Текст книги "Георгий Седов"

Автор книги: Николай Пинегин

сообщить о нарушении

Текущая страница: 17 (всего у книги 21 страниц)

Глава IX
КАПИТАН ЗАХАРОВ

Когда Седов отправился в большое путешествие к мысу Желания, он вручил власть начальника экспедиции капитану Захарову. Рекомендовал подготовить судно к плаванию, но новых порядков просил не заводить. Одновременно с Седовым ушли Визе и Павлов. Из членов экспедиции остались только Пинегин, который уходил на целые дни рисовать или фотографировать, и Кушаков.

Капитан, оставшись на корабле полновластным командиром, начал с того, что освободил штурмана от экспедиционных вахт и свалил на него заботу о приведении судна в порядок.

Николая Петровича Захарова никто из его знакомых не считал плохим человеком. Напротив, слыл он очень любезным и культурным моряком. Любил Николай Петрович почитать либеральную газету, поговорить о высоких материях. Знаком был с сочинениями графа Льва Николаевича Толстого и весьма его чтил. По службе Николай Петрович шел ровненько: сначала третьим помощником, потом вторым и к первой седине дотянулся до капитанской должности на пароходике, перевозившем богомольцев на Соловки.

На «Святого Фоку» Захаров попал случайно. Соблазнился возможностью заработать хорошие деньги. Когда Седову понадобилось найти в один-два дня капитана для «Фоки», Захаров заявил о своих условиях – три тысячи золотом в год на всем готовом. Седов согласился. Захаров рассчитал, что денежки эти останутся почти целиком. Можно после возвращения внести залог в артель кассиров и начать спокойную жизнь на берегу.

Моря Николай Петрович не любил. На неожиданное полярное путешествие смотрел как на долгую, скучную, но выгодную службу. Тоскливо, слов нет. Но дни бегут беспрерывно. И каждые сутки, как часовая стрелка перейдет полночь, на собственном личном счете в Азовско-Донском банке – щелк! – выскакивает новый итог на 8 рублей 33 с третью копейки больше вчерашнего. Щелк, щелк! – за десять дней 83 рубля 33 копейки, а за сто – 833 рубля плюс процентики, – это уже капиталец!

Опасностей путешествия к полюсу Николай Петрович не очень страшился. Не потому, что был храбрецом, – нет! Он просто не верил в серьезность намерений Седова. Самое дальнее, куда рассчитывал попасть Николай Петрович, – это на Новую Землю. Думал он, как и все его приятели, что все путешествие на «Фоке» – рекламная лавочка. Продаст Суворин миллионов пять-шесть лишних экземпляров своей газеты, а Седов получит жалование за всю экспедицию, – и все будет в порядке. Ведь известно, что на Землю Франца-Иосифа пробраться почти невозможно. А если бы и оказалось возможным – поди проверь! При первом свидании с Седовым Захаров даже намекнул Седову, что в оценке состояния льдов он всегда присоединится к мнению начальника. Но Седов намека не заметил.

В общем же это свидание еще больше укрепило в убеждении, что Седов на полюс не пойдет. Не может быть, чтоб такой солидный и здраво рассуждающий человек стал заниматься пустыми мечтаниями о недостижимом и никому не нужном полюсе.

«Кому нужен полюс?.. Мне? Вам?.. Или Ивану Сергеевичу? Не нужен он никому! Ни Седову, ни мне, ни команде! Нужна Суворину прибыль от продажи газет – это ясно. Седову нужна слава полярного путешественника и жалованье. Мне – одно жалованье. Команде – жратва».

Так рассуждал «положительный» и «симпатичный» Николай Петрович Захаров.

Капитаном Николай Петрович был неважным, но со службой справлялся. Он считал главной задачей командира – поддержание дисциплины. А для всего остального есть помощники. Капитанское дело – выйти на мостик, окинуть палубу хозяйским глазом. Пусть там полный порядок. Все же не мешает придраться к какому-нибудь пустяку и распечь матроса или боцмана. Нужно, чтобы команда и помощники чувствовали строгий капитанский глаз, понимали дисциплину. В вождении корабля Захаров полагался на помощников, сам был не силен. Помощников выбирал себе надежных. Они делали капитанское дело, команда исполняла приказания, Николай Петрович поддерживал дисциплину и подписывал бумаги. При таких порядках и работать нетрудно и неприятностей по службе не случается.

На «Фоке» пошло иначе. Прежде всего не удалось установить собственных порядков. В первые же дни Николай Петрович почувствовал, что поддерживать дисциплину на экспедиционном судне не так-то просто. А главное, кроме капитанской, имеется еще власть начальника экспедиции. Ему все подчиняются с охотой. Все, даже матросы, понимают: Седов взял на должность капитана человека лишнего, уступив требованию портовых властей.

А тут случились еще на самых первых порах досадные промахи. Однажды при парусных маневрах Николай Петрович перепутал названия снастей. Их, впрочем, твердо не знал никогда. Скомандовал: «Подбери брасы», когда нужно было сказать – «герты». На другой день художник, приняв вахту, обнаружил непростительную ошибку. Капитан в течение четырех часов вел судно не на север, а на северо-восток. Причина ошибки – отклонение магнитной стрелки на путевом компасе под влиянием приблизившегося на опасное расстояние гика с железной оковкой. Капитан за всю вахту не взглянул ни разу на главный компас. Не заметил даже ненормального положения судна по отношению к солнцу, не заинтересовался, почему оно на северном курсе светит в глаза.

После этих случаев Захаров потерял капитанский авторитет в глазах команды и участников экспедиции. И вернуть его не было средств.

Ошибся Николай Петрович и в характере экспедиции. Оказалось, Седов и его товарищи всерьез собираются осуществить путешествие к полюсу. Они мечтают совсем не о доме, не о получке условленных денег. Только и разговоров, что о полюсе, и чем дальше, тем больше.

Убедившись в серьезности намерений экспедиции, Николай Петрович огорчился, но в возможность удачи не поверил и своего поведения не изменил: «Видно, Седов птица широкого полета. Хочет большую карьеру сделать… Но извините, дорогой Георгий Яковлевич, здесь нам совсем не по пути! Мы люди маленькие, за большим не гонимся. Собственную голову ради чужой карьеры ломать не согласны. Конечно, делать нечего: назвался груздем – полезай в кузов. Назад пока не повернешь. Мне нужно заработать денежки – больше ничего. Если звание полярного капитана и известность экспедиции помогут получить тепленькое местечко – хорошо. Не выйдет – не надо. Мне эта авантюра ни к чему… Скитаться по льду – благодарю покорно!»

В самом начале зимовки на Новой Земле он познакомился с хождением по льдам, когда провожал экскурсию Визе. Пройдя километров десять по убродному снегу, капитан обессилел и лег. Пришлось посылать за ним нарту с собаками. Седов пытался вовлечь капитана в научную работу, но у Николая Петровича созрело твердое решение выходить из каюты только на прогулку. «Место капитана на корабле, – говорил он механику. – Нет такого закона, чтобы капитан месил ногами снег, мерз днем на морозе, а ночью ляскал зубами в палатке. Я нанимался вести судно, а не заниматься исследовательской работой».

Николай Петрович на зимовке оказался без дела. Первое время он призывал к себе в каюту боцмана, приказывал докладывать о состоянии судна.

– Ты давно измерял воду в трюме?

– Да как ее мерить, если там все замерзло!

– Замерзло?

– Да.

– А течь не увеличивается?

– Нет, не увеличивается. Говорю, все судно промерзло.

– Хм… А такелаж смотрел? Не попреет он?

– Как же ему попреть, когда такой морозище!

– Значит, все благополучно?

– Благополучно.

– Ну, ладно. Иди!

Скоро надоели и эти разговоры. Капитан целыми днями слонялся без дела, зазывал всех в кают-компанию сыграть партию в шахматы: «Хотите, пришью?»

В конце концов он приспособился к скучной жизни. Утром после завтрака, если погода позволяет, прогулка по воздуху. До обеда три-четыре партии в шахматы, чтение. Затем обед. После обеда поспать часика два, а там, и вечер. В кают-компании вечером люднее, можно и в картишки сыграть. Скучно, в общем, слов нет… Но время идет… А там, в Азовско-Донском – щелк, щелк, щелк! – все каплет и каплет по восемь тридцать три…

Вскоре после возвращения Седова погода изменилась. Холода ослабели, все чаще наползали низкие, серые туманы; когда их пробивало солнце, становилось теплее. Весна наступила и в Арктике.

Впрочем, пришлось скоро разочароваться в полярной весне. Не радостная игра солнца, а слизь постоянных туманов сопровождала эту весну. Не шум быстрых ручьев слышался, а вой ветров. Не новые проталинки являлись каждый день – шло медленное разрыхление и оседание снегов.

Но какова бы ни была полярная весна, она несла с собой тепло и радость. Окрестностей зимовки – не узнать. «Фока» покрашен и прибран. Сугробов, закрывавших его борта, как не бывало. На палубе сновали люди в легких одеждах, кипела жизнь. «А давно ли, – вспоминал Георгий Яковлевич, – вылезали из-под снега бледные, угрюмые люди, торопливо бежали куда-то и опять ныряли под палубу-сугроб. Весь откос полуострова обнажился. Там – веселые ручейки. Давно ли он высился белочеканной стеной, а отблеск северного сияния серебрил затянутые льдом камни? Где навесы лавин?…»

Да, начиналась весна. Узнав от Павлова и Пинегина о том, что они видели вблизи островов Берха и Заячьего открытое море, Седов решил послать на юг, в Крестовую губу, шлюпку, которая доставит к первому пароходу копии всех работ, исполненных экспедицией. Но главная задача посылки шлюпки – не эта. Самое важное– дать весть об экспедиции. В комитете должны узнать, что в прошедшем году «Фоке» не удалось пробиться на Землю Франца-Иосифа, что больше половины собак оказались негодными и погибли, что угля осталось ничтожное количество. С такими средствами достижение полюса маловероятно. Необходима помощь – посылка судна на Землю Франца-Иосифа с углем и собаками.

С материалами Седов решил послать капитана Захарова, в бесполезности которого в экспедиции уже давно убедился. К сожалению, беспомощного капитана нельзя было отправить одного. Пришлось отобрать надежных людей. С Захаровым Седов решил отправить матросов – Томиссара, Катарина, Карзина – и помощника механика Зандера. У Томиссара во вторую половину зимы появились признаки цинги, которые, правда, весной исчезли; Катарин почти беспрерывно ходил с флюсом. Карзин и М. А. Зандер были совершенно здоровы.

3 июля партию отправили на остров Заячий. Шлюпку, поставленную на две нарты, легко повезли тридцать собак. На третьей нарте ехал капитан. Седов сам следил за снаряжением партии. Провианта было взято с расчетом на три месяца. Уезжающих снабдили палаткой, картами, шлюпочным спиртовым компасом, мореходными инструментами, таблицами, винтовками и дробовым ружьем, даже теплой одеждой – на случай задержки в пути или непредвиденной зимовки. Копии всех научных работ экспедиции и киноленты вручили капитану запаянными в два цинковых ящика, заделанных в дерево.

Седов простился с капитаном.

Перед прощальным обедом он вручил Захарову приказ и инструкцию.

Глава X
В ОЖИДАНИИ.

После отъезда Захарова основная работа экспедиции заключалась в приготовлении к плаванию. Седов жил ожиданием вскрытия льда. Наступило полярное лето. Сошел весь снег на Панкратывском полуострове, стали освобождаться даже высокие горы на матером берегу. Снег оставался только в горных ущельях, оврагах и на ледяном покрове. Морской лед в бухте весь затопило, на нем всюду появились озера и лужи, образовавшиеся от стаявшего снега и часто выпадавших дождей.

Нагреваясь на солнце, вода растапливала понемногу лед, особенно в местах спайки старых льдин, где он сравнительно тоньше и пропитан кристаллами солей. Дожди и талая вода быстро растворили их; лед становился рыхлым и пористым, легко распадался. Но в целом он был еще достаточно крепок и не выпускал «Фоку». Все море за островами Панкратьева и Крестовыми было закрыто густым плавучим льдом, и небо на горизонте было светлое – «ледяное».

Надо было ждать, а пока жизнь шла своим чередом. В свободное время занимались медвежатами. Они за лето подросли и стали очень сообразительными. Знали, часы еды и своего благодетеля Ваню-повара. Сломя голову бежали на клички – Полынья, Торос и Васька. Задолго до обеда они собирались перед дверью, ведущей в камбуз – судовую кухню. В это время с палубы их не прогнать, а для штурмана Максимыча палуба – священное место. Он часто швырял нечистоплотных медвежат за борт. Георгий Яковлевич любил играть с сообразительными питомцами в минуты отдыха.

В конце июля мирная жизнь медвежьего питомника была нарушена. Заметив понятливость медвежат, Седов решил приучить их к упряжке.

– Что они, в самом деле, дармоедствуют. На «Фоке» не должно быть дармоедов. Будут они у меня дрова возить!

Взялся рьяно за дело.

Бедные медведи сначала ничего не поняли. Тогда Седов пустил в дело кнут. Достаточно поревев во всю силу медвежьих легких, они сообразили, что нужно делать для избежания ударов плетки. В конце первого урока Полынья и Торос уже не упирались, а тянули нарту, но только по направлению судна. Однако уроки упряжной езды очень напугали их. На человека стали смотреть подозрительно. Больше не бежали сломя голову, когда кто-нибудь подзывал.

Когда одного запрягали, остальные присутствовали обязательно, шли рядом. Когда запряженного били плеткой, ревели все три медвежьи глотки. Везущий сани ревел от боли, остальные – из сочувствия беде товарища.

Охотились на нерп, в изобилии появившихся в бухте «Фоки»,

Нерпы любят, выбравшись на лед через лунку, продутую своим дыханием, понежиться на льду. Охотились на них чаще всего на льду во время лежки. Для такой охоты необходимо большое терпение, ибо эти животные очень чутки и редко подпускают к себе ближе двухсот пятидесяти – трехсот шагов. Приходится целыми часами красться под прикрытием торосов, а если идешь по открытому месту, то надо пользоваться моментами, когда животное опускает голову и дремлет. Подобравшись возможно ближе, охотник должен сделать очень точный выстрел в самую голову, иначе случается, что даже тяжело раненный зверь скатывается в свою лунку и тонет.

Охотой на нерп занимались Седов, Пинегин и Кушаков. Не раз они возвращались мокрыми с головы до ног после внезапной ванны, которую случалось принять в горячке охоты, когда нога попадала на сильно разрыхленный лед. За лето убили десятка три нерп, одного морского зайца, пять взрослых медведей и двух больших медвежат.

Находясь в постоянном ожидании начала плавания, Седов не забывал и научной работы. Он сделал серию магнитных и астрономических наблюдений на мысе Обсерватории и внес большие дополнения в съемку окрестностей зимовки. Кроме того, он обошел все Горбовы острова и губу Архангельскую и, определив астрономические пункты, составил в крупном масштабе новую карту всего района от губы Архангельской до северо-восточной части Панкратьевского полуострова. Другие участники экспедиции также напряженно работали, пользуясь каждым хорошим днем. Визе, кроме своей постоянной работы на метеостанции, занялся глациологией и топографией; определил скорость течения ледников и сделал съемку ледника Таисия. Павлов, пользуясь отсутствием снега, целые дни проводил за изучением геологического строения Панкратьевского полуострова и ближайшей к нему части коренного берега. Пинегин написал много этюдов и запечатлел на кинопленку и фотопластинки много интересных моментов из жизни экспедиции и пробуждения полярной природы.

При посещении Горбовых островов Седов с удивлением и досадой обнаружил, что капитан Захаров находится еще в норвежской избушке на острове Заячьем. При встрече капитан оправдывал свою нерешительность невозможностью доставить шлюпку к границе невзломанных льдов, которая была всего в шести километрах от избушки. Матросы, как выяснилось, несколько раз предлагали тронуться в путь. Они не сомневались в том, что четыре человека, поставив шлюпку на обитый сталью киль, легко покатят ее по освободившемуся от снега ровному льду и в день или два доставят шлюпку к открытой воде. Когда Седов выразил свое возмущение, капитан стал говорить, что в ожидании потрачено много провизии; он просил дополнительного продовольствия с очевидным расчетом еще оттянуть момент отправления.

Сразу после возвращения на «Фоку» Седов отправил с Павловым дополнительную провизию для капитана. Павлов получил инструкцию попугать капитана, рассказать, что лед в бухте «Фоки» очень ослабел и экспедиция в один из ближайших дней намерена отправиться в плавание. Вернувшись через два дня, Павлов сообщил, что капитан никак не может набраться мужества и, по-видимому, собирается ждать, пока открытая вода не подойдет к самой избушке, где он живет, а если этого не случится – вернуться на «Фоку». Седов, возмущенный нерешительностью капитана, направил Визе с приказом привезти капитана на «Фоку», а вместо него оставить штурмана Сахарова. Штурман и Визе отправились. Однако капитана в избушке не застали. Он все-таки решился отправиться в путь.

«Вышел 20 августа» – так гласил плакат на стене избушки. Визе и штурман прошли до Архангельской губы, видели еще дымящийся костер на месте остановки капитана, но партию не догнали.

В половине августа Седов сделал попытку пропилить широкий канал, в расчете, что он поможет освободить «Фоку». На «Фоке» имелись специальные пилы для морского льда, петли и ломы. Работали всем составом экспедиции долго и упорно. Сначала дело пошло хорошо, пропилили канал длиной метров триста-триста пятьдесят. Однако в конце августа Седов был вынужден оставить эту затею – начались заморозки. Пресная вода, стекая в пропиленную щель, быстро смерзалась и снова сковывала лед в одно целое. За день успевали удлинить канал не больше чем на десять метров. Оставалась одна надежда на крепкий ветер.

29 августа на «Фоке» праздновали годовщину выхода экспедиции, точнее – день, когда «Фока» начал свое плавание к северу от устья

Двины. Торжество было отмечено приказом по экспедиции – его прочел вахтенный начальник– и речью Седова.

В своей речи Седов, развивая взгляды на экспедицию как на единый организм, указывал, что и незаметная работа каждого в своем деле становится видной в общем результате. Результаты же работы за год таковы, что ими могла бы гордиться большая экспедиция, специально снаряженная для изучения Новой Земли. И в этом заслуга не только ученых, но и всех участников экспедиции.

Наступил сентябрь. Давно прекратилось таяние морского льда, все лужицы на нем замерзли. Седов сознавал ясно: если в течение двух ближайших недель бухта не вскроется, – предстоит вторая зимовка на том же месте.

3 сентября с моря подошла крупная зыбь и поломала лед. Седов приказал поднять руль. Вечером того же дня «Фока» тронулся с места, но в сплоченном льду прошли всего около мили. Только через три дня, вечером 6 сентября, когда подул с берега крепкий ветер и лед стало относить от берегов, «Фока» снова пришел в движение. К несчастью, льды, зажавшие «Фоку», несли его не к открытой воде, а к месту зимовки. Вскоре судно оказалось в опасной близости с подводными камнями у мыса Обсерватории. Седов с замиранием сердца ждал катастрофы. Еще несколько десятков метров – и «Фоку» выбросит на камни. Выбрав момент, когда у носовой части судна образовались разводья, он приказал отдать якорь. Минут пять судно с утянутым книзу носом дрожало под напором крупных ледяных полей. Затем последовал страшный толчок, и нос корабля взмыл кверху, что-то затрещало в брашпиле. Штурман Сахаров отпрянул в сторону, как ужаленный, предполагая, что якорная цепь через секунду выдерет брашпиль вместе с палубой.

Донесся голос вахтенного матроса с кормы:

– Под рулем два фута.

Лицо Седова потемнело. Только что вышедший на мостик Павлов, покачнувшись, но не осознав, что происходит, произнес:

– Кажется, волнение начинается, Георгий Яковлевич?

Седов ничего не ответил, только глазами сверкнул, но в ту же минуту он вздохнул с облегчением. Якорь снова взялся крепко за грунт, а брашпиль выдержал. Ледяное поле, давившее на «Фоку», треснуло, подалось и стало разворачиваться. Минут через пять, выбирая якорь и работая машиной, «Фока» отошел от опасного места.

Хотя лед продолжал оставаться очень сплоченным, Седову не терпелось, он хотел сейчас же пробиваться дальше, но механику удалось уговорить его не тратить уголь понапрасну, а подождать, когда начнут появляться разводья.

В самом деле, дня через четыре лед слегка развело, и «Фока» под парами и всеми парусами освободился из ледового плена.

Куда же идти? Седов предполагал оставить на случай возвращения капитана склад провианта и копии карт около знака на Панкратьевском острове и забрать там же поленницу дров, заготовленную еще зимой.

Однако подойти к Панкратьевскому острову помешали густые льды.

Седов решил зайти на остров Заячий, устроить там склад провизии и, обогнув льды с юга, пройти на пятидесятый меридиан, по которому и пробиваться к мысу Флора на Земле Франца-Иосифа.

Устроив 7 сентября склад на Заячьем острове, Седов повел «Фоку» на юг, огибая льды, которые в тот год тянулись языком до полуострова Адмиралтейства. Весь день 8-го он шел курсом на запад и к северу повернул только утром следующего дня.