Текст книги "Именем закона"
Автор книги: Николай Томан
сообщить о нарушении
Текущая страница: 3 (всего у книги 16 страниц)
ЕВГЕНИЙ УДИВЛЯЕТ СВОЕГО ОТЦА
Домой возвращается Евгений в одиннадцать вечера. Родители его еще не спят, они вообще ложатся поздно. Кивнув отцу, Евгений проходит в свою комнату. Распахнув окно, с удовольствием вдыхает свежий ночной воздух.
– Будешь ужинать, Женя? – спрашивает мать.
– Спасибо, мама, не хочется что-то.
Постояв еще немного у открытого окна, он начинает медленно прохаживаться по комнате, и утихшее было возмущение снова овладевает им.
– Мерзавцы! – вслух произносит он, стиснув зубы. – Надо же обнаглеть до такой степени!
– Что это Шерлок Холмс наш ругается там? – слышит он голос отца.
– А бог его знает, – тяжело вздыхает мать. – Нервным стал каким-то в последнее время.
Родители Евгения не очень довольны сыном. Считают, что подвел он их, не оправдал надежд. Мечтали, что их Женя, кончив десятилетку, как все нормальные дети, подаст заявление в университет, а он взял да и поступил в школу милиции. Мама до сих пор не может простить ему этого. Отец, правда, тоже не очень доволен, но за два года учебы Евгения в милицейской школе примирился, кажется, с его решением.
– Ну ладно, – заявил он как-то сыну, – милиция так милиция. Не мог на большее отважиться, иди той дорогой, какая посильна. Но только зачем же ты и тут выбираешь, что полегче? Шел бы в уголовный розыск, там с настоящими преступниками, с бандитами и убийцами вступил бы в единоборство. Опасная, но героическая работа! А ты вдруг в ОБХСС… Со спекулянтами, значит, будешь сражаться? Не ожидал я от тебя этого, Женя. Не очень-то, конечно, героическая и моя профессия, но я всегда мечтал о подвиге. А в войну, сам знаешь, в разведке служил.
Отец тяжело вздохнул и добавил сокрушенно:
– Старушек, торгующих дамскими комбинациями, будешь выслеживать? За стилягами, спекулирующими иностранной валютой, охотиться? Мелко все это!
Еще совсем недавно Евгений, пожалуй, вполне согласился бы с отцом. Его и самого работа не только в ОБХСС, но и вообще в милиции не очень прельщала. Как же, однако, случилось, что избрал он эту профессию?
А случилось все довольно просто: Алехина и еще нескольких комсомольцев после выпускных экзаменов в средней школе пригласили в райком комсомола. А там спросили: не хочет ли кто-нибудь поступить в двухгодичную школу милиции? Никто из выпускников не был готов к этому, планы у всех были иные. Заметив растерянность на лицах юношей, инструктор райкома сказал:
– Дело это добровольное, ребята. Вы не торопитесь с ответом. Подумайте хорошенько, а потом, через денек-другой, зайдите, и мы еще раз потолкуем. А сейчас с вами хочет побеседовать майор милиции.
Комсомольцы хотя и без особой охоты, но остались. Товарищ Волков, беседовавший с ними в тот день, стал теперь начальником Алехина. Он рассказал тогда ребятам несколько интересных эпизодов из работы милиции, но все это не очень их захватило. И когда молодые люди возвращались домой, Алехин заметил со вздохом:
– Майор этот ничем меня не удивил. В книгах читал я истории и поинтереснее. Но ведь не майор же нас зовет на работу в милицию, а комсомол. Значит, мы нужны там…
Заявив это, Алехин вовсе и не думал тотчас же принимать какое-либо решение, однако приятели его с таким высокомерием отозвались о работе в милиции, что это буквально взорвало его.
– Подумаешь, какие аристократы! – разозлился Евгений. – Они, видите ли, для более высоких профессий созданы!
– Что ты нас агитируешь? – иронически отозвался на это один из приятелей Евгения. – Взял бы сам да и пополнил собственной персоной ряды блюстителей порядка. А нам высокой сознательности для этого не хватает.
Остальные дружно и даже, как показалось Евгению, издевательски расхохотались. Это возмутило Алехина, и он воскликнул:
– Хорошо, черт возьми, я и докажу вам это собственным примером! Идите, учитесь на докторов и инженеров, которых и без вас хватает, а я отзовусь на призыв районного комитета комсомола – пойду туда, где сейчас во мне больше нуждаются.
И он действительно пошел. И не на другой день, а тотчас же, хотя приятели его были уверены, что это всего лишь эффектная демонстрация. Они не сомневались, что у дверей райкома он одумается. Но Алехин не «одумался». Он попросил у инструктора райкома чистый лист бумаги и тут же у него на столе написал заявление о своем желании поступить в милицейскую школу.
Незаметно пролетели годы учебы, а когда Евгений пришел домой после выпуска из милицейской школы и принес аккуратно завернутую в газету форму милиции, отец не без ехидства спросил его:
– Будешь, значит, щеголять теперь в этом роскошном мундире?
– Должен огорчить тебя, папа, – спокойно ответил ему на это Евгений, – почти не придется.
– Так и останешься, значит, в штатском костюмчике?
– Так и останусь. Работа наша не требует блеска. Чем скромнее, тем полезнее для дела.
– Ну и ну, – удивленно пробурчал отец. – По делам, стало быть, и форма. Скромненькая у тебя профессия, ничего не скажешь. Еще поскромнее моей, пожалуй, добавил он, усмехаясь.
И вот теперь, когда Евгений немного успокаивается после всего пережитого за этот вечер, ему очень хочется удивить отца, похвастаться перед ним.
Он открывает дверь своей комнаты и выходит в столовую. Отец все еще сидит в своем любимом кресле с газетой в руках.
– Скажи-ка мне лучше, папа, – обращается Евгений к отцу, – предлагали ли тебе когда-нибудь взятку?
– Что за нелепый вопрос?
– Ну, а все-таки? – настаивает Евгений.
Отец откладывает газету и задумывается.
– Помнится, был такой случай, – произносит он, наконец, сосредоточенно поглаживая лысину, аккуратно прикрытую зачесом длинных волос с левого виска. Прическу эту называет он в шутку «внутренним займом». – Но я тому мерзавцу чуть по физиономии тогда не заехал.
– Ну, а сколько же он предлагал тебе?
Отец смущенно улыбается:
– Сумма-то порядочная была. Тысяч, кажется, пять, если не больше.
– А ведь ты мне об этом не рассказывал никогда, Ваня, – укоризненно качает головой Анна Емельяновна.
– Не всякую же пакость тебе рассказывать, – брезгливо морщится отец.
– Ну, а ста тысяч тебе никогда не предлагали? – с деланным равнодушием спрашивает Евгений.
– Ста тысяч! – театрально простирает руки вверх Иван Сергеевич. – Ну, знаешь ли, моя скромная персона не удостаивалась еще такой чести. Да и вряд ли в наше время кто-нибудь в состоянии такие взятки давать. К чему ты это, однако?
– Да у нас тут одному оперативному уполномоченному предложили сегодня такую сумму, – тем же равнодушным тоном отвечает Евгений, возвращаясь в свою комнату.
– Ну и ну, – бурчит пораженный Иван Сергеевич. – Сколько же эти мерзавцы воруют, если в состоянии давать такие взятки?
А когда Евгений уже собирается лечь спать, в дверь к нему стучит кто-то.
– Ты еще не спишь, Женя? – слышит он голос отца.
– Заходи, папа.
Отец входит с книжкой в руках. Это очерки американского журналиста Эда Рейда «Позор Нью-Йорка».
– Ничего себе делишки обделывают американские бандиты! – сокрушенно качает головой Иван Сергеевич. – Миллионы хапают. Что наши воришки в сравнении с ними – мелюзга!
Евгений ничего не отвечает отцу, хотя ему уже известно, что и «наши» добираются иногда до миллионов, только им это не Америка!
НА СЛЕДУЮЩИЙ ДЕНЬ
Утром, перед самым уходом Евгения на работу, Анна Емельяновна вынимает из ящика и приносит сыну еще одно письмо. Прежде чем надорвать конверт, Евгений внимательно осматривает его. Адрес на нем, так же как и на вчерашнем, напечатан на машинке. Похоже даже, что на той же самой.
«Наверное, опять от Ленского или кого-нибудь еще из его шайки», – с невольным вздохом решает Алехин.
Обращает внимание Евгений и на то, что на конверте нет ни одного почтового штемпеля – значит, письмо пришло не по почте. Видимо, кто-то лично опустил его в почтовый ящик Алехиных.
На ощупь конверт очень плотный. Когда Евгений надрывает его, на стол выпадает несколько фотографий. На одной из них запечатлена сцена возвращения Алехину бумажника, на второй – тот момент, когда он с почти блаженным выражением лица чокается с Ленским. На третьем – он же с большой пачкой денег, всунутых ему в руки Ленским.
«Да, – невесело усмехается Евгений, – кадрики очень выразительные. Особенно последний. На нем физиономия моя, вместо того чтобы выражать возмущение, получилась какой-то алчной…»
Повернув эту фотографию обратной стороной, Алехин читает напечатанную на ней надпись:
«Надеемся, Вы одумались за ночь? Если да, то предлагаемую Вам сумму можете получить сегодня же в тот же час на том же месте. А чтобы потом Вас не мучила совесть, доводим до Вашего сведения, что нет таких людей, которые не берут. Все зависит только от суммы. И есть такие суммы, перед которыми никто не устоит».
«Ну и мерзавцы! – почти стонет Евгений, собираясь изорвать фотографии в клочья, но вовремя берет себя в руки. Достав из стола вчерашнее письмо, он кладет его в бумажник вместе с фотографиями и в самом мрачном настроении направляется на работу.
«Интересно, как отнесется ко всему этому происшествию майор Миронов? – уныло думает он дорогой. – Как посмотрит на это Волков? Могут, пожалуй, отстранить от работы…»
Старший оперативный уполномоченный ОБХСС майор Миронов уже сидит за своим столом, когда Алехин входит к нему в кабинет. Майор внимательно читает что-то. Сухое, с острыми чертами лицо его сосредоточенно. Продолговатая голова с зачесанными назад, слегка седоватыми на висках волосами больше чем когда-либо напоминает сейчас Евгению голову большой, очень осторожной птицы. На приветствие лейтенанта он лишь кивает слегка, не отрываясь от бумаг, разложенных на столе.
С самого первого дня встречи с майором Евгений не только стесняется его, но и побаивается немного, никогда не задает ему посторонних вопросов и обращается за чем-либо лишь в случаях самой крайней необходимости. Разговор у них предельно лаконичный. «Может быть, это и к лучшему, – с горечью думает Евгений, – научусь по крайней мере излагать свои мысли кратко…»
С чего же, однако, начать теперь свой рассказ о вчерашнем происшествии? Может быть, просто положить на стол письмо Ленского вместе с фотографиями? Интересно, как он будет реагировать на это?
Нет, это не годится, конечно. Из письма Миронов мало что поймет. Объяснений все равно ведь не избежать…
– Могу я поговорить с вами по личному вопросу, товарищ майор?.
– По личному? – не поднимали головы, переспрашивает Миронов.
– Ну, может быть, и не совсем по личному… Я должен доложить вам о случившейся со мной неприятности.
Теперь только отрывается Миронов от своих бумаг и с любопытством смотрит на лейтенанта.
– Да, пожалуйста, товарищ Алехин. Я слушаю вас.
И Алехин рассказывает ему все, как было. Потом кладет на стол письмо и фотографии. Миронов медленно пробегает глазами печатный текст письма, аккуратно раскладывает перед собой фотографии.
Затаив дыхание следит за ним Евгений. Видно, Миронов в совершенстве умеет владеть собой – лицо его по-прежнему невозмутимо.
Человек этот кажется очень загадочным Алехину. Да он фактически и не знает о нем почти ничего. Даже возраст Миронова ему неизвестен. Он, конечно, мог бы спросить об этом у кого-нибудь, но ему не хочется открыто проявлять такое любопытство. И он долго ломает голову: сколько же его начальнику – сорок пять или все пятьдесят? Да и круг интересов Миронова кажется Евгению то необычайно широким, то ограниченным лишь узкими рамками служебных обязанностей.
А майор давно прочел уже и письмо и надпись на обратной стороне третьей фотографии, но все еще продолжает смотреть на снимки, размышляя о чем-то.
– М-да… – задумчиво произносит он наконец. – Любопытная история.
И, не произнеся более ни слова, выходит из кабинета, забрав с собой письмо и фотографии. Евгений догадывается, что он направился к Волкову. Интересно было бы послушать, что скажет он подполковнику, как прокомментирует рассказанное Алехиным происшествие? Наверно, произнесет что-нибудь очень нелестное в адрес Евгения. Назовет, конечно, растяпой. Может быть, усомнится даже, устоит ли впредь его неопытный помощник перед таким соблазном, как сто тысяч…
Алехин невольно бледнеет, допустив на мгновение, что Миронов может так подумать о нем.. А Волков, относящийся к нему, Евгению, почти по-отечески, разве сможет простить его? Ведь если Евгений даже и не потерял бумажника, если его и в самом деле выкрали, как же он не почувствовал этого? И потом эта встреча с Ленским. Нужно же было посоветоваться с кем-нибудь, прежде чем идти на такую встречу…
Миронов возвращается спустя четверть часа. Лицо его по-прежнему непроницаемо, но на этот раз он удостаивает Алехина более продолжительным разговором.
– Конечно, это худо, что вы так опростоволосились, – очень спокойным голосом говорит он, прохаживаясь по кабинету. – Но раз уж вы чистосердечно во всем признались – будем считать инцидент исчерпанным. Попробуем теперь разобраться в происшедшем.
Майор подходит к окну и долго смотрит на выгоревшие на солнце крыши домов, над которыми возвышается серая колокольня старой церкви у Петровских ворот.
– Несомненно бумажника вы не теряли, – продолжает он спустя несколько минут. – У вас просто его сперли. Сперли с тем, чтобы потом вас шантажировать, что они и попытались сделать на следующий же день. Это все понятно. Но вот с какой целью?
Миронов рассеянно постукивает пальцами по подоконнику. Потом резко поворачивается к Алехину и спрашивает, в упор глядя ему в глаза:
– Может быть, вы расскажете, зачем ездили в тот день в Березовскую?
– Без всякой серьезной цели, товарищ майор, – смущенно отвечает Алехин.
– Ну, а какова все-таки была эта несерьезная цель? – одними только глазами улыбается Миронов.
– Девушка у меня там знакомая…
– Ну что ж, это естественно и не нуждается в подробностях, – теперь уже явно усмехается Миронов. – Понятна и рассеянность ваша в связи с этим. Но вот почему вы заинтересовали эту публику – по-прежнему непонятно. Не замечали ли вы, чтобы там следил кто-нибудь за вами?
– Мне и самому показалось, что в поселке какой-то тип наблюдал за нами…
– А он не был похож ни на одного из тех, кто спаивал вас в Сокольниках?
– Я не очень его разглядел, но, по-моему, не похож. Что же касается интереса их ко мне, то они ведь сами об этом сказали. Я уже говорил вам, палаточник какой-то их интересует…
– Не будьте наивным, товарищ Алехин, – усмехается Миронов. – Никого из палаточников мы в последнее время не арестовывали. Все это специально для вас придумано, как повод для взятки. Взяв ее, вы бы сразу же у них в руках оказались, а уж тогда они и спросили бы вас о том, что их в действительности интересует. Вы у нас сейчас, кроме дела Андронова, ничем больше не занимаетесь?
– Вы еще на резиновый завод меня посылали. Не могли ли они этим заинтересоваться? Да и рапорт мой как раз об этом…
– Не думаю, – задумчиво произносит Миронов. – Ведь ваш рапорт оказался в бумажнике совершенно случайно. Они о нем не могли знать. К тому же на резиновом заводе вы были всего один раз. Нет, тут что-то другое… Непонятно к тому же, откуда они вас знают.
– А они, товарищ майор, не только меня одного знают. Ленский называл мне и вашу фамилию, и товарища подполковника. Скорее всего их в Березовской что-то интересует, раз тот тип, о котором я вам докладывал, в самом поселке следил за мной.
Майор Миронов закуривает папироску, снова принимается ходить по кабинету. Потом несколько раз задумчиво произносит: «Березовская, Березовская…» – и записывает что-то в настольный блокнот.
ПЕРВАЯ «ЗАЦЕПОЧКА»
Отпустив Алехина, Миронов снова уходит к начальнику отдела. Подполковник сидит за письменным столом в глубокой задумчивости, подперев руками свою большую бритую голову.
– Задали-таки нам загадку мерзавцы, – беззлобно произносит он, не меняя позы.
– Да, похоже, что придется попотеть над этим, Василий Андреевич, – отзывается Миронов и, закурив новую папиросу, прохаживается несколько раз по кабинету Волкова.
– Да не маячь ты перед глазами, пожалуйста, – машет на него рукой подполковник. – Садись-ка лучше и давай сообразим, что к чему. И потом, сколько раз тебе говорил: не кури ты при мне, не вводи в соблазн. Ну, а уж если закурил, то угости.
И, виновато улыбаясь, он протягивает руку к папиросам Миронова. Закурив, беспомощно разводит руками:
– Ну, как ты тут бросишь курить? То свои же сотрудники соблазняют, то дело подворачивается замысловатое, требующее раздумья.
С удовольствием затянувшись, Василий Андреевич блаженно откидывается на спинку кресла и медленно выпускает тонкую струйку дыма из левого уголка рта. После нескольких таких затяжек Волков, не без усилия над собой, откладывает папиросу на край пепельницы и, снова облокотясь о стол, произносит:
– Больше всего занимает меня сейчас один вопрос: почему именно Алехиным заинтересовались те, от имени которых сделал ему предложение Ленский?
– Ты, значит, полагаешь, что этот Ленский действовал по чьему-то поручению?
– Не сомневаюсь, – убежденно заявляет Волков. – Мы, видимо, имеем дело с целой шайкой, а глава этой шайки не станет делать такое предложение лично. Заинтересоваться же Алехиным мог он лишь в том случае, если бы ему стало известно, что вы с Алехиным напали на след какого-нибудь из их преступлений.
– Я уже и сам думал об этом, – закуривая новую папиросу, задумчиво произносит Миронов. – Но пока никак не соображу, кого могли мы так насторожить? А потревожили мы, судя по всему, крупного зверя.
– Зацепиться, значит, пока не за что?
– Может быть, вот только что: за Алехиным следил какой-то тип на станции Березовской…
– А часто там бывал Алехин? – перебивает Миронова Волков.
– Судя по всему, часто, – отвечает Миронов и добавляет улыбаясь: – Дело сердечное.
– А ты поинтересовался Березовской? Что там за предприятия?
– Две артели: «Детская игрушка» и «Металлоремонт». И еще фабрика ширпотреба местной промышленности.
– Ну, а что производит эта фабрика?
– Резиновые изделия. Но ведь и у артели «Детская игрушка» зайчики и козлики резиновые.
– Резиновые изделия… – задумчиво повторяет Волков и сосредоточенно трет широкой ладонью свою полыхающую отраженным солнечным светом лысину. – А ведь мы как раз заводом, производящим резиновое сырье, заинтересовались. Подумай-ка хорошенько, нет ли тут какой-нибудь связи? Не на этом ли заводе получают сырье березовские предприятия? Кто у тебя этим заводом занимается?
– Я сам. Кое-какие поручения выполняет и Алехин.
– Так-так… – довольно потирает руки Волков, – небольшая зацепочка уже получается. Пожалуй, и еще кое-что можно будет к этому присовокупить…
Не договорив, он нажимает кнопку электрического звонка и берет из пепельницы свою уже потухшую папиросу. Прикурив ее у Миронова, блаженно закрывает глаза и откидывается на спинку кресла. Неподвижно сидит так до тех пор, пока не входит в его кабинет дежурный офицер.
– Ну как? – сразу же встрепенувшись, спрашивает его Волков. – Готово?
– Так точно, – отвечает дежурный, протягивая подполковнику какую-то бумагу.
Отпустив дежурного, Волков бросает торопливый взгляд на принесенную им бумагу и весело хлопает по ней ладонью:
– Ну вот и еще одна ниточка!
И поясняет недоумевающему Миронову:
– Это заключение эксперта, Михаил Ильич. Послал я ему тексты письма Ленского и того, в котором сообщалось о бегстве жены Мерцалова с каким-то Герцогом. И чутье меня не подвело – шрифты машинок оказались идентичными. Следовательно, печаталось все это на одной и той же машинке.
– Ты полагаешь, значит, что шайка Ленского связана каким-то образом с сообщниками Мерцалова?
– Полагаю даже, что они и есть его сообщники, – убежденно заключает Волков. – Они боялись, что Мерцалов может их выдать, потому и послали ему так потрясшее его письмо. Им, видимо, было известно, что Антипов отобрал у него валидол и нитроглицерин.
– Позволь, но как же так?..
– Неужели же ты сам не можешь этого сообразить? – недовольно прерывает Миронова Василий Андреевич. – Подумай хорошенько, разве не удивительно, что мерзавцы, шантажирующие Алехина, так хорошо осведомлены о нас? Откуда бы им это знать?
– Удивительно, конечно… – соглашается Миронов.
– Не напрашивается разве допущение, что информировал их об этом хорошо знающий нашу работу человек?
– Ты уверен, значит, что это он? – взволнованно спрашивает Миронов, не называя фамилии Антипова, но не сомневаясь, что Волков имеет в виду именно его.
– Да, весьма возможно. Он всегда внушал мне недоверие. Во всяком случае кто-то дает им советы. Пожалуй, порекомендует вскоре и еще кое-что…
– Что же именно?
– Посоветует избавиться от машинки, на которой они печатали письма Мерцалову и Алехину.
– Почему ты так думаешь?
– А потому, что надпись на фотографиях Алехина сделали они уже на другой машинке. Значит, им подсказал кто-то, что пользоваться одной и той же опасно. Более того, этот «кто-то» сообщил им, конечно, что та, первая, на которой они печатали раньше, является теперь очень существенной уликой против них. И я не удивлюсь, если она вскоре окажется в каком-нибудь из комиссионных магазинов.
– В комиссионном-то едва ли, – качает головой Миронов. – Они народ богатый, могут и подарить кому-нибудь.
– Могут, – соглашается Волков. – Но для них лучше все-таки, чтобы она была продана какому-нибудь неизвестному лицу. А понесут они ее в комиссионный магазин, конечно, не сами, а опять-таки через подставное лицо. В общем ты учти все это, Михаил Ильич, и поинтересуйся сегодня же, не поступала ли в какой-нибудь из комиссионных магазинов портативная машинка типа «Москва».
В полдень, когда лейтенант Алехин возвращается с резинового завода, майор Миронов поручает ему выполнение задания подполковника Волкову, Евгений тотчас же принимается звонить во все магазины, принимающие на комиссию пишущие машинки.
«Москва» имеется в тот день только в двух из них: на Арбате и на улице Горького. Доложив об этом Миронову, Алехин выезжает сначала на Арбат. Там показывают ему почти совсем еще новую машинку. Евгений закладывает в ее каретку лист бумаги и отстукивает на нем все знаки клавиатуры. То же самое проделывает он в комиссионном магазине на улице Горького. А когда возвращается в управление, застает Миронова в его кабинете. Майор сосредоточенно рассматривает через лупу какие-то цифры на накладных.
– Ну, каковы успехи? – не отрываясь от своего занятия, спрашивает он Алехина.
– Есть образцы двух шрифтов, – отвечает Алехин, выкладывая на стол Миронова листок бумаги, покрытый печатными знаками пишущих машинок.
Майор бросает на них беглый взгляд и распоряжается:
– Отнесите в научно-технический отдел.
А когда Алехин приносит заключение эксперта, оказывается, что образцы шрифтов комиссионных машинок не имеют ничего общего со шрифтом машинки Ленского.
– Не сбылось твое предсказание, Василий Андреевич, – сообщает Миронов Волкову, входя к нему в кабинет. – Не сдал Ленский своей машинки в комиссионный магазин.
– Ты думаешь, в связи с этим, что я ошибся в своих подозрениях? – щурится Волков. – Тот, кто их консультирует, конечно, не дурак. И уж во всяком случае достаточно осторожен. Пожалуй, он не порекомендует им тотчас же сдавать эту машинку в продажу, а посоветует переждать какое-то время. Но пусть Алехин продолжает вести наблюдение за комиссионными магазинами. Как, кстати, у тебя с ним? Все еще недоволен, что я его тебе сосватал?
– Да в общем ничего вроде… – неопределенно отвечает Миронов. – Разве узнаешь его за такой срок? Кажется мне однако, что парень он скрытный, не очень разговорчивый во всяком случае.
– А ты пригласи его к себе, поговори по душам в семейной обстановке, – советует Волков. – На службе ты ведь тоже суховат, а дома, может быть, у вас и состоится откровенный разговор.
– Такие эксперименты в твоем духе, у меня же вряд ли что-нибудь получится, – неуверенно произносит Миронов, а сам думает: «А что, если и в самом деле пригласить парня на чашку чая?»
