это были лишь существа, чем-то по своей сущности напоминающие моих магических животных из Нижнего мира, только гораздо слабее.
Хотя, на заданиях, как я поняла, моя подруга брала количеством. Особенно, когда сражалась не с порождениями теней, а с настоящими демонами, которые иногда пролезали на Землю из настоящего же ада. Обычно подобное происходило, когда некоторые умники покупали магически книги и пытались сотворить что-нибудь ужасное. Ну, вот, ужасное и сотворялось. А расхлёбывать, как всегда, нам. Не ангелам же – они демонов не переносили ещё больше, чем аристократы быдло.
– Что-то случилось? – я протянула руку и взяла чашечку тончайшего фарфора с серебряного подноса.
Графиня неопределённо кивнула, механически дотрагиваясь до тонкой платиновой цепочки с кулоном.
Я немного завидовала её всегда безупречному виду и идеальным нарядам, которые выглядели очень просто, и при этом безумно дорого. Да уж, настоящему изяществу нельзя научиться, это либо есть от природы… либо ты из низшего сословия. Хотя, при моём вечном стремлении спрятать тело в неряшливую мужскую одежду и полном игнорировании как косметики, так и украшений, моё неумение нормально одеваться и прилично выглядеть уже стало фирменным стилем. И мне так было проще на самом деле.
Учитывая, что даже несмотря на наличие в нашем отделе прекрасной Азы – хоть и тоже постоянно напяливающей на себя белые халаты и не менее белые тапочки – вся мужская половина наших сотрудников почему-то западала на меня (исключая близнецов, конечно, и нашего начальника Ричарда, которого не интересовал вообще никто, даже он сам), женские ухищрения мне не были нужны. Разве что, если б я полностью сошла с ума и пожелала оказаться изнасилованной прямо на рабочем месте.
– Приезжает моя дальняя родственница, – наконец отозвалась она. – И что самое обидное, Лукреция – единственная молодая представительница моего рода, – убитым тоном продолжила аристократка. – И одновременно является ярким примером позора нашего же рода.
– Почему? Она что, феминистка? – хмыкнула Аза, протягивая ладонь за чаем и ставя перед собой чашечку с блюдечком.
– Хуже, – загробным тоном произнесла женщина, значительно глянув на нас, – она замужем за японцем! И это ещё не всё! Она даже родила от него сына… Но и это ещё не предел. Лукреция Мураками полностью сумасшедшая. И к тому же, её муж совершенно её не ценит… Ну, о положении женщин в Японии, я думаю, даже вы знаете. Вы ж там часто бываете.
– Мы везде часто бываем, – меланхолично заметила Аза, явно вспоминая свою последнюю стычку со жрецами Вуду, которая стоила ей руки… заново отросшей где-то через неделю.
– Так вот, мало того, что моя единственная молодая из всех оставшихся в живых родственников сошла с ума, вышла замуж за японца, так она ещё и примирилась с тем, что её лечащей медсестрой стала… любовница её мужа! Которую тот очень мило называет неофициальной второй женой. И я буду вынуждена сегодня вечером принять их… вместе с побочным сыном этого ужасного японца, Сейгуна Мураками.
– А где же её ребёнок? – поинтересовалась Аза. Я же поглощала пирожные, почти не заинтересовавшись рассказанной историей. За свою долгую жизнь я видела и не такое.
– Её сын, и в какой-то степени мой наследник, – Астория скривилась, – Маюри Мураками сейчас лежит в больнице. Знаете, почему? Потому что сынок любовницы Сейгуна лишил его глаза! А муж Лукреции ничего ему не сделал.
Женщина покачала головой.
– И я даже ничего не могу сделать, хотя я хотела забрать Лукрецию, ещё когда узнала, что она сошла с ума. Но, увы, вся власть над женщиной – в руках её мужа. И я даже не могу доказать, что он плохо с ней обращается, – пробормотала она. – Ведь внешние приличия соблюдены: его любовница, Харука, официально оформлена как лечащая медсестра Лукреции и помощница доктора Сейгуна Мураками. А её сын Йоширо живёт вместе с ними вроде бы лишь потому, что его больше некуда девать – ведь Харука, естественно, не замужем!
– Нам уйти после обеда? – поинтересовалась я, немного расстроенная, так как мы с Азой уже отпросились на оба выходных и планировали провести их в блаженном покое в замке, где все наши желания предугадывались вышколенными слугами, и нам предоставлялась полная свобода.
– Нет, что вы! – всплеснула руками женщина, умоляюще глянув на нас. – Я была бы счастлива, если б вы остались! Так не хочется оставаться с этой полусумасшедшей семейкой наедине. Мне морально тяжело приглашать их пусть только раз в несколько лет.
Мы с Азой переглянулись и одновременно кивнули. Чужие жизненные трагедии почти нас не трогали, поэтому мы вполне могли от них абстрагироваться и вдоволь насладиться отдыхом.
Женщина облегчённо вздохнула и улыбнулась нам.
– Если б у меня была возможность выбора, я бы хотела, чтобы именно вы стали моими родственницами.
Я хмыкнула и поймала изумлённо-насмешливый взгляд Азы. Да уж, милая женщина! С такими мыслями неудивительно, что её единственная родственница – психопатка. Эта Лукреция недалеко ушла от Астории.
И всё же мне было интересно увидеть эту самую семейку в действии, так сказать. Примерно такие же чувства я испытывала, когда видела рождение какого-то нового изобретения Азы и сразу же начинала сгорать от любопытства: как этот жуткий кошмар работает? Правда, при этом хотелось очутиться как можно дальше и наблюдать за происходящим через полевой бинокль.
Я отогнала невольные воспоминания о своём заключении в психушке, где некий маньяк-доктор испытывал на мне различные препараты, жутко обрадовавшись возможности заполучить сверхъестественное существо для исследований. Но, несмотря на его пыл, как женщиной он мною, слава богам – то есть, мне и коллегам – не заинтересовался. Или тут помогла магия Повелителя? Вряд ли, наказывая меня, он хотел, чтобы меня кто-нибудь изнасиловал кроме него самого.
Неожиданная вспышка в мозгу, имя моего лечащего врача – Мияги Мураками. Эта фамилия… я идиотка!
Дрожь охватила меня, и Аза заметила, что со мной что-то не так.
– Что случилось? – она склонилась ко мне.
– Кажется, я поджарила их дедушку, – тихо отвечаю я, быстро глядя на Асторию, которая вежливо отвернулась. Но уши-то ведь не затыкает!
– Зачем и когда? – заинтересовалась моя подруга.
– Когда в психушке лежала… – резко ответила я. – Мияги Мураками вполне может быть дедушкой этого Сейгуна Мураками. Помнишь, я рассказывала тебе, что пожар устроила, перед тем, как телепортировать. Когда уже собрала все свои «шарики» в одну корзину и смогла снова пользоваться мозгом по назначению.
– Нет, ты его не убила, – шёпотом ответила Аза, склоняясь ко мне совсем близко, так что я ощутила аромат корицы от её волос. – Я читала твоё досье. Он вполне себе жив и здоров, так что расслабься. А даже если б и убила… мы всё-таки тоже мёртвые, в конце концов! Если бы мы не могли смотреть в глаза тех, у кого уничтожили родственников и любимых, превратившихся в чудовища и поддавшихся власти теней, то вообще пришлось бы ходить исключительно в зеркальных солнечных очках.
– Да ты права, – я нервно улыбнулась и проглотила глоток остывшего чая. Встреча с родственничками леди Астории приобрела необходимую изюминку, чтобы из банальной стать особенной.
* * *
Мы снова сидит за столом, где происходит трогательное воссоединение семьи. Астория при этом выглядит так, словно рядом с ней очутились говорящие крокодилы. Она кажется старше своих лет и с трудом скрывает неприязнь и угрюмость под словно приклеенной улыбкой.
Неискренняя теплота и внимание вполне устраивают приехавших родственников. Даже Харука улыбается с ответной же неприязнью, но делает вид, что её тут тоже рады видеть.
Её же сынуля, на которого таращимся мы с Азой, не говоря уже об Астории, вообще непробиваем как советский танк. С совершенно искренним безразличием к чужому мнению он тянется за едой и жадно пожирает все вкусности, хотя и с соблюдением необходимых норм поведения за столом.
Я не могу оторвать от него взгляда, ощущая нечто подобное, что испытывают те, кто неожиданно оказался свидетелем кровавого или просто отвратительного зрелища. Так привлекает взгляд труп на тротуаре, бородатая женщина, калека, явный трансвестит.
Мальчик лет тринадцати, на первый взгляд унаследовал яркую красоту матери, хотя и глаза зелёные, а не чёрные. Явно до безобразия избалован и считает себя японским вариантом Наполеона в расцвете его славы.
Кажется, он почти ожидал, что слуги подадут ему не просто обычную еду, а весь мир на блюдечке с золотой каёмочкой.
– Слушай, мне кажется, или у него волосы отливают зеленью? – очень тихо, почти одними губами, шепнула я, склонившись к Азе словно бы для того чтобы взять печенье из блюда, стоявшего рядом с подругой.
Та застыла, внимательно всматриваясь в мальчишку, словно взвешивала его на невидимых весах.
Меня же заинтересовала и несчастная сумасшедшая, сидящая за столом с отсутствующим видом, словно её душа давно покинула пределы тела. Когда взгляд холодных серых глаз этой куклы встретился с моим, я невольно поежилась – смотреть ей в глаза – всё равно, что окунаться в ледяную прорубь. И всё же её хрупкая красота завораживала: белоснежная кожа, словно фарфор, без единого изъяна, родинки или морщинки, большие серые глаза, которые казались серебристыми, словно лёд, сверкающий под лучами солнца, почти белые волосы обрамляющие необычайной красоты лицо. Настоящая фея. Мне даже стало интересно, как бы отреагировал наш штатный извращенец, если б очутился рядом с этой неземной красавицей? Да ещё и облачённой в длинное, но облегающее высокую, стройную фигурку белое платье.
Переводя взгляд на яркую брюнетку со жгучими чёрными глазами – как бы это не звучало банально, но её глаза обжигали, словно пламя костра – на шикарную блондинку, я искренне удивлялась, что они обе нашли в совершенно обыденном японце, сидящем между ними.
Худенький, маленький, с простым лицом, не отталкивающим, но и не привлекающим особого внимания. Изящные очки, за которыми поблёскивали тёмно-карие глаза, вид недобитого интеллигента и прекрасные манеры – вот и всё, что было в нём привлекательного. Да, и ещё дорогой костюм.
По крайней мере, двух красавиц, одна из которых казалась эльфийкой из романа Толкиена, а вторая – феей-лисицей из японского фольклора – он точно не заслуживал.
К тому же, Харука смотрела на законную жену Сейгуна Мураками, словно та украла у неё из-под носа смысл её жизни.
Сумасшедшей же явно было всё равно, что с ней рядом, за одним столом, сидит не только её родственница, но и любовница собственного мужа, да ещё и с нагулянным от того же мужа сынулей!
«Дурдом!» – подумала я, невольно задумываясь над тем, осознаёт ли эта Лукреция, что мальчишка, жадно уплетающий дорогие яства за столом, не её сын? Что этот Йоширо лишил её родного сына глаза?!
Мне стало жутко неприятно находиться с ними за одним столом, к тому же, Харука уже начала коситься и на меня с Азой, сверля нас испытывающе-подозрительным взглядом, словно мы собираемся украсть у неё нижнее бельё и драгоценности не вставая из-за стола.
Ужин прошёл тягостно и неприятно для всех, кроме, пожалуй, Йоширо, полностью занятого едой. Рядом с ним мне даже сладости в горло не особенно лезли.
Заметив настойчивые знаки, которые мне подавала Аза, я удалились вместе с ней одной из первых, плюнув на приличия.
Заговорили мы в каком-то пустынном коридоре, став возле окна, ведущего в сад со старинными буками и дубами.
– Я так думаю, что мать этого Йоширо имеет в родстве какую-то подлую русалку, – заговорила Аза. – Отсюда и зеленоватый оттенок волос, что у неё – почти незаметный – что у её отпрыска. Гнилая, опасная кровь! Ведь эти твари обычно убивают людей гораздо охотнее, чем размножаются с ними.
– И что, мы можем… э-э-э… применить силу? – поинтересовалась я с жадным любопытством. Обычно я не увлекаюсь убийством людей, да и та куча денег, которую я в своё время одалживала у Повелителя, уходила на помощь несчастным, чьих родителей сожгли на костре по ложному обвинению в колдовстве. А ведь мы, Хранители равновесия, всегда знали, какой колдун настоящий, а какой нет. У нас имелись определённые списки, правда, их давали редко и не всем. И часто только короткие выписки. Если в руки инквизиторов и попалась пара-тройка настоящих магов, то только случайно. Да и то, в основном они отделывались в крайнем случае изгнанием из городов и посёлков, где жили и конфискацией имущества, а не сожжением, так как действительно умели колдовать и воздействовать на людей. Но эту подлую тварь по имени Харука мне убить уже хотелось. Включая её сына, от одного взгляда на которого моя демоническая кровь начинала кипеть и требовать жертв.
– Нет, – огорчила меня подруга, тряхнув белыми волосами. Странно было видеть её без привычного белого халата и штанов. Но длинная серая юбка и свободный тонкий свитер так же неплохо маскируют её женские прелести, как и мой мужской костюм. – В обычные человеческие дела мы не вмешиваемся, как бы гнусны они не были. Вот если б они вдруг начали вызывать демонов и натравливать их на людей прямо на улицах… Или творить что-то в этом роде. Или с помощью теней создавать чудовищ. А так, увы, – она развела руками.
– Понятно, – если пнуть стенку, то от этого легче не становится… а только болит ударенная стопа. Почему-то я снова окунаюсь в тоскливую безнадёжность и обычную душевную пустоту. Краем сознания, постепенно проваливающегося в наполненную серым туманом бездну, я изумляюсь такой своей реакции. В конце концов – и не такое видела. Особенно когда по долгу службы оказывалась в камерах пыток… и в Гитлеровских лагерях. Но сейчас у меня возникло ощущение, словно происходящая на наших глазах гнусность напрямую касается моей персоны. Странно. Наверное, у меня опять что-то нехорошее с головой творится. Да уж, психушка никому на пользу не идёт!
Аза сочувственно посмотрела на меня, всё поняла и тихо ушла в свои комнаты. Каждой из нас предоставлено аж по пять комнат – хоть бери и коллекционируй! Впрочем, замок большой.
Достаю из кармана блокнотик с ручкой, резким жестом вырываю тонкую страничку, кладу листик поверх блокнота, а сам блокнот – на подоконник – и быстрыми, отточенными движениями рисую формулу заклятья невидимости.
Когда бумажка спрятана в мой карман, рядом с блокнотом, я уже невидима для людей. Впрочем, для всяких демонических тварей тоже – я учитываю природу Харуки и её сыночка.
Долго блуждаю коридорами и почти интуитивно обнаруживаю мать с сыном. Они сидят на массивном кожаном диване в зале с древним оружием, развешанным по стенам.
– Ты отлично сделал, что лишил Маюри глаза, – хищно улыбаясь, говорит Харука, обнимая сына. Тот только покровительство улыбается, одним движением высвобождаясь из объятий. – Благодаря этому твой отец наконец-то сделает тебя настоящим наследником! Я об этом позабочусь. Может, не сейчас, но через пару лет точно. Ведь Сейгун мечтал, чтобы его сын продолжил их семейную традицию – стал врачом. К тому же, этот противный Мияги собирался заплатить за учёбу Маюри, лишь бы тот стал хирургом. А теперь… одноглазый хирург – это очень забавно! – женщина засмеялась визгливым, отвратительным смехом, в котором было мало что человеческого. Я ощутила, что невольно сжала кулаки и почти с вожделением взглянула на самый крупный меч, поблёскивающий на стене. – Теперь врачом ему не стать, он останется лишь бесполезным калекой… Хотя… может лучше его убить? Чтобы уж наверняка?
– Не сейчас, – мальчишка ухмыляется, порочно и жестоко, его зелёные глаза мерцают в темноте… точь-в-точь, как мои глаза. – Он мне ещё нужен. Я с ним играю.
– Ну-ну, – женщина кривится, – смотри, слишком не увлекайся. Нам нужны деньги, которые принадлежат тебе по праву – ведь ты тоже его сын! Зря, что ли, я столько лет жила в нищете?
Я очень тихо ушла, так как, если б я провела наедине с ними ещё пару минут, ещё неизвестно, чтобы пришло в мою шальную голову. А устраивать кровавое побоище в жилище такой приятной женщины, как Астория мне не хотелось. Хоть я и чувствовала, что, скорее всего, аристократка была бы мне благодарна. Но расследование, полиция и прочие неприятности могли бы её подкосить. Да и нам с Азой нечего светиться.
* * *
Я был только рад, что родители, Харука и мой ненавистный брат, которого я бы с удовольствием прибил собственными руками – но пока силёнок маловато – уехали в Шотландию к моей двоюродной прабабушке. Мне только любопытно, что они рассказали обо мне. И как объяснили наличие Харуки, ведь отец уже совершенно не стесняется и открыто называет Йоширо своим сыном, а Харуку – второй женой. Вот только по закону жена может быть одна, старинные времена многоженства остались в прошлом. Хотя, ещё неизвестно, что отец напишет в завещании… если уже не написал. Ведь ему было всё равно, что меня лишили глаза. Это подкосило меня намного больше, чем я ожидал.
Я был готов ко многому, но только не к его равнодушию. В глубине души, я бы как-то смирился со своим увечьем, если б за этим последовало изгнание Харуки с её выродком.
Но… этого не произошло. Словно бы для отца и матери ничего не изменилось.
Мама лишь нахмурилась и спросила: «Кто изуродовал мою куколку? Я её больше не хочу!» – и отвернулась от меня. И теперь ведёт себя так, словно бы меня не существует. Я ей больше не интересен.
Отличный урок на будущее.
Каждый из нас – лишь товар, взвешиваемый на весах чужого сознания. И каждый раз, общаясь с кем-то, мы выступаем в роли разменных монет, игрушек. А любовь всегда сопровождается ненавистью – это доказал мне Йоширо, постоянно говоря, как он ненавидит меня за то, что любит. За эту свою грязную потребность.
Только общаясь с моими подругами Агояши и Сае я словно оказываюсь в совершенно другом мире. Ведь мы любим друг друга. И что странно, обе девочки совершенно не ревнуют меня друг к дружке. Когда мы играли, Сае совершено серьёзно сказала, что хотела бы стать моей невестой, если Агояши не против. Тензо только улыбнулась и кивнула, поправив свои невероятные волосы: каштановое золото, словно начищенная до блеска бронза, чистый шёлк – и добавила, что согласна и на роль любовницы.
Мне кажется, дедушка единственный, кто любит меня, кто обо мне заботится. Но пока что мы оба бессильны перед отцом… и Харукой, которая управляла им. Дед не мог забрать меня от родителей. Иногда я настолько падал духом, что готов был даже на то, чтобы все деньги и дом были оставлены Йоширо и Харуке, лишь бы мне позволили остаться жить с дедушкой. Но отец не позволил… Я для него лишь собственность, но не любимый сын. Как никому ненужная, презренная, но в то же время навеки порабощённая нелюбимая наложница в гареме, где господствует любимая жена.
* * *
Эта ночь запомнилась мне надолго. Тогда я уже долгое время не жил дома, а спокойно существовал в автономном варианте собственной жизни в медицинском университете, в общежитии.
Для этого были многие причины: я уже достаточно вырос, чтобы стать независимым, я ненавидел своего брата, его мать и не хотел видеть своих родителей.
Однажды Харука даже пыталась приставать ко мне, но я её жёстко поставил на место, сказав, что старушки не в моём вкусе. Харука буквально взбесилась и тут же начала придумывать разные бредни, рассказывая моему отцу, будто я к ней приставал. Я тут же холодно сообщил за обеденным столом, что фантазии престарелых баб в климаксе меня не волнуют, и что со своим умом и внешностью я найду себе молодую и красивую любовницу. И напомнил отцу о существовании двух моих подружек, Сае и Аояги – последняя показалась бы красавицей даже недоброжелателям.
Йоширо в тот вечер вновь попытался изнасиловать меня, как когда-то в детстве – этого уже не случалось года три – и я жестоко избил его, доказав, что действительно вырос. И стал сильнее. Его глаза горели безумием, когда он с трудом поднялся с пола и проковылял в свою комнату.
А я лишь холодно смотрел ему вслед и почти ничего не чувствовал. Ничего, кроме боли.
Мой сосед по общежитию умел молчать ещё лучше, чем я. Он вечно витал в облаках и часто проливал чай и просыпал лапшу прямо на свои книги. В общем, я не жаловался, даже когда он проделывал подобное с моими книгами, главное, что мы почти не общались, словно сосуществовали в параллельных мирах, несмотря на то, что были замкнуты, как два узника, в небольшой комнатке.
Сае и Аояги Тензо были рядом со мной, ради меня поступили учиться в медицинский, хотя, как мне кажется, Аояги это не было интересно, а Сае – слабенькая и бледненькая, цветом кожи напоминающая лимон, девочка, которая действительно не выросла, оставшись всё той же тринадцатилетней крошкой на вид – вообще не подходила даже для роли медсестры, так как ей помощь пришлось бы оказывать чаще, чем пациентам.
Впрочем, Сае вскоре забрала документы.
«Ты не можешь резать мертвецов, да, милая?» – спросил я её, когда она плакала и обнимала нас с Аояги, не желая расставаться, но и не в силах продолжать учиться.
«Нет, я через это прошла… я не могу резать живых, понимаешь, Маюри? Я знаю, что им не больно под наркозом, но всё равно не могу в это поверить до последнего. Ты ведь не мог бы резать пациента без наркоза, правда?»
Я только улыбнулся и взял её сумку, чтобы провести до машины, где её ожидала чопорная мать со всегда поджатыми губами. Эта женщина не переносила меня, как полукровку, но обожала Аояги. А так как Тензо никуда без меня не ходила, то ей приходилось терпеть и меня в нагрузку.
… В эту ночь я решил вернуться домой, только чтобы переночевать, так как оказался в Токио почти случайно – пригласила одна очень хорошенькая сокурсница, намекнув, что её родители уехали на неделю, и мы можем очень приятно провести время. Но мы лишь долго целовались по подворотням, во всех тёмных местах, которые могли обнаружить, даже несколько раз заходили в высотные дома, заходили в лифт и останавливали его между этажами. Когда мы, раскрасневшиеся, тяжело дышащие, выходили из дому, консьержки смотрели на нас понимающе-строго, и мы хихикали, и бежали дальше, в поисках очередного укрытия.
А когда мы приехали к ней домой – я истратил на такси последние деньги – то оказалось, что родители неожиданно вернулись.
Я тут же оставил её разбираться с разгневанной семьёй.
«Где ты шлялась до полуночи?!» – услышал я, уходя быстрым шагом.
Пришлось долго идти пешком, пока я где-то часа в три ночи не очутился на пороге своего дома.
Везде горел свет, словно дом пылал в огне.
Я толкнул входную дверь – она оказалась не запертой.
Не успел я пройти несколько шагов, как услышал крик моей матери, а затем и вскрик отца.
Я кинулся в гостиную и увидел, как мать лежит на полу, словно одна из своих кукол. Она уже не улыбалась, хотя обычно улыбалась почти всегда – её волосы были кровавыми, а по лицу, словно слёзы, стекала кровь.
Неподвижно изломанная фигура на деревянном полу. Отец лежал неподалёку, он словно тянулся за ней, как всю жизнь – за прекрасным эльфом, за призраком, за феей, которую ему так и не удалось приручить.
А недалеко от него лежала Харука с широко распахнутыми глазами, в которых читалось неимоверное изумление.
Это было красиво, такая великолепная импрессионистическая композиция в мрачных тонах. И яркий электрический свет совсем её не портил, добавляя необходимые оттенки.
– Хорошо, что ты пришёл, Маюри, – услышал я вкрадчивый голос брата – а затем он воткнул нож мне в бок. – Только тебя не хватало на этой вечеринке, любимый, – на грани потери сознания я ощутил его дыхание на шее и хриплый смешок в ухо. – Наверное, тебя удивляет, почему я убил и свою мать, не так ли, мой драгоценный сводный братик? Эта ничтожная неудачница, – он пнул труп своей матери, продолжая поддерживать меня, – так и не смогла сделать так, чтобы наш с тобой общий папаша переписал завещание на меня. Всё-таки до конца ты оставался наследником, а я – ничтожеством. Хотя Сейгун всегда любил меня больше, чем тебя, деньги он завещал законному сыну. Какая ирония судьбы! А ведь моя мать почти состарилась, и вскоре она бы ему надоела… Да он уже и поговаривал о том, что купит нам какой-то маленький домик подальше отсюда. Ты снова разрушил мою жизнь, хотя я всю жизнь стремился как раз разрушить твою жизнь, сломать тебя. Но ты лишь продолжал выживать.
Ещё один удар ножом – я почти не почувствовал боли, ощутив лишь как нечто чужеродное поселилось в моей плоти, став её неотъемлемой частью. – И я решил поставить точку, прежде чем наш папочка поставил бы на мне крест. И, знаешь, что было бы самым ужасным? Собираясь отселить нас с матерью, папа лишал меня даже редкой возможности видеть твоё прекрасное лицо. Я твой бог смерти, который любит тебя! Я ведь был в тебе, помнишь?
Выстрел – и лицо брата становится бессмысленно-пустым, а глаза кажутся зелёными стекляшками, дорогими изумрудами на витрине ювелирного магазина.
Его тело медленно стекает вниз, скользя по моему, словно в последней чувственной ласке.
– Господин Мураками! – слышу я голос, который взрывается в голове сотней петард. Это знакомый голос слуги. Только сейчас я ощущаю реальность боли от ножа, засевшего в моём теле, вгрызающегося в него, словно пиранья. Я почти падаю, но меня подхватывают руки нашего охранника. Он заботливо держит меня на руках, с отчаяньем вглядываясь в моё лицо, ища в нём признаки жизни – а я даже не помню, как его зовут.
* * *
Мой брат остался жив, но впал в кому. Дедушка сказал, что его душа оставила тело, а тело превратилось почти в растение.
Дедушка хотел забрать меня к себе, сказал, что собирается защитить меня от Йоширо, так как тот обязательно вернётся за мной, но я не согласился.
И не потому, что я ему не верил.
Я видел Йоширо на похоронах моих родителей. Он стоял возле склепа, когда процессия с тремя гробами и множеством гостей проходила мимо.
Его не видел никто, кроме меня… и дедушки. Тот сжал моё плечо до боли, мелко дрожа от страха и ярости. Я даже подумал, что дедушка может умереть прямо там, а у нас нет свободного гроба.
Йоширо был в чёрной одежде, которая подчёркивала его белоснежное лиц и слегка зеленоватые волосы. Наверное, он их специально красил, чтобы меня пугать – сочетание басмы и хны – как примитивно! А я-то столько лет принимал его за утопленника и позволял совершать инцест в собственной кровати, позволял ему трогать себя, проникать, брать.
Зелёные глаза светились потусторонним светом, бросая блики на нежные черты лица.
Он стоял совершенно неподвижно, сверля взглядом нас с дедушкой – до остальных участников похорон – и активных, и пассивных – ему явно не было дела, затем медленно, торжественно поднял руку, и пафосно указал на меня пальцем с длинным женским ногтём – он всегда любил маникюр.
«Я скоро приду за тобой, Маюри, ведь я теперь настоящий бог смерти. Я буду ждать, и я дождусь, когда смогу придти по твою душу! О, ты не представляешь, что я сделаю с тобой! Твоя смерть будет очень долгой…» – он тихо рассмеялся, а затем исчез во вспышке зелёного пламени.
Убедившись, что я не собираюсь поселяться у него и бросать университет, дедушка научил меня охранному заклинанию и долго рассказывал про Мир мёртвых.
«Я не думаю, что он на самом деле бог смерти», – попытался он успокоить то ли себя, то ли меня. «Смерть одна, и она вездесуща. Скорее всего, он стал каким-то тёмным существом и поселился в другом мире, избегнув и рая, и ада. Но, к сожалению, это не умаляет его силы. Я ощутил его мощь, так что будь осторожен».
«Я стану сильным, дедушка, и убью его второй раз», – пообещал я ему примерно с теми же интонациями, и, хочу верить, выражением лица, с которыми пообещал Сае когда-нибудь вылечить её. А Аояги – всегда быть её верным поклонником и никогда её не бросать.
С таким же выражением лица Тензо однажды сказала своё сакраментальное: «Мы никогда не умрём, мы будем жить вечно».
Дедушка кивнул, кажется, он поверил мне.
«Я скоро умру, Маюри», – тихо произнёс он. «И я боюсь, что меня прикончит Йоширо, но… умирать всё равно придётся».
Ему было так страшно, а я оставил его одного, видя, насколько он ослабел.
Мне надо было спешить, чтобы попасть на сессию, или пришлось бы остаться на второй год. Смерть родителей – не оправдание для декана, даже если их убил твой собственный брат, который ранил тебя.
Перед отъездом я навестил тело Йоширо в больнице, подписав документы и выложив значительную сумму денег, чтобы тело брата держали живым как можно дольше.
Кажется, уже тогда у меня в подсознании зародился коварный план. Ну, да, а какой ещё план мог родиться у такого ублюдка, как я?
И я холодно смотрел на это создание со странным зеленоватым оттенком волос, который только… кукла, моя кукла. Моя первая кукла в коллекции, которую я решил собирать, как моя мама, в память о ней.
Я ведь не только боялся, но и любил её.
Или мне просто передалась её патологическая, нездоровая склонность к коллекционированию неживых предметов?
Только мне хотелось более совершенных кукол, более настоящих.
Чтобы им было хоть немножко больно.
Моя первая кукла едва дышала, подключённая к приборам, словно марионетка к ниточкам. Её нельзя было забрать домой, с ней играть можно было только здесь, но всё же… даже куклы несовершенны.
Я провёл со своей куклой много времени, даже заснул на соседней койке, всё ещё раздумывая над тем, какой козырь очутился в моих руках, после того, как я видел живого брата, его душу, которая приняла прежний телесный облик, стала намного страшнее. Я должен был с этим справиться. Я не мог позволить ему победить после того, что он уже совершил.
Когда я поднял отяжелевшую голову и заглянул в окно, то увидел, что оно уже почти превратилось в зеркало, так как давно наступил вечер, и электрические лампы подчёркивали безжизненность застывшего тела моего брата.
