Текст книги "Вирус «Reamde»"

Автор книги: Нил Стивенсон

сообщить о нарушении

Текущая страница: 1 (всего у книги 60 страниц) [доступный отрывок для чтения: 22 страниц]

Нил Стивенсон
Вирус «Reamde»

Роман «Вирус „REAMDE“» – интеллектуальная пилюля, спрятанная в леденец повествования, – стоит того, чтобы классифицировать его как национальное и планетарное достояние.

«Wall Street Journal»

Нил Стивенсон – Гомер мифологии высоких технологий!

«San Diego Union Tribune»

Сюжет этого увесистого тома летит стремительно, как пуля!

«Pittsburgh Tribune»

Часть 1
Девять драконов

Северо-Западная Айова
Ферма Фортрастов

День благодарения

Ричард смотрел себе под ноги: не все коровьи лепешки замерзли, а на замерзших недолго и ногу подвернуть. Собираясь в дорогу, он ограничился ручной кладью и теперь ступал меж зеленовато-бурых кочек в легких черных кроссовках – настолько легких, что их можно сложить пополам и убрать в карман. Он мог бы с утра рвануть в «Уолмарт» за высокими ботинками на толстой подошве, но не хотелось давать родне лишний повод для разговоров, что кто-то сорит деньгами.

Десятка два его родственников, рассредоточившись вдоль колючей проволоки, стреляли в овраг. Традиция устраивать стрельбы в ожидании индейки и пирога зародилась давно, когда, вернувшись в дедушкин дом после церковной службы, они скидывали парадные костюмчики с галстуками и мчались через луг к ручью, где под присмотром двух-трех мужчин постарше выпускали пар, паля из пневматики и мелкашек. Теперь, уже сами родители, они съезжались на День благодарения, загрузив в багажники своих джипов дробовики, охотничьи винтовки и пистолеты.

Колючая проволока заржавела, а вот столбики из маклюры были почти как новые. Сорок лет назад Ричард и его старший брат Джон поставили эту ограду, чтобы скотина не забредала в овраг. Ручей не широкий – взрослый человек запросто его перешагнет, – но коров не учат перешагивать и вообще думать головой, поэтому они вечно застревали в овражке. Зато для стрельбища место было идеальное. Лето выдалось сухим, осень – холодной, и теперь обмелевший ручей бежал под тонкой коркой льда, а из склона, когда в него попадала пуля, сыпались комья земли, что позволяло стрелкам в следующий раз прицелиться точнее. Сквозь наушники Ричард слышал голоса добровольных помощников из числа зрителей: «На три дюйма повыше. На шесть дюймов левее». Бумканье дробовиков, треск мелкашек и пых-пых-пых самозарядных пистолетов заглушались до легкого перестука специальной электроникой в наушниках – полноразмерных, с прочным корпусом и регуляторами громкости по бокам. Вчера, собираясь на встречу, Ричард вспомнил о них в последний момент.

Он поминутно вздрагивал. Низкое солнце било в стофутовый ветрогенератор на поле за оврагом, и длинные тени лопастей чиркали по земле, как коса. Тень накрывала Ричарда и мчалась дальше, уступая место следующей полосе, солнце пропадало за лопастью и вспыхивало опять. Это было новшество. В его молодости о существовании мира за горизонтом свидетельствовали только элеваторы, а теперь над прерией вздымались циклопические ветряки – единственный внушительный элемент здешнего пейзажа. В краю, где все остальное словно застыло в коме, крутящиеся лопасти мгновенно привлекали взгляд: казалось, они вечно прыгают на тебя из-за угла.

Несмотря на ветер, напряжение в мышцах лица – предвестье головной боли – отпустило впервые с приезда в Айову. Обычно везде, где собиралось семейство – в доме, в ближайшей гостинице, на футбольном матче во дворе, – он постоянно чувствовал на себе взгляды. Иное дело здесь, где каждый занят своим оружием и следит, чтобы дуло было направлено за колючку. Если на него и смотрели, то при коротком разговоре глаза в глаза, говоря ОТ-ЧЕТ-ЛИ-ВО, чтобы докричаться через наушники.

Младшие родственники, салаги и сопляки, обращались к нему «Дик», чего Ричард терпеть не мог, потому что так в его юности звали Никсона. Он откликался на имя Ричард и на прозвище Додж. За долгую поездку на машине из пригородов Чикаго, Миннеаполиса или Сент-Луиса родители наверняка рассказали детям, кто есть кто, – может, даже показали пачки фотографий и распечатки генеалогического древа. Ричард не сомневался, что, дойдя до его родословной ветви – длинной, голой, без единой развилки, – они заметно меняли тон, а выражение их лиц говорило больше, чем в этой части страны принято высказывать словами. Все это он наблюдал сейчас на лицах юных стрелков. Некоторые избегали смотреть ему в глаза, другие смотрели чересчур смело, давая понять, что все про него знают.

Крупный мужик в камуфляже (кажется, второй муж его троюродной сестры Уиллы) протянул Ричарду переломленную двустволку двенадцатого калибра. Направив ружье и взгляд за колючую проволоку и предоставив остальным пялиться на свою парку, Ричард зубами стянул с левой руки перчатку и вставил патроны в теплые стволы. В нескольких ярдах впереди, на краю обрывчика, кто-то поставил в ряд хэллоуинские тыквы. Бо́льшую их часть уже разметало кусками по сухому бурьяну. Ричард защелкнул двустволку, удобно пристроил к плечу, наклонился вперед и нажал на первый спусковой крючок. Приклад ударил в плечо, основание тыквы подпрыгнуло и задумалось, не покатиться ли вниз. Ричард нагнал его вторым выстрелом. Затем он переломил ружье, вытащил горячие гильзы, бросил на землю и с одобрительным кивком вернул двустволку хозяину.

– Много охотитесь у себя в шлоссе, Дик? – спросил парень лет двадцати с небольшим, пасынок Уиллы. Спросил громко – то ли из ехидства, то ли потому, что уши у него были заткнуты оранжевыми поролоновыми берушами.

Ричард улыбнулся.

– Совсем не охочусь. Почти все на моей странице в Википедии – неправда.

У парня вытянулась физиономия. Глаза забегали, остановились на двухсотдолларовых электронных наушниках Ричарда, затем уперлись в землю, словно проверяя, нет ли там коровьих лепешек.

В последнее время на его странице в Википедии царило затишье, однако в прошлом там бушевала война правок между загадочными субъектами, известными только по IP-адресам, – все они стремились подчеркнуть те факты из жизни Ричарда, которые сам он находил хоть и формально верными, но полностью несущественными. По счастью, это происходило в то время, когда отец уже не мог держать мышку, хотя младшие Фортрасты, разумеется, читали все.

Ричард развернулся и пошел назад. Он никогда особенно не любил гладкостволки. Им был отведен дальний конец цепочки. На ближнем конце, рядом с кое-как припаркованными джипами, компания детишек лет восьми – десяти, в плотном полукольце бдительных взрослых, увлеченно палила из однозарядных мелкашек.

Прямо перед Ричардом стояли пятеро ребят лет двадцати, рядом с ними увивались двое подростков. В центре внимания находилась армейского вида штурмовая винтовка – без дерева, без камуфляжа, без каких-либо претензий, что она предназначена для охоты. Винтовка принадлежала Лену, двоюродному племяннику Ричарда, сейчас – студенту-энтомологу Университета Миннесоты. Красными обветренными руками Лен держал пустой тридцатизарядный магазин. Ричард, вздрагивая каждый раз, когда у него за спиной бухал дробовик, наблюдал, как Лен втолкнул в рожок три патрона и протянул его парню, державшему винтовку, после чего принялся терпеливо объяснять, как вставить магазин, отпустить затворную раму и сдвинуть предохранитель.

Ричард повернулся к ним спиной и увидел компанию людей постарше: некоторые отдыхали на складных стульчиках с камуфляжными сиденьями, другие стреляли из больших и старых охотничьих винтовок. Они выглядели благожелательнее молодежи, но Ричард чувствовал – а может, в нем говорила мнительность, – что им будет спокойнее, если он пройдет мимо не останавливаясь.

Ричард приезжал на общий сбор не чаще чем раз в два-три года. Возраст и обстоятельства подарили ему приятную возможность стать специалистом по семейной генеалогии. Это он составил фамильное древо, копии которого рассматривали мамаши в джипах. Если бы Ричард мог собрать их всех на несколько минут в кружок и рассказать кое-что о людях, которые палили сейчас вдоль ограды, и о том, сколько у них стволов – речь, разумеется, не о «глоках» и автоматах, а о несамозарядных револьверах, «M-1911» и рычажных винтовках под винчестерный патрон, – они бы поняли, что его прошлое, даже если оно им не по душе, куда ближе к семейным традициям, чем их нынешний образ жизни.

Но чего он вообще так заводится?

За этими мыслями Ричард набрел на компанию молодежи, стрелявшую из пистолетов.

Чем-то – трудно сказать, чем именно, – эти ребятки разительно отличались от тех, что толпились вокруг Лена. Они из города. Из большого города, наверное, на побережье. Скорее всего на Западном. Не из Лос-Анджелеса. Где-нибудь между Санта-Крусом и Ванкувером. Длинноволосый парень, упакованный для защиты от айовских морозов в пять слоев флиса и ветровку, татуированными руками держал перед собой «глок-17» и с расстояния в сорок футов сосредоточенно всаживал пулю за пулей в пластиковую бутылку из-под молока. За ним стояла девушка с волосами и кожей темнее, чем у всех остальных на семейном сборище, в больших очках, которые Ричард назвал про себя очками «Поколения Икс», хотя сам термин «Поколение Икс» уже безнадежно устарел. Девушка лучилась счастьем. Она явно влюблена в парня с пистолетом.

Эта эмоциональная открытость гораздо больше, чем одежда или прически, выдавала в них чужаков. Здешние края метили своих уроженцев привычкой держать чувства при себе, въедавшейся, как татуировка. Отчужденность Ричарда успела довести до белого каления с полдюжины его подружек, прежде чем он научился хоть как-то ее преодолевать. Однако при необходимости он всегда мог опустить ее на лицо как забрало.

Девушка повернулась к нему и вскинула розовые перчатки в жесте, который у мужчин означает «Гол!» а у женщин «Я тебя сейчас обниму!». Она что-то говорила, но наушники, заглушавшие грохот девятимиллиметрового калибра, пропускали только обрывки слов.

Ричард опешил.

На лице девушки, осознавшей: «Он меня не узнает», начало проступать ошеломленное выражение. И тут, благодаря этому самому выражению, Ричард узнал ее и по-настоящему обрадовался.

– Сью! – воскликнул он и немедленно (все-таки иногда полезно быть историком семьи) поправился: – Зула!

Через секунду Ричард уже ласково ее обнимал. Под всеми слоями одежды она была все такая же худенькая, как прежде. Хотя сильная. Зула встала на цыпочки, чтобы прижаться щекой к его щеке, потом разжала руки и опустилась на толстые подошвы утепленных зимних ботинок.

Ричард знал о ней все – и ничего. Ей, должно быть, лет двадцать пять. Колледж закончила года два назад. Когда они последний раз виделись?

Наверное, еще во время ее учебы. А значит, за те несколько лет, что Ричарду было недосуг про нее вспомнить, Зула прожила целую жизнь.

В ту пору она практически сводилась для него к своей предыстории: эритрейская сирота, вывезенная церковными миссионерами из лагеря для беженцев в Судане, удочеренная сестрой Ричарда Патрисией и ее мужем Бобом (вскоре слинявшим из семьи), вновь осиротевшая после внезапной смерти Патрисии. Заново удочеренная Джоном и его женой Элис уже перед колледжем.

Ричард попытался вспомнить, что писали Джон и Элис в последних рождественских письмах. Зула училась где-то неподалеку – в Айовском университете? Чему-то практическому – у нее диплом инженера. Нашла работу, куда-то переехала.

– Классно выглядишь! – выдавил он, потому что пора уже было что-нибудь сказать, а фраза представлялась достаточно безобидной.

– Ты тоже, – ответила она.

Ричард немного смутился – уж слишком очевидной была лесть. Лет сорок назад они с приятелями катили куда-то по местной дороге и оказались в хвосте у медленно ползущего фермерского грузовичка. Кто-то из ребят (вероятно, не без помощи наркоты) приметил сходство – которое, раз обнаруженное, уже невозможно было отрицать – между широкой кирпичной физиономией Ричарда и задницей красного пикапа. Отсюда прозвище Додж. Он все ждал, когда приобретет благообразную величавую внешность пожилого мужчины на идиллической рыбалке с рекламы лекарств от простатита, а вместо этого видел в зеркале сильно расплывшуюся, в пигментных крапинках, версию себя тридцатипятилетнего. А вот Зула и правда выглядела великолепно. Негритянско-арабский тип с явной примесью итальянского. Крупный нос, который в других семьях и в других обстоятельствах пошел бы под скальпель, однако Зула поняла, что он – особенно в сочетании с большими очками – смотрится эффектно. За модель ее никто не принял бы, однако свой образ она нашла. Ричард мог только догадываться, какого рода феромоны вырабатывает стиль Зулы для ее сверстников; ему она виделась этаким межпланетным библиотекарем, девушкой-гиком, умненькой и привлекательной, но не до такой степени, чтобы почувствовать к ней что-нибудь недолжное.

– Это Питер, – объявила Зула. Ее бойфренд как раз опустошил магазин «глока». Ричард с одобрением отметил, что молодой человек проверил патронник, выщелкнул магазин и еще раз передернул затвор, прежде чем переложить пистолет в левую руку, освобождая правую для рукопожатия. – Питер, это мой дядя Ричард. Вообще-то он живет совсем близко от нас!

– В Сиэтле? – спросил Питер.

– У меня там квартира, – промямлил Ричард, умирая от стыда: его племянница живет в Сиэтле, а он и не знал. Что подумают родственники? – Последние годы я больше времени провожу в Элфинстоне, – добавил он в свое оправдание и на случай, если Питеру это ничего не говорит, уточнил: – В Британской Колумбии.

Однако лицо Питера уже зажглось интересом.

– Говорят, там отличные склоны для сноуборда!

– Понятия не имею, – ответил Ричард. – Но все остальное там очень даже ничего.

Зула тоже умирала со стыда.

– Прости, что я с тобой не связалась! Это было у меня в списке.

У большинства людей такая фраза была бы просто вежливой отговоркой, но Ричард знал, что у Зулы и впрямь есть самый настоящий список, в котором одним из пунктов значится: «Позвонить дяде Ричарду».

– Это мое упущение, – сказал он. – Надо было устроить тебе торжественную встречу.

Пока они заряжали, Зула рассказала про свою жизнь. Она окончила Айовский университет с двумя дипломами – по программированию и по геологии, четыре месяца назад приехала в Сиэтл и устроилась в молодую компанию, которая намеревалась строить опытную геотермальную станцию рядом с горой Рейнир – вулканическим ружьем, нацеленным в голову Сиэтла. Зуле предстояло заниматься компьютерным моделированием подземных тепловых потоков. Ричарду приятно было слышать от нее умные словечки, наблюдать, как мозги Зулы работают над тем, для чего созданы. В студенческие годы она была застенчивая, немножко слишком натурализованная, немножко слишком непритязательная. Усредненная американская девушка по имени Сью, у которой в официальных документах почему-то стоит «Зула». Теперь она в большей мере стала собой.

– Так что случилось? – спросил Ричард. Зула старательно употребляла прошедшее время: «намеревалась», «планировала».

– Когда я приехала, там уже царил полный хаос. – На лицо Зулы, когда она это говорила, занятно было смотреть. У ребенка, которого вывезли из Эритреи в Айову, должны были сложиться любопытные представления о полном хаосе. – Какая-то ерунда с хеджевыми фондами, что-то вроде финансовой пирамиды. Месяц назад компания начала процедуру банкротства.

– Ты безработная, – уточнил Ричард.

– В каком-то смысле да, – ответила Зула и улыбнулась.

Теперь у Ричарда появился новый пункт в его списке, который в отличие от списка Зулы представлял собой постоянно носимую в голове мешанину из неопределенных намерений, грызущих тревог и смутно осознаваемых кармических долгов. «Устроить Зулу в Корпорацию-9592». Был даже вполне убедительный предлог, чтобы ее пригласить. Трудность состояла в другом: как помочь Зуле, чтобы другие на семейном сборище не сочли его ходячей ярмаркой вакансий.

– Что ты знаешь про магму? – спросил он.

Зула полуобернулась и взглянула на него искоса.

– Больше тебя, наверное.

– Ты умеешь моделировать тепловой поток. А движение магмы?

– Квалификации хватит.

– Тензоры? – Ричард понятия не имел, что такое «тензоры», но много раз слышал это слово от математиков – обычно оно звучало на этапе перехода от общих фраз к чему-нибудь более практическому.

– Типа того, – ответила Зула нервно, и Ричард понял, что сморозил глупость.

– Для нас по-настоящему важно, чтобы все было правильно.

– Для игровой компании?

– Да, для моей игровой компании, входящей в первые пять сотен по версии «Fortune» [1]1
  «Fortune 1000» – список самых крупных компаний США по версии американского журнала «Fortune». – Примеч. ред.


[Закрыть].

Зула так и застыла вполоборота, пытаясь понять, не прикалывается ли над ней Ричард.

– Речь о стабильности финансовых рынков.

Зула явно не готова была купиться.

– Поговорим позже. У тебя есть знакомые с расстройствами аутического спектра?

– Да! – Теперь Зула смотрела прямо ему в лицо.

– Ты могла бы с такими работать?

Зула указала глазами на своего парня.

У Питера не получалось зарядить магазин. Он пытался вставить патрон задом наперед. Ричард уже с полминуты думал, как бы тактично об этом сказать, но тут Питер сообразил сам и развернул патрон правильно.

По тому, как Питер держал «глок», Ричард решил, что ему это не в новинку. Теперь он понял, что Питер, видимо, впервые взял в руки пистолет. Однако он быстро осваивает новую технику. Самоучка по жизни. Может разобраться во всем, что логично и подчиняется правилам. И знает это. Не стал просить о помощи. Куда быстрее дойти своим умом, чем мучиться, слушая бестолковые объяснения, и вступать с объясняющим в эмоциональный контакт. Определенно есть что-то, что Питер умеет лучше всех. Что-то техническое.

– А ты что поделывал, дядя Ричард? – весело спросила Зула. Она, может, и научилась быть собой, но для таких случаев держала про запас крошку Сью.

Ответ «дожидался рака» был бы чересчур честным. Если сказать «вел безнадежную позиционную войну с клинической депрессией», возникнет впечатление, что он в депрессии сейчас,что неправда.

– Тревожился из-за смещения палитры, – сказал Ричард.

Питеру и Зуле странным образом понравился его неответ. Видимо, так в их представлении и должен вести себя мужчина за пятьдесят. А может, Зула уже рассказала Питеру все, что знает или подозревает о Ричарде, и оба разумно предпочитают не лезть с расспросами.

– Вы летели через Сиэтл? – спросил Питер, чересчур быстро переходя к спасительной теме авиаперелетов.

Ричард мотнул головой.

– Доехал на машине до Спокана. Это часа три-четыре, в зависимости от того, сколько снега и долго ли придется стоять на границе. Оттуда прямой рейс до Миннеаполиса. Там я арендовал большой американский автомобиль и приехал на нем сюда.

Он кивнул в ту сторону, где бордовый «меркьюри-гранд-маркиз» заслонял шестую часть зодиакального круга.

– Здесь ему самое место. – Питер повел глазами в сторону фермы, затем невинно глянул на Ричарда.

Тот отреагировал на шутку сложнее, чем мог бы догадаться Питер. С одной стороны, приятно, что ребятки приняли его в игру, с другой – Ричард вырос на этой ферме, и такое отношение к ней его слегка резануло. Он подозревал, что они уже запостили сообщения в «Твиттер» и «Фейсбук» и хипстеры в кафешках Сан-Франциско в эту самую минуту выстукивают «бу-га-га» и «жесть» под фотографиями Питера с «глоком».

Тут он услышал голос одной из своих «бывших», упрекающий, что ему еще рано становиться таким старым занудой.

Немедленно подключился второй женский голос и напомнил, что колоссальный «гранд-маркиз» арендован из ироническихсоображений.

«Бывшие» Ричарда давно исчезли с горизонта, но их голоса преследовали его постоянно и говорили с ним, словно музы или фурии – как если бы семь Супер-Эго выстроились расстрельной командой перед одним несчастным Ид [2]2
  Ид – в психоанализе одна из трех структур личности, включающая в себя все заложенное в человеке изначально – наследственность и инстинкты. – Примеч. ред.


[Закрыть], чтобы не дать ему с удовольствием выкурить последнюю сигарету.

Питер и Зула, наверное, подумали, что Ричард на время потерял нить разговора, – первый признак старческого маразма. Ну и ладно. В магазинах было столько патронов, сколько можно засунуть задубевшими пальцами. Зула, потом Ричард по очереди постреляли из «глока». К тому времени как они закончили, пальба вдоль колючей проволоки уже почти стихла. Боезапас кончался, народ замерз, дети ныли, оружие пора было чистить. Складные стулья отправлялись в багажники джипов. Зула упорхнула к своим кузинам, и теперь они с повизгиванием висли друг у друга на шее. Ричард нагнулся, что в последнее время было несколько труднее обычного, и начал собирать гильзы. Краем глаза он видел, что Питер последовал его примеру, но скоро бросил, не желая далеко уходить от Зулы. Болтать со стайкой ее кузин парень не хотел, оставлять ее одну – тоже. Его голова постоянно поворачивалась туда, куда перемещалась Зула. Такая бдительность и радовала, и огорчала Ричарда, который не стыдился слегка приревновать.

Питер глянул через поле на дом, отвел глаза и снова повернулся, чтобы посмотреть внимательнее.

Он знает.Зула сказала ему, что случилось с ее приемной матерью. Может, Питер даже залез в Гугл и проверил. Вероятно, ему известно, что в год от удара молнии гибнет пятьдесят – шестьдесят человек и что Зуле тяжело об этом говорить: большинству такая смерть представляется чересчур нелепой – им проще думать, что она шутит.

* * *

«Гранд-маркиз» заблокировал выезд джипу с замерзшими мамашами и детьми, поэтому Ричард, радуясь предлогу уйти, быстро двинулся к машине. Проходя между Питером и Зулой, он негромко объявил: «Я в город», – что означало: «еду в “Уолмарт”», – и забрался в огромный «меркьюри». Он услышал, как открывается задняя дверца, увидел, как Питер и Зула садятся на мягкий диван. Пассажирская дверь тоже открылась, и в машину плюхнулась еще одна девица лет двадцати пяти. Имя ее Ричард должен был знать, но забыл. Надо будет по дороге как-нибудь выяснить.

У юных весельчаков много чего нашлось сказать про «гранд-маркиз»; они заценили шутку и решили, что Ричард – классный. Девица на переднем сиденье объявила, что никогда не сидела «в такой машине», подразумевая, очевидно, седан. Ричард почувствовал себя не просто стариком, а доисторической окаменелостью.

Минут пять ребятки щебетали, перекидываясь фразами, потом умолкли. Питер явно не рвался выкладывать сведения о себе. Ричарда это вполне устраивало. Люди, у которых есть визитные карточки с названием должности, легко могут рассказать про свою работу, но тем, кто занимается чем-нибудь умным дома за компьютером, пускаться в долгие объяснения чисто для поддержания разговора – себе дороже. Лучше уж сразу про авиаперелеты.

Закоченевшие руки и ноги вытягивали из мозгов всю энергию. За окнами тянулся вымороженный пейзаж – Западная Айова. Люди из других краев, пересекая штат, обычно не видят разницы между западом и востоком – или между Огайо и Южной Дакотой. Однако Ричард здесь вырос, он много раз отправлялся в индейские вылазки или пиратские экспедиции вдоль ручья, поэтому чувствовал градиент местности и понимал, что они на границе Среднего Запада и Запада, как будто по одну сторону ручья ты сгребаешь с черной земли прелую листву, слушая по транзистору футбол, а по другую – вытаскиваешь из шапки стрелы.

Был и градиент в направлении север – юг. На юге – Миссури и Канзас, куда часть Фортрастов (согласно его исследованиям) бежала во время Войны Севера и Юга, спасаясь от эскадронов смерти и террористов. На севере – особенно в такой день – почти видишь развернутые к полюсу плечи земли. На этой широте Фортрасты, рванувшие на север, почувствовали забирающийся под одежду морозец и решили остановиться. Здесь они и пустили корни – не как старые ореховые деревья у ручья, а как ежевика или одуванчики, которые, стоит одному семечку зацепиться, покрывают все плотным ковром.

«Уолмарт» напоминал звездолет, приземлившийся на соевом поле. Ричард проехал мимо той части магазина, где торговали продуктами, мимо аптеки и оптики и припарковался возле промтоварного ангара. Парковочные места тут были рассчитаны на полноразмерные пикапы, что для него сейчас имело немаловажное значение.

Они вошли. Ребятишки сбились с шагу и затормозили: способность иронизировать, заменявшую им душу, наглухо вырубил сверхмощный внешний сигнал. Ричард шел вперед не останавливаясь – у него была цель. Он вроде бы придумал, как помочь сборищу, не вляпавшись ни в одну из коровьих лепешек, подстерегающих на этом пути.

Он шел, пока не добрался до отдела, где все вокруг было камуфляжным или ядовито-оранжевым. Вышел старик в синей жилетке и уперся морщинистыми руками в витрину, словно хозяин салуна на Диком Западе. Ричард ответил на его дежурное приветствие и сказал, что хочет купить три коробки натовских патронов калибра 5,56 миллиметра. Продавец кивнул и повернулся к витрине, в которой был выставлен по-настоящему крутой товар. Сзади на жилетке у него был изображен желтый смайлик, который на сгорбленной старческой спине выпирал почти полушарием.

– Лен выдавал по три патрона, – объявил Ричард догнавшим его ребятишкам. – Все хотят пострелять из штурмовой винтовки, но никто не покупает патроны. Пять пятьдесят шесть довольно дороги, потому что все маньяки убеждены, что их скоро запретят.

Продавец аккуратно выставил на стеклянный прилавок три тяжелые коробки, достал из пластмассовой кобуры пистолет для считывания штрих-кодов и чикнул по каждой: три нажатия на спуск, три прямых попадания. Прозвучала внушительная сумма. Ричард вытащил бумажник. Племянница или троюродная сестра (по дороге так и не выяснилось, как ее зовут) заглянула в объемистое нутро из дорогой кожи так беспардонно, что Ричарду захотелось просто вручить ей бумажник. Она удивилась, увидев лицо королевы Елизаветы и цветные картинки с изображением хоккеистов. Ричард не сообразил поменять деньги, а теперь оказался в таком месте, где нет обменника. Он заплатил дебетовой картой.

– Давно вы переехали в Канаду? – спросила девица.

– В семьдесят втором.

Продавец сверкнул на него бифокальными очками: «От призыва косил!»

Ни у кого из молодых такой ассоциации не возникло. Интересно, они вообще знают, что в их стране когда-то был призыв и от него косили?

– Пожалуйста, введите ПИН-код, мистер Форрест, – сказал продавец.

Ричард, как многие уехавшие, произносил свою фамилию с ударением на последнем слоге, но отзывался и на здешнее «Фо́ртраст» и даже на «Форрест».

К тому времени как они добрались до выхода, он решил, что «Уолмарт» похож не столько на звездолет, сколько на межпространственный портал, связывающий все «Уолмарты» в известной вселенной, и, пройдя через стеклянные двери, они могут оказаться в Уичите или Покателло, однако вышли они по-прежнему в Айову.

– А почему вы переехали? – спросила племянница-кузина на обратном пути. Она говорила с гнусавой растяжкой, которой были заражены большинство здешних девиц и от которой стремительно избавлялась Зула.

Ричард глянул в зеркало заднего вида: Питер и Зула обменялись выразительными взглядами.

«Киса, ты когда-нибудь слышала про Википедию?!»

Вместо того чтобы объяснить, отчего переехал, Ричард сказал, чем там занялся:

– Я работал проводником.

– У охотников?

– Нет, я не охотник.

– Мне просто интересно, откуда вы столько знаете про оружие.

– Потому что я здесь вырос, – ответил Ричард. – А в Канаде многим из нас приходилось носить оружие по работе. Там это труднее. Надо пройти курсы, состоять в клубе и все такое.

– А почему вы носили оружие, если…

– Если мы не охотились?

– Да.

– Гризли.

– На случай если он нападет?

– Верно.

– И тогда надо было стрелять в воздух, чтобы напугать?

– В сердце. Чтобы убить.

– А такое случалось?

Ричард снова глянул в зеркало заднего вида, надеясь послать телепатический сигнал: «Бога ради, отвлеките ее», – но Питер и Зула слушали с заинтересованным видом.

– Да, – сказал Ричард. Ему хотелось соврать, однако на сборище это бы все равно потом выплыло.

– У деда в комнате есть медвежья шкура, – подала голос Зула.

– Она настоящая? – изумилась девица.

– Ну конечно, настоящая, Викки! А ты думала – синтетическая?

– Так вы убили гризли, дядя Дик?

– Я выпустил в него две пули, пока мой клиент восстанавливал подзабытые навыки лазанья по деревьям. Вскоре после этого медведь перестал дышать.

– И вы его освежевали?

«Нет, он любезно выскочил из шкуры, прежде чем испустить дух». Ричарду было все труднее бороться с искушением ответить резкостью. Только Музы-Мстительницы его и останавливали.

– Я на себе перетащил шкуру через границу, – услышал он свой голос. – Вместе с черепом и прочим она тянула примерно на половину моего тогдашнего веса.

– А зачем?

– Потому что это незаконно. Не в смысле убивать медведя: убить можно, если ради самозащиты, – но тушу надо передать властям.

– Почему?

– Потому что, – сообразил Питер, – иначе люди начнут стрелять медведей ради трофеев и говорить, будто защищались.

– А далеко было нести?

– Двести миль.

– Ух, видно вам здорово хотелось ее заполучить!

– Да нисколько.

– А зачем же вы несли ее двести миль?

– Потому что ее хотел заполучить клиент.

– Я совсем запуталась! – посетовала Викки, как будто всех здесь заботило ее эмоциональное состояние. – Вы сделали это для клиента?

– Наоборот! – с легкой досадой вмешалась Зула.

Питер сказал:

– Минуточку. Медведь напал на вас и на вашего клиента…

– Историю рассказываю я! – оборвал Ричард, поднимая руку. Он не собирался ее излагать – вообще надеялся, что она не всплывет, – однако это была его единственная история о себе, которую можно рассказать в приличной компании, и коли уж до этого дошло, он не намеревался уступать свое право. – На медведя залаяла собака клиента. Побеспокоила бедного мишку. Он поднял ее зубами и начал трясти, как белку.

– Это был пудель или типа того? – спросила Викки.

– Восьмидесятифунтовый золотистый лабрадор, – ответил Ричард.

– Мамочка родная!

– Ну вот примерно это же я себе и сказал. Когда лабрадор перестал дергаться – что произошло довольно быстро, – медведь отбросил его в кусты и двинулся на нас, словно говоря: «Если у вас есть что-нибудь общее с этой вонючей псиной, то вы покойники». Так дело и дошло до стрельбы.

Питер фыркнул над формулировкой.

– Именно: никакого героизма. Подходящее дерево было только одно, а клиент карабкался не то чтобы слишком резво. Я к тому, что мы не могли разом взобраться на дерево. И даже лошадь не убежит от гризли. У меня в руках ружье с жаканами. Что делать?

Молчание, пока все трое обдумывали риторический вопрос.

– С жаканами? – спросила Зула, переключаясь в инженерный режим.

– Такая специальная пуля под дробовик двенадцатого калибра. В общем, я держу в руках фирменную двустволку Элмера Фадда, снаряженную аккурат для этого дела. Меня основательно трясет, так что я для упора встаю на колено и луплю с обоих стволов. Медведь убежал. Мы нашли его ярдах в двухстах от лагеря, уже мертвого. Клиент захотел шкуру. Я сказал, что это противозаконно. Он предложил мне деньги. И я начал свежевать. Ушло несколько суток. Отвратноезанятие. Домашний-то скот забивать не подарок, потому мы в Айове и выписываем для этого мексиканцев, – говорил Ричард, постепенно заводясь, – так вот медведь еще хуже. Он воняет. – Ясно было, что его слушателям все равно не понять. – Практически разит рыбой. Как будто ты искупался в его гормонах.