Текст книги "Здесь был Шва"

Автор книги: Нил Шустерман

сообщить о нарушении

Текущая страница: 8 (всего у книги 13 страниц)

– Пришёл сюда? Не мог подождать, пока я вернусь домой?

– Мог, но не захотел.

Какая-то машина притормозила у тротуара, стекло опустилось и водитель свистнул в свисток.

– Неужели так во всех школах для слепых? – спросил я у Лекси.

– Не думаю, – ответила та. – Тут школа выпендрёжная. – Она еле заметно повернула голову в сторону. – Я слышу своего шофёра; он там, дальше по улице. Пошли, мы подбросим тебя домой.

Лекси привела меня к чёрному «линкольну» – её родители наняли машину, чтобы она возила их дочку в школу и из школы. Водитель, на вид пакистанец, решил блеснуть оригинальностью и вместо банальной трещотки играл на губной гармошке. Жутко фальшиво.

– Мой отец снабдил его казý – такой маленькой африканской дудкой – чем страшно напугал беднягу. Я дала ему гармонику – она куда более респектабельная. Может, к концу учебного года он даже научится на ней играть.

Мы сели в машину, Мокси улёгся у ног хозяйки, и мы поехали.

– Твой дедушка говорит, что ты на меня сердишься.

– Он так сказал?

– Ага. Думаю, что имею право знать, почему. Ты сама меня отшила прямо в середине концерта, и теперь ты же на меня и сердишься?

Мокси почувствовал некоторое возмущение в моём голосе и гавкнул. Впервые за всё время я услышал его лай.

– Я отшила? Ты и вправду так думаешь?

– Нет, наверно, нет. Лучше сказать так: ты меня уволила. Хотя чем это лучше? Вот я и хочу узнать, почему ты сердишься. Если уж кто-то должен сердиться, то это я.

– Я не сержусь. Я просто… разочарована.

– Почему?

– Потому что это ты отшил меня.

– Кажется, ты морочишь мне голову.

– Нет, не морочу, – сказала она. – До тех пор пока ты получал плату, мы не могли по-настоящему встречаться. Я же так и сказала на концерте. Ты что, не помнишь?

– Помню, но…

– Ну и вот. Если мой официальный платный эскорт – это Кельвин, то всё в порядке. Дедуля получает, что ему надо, а ты мог бы пригласить меня на свидание. – Она помолчала. – Но ты не пригласил.

У меня челюсть отвисла, совсем как у Уэнделла Тиггора на уроке математики. Я потерял дар речи.

А Лекси продолжала:

– Знаешь, есть люди, слепые по-настоящему – они ничего не видят, пока их не ткнут носом.

И с этими словами она наклонилась и поцеловала меня. Прямо в губы, без промаха, как будто у неё был встроенный радар, нацеленный на мой рот. А потом проговорила:

– Ещё что-то непонятно, или открытку послать? Холлмарк с сердечком?

Я оглянулся по сторонам, засмущавшись, но кругом никого не было, кроме Мокси и водителя-пакистанца, который не отрывал глаз от дороги, как будто это был высший уровень в какой-то видеоигре.

– Сердечко можно, Холлмарк не надо. – На что-то более остроумное я оказался неспособен. И тут меня пронзила неприятная мысль, и момент был испорчен.

– А как же Шва?

– Кельвин мой друг, – сказала Лекси. – Он поймёт.

– Вот уж не думаю. Он считает, что вы с ним теперь вроде как пара.

– Не придумывай. Ничего такого он не считает.

– Слушай, я же знаю его лучше.

– Он мой официальный эскорт. Нам весело вместе. Он знает, что больше между нами ничего нет.

– До тебя не доходит, Лекси? Если мы начнём встречаться, Шва будет раздавлен. Он из тех «настоящих слепых», которые верят тому, что видят.

Лекси оскорблённо передёрнула плечами.

– Думаю, я куда лучше разбираюсь в людях, чем тебе кажется.

– А я говорю, что мы не можем поступить так со Шва.

– Значит, ты не хочешь со мной встречаться?

Я вздохнул.

– Этого я тоже не говорил.

12. О том, как королева «Клуба 3 З» слушала фильм ужасов

В отличие от моих родителей, я мало что понимаю в стряпне. Согласно им же, область приложения моих талантов – беды, а не обеды. Вот рецепт последней заваренной мной каши: взять слепую девочку, которая вовсе не так хорошо разбирается в людях, как ей кажется, добавить итальянского поросёнка, всё обильно полить соусом «беШвамель», положить в котёл и поддать жару.

Я пригласил Лекси на ужин, она со своей стороны предложила сначала сходить в кино. Я не сообразил вовремя, что смотреть фильм со слепой девушкой – это событие не из рядовых. Поскольку больше мне за услуги провожатого не платили, финансирование предприятия легло на мой карман. Ну и ладно. Я же джентльмен, а положение обязывает.

Я понимал, что если бы Шва узнал о нашем с Лекси свидании, его бы накрыл псих. Нет, его накрыл бы целый дурдом, но я выбросил своего почти незримого приятеля из головы – в кои-то веки раз «эффект Шва» сработал мне на руку. Я забыл о Шва и позволил себе наслаждаться компанией Лекси.

Обычно ты идёшь с девчонкой в кино не затем, чтобы разговаривать – это-то как раз и не нужно, – а затем, чтобы ты мог воспользоваться моментом и положить ей руку на плечо, после чего, глядишь, с Божьего соизволения, можно и… ну, вы понимаете. Но кино с Лекси – это всё равно что посещать урок английского для литературно одарённых учащихся.

– Ну вот… сейчас она идёт к воздушному шлюзу, – сообщил я. Прошло уже десять минут с начала фильма, а рот у меня не закрывался.

– А как она идёт?

– Ну, я не знаю… как все люди.

– Спокойно, размашисто, нерешительно?

– Несётся, как ураган, – сказал я. – Она несётсяпо коридору к воздушному шлюзу.

Взорвалась закадровая музыка, зашипела открывающаяся дверь шлюза, зрители вскрикнули.

– Там монстр? – спросила Лекси.

– Ага.

– Опиши его!

– Большой и сине-зелёный.

– Без цветов, пожалуйста.

– А… ну да. Покрыт скорлупой, как омар, и весь в шипах, как дикобраз. Ты знаешь, что такое дикобраз?

– Я слепая, а не глупая.

– А… ну да. – Я и забыл про «мир в кончиках пальцев».

– А сейчас что происходит?

– Она пытается убежать, но шлюз закрывается. Монстр прижимает её к двери. Лезет к ней своими клешнями. Она открывает рот, чтобы закричать, но не кричит, потому что понимает: криком делу не поможешь.

– Тс-с! – сказал кто-то, сидящий перед нами.

– Она слепая! Вас что-то не устраивает?

Монстр свершил своё грязное дело, зрители завопили, их гвалт слился с хлюпающими и скрежещущими звуковыми эффектами.

– Что делает монстр? – допытывалась Лекси.

– Лучше тебе этого не знать.

– А я хочу! – Она облизнула губы. – До мельчайших подробностей!

Когда фильм закончился, я чувствовал себя как после госэкзамена по английскому.

– Ты только не волнуйся, – сказала Лекси, когда мы, взявшись за руки, вышли из кинозала, – я не стану просить тебя описывать еду на моей тарелке.

Однако в кафе она попросила у официантки меню, напечатанное шрифтом Брайля.

– Смеёшься? – сказал я. – Это же всего лишь бургер-кафе. У них нет меню на Брайле.

– Он прав, – подтвердила официантка.

– Тогда я попросила бы менеджера прийти и прочитать мне меню, – раскапризничалась Лекси.

– Давай я прочитаю! – вызвался я.

– Нет, я хочу, чтобы менеджер! – заупрямилась моя спутница.

Официантка закрыла блокнот для заказов.

– Конечно, детка, – сказала она и пошла искать менеджера.

– Да ты просто террористка какая-то!

Лекси широко улыбнулась.

– А пусть не будут слепы к слепым!

Через пару минут пришёл менеджер. Нет, не пришёл – принёсся. Кафе было из тех, в меню которых значится примерно четырнадцать тыщ разных бургеров, и Лекси, очаровательно улыбаясь, настояла на том, чтобы менеджер прочитал все названия подряд, как катехизис. Когда список подошёл к концу, Лекси дала менеджеру номер телефона, по которому можно заказать меню на Брайле.

Думаю, именно в этот момент я влюбился окончательно.

– А если бы он отказался читать? – спросил я, когда менеджер ушёл.

– Тогда я бы натравила на него «Клуб 4Ч».

– Это ещё что такое?

– Клуб у нас в школе. Означает «Клуб Четырёх Чувств». У человека ведь помимо зрения есть ещё четыре чувства. У нас прямой контакт с мэрией и с «Нью-Йорк Таймс», и мы устраиваем пикеты против тех, кто игнорирует нужды слепых.

– Тогда вы должны называть себя «Клуб 3 З», – сказал я. – «Занозы в Зрячих Задницах»!

Она рассмеялась.

– Наверняка ты там председатель, – сказал я.

Лекси не стала отрицать.

– Да, я сила, с которой приходится считаться.

– Как твой дедушка.

Я не очень-то хорошо разбираюсь в языке мимики и жестов, но по тому, как Лекси поёжилась, понял, что сравнение ей не очень понравилось.

– Я имел в виду в хорошем смысле, – поспешил я поправиться. – Ну то есть, всех нас снабжают сырьём наши предки, но от нас зависит, построим ли мы из этого сырья мост или бомбу.

– А ты что строишь? – спросила она.

– Не знаю. Может быть, гоночный автомобиль.

– И куда ты на нём поедешь?

Я на секунду смешался. Потом уклончиво ответил:

– Важна дорога, а не пункт назначения.

Должен признаться, я сам себе поражался: как, оказывается, хорошо у меня получается прикидываться умным! Но тут Лекси усмехнулась:

– Ну ты и мастер заливать!

Я заржал так, что кола брызнула из носа.

– Расскажи мне что-нибудь о себе, чего я ещё не знаю, – попросила она.

– Ладно. Ну-ка посмотрим… – Так, и чего же она обо мне не знает? – У меня на каждой ноге есть перепонка между двумя пальцами.

– О! Мутант!

– Ну да. Но если попросишь пощупать – не дамся.

– Ладно, может быть, как-нибудь мы пойдём поплавать – тогда.

– Договорились. Твоя очередь.

– Я расскажу тебе о Мокси, – начала она. – Многие думают, что это от слова moxie, что значит «дерзкий, храбрый», но на самом деле это не так. Понимаешь, в детстве, когда я заболевала, то говорила родителям: «Мокси! Мокси!» – потому что они вечно кормили меня амоксициллином, и я знала, что от него мне станет легче. Поэтому когда они раздобыли мне собаку-поводыря, я назвала его Мокси, потому что с того самого момента сразу почувствовала себя легче.

– Красиво, – сказал я, едва удержавшись, чтобы не ляпнуть «прикольно!» – мне показалось, что её рассказ заслуживает более уважительного слова.

– Знаешь, а я ведь не родилась слепой, – проговорила она. – Я выпала из коляски, когда мне был годик, и ударилась затылком о бордюрный камень.

Я вообразил это и поморщился.

– Затылком?

– Там находится зрительный центр. Что-то вроде экрана в задней части мозга. Экран сломался. То есть глаза работают нормально, вот только показывать фильм не на чем.

– Ух ты, – сказал я и пожалел, что не подобрал более уважительного выражения.

– Мне, можно сказать, повезло. Это случилось достаточно рано, чтобы я смогла хорошо приспособиться. Чем человек старше, тем трудней.

– Ты что-нибудь помнишь… ну про то время, когда была зрячей?

Трудный вопрос. Лекси долго собиралась с мыслями, потом ответила:

– Я помню… помню воспоминание о зрении. К сожалению, это всё.

– Ты жалеешь об этом?

Она пожала плечами:

– Как можно жалеть о том, чего даже вспомнить не можешь?

Нравится ей это или не нравится, а кусочек от дедушки в Лекси всё же есть, когда нужно прогнуть мир под себя. Такое впечатление, что мир действительно обретается на кончике её пальца, но только на ниточке, словно йо-йо, и она может забавляться с ним, сколько ей заблагорассудится. Само собой, со мной она тоже играла, но только потому, что понимала: мне нравится быть её игрушкой.

То же касалось и её замыслов относительно «целительной травмы» для её дедушки. К тому моменту, когда Лекси выработала детальный план, она уже чётко знала, за какие ниточки потянуть.

– Денег на это ушла целая куча, – поделилась она. – А скольких пришлось умасливать, сколько давать обещаний!.. Но оно того стоило, потому что разбить дедулин панцирь просто необходимо. – Она сделала паузу. – Конечно, не могу тебе сказать, что я задумала, но обещаю: когда план будет приведён в действие, ты тоже сыграешь свою роль.

А вот в таких случаях мне вовсе не нравится быть игрушкой. У меня от Лекси секретов нет, кроме, разумеется, тех, что я храню в тайне от всего света; так почему она не может мне рассказать о своих планах?

– Ну пожалуйста! – заканючил я, чувствуя себя совсем по-дурацки. Но чёрт возьми – если она может кинуть лакомство Мокси, когда он просит об этом, то, возможно, её чувство сострадания распространяется и на двуногих?

Но Лекси оказалась не только слепа, но и глуха.

– Не ной! – сказала она, закрыв мне рот ладонью. – Когда придёт пора, тогда и узнаешь. – И потом добавила: – Да, и не пытайся выведать у Кельвина, потому что он тебе тоже не скажет.

Я отодвинул её руку от своего рта, так чтобы было сподручнее разинуть рот в глубокой обиде. Вот теперь меня здорово раздражала её слепота, потому что мой широко обиженный рот пропал втуне.

– Значит, Шва ты рассказала, а мне – молчок?!

– Кельвин умеет хранить секреты.

– Я тоже!

Она расхохоталась:

– Ты? Да ты всё равно что громкоговоритель! «Радио Энси – новости круглосуточно!» Если рассказать тебе, то к утру об этом даже собаки начнут перегавкиваться!

– Очень смешно.

Значит, у Шва и Лекси имелись общие тайны, в которые она не желала посвятить меня. Ну и подумаешь. Я обнял её на манер, каким только бойфренд обнимает свою подружку. Вот этого у них со Шва нет. Надеюсь.

Ладно, ладно, признаю: я ревновал. Чувствовал себя уязвлённым. Несколько секунд… ну, может, чуть дольше, чем несколько секунд я желал, чтобы Шва и вправду исчез.

Позже я по-настоящему пожалел об этом своём желании.

13. Русский поезд, пульсирующая жилка и моя мама с пакетом улиток

Миссис Гринблат, живущая в двух домах от нас, не была слепой, зато была до крайности близорука. Я догадывался, что она даже и не пыталась сделать себе операцию; потому что вживить ей в роговицу телескоп «Хаббл» просто невозможно физически – а миссис Гринблат только это и могло бы помочь. Собственно говоря, ничего страшного, если не считать того, что она частенько принимала меня за моего брата, а в последнее время – даже за отца. Вот голова садовая. Однако в один прекрасный день у миссис Гринблат в прямом смысле обнаружилась эта самая «садовая голова». Во время ЧП меня не было дома, но я слышал эту историю от огромного количества рассказчиков – это всё равно, что смотреть один из навороченных DVD с функцией показа с разных точек зрения.

Итак, около трёх часов пополудни миссис Гринблат, подстригая живую изгородь, наткнулась на застрявшую в кустах человеческую голову. Миссис Гринблат сначала раза три скончалась от сердечного приступа, а потом побежала звонить в полицию. Я бы многое отдал, чтобы побывать на месте оператора 911 и услышать это сообщение.

К моменту прибытия полиции половина микрорайона успела сбежаться на вопли несчастной миссис Гринблат. Полиция проникла в сад и вернулась оттуда с головой. Миссис Гринблат уверяла, что с ней случилось несколько инфарктов подряд, прежде чем она обнаружила, что голова не принадлежит человеку. Не стоит и говорить, что это была голова Манни-Дранни – слегка помятая, с одного боку подгоревшая от наших попыток взорвать беднягу болвана, но в остальном в полной целости и сохранности.

Братец Фрэнки принёс голову нам, и в тот же вечер я опять прикрепил её к телу Манни, а потом позвонил Айре и Хови. Вместе мы начали планировать очередную мучительную смерть нашего подопытного.

– Можно мне поприсутствовать на одном из ваших убийственных экспериментов? – спросила Лекси, когда я рассказал ей всю эту историю. – Кажется, у вас там весело.

– О чём речь, – сказал я, хотя и не был уверен, много ли она вынесет из наших опытов, наблюдая разрушение Манни только с помощью ушей. Однако хорошо, если Лекси будет там, потому что отношения между Хови, Айрой и мной были весьма натянутые. Убийство Манни стало теперь единственным, что нас как-то связывало.

Мы встретились в субботу часа в четыре. Местом свершения преступления была выбрана расположенная на поверхности станция подземки на Брайтон-Бич – в уикэнды в это время года она обычно пустовала.

– Не нравится мне это место, – проговорил Хови, как только мы поднялись по лестнице. – Что оно такое? Как это – надземная станция подземки? И того, и другого одновременно не бывает! Меня от всего этого просто жуть берёт.

Мы решили сделать Манни жертвой железнодорожной аварии на этой станции потому, что Брайтон-Бич в наше время – по преимуществу район проживания русских, а это значит, что нормы человеческого общежития и физические законы пространства-времени здесь действуют не всегда. К тому же, внимание полиции в этих местах больше занято русской мафией и на жалкую горстку детишек ей будет начихать. Шутить с русской мафией не советую. По сравнению с ней такие крутые крёстные отцы как Джон Готти выглядят просто невинными кроликами. На Брайтон-Бич всегда прекрасная погода, а если вы с этим не согласитесь, то отправитесь на корм белугам.

Ну так вот, Айра направил объектив своей камеры на сгобившегося на скамейке Манни, который выглядел как чудом выжившая жертва апокалипсиса.

– Если подумать, через что этому парню пришлось пройти, так он прямо супергерой, – прокомментировал Айра.

– Надо было провернуть всё дело в будний день в часы пик, – рассуждал Хови. – Чем больше в поезде народу, тем больше у поезда масса. Потенциал разлетания на куски максимальный.

– Да, но поезд может сойти с рельсов, – возразил я, кажется, уже в четырнадцатитыщный раз. – Лучше уж пусть слетит пустой, чем полный.

В этот момент по лестнице поднялась Лекси в сопровождении Мокси и ещё кого-то. Мне понадобилось несколько секунд, чтобы узнать её спутника – это был Шва.

Я его не приглашал. Не то чтобы я не желал его видеть, просто так получилось: он выпал из моих мыслей, как обычно. Мне и в голову не пришло, что вместе с Лекси может притащиться и Шва – настолько далеко его образ улетел из моего сознания. Меня даже слегка зазнобило – так бывает, если ты вдруг забыл что-то очень родное, типа свой номер телефона или как пишется собственное среднее имя. Я как-то слышал, что, мол, если такое случается, это значит, что клетки, содержащие эту информацию, отмерли и твоему мозгу приходится извлекать данные из какого-то далеко засунутого бэкап-файла. Очень неприятная штука, потому что если «эффект Шва» невзначай убьёт все мозговые клетки, в которых закодированы воспоминания о Шва, то я, чего доброго, превращусь в полного идиота вроде Уэнделла Тиггора.

– Привет, Энси! – сказал Шва.

– Привет, Энтони! – сказала Лекси.

Шва представил Лекси остальной компании, и все были очень вежливы, если не считать того, что Айра с Хови еле слышно обменялись между собой какими-то глупыми шуточками на счёт этой парочки, а потом захихикали, как пятиклашки. Я никак не мог избавиться от чувства неловкости. А вот Шва, казалось, никакой неловкости не испытывал. Он стоял и лыбился, как дебил, поддерживая Лекси под локоток, словно сопровождал её на вручение Оскара.

– Кто возьмёт на себя почётную обязанность? – спросил Айра.

Обычно убивать Манни вызывался Хови, но в настоящий момент он был слишком занят – пялился на Лекси и махал рукой перед её лицом.

– Так что – ты совсем ничего не видишь? – допытывался он. – Даже никакой тени?

– Не-а.

– Если уж ты слепой, то ты совсем слепой, – сказал я.

– Не всегда, – возражает Хови. – Есть слепые, которые могут читать книжки с большим шрифтом.

– Это не слепые, это слабовидящие, – разъяснила Лекси. – Я не из таких.

– Ага, – вмешался я. – Лекси сильноневидящая. Может, мы приступим к делу?

– Лекси, – сказал Шва, всё так же придерживая её за локоток, – хочешь, я отведу тебя к скамейке?

– Не надо, Кельвин, я лучше здесь постою.

Айра с Хови обменялись взглядом, который мог бы означать кучу всяких скабрёзностей, потом Хови повернулся к Шва.

– Ну что, Шва, всё фокусничаешь? Исчезаешь – появляешься? Что-нибудь новенькое придумал, нет?

Пока Хови дразнил Шва, Лекси прошептала Мокси моё имя, и пёс привёл её ко мне.

– Похоже, тебе не очень-то весело, – промолвила она.

– С чего ты взяла? Я же ни слова не сказал.

– Вот именно поэтому.

– А, в голове много всякого-разного…

По дальнему пути загремел проходящий мимо поезд. Лекси дотронулась до моего лица.

– Не надо, – сказал я. – Не перед Шва.

Но Лекси не слышала меня за грохотом. Как только поезд проехал, она наклонилась поближе и прошептала:

– Мне очень понравилось, как мы провели позавчерашний вечер. Давай как-нибудь опять пойдём в кино! – И поцеловала меня.

Когда я поднял взгляд, оказалось, что позади Лекси стоит Шва.

Я понятия не имел, как долго он там торчал и что видел. Единственное, что могу сказать – это что небо над головой было холодного синего цвета и такого же цвета были глаза Шва. Пронизывающе холодные и синие.

Обычно Лекси имеет точное представление о том, кто где находится, но так бывает не всегда. Она не подозревала, что Шва маячит прямо у неё за спиной.

– Мокси, скамейка! – приказала она. Мокси повёл её, куда сказано. Лекси села.

Шва подождал, пока она не ушла – лишь стоял, вперив в меня ледяные глаза. На вид он был спокоен, но на лбу под тонкой кожей билась жилка.

– Почему она поцеловала тебя?

Я пожал плечами.

– Не придавай значения. Она со всеми такая.

– Неправда, – возразил он. – Меня она никогда так не целует. То есть, иногда целует, но только в лоб, как…

Он взглянул на Лекси – та гладила своего пса-поводыря. Мокси лизнул её в щёку, и она поцеловала его. В лоб.

– …как вон его, – закончил Шва. Думаю, до этого момента он совершенно не разбирался в ситуации; как те люди, которых Лекси назвала слабовидящими, он смотрел, но не видел, а теперь перед ним словно плакат с огромными буквами развернули. Я знал, что это когда-нибудь случится, но надеялся, что мне повезёт и прежде чем Шва прозреет, в Землю врежется комета.

– Прости, Шва. Мне правда очень жаль.

Ответом мне послужили лишь морозно-синий взгляд и пульсирующая жилка.

Вдалеке раздался гудок, а вскоре показались головные огни выезжающего из-за поворота поезда.

– Это экспресс! – в полном восторге заорал Хови. – Он здесь не остановится, даже не притормозит! Потенциал разлетания на куски максимальный!

Второго приглашения мне не требовалось. Всё что угодно, только не эти ужасные глаза Шва. Я схватил Манни за загривок, подтащил к краю перрона и швырнул под надвигающийся поезд. Успел заметить изумлённое лицо машиниста, прежде чем Манни исчез под колёсами. Вагон за вагоном пролетали мимо; несколько мгновений – и поезда как не бывало.

– Получилось? – спросила Лекси. – Как это было?

Да очень просто. Против локомотива наш Манни-Дранни не устоял. Он не просто сломался – поезд размолотил его в куски, которые вылетели со станции и упали на мостовую внизу. По всему Брайтон-Бич ещё несколько недель после нашего опыта находили куски тела, что, в общем-то, в этих краях дело обычное, правда этикуски были из пластика. Экспресс послал Манни прямым ходом в Великий Небесный Мусоросборник.

– Мне будет его не хватать, – промолвил Айра, убирая камеру в футляр и собираясь уходить.

А где Шва? Я оглянулся. Его нигде не было видно, и я не мог понять, ушёл он или слился со станцией. И только когда Лекси попросила проводить её домой, стало ясно, что ушёл.

– Не понимаю, – произнесла Лекси. – Это так не в его духе – уйти, не попрощавшись.

– Ты так и не въезжаешь? – сказал я. – Как ты можешь быть такой… такой…

– Какой?!

– Ладно, неважно. Забудь, что я что-то говорил. – Я наклонился, взял Моксину шлейку и вложил её в ладонь Лекси. – Принимай амоксициллин, – сказал я. – Мне кажется, он тебе понадобится, чтобы почувствовать себя легче.

* * *

– Как ты могла так с ним поступить? – спросил я Лекси, доставив её домой.

Она разгневанно уставилась на меня. Нет, не глазами, а всем лицом, что было ещё хуже.

– Если ты забыл, то ты поступил точно так же!

Она была права, и от этого я разозлился ещё больше.

Мы сидели в гостиной её деда, слушая шелест внезапно налетевшего ноябрьского ливня. Кроулиевская сиделка, сразу давшая всем понять, что она кошатница, выгуляла собак под дождём, потому что я не явился на работу вовремя. Теперь во всей квартире стоял запах мокрой псины, а сиделка, проходя мимо, каждый раз бросала на меня суровые взгляды.

– Я думала, он понимал, что мы с ним только друзья, – сказала Лекси.

– Не верю я тебе! Да, ты не можешь видеть глупо-влюблённое выражение на его физиономии, но не может быть, чтобы ты не слышала это в его голосе!

На глазах Лекси выступили слёзы, но они меня не смягчили.

– А может, я просто не хотела это слышать, понял? Может, мне нужны были вы оба. Это что, так ужасно?

И тогда я кое-что понял.

– Ты никогда раньше не встречалась с парнями по-настоящему, правда?

– А причём тут это?

Судя по её тону, я попал в точку.

– Это очень даже причём!

Понимаете, я знавал парней и девчонок, которые были истинными мастерами манипуляции, когда дело касалось отношений. Я подспудно чувствовал, что Лекси – именно из таких. Да, она манипулировала нами, но её ухищрения были невинны. Ей досталось слишком много парней, и она, словно неловкий жонглёр, роняла лишние мячики – не потому, что ей так нравилось, а потому, что не знала, что же с нами делать.

Лекси долго молчала; лишь время от времени вытирала глаза тыльной стороной ладони да наклонялась погладить Мокси. Но грехи и добродетели, которым тоже хотелось, чтобы их приласкали, постоянно оттирали поводыря в сторону, и от этого Лекси расстраивалась ещё больше.

– Я отпугиваю мальчиков из нашей школы, – наконец призналась она. – Я люблю выходить на люди, а они по большей части любят уединение. Понимаешь, школа у нас очень уж эксклюзивная, и других ребят родители оберегают от внешнего мира гораздо больше, чем меня. Думаю, мальчики просто не знают, как себя вести со мной.

– А как другие парни из твоего эскорта? Те, что были до нас со Шва?

– Они все были намного старше, и для них это была лишь работа. К тому же, все они были из церковной общины – ну знаешь, такие обходительные, аж противно; с ними мне всё время казалось, будто я в церкви. Мои провожатые всегда были очень… солидными и надёжными. Поэтому я и удивилась, когда дедушка вдруг выбрал вас.

– Должно быть, впал в маразм.

– Я это слышал! – проорал Кроули из своей спальни. Несколько «кабысдохов» оживились при звуках его голоса и понеслись терзать своего хозяина. Так ему и надо, пусть не подслушивает.

– Так что мы для тебя были чем-то вроде вспомогательных колёсиков, – сказал я Лекси.

– Что-что?

– Ну, знаешь, на детских велосипедах устанавливают два дополнительных колёсика сзади, пока малыш не научится ездить уверенно. Одно с одной стороны, другое – с другой. Я и Шва. Вспомогательные колёсики.

– Я не езжу на велосипеде. Не понимаю, о чём ты.

Но я не сомневался – прекрасно понимает.

– Должно быть, Кельвин меня ненавидит, – сказала она, нервно обрывая заусенцы на пальцах.

– Он не ненавидит тебя. Просто чувствует себя обойдённым, вот и всё.

– А ты?

– Нет конечно. Я тебя не ненавижу.

Она протянула руку и дотронулась до моей щеки. Я задумался об ощущении, которое рождает подобное прикосновение. Спорю на что угодно: никто не касался лица Шва до того, как это сделала Лекси. Прикосновение – это очень странная штука, если ты к нему непривычен. Тако-ое начинаешь ощущать…

Наверно, не получив от меня ожидаемой реакции, Лекси убрала ладонь.

– И что теперь будет?

Мне надо было хорошо подумать над ответом, потому что мои собственные чувства ещё не определились. Будем ли мы встречаться и дальше? Я бы этого хотел. Когда я был с Лекси, то чувствовал себя Энтони, а не Энси. Но мой эгоизм исчерпался, и на его место заступила мстительница-совесть. Будет неправильно, если я воспользуюсь ситуацией за счёт Шва.

– Думаю, некоторое время тебе придётся поездить без вспомогательных колёсиков, – вот что я сказал Лекси.

– Но тогда кто мы друг другу? Просто друзья?

Я ответил со всей возможной осторожностью:

– Я выгуливаю собак твоего дедушки. Вот от этого и начнём плясать.

* * *

Помни о Шва.

Пойди к нему домой.

Поговори с ним.

Помни о Шва.

Уйдя от Лекси, я всё твердил и твердил себе мысленно эти фразы. Мне плевать, сколько мозговых клеток убили попытки думать о Шва. Я должен пойти к нему или позвонить. Нельзя позволить, чтобы он выскользнул из моего разума, как это всегда случалось. Вот теперь я на собственной шкуре познал, каково приходится Шва, чтó он чувствует.

Помни о Шва.

Иди поговори с ним.

Но когда я заявился домой, папа позвал меня на семейный сбор. Присутствовали все, кроме мамы. Мы уселись вокруг стола в столовой, где обычно никогда не сидим. Этот стол предназначался для праздничных обедов и заполнения налоговых деклараций. Усевшись, я вдруг почувствовал, что не желаю ничего слышать.

– Нам необходимо кое-что обсудить, – начал папа, – потому что в этом доме настало время перемен.

Я сглотнул.

– Каких перемен?

Папа вздохнул. Признак того, что сейчас прозвучит правда. В этот момент я ненавидел эти правдивые вздохи больше всего на свете.

– Во-первых, я теперь стану готовить чаще.

– И? – сказал Фрэнки.

– И? – пискнула Кристина.

– А ваша мама…

– Что мама?

Папа опять вздохнул.

– Мама будет ходить на кулинарные курсы три раза в неделю.

Мы, дети, переглянулись в ожидании дальнейшего, но папа молчал.

– И что, это всё? – отважился я. – Она будет ходить на кулинарные курсы?..

– И искать работу. Возможно, поначалу на неполную ставку.

На несколько мгновений мы, дети, проглотили языки.

– Это курсы французской кухни, – продолжал папа. – А теперь слушайте, и слушайте внимательно. – Он посмотрел каждому в глаза, чтобы убедиться – мы превратились в слух. – Когда она будет что-нибудь готовить, вы должны высказывать ей своё откровенное мнение о её стряпне. Capische? Никаких уклончивых ответов. Если даже ничего хуже вы в своей жизни не ели – говорите ей правду. Будьте предельно честными. Как Энси.

– Неправильно это всё, – бурчит Фрэнки.

– Мне страшно, – лепечет Кристина.

– Я знаю, на первых порах будет трудно, – сказал папа, – но мы привыкнем.

И вдруг, ни с того ни с сего, я почему-то разревелся. Не просите объяснений, их у меня нет. Я даже не пытался остановить поток слёз, потому что он скорее был похож на одно из тех наводнений, которые уносят целые автомобили. Наверно, брат с сестрой окончательно перепугались – они позорно сбежали из столовой, оставив меня наедине с папой.

– Это ничего, Энтони, – сказал папа, положив руку мне на плечо. – Это ничего.

Он назвал меня Энтони вместо обычного Энси, и непонятно почему от этого я разрыдался ещё больше.

Наконец, мои глаза немного прояснились, и я взглянул вниз, на полированную поверхность стола, где блестели лужицы – следы слёз.

– Надо было поддон подставить, – сказал я. Мы оба немножко посмеялись.

– Может, расскажешь, из-за чего такой дождик?

Я издал вздох правды.

– Я думал, ты скажешь нам, что вы с мамой разбегаетесь. В смысле… разводитесь. – Это последнее слово я вытолкнул из себя с огромным трудом. И опять чуть не расплакался.

Папа подвигал бровями, сложил на груди руки и посмотрел на своё отражение в зеркальной глади стола.

– Не сегодня, Энси.

– А что будет завтра?

Он улыбнулся еле-еле заметной улыбкой.

– А завтра мы будем есть блюда французской кухни.