Текст книги "Именем закона"
Автор книги: Николай Томан
сообщить о нарушении
Текущая страница: 9 (всего у книги 16 страниц)
ЧАС РЕШИТЕЛЬНЫХ ДЕЙСТВИЙ
Главный бухгалтер Березовской фабрики ширпотреба Остап Терентьевич Чубуков явно не в духе. Все у него сегодня не ладится: и очки то и дело сползают с маленького остренького носика, похожего на птичий клюв, и баланс никак не сходится, а более всего раздражает невозмутимая физиономия бухгалтера Тихонова.
– Один он у нас тут святой во всей конторе, – возмущенно сказал как-то о нем Чубуков своему шефу. – Всех мы купили, а он неподкупным оказался.
– Ничего, – самодовольно усмехнулся шеф. – Придет время, и его купим.
Очень возмущает Чубукова этот неподкупный мальчишка. Однако он утешает себя тем, что «ненормальность» эта у Тихонова по молодости лет, по глупости. Сегодня же Тихонов так действует Остапу Терентьевичу на нервы, что бухгалтер начинает даже придумывать для него поручение, чтобы хоть на время услать куда-нибудь подальше. Наконец, придумав подходящий предлог, отсылает Тихонова на пару часов в один из цехов фабрики. А спустя минут десять заходит к нему шеф.
– Мы одни, Остап Терентьевич? – спрашивает он бухгалтера, настороженно оглядываясь по сторонам. – Мне с тобой по серьезному делу поговорить нужно.
– Считайте, что одни, – отвечает Чубуков, попыхивая своей неизменной, дочерна прокопченной трубкой. – Комсомольца нашего (и на кой черт держим мы этого мальчишку?!) отослал я в цех. А Елена Максимовна все еще бюллетенит.
– Очень хорошо, – устало произносит шеф, тяжело опускаясь на стул. – Опасно работать становится, Остап Терентьевич.
И хотя шеф не говорит, какую работу имеет он в виду, Чубуков хорошо его понимает и отзывается сочувственно:
– В последнее время действительно стало тревожно.
– Похоже разве, что взяли нас на прицел?
– Явных признаков нет, конечно, – осторожно отвечает Чубуков, – но тревожно.
– Если бы только тревожно, – криво усмехается шеф. – Только что звонил мне заведующий складом резинового завода Кузьмич. У него вдруг исчезли вчера вечером накладные на отпущенное нашей фабрике сырье, а сегодня утром снова оказались на месте. Он догадывается, кто мог их взять и для какой цели. А ты ведь знаешь, какую мы манипуляцию с этими накладными проделали.
– Так ведь это тонко сработано, – убежденно заявляет Чубуков. – Ни одна экспертиза не подкопается.
– Это ты так думаешь. А у нас сведущий в работе ОБХСС человек есть. Он уверяет, что если к ним попадут две такие накладные, они сразу же обнаружат подделку каким-то методом совмещения фотонегативов. И вот, чтобы не влипнуть в неприятную историю, Остап Терентьевич, нужно бы предпринять кое-что. Я тебе сейчас одно предложение сделаю. Ты только не пугайся его и не отвечай мне сразу, а подумай прежде.
Шеф молчит некоторое время, пристально всматриваясь в узенькие, еле заметные под сверкающими отраженным светом стеклами очков глаза бухгалтера, и медленно произносит:
– А предлагаю я тебе, Остап Терентьевич, уничтожить всю нашу отчетную документацию. Имитировать какое-нибудь стихийное бедствие, пожарчик к примеру, за что тебе, конечно, не поздоровится. Я сам же привлеку тебя к ответственности за небрежное хранение отчетных документов, и получишь ты за это никак не меньше двух-трех лет. И выручать тебя никто не будет, отсидишь все, что положено. Мы же возьмем на себя заботу о твоей семье. А когда отбудешь срок – получишь еще и вознаграждение, тысчонок двести к примеру. Вот и подумай теперь об этом предложении.
Чубукова не очень удивляют эти слова. Он не возмущается, не меняется в лице, не просит воды. Вынимает только трубку изо рта и почесывает затылок.
«Да-а, задачка не из легких, – торопливо думает он. – С одной стороны, сидеть, конечно, и так и сяк. Пожалуй, даже больше еще дадут, если документы наши попадут в ОБХСС и там что-нибудь узрят. И если даже пущу я слезу на суде и скажу, что согласился на жульничество по принуждению со стороны шефа, все равно дадут немало. Но, с другой стороны, двести тысяч меня не устраивают. Я же хороший бухгалтер и знаю, чего стою. Моя цена – полмиллиона. И я ее с него сорву…»
– У меня семья, – говорит он вслух. – Разве можно на такое решиться. И потом рисковать свободой за двести тысяч… Нет, уж вы меня извините. Дать ведь могут и не два года, а гораздо больше. Предложите это кому-нибудь более отчаянному, чем я, а мне семью кормить надо.
– Но ведь я и не прошу тебя дать согласие сейчас же, – мягко замечает шеф. – Да и сумма названа пока лишь ориентировочная. Для меня сейчас главное, чтобы ты решился, а о сумме мы договоримся.
«Если сейчас согласиться, – прикидывает в уме расчетливый Чубуков, – больше трехсот из него не выжмешь. Нужно потянуть. Кроме меня, ему ведь все равно не на кого больше рассчитывать…»
– Ну что ж, – небрежно произносит он, – я подумаю. Хотя вам лучше еще кого-нибудь подыскать. Уж очень это рискованно.
– Хорошо, Остап Терентьевич, подумай. Имей только в виду, что времени у нас в обрез. Боюсь, не сегодня-завтра ОБХСС нагрянет.
– Ладно, учту это. Только и вы учтите, на какой риск придется идти. И потом с головой надо все делать. Пожар страшен ведь только для ветхого строения конторы, а сейфу он нипочем. Значит, надо, чтобы в нем остались лишь те документы, которые у нас в полном порядке. Ну, а то, что сгорит, надо тоже, чтобы горело со смыслом. Могут ведь и потушить вовремя, и тогда каждую бумажку будут обнюхивать и исследовать разными новейшими способами. Но если с толком это все делать, то кое-что можно выжечь и заблаговременно, оставив то, что не страшно. Так что если кого-нибудь вместо меня найдут на это дело, поимейте это в виду…
Говорит, а сам думает: «Хотел бы я знать, однако, кого, кроме меня, можно на дело это найти? Ну, а раз, кроме меня, некому – должен же он понимать, какова мне цена?..»
…Через день поздно вечером, когда на фабрике никого, кроме сторожа, не остается, вспыхивает вдруг ветхое здание конторы Березовской фабрики ширпотреба. Анатолий Тихонов, живущий неподалеку от фабрики, прибегает к месту пожара одним из первых.
– Ну да, так я и знал – горит контора! – восклицает он, бросаясь к пылающему зданию.
– Да ты что – с ума, что ли, спятил! – вырастает перед ним неизвестно откуда взявшийся главбух Чубуков. – Куда бросаешься? Жизнь, что ли, не мила? Тут ничего уже не спасешь, о фабрике думать нужно. Да и что горит – писанина.
– Кому-то, может быть, и нужно, чтобы сгорела эта писанина, – хмурится Тихонов.
– Ты на кого это намекаешь? – сразу же настораживается Чубуков.
– А ни на кого. Только те, кого это касается, пусть не очень-то надеются на пожар…
– Темнишь, парень… – сердито бурчит Чубуков. А Тихонова так и подмывает сказать ему все, что он о нем думает, хотя и понимает, что нельзя пока этого делать. Но ведь ясно же – его рук дело этот пожар. Взять бы его сейчас за воротник да крикнуть во весь голос:
– Вот он, поджигатель!
А Чубуков все допытывается:
– Если подозрение на кого имеешь – скажи прямо, а не болтай попусту, не наводи тень на всех.
– Да что вы ко мне привязались? Совесть, что ли, не чиста? – не утерпев, зло огрызается Тихонов.
А фабричный двор и примыкающая к нему улица заполнились уже народом. Пожарники и милиция с трудом сдерживают их напор. Слышатся иронические реплики:
– Неспроста, видать, горит контора…
– Небось сами и подпалили…
– Раньше прятали концы в воду, теперь в огонь…
Прислушиваясь к этим разговорам, Тихонов ищет глазами Чубукова, только что стоявшего неподалеку, но его, кажется, уже и след простыл.
…Начальник управления долго ходит по своему домашнему кабинету, раздумывая над сообщением Волкова. Потом спрашивает:
– А вы уверены, что Чубуков действительно сбежал?
– К сожалению, четверть часа назад сел он в харьковский поезд. Проморгали мои люди…
– Но мало ли по какой причине мог человек уехать. Может быть, у него служебная командировка или даже отпуск.
– Нет, товарищ комиссар, – уверенно говорит Волков. – Чубуков явно сбежал. Отпуск свой он уже использовал, а в служебную командировку ездит только в Москву. Просто не надеется, наверно, что пожаром можно уничтожить все улики предпринимательской деятельности на фабрике. Боюсь теперь, что его примеру последует и Красовский.
– Да, обстановка сложная, – соглашается начальник управления. – Промедлишь еще немного и упустишь всю эту свору. Сейчас же сообщу об этом прокурору. Думаю, что в сложившейся ситуации он даст санкцию на арест Красовского и основных участников его шайки. Вы не отправили машину, на которой приехали ко мне?
– Она стоит у подъезда вашего дома, товарищ комиссар.
Спустя полчаса все работники отдела собраны «по тревоге» в кабинете Волкова.
– Будем действовать, товарищи, – своим обычным спокойным голосом произносит подполковник, пристально вглядываясь в сосредоточенные лица собравшихся в его кабинете оперативных уполномоченных. – Ты, Михаил Ильич, – кивает он в сторону Миронова, – лично займись Красовским-старшим. Алехин пусть возьмет на себя Аркадия. Остальных распредели сам. Можешь усилить свою группу людьми Островского и Уварова. В вашем распоряжении только ночь. К утру все должно быть кончено. Все ясно?
– Все, – коротко за всех отвечает майор Миронов и делает знак оперативным уполномоченным следовать за собой.
В своем кабинете он оформляет документы на обыски и аресты и раздает их своим помощникам.
– Направляйтесь в «Арагви», – говорит он Алехину. – По имеющимся у нас данным, Аркадий там.
СХВАТКА В ТАМБУРЕ ВАГОНА
Возле «Арагви» Евгений встречает младшего лейтенанта Мухина, который в последнее время ведет наблюдение за Аркадием.
– Он там еще? – шепотом спрашивает его Алехин.
– В том-то и дело, что исчез, – растерянно разводит руками Мухин.
– То есть как это исчез?! – невольно повышает голос Алехин. – Где же вы-то были?
– Я все время был на своем посту и следил за ним, – волнуясь, объясняет Мухин. – Он сегодня здорово набрался, и ему, видимо, стало плохо. Тогда какой-то тип повел его в уборную, и после этого они исчезли. Я уже и в уборную ту заглядывал и официантов расспрашивал, будто сквозь землю они провалились! Но они только через служебное помещение могли отсюда выбраться. Я уже проверил, каким именно образом…
– Аркадий разве пришел в ресторан раздетый? – спрашивает Алехин.
– Нет, в макинтоше. Он и сейчас еще висит в гардеробе.
– Когда же случилось это?
– Да всего минут десять назад.
Оставив Мухина на всякий случай возле ресторана, Алехин садится в ожидавшую его за памятником Юрию Долгорукому машину и приказывает шоферу ехать на московскую квартиру Красовских. Но и там не оказывается ни Аркадия, ни его отца. Об этом сообщает Евгению оперативный уполномоченный Ветров, дежурящий возле их дома.
Передав Ветрову приказание майора Миронова задерживать всех, кто придет в квартиру Красовских, Алехин спешит к вокзалу, полагая, что Аркадий уехал, видимо, в Березовскую.
На вокзале дежурит оперативный уполномоченный Демин. Он видел, как Аркадий с каким-то человеком, лица которого Демин не разглядел, сел только что в дачный поезд. Заметил он также, что Аркадий был сильно пьян. Приказ об аресте шайки Красовского Демину не был еще известен, поэтому он не принял мер к его задержанию.
– Вон тот поезд, в который они сели, – торопливо сообщает Демин. – Спешите, он сейчас уходит…
Поезд действительно почти тотчас же трогается. Алехин успевает, однако, вскочить в один из его вагонов. Через стеклянные двери тамбура хорошо видны немногочисленные пассажиры. Не обнаружив среди них Аркадия, Евгений решает идти к голове состава. Идет медленно, пристально всматриваясь в лица. В одном из вагонов, заметив сержанта железнодорожной милиции, показывает ему свои документы и просит помочь задержать преступника.
Они идут теперь вдвоем – Евгений впереди, сержант на некотором расстоянии от него. Пройдено уже более половины состава, а Аркадия все еще не видно нигде.
«Уж не ошибся ли Демин? – тревожно думает Алехин. – Не сел ли Аркадий в другой поезд?..»
Сержант оказывается толковым парнем. Он ловко играет свою роль, делая вид, что идет по вагону совершенно самостоятельно и не имеет никакого отношения к Алехину. Даже присаживается у окна, но ненадолго, будто ему не понравилось что-то.
Поезд идет теперь по виадуку, и колеса его гулко стучат на стыках рельсов, заставляя вибрировать стальные фермы моста. Алехин выходит в это время в тамбур предпоследнего вагона и видит там странную сцену. Наружная дверь этого вагона распахнута и в просвете ее, схватившись за поручни, отчаянно сопротивляется какой-то человек. Его подталкивает кто-то в спину, пытаясь сбросить с поезда. В полумраке плохо освещенного тамбура трудно разглядеть лица борющихся, но по крупной, характерной фигуре одного из них Алехин угадывает Аркадия Красовского.
Стремительно бросившись к человеку, который вот-вот готов уже столкнуть Аркадия с поезда, Евгений хватает его за воротник пиджака и отбрасывает в объятия подоспевшего сержанта.
Смертельно перепуганный, трясущийся всем телом и совсем уже отрезвившийся от страха Аркадий не сразу оказывается в состоянии разжать свои пальцы, судорожно схватившиеся за поручни вагонной двери. Лишь с помощью Алехина поднимается он в тамбур. А незнакомец, покушавшийся на него, все еще пытается вырваться из крепких объятий сержанта.
– Вы что, с ума сошли? – возмущается он. – Я, рискуя жизнью, пьяницу этого спасал, а вы принимаете меня за какого-нибудь грабителя. Он ведь спьяну выпрыгнуть хотел. Не будь меня поблизости, был бы уже под колесами поезда.
– Ну и сволочь!.. – совсем расслабленным голосом бормочет Аркадий, не имея сил поднять руку и вытереть лицо, покрытое холодным потом. – Сначала он меня напоил, а потом с поезда хотел сбросить. Испугался, гад, что я его выдам… А я и выдам. Теперь уж обязательно выдам! – кричит он вдруг, делая резкое движение в сторону неизвестного. – Всех вас выдам! Всех!..
– Успокойтесь, Аркадий, – негромко, но внушительно произносит Алехин. – Об этом мы поговорим после.
– А вы кто такой? – удивленно спрашивает Аркадий. – Из ОБХСС? Я так и знал… Все время чувствовал, что ходите вы за мной по пятам. Ну, значит, нам все равно была бы крышка! Ведите меня куда надо – все расскажу… А этого мерзавца держите покрепче. Это подручный моего папаши, сволочь, каких мало. Хотел у меня выведать, где отец свои капиталы прячет…
Алехин пристально всматривается в лицо незнакомца и вдруг восклицает:
– Антипов! Бывший старший лейтенант Антипов! Вот уж не ожидал…
Но в это мгновение Антипов вырывает свою руку у сержанта и, резко откинувшись назад, с такой силой ударяет сержанта головой об острый угол тамбура, что тот на какой-то миг теряет сознание.
Отпустив Аркадия, Алехин выхватывает пистолет. А Антипов уже вцепился в ручку двери, ведущей в соседний вагон.
– Назад! – кричит Алехин. – Назад, Антипов, стрелять буду!..
Едва ли этот окрик остановил бы Антипова, – он не верил, что Алехин мог в него выстрелить. Но тут приходит в себя сержант, лежавший на полу тамбура. Он обхватывает Антипова за ноги, и тот падает на Аркадия, прислонившегося к стене. Алехин наваливается теперь на Антипова вместе с сержантом. Скрутив ему руки за спину, они связывают их ремешком.
Перепуганный Аркадий совсем отрезвел. Он стоит, прижавшись к стене, и молча наблюдает за происходящим, не помышляя о бегстве.
– Давайте отведем их в служебное отделение, товарищ лейтенант, – предлагает сержант Алехину. – Оно в соседнем вагоне.
– Идите вперед, а я поведу их за вами.
Служебное отделение действительно недалеко, и лейтенант с сержантом благополучно приводят туда арестованных.
В вагоне Аркадий ведет себя сначала тихо, потом начинает возмущенно требовать убрать от него Антипова.
– Видеть я не могу этого гада! Он специально потащил меня на дачу, чтобы я ему там показал, где отцовские капиталы спрятаны. А когда я понял, на что он меня подбивает, и пригрозил ему, что расскажу обо всем отцу, он меня сбросить с поезда задумал, потому что до смерти отца моего боится…
А Антипов по-прежнему сидит молча, отвернувшись к окну, за которым все утопает в густой мгле, сквозь которую лишь в дачных поселках светятся тусклые огоньки.
«Примирился он со своей участью или ждет удобного момента, чтобы снова предпринять что-то?..» – настороженно думает Алехин, не сводя глаз с Антипова.
Поезд идет до Березовской всего лишь с одной остановкой на полпути, но Алехину кажется, что и конца не будет их путешествию.
Вот, наконец, и Березовская!
НЕОЖИДАННАЯ ВСТРЕЧА…
Высадив из вагона Аркадия с Антиповым, Алехин тотчас же замечает дежурящего здесь оперативного уполномоченного Ястребова.
– Ну, как тут у вас дела? – спрашивает Алехин у подошедшего к нему Ястребова.
– Взяли пятерых, – бодро отвечает Ястребов. – Сейчас повезем в Москву.
– Очень хорошо, захватите тогда и моих, – просит Алехин. – Кстати, знаете, кто это? – кивает он на Антипова.
– Знакомая вроде физиономия…
– Антипов это, – не без торжества объявляет Алехин. – Приглядывайте за ним получше.
Подходят еще несколько оперативных уполномоченных и окружают задержанных.
Услышав, что Алехин передает его кому-то, Аркадий поспешно наклоняется к нему и шепчет на ухо:
– Вас интересуют отцовские капиталы?
– А вы разве знаете, где он их прячет?
– Я-то не знаю, но есть человек, который, может быть, и знает.
– Кто же этот человек? – настораживается Алехин.
– Моя сестра. Она живет в этом поселке.
«Врет он или говорит правду? – напряженно думает Евгений, не зная, как поступить. – Похоже все-таки, что он на самом деле хочет помочь нам, спасая свою шкуру…»
– Ну хорошо, – решает Алехин. – Идемте!
– Смотри, чтобы он не сбежал от тебя, – шепчет ему Ястребов. – На всякий случай я пошлю следом за вами Куваева с Рексом.
Почти всю дорогу идут они молча, лишь возле домика, в котором живет дочь Красовского, Аркадий просит робким голосом:
– Может быть, вы разрешите мне зайти к сестре сначала одному? Нужно же подготовить ее как-то к известию об аресте отца, которого вы, конечно, уже забрали. К тому же одному мне легче выведать у нее, где находится отцовский тайник с капиталами.
Евгений почти не сомневается, что Аркадий готов теперь все сделать, чтобы только отмежеваться от шайки. Он, конечно, постарается всеми правдами и неправдами выведать у сестры, где находятся деньги и драгоценности отца. А того, что Аркадий может сбежать, Евгений не опасается. Он уже слышит шаги идущего следом за ним Куваева с Рексом.
Сделав знак младшему лейтенанту занять позицию с другой стороны домика, Алехин решается отпустить Аркадия одного. Нервно прохаживаясь возле домика, он видит теперь на задернутой занавеске одного из его окон сутуловатую тень Аркадия.
Свидание брата с сестрой, однако, затягивается. Наверно, вообще не следовало разрешать им разговора наедине. Миронов, конечно, не похвалит его за это. Надо, пожалуй, прервать их беседу…
Дверь, как нарочно, открывается с громким скрипом, и Алехину становится как-то не по себе от этого неприятного звука. А когда он переступает через порог и узнает в девушке, разговаривающей с Аркадием, «свою» Веру, ноги его сразу вдруг тяжелеют, и он уже не может сделать больше ни шагу. А сердце колотится так, что даже в ушах начинает звенеть.
«Только бы теперь совладать с собой… – с ужасом думает Евгений. – Почему она тут?.. Как попала в этот дом?»
Лишь напряжением воли отводит он глаза от Веры, торопливо оглядывая комнату, в надежде увидеть здесь еще какую-нибудь женщину. Но в комнате никого больше нет.
С не меньшей растерянностью, даже с испугом смотрит на него и Вера.
– Евгений?.. – чуть слышно шепчет она наконец.
– Этот Евгений спас мне жизнь, – тотчас же поспешно произносит Аркадий, хотя и он явно удивлен этой немой сценой. – Я его впервые увидел сегодня, но уверен, что…
– Оставьте это, Аркадий, – раздраженно перебивает его Алехин. – Не надо мне ваших рекомендаций.
– Так, значит, вы… – начинает Вера, но голос ее неожиданно пресекается.
– Не знаю, за кого вы меня принимали все это время, – упавшим голосом произносит Евгений, – но я всего-навсего лейтенант милиции. И поверьте, я понятия не имел, чья вы дочь…
Несколько мгновений в комнате царит напряженная тишина. Кажется, будто никто не решится нарушить ее.
– Пойдемте! – делает, наконец, знак Аркадию Алехин и медленно направляется к выходу. – Прощайте, Вера, – добавляет он уже у самого порога. – И не сомневайтесь, что я сказал вам правду.
Евгений так потрясен этой неожиданной встречей с Верой, что забывает даже спросить у Аркадия, что же удалось ему узнать у сестры о «капиталах» отца. Но Аркадий сам, не ожидая его вопроса, говорит об этом торопливым, прерывающимся шепотом:
– Поверьте мне, товарищ… гражданин лейтенант, она действительно ничего не знала о папином «бизнесе». Лишь последние дни стала кое о чем догадываться. Папа ее очень любил и оберегал от всего этого. Но когда нависла угроза ареста… Я ведь его все время предостерегал! Говорил: хватит, кончай это дело… Ну, в общем он тоже почувствовал, что становится опасно, что могут забрать в любую минуту и надо куда-то припрятать капиталы. Короче, ему нужен был надежный человек, которому он бы доверил все это. А из таких, кроме Веры, я никого больше не знаю. Но, оказывается, он этого не сделал… Может быть, не успел? Не знаю… Вера уверяет, что не было у них такого разговора, а она не станет лгать…
Евгений с трудом понимает Аркадия. И мысли и чувства его в полном смятении. Он даже с трудом соображает, что нужно делать теперь, сознает только, что Аркадия следует вести на станцию. Такого жестокого испытания, как сегодня, ему никогда еще не доводилось пережить. Самые противоречивые чувства борются в нем, но ужаснее всего неизбежный вопрос: «А что, если Вера все-таки заодно с отцом?..»
Евгений не считает себя психологом, – за свою короткую жизнь он не раз уже ошибался в людях, но в Вере он не хочет усомниться даже теперь и гонит прочь тревожные мысли.
При доверчивом сердце хорошо, конечно, иметь трезвый рассудок, но как же быть при этом беспристрастным судьей в их вечном споре? Рассудок уже сомневается во всем. Евгений вспоминает, что Вера не только долго не обращала на него внимания, но и смотрела почти враждебно. И вдруг такая разительная перемена. Разве нельзя объяснить этого тем, что отец ее, узнав в робком поклоннике Веры работника ОБХСС, приказал ей быть снисходительней к нему? Могло ли быть что-либо более благоприятное для Красовского, чем то обстоятельство, что оперативный уполномоченный ОБХСС оказался влюбленным в его дочь? Мог ли Красовский не воспользоваться этим?
Доводы эти кажутся бесспорными, но Евгению все-таки очень хочется довериться своему сердцу…
Вот и станция наконец. На ней все еще дежурит лейтенант Ястребов. Он сообщает Алехину, что арестованных отправили уже на служебной машине. Нужно, значит, везти Аркадия в Москву самому.