Текст книги "Вирус «Reamde»"

Автор книги: Нил Стивенсон

сообщить о нарушении

Текущая страница: 20 (всего у книги 60 страниц) [доступный отрывок для чтения: 22 страниц]

Высокий – главарь душманов из пятьсот пятой квартиры.

Та, что поменьше, – Зула.

Почему они держатся за руки? Они сообщники? Соколов не мог придумать этому никакого разумного объяснения.

Тут они на бегу столкнулись ногами, оба чуть не упали, так что на минуту разжали руки, и Соколов увидел, что они скованы наручниками.

Он сорвал с плеча автомат, уперся в оконную раму и прицелился в высокого моджахеда. Попасть с такого расстояния вполне реально, если, конечно, прежний владелец автомата хорошенько о нем заботился; главное – следить за дыханием и дождаться, когда боевик остановится. До тех пор оставалось только вести за ним прицел и следить за возможными препятствиями.

Внезапно стало ясно, куда они бегут: к такси. Оно стояло двумя колесами на тротуаре, двумя – на мостовой. Водитель вылез и смотрел на рушащийся дом. Рот у него был открыт, на нижней губе висела сигарета.

Человек в прицеле Соколова прибавил скорость, таща Зулу за собой, врезался спиной в заднюю дверь такси, отскочил, распахивая ее в движении, сгреб Зулу в охапку и нырнул головой вперед, так что оба оказались лежащими на заднем сиденье.

Наверное, ничто другое не оторвало бы таксиста от созерцания горящей пятиэтажки. Он обернулся и почти с тем же изумлением уставился на две пары пыльных ног, торчащие из открытой задней дверцы его машины. Таксист уже хотел было что-то сказать, но тут заметил прилипшую к губе сигарету. Отбросил ее, сунул голову в водительскую дверь – и застыл. Соколов знал отчего, хотя и не мог видеть – душман навел на таксиста пистолет.

После недолгих переговоров водитель плюхнулся за руль, закрыл дверь, включил передачу и тронул машину с места. Перекресток был забит так, что Соколов мог бы нагнать их пешком. Черт, да хоть ползком! И хоть убить черного моджахеда и освободить Зулу было бы заманчиво, у него имелись более неотложные задачи. Следовало выбираться отсюда, пока район не оцепила полиция.

* * *

До недавнего времени Чонгор не думал, что может оказаться в ситуации, хоть отдаленно напоминающей нынешнюю. Странно, учитывая, что на преступников он работал с четырнадцати лет. Но, как он на днях объяснял Зуле, преступники по большей части очень скучные люди и всеми силами стараются до экстрима не доводить.

То, что при этом Чонгор был самым разумным и уравновешенным в семье, больше говорит о новейшей венгерской истории, чем о самом Чонгоре.

Его предки, по крайней мере по мужской линии, жили в Коложваре, столице Трансильвании, еще со Средних веков. Многие столетия за город шла война между венграми и румынами, называвшими его Клуж. После Первой мировой он, как и вся Трансильвания, отошел к Румынии. Предки Чонгора неожиданно для себя оказались в чужой стране. Им это не понравилось, и когда в тридцатых Венгрия заключила союз с Германией, дед Чонгора с энтузиазмом вступил в венгерскую армию. Женился в Будапеште на венгерке, привез ее в Коложвар и оставил там беременной, а сам пошел с гитлеровцами воевать в Россию. Подобно многим венграм, угодившим в Сталинградский котел, он исчез, как крупинка соли в Тихом океане, так что новорожденный сын – отец Чонгора – так своего отца и не увидел. Молодая мать вернулась в Будапешт. Немецкая оккупация и взятие города Красной армией стали для семьи обычной чередой ужасов и лишений. Когда все немного устаканилось и Венгрия с Румынией стали, хотя бы теоретически, братскими странами в составе Варшавского договора, бабка Чонгора переехала в старый семейным дом в Коложваре, который теперь назывался Клуж, поскольку вновь отошел к Румынии. Здесь отец Чонгора промыкался остаток детства, здесь же поступил на математический факультет Клужского университета. Университет был по преимуществу венгерский, но примерно в шестидесятом году там началась этническая чистка. Научный руководитель Чонгорова отца покончил с собой. Бабушка к тому времени немного повредилась в уме, и отец Чонгора – теперь глава семейства – продал дом и переехал в Будапешт. Ученой степени у него не было, и он пошел преподавать в школу.

Учителю, живущему на нищенскую зарплату с больной матерью, нелегко устроить личную жизнь, и отец Чонгора долгое время оставался холостяком. Однако в середине 70-х мать умерла. Однажды он случайно встретил в метро бывшую ученицу, много младше себя. В 79-м они поженились, в 82-м родился Бартош, в 85-м – Чонгор. Отцу было тогда уже крепко за сорок. Он выкуривал по несколько пачек в день, сжигая себя как папиросу, и умер, когда Чонгору шел одиннадцатый год, успев, правда, вложить почти все свои математические познания в голову Бартоша и, отчасти, Чонгора.

У венгров очень круто с математикой. Вопреки расхожему мнению это не генетическое. Просто не может быть генетическим: как увидит всякий, пройдя по улицам Будапешта, венгры – смесь самых разных народов, европейские американцы. Очень много голубых глаз на лицах, где ожидаешь увидеть карие. Шикарные билборды во всех будапештских аэропортах превозносят опыт, мощь и глобальный размах немецких инженерных и строительных фирм. Инженерное дело! Еще одна привилегия стран с большим населением и богатыми недрами. Венгрия, лишившаяся половины жителей, исчерпавшая все свои некогда прославленные месторождения полезных ископаемых, вынуждена теперь практиковать своего рода экономическую акупунктуру: изыскивать в мировых энергетических потоках волшебные точки, укол в которые влияет на работу крупных жизненных органов. Математика – одна из немногих научных дисциплин, дающая человеку такую власть, и венгры здорово навострились учить детей математике. Бартош участвовал в математических олимпиадах, которые транслировали по общенациональному телевидению, как футбол. Он даже внешне походил на математика.

А вот Чонгор на математика не походил и бегал от учителя физкультуры, который отлавливал его раз в день и только что на болевой прием не брал, чтобы затащить в секцию борьбы. Чонгор еле-еле отвертелся, записавшись в хоккейную команду. Однако он так и не научился ездить на коньках задом, поэтому его сделали вратарем. Вратарь из него получился хороший благодаря редкому сочетанию большой площади тела и быстрой реакции (он мечтал использовать ее в сабельном спорте, но тренер объяснил, что «тебя слишком много – противнику слишком легко попасть»).

В те годы, останавливая шайбу собственным телом, Чонгор не знал, что закладывает фундамент для шутки своего будущего босса, русского криминального авторитета и заядлого хоккейного болельщика, который представлялся как Иванов.

«Разве ты не хочешь стать старым и отрастить усы? Водить автобус?»

Иванов уверял, что восхищается венграми и дивится, как они до сих пор существуют. Чонгор поначалу наивно воспринимал это как комплимент и лишь потом распознал завуалированную угрозу. В общении с Чонгором Иванов не упускал случая пройтись по поводу его внешности. «Ты не похож на хакера. Увидь я тебя на улице, сказал бы – капитан команды по водному поло. Потом – вышибала в ночном клубе. Потом – водитель автобуса. Когда ты отрастишь большие усы?» Потому что все венгры, какими бы разными ни выглядели они в молодости, с возрастом конвергируют к трем основным типам: сивый кругломордый мужлан; интеллектуал с высокой залысиной и зачесанной назад редкой сединой; карпатский дикарь, впереди которого идут его брови. Чонгор, типичный кругломордый мужлан, понимал, что рано или поздно отрастит усы. Однако пока он стригся «под ежик» каждый первый вторник месяца, а растительность на лице (не отталкивающем, на его взгляд, хоть и далеко не красивом) сбривал ежедневно.

Он узнал, что некоторым женщинам нравятся крупные мужчины, и не брезговал время от времени этим пользоваться. Настоящая девушка у него была только одна, год назад. Вчера Чонгор решил, что Зула – любовь его жизни.

Когда Иванов ударил его пистолетом в челюсть, он не то чтобы потерял сознание, просто оно куда-то уплыло и утратило контроль над телом. Чонгор почувствовал и в должной мере оценил касание Зулиной руки, когда та смягчила его падение, но довольно смутно представлял, что было дальше, главным образом потому, что был развернут лицом к стене, а повернуть голову не мог.

Теперь сознание полностью вернулось. Чонгор понимал, что лежит в подвале рушащегося здания. Что исключительно прочный лестничный колодец держится, сохраняя карман относительно безопасного пространства, в котором есть чем дышать. И что в этом подвале, помимо него, находятся полуобезглавленное тело Иванова и автомат Калашникова. И хотя на каком-то уровне ситуация, очевидно, была совершенно дикой, венгерская часть натуры говорила: «Ну вот, когда-нибудь этим должно было кончиться».

С детства он гадал, как погиб дед (ничего нового за все эти годы так и не выяснилось). Может, вот так же, в подвале сталинградского дома.

В моменты затишья, когда дом не осыпался с грохотом, Чонгор что есть мочи выкрикивал: «Эй! Эй!»

В подвале было почти совершенно темно. Похлопав руками по полу, он нащупал засыпанную пылью и гравием сальную кожу – сумку Иванова, которая упала на пол и теперь лежала рядом с телом. Чонгор подтянул ее к себе и открыл в надежде найти фонарик. Пальцы чувствовали, что сумка почти целиком набита китайскими деньгами. Еще там были два очень тяжелых металлических предмета – полные магазины к отсутствующему пистолету. Рядом с ними лежала черная коробочка с чем-то вроде жвал на одном конце. Чонгор взял ее в руку, и палец сам оказался на кнопке. Он нажал ее, и между жвалами вспыхнула малиновая электрическая дуга. Она искрилась и плясала, пока Чонгор не убрал палец с кнопки. Идиот! Будь здесь утечка газа, он бы взлетел на воздух.

Однако взрыва не произошло; утечки газа не было.

Чонгор понимал, что держит в руках какое-то оружие самозащиты: шокер. Наверное, Иванов прихватил его, чтобы пытать Тролля. Чонгор снова нажал на кнопку и, светя шокером как фонариком, заглянул в сумку. Как он и ожидал, она была наполнена китайскими деньгами. Однако сбоку от купюр лежали полиэтиленовые зип-пакеты с важными вещами: паспортами и телефонами.

Неподалеку послышались шаги.

– Помогите! – крикнул Чонгор.

Шаги остановились.

– Эй! – позвал Чонгор.

– Сюда, пожалуйста, – отозвался голос из темноты.

– Сейчас. – Чонгор бросил шокер в сумку, застегнул молнию и пополз на голос, волоча сумку за собой.

* * *

– В аэропорт! – заорал мистер Джонс, и тут же на его лице отразилось что-то вроде раскаяния. Зула догадалась, что он понял, насколько не владеет собой. – В аэропорт, – повторил он спокойнее и отчетливее.

Поскольку его правая рука была скована наручником с левой рукой Зулы, сесть им пришлось так, что она оказалась на правом сиденье, а он – на левом. Шофер, вывернувшись на сто восемьдесят градусов, в парализованном ужасе смотрел на мистера Джонса.

– В аэропорт, – третий раз повторил Джонс тоном еле сдерживаемой ярости и слегка тряхнул пистолетом в левой руке.

Шофер наконец повернул голову к рулю и включил передачу. Такси проехало дюйма три и затормозило, чтобы не задавить шатающегося, запорошенного белой пылью погорельца. Но по крайней мере оно двигалось; водителю было о чем подумать, кроме как о странной парочке на заднем сиденье. Через несколько секунд оно проехало еще чуть-чуть. Дальше дело пошло лучше, как будто толпа, уступив метр, не могла отказать такси в следующих десяти, а там и ста.

* * *

Соколов с профессиональным восхищением наблюдал, как такси медленно растворяется в толпе. Он, прекрасно обученный и опытный профессионал, действующий на свое усмотрение, может некоторое время выждать и выйти из здания, когда сочтет нужным, и тем не менее оценивал свои шансы выкарабкаться как практически нулевые. А этот черный моджахед, только что переживший внезапный рейд, скованный с упирающейся заложницей, на прицеле у Соколова, спасся, ухватившись за первую же возможность. Конечно, ему помогла сумятица, вызванная взрывом и обрушением дома, но все равно он молодец. По опыту Афгана и Чечни Соколов узнал в движениях чернокожего боевика то культурное или поведенческое преимущество, которым располагают в критических ситуациях эти люди: они полнейшие фаталисты и верят, что Бог на их стороне. Русский человек – фаталист несколько иного рода: он убежден или по крайней мере сильно подозревает, что ему при любом раскладе капец, и решает, что двум смертям не бывать, а одной не миновать, но не видит за происходящим ни Божьего промысла, ни надежды на шахидский рай.

Так что вниз по лестнице Соколова гнала не глупая надежда на спасение, а злость от мысли, что фанатик-исламист сделал практически невозможное. Неужели он хуже?

* * *

Чонгор узнал в своем спасителе одного из китайских хакеров – Ману, как они его окрестили. Ману вывел Чонгора через заднюю дверь в улочку и оттуда к перекрестку. Здесь было уже практически безопасно, так что Ману позволил себе обернуться и с любопытством взглянуть на Чонгора.

– Спасибо, – сказал Чонгор.

– Я Марлон, – ответил Ману.

– Я Чонгор.

Они с неловкой официальностью пожали друг другу руки.

– Что произошло? – спросил Марлон.

Чонгор, не вполне уверенный, что им удастся поговорить по-английски, пожал плечами: мол, без понятия.

Неподалеку кто-то давил на клаксон. Сперва это была просто череда длинных гудков, которая перешла в серию быстрых и завершилась бодрой музыкальной фразой «тада-тада-дам, там-там». Вокруг было много отвлекающих факторов, но наконец Чонгор заметил метрах в десяти микроавтобус. Из-под открытой водительской двери выглядывали синие сапоги. Юйся высунула голову в выбитое окно, проверяя, услышал ли ее Чонгор.

– Подбросить? – спросил он Марлона, указывая на микроавтобус жестом шофера, приглашающего кинозвезду в лимузин.

Марлон пожал плечами и улыбнулся.

– О’кей.

Когда они подошли ближе, Юйся выбежала из-за двери, нагнулась перед капотом и ухватила руками ржавый покореженный штырь. Он торчал из здоровенного куска бетона, не дававшего машине ехать, и в одиночку Юйся бы с ним не справилась. Марлон и Чонгор помогли оттащить препятствие в сторону, потом сели на задние сиденья, Юйся – на водительское место. Она включила передачу, и микроавтобус загрохотал по обломкам, которые хоть и заставляли его подпрыгивать, не мешали колесам крутиться. Марлон с Чонгором потратили некоторое время, чтобы вытолкнуть бетонную перемычку в боковую дверь. Она не запиралась, поскольку весь корпус машины перекосило из-за удара, так что Чонгор просто закрыл ее как сумел. Марлон лег на продавленное сиденье, уперся ногами в крышу и надавил изо всех сил, выпрямляя вмятый металл. Дыра при этом несколько уменьшилась, а пространство внутри микроавтобуса несколько увеличилось. На большее ему сил не хватило, так что они с Чонгором принялись вместе молотить ногами в потолок, чтобы еще чуточку его выправить. Это давало хоть какое-то занятие и отвлекало от Юйсиной манеры вождения, которая – наблюдай они за ней чуть внимательнее – могла бы напугать больше всего виденного за сегодняшний день.

– Куда мы едем? – наконец догадался спросить Чонгор.

– Туда же, куда такси, – ответила Юйся, указывая подбородком на точку в потоке людей и машин.

– Зачем?

– Там моя подружка, – ответила она. Потом обернулась и в упор глянула на Чонгора. – Моя подружка и твоя.

– Если бы! – вырвалось у него раньше, чем он успел прикусить язык.

– Так тебе не интересно, куда она едет?

* * *

Соколов добрался до первого этажа, отсоединил от автомата магазин, сделал контрольный спуск и бросил «калаш» через перила. Потом свернул в коридор, добежал до вестибюля, перешел на быстрый шаг, распахнул двустворчатую внутреннюю дверь и толкнул плечом внешнюю.

Первое, что он увидел, был отъезжающий микроавтобус. Из машины, словно навоз из лошади, на ходу вывалился кусок бетона.

Гадать, как китайская девушка сумела завести двигатель, не было смысла. Соколов быстро огляделся и отступил в подъезд, чтобы обдумать свое положение. Под лесами укрылось много людей, но все смотрели через улицу на рушащееся здание, и Соколова никто не видел. Тем не менее лучше без надобности не отсвечивать.

Впрочем, кое-что он приметить успел. Справа.

Соколов ногой толкнул левую створку двери. Стекло в ней хоть и треснуло, но еще держалось в раме. Поначалу он видел только свое отражение, однако по мере того как дверь открывалась шире, оно смещалось. Наконец, открыв дверь примерно на сорок пять градусов, он смог увидеть отражение фасада справа и убедиться в том, что заметил секунду назад: на углу здания под лесами укрылся носильщик. Соколов практически читал его мысли. Старик чуть не попал под обвал, а теперь, когда опасность миновала и к дому напротив, ревя сиренами, мчали полицейские и пожарные машины, учуял возможность подзаработать. Определенно отсюда будут вывозить массу всякого барахла.

Соколов поднялся на второй этаж, шагнул в пустой офис, подошел к окну и ногой выбил из него остатки стекла, освобождая себе путь на леса. Он перебросил мусорный пакет на платформу, затем вылез сам. Над окном болталась потрепанная синяя пленка. Соколов был отлично экипирован ножами; одним из них он отрезал кусок пленки и, не тратя времени на то, чтобы сложить его или хотя бы скомкать, набросил себе на плечи как плащ. Потом закинул мешок за плечо и двинулся к углу дома. На самом конце платформы он положил мешок, перелез через бамбуковое ограждение, нагнулся и заглянул под леса. Прямо под ним виднелся край конической шляпы. Соколов подтащил мешок, столкнул вниз, так чтобы он упал примерно в метре от носильщика. Тот шагнул от здания: посмотреть, что упало. Соколов по-прежнему видел только шляпу.

Когда носильщик поднял голову, чтобы глянуть, откуда упал загадочный мешок, Соколов засветил ему в лоб двухдюймовой пачкой денег. Она кувыркнулась с носа и отскочила от подбородка, так что старик еле-еле успел прижать ее к тощему животу.

Несколько мгновений он стоял, не веря своим глазам. Соколов понятия не имел, сколько зарабатывает носильщик, и довольно смутно представлял, много ли денег в пачке, но догадывался, что суммы несопоставимые.

Вновь подняв голову, старик обнаружил, что на него смотрит дуло пистолета. Соколов указал на тележку и жестами дал понять, что ее надо выкатить из-под лесов. Носильщик изобразил нечто среднее между кивком и поклоном, потом сдвинул тележку так, что она оказалась точно под Соколовым. Тот спрыгнул, в полете накрывшись пленкой, приземлился в тачку и сразу потянулся за мешком, однако носильщик уже сообразил, что надо сделать, и сам подал ему мешок. Глядя через узкий, в ладонь, туннель из пленки, Соколов кивнул в сторону проулка, показывая, куда ехать.

Тележка двинулась. Соколов расстегнул очередной карман, вытащил мобильник, открыл фотогалерею и начал проматывать снимки, пока не нашел большие, в западном стиле, отели на набережной: одно из тех мест, где европеец может находиться, не собирая вокруг себя персональный стонхендж из обалделых зрителей. Потом негромким звуком привлек внимание носильщика и показал снимок. Старик некоторое время подслеповато вглядывался в экран, прежде чем понял, что от него требуется. Он выкатил Соколова на улицу, запруженную больше обычного. Полицейские машины и «скорые» прибывали эшелонами. Соколов подтянул края пленки под себя, чтобы ее не сорвал ветер или рука любопытствующего мальчишки. Сквозь пленку проникал синий свет. Под ней было очень жарко. Сердце колотилось со скоростью примерно сто восемьдесят ударов в минуту, а значит, тело выделяло много тепла. Соколов положил голову на руку, закрыл глаза и начал сознательным усилием замедлять дыхание. В кэмелбеке за спиной была вода. Соколов втер немного в волосы, чтобы она испарялась и остужала голову, затем отыскал губами соску гидратора и стал пить – примерно по глотку в десять секунд. Тележка останавливалась и трогалась, сворачивала и ныряла вбок. Он был жив и удалялся от эпицентра.

* * *

– Я дура, – повторяла Юйся, пока микроавтобус съезжал по эстакаде на кольцевую дорогу, преследуя запыленное такси с Зулой. – Я дура, дура, дура. Это я во всем виновата.

– Ни в чем ты не виновата, – ответил Чонгор. Ему пришлось кричать, потому что на магистрали Юйся прибавила газу и теперь ветер свистел сквозь дыру в крыше. – Ты ничего плохого не сделала.

– Я ее видела! – причитала Юйся. – Она пробежала мимо меня! Я сигналила, а она не обернулась. Ай-яяяя!

Они обгоняли машину за машиной. Марлон, сидевший рядом с Чонгором на втором ряду, сразу за Юйсей, подался вперед и что-то резко сказал. Она впервые с начала пути взглянула на спидометр, и синий сапог убрался с педали газа.

И вовремя, потому что они едва не проскочили мимо запыленного такси в правом ряду. Юйся дала ему вырваться вперед, потом перестроилась в правый ряд под возмущенное бибиканье соседних легковушек и грузовиков.

– Итак, – сказал Чонгор. – Зула пробежала мимо тебя. Ты ей посигналила. Она не обернулась. Она села в такси?..

– Поправка: ее туда швырнули.

– Кто швырнул? О чем ты?

Юйся открыла рот и безнадежно затрясла головой.

– Высокий черный мужик? – догадался Марлон.

– Высокий белый мужик.

Марлон с Чонгором переглянулись.

– Белый как мел, – объяснила Юйся. Она облизнула палец, провела им по пыльной щеке и показала им. – Вот такого цвета.

Марлон сказал:

– Если бы ты попыталась вмешаться, этот чувак тебя пришил бы.

Вместо ответа Юйся только прибавила газу.

– У меня в голове полная каша, – сознался Чонгор. – Я почти ничего не видел. После того как Иванов меня ударил, кто-то вошел в подвал – тот человек, про которого вы говорите?

– Да, – ответил Марлон. – А сперва замочил чувака, который тебе врезал… – Он замотал головой от ужаса и отвращения, заново переживая увиденное. Чонгор, не знавший ни слова по-китайски, восхищался, как свободно Марлон владеет универсальным английским игровых форумов и гангстерских фильмов.

Они ехали по исполинской развязке, соединяющей кольцевую дорогу с колоссальным, явно очень новым мостом через пролив. По другую сторону на плоском берегу торчали строящиеся небоскребы и опоры ЛЭП.

– Всякий, кто убивает Иванов, моя любовь до гроба, – объявила Юйся.

У Чонгора было смутное подозрение, что любовь с убийцей Иванова приведет к гробу довольно быстро. Он повернулся к Марлону.

Его взгляд зацепила человеческая фигура чуть впереди. На разделительной полосе стоял полицейский в форме, лицом к движению.

Он целился из винтовки.

В них.

Чонгор дернулся так, что ногой запнул сумку Иванова под переднее сиденье. Машина как раз проносилась мимо полицейского. Теперь стало видно, что это манекен на бетонном постаменте, а в руках у него – муляж радарной пушки. Чонгор закрыл лицо руками, откинулся на сиденье и сделал попытку успокоиться.

Надо действовать по порядку.

– У вас есть телефоны? – спросил он.

Марлон не заметил манекен, поэтому с изумлением смотрел на Чонгора – чего тот дергается? Он кивнул, сел прямее, достал из кармана мобильный и вытащил аккумулятор. Чонгора захлестнула волна благодарности: этот парень не только спас его из рушащегося дома, но еще и без объяснений знает, как сделать так, чтобы телефон нельзя было засечь.

– Юйся?

– Нет! Его забрал доктор Зло.

– Тогда, наверное, он в сумке доктора Зло.

Чонгор извлек сумку из-под сиденья, поставил себе на колени и потянул молнию. Ядовито-малиновый цвет стоюаневых банкнот так бросался в глаза, что Чонгор решил не открывать молнию до конца, а расстегнул настолько, чтобы просунуть руку, и начал рыться внутри. Получалось медленно, поскольку он не видел, что делает. Марлон наблюдал со смесью опаски и любопытства.

– А кто был тот человек? – спросил Чонгор, пытаясь отвлечь его от сумки. – Черный, про которого вы говорили?

Марлон перевел взгляд с сумки на Чонгора.

– А ты-то, блин, кто?

У них с Юйсей начался спор. По-видимому, Юйся корила Марлона за невежливость.

– Ничего страшного, – сказал Чонгор. – Вопрос законный.

Он широко улыбнулся, желая показать, что не обиделся. Правда, любая сильная мимика отзывалась болью в голове.

Марлон сказал что-то еще, и Юйся с заинтересованным видом обернулась взглянуть на Чонгора. Взгляд ее упал на сумку.

Марлон постучал ее по плечу и указал в сторону лобового стекла, поскольку машина снова мчала в левом ряду, обгоняя грузовики.

– Марлон прав, – заметила Юйся, вновь перенося внимание на дорогу. – Ты-то, блин, кто?

Ясно было, что сумка их чрезвычайно взволновала, поэтому Чонгор поставил ее на пол, ровно между собой, Юйсей и Марлоном. Он полностью расстегнул молнию и откинул клапан, демонстрируя содержимое.

У сумки была какая-то жесткая прокладка, так что при расстегнутой молнии она держала форму, как короб. Все центральное отделение занимали деньги: десятка полтора перехваченных резинками «кирпичей». Вместе с шокером и магазинами они плавали в похлебке из отдельных купюр и более тонких пачек. Внутри имелись несколько сетчатых кармашков, наполненных всякой всячиной. Чонгор узнал бордовый корешок венгерского паспорта и вытащил зип-пакет со своими документами и телефоном. Он вынул из мобильника аккумулятор, а все остальное положил рядом с собой на сиденье. В других кармашках обнаружилось еще два зип-пакета: в одном лежали вещи Питера, в другом – Зулы. Чонгор достал их и вынул аккумуляторы из обоих мобильников.

Еще один телефон, китайский, лежал в кармашке просто так, без пакета. Чонгор показал его Юйсе.

– Твой? – спросил он, вытаскивая аккумулятор.

Юйся не ответила. Чонгор поднял глаза. И она, и Марлон в немом изумлении таращились на сумку. Юйся, правда, иногда поглядывала на дорогу.

– Это сумка Иванова, – сказал Чонгор. – Ребят, вы понимаете? Она не моя.

– Теперь твоя, – заметил Марлон.

– Это пули? – спросила Юйся.

Чонгор положил ее телефон и аккумулятор в подстаканник на торпедо и показал магазин. Верхние два патрона были отчетливо видны.

– Да, – сказал Чонгор.

– У тебя есть пистолет?

Тон Юйси не подразумевал: «Круто, если у тебя пистолет». Скорее: «Если у тебя есть пистолет, мы влипли еще сильнее, чем я думала».

– Нет. Наверное, его забрал тот тип.

– А что там? – Марлон указал на отделение в торце сумки, по размерам – на две небольшие книжки. Чонгор расстегнул молнию и, к собственному изумлению, увидел пистолет – побольше того, что был у Иванова, и с деревянной рукоятью. Чонгор узнал его по компьютерным играм: личное оружие русских и советских военных. Не верилось, что он и впрямь собственными руками держит такую штуку.

– Фигассе, – протянул Марлон.

В Венгрии Чонгор с оружием дела не имел, но два года назад, когда летал на хакерскую конференцию в Вегас, провел два вечера в тире для иностранцев, где освоил азы. Он сообразил, как отсоединить магазин, затем поместил пистолет в столб света из дыры в крыше и оттянул затвор настолько, чтобы убедиться: патронник пуст. Отыскал предохранитель, щелкнул им пару раз, запоминая, в каком положении механизм заперт. Убедившись окончательно, что пистолет сейчас не опасен, Чонгор положил его рядом с собой на сиденье и полез в сумку проверить, какие еще сокровища там обнаружатся. Он извлек на свет запасной магазин к пистолету, полностью снаряженный патронами. Следом – два тяжелых черных предмета с кольцами на концах.

Их с Марлоном глаза встретились. Оба видели такое только в компьютерных играх, но Чонгор практически не сомневался (и взгляд Марлона подтверждал его догадку), что это гранаты.

– Вы там живые? – спросила Юйся. Движение здесь было более плотное, и она то и дело перестраивалась из ряда в ряд.

– Итак, у нас есть пистолет и две гранаты, – объявил Чонгор.

Марлон взял одну и принялся изучать. Корпус гранаты был испещрен отверстиями.

– Это не настоящая граната, – заключил он. – Видишь. Не осколки. Дыры.

– Светошумовая? – догадался Чонгор.

– Или со слезоточивым газом. А может, дымовая шашка.

У них отлично выходило общаться, пока оба держались словаря компьютерных игр.

Вмешалась Юйся.

– Чонгор обещал рассказать, кто он, – напомнила она Марлону. – Про гранаты еще успеете.

– Я расскажу про себя, – пообещал Чонгор, – но прежде объясните, что произошло. Что вы знаете про высокого черного типа?

Марлон сверкнул глазами. Чонгор понял, что обидел или даже напугал его предположением, будто между ним, Марлоном, и черным убийцей есть что-то общее, и добавил просительно:

– Это может быть важно.

– Он жил над нами. Он и еще много чуваков с далекого Запада, – ответил Марлон. – Мы видели-то его раз или два.

– Ты знал, что у чуваков с далекого Запада есть «АК-47»?

– За кого ты меня принимаешь, брателло?

– Ладно, извини.

Чонгор откинулся на сиденье, надеясь, что это хоть немного ослабит пульсирующую боль в голове. Повисла выразительная тишина: напоминание, что он так и не рассказал о себе.

– Хорошо, – сказал он. – Люди, вы что-нибудь знаете про Венгрию?

Ни Юйся, ни Марлон не смели признаться в своем неведении – видимо, считали, что это будет невежливо. Марлон неожиданно вспомнил команду по водному поло на Олимпиаде 1965 года, однако этим его познания о Венгрии полностью исчерпывались.

Всякий раз, оказавшись в аэропорту, Чонгор подходил к стойкам с прессой и дивился на бесконечные ряды глянцевых английских и немецких журналов. Есть же культуры, в которых столько людей, что есть смысл издавать ежемесячные журналы, целиком посвященные макияжу, или гоночным мотоциклам, или игрушечным паровозикам. Венгры учат эти языки, чтобы при необходимости сойти в большом мире за своих. Однако их изоляция и малочисленность – ничто в сравнении с масштабами Китая. Будь Венгрия частью Поднебесной, венгров бы раз в год сгоняли исполнять национальные танцы, просто чтобы продемонстрировать остальному человечеству, что их еще не истребили под корень. Чонгор никогда прежде не слышал про этническое меньшинство Юйси, хакка, но даже без Википедии догадывался, что их по меньшей мере в десять раз больше, чем венгров.

Так с чего начать?

– История долгая. Я мог бы начать со Сталинградской битвы и продолжить от нее. Но… – Он подумал и вздохнул. – Во-первых, я придурок, который напорол глупостей.

Венгрия – встроенная система. Бесполезно мечтать о том, какой бы она была и сколько умных и благородных решений приняли бы венгры, будь она в тысячу раз больше и окружена морем.

Чонгор взял паузу, чтобы передохнуть.

Юйся глянула на него в зеркало заднего вида.

Марлон смотрел недоверчиво, словно спрашивая: «Если ты придурок, который напорол глупостей, то кто я?»

Чонгор хохотнул. К его изумлению, Марлон расплылся в улыбке – невеселой, циничной, и все же безусловно улыбке. Он отвернулся к окну, чтобы ее спрятать.

– А из-за некоторых отвратительных пережитков прошлого, с которыми мы боремся, – продолжал Чонгор, – пока я делал глупости, у меня все было о’кей. Примерно полчаса назад, – он глянул на часы и увидел, что стекло разбито, а стрелки встали, – я поступил правильно. И где я в итоге?