Текст книги "Вирус «Reamde»"

Автор книги: Нил Стивенсон

сообщить о нарушении

Текущая страница: 22 (всего у книги 60 страниц) [доступный отрывок для чтения: 22 страниц]

В одном из карманов разгрузки лежало аккуратно сложенное полотенце – маленькое и вытертое, а потому очень компактное. Это была еще одна вещь, без которой Соколов никуда не выходил. Он вытащил полотенце из кармана и сунул за пояс.

Все остальное он сложил в мусорный мешок. Теперь двигаться можно было смелее, поскольку носильщик ехал по малолюдной улице. Одну кабельную стяжку Соколов оставил, чтоб завязать мешок.

Он рискнул выглянуть из-под пленки и увидел отель метрах в двухстах впереди.

Даже если в нынешнем наряде он мог сойти за любителя утренних пробежек, не стоило выпрыгивать из тележки на виду у портье, да и вообще у кого бы то ни было. К тому же требовалось избавиться от мешка. Соколов вновь открыл мобильник и еще раз проглядел снимки. Позавчера они от гостиницы прошли на набережную. Бо́льшую ее часть занимали людные паромные терминалы, однако дальше к северу начинались грязные доки и замусоренные прибрежные пустыри. Отыскав снимок такого места, он звуком привлек внимание носильщика.

Они глядели друг на друга через узкую щель под краем пленки. Соколов поманил пальцем. Носильщик сунул руку под пленку, и Соколов вложил в нее телефон. Носильщик некоторое время смотрел на экран, затем кивнул и отдал телефон обратно. Соколов спрятал его во внешний карман кэмелбека.

Из-под края пленки оказалось удобно следить, куда они едут. С оживленного бульвара носильщик свернул на дорожку вдоль берега, где народу было на удивление мало. Где-то рядом плескалось море, воняло помойкой и гнилыми водорослями. Соколов рискнул приоткрыть край пленки, однако носильщик, не оглядываясь, мотнул головой и что-то предостерегающе сказал. Соколов замер. Через несколько секунд их обогнал велосипедист.

Тут носильщик свернул к пандусу, ведущему на раздолбанный причал, остановил тележку и закурил. Минуту или две он попыхивал сигаретой, потом резко сдернул пленку и что-то пробормотал.

Соколов, схватив мешок, выпрыгнул из тележки и крутанулся на месте, проверяя, нет ли зрителей. Все было чисто. Он крутанулся второй раз, быстрее, и выпустил мусорный пакет. Тот пролетел метров пять и плюхнулся в воду. Она тут, наверное, была бы от силы по пояс тому неосторожному человеку, который отважился бы в нее влезть, но мешку больше и не требовалось, тем более что он был черный, а вода – мутная.

Повернувшись спиной к всплеску, Соколов увидел, что носильщик уже обнаружил в тележке свои чаевые: еще один кирпич малиновых банкнот. Они тут же исчезли в кармане стариковских брюк. Носильщик что-то бормотал – благодарил, надо думать. Соколов, не обращая на него внимания, трусцой двинулся прочь. Меньше чем через минуту он уже приближался к отелю, перебегая из одного островка тени в другой и стараясь не слушать включившиеся в голове сирены. Весь день он прилагал усилия к тому, чтобы его не заметили. А теперь на него пялились и указывали пальцами сотни людей. Однако не потому – напоминал себе Соколов, – что знают, кто он. Они точно так же глазели бы на любого другого сумасшедшего иностранца, которому вздумалось совершать пробежку под палящим солнцем.

* * *

Только на первом этаже Оливия окончательно поняла, что она босая. Взрывом ее выбросило из туфель, и они остались в офисе с русским наемником. Если вообразить гипотетический забег по пересеченной местности, в котором состязались бы босая Оливия и Оливия на высоких каблуках, трудно сказать, кому бы досталась победа. Наверное, это зависело бы от того, как скоро босая Оливия распорола бы ногу об осколок стекла, что неизбежно произошло бы в первые же минуты, не будь она очень, очень осторожна.

Старый фасад здания был обращен к взорванному дому, а новый выходил на строящийся район. Там сейчас шел ремонт, и все выходы были загромождены, но Оливия, которую лондонские наставники приучили в любом месте проверять пути к отступлению, знала, где проскользнуть. Поэтому вместо очевидной дороги – на улицу между домами, которая, как подозревала Оливия, была по щиколотку завалена битым стеклом, – она двинулась заранее разведанной запасной. Эта запасная дорога менялась день ото дня, по мере того как рабочие воздвигали и убирали временные барьеры между создаваемыми магазинами. Сегодня, убегая, они оставили все двери открытыми, так что Оливии следовало просто идти на свет и смотреть под ноги, чтобы не напороться на раскиданные гвозди.

Их не было. Западные рабочие могли оставить оброненные гвозди на полу, китайские же, судя по всему, сразу их поднимали.

Так она добралась до относительно неразгромленной части дома, граничащей с огороженным рукотворным кратером метров пятьсот в диаметре. Туристы, описывая Китай, часто говорят о «лесе кранов». Тут был не лес, а скорее саванна: открытый простор с редко стоящими кранами. Естественную фауну составляли строители. Их сейчас было человек двадцать, и все они в ужасе смотрели в сторону Оливии.

Поправка: они смотрели именно на нее.

Феминистки могут спорить с консерваторами, является ли повышенное внимание женщин к тому, как они выглядят, врожденной чертой – следствием дарвиновского отбора, или привычкой, которую воспитывает общество. Так или иначе, когда Оливия вышла из здания и увидела, как вытаращились на нее строители, она в первый же миг подумала о своей внешности. Зеркала не было, поэтому она лишь провела рукой по лицу и волосам, ожидая увидеть на ладонях пыль, однако они были красные и блестели.

О Боже.

Оливия не падала в обморок от малейшей царапины и понимала, что смерть от потери крови ей не грозит. В голове раздался голос инструктора по неотложной помощи: «Если бы я выплеснул вам в лицо стакан томатного сока…» Однако рабочие не могли оставить без помощи босую, истекающую кровью женщину – они уже бежали к ней, вытянув руки, что в обычных обстоятельствах было бы симптомом дурных намерений. С вопиющей (по западным меркам) бесцеремонностью Оливию схватили, усадили на невесть откуда взявшийся стул и принялись ощупывать ее шишки и ссадины. На земле раскрыли три разных аптечки. Мужчины постарше и поопытнее начали сетовать на чрезмерный расход перевязочных средств, намекая, что все это из-за ее молодости и красоты. Особо галантный юноша преклонил колени (на нем были жесткие наколенники) и в позе принца на последней странице «Золушки» надел ей на ноги старые вьетнамки.

На «скорую» в эти конкретные полчаса рассчитывать не приходилось, так что рабочие просунули под стул два бамбуковых шеста, привязали их и в получившемся паланкине унесли Оливию, словно иудейскую невесту, с территории стройки – туда, где уже можно было поймать такси. Ехать на стуле было смешно – Оливии постоянно вспоминались британские инструкторы, учившие избегать ситуаций, привлекающих излишнее внимание. По счастью, голова у нее была так плотно замотана бинтами, что на опознании никто не вычленил бы ее из ряда мумий и пострадавших на пожаре.

* * *

Такси промелькнуло и скрылось за краем пирса. Судя по звуковому сопровождению (грохоту, а не всплеску), оно угодило на палубу.

Скорость микроавтобуса упала почти до нуля, так что Зула ясно видела все за лобовым стеклом – относительно ясно, поскольку оно было покрыто пылью, а от столкновения пошло паутиной трещин. Собственно, сейчас она видела только белый баллон: подушку безопасности, – однако не сомневалась, что за секунду до удара на миг различила Юйсю.

Микроавтобус продолжал катиться. Он проехал в полуметре от Зулы, и та через окно водительской двери увидела Юйсю в профиль. Подушка, сдувшись, обмякла, но девушка по-прежнему тупо смотрела вперед, ошалев от удара, а нога ее, видимо, по-прежнему стояла на педали газа.

– Юйся! – крикнула Зула. Ей показалось, что та вздрогнула, однако микроавтобус ускорился и вслед за такси съехал с пирса.

Такое увидишь не каждый день, и происходящее захватило всех – Зулу, Абдуллу Джонса, двух оставшихся боевиков (третий, тот, что стоял у водительской двери, перед столкновением как раз сунул голову в такси, а теперь неподвижно лежал на пирсе) и шофера. Как следствие, прошло довольно много времени, прежде чем они полностью осознали, что к ним присоединился еще один человек. Зула узнала его даже не по лицу, а по очертаниям фигуры: к ним с Джонсом, пошатываясь, шел Чонгор. Он был сильно помят и выглядел несколько ошалелым. Видимо, при столкновении его выбросило из микроавтобуса. Зула уже рванулась к нему, но ее остановила цепь. Чонгор сунул руку в карман штанов.

Наручник больно дернул запястье: Джонс обхватил Зулу правой рукой, скользнул тыльной стороной ладони по ее правой груди и вдвинул жесткие ногти под мышку, царапая кожу стальным браслетом. Рука Зулы, скованная с его, оказалась прижата к животу.

Хватка Джонса сомкнулась на ее предплечье, локоть уперся в грудь: Джонс разворачивал Зулу лицом к себе, спиной к Чонгору, и закрывался ею как щитом.

Показалась левая рука Джонса с пистолетом. Он приставил дуло к Зулиной шее, неловко вывернув пистолет, целя сквозь нее. Щелкнул предохранитель. В тот же миг Зула увидела сбоку кулак Чонгора, в котором, совершенно неожиданно для нее, тоже был зажат пистолет. Самого Чонгора она не видела, но чувствовала спиной. Дуло, прижатое к горлу, вызывало сильнейшее желание отодвинуться как можно дальше, так что Зула откинула голову насколько могла и скоро уютно уткнулась затылком в потную, вздымающуюся грудь Чонгора, за которой гулко стучало сердце. Мужчины были примерно одного роста, и Зула оказалась зажата между ними, как в сандвиче.

– Это настоящий «макаров» или венгерский вариант? – светски полюбопытствовал Джонс. – Мне трудно определить с такого расстояния.

Он имел в виду, что Чонгор приставил дуло ему ко лбу, прямо над бровью.

– Я получил его от русских.

– Тогда, наверное, настоящий, – заметил Джонс. – Я, так и быть, поверю, что ты сообразил дослать патрон.

Он глядел (как догадывалась Зула) прямо в глаза Чонгору, пытаясь прочесть в них ответ.

– Я вижу в твоих глазах менее чем стопроцентную уверенность, – насмешливо продолжал Джонс, – и все же неразумно с моей стороны было бы считать, что патрона в патроннике нет. Я неплохо знаком с «макаровым», они в Афганистане повсюду, а вот ты, чувствую, держишь его впервые. Скажи, ставил ли ты его на предохранитель?

– Сейчас он совершенно точно не на предохранителе, – ответил Чонгор.

– Я задал совершенно другой вопрос. Я спросил, ставил ли ты пистолет на предохранитель после того,как дослал патрон и взвел курок. Сдается мне, что ты как раз должен был это сделать. По тому, как говорил с тобой Иванов. По тому, как ты защищал Зулу. Ты все делаешь продуманно, тщательно, основательно.

Чонгор промолчал.

– Я вот почему спрашиваю, – объяснил Джонс. – У «макарова» есть интересная особенность: при постановке на предохранитель курок автоматически снимается с боевого взвода. Когда ты переводишь предохранитель в позицию «огонь», курок не взводится. Да. У тебя в руках остается пистолет, заряженный, но не готовый к стрельбе. В отличие от превосходного «девять-одиннадцать» Иванова, который и заряжен, и взведен. Если я хотя бы легонько нажму на спуск, довольно большой кусок металла пройдет через шею Зулы тебе в сердце, и вы оба умрете так быстро, что даже не заметите, как это произошло.

Сирены приближались: вдоль залива к ним мчали полицейские машины. Джонс посмотрел в их сторону, затем вновь перевел взгляд на Чонгора.

– Ты даже не испытаешь романтических ощущений, истекая кровью под ее обезглавленным телом, поскольку ударная волна пройдет по аорте в мозг и ты сразу отключишься, а может даже, у тебя глаза выскочат из орбит. Тебе же – если ты решишь выстрелить – предстоит очень долго давить на спусковой крючок. У «макарова» первый выстрел самый трудный. Поскольку курок не взведен, тебе придется давить на спуск целую вечность, чтобы взвести его для первого выстрела. А поскольку твой палец находится примерно в двух дюймах от моего левого глаза, тебе крайне трудно будет сделать это так, чтобы я не заметил.

Чонгор вновь промолчал, однако Зула по его дыханию чувствовала, что слова Джонса попали в цель. Чонгор явно терял решимость, тем более что полицейские машины были уже близко.

– Какова вероятность, что к тому времени, как ты взведешь курок, вы с Зулой будете еще живы, а, Чонгор?

Джонс смотрел ему прямо в глаза, не мигая, и ждал, пока тот сдастся.

– Кстати, я упомянул, что мне порядком надоело таскать за собой эту сучку? Я буду только рад от нее избавиться.

– Чонгор, – сказала Зула. – Послушай. Ты меня слышишь? Скажи что-нибудь.

– Да, – ответил Чонгор.

– Глянь, пожалуйста, на пистолет, который мистер Джонс приставил к моей шее. Ты его видишь?

Пауза.

– Да. Я на него смотрю.

– Ты не видишь ничего примечательного в положении курка? – спросила Зула.

Джонс, по-прежнему смотревший на Чонгора, удивился, что она вступила в разговор. Теперь он широко улыбнулся. Зула, судя по всему, делала за него его работу. Напоминала Чонгору, на случай если тот не заметил, что «девять-одиннадцать» взведен и может убить их обоих за тысячные доли секунды.

Тут улыбка сменилась изумлением, потому что палец Чонгора начал давить на спуск, осуществляя тот самый медленный взвод, от которого его только что предостерег Джонс.

* * *

Портье, который увидит подбегающего Соколова, не видел, как тот выбегал из отеля. В гостиницах поменьше это вызвало бы подозрения, однако этот отель был сорокаэтажным и Соколов знал, что на него не обратят внимания, пока он не начнет делать что-нибудь подозрительное. Если работа консультантом по безопасности чему его и научила, так это входить в шикарные отели. Он сбросил темп и ленивой трусцой вбежал под навес, такой большой, что там могли бы разместиться два десятка автомобилей. Здесь Соколов перешел на быстрый шаг, взглянул на часы и сделал вид, будто нажимает кнопку секундомера, затем вытащил из внешнего кармана гидратора сложенное полотенце, развернул, вытер лоб и перекинул полотенце через плечо, словно баскетболист, отправленный на скамейку запасных. Трубку гидратора он сунул в рот и, притворяясь, будто посасывает воду, принялся ходить вдоль подстриженных кустов, которыми была обсажена дорожка. Они росли в больших, обложенных галькой бетонных кадках. Между кадками стояли так же оформленные урны: сверху был насыпан песок, в котором ожидающие таксисты тушили окурки, снизу имелась дырка для мусора.

Конкретного плана у Соколова пока не было. Он собирался войти в отель и там что-нибудь придумать. Сейчас, заглянув в урну, он увидел пластиковую карточку с логотипом отеля. То ли съезжающий постоялец выкинул карточку-ключ, то ли таксист нашел ее в машине и бросил в мусорку. Притворяясь, будто что-то выбрасывает, Соколов забрал карточку. Затем, вытирая лицо полотенцем – в надежде, что это затруднит будущую расшифровку записей с видеокамер наблюдения, – он подошел к входу и нагнулся, будто бы вынимая карточку из носка. Портье с бодрым приветствием распахнул дверь. Соколов кивнул и вошел в вестибюль.

Как в таких местах называется спортзал? Соколов внимательно приглядывался к надписям, стараясь не делать этого слишком явно.

Фитнес-центр. Ну конечно.

Центр – очень симпатичный, окнами на море – помещался на третьем этаже. Вход только по картам. Соколов вставил карточку, а когда зажегся красный сигнал, постучал ею по стеклу. Миловидная дежурная с улыбкой поспешила открыть ему дверь.

Здесь стояли бутылочки с водой и лежали бананы. Слава Богу. Однако надо было позаниматься, чтобы не выглядеть странно. У самого входа располагались ячейки, куда посетители складывали вещи. Соколов поставил туда кэмелбек, но гидратор, набитый деньгами, не осел, как если бы в нем была вода, – пришлось переставить его на верхний ряд, где не так заметно. Ячеек пять-шесть было занято, в двух лежали дамские сумки, в остальных всякая мелочь – карточки-ключи и мобильные. Соколов зашел в туалет, убедился, что он там один, включил воду и долго пил из крана. Волоски на руках облепила цементная пыль; Соколов тщательно помылся до плеч и сполоснул лицо. На выходе из туалета он прихватил со стойки две бутылочки с водой и банан, после чего направился к беговым дорожкам. Перед ними висели три больших плазменных телевизора: два показывали Си-эн-эн, третий – китайские новости. Соколов выбрал дорожку перед экраном с Си-эн-эн, но так, чтобы видеть и китайский. Больше всего освещали международную конференцию. Вроде бы мелькнул сюжет о пожаре в Сямыне: «скорые» и пожарные машины на запруженных улицах, белые от пыли люди, которых поддерживают под руки ошарашенные прохожие.

Конечно, власти объявят, что взорвался бытовой газ: все всегда списывают на взрыв бытового газа, – однако Соколов не сомневался, что полиция уже установила истинную причину и начала расследование.

Он сорок минут ходил по дорожке и еще пятнадцать тягал железо. Посетители приходили и уходили. Каждого Соколов быстро оценивал взглядом: пол, национальность, рост, размер, возраст, в какую ячейку он кладет вещи.

Вошел мужчина азиатской внешности, видимо, японец или кореец. Спортивный, сухощавый. Положил бумажник и телефон в ячейку. Соколов, переходя от тренажера к тренажеру, оглядел его чуть внимательнее и решил, что они примерно одной комплекции. Размер обуви оценить на глаз было труднее. Посетитель выбрал эллиптический тренажер, поставил его на получасовую программу и уткнулся в журнал.

Соколов двинулся к выходу, по пути оставив на стойке недопитую бутылочку с водой, взял из ячейки кэмелбек, продел одну руку в лямку и начал вдевать вторую так, чтобы гидратор, качнувшись, сбил бутылку на пол. Соколов ругнулся и бросился ее поднимать, но по полу уже растеклась лужа. Дежурная, счастливая, что ей наконец нашлось дело, подбежала, оценила ситуацию и отправилась за тряпкой, заверив, что ничего страшного не произошло и она сейчас сама ликвидирует последствия.

Как только она повернулась к нему спиной, Соколов взял из ячейки бумажник высокого азиата. Карточка-ключ лежала в самом заметном кармашке. Соколов подменил ее просроченной из урны и положил бумажник на место.

Он вошел в сауну (она сейчас пустовала) и сунул карточку в носок.

В сауне Соколов просидел двадцать минут.

Японец или кореец завершил программу, взял из ячейки вещи и вышел. Соколов вышел за минуту до него, так что у лифта они оказались почти одновременно. Соколов, делая вид, будто говорит по мобильному, замешкался и вошел в лифт вторым. Высокий азиат вежливо придержал ему дверь. Соколов потянулся к панели, удивился, что двадцать первый этаж уже нажат, но все равно еще раз ткнул в кнопку. Он сделал вид, будто связь оборвалась, и, негромко ругнувшись, начал якобы перезванивать. Когда на двадцать первом этаже дверь лифта открылась, Соколов все еще возился с телефоном, так что вышел вторым и медленно побрел по коридору в ту же сторону, что японец или кореец. Тот остановился перед номером 2139 и вставил карточку. Зажегся красный. Соколов прошел мимо и свернул за угол.

Когда он через минуту выглянул из-за угла, высокий азиат уже шел к лифту, чтобы взять на ресепшене другую карточку.

Соколов вошел в его номер и быстро заглянул в тумбочку и платяной шкаф. Хозяина звали Джереми Ён. Паспорт, оставленный в тумбочке, сообщал, что мистер Ён – американский гражданин. Соколов определил, что спрятаться лучше всего под кроватью. В обычных отелях стоят кушетки, под которые не очень-то залезешь, но тут была настоящая кровать с покрывалом до пола. Забравшись под нее, Соколов вытащил из кэмелбека банкноты, затем – части «макара» и через минуту держал в руке собранный пистолет. Очень хотелось верить, что оружие не понадобится, однако не подстраховаться было бы глупо.

Он как раз запихивал деньги обратно, когда дверь открылась и вошел Джереми Ён.

* * *

Абдулла Джонс тоже нажал на спуск. Курок щелкнул, больно ударив Зулу по мизинцу, который она за минуту до того вставила между ударником и рамкой. Выстрела не произошло.

Чонгор по-прежнему давил на спуск, и Джонсу некогда было думать, отчего произошла осечка. Он резко мотнул головой влево. Зула видела и слышала выстрел, видела, как дернулась голова Джонса.

Чуть раньше он притянул Зулу к себе, чтобы заслониться, теперь оттолкнул, сдернув пистолет с ее мизинца, судя по острой боли – вместе с ногтем. Джонс начал заваливаться назад, цепь наручника натянулась, сдирая очередные слои кожи. В следующий миг он рухнул навзничь, увлекая Зулу за собой.

Плечо девушки ударило Джонса в грудину, вышибив воздух из легких. В падении Зула сумела дотянуться до левой руки, той, что с пистолетом, и прижать ее к доскам. Только придавив ему локоть коленом, она отважилась взглянуть, что у Джонса с головой. Лоб и висок были красные, но не от пульсирующей крови. Кожу обожгло и содрало выстрелом, однако пуля даже не задела череп.

Чонгор этого не знал: он видел, как Джонс и Зула упали на пирс, и не стрелял, боясь ранить девушку, а возможно, считая, что второй выстрел будет уже перебор. Он только что разрядил пистолет Джонсу прямо в лоб и, как подозревала Зула, был несколько ошарашен своим поступком.

Рядом раздался громкий хлопок, и Чонгор встревоженно поднял голову. Один из товарищей Джонса палил метров с десяти, не целясь и держа пистолет одной рукой, так что дуло подпрыгивало при каждой отдаче.

Таксист воспользовался этим моментом, чтобы дать стрекача, и боевик, повинуясь животному инстинкту атаковать движущуюся добычу, дал пару выстрелов в его сторону. Таксист упал ничком.

Чонгор взглянул на Зулу. Та, опрометчиво убрав правую руку с руки Джонса, замахала из всех сил: ложись, мол. Чонгор отступил на шаг и поднял «макаров».

Зула краем глаза заметила какое-то резкое движение и повернулась в ту сторону: второй уцелевший боевик метнулся к пистолету, выпавшему из кармана его товарища, того, что не вовремя сунул голову в такси.

– Беги, здесь все равно скоро будет полиция! – крикнула Зула.

Чонгор сделал два шага назад, повернулся и прыгнул с пирса. В отличие от такси он произвел всплеск.

За спиной у Зулы послышались шаги, и что-то твердое уперлось ей в шею. Она убрала колено с руки Джонса.

– Спасибо, – сказал тот. Он еще плохо ворочал языком, но уже почти пришел в себя. Дулом пистолета он указал сперва на таксиста, потом туда, где мгновение назад стоял Чонгор, и что-то сказал по-арабски. Тот боевик, что первым начал стрелять, подошел к таксисту и небрежно выстрелил ему в затылок. Затем шагнул к краю пирса и заглянул вниз.

Из-под настила донеслось несколько хлопков. Боевик тихо кувыркнулся через край и пропал.

– Белые медведи и нерпы, – откомментировал Джонс.

Правой рукой он ухватил Зулу за волосы (они растрепались и висели как раз на удобной для него высоте) и резким движением бросил ее лицом на доски, а сам закатился сверху, придавив своим весом.

– Между прочим, это не я тебя закрываю, а ты меня. Знаешь, как охотятся белые медведи?

– Из-подо льда?

– Совершенно верно! Приятно иметь дело с образованной девушкой. Твой Чонгор смотрит через щели в досках. Он знал, где мой человек.

Второй боевик, видимо, тоже это сообразил и теперь нервно отступал к краю пирса, где вода была глубже и где ждал баркас.

Полицейские сирены выли совсем близко. Джонс приподнялся на локте, ослабив давление на Зулу, и с любопытством глянул в дальний конец пирса, потом зачем-то на часы. Кровь капала с его виска Зуле на лицо. Она отвернулась и дала струйке стечь на шею. Мизинец пульсировал; ноготь висел на обрывках кутикулы, из-под него хлестала кровь. Пирс вздрогнул.

Через мгновение до них докатился грохот – не особенно громкий, но ощущение было такое, что где-то бабахнуло основательно.

Зула не видела полицейских машин, но понимала, что их две и они где-то совсем близко – метрах, наверное, в двухстах. Одна, затем другая выключили сирену.

С минуту ничего не происходило. Джонс завороженно смотрел в сторону машин. Затем вновь покосился на часы.

Сирены взревели и начали быстро удаляться.

Машины мчались прочь на большой скорости.

– Мир захлестнули волны беззаконья, – с напыщенным британским акцентом произнес Джонс и взглянул на Зулу, словно дивясь, как она оказалась под ним. – Грохот означает, что очень храбрый человек принес себя в жертву. Где-то рядом с конференц-центром. Полицейские едут туда. Как и задумывалось, разумеется. Нам довольно много пришлось сегодня импровизировать. Кстати, сейчас мы с тобой без всяких импровизаций спрыгнем на палубу. Если будешь делать в точности как я говорю, сохранишь себе зубы.

* * *

Джереми Ён закрыл дверь на два поворота ключа (Соколов всецело одобрил такую предусмотрительность), снял спортивный костюм, вошел в ванную и включил душ.

Соколов выбрался из-под кровати, скинул всю одежду, затолкал ее в гостиничный мешок для стирки, который еще раньше приметил на вешалке, сунул туда же кэмелбек и скатал все в тугой сверток. Он заранее определил, где нужные вещи, поэтому надел трусы, носки, рубашку и костюм-тройку быстрее, чем Джереми Ён успел намылить голову. Положил галстук в карман, сунул ноги в туфли – они оказались чуть тесноваты, но терпимо, – затем выскользнул в коридор, плотно притворил за собой дверь и зашагал к лифту.

Выйдя на втором этаже, он зашел в туалет, закрылся в кабинке, сел на унитаз, повязал галстук и зашнуровал туфли. Извлек из кэмелбека блокнот с адресом русскоговорящей шпионки. Вышел из кабинки, глянул в зеркало, поправил галстук. Спустился в вестибюль и с беспомощной улыбкой подошел стойке регистрации.

– Простите, я плохо говорю на английский.

Администратор, ослепительная красавица лет тридцати, обратилась к нему на нескольких европейских языках. В итоге решили все-таки говорить по-английски.

– Одна милая китайская дама очень помогать моей фирме. Я приехать на Украину и отправлять ей подарок. Вы понимать?

Администраторша поняла.

– Должен быть приятный сюрприз. Неожиданный.

Администраторша кивнула.

– Вот адрес. Я писать очень старательно. Не умею по-китайски. Думаю, примерно так.

Администраторша вгляделась в кривые иероглифы, легко разбирая одни, задумываясь над другими. Раз или два она даже наморщила безупречный лобик, но в конце концов кивнула и заулыбалась.

– Это на острове Гуланъюй, – сказала она.

– Да-да, красивый остров там. – Соколов махнул рукой в сторону набережной. – Есть проблема. Я приехать на Украину и не могу писать китайский адрес в документы для «Федэкс». Надо по-английски. Мой вопрос: вы можете написать мне адрес английскими буквами?

– Конечно! – воскликнула администраторша, радуясь, что поможет отправить приятный сюрприз милой китайской даме. – Сейчас напишу.

В следующие минуты Соколов с умеренным волнением наблюдал, как она выводит адрес в гостиничном блокноте, прерываясь, чтобы ответить на вопросы других постояльцев. Он рассчитывал, что Джереми Ён заметит пропажу одного из своих костюмов (их у него было три) не раньше чем через несколько часов, а когда заметит, постесняется сообщить о таком нелепом происшествии. Однако нельзя полностью исключить вероятности, что мистер Ён супербдителен и обращается в полицию по малейшему поводу, а коли так, надо поскорее рвать отсюда когти.

Администраторша с очередной улыбкой протянула ему листок. Соколов рассыпался в благодарностях, вышел из отеля, взял такси и доехал до другой гостиницы примерно в полумиле от первой. Там он сел за бесплатный компьютер в вестибюле и ввел адрес шпионки, чтобы рассмотреть его на карте Гугл.

На экране появилась путаница кривых улочек. Соколов уменьшал изображение, пока не увидел весь остров. Судя по масштабу, Гуланъюй был невелик, не более двух километров в поперечнике. Соколов постарался понять его общую схему, основные направления: как выйти к парому, если заблудишься. Затем переключился на спутник и увидел то, что не явствовало из карты. Во-первых, что карта показывает от силы десять процентов дорог, а на самом деле их куда больше. Впрочем, может, это не дороги вовсе, а прогулочные аллейки и проложенные между домами тропы. Во-вторых, что у всех домов крыши приятных охристо-землистых тонов, не как в Сямыне с его яркой черепицей и кровельным железом. В-третьих, что на острове очень много зелени. В-четвертых, что, судя по названиям, здесь располагались преимущественно школы, академии, колледжи. Присутствие больших овальных беговых дорожек и тому подобных спортивных сооружений свидетельствовало, что школы – элитные.

Перефразируя Толстого, все богатые районы похожи друг на друга, каждый бедный беден по-своему. Трущобы Лагоса, Белфаста, Порт-о-Пренса и Лос-Анджелеса таили бы в себе совершенно разные опасности. А вот карта Гуланъюй говорила Соколову, что он может пройти по этим улицам так же спокойно, как по зеленым пригородам Лондона или Торонто.

Чтобы не привлекать к себе лишнего внимания, он не стал распечатывать карту, а набросал схему на обороте листка, полученного от администраторши, затем еще поизучал на снимке искомое здание, прикидывая его планировку и подходы-отходы. Рядом обнаружилась гостиница. Ее сайт сообщал, что там есть терраса, где днем подают напитки.

В магазинчике отеля Соколов купил мужскую сумку через плечо, убрал в нее кэмелбек и остальные пожитки, после чего вышел на набережную и сел на первый же паром до Гуланъюй.

* * *

Мысль протаранить такси зародилась у Юйси в самый последний момент и к столкновению еще не оформилась окончательно. В частности, Юйся не успела посвятить в свой план Чонгора, и тому пришлось самому разбираться, что происходит; он едва успел упереться головой в переднее сиденье. Затея же, как все хорошие планы, была очень проста. Злые люди что-то задумали и для этого подогнали баркас. У Юйси было единственное средство повредить судно и тем сорвать их замыслы – микроавтобус.

Она выросла в горах и с плавсредствами была знакома больше понаслышке. Как теперь стало ясно, интуиция ее обманула. Юйся была уверена, что если на баркас рухнет такси – а уж тем более такси и микроавтобус, – то ему конец. Ничего подобного: судно оставалось на плаву.

Не стоит совсем уж упрощать. Оно сильно пострадало. Возможно, его уже не удастся починить. Но оно по-прежнему держалось на воде.Вися на ремне безопасности лицом вниз, Юйся поняла, отчего так вышло: палуба у баркаса деревянная, а корпус – стальной. И когда сверху падают тяжелые предметы, вода срабатывает как амортизатор с практически безграничным сопротивлением. Относительная хлипкость деревянной палубы в данном случае обернулась преимуществом: ломаясь и прогибаясь, доски приняли на себя значительную часть удара, а деревянные поддоны смягчили его еще больше.

Еще один поразительный факт: Цянь Юйся оказалась на судне! В первоначальный план это не входило. Она собиралась остаться на пирсе, но забыла про подушку безопасности. Видимо, после столкновения она бессознательно продолжала давить на газ.