Текст книги "Загадать и принять (СИ)"
Автор книги: Нина Баскакова
сообщить о нарушении
Текущая страница: 15 (всего у книги 16 страниц)
ГЛАВА 19
Гена остался жить у нас. Устроился грузчиком при магазине строительных материалов по графику два через два. Зарплата была небольшой. Данко настоял, чтоб он ее отложил на покупку своего компьютера. Вначале мы учили Гену как компьютером пользоваться. Постепенно он сам вник. Начал какие-то уроки учить по азам программирования. Видимо у него к этому была предрасположенность. Те вещи, которые для меня были темным лесом, ему давались легко. Данко предлагал ему еще на какие-нибудь курсы записаться. Поехать в областной город, там пожить какое-то время. Получить профессию. Гена говорил, что подумает над этим. Сам же из города никуда не выезжал. Он словно боялся покинуть его приделы, где все было знакомым и родным.
Мы попали в осаду из молчания, которую нам организовали местные жители. Не знаю, как удалось Данко, но он погасил настроение желающих избить Гену. Но все равно было страшно. Я боялась за Сережу, боялась, что опять будет травля. Нет, этого не было, но новые друзья от него отвернулись. Теперь он также был в своеобразной изоляции. Хотя не все поддерживали эту осаду. Находились и те, кто не видел в этом смысла, были и такие люди, которым все равно на то, что происходит вокруг. Но оставалось и много тех, кто хотел бы, чтоб Гена уехал. Он чудом устроился на работу. Хозяин магазина сам когда-то проходил по более тяжкой статье и решил дать ему шанс. Гена ухватился за этот шанс двумя руками.
Во всем этом единственный был плюс в том, что Данко прекратил гулять. Ему просто было не с кем. Теперь он проводил вечера дома.
Полине не понравилось, что Гена стал жить у нас, но сделать ничего не могла, хотя настоятельно рекомендовала мне повлиять на Данко, чтоб он гнал друга на все четыре стороны. Я ее понимала. Но и понимала Данко. Для него эта дружба была важной. Может важнее, чем отношение ко мне. Создавать конфликт на пустом месте я не собиралась. Да и Гену мне было чисто по-человечески жаль. Если бы ему не помог Данко, то что бы тот сделал? Не думаю, что чего-то хорошее.
Наступила осень. Теплая, сухая и красивая. С работой все также было туго. Поэтому приходилось сидеть дома. Гене в тот день нужно было съездить в город по делам. Мне нужно было оплатить квартплату, поэтому мы поехали вместе. За полтора месяца, которые он жил у нас, я так и не смогла понять, что он за человек. Закрытый, спокойный, с улыбкой на губах и холодным отталкивающим взглядом – он производил скорее отталкивающее впечатление. При этом был довольно культурным, внимательным. С ним не было хлопот. Его присутствие не напрягало. Но опять же, хотелось понять, что у него на уме или чего от него ждать. Хотя я уже привыкла, что не могу предугадать Данко, поэтому смирилась и с его другом.
В городе был праздник, столетний юбилей завода. На городской сцене, которая была построена рядом с домом культуры, выступали школьные и детские коллективы. Было громко, шумно. Кто-то пел, другие танцевали. Казалось, что сюда собралась добрая половина города. Данко сегодня работал. Сережа уроки учил. Он что-то говорил о празднике, но идти на него не собирался.
Должна была выступить какая-то девочка, которая победила на нескольких конкурсах в России и участвовала в одном международном. Своеобразная местная звездочка. Я бы мимо прошла, но тут она заиграла на скрипке. Я никогда не любила классическую музыку, а тут что-то в душе словно скрипнуло. Сломалось или наоборот начало работать в нужном ритме. Волшебство. Ее музыка напоминала настоящую сказку. Красивую, нежную и наивно-детскую. Она словно погружала нас в нее, заставляла забывать обо всех неприятностях. Это как с интересной историей, в которую погружаешься, исчезаешь от реальности. Так было и с музыкой.
Я покосилась на Гену. Он стоял, чуть прикрыв глаза. Похоже, также попал под волшебство мелодии. Ее можно было слушать вечно и вряд ли бы это могло надоесть.
– Очередную жертву высматривает, – раздалось в толпе.
Это резануло слух. Заставило поморщиться. Ушло волшебство. Стало грустно, что такая красота соприкасается с грязью. Я понимала местных жителей, которые боялись. Порой и меня Гена пугал, но это не означало, что он был плохим человеком. Я уговаривала себя, что они не понимают, чего творят. Из-за своего страха они выращивали из Гены зверя, которого так боялись. Любой добрый пес будет кусаться, если его загнать в угол. А уж злой, тем более. Мы ушли с площади, не дождавшись окончания выступления. Сделав дела, Гена предложил сократить дорогу. Не ехать на автобусе, а пройти окраиной города. Согласна, что натолкнуться там, на озлобленных людей было меньше шансов. Так Гена и ходил на работу. Он не ездил общественным транспортом. Скользил по улочкам города, оставаясь незамеченным. Об этом он мне и рассказывал, пока мы шли. Это было несложно, если знать город. Несложно быть загнанным зверем. Я промолчала. Он и сам ведь все это знал, но не мог ничего изменить.
Желтая высохшая трава почти лежала на земле.
Было по-осеннему тепло. В какой-то миг я вспомнила, как в такой осенний день сидела на скамейки и ждала, когда мне на голову принц свалится, которого я загадала. Тогда еще я потеряла талисман, а Данко его нашел.
Чуть в стороне сидела компания. Ветер доносил аромат шашлыков. Смех ребят. Молодые, беззаботные, дурные. Мелодия. Красивая и печальная – она разрывала пространство. Это было что-то чужое, неестественное. Волшебство, которое приходит к нам из другого мира. С которым мы не в состоянии совладеть. Играла скрипка. Грустные ноты сменились быстрыми. Сердце словно разрывалось от непонятного чувства. От понимания, что никакие талисманы не нужны. Волшебство создаем мы сами. Талисманы лишь помогают понять, что на самом деле все в наших руках. Счастье зависит только от нас самих. Недаром говорят, что человек – это кузнец своего счастья. Любить и позволять себе быть любимыми. Мечтать, превращать мечты в реальность, достигать невозможно, совершать поступки, которые делают из нас людей.
Я достала талисман. Желтое сердечко, связанное крючком лежало на ладони. Когда-то Данко подарил мне его, сказав, что это его сердце. А мы с ним так и не решили в тот вечер, чье же это сердечко. Оно было ничье. Мы остались при своих сердцах. Когда любишь, то не надо ничего дарить, не надо растворяться. Сердце должно оставаться в груди. Делать из нас людей. Без него мы перестанем быть собой. Станем кем-то другим, но не собой. Но теплом своего сердца можно поделиться. Оказать поддержку, сделать кого-то счастливее, подарить надежду.
– Загадай желание и оно исполниться, – я протянула талисман Гене.
– Я в это не верю, – рассматривая талисман, ответил Гена.
– Я тоже, но ты загадай. Это же не будет лишним. Самое сокровенное, что ты можешь пожелать. Тем более, когда вокруг нас настоящее волшебство.
Он сжал талисман в руке. Прикрыл глаза. Что-то прошептал, одними губами. Порыв ветра унес этот шепот вдаль. И опять ничего не произошло. Не было ни грома, ни молнии. Обычный осенний день. Светит солнышко, ветерок играет в догонялки.
Я заметила ее на развалинах какого-то дома. Казалось, что его начали строить, но потом стройку заморозили. Или дом начали разбирать, а потом забыли про него. Развалины не были огорожены. Бетонные плиты. Кирпичи, мусор, тонкие деревца. Среди всего этого стояла девушка в сером пальто и темно-синей юбке. Белые гольфы, толстая коса с белым бантом. Она ничего не замечала. Игра скрипки захватила ее полностью. Шаг, еще один шаг. Плавные движения похожие на танец. Я не успела ничего сделать. Ни крикнуть, ни предупредить. Край плиты был слишком близко. Уровень второго этажа. Внизу какие-то штыри. Гена бежала, как будто участвовал в забеге. Мелодия больше не напоминала волшебство. Она била по нервам. Резкие звуки заставляли выступить пот на висках. Ступор. Нужно что-то делать, а я тупо понимала, что ничего не могу. Мозг напоминал компьютер, который подсказывал решение задачи и тут же их отвергал, потому что они были невыполнимые. Не моя ситуация. Не моя история. Я только наблюдатель, который ничего не мог сделать. Только смотреть, как ее нога соскальзывает вниз. Мелодия обрывается. Свободное падение, которое длится несколько секунд. Он ее поймал. Успел.
Ей было лет пятнадцать. Наверное, ровесница Сережи. Скрипачка, что каталась на конкурсы, привозя награды. Сейчас же по ее щекам текли слезы. Она испуганно прижимала к груди скрипку. Смычок валялся в траве.
– Поймал, я тебя поймал, – шептал Гена, находясь в шоке. Рядом было столько мусора, что можно было упасть и костей не собрать. Я подобрала смычок. Гена же тем временем опустил ее на ноги. – Напугалась?
– Не надо туда было забираться. Опасное место. Еще и компания какая-то рядом, – сказала я ей. Девушка расплакалась.
– Не плачь. Руки и ноги целы. Все нормально. Бывает, что увлеклась, – сказал Гена.
– У меня родители разводятся, – ответила она. После ее слов возникло подозрение, что не просто так она потеряла равновесие.
– Решила ноги переломать, чтоб это их остановило? – спросила я.
– А если бы руку сломала? То больше не смогла бы играть, – сказал Гена. – Как жить тогда смогла бы жить?
– Я не подумала об этом. Думала, ногу сломаю, пока в больнице буду, то они больше ругаться не будут, – ответила девушка.
– Тебя как зовут? – спросила я.
– Тая.
– Тая, ты могла не только ногу сломать, но и позвоночник, шею. Ты посмотри, что здесь вокруг навалено? Одни железные пруты чего стоят! – я старалась говорить спокойно, но не могла сдержаться от такой глупости. Что у нее в голове? Взрослая девчонка, а такое придумать! – И родителей это не сплотит. Они все равно разведутся, потому что решили. Значит, произошло что-то, такое из-за чего они не могут больше оставаться вместе. Тем более, как ты говоришь, они ругаются. Думаешь это лучше? Слушать их ссоры и валяться прикованной к кровати?
– Эля, подожди. Не видишь, она и так напугана.
– Я не хочу уезжать. Мама говорит, что нам лучше уехать в Москву. Там у меня будет большое будущее. А папа здесь останется. Не хочу его бросать.
– Ты его не бросаешь. Вы же будете созваниваться. Приезжать друг к другу в гости. Если между вами расстояние, то это не значит, что это конец. Ты в любой момент можешь купить билет на поезд и вернуться, – сказал Гена.
– Можешь окончить институт в Москве. Потом вернуться сюда к отцу. Никто же не запрещает тебе этого сделать. Все равно после школы тебе нужно куда-то поступать. Не будешь же ты на заводе работать или в магазине. Ты талантливая девочка. Очень красиво играешь. На конкурсы ездишь. Здесь ты не получишь того, что тебе нужно. Так что твоя мама в этом плане права. Тем более тебе повезло, что она тебя не одну отправляет в большой город, а едет с тобой. У тебя всегда будет поддержка, – добавила я. – Папа никуда отсюда не денется. Он как был твоим папой, так и останется. Ты же хотела потерять года на восстановление после травм. Потом поступление. Все это стоит больших денег, человеческих ресурсов. Может, закрыла бы дверь к своей судьбе. Я понимаю, что это импульсивный шаг. Ты поссорилась. Пришла такая мысль. Но Тая, ты скоро станешь взрослой. У тебя появятся и другие интересы, помимо родителей. Сейчас для тебя это трагедия. Но со временем, ты поймешь, что это не так. Никто не умер. Вы просто разъехались.
– Почему так все сложно? Почему нельзя жить, как раньше? Мы ведь хорошо жили вместе, – спросила сквозь слезы Тая.
– Хорошо жила ты, но видимо не так хорошо было твоим родителям, раз они решили, что лучше жить порознь, – ответила я. – Семья – это несколько человек, которые вместе, но одновременно и являются отдельными личностями.
– Я, кажется, понял, что ты хочешь сказать, – улыбнулся Гена. – Дай я попробую объяснить. Тая, смотри, допустим, идет какая-то опера. Она состоит из арий. Вместе все это цельное произведение, но можно каждую арию слушать и по отдельности. Так и семья. Иногда делают концерты, где артисты исполняют отдельные отрывки из знаменитых вещей. Но эти отрывки все равно останутся частью общего произведения. Будут принадлежать определенной опере. Это уже не изменить.
– К тому же, через пару лет, появятся другие заботы. А это все перестанет казаться сильной трагедией.
– Не хочется мне других забот, – ответила Тая.
– Они будут. Жизнь редко бывает ровной и гладкой, – ответил Гена. – Но это не значит, что надо унывать или прыгать с высоты. Есть родители, друзья, которые будут переживать. Может твой поступок сломает чью-то жизнь, потому что человек не сможет оправиться от потери, от чувства вины. Зачем причинять боль близким людям, которых ты любишь? К тому же ты столько еще не видела, столько не испытала. Впереди вся жизнь, которой ты чуть не лишилась. И не факт, что ты смогла бы отделаться лишь переломом ноги.
– Вы родителям расскажете? – спросила она.
– А ты этого хочешь? – спросила я.
– Нет.
– Тогда не будем говорить. Пойдем, до дома тебя проводим. Или до дороги. Не нравится мне та компания, которая косится в нашу сторону, – сказала я. – Главное, больше такого не повторяй. Не надо ломать жизнь в эмоциональном порыве.
– У меня там футляр остался, – сказала Тая, показывая на площадку второго этажа.
– Сейчас достану, – Гена посмотрел, как забраться наверх. Прямого пути не было. Нужно было сделать крюк метров в двести. Он взялся за торчащую арматуру. Подтянулся на руках. Забрался на вверх. Протянул нам футляр, а сам осторожно спустился. В конце спрыгнул на землю. В этот момент у него из кармана выпал талисман. Тая сразу убрала скрипку и смычок в футляр. Как раз она и нашла желтое сердечко в траве.
– Вы уронили, – протягивая талисман Гене, сказала она. Желтое сердечко лежало на аккуратной ладошке, и было немного испачкано землей.
– Это волшебная вещь, – сказал Гена. – Если загадать желание, то оно обязательно сбудется.
– Я не верю в такие вещи, – ответила Тая. На ее губах скользнула улыбка.
– Проверено. Только желание надо загадывать осторожно и точно. А то исполнится, и не будешь знать, что с ним делать, – предупредил Гена.
– Тогда надо хорошо подумать, прежде, чем загадать, – убирая талисман в карман, ответила Тая. Набежала туча. Спряталось солнце. Сразу стало холодно. Мы решили обойти развалины. Вышли в сторону развалин старой церкви.
– Пойдемте, я вам одну вещь покажу, – предложил Гена, поглядывая на небо. Я была не против. Тая вроде заразилась его энтузиазмом. Мы прошли по узкой тропинке в церковь. Крапива, кусты, мелкие деревца – все это росло внутри. Деревянные балки лежали внизу. Часть окон было разбито, но другая часть уцелела. В этот момент туча ушла. Выглянуло солнце. Церковь тут же наполнилась ярким разноцветным светом. Волшебство, от которого перехватывало дух. Тая протянула руку к яркому лучу. Он словно оказался у нее на ладони.
– Так и в жизни. То находят тучи, то появляется солнце. Нам нужно только дождаться этого солнца, – тихо сказал Гена. Тая согласна кивнула. – А ведь один шаг и его можно не дождаться. Можно не увидеть этой красоты.
– Я поняла. Нужно ждать, чтобы ни случилось, – ответила Тая.
– Обещаешь дождаться момента, когда тучи разойдутся?
– Да. Обещаю, – сказала она, скромно улыбнувшись.
– Так держать, – ответил Гена.
Я смотрела вслед девушке. Она быстро шла по переулку в сторону центра. Девушка была не для этого города, где старые дома смотрели хмурыми окнами, а высокие березы закрывали листвой небо и солнце в переулке, делая его серьезным и недовольным. Здесь жизнь или стояла на месте, как в болоте, или медленно клонилась к закату. Только Данко верил, что город будет жить вечно. Он любил его всей душой. Я же видела печальные забитые досками окна, видела, что здесь больше стариков и молодых мам, которые застряли в этом месте без возможности куда-то уехать. Молодежь редко возвращалась назад. Они ехали за жизнью и удачей в крупные города. Но я в, то, же время была согласна с Данко. Что-то в этом городе было, раз из него люди порой не хотели уезжать, а потом и стремились вернуться. Девушка вышла из переулка. Обернулась в нашу сторону. Помахала на прощание и исчезла за поворотом.
– Как думаешь, она сюда вернется? – спросила я.
– Вернется, – ответил Гена.
– Почему?
– Потому что здесь ее дом. Из-за этого она и не хочет уезжать. Тут даже не страх потерять отца. Скорее уехать от воспоминаний. От счастливых воспоминаний. Это как рубеж. Тут еще детство, а там взрослая жизнь.
– У меня Сережа легко согласился на переезд.
– Так он здесь и понял что такое детство.
– Хочешь сказать, что там его не было?
– Было. Но не было легкости. Или счастья. Здесь он это нашел. Больше не нервничает, не боится за тебя.
– А чего за меня бояться? – спросила я.
– Вы одни с ним жили. Сколько ты на работу тратила? Возвращалась поздно. Все ведь могло случиться. А ему что делать? Сережа он парень основательный. На несколько шагов все продумывает. Это не Данко, который, вначале делает, а потом о последствиях думает. Я сколько на вас смотрю, так и не могу понять, как вы друг друга терпите. По всей логике вы давно должно разбежаться были.
– Наверное, дополняем, друг друга? – предположила я.
– Нет. Вы живете каждый своей жизнью. Но в, то, же время вместе. За вами интересно наблюдать.
– Я не замечала этого. Просто принимаю его таким, какой он есть. С его тараканами. Сейчас, когда дома стал по вечерам находиться, а не болтаться где-то, так и вовсе все нормально, – ответила я.
– Я сам не смог уехать. Вроде думаю, что так лучше будет. А не получается. Не могу себя представить в другом городе. И дело не в том, что здесь все знакомо или я боюсь куда-то ехать. Скорее город притягивает.
– Но многие отсюда уезжают, – заметила я.
– Чтоб потом вернуться. Когда-то у нас даже поверье ходило. Своеобразная городская легенда, что места эти заколдованные. Кто сюда приезжает, тот назад не уедет. Будет плутать в лесах, садиться на поезд, который его будет возвращать назад. Какая-то такая легенда была. Много людей возвращается, а кто решает жить в других местах, те умирают, погибают.
– Ты ведь не веришь во все это, – сказала я.
– Сегодня начал верить. Не все можно объяснить простым совпадением, – ответил он. Мы дошли до дома. Я хотела спросить, о чем он, но Гену окликнула какая-то женщина.
– Пока ты шлялся, отца в больницу увезли! – крикнула она через весь двор.
– Что случилось?
– Сердце или голова. Не знаю. Я тебе не врач, – ответила та.
– Надо в больницу ехать.
– Съездишь со мной? – спросил Гена.
– Конечно. Только сына предупрежу.
ГЛАВА 20
Звонок раздался в десять утра. Я пошла открывать дверь. На пороге стояла женщина лет двадцати. Может старше. Возраст трудно было определить. Лицо осунувшееся. Грязные волосы, круги под глазами. Хорошая куртка, но сильно поношенная в каких-то пятнах. В прогулочной коляске сидел ребенок. Мальчик около года. Может полутора лет. Он с интересом смотрел на меня, при этом держа во рту грязный кулак.
– Мне Данко нужен, – сказала женщина. Голос резкий, грубый, неприятный.
– Он на работе, – ответила я.
– А мне плевать, что он там. Пусть придет, или…
– Что? – спросила я. Мне действительно было интересно, чего она сможет предпринять.
– Буду здесь сидеть и крыть вас перед соседями. Да так, что уши в трубочку свернутся. Я это умею, – с какой-то гордостью сказала она. Меня это заявление скорее рассмешило, чем испугало.
– Чего сказать ему хочешь? – сдерживая смех, спросила я.
– Пусть ребенка забирает, иначе я его… – она задумалась. – В канаву выкину. Точно. В лес заведу и выкину в канаву.
Мальчонка попытался что-то возразить, но передумал. Опять увлекся кулаком, который почти полностью помещался во рту.
– Ты меня слышишь?
– Слышу. Хочешь сказать, что это его ребенок? – спросила я, разглядывая малыша.
– Его, – голос ее на минуту дрогнул.
– Может вечером придешь? Тогда и разберетесь кто кому приходится, – предложила я.
– Ага, не дождешься. Он возьмет и свалит. Как в тот раз. Так что не думай, я не дура какая-нибудь, не наивная. Если не впустишь, то всем соседям расскажу какой он судак на букву М.
– Ладно, заходи, – сдалась я. Меня не пугали ее угрозы. Кому она там чего рассказывать решила. Вере? Это смешно. Соседки сверху? Так та была уверена, что Данко наркоман, а у нас настоящий притон. Было жалко мальчишку. На улице плохая погода. Того и гляди, должен был пойти дождь. На нем же была тонкая курточка.
– Ты ему позвони. Я не буду целый день ждать, – предупредила она.
– Позвоню. Ты куртку бы сняла.
– Мне и так хорошо, – огрызнулась женщина.
– Тогда с мальчонки сними. У нас тепло в квартире.
– Тебе надо, ты и снимай.
– Сколько ему? – спросила я, разглядывая малыша, который смотрел на меня колдовскими глазами. Один глаз у него был ярко-голубым, а другой темно-зеленым. Светлые волосы, довольно длинные для мальчишки. Черты лица же больше были мамины.
– Год и два месяца, – ответила женщина. На миг улыбнулась. – Ванькой звать.
– Значит Ваня, – я улыбнулась малышу, повесила куртку на стул. Одежда потрепанная, но чистая. – А тебя как?
– Наташа. Быстрова. Так и скажи ему. Данко поймет, – она устало закрыла глаза. – И скажи, что до вечера я тут сидеть не буду.
Почему-то мне казалось, что это не ребенок Данко. Может мне казалось, что он не стал бы бросать девушку одну? Или она не хотела ему говорить, что у них ребенок, а теперь перестала справляться? Расспрашивать Наташу я не стала. Это не мое дело. Пусть Данко сам со своим прошлым разбирается.
– Данко, тут к тебе Наташа Быстрова пришла с твоим ребенком.
– Моим? Бред, – тут же ответил он.
– Допустим. Только мне-то чего делать?
– Дай ей трубку, – попросил он. Они разговаривали пару минут. Наташа начала кричать, что если он не заберет ребенка, то она от Вани избавиться, а грех на душу Данко падет. Она обещала, что все сделает, чтоб ребенок не попал в детский дом. Почему это должно было случиться, я не поняла.
– Так что делать? – спросила я, когда она вернула мне трубку.
– Жди меня. Скоро буду, – ответил Данко. Ждать. Ничего, можно и подождать. Малыш заплакал. Наташа даже глаза не открыла.
– Ребенок плачет, – сказала я.
– Есть хочет. По времени уже пора, – ответила она. – Хочешь чтоб он замолчал, то накорми. Или так и будет орать. Хотя, иногда замолкает и голодный.
– Ты его не кормишь?
– Иногда. Он все ест.
– Почему?
– Почему все ест? Или почему не кормлю? – она посмотрела на меня. В глазах была пустота и усталость.
– Второе.
– Если нет еды, то и кормить нечем, – спокойно ответила она.
– У меня суп есть. Будешь?
– Его корми. Меня не надо, – ответила Наташа и закрыла глаза.
Мальчишка ел охотно, словно его давно не кормили. Голодный. То и дело смотрел на маму и на меня. Сколько лет прошло, когда я так в последний раз кормила сына? Давно это было. Нет, я не спорю, что тяжело жила, но до такой нищеты никогда не доходила.
Данко влетел в квартиру ураганом. Задержался в дверях, посмотрев на Наташу. Перевел взгляд на меня и на Ваню. Усмехнулся.
– И чего ты хочешь? – спросил он Наташу.
– Чтоб ты его забрал, – она словно приготовилась воевать.
– Надо тогда документы оформить. Так?
– Признаешь его, как своего сына. А там права и обязанности настанут. Я узнавала, – сказала Наташа. На кухне вцарилось молчание, которое прервал только Ваня, потребовавший добавки.
– Хорошо, – согласился Данко. Я только удивлено на него посмотрела. – Эль, пригляди за мальчонкой. Когда вернусь, то совсем разберемся.
Наташа даже не посмотрела в сторону ребенка. А я поняла, что разбираться тут не в чем. Ваня останется у нас, а меня никто и спрашивать не будет. Мальчишка посмотрел на меня колдовскими глазами, потом увидел, что нет мамы. Тут начался такой плачь, от которого уши заложило. Думать мне было некогда. Надо было успокоить ребенка. Благо опыт общения с детьми у меня был. Мы сходили к запасливой Вере, которая не выкидывала детские вещи, потому что они могли пригодиться для третьего ребенка. Почему-то она хотела именно трех детей, несмотря на то, что у нее был муж, который любил выпивать, а как перебарщивал с алкоголем, так начинал всех гонять. Несколько раз Вера оставалась ночевать у нас. Пряталась от него. Данко порывался с ним поговорить. Гена предлагал составить компанию в этом разговоре, но Вера всегда отказывалась, говоря, что все это временно. Она надеялась, что он образумится. Когда-нибудь бросит пить и у них будет счастливая семья. Она повторяла это как мантру, а я ее не понимала. Хотя, самой Данко как выпивал, так дурил. Но после последнего раза пить он бросил. Даже не смотрел в сторону алкоголя.
Вера нам дала целых два пакета вещей, правда попросила потом вернуть, когда они нам больше не будут нужны. Еще игрушек дала. Поэтому у нас было чем заняться. Потом пришел из школы Сережа, которого я отправила в аптеку за всем необходимым. Не могу сказать, что Ваня был неухоженный. Наташа за ним старалась следить, хотя у мальчишки была потничка. А еще следы укусов, как клопы покусали. Может так оно и было.
– Ваня у нас теперь жить будет, – сказал Данко, позвонив где-то через часа два.
– Ясно. Тогда надо его подстричь и помыть.
– Скажи, что надо купить. Ты ведь в этом разбираешься.
– Сережа уже все приобрел. Езжай домой, – ответила я.
Что меня всегда поражало в сыне – это его спокойствие в таких ситуациях. Другой бы на его месте начал возмущаться, чего-то говорить, а он просто сделал, о чем я его просила и пошел ужин готовить. Хотя, чего тут говорить. Я сама была такая. Поэтому когда вернулся Данко, то я в комнате на кровати играла с Ваней в игрушки, а не рвала на себе волосы и не звонила Свете со словами, что она была права, а все мужики парнокопытные. Все-таки он был симпатичные. Можно сказать, что красивый. Со своими светлыми волосами, которые прикрывали уши, а сзади еще и распущенными оставались, сережкой в ухе, как у пирата, очках, что скрывали разноцветные глаза. Кожаная куртка, джинсы – прям герой какого-то романа. Старанно, что моего.
– Ты бы хоть куртку снял, – сказала я.
– Только узнаю какое у тебя настроение, а то может мне убегать придется, – ответил он.
– Куда?
– Не знаю. К матери, наверное.
– Это я такая страшная? Или такая грозная, что могу тебя из квартиры твоей выгнать? Как ты это себе представляешь? – усмехнулась я. – Пойдем ужинать. Там Сережка опять что-то невероятное приготовил.
Ели мы молча. Ничего не обсуждая. Я еще попутно кормила Ваню, который тянулся к ложке, пытался ее у меня отобрать. Часть еды полетела на пол.
– Я таким же был поросенком? – наблюдая за нами, спросил Сережа.
– Хуже. Ты мог набрать целый рот каши, а потом ее выплюнуть. Вот где головная боль была. А еще любил картины рисовать из нее на столе, пока я все отмывала, – ответила я. – Ваня же не хулиганит. Он пытается стать самостоятельным, взрослым. Пытается сам ложкой управлять, только координация слабая. Или ложка тяжелая. Вот и не получается. Скоро получится. Мальчишка сообразительный.
– Наташа говорит, что с ним почти не занималась, – сказал Данко.
– Он многое умеет для своего возраста, а что не умеет, тому научится, – ответила я.
– Я уроки делать, – сказал Сережа. – Кстати, а где он спать будет?
– Пока у нас. Потом к тебе переселим, – коварно сказала я. – Вера кроватку отдает и коляску. Так что сейчас поужинает молодой папа и пойдет за ними.
– Угу, пойду, – согласился Данко. В этот момент вернулся Гена.
– Смотрю, у нас пополнение? – сказал он, разглядывая Ваню.
– Это точно. Как отец?
– Никого не узнает. Буянит. Но врачи говорят, что жить будет. Подруга его бросила. С матерью я связаться не могу. Где-то пропадает. Скорее всего, заберу его домой, как только на поправку пойдет. Хорошо, что не парализовало сильно. Говорят, что после инсульта мог и к кровати прикованным остаться.
– Мог, – ответила я.
– Если помощь нужна… – сказал Данко.
– Обязательно вас запрягу в телегу и еще погонять буду, – рассмеялся Гена. Видимо он был в настроение сегодня. Давно его таким не видела. За последнюю неделю он сильно изменился. Перестал хмуриться, как раньше. Чаще стал улыбаться, несмотря на то, что оказался в тяжелой ситуации. – Так откуда ребенок?
– Наташкин, – ответил Данко.
– Быстровой? – переспросил Гена.
– Да.
– Ясно, – ответил Гена. Больше никаких вопросов задавать не стал, словно и так все понятно. А для меня это было непонятно.
Чуть позже Данко собирал кроватку. Я возилась с Ваней. А потом он к маме проситься начал. Расплакался.
– Она хоть приходить будет? – спросила я Данко.
– Нет. Не будет.
– Почему? Как можно от ребенка отказаться? – не выдержала я. – Если проблемы, то можно помочь, поддержать.
– Она не хочет. Не хочет никого видеть и слышать. Наташка умирает. Наверное, нужно к ее решению с уважением отнестись и не навязываться. Тем более что у нее есть с кем утешиться, – ответил Данко.
– От чего?
– Рак. Неоперабельный. Последняя стадия. Месяц назад как нашли, – ответил Данко. – Сделать ничего нельзя. Она только недавно узнала, что я вернулся.
– А почему раньше не сказала? Гордость? Извини за расспросы, но не каждый день дети сваливаются.
– Мы с ней встречались. Я тогда в одиннадцатом классе был. Она работала у нас в буфете, – ответил Данко. – Мы встречались где-то полгода. Хорошая девчонка с тяжелой судьбой. У нее мать посадили, когда ей одиннадцать было. Там она и умерла. Отца не было. Никто из родственников к себе не забрал. Она в детский дом попала. Потом вернулась в город. Училась вечером на бухгалтера, работала у нас в буфете. Когда-то я ее любил. Для нее же все это была игра. Когда на горизонте появился более взрослый кавалер, который мог предложить что-то больше, чем шоколадку «Аленка», мы расстались.
– А потом?
– Чего потом? Армия, Москва.
– Ребенок-то откуда?
– Аист принес, – ответил Данко. Мы встретились взглядами.
– Хочешь сказать, что не твой?
– Мой. По документам мой. Я его признал.
– А по факту?
– И по факту.
– Ты меня запутал.
– Я с ней только целовался в одиннадцатом классе. От этого дети не бывают.
– Тогда зачем?
– Потому что у мальчишки больше никого нет. Отца его она не знает. Была какая-то вечеринка. Какие-то ребята. Чего ей еще оставалось сделать?
– У меня нет слов.
– А ты что бы сделала на моем месте? Она действительно хотела его в лесу оставить. Понимаешь?
– Может пугала?
– Нет, – Данко покачал головой. – Она сейчас на наркотиках. На сильных наркотиках. Компания соответствующая. Что с ним было бы, если она умрет? Чего им в голову придет? И последнее…
– Я помню, что Сережку ты принял. Так что не в моем праве чего-то тут говорить.
– Не говори ерунды. Эль, ты реально против мальчишки? Мне всегда казалось, что ты любишь детей. Мне его жалко.
– Ты говорил, что не потянем еще ребенка.
